– Должно быть, ты спятил! – Верни ужасно покраснел. – Неужели ты думаешь, что я способен соблазнить нашу ближайшую соседку, девушку, которую я знал еще ребенком?
– Памелу Рокби ты знал еще с колыбели, – возразил Ричард. – С Джорджем Сатклиффом ты познакомился в первый же день в Итоне. Ни один из этих фактов, похоже, никак не обременил твою совесть три месяца назад.
Верни открыл было рот и снова закрыл. Что пользы спорить? Теперь он знал, что Ричард, как и все остальные, видит в нем беспринципного распутника, соблазнителя невинных. Учитывая все обстоятельства, это было совершенно несправедливо. Правда, Джордж и Памела Сатклифф поженились меньше года назад, и Памеле Сатклифф было всего девятнадцать, такая утонченная, такая скромная и, не в пример Харриет, удивительно сложена. И Верни понадобилось некоторое время, чтобы понять, как умно она использовала все эти качества, домогаясь и подстрекая его, с безыскусной простотой рассказывая шокирующие подробности о бедном старине Джордже. Когда она стала его любовницей, Верни вскоре утратил иллюзии на ее счет, но он был совершенно не готов к тому, что случилось потом. Без предупреждения, более того, без видимых причин Памела сделала драматическое признание мужу: в истерическом припадке, полная горького раскаяния и притворных мук совести, она бросилась к ногам мужа, положившись на его милосердие. Так Верни оказался похотливым развратником. Он не сделал попытки защитить себя, он знал правила: даже если ты вел себя как негодяй, то должен принять последствия своих поступков как джентльмен. В конце концов, он совершил ошибку. Но этот прискорбный случай глубоко поколебал его веру в женщин. Что могло подвигнуть Памелу действовать подобным образом? Она лгала о нем, она лгала о Джордже, она вела себя словно одержимая. Он чувствовал, что не в состоянии рассказать правду о ней или обсуждать ее с кем бы то ни было в Лондоне. Он надеялся, что сможет поговорить с Ричардом и, возможно, тот поможет ему разрешить загадку Памелы.
Ну что ж, не вышло. От Ричарда ему не получить ни утешения, ни понимания, у Ричарда твердые принципы насчет святости брака, он увидит в нем величайшего из негодяев, который пытается возложить вину на бедную маленькую Памелу. Ричард всегда возводил женщин на пьедестал. Он женился рано и был счастлив в браке, он любил и дорожил Кэтрин до самого последнего дня ее жизни, хотя последние свои годы она была тяжелым, беспомощным инвалидом, и он все еще остается безутешным вдовцом. Его опыт, привитый на благодатное древо его природного идеализма, дал пышные плоды – он чересчур возвышен духом, чтобы потворствовать промахам простых смертных. «Он всегда исполняет свой долг, – с горечью думал Верни. – Вот и сейчас он предостерегает меня, чтобы я не искал встреч с Харриет. Удивляюсь, что мне позволено будет сесть за один стол с его собственными дочерьми».
Они как раз появились в дверях – две хорошенькие девочки в белых муслиновых платьях, с непокрытыми головами, сопровождаемые гувернанткой мисс Пригл.
– Дорогой дядя Верни, мы сто лет тебя не видели, – сказала пятнадцатилетняя Китти. Самая старшая из четверых детей Ричарда, она больше всех была похожа на мать и острее всех чувствовала ее потерю. – Так хорошо, что ты снова дома, – добавила она тонким серьезным голосом. – Правда, папа?
– Да, в самом деле, – отозвался Ричард, не глядя на брата.
Верни поздоровался со своей другой племянницей, Хлоей, живой четырнадцатилетней девочкой, которая являла собой полную противоположность благопристойной, серьезной Китти. Ее бурлящая энергия несколько поуменьшилась при появлении запыхавшегося Дика Кейпела, который знал, что опаздывает к обеду.
Дику было тринадцать, и его талант расти, словно волшебный бобовый стебель в сказке, изумлял Верни всякий раз, как они встречались. Очевидно, он так же удивлял и каждого, кто занимался его одеждой, – ведь ничего из того, что он носил, не задерживалось на нем надолго.
Он смотрел на своего любимого дядю с нескрываемым любопытством.
– Ты рад, что больше не служишь? Я понимаю, в гвардии, наверное, не очень опасно, одни смотры да парады, но почему ты не перевелся в гусарский полк? Я бы так и поступил.
– Дик, что за дерзость! – одернул его отец.
– Прошу прощения, сэр, – охотно отозвался Дик. Он действовал как обычно – изображал из себя простачка, чтобы посмотреть, как далеко ему позволят зайти.
Ричард всегда управлялся с мальчиком очень умело, и Верни гадал, будут ли его педагогические приемы действовать столь же успешно, когда Дику исполнится девятнадцать или двадцать. Последние два-три года он и сам чувствовал необходимость вырасти и освободиться от влияния Ричарда. Теперь между ними пролегла глубокая трещина; отсутствие понимания и согласия в вопросах поведения – вопросах, которые не существовали во времена его детства.
Глава 4
Глава 5
– Памелу Рокби ты знал еще с колыбели, – возразил Ричард. – С Джорджем Сатклиффом ты познакомился в первый же день в Итоне. Ни один из этих фактов, похоже, никак не обременил твою совесть три месяца назад.
Верни открыл было рот и снова закрыл. Что пользы спорить? Теперь он знал, что Ричард, как и все остальные, видит в нем беспринципного распутника, соблазнителя невинных. Учитывая все обстоятельства, это было совершенно несправедливо. Правда, Джордж и Памела Сатклифф поженились меньше года назад, и Памеле Сатклифф было всего девятнадцать, такая утонченная, такая скромная и, не в пример Харриет, удивительно сложена. И Верни понадобилось некоторое время, чтобы понять, как умно она использовала все эти качества, домогаясь и подстрекая его, с безыскусной простотой рассказывая шокирующие подробности о бедном старине Джордже. Когда она стала его любовницей, Верни вскоре утратил иллюзии на ее счет, но он был совершенно не готов к тому, что случилось потом. Без предупреждения, более того, без видимых причин Памела сделала драматическое признание мужу: в истерическом припадке, полная горького раскаяния и притворных мук совести, она бросилась к ногам мужа, положившись на его милосердие. Так Верни оказался похотливым развратником. Он не сделал попытки защитить себя, он знал правила: даже если ты вел себя как негодяй, то должен принять последствия своих поступков как джентльмен. В конце концов, он совершил ошибку. Но этот прискорбный случай глубоко поколебал его веру в женщин. Что могло подвигнуть Памелу действовать подобным образом? Она лгала о нем, она лгала о Джордже, она вела себя словно одержимая. Он чувствовал, что не в состоянии рассказать правду о ней или обсуждать ее с кем бы то ни было в Лондоне. Он надеялся, что сможет поговорить с Ричардом и, возможно, тот поможет ему разрешить загадку Памелы.
Ну что ж, не вышло. От Ричарда ему не получить ни утешения, ни понимания, у Ричарда твердые принципы насчет святости брака, он увидит в нем величайшего из негодяев, который пытается возложить вину на бедную маленькую Памелу. Ричард всегда возводил женщин на пьедестал. Он женился рано и был счастлив в браке, он любил и дорожил Кэтрин до самого последнего дня ее жизни, хотя последние свои годы она была тяжелым, беспомощным инвалидом, и он все еще остается безутешным вдовцом. Его опыт, привитый на благодатное древо его природного идеализма, дал пышные плоды – он чересчур возвышен духом, чтобы потворствовать промахам простых смертных. «Он всегда исполняет свой долг, – с горечью думал Верни. – Вот и сейчас он предостерегает меня, чтобы я не искал встреч с Харриет. Удивляюсь, что мне позволено будет сесть за один стол с его собственными дочерьми».
Они как раз появились в дверях – две хорошенькие девочки в белых муслиновых платьях, с непокрытыми головами, сопровождаемые гувернанткой мисс Пригл.
– Дорогой дядя Верни, мы сто лет тебя не видели, – сказала пятнадцатилетняя Китти. Самая старшая из четверых детей Ричарда, она больше всех была похожа на мать и острее всех чувствовала ее потерю. – Так хорошо, что ты снова дома, – добавила она тонким серьезным голосом. – Правда, папа?
– Да, в самом деле, – отозвался Ричард, не глядя на брата.
Верни поздоровался со своей другой племянницей, Хлоей, живой четырнадцатилетней девочкой, которая являла собой полную противоположность благопристойной, серьезной Китти. Ее бурлящая энергия несколько поуменьшилась при появлении запыхавшегося Дика Кейпела, который знал, что опаздывает к обеду.
Дику было тринадцать, и его талант расти, словно волшебный бобовый стебель в сказке, изумлял Верни всякий раз, как они встречались. Очевидно, он так же удивлял и каждого, кто занимался его одеждой, – ведь ничего из того, что он носил, не задерживалось на нем надолго.
Он смотрел на своего любимого дядю с нескрываемым любопытством.
– Ты рад, что больше не служишь? Я понимаю, в гвардии, наверное, не очень опасно, одни смотры да парады, но почему ты не перевелся в гусарский полк? Я бы так и поступил.
– Дик, что за дерзость! – одернул его отец.
– Прошу прощения, сэр, – охотно отозвался Дик. Он действовал как обычно – изображал из себя простачка, чтобы посмотреть, как далеко ему позволят зайти.
Ричард всегда управлялся с мальчиком очень умело, и Верни гадал, будут ли его педагогические приемы действовать столь же успешно, когда Дику исполнится девятнадцать или двадцать. Последние два-три года он и сам чувствовал необходимость вырасти и освободиться от влияния Ричарда. Теперь между ними пролегла глубокая трещина; отсутствие понимания и согласия в вопросах поведения – вопросах, которые не существовали во времена его детства.
Глава 4
Харриет неизменно приглашали навещать Китти и Хлою, когда только ей заблагорассудится. И зачастую она охотно откликалась на это приглашение, хотя была уже взрослой молодой леди, а девочки Кейпел все еще проводили время в классной комнате. На следующее утро после прибытия Верни она почувствовала, что ее неудержимо тянет в Уордли-Холл, и она отправилась туда часов в одиннадцать. Стояло чудесное апрельское утро, и Харриет постаралась выглядеть наилучшим образом, нарядившись в желтое платье для прогулок и короткий жакет.
Едва ступив на полукруглую гравийную площадку перед величественным порталом, она тут же встретила сестер и мисс Пригл, которые как раз выходили из дому. Они собирались прогуляться вокруг озера и пригласили Харриет присоединиться к ним. Она согласилась, бросив полный сожаления взгляд на дом: куда лучше, если бы они остались в комнатах.
Однако ей ничего другого не оставалось, как бодро зашагать рядом с Китти по дорожке через большой газон, протянувшийся вдоль западного крыла Уордли-Холла.
– Как Нед? – спросила Харриет. – Надеюсь, кашель у него прошел?
– Да, он почти поправился. Мистер Флайт очень им доволен.
Восьмилетний Нед, младший ребенок в семье, был предметом постоянных тревог и волнений. Здоровье леди Кейпел стало изменять ей вскоре после его рождения, и вероятно, Нед унаследовал от нее слабость конституции, хотя и был живым и умным мальчиком.
Китти и мисс Пригл рассказали Харриет о новом лечении, которое рекомендовал аптекарь.
– Хорошо бы он порекомендовал что-нибудь более приятное, вроде морских купаний, – заметила Хлоя. – Тогда папа, наверное, снял бы дом в Брайтоне, и мы смогли бы увидеть принца и других интересных особ.
– Не могу себе представить, чтобы ваш папа совершил что-нибудь в таком роде, – заявила мисс Пригл.
Они подошли к месту, где газон переходил в пологий склон, и остановились, восхищенно глядя на другой мир.
Это был мир исключительной красоты. В 1750 году сэр Эдвард Кейпел в порыве вдохновения превратил эту скучную плоскую долину в род пейзажа, каким он восхищался во время своего большого турне по Европе. Сам он, естественно, не рассчитывал прожить так долго, чтобы увидеть свой медленно растущий шедевр во всем романтическом блеске, каким он предстал теперь перед его потомками: с продуманными складками леса, размашисто спускающимися к кристально чистым, водам одинокого озера, с деревьями, сгруппированными с безграничной тщательностью, так, что каждое дерево контрастировало со своими соседями по силуэту и цвету, а также по форме и текстуре листьев. Это разнообразие форм было заметно уже весной и становилось богаче и живее, когда созревало лето, переходящее затем в осень. Озеро походило формой на песочные часы, и в самом своем узком месте на берегу красовался «деревенский мостик» – резное каменное строение с рельефной железной решеткой поверху, украшенной фестонами плюща и прочими вьющимися растениями. Мостик располагался сразу за местом, где они стояли, и довольно близко к нему красовалась хорошенькая каменная беседка, отделанная крошечными островерхими башенками, которые наводили на мысль о щипцах, которыми снимают нагар со свечей. Это была беседка леди Аделы, по преданиям жившей в Уордли в Средние века. С другой стороны озера располагалось довольно мрачное строение, известное как женский монастырь. «Деревенский мостик» и монастырь построил сэр Эдвард, а его сын добавил к этому беседку леди Аделы.
Харриет и компания были на полпути к долине, когда сверху их окликнул чей-то голос. Они повернулись и увидели на вершине зеленого склона мужчину в голубой куртке.
Это был Верни.
– Доброе утро! – прокричал он, подходя поближе. – Я увидел вас из окна библиотеки и тут же понял, что прогулка вокруг озера – как раз то, что мне нужно. Могу я присоединиться к вам?
Он обращал свою просьбу к мисс Пригл, но один беглый взгляд, брошенный на Харриет, позволил ей думать, что именно она выманила его из библиотеки.
Это воодушевило ее, и она неожиданно сказала:
– Надеюсь, ваша лошадь оправилась от испуга, причиной которого я стала вчера?
– Она была поразительно негалантна, эта лошадь? Так же как и я. Но вы должны помнить, что мы двое – всего лишь бедные глупые горожане, которые не знают, как следует вести себя в деревне.
В его живых ореховых глазах искрился смех, но это был доброжелательный смех, он дразнил ее, как старый добрый приятель, и Харриет почувствовала, как забилось ее сердце.
– О чем это вы говорите? – требовательно вопросила Хлоя, тут же навострившая уши. – Когда это Харриет напугала твою лошадь, и почему ты не был галантен?
К огромному облегчению Харриет, ее дядя не обратил никакого внимания на этот вопрос. Вместо этого он спросил про молодого бело-черного пса, который прыгал у них под ногами.
– Я не узнаю этого парня, как вы его зовете?
– Сэм. Это один из щенков старой Салли.
Они дошли до берега и повернули направо по дорожке, которая огибала верхнюю часть озера. В ветвях над их головами пели птицы, лебеди строили гнезда в камышах, рыба всплескивала в подернутых солнечной рябью лужицах – мир пробудился и готовился к новой жизни.
Хлоя подняла палку и бросила ее Сэму, сказав, что учит его приносить дичь. Сэм охотно бегал за палками, хотя и не всегда приносил их назад. Он прятал их в кустах или ронял на спину одному из лебедей, которые скользили по водной глади. Лебеди, молчаливые и высокомерные, не обращали на пса ни малейшего внимания.
Наконец они достигли верхнего края озера, где ручей, постоянно снабжающий озеро свежей водой, был изящно оформлен в миниатюрный горный пейзаж с большими живописными камнями и гальками. Нижний край озера был устроен так, что ручей спадал вниз довольно шумным водопадиком, который назывался каскадом. Они остановились, чтобы насладиться зрелищем стремительного потока, который осыпал брызгами черную гладкость камней.
Перед каскадом располагалось лучшее достижение сэра Эдварда Кейпела – его подводный грот, вход в который находился у отмели, чуть ниже поверхности озера.
– Давайте войдем внутрь, – предложила Харриет и первой ступила на короткую лесенку, ведущую в небольшой зал площадью примерно двенадцать футов. Единственное окно представляло собой зазубренную расщелину над горой, которая являлась внешней стеной грота, и свет, который проникал внутрь, отражаясь от бурлящей воды, плясал и качался неуловимыми кольцами внутри пещеры, причудливо инкрустированной раковинами. Там были тысячи раковин: белые, цвета слоновой кости, приглушенная смесь кремового и розового, и каждая превосходна, словно камея. Между ними мерцали вкрапления кварца и яркие деревца кораллов. Настоящий дворец на дне моря – удивительный, зачарованный, странный.
Они вошли во внутренний зал. Здесь в тусклом свете можно было рассмотреть неглубокий освинцованный бассейн, в котором лежала статуя, привезенная сэром Эдвардом из Италии, – его потомки прозвали ее спящей сиреной. Мраморные черты лица были мертвенно неподвижны, а руки и ноги покрывала зелень. Когда Харриет была ребенком, она очень боялась этой леди, лежащей под водой с крепко закрытыми глазами.
Мисс Пригл слегка кашлянула.
– Идемте, девочки. Мы не должны долго тут задерживаться.
Ее удивило, что кто-то может счесть неподобающим смотреть на статую обнаженной женщины в обществе джентльмена. Низкий смешок Верни позволил ей предположить, что он пришел к такому же заключению, и они обменялись веселыми заговорщицкими взглядами.
Добравшись до западной оконечности озера, они решили возвращаться домой по другому берегу и вскоре дошли до монастыря с цветными узкими стрельчатыми окнами.
– А помните, – обратилась Харриет к Верни, – как вы с Томом Дэйли попытались однажды построить здесь что-то вроде тюрьмы и заточить там меня? Мне было, должно быть, лет восемь, а вам, полагаю, по тринадцать.
– Да уж, мы прочитали какой-то леденящий душу роман о замурованной монахине и пытались проделать то же самое. Но вы оказались чрезвычайно неуступчивой жертвой – вырывались и жаловались, что там пауки.
– Бедная Харриет! – возмутилась Китти. – Как ты мог быть таким жестоким, дядя Верни? С маленькой девочкой восьми лет от роду?
– Харриет, помнится, не возражала, – весело заметил он.
Харриет не стала ему перечить. Она до сих пор помнила темноту и затхлый запах грубо оштукатуренной кельи, в которую они пытались замуровать ее. Да, что правда, то правда – она не возражала. Еще бы, ей позволили поиграть с двумя взрослыми школьниками, пусть даже и в такую страшную игру, к тому же она была убеждена, что Верни не уйдет и не оставит ее на растерзание паукам.
– Наверное, это была очень интересная игра, – сказала Хлоя с завистью.
Она подняла еще одну палку и бросила ее Сэму. Палка упала в воду, но пес покорно бросился за ней. Схватив палку, он поплыл обратно к берегу. Как странно, подумала Харриет, следя за энергичными движениями животного, что собака инстинктивно умеет плавать и превосходно приспособлена к воде. В ту же минуту она поняла, что Сэм больше не двигается. Он был всего лишь в футе или около того от берега, но задние лапы, очевидно, попали в ловушку из корней водяных растений. Пес выронил палку и издал жалобный вой. Харриет стремительно рванула к берегу и, став на колени в сырую траву, попыталась ухватить Сэма за передние лапы. Он тянулся к ней, лизал ей пальцы, но выбраться не мог. В какое-то мгновение девушка подумала, что ее утянет на дно озера вместе с Сэмом, но тут сильные руки схватили ее за плечи, и она услышала голос Верни:
– Держитесь, я не хочу, чтобы вы упали.
Послышался какой-то свистящий звук, и растения выпустили маленького пса из плена. Харриет обнаружила, что прижимает его дрожащее тельце к своему новому жакету, но неблагодарный Сэм выпрыгнул из ее объятий и кинулся к Хлое.
– Это было очень глупо, – сказал Верни. – Если бы вы потеряли равновесие, то могли бы утонуть.
– О, я совершенно уверена, что вы бы меня спасли, – отозвалась Харриет.
Она подумала: оказаться в объятиях Верни на берегу озера – гораздо лучше, чем быть замурованной монахиней. Китти называла ее героиней, а Хлоя, заливаясь слезами, ласкала своего любимца и винила себя в случившемся. Мисс Пригл проявила некоторую долю здравого смысла.
– Я убеждена, вам следует немедленно отправиться домой, мисс Пайпер, и переодеться. Вы же не хотите схватить простуду?
– Вы совершенно правы, мисс Пригл, – поддержал ее Верни. – Не стоит откладывать, Харриет. Я отведу вас обратно в Довер-Хаус.
Харриет хотела было сказать, что ей не нужен эскорт, но вовремя осознала, что таким образом лишит себя самого приятного ей общества.
Они двинулись быстрым шагом. Вода хлюпала в ботинках Харриет, к новому платью прилипла тина, но ей было все равно. Она сожалела лишь о том, что Верни заставил ее шагать так быстро и это делало беседу совершенно невозможной.
Они уже пересекали дорогу, когда из пасторского дома с корзинкой в руках вышла миссис Кейпел.
Она еще не видела своего зятя, и его теперешний вид рядом с Харриет в запачканной юбке и мокрых ботинках вызвал у нее такое количество противоречивых догадок, что она почувствовала некоторое замешательство.
Верни сердечно приветствовал ее и объяснил, что Харриет спасала любимца Хлои и в процессе спасения сама немало пострадала.
– Ты очень хорошо поступила, Харриет. Надеюсь, твое новое платье не окончательно испорчено. – Луиза частенько давала Харриет советы насчет ее одежды и знала каждый предмет ее гардероба. – Тебе лучше отправиться прямиком домой и переодеться. Верни, можешь проводить меня до деревни? Я хочу заглянуть в несколько старых коттеджей.
– Очень жаль, Луиза. Предложение прогуляться звучит заманчиво, но мне необходимо навестить генерала и миссис Бойс.
Луиза смутилась:
– Ну разумеется, нет никакой необходимости...
– Ты же не хочешь, чтобы я оказался столь нелюбезен по отношению к дедушке и бабушке Харриет?
И Верни распрощался с ней.
Харриет была польщена. Она не знала обстоятельств, которые привели Верни обратно в Уордли, поэтому ей не пришло в голову, что даже нудные рассуждения генерала Бойса насчет его трактата о битве у Банкет-Хилла он предпочитает нравоучениям своей невестки.
Однако ему повезло. Генерал пошел прогуляться, а миссис Бойс еще не спускалась вниз. Харриет оставила Верни в гостиной и побежала переодеться, пообещав через пять минут вернуться.
Поскольку заняться было нечем, Верни принялся размышлять о событиях сегодняшнего утра. Он действительно домогался внимания Харриет, но делал это для того, чтобы позлить Ричарда. Он не простил брата за вчерашние оскорбления, и, когда они оба увидели Харриет в окно библиотеки, он не мог сопротивляться своей злой, фантазии и решил догнать девушку – прямо под носом у высоконравственного братца. У него не было никаких серьезных намерений, как, разумеется, не было и желания ранить эту крупную, крепкую, пылкую леди, у которой представлений о том, как следует себя вести, было не больше, чем у юного пса Хлои. Однако происшествие с собакой заставило его взглянуть на Харриет по-иному. Его восхитили быстрота и мужество, с которыми она бросилась спасать Сэма. К тому же, с чепцом, сбившимся на глаза, в запачканной юбке, она не потеряла самообладания, не стала восклицать, как сделали бы многие девушки, что она, должно быть, выглядит просто как пугало, добиваясь, чтобы ее в этом разубедили. Она лишь перестала уделять ему внимание, и Верни неожиданно подумал, что всегда считал ее привлекательной. Смелая, здоровая, честная и искренняя – трудно было представить себе создание, более не похожее на Памелу Сатклифф.
На рояле, лежал альбом для рисования. Верни без особого интереса раскрыл его и обнаружил, что он полон набросков Харриет. Перелистывая его, он был поражен той глубиной, которую вовсе не ожидал в ней встретить. Ее пейзажи были изящны и точны, какими и полагается быть рисункам молодых леди, и все же в них проглядывало нечто особенное, что воскрешало в памяти меланхолию и тайну изящных готических зданий: густые тени, высокие деревья, отраженные в глубокой воде. Если шумная Харриет способна создавать подобные вещи, она, должно быть, куда более интересная личность, нежели он предполагал.
– Я не знал, что вы – такой изысканный художник, – сказал он, когда она вернулась в комнату.
Харриет не стала жеманиться.
– Хотелось бы мне рисовать как следует, – ответила она. – Тот пейзаж, который висит в столовой в Холле... Вот как настоящий художник должен исполнять такие картины.
– Вы имеете в виду Клода? Говорят, мой дед создавал свой сад, имея перед глазами эту картину. У вас проницательный взгляд.
Харриет вспыхнула от удовольствия, но Верни не воспринял это ни как дань своему тщеславию, ни как предостережение. Он решил, что она превратилась в превосходную девушку, и был готов поспорить со всяким, кто с ним не согласится.
Едва ступив на полукруглую гравийную площадку перед величественным порталом, она тут же встретила сестер и мисс Пригл, которые как раз выходили из дому. Они собирались прогуляться вокруг озера и пригласили Харриет присоединиться к ним. Она согласилась, бросив полный сожаления взгляд на дом: куда лучше, если бы они остались в комнатах.
Однако ей ничего другого не оставалось, как бодро зашагать рядом с Китти по дорожке через большой газон, протянувшийся вдоль западного крыла Уордли-Холла.
– Как Нед? – спросила Харриет. – Надеюсь, кашель у него прошел?
– Да, он почти поправился. Мистер Флайт очень им доволен.
Восьмилетний Нед, младший ребенок в семье, был предметом постоянных тревог и волнений. Здоровье леди Кейпел стало изменять ей вскоре после его рождения, и вероятно, Нед унаследовал от нее слабость конституции, хотя и был живым и умным мальчиком.
Китти и мисс Пригл рассказали Харриет о новом лечении, которое рекомендовал аптекарь.
– Хорошо бы он порекомендовал что-нибудь более приятное, вроде морских купаний, – заметила Хлоя. – Тогда папа, наверное, снял бы дом в Брайтоне, и мы смогли бы увидеть принца и других интересных особ.
– Не могу себе представить, чтобы ваш папа совершил что-нибудь в таком роде, – заявила мисс Пригл.
Они подошли к месту, где газон переходил в пологий склон, и остановились, восхищенно глядя на другой мир.
Это был мир исключительной красоты. В 1750 году сэр Эдвард Кейпел в порыве вдохновения превратил эту скучную плоскую долину в род пейзажа, каким он восхищался во время своего большого турне по Европе. Сам он, естественно, не рассчитывал прожить так долго, чтобы увидеть свой медленно растущий шедевр во всем романтическом блеске, каким он предстал теперь перед его потомками: с продуманными складками леса, размашисто спускающимися к кристально чистым, водам одинокого озера, с деревьями, сгруппированными с безграничной тщательностью, так, что каждое дерево контрастировало со своими соседями по силуэту и цвету, а также по форме и текстуре листьев. Это разнообразие форм было заметно уже весной и становилось богаче и живее, когда созревало лето, переходящее затем в осень. Озеро походило формой на песочные часы, и в самом своем узком месте на берегу красовался «деревенский мостик» – резное каменное строение с рельефной железной решеткой поверху, украшенной фестонами плюща и прочими вьющимися растениями. Мостик располагался сразу за местом, где они стояли, и довольно близко к нему красовалась хорошенькая каменная беседка, отделанная крошечными островерхими башенками, которые наводили на мысль о щипцах, которыми снимают нагар со свечей. Это была беседка леди Аделы, по преданиям жившей в Уордли в Средние века. С другой стороны озера располагалось довольно мрачное строение, известное как женский монастырь. «Деревенский мостик» и монастырь построил сэр Эдвард, а его сын добавил к этому беседку леди Аделы.
Харриет и компания были на полпути к долине, когда сверху их окликнул чей-то голос. Они повернулись и увидели на вершине зеленого склона мужчину в голубой куртке.
Это был Верни.
– Доброе утро! – прокричал он, подходя поближе. – Я увидел вас из окна библиотеки и тут же понял, что прогулка вокруг озера – как раз то, что мне нужно. Могу я присоединиться к вам?
Он обращал свою просьбу к мисс Пригл, но один беглый взгляд, брошенный на Харриет, позволил ей думать, что именно она выманила его из библиотеки.
Это воодушевило ее, и она неожиданно сказала:
– Надеюсь, ваша лошадь оправилась от испуга, причиной которого я стала вчера?
– Она была поразительно негалантна, эта лошадь? Так же как и я. Но вы должны помнить, что мы двое – всего лишь бедные глупые горожане, которые не знают, как следует вести себя в деревне.
В его живых ореховых глазах искрился смех, но это был доброжелательный смех, он дразнил ее, как старый добрый приятель, и Харриет почувствовала, как забилось ее сердце.
– О чем это вы говорите? – требовательно вопросила Хлоя, тут же навострившая уши. – Когда это Харриет напугала твою лошадь, и почему ты не был галантен?
К огромному облегчению Харриет, ее дядя не обратил никакого внимания на этот вопрос. Вместо этого он спросил про молодого бело-черного пса, который прыгал у них под ногами.
– Я не узнаю этого парня, как вы его зовете?
– Сэм. Это один из щенков старой Салли.
Они дошли до берега и повернули направо по дорожке, которая огибала верхнюю часть озера. В ветвях над их головами пели птицы, лебеди строили гнезда в камышах, рыба всплескивала в подернутых солнечной рябью лужицах – мир пробудился и готовился к новой жизни.
Хлоя подняла палку и бросила ее Сэму, сказав, что учит его приносить дичь. Сэм охотно бегал за палками, хотя и не всегда приносил их назад. Он прятал их в кустах или ронял на спину одному из лебедей, которые скользили по водной глади. Лебеди, молчаливые и высокомерные, не обращали на пса ни малейшего внимания.
Наконец они достигли верхнего края озера, где ручей, постоянно снабжающий озеро свежей водой, был изящно оформлен в миниатюрный горный пейзаж с большими живописными камнями и гальками. Нижний край озера был устроен так, что ручей спадал вниз довольно шумным водопадиком, который назывался каскадом. Они остановились, чтобы насладиться зрелищем стремительного потока, который осыпал брызгами черную гладкость камней.
Перед каскадом располагалось лучшее достижение сэра Эдварда Кейпела – его подводный грот, вход в который находился у отмели, чуть ниже поверхности озера.
– Давайте войдем внутрь, – предложила Харриет и первой ступила на короткую лесенку, ведущую в небольшой зал площадью примерно двенадцать футов. Единственное окно представляло собой зазубренную расщелину над горой, которая являлась внешней стеной грота, и свет, который проникал внутрь, отражаясь от бурлящей воды, плясал и качался неуловимыми кольцами внутри пещеры, причудливо инкрустированной раковинами. Там были тысячи раковин: белые, цвета слоновой кости, приглушенная смесь кремового и розового, и каждая превосходна, словно камея. Между ними мерцали вкрапления кварца и яркие деревца кораллов. Настоящий дворец на дне моря – удивительный, зачарованный, странный.
Они вошли во внутренний зал. Здесь в тусклом свете можно было рассмотреть неглубокий освинцованный бассейн, в котором лежала статуя, привезенная сэром Эдвардом из Италии, – его потомки прозвали ее спящей сиреной. Мраморные черты лица были мертвенно неподвижны, а руки и ноги покрывала зелень. Когда Харриет была ребенком, она очень боялась этой леди, лежащей под водой с крепко закрытыми глазами.
Мисс Пригл слегка кашлянула.
– Идемте, девочки. Мы не должны долго тут задерживаться.
Ее удивило, что кто-то может счесть неподобающим смотреть на статую обнаженной женщины в обществе джентльмена. Низкий смешок Верни позволил ей предположить, что он пришел к такому же заключению, и они обменялись веселыми заговорщицкими взглядами.
Добравшись до западной оконечности озера, они решили возвращаться домой по другому берегу и вскоре дошли до монастыря с цветными узкими стрельчатыми окнами.
– А помните, – обратилась Харриет к Верни, – как вы с Томом Дэйли попытались однажды построить здесь что-то вроде тюрьмы и заточить там меня? Мне было, должно быть, лет восемь, а вам, полагаю, по тринадцать.
– Да уж, мы прочитали какой-то леденящий душу роман о замурованной монахине и пытались проделать то же самое. Но вы оказались чрезвычайно неуступчивой жертвой – вырывались и жаловались, что там пауки.
– Бедная Харриет! – возмутилась Китти. – Как ты мог быть таким жестоким, дядя Верни? С маленькой девочкой восьми лет от роду?
– Харриет, помнится, не возражала, – весело заметил он.
Харриет не стала ему перечить. Она до сих пор помнила темноту и затхлый запах грубо оштукатуренной кельи, в которую они пытались замуровать ее. Да, что правда, то правда – она не возражала. Еще бы, ей позволили поиграть с двумя взрослыми школьниками, пусть даже и в такую страшную игру, к тому же она была убеждена, что Верни не уйдет и не оставит ее на растерзание паукам.
– Наверное, это была очень интересная игра, – сказала Хлоя с завистью.
Она подняла еще одну палку и бросила ее Сэму. Палка упала в воду, но пес покорно бросился за ней. Схватив палку, он поплыл обратно к берегу. Как странно, подумала Харриет, следя за энергичными движениями животного, что собака инстинктивно умеет плавать и превосходно приспособлена к воде. В ту же минуту она поняла, что Сэм больше не двигается. Он был всего лишь в футе или около того от берега, но задние лапы, очевидно, попали в ловушку из корней водяных растений. Пес выронил палку и издал жалобный вой. Харриет стремительно рванула к берегу и, став на колени в сырую траву, попыталась ухватить Сэма за передние лапы. Он тянулся к ней, лизал ей пальцы, но выбраться не мог. В какое-то мгновение девушка подумала, что ее утянет на дно озера вместе с Сэмом, но тут сильные руки схватили ее за плечи, и она услышала голос Верни:
– Держитесь, я не хочу, чтобы вы упали.
Послышался какой-то свистящий звук, и растения выпустили маленького пса из плена. Харриет обнаружила, что прижимает его дрожащее тельце к своему новому жакету, но неблагодарный Сэм выпрыгнул из ее объятий и кинулся к Хлое.
– Это было очень глупо, – сказал Верни. – Если бы вы потеряли равновесие, то могли бы утонуть.
– О, я совершенно уверена, что вы бы меня спасли, – отозвалась Харриет.
Она подумала: оказаться в объятиях Верни на берегу озера – гораздо лучше, чем быть замурованной монахиней. Китти называла ее героиней, а Хлоя, заливаясь слезами, ласкала своего любимца и винила себя в случившемся. Мисс Пригл проявила некоторую долю здравого смысла.
– Я убеждена, вам следует немедленно отправиться домой, мисс Пайпер, и переодеться. Вы же не хотите схватить простуду?
– Вы совершенно правы, мисс Пригл, – поддержал ее Верни. – Не стоит откладывать, Харриет. Я отведу вас обратно в Довер-Хаус.
Харриет хотела было сказать, что ей не нужен эскорт, но вовремя осознала, что таким образом лишит себя самого приятного ей общества.
Они двинулись быстрым шагом. Вода хлюпала в ботинках Харриет, к новому платью прилипла тина, но ей было все равно. Она сожалела лишь о том, что Верни заставил ее шагать так быстро и это делало беседу совершенно невозможной.
Они уже пересекали дорогу, когда из пасторского дома с корзинкой в руках вышла миссис Кейпел.
Она еще не видела своего зятя, и его теперешний вид рядом с Харриет в запачканной юбке и мокрых ботинках вызвал у нее такое количество противоречивых догадок, что она почувствовала некоторое замешательство.
Верни сердечно приветствовал ее и объяснил, что Харриет спасала любимца Хлои и в процессе спасения сама немало пострадала.
– Ты очень хорошо поступила, Харриет. Надеюсь, твое новое платье не окончательно испорчено. – Луиза частенько давала Харриет советы насчет ее одежды и знала каждый предмет ее гардероба. – Тебе лучше отправиться прямиком домой и переодеться. Верни, можешь проводить меня до деревни? Я хочу заглянуть в несколько старых коттеджей.
– Очень жаль, Луиза. Предложение прогуляться звучит заманчиво, но мне необходимо навестить генерала и миссис Бойс.
Луиза смутилась:
– Ну разумеется, нет никакой необходимости...
– Ты же не хочешь, чтобы я оказался столь нелюбезен по отношению к дедушке и бабушке Харриет?
И Верни распрощался с ней.
Харриет была польщена. Она не знала обстоятельств, которые привели Верни обратно в Уордли, поэтому ей не пришло в голову, что даже нудные рассуждения генерала Бойса насчет его трактата о битве у Банкет-Хилла он предпочитает нравоучениям своей невестки.
Однако ему повезло. Генерал пошел прогуляться, а миссис Бойс еще не спускалась вниз. Харриет оставила Верни в гостиной и побежала переодеться, пообещав через пять минут вернуться.
Поскольку заняться было нечем, Верни принялся размышлять о событиях сегодняшнего утра. Он действительно домогался внимания Харриет, но делал это для того, чтобы позлить Ричарда. Он не простил брата за вчерашние оскорбления, и, когда они оба увидели Харриет в окно библиотеки, он не мог сопротивляться своей злой, фантазии и решил догнать девушку – прямо под носом у высоконравственного братца. У него не было никаких серьезных намерений, как, разумеется, не было и желания ранить эту крупную, крепкую, пылкую леди, у которой представлений о том, как следует себя вести, было не больше, чем у юного пса Хлои. Однако происшествие с собакой заставило его взглянуть на Харриет по-иному. Его восхитили быстрота и мужество, с которыми она бросилась спасать Сэма. К тому же, с чепцом, сбившимся на глаза, в запачканной юбке, она не потеряла самообладания, не стала восклицать, как сделали бы многие девушки, что она, должно быть, выглядит просто как пугало, добиваясь, чтобы ее в этом разубедили. Она лишь перестала уделять ему внимание, и Верни неожиданно подумал, что всегда считал ее привлекательной. Смелая, здоровая, честная и искренняя – трудно было представить себе создание, более не похожее на Памелу Сатклифф.
На рояле, лежал альбом для рисования. Верни без особого интереса раскрыл его и обнаружил, что он полон набросков Харриет. Перелистывая его, он был поражен той глубиной, которую вовсе не ожидал в ней встретить. Ее пейзажи были изящны и точны, какими и полагается быть рисункам молодых леди, и все же в них проглядывало нечто особенное, что воскрешало в памяти меланхолию и тайну изящных готических зданий: густые тени, высокие деревья, отраженные в глубокой воде. Если шумная Харриет способна создавать подобные вещи, она, должно быть, куда более интересная личность, нежели он предполагал.
– Я не знал, что вы – такой изысканный художник, – сказал он, когда она вернулась в комнату.
Харриет не стала жеманиться.
– Хотелось бы мне рисовать как следует, – ответила она. – Тот пейзаж, который висит в столовой в Холле... Вот как настоящий художник должен исполнять такие картины.
– Вы имеете в виду Клода? Говорят, мой дед создавал свой сад, имея перед глазами эту картину. У вас проницательный взгляд.
Харриет вспыхнула от удовольствия, но Верни не воспринял это ни как дань своему тщеславию, ни как предостережение. Он решил, что она превратилась в превосходную девушку, и был готов поспорить со всяким, кто с ним не согласится.
Глава 5
Харриет была влюблена. В этом, разумеется, не было ничего нового: она была влюблена в Верни, тем или иным образом, последние десять лет. Когда Харриет долго не видела своего кумира, она испытывала безнадежную привязанность к братьям некоторых своих школьных подруг. Когда девушка начала выезжать в свет и посещать балы, она ожидала, что на ее пути встретится какое-нибудь романтическое приключение, но ее партнеры в домах Саутбери все как один были скучны и неинтересны.
Теперь, причастная, наконец, к миру взрослых, она могла утверждать, что влюблена в молодого человека, который, судя по всему, отвечает ей взаимностью и которого можно счесть подходящей кандидатурой для брака. Может быть, деньги ее отца давали ей возможность замахнуться на кого-нибудь повыше, чем младший сын, но ее семья никогда не утруждала себя тем, чтобы найти для нее блестящую партию, и Харриет немного тревожилась лишь о том, что Верни может проявить в этом вопросе чрезмерную робость. Он не сделал ей никакого признания, но был чрезвычайно к ней внимателен. Прогулки по садам, поездки верхом по парку, время от времени обеды в домах соседей, их бесконечная безмолвная беседа поверх голов сторонних людей говорили больше всяких слов. Эта захватывающая игра оказала фатальное действие на ее суждения, она видела в ней окончательное доказательство того, что Верни ее любит.
На дворе стоял восхитительный апрель, и Харриет не особенно взволновала новость о том, что Белл-коттедж будет отдан на жительство двум старым девам.
Естественно, она испытала некоторое разочарование, потому что Белл-коттедж был единственным местом в пределах пешей прогулки, достаточно удаленным от пасторского дома и от Уордли-Холла, и потому она хотела найти в нем подходящее общество. Большинство ее подруг жили в помещичьих или пасторских домах в деревнях, разбросанных вокруг торгового городка Саутбери. Белл-коттедж, так удобно расположенный поблизости, был, к несчастью, слишком мал, чтобы там могло поселиться семейство, удовлетворяющее запросам Харриет. Бездетную чету Боуер теперь сменит пожилая леди и ее компаньонка – не очень-то волнующая перспектива.
Но все же это было хоть каким-то событием, и Харриет провела полчаса, прижавшись носом к окну в своей спальне и разглядывая мебельный фургон, приближающийся к коттеджу.
Двум возничим помогали садовники и горничные, которые раньше служили Боуерам и теперь остались с новыми арендаторами. Они шныряли туда-сюда по узенькой дорожке, перенося столы и стулья, разобранные кровати и обвязанные проволокой коробки, а также такие предметы, как корыто, полное горшков и кастрюль, и часы, завернутые в одеяло. Мебель была не новой, но выглядела хорошо. Харриет с удивлением заметила арфу.
Затем легкая почтовая карета, запряженная четверкой лошадей, довольно резво въехала в ворота и остановилась возле фургона. Как и все подобные транспортные средства, эта дорожная колесница принадлежала когда-то какой-то семье, но теперь, выкрашенная в желтый цвет, она сдавалась внаем. Один из почтальонов слез с лошади, обошел повозку кругом и открыл дверь. Из кареты появилась загорелая женщина лет пятидесяти, предположительно мисс Джонсон.
Следом за ней легко спрыгнула на землю вторая пассажирка – довольно молодая леди, стройная и элегантная, в забавной шляпке, украшенной веточкой с вишнями. Должно быть, компаньонка – бедное создание! Впрочем, в ней не было ничего вызывающего жалость. До Харриет донесся ее чистый, благозвучный голос:
– Вы видели когда-нибудь подобный домик, мадам? Мы будем чувствовать себя здесь как пара заколдованных принцесс из сказки.
Они скрылись в коттедже. Столб густого темного дыма вырвался из трубы. Видимо, огонь на кухне разводился плохо, потому что Харриет слышала, как кухарка кричала что-то садовнику насчет птичьих гнезд. Как, должно быть, это нелегко – переезжать в другой дом. Харриет знала, что проявит вульгарное любопытство и плохое воспитание, если навестит удивительных незнакомок прежде, чем они будут готовы принимать гостей, но разве нельзя по-соседски предложить свою помощь? Спрашивать бабушку бесполезно, и Харриет решила поговорить с миссис Тео Кейпел, которая всегда поступала правильно.
Она почувствовала бы куда меньшее расположение к жене пастора, доведись ей подслушать разговор, который происходил в пасторском доме в гостиной для завтрака.
– Мне хотелось бы, чтобы Верни был более осмотрителен, – говорила Луиза Ричарду. – Ему следует понимать, чем он рискует, оказывая столько внимания Харриет. Эта невежественная, легкомысленная девица черпает все свои представления о жизни из романов, и, боюсь, она скоро убедит себя, что Верни в нее влюблен.
Ричард какое-то время молчал. Он зашел повидать Тео, но его не оказалось дома, и он, как делал это частенько, остался поболтать с Луизой. Но сегодняшним утром его мысли, похоже, шли вразброд, и он так и стоял, сунув руки в карманы и глядя в окно.
– Разве вы не можете намекнуть ему? – продолжала невестка.
– Боюсь, что мои намеки подтолкнут его к обратному – он станет флиртовать с ней.
– Что вы хотите этим сказать?
Ричард рассказал ей о той язвительной перепалке, которая произошла в вечер возвращения Верни, о том, как он убеждал брата держаться подальше от Харриет, ну и чем все это обернулось?
– Что бы ни произошло в Лондоне, он никогда не вел себя неподобающе с юной, незамужней дочерью наших друзей и здешних соседей. Я задел его гордость, и он отплатил мне за это, – пояснил он.
Теперь, причастная, наконец, к миру взрослых, она могла утверждать, что влюблена в молодого человека, который, судя по всему, отвечает ей взаимностью и которого можно счесть подходящей кандидатурой для брака. Может быть, деньги ее отца давали ей возможность замахнуться на кого-нибудь повыше, чем младший сын, но ее семья никогда не утруждала себя тем, чтобы найти для нее блестящую партию, и Харриет немного тревожилась лишь о том, что Верни может проявить в этом вопросе чрезмерную робость. Он не сделал ей никакого признания, но был чрезвычайно к ней внимателен. Прогулки по садам, поездки верхом по парку, время от времени обеды в домах соседей, их бесконечная безмолвная беседа поверх голов сторонних людей говорили больше всяких слов. Эта захватывающая игра оказала фатальное действие на ее суждения, она видела в ней окончательное доказательство того, что Верни ее любит.
На дворе стоял восхитительный апрель, и Харриет не особенно взволновала новость о том, что Белл-коттедж будет отдан на жительство двум старым девам.
Естественно, она испытала некоторое разочарование, потому что Белл-коттедж был единственным местом в пределах пешей прогулки, достаточно удаленным от пасторского дома и от Уордли-Холла, и потому она хотела найти в нем подходящее общество. Большинство ее подруг жили в помещичьих или пасторских домах в деревнях, разбросанных вокруг торгового городка Саутбери. Белл-коттедж, так удобно расположенный поблизости, был, к несчастью, слишком мал, чтобы там могло поселиться семейство, удовлетворяющее запросам Харриет. Бездетную чету Боуер теперь сменит пожилая леди и ее компаньонка – не очень-то волнующая перспектива.
Но все же это было хоть каким-то событием, и Харриет провела полчаса, прижавшись носом к окну в своей спальне и разглядывая мебельный фургон, приближающийся к коттеджу.
Двум возничим помогали садовники и горничные, которые раньше служили Боуерам и теперь остались с новыми арендаторами. Они шныряли туда-сюда по узенькой дорожке, перенося столы и стулья, разобранные кровати и обвязанные проволокой коробки, а также такие предметы, как корыто, полное горшков и кастрюль, и часы, завернутые в одеяло. Мебель была не новой, но выглядела хорошо. Харриет с удивлением заметила арфу.
Затем легкая почтовая карета, запряженная четверкой лошадей, довольно резво въехала в ворота и остановилась возле фургона. Как и все подобные транспортные средства, эта дорожная колесница принадлежала когда-то какой-то семье, но теперь, выкрашенная в желтый цвет, она сдавалась внаем. Один из почтальонов слез с лошади, обошел повозку кругом и открыл дверь. Из кареты появилась загорелая женщина лет пятидесяти, предположительно мисс Джонсон.
Следом за ней легко спрыгнула на землю вторая пассажирка – довольно молодая леди, стройная и элегантная, в забавной шляпке, украшенной веточкой с вишнями. Должно быть, компаньонка – бедное создание! Впрочем, в ней не было ничего вызывающего жалость. До Харриет донесся ее чистый, благозвучный голос:
– Вы видели когда-нибудь подобный домик, мадам? Мы будем чувствовать себя здесь как пара заколдованных принцесс из сказки.
Они скрылись в коттедже. Столб густого темного дыма вырвался из трубы. Видимо, огонь на кухне разводился плохо, потому что Харриет слышала, как кухарка кричала что-то садовнику насчет птичьих гнезд. Как, должно быть, это нелегко – переезжать в другой дом. Харриет знала, что проявит вульгарное любопытство и плохое воспитание, если навестит удивительных незнакомок прежде, чем они будут готовы принимать гостей, но разве нельзя по-соседски предложить свою помощь? Спрашивать бабушку бесполезно, и Харриет решила поговорить с миссис Тео Кейпел, которая всегда поступала правильно.
Она почувствовала бы куда меньшее расположение к жене пастора, доведись ей подслушать разговор, который происходил в пасторском доме в гостиной для завтрака.
– Мне хотелось бы, чтобы Верни был более осмотрителен, – говорила Луиза Ричарду. – Ему следует понимать, чем он рискует, оказывая столько внимания Харриет. Эта невежественная, легкомысленная девица черпает все свои представления о жизни из романов, и, боюсь, она скоро убедит себя, что Верни в нее влюблен.
Ричард какое-то время молчал. Он зашел повидать Тео, но его не оказалось дома, и он, как делал это частенько, остался поболтать с Луизой. Но сегодняшним утром его мысли, похоже, шли вразброд, и он так и стоял, сунув руки в карманы и глядя в окно.
– Разве вы не можете намекнуть ему? – продолжала невестка.
– Боюсь, что мои намеки подтолкнут его к обратному – он станет флиртовать с ней.
– Что вы хотите этим сказать?
Ричард рассказал ей о той язвительной перепалке, которая произошла в вечер возвращения Верни, о том, как он убеждал брата держаться подальше от Харриет, ну и чем все это обернулось?
– Что бы ни произошло в Лондоне, он никогда не вел себя неподобающе с юной, незамужней дочерью наших друзей и здешних соседей. Я задел его гордость, и он отплатил мне за это, – пояснил он.