– В любом случае я уверен, что ты получишь удовольствие от прогулки, – сказал пастор, смущенно улыбаясь ей.
Харриет иногда хотелось, чтобы он запретил своей жене мучить ее, он частенько выглядел виноватым и озабоченным, но никогда не вмешивался не в свое дело. И хотя Луиза была неизменно любезна с ним, все остальные в доме в эти дни страдали от ее дурного настроения, и Харриет подозревала: пастор был только благодарен за то, что внимание его жены хотя бы на время отвлекается от детей и слуг. Грум подвел лошадь Харриет к двери в четверть десятого. Всадницы из Уордли-Холла еще не прибыли; Харриет села на лошадь и потрусила к воротам. Рассеянно поглядывая вокруг, она заметила на другой стороне дороги любопытную группу – потрепанный кабриолет тащился по обочине дороги, в нем восседали двое: худой, болезненного вида мужчина в черном сюртуке и пухлая женщина, которая, похоже, была чем-то встревожена, судя по тому, что она то и дело дергала кончики своих хлопковых перчаток. Она могла оказаться уважаемой лавочницей или старшей служанкой, мужчина же походил на клерка. У них был совершенно городской вид, никак не вяжущийся с окружением, и они во все глаза таращились на ворота Уордли-Холла.
– Кто эти люди, Хукер? – спросила Харриет старого усадебного привратника. – Что они здесь делают?
– Этого я сказать не могу, мисс Харриет. Они здесь со вчерашнего дня, а когда я спросил парня, чего ему здесь нужно, он сказал, что наслаждается превосходным пейзажем. Просто чудно, что некоторым нравится... По мне, так лук и морковка в моем садике на задах куда красивее этого, с позволения сказать, пейзажа, но я не смог заставить его убраться.
– Тебе это должно быть лестно, – сказала Харриет, смеясь.
Она услышала стук копыт и помчалась рысью навстречу леди Кейпел с ее приемными дочерьми.
Китти и Хлоя были в превосходном настроении. Они выучили несколько отрывков из «Укрощения строптивой» и собирались разыграть их, чтобы поразить миссис Дэйли. Мэри Дэйли в ожидании ребенка вела почти что затворническую жизнь, и целью визита было поднять ей настроение.
– Петруччо в исполнении Хлои кого угодно сведет с ума, – сказала Джулия. На ней была бледно-голубая амазонка, отделанная как гусарская форма, она скакала на своей любимой лошади, очень хорошенькой кобыле цвета грецкого ореха, которая была одним из многих подарков, преподнесенных ей сэром Ричардом к свадьбе.
– Папа вчера вечером так смеялся, – сказала Хлоя. – А у бедняжки Пригл поднялась температура, она считает, что некоторые части «Укрощения строптивой» совершенно неприличны, только она не знала, какие именно. Послушать ее, так мы не должны читать ничего, кроме «Юлия Цезаря».
Они как раз достигли ворот усадьбы, Хлоя с Харриет скакали впереди, за ними следовала Джулия. Трудно сказать, что произошло, но Харриет вдруг услышала, как Джулия вскрикнула. Обернувшись, она увидела, что Джулия вцепилась в поводья и натянула их так сильно, что кобыла пришла в ярость, встала на дыбы и помчалась по дорожке. На один ужасный миг показалось, что лошадь перевернется на спину, но потом она выправилась, однако Джулия уже вылетела из седла.
Харриет быстро высвободила ногу из стремени и вмиг оказалась около неподвижно лежащей на земле Джулии.
– Леди Кейпел, вы ранены?
К ее величайшему облегчению, Джулия подняла голову и сказала:
– Как они могли... где она?
– Ничего страшного, Саттон поймал кобылу. – А ведь Джулия могла оказаться под лошадью, которая придавила бы ее своим весом, мелькнуло в голове Харриет. – Как вы думаете, вы сможете подняться?
Джулия поднялась сравнительно легко. Все столпились вокруг нее: грум Саттон, две девочки, старый привратник из сторожки. С Китти случился приступ дурноты, и от нее толку было мало, но Хлоя сказала – довольно неуместно, – что она знает, как вправлять сломанные конечности. Тем временем привратник принес из своего домика стул и умолял ее светлость присесть.
– Очень мило с вашей стороны, Хукер, но в этом нет ни малейшей необходимости – я превосходно себя чувствую.
Джулия осмотрелась, и Харриет, проследив за ее взглядом, обратила внимание, что дорога опустела: пара в кабриолете исчезла. Но это ее не заинтересовало. Харриет беспокоилась о Джулии, которая страшно побледнела и, очевидно, была не в состоянии продолжать прогулку верхом. Они потихоньку шли по подъездной дорожке, когда Джулия, опиравшаяся на руку Харриет, вдруг прошептала, словно бы обращаясь к себе самой:
– О боже! Что же мне делать?
Харриет была взбудоражена всем произошедшим, ее разуму в ту минуту недоставало остроты, и она восприняла ее слова весьма прозаично, заметив:
– Как вы понимаете, наш визит к миссис Дэйли можно отложить до завтра.
– О... я убеждена, Мэри не будет возражать.
Пастор торопливо шагал им навстречу – он видел все случившееся из окна гостиной.
– Моя дорогая Джулия, какая неприятность! Надеюсь, вам не очень больно. Вам нужно посидеть у нас и отдохнуть, а потом уже возвращаться домой. Я сейчас же пошлю за фаэтоном, чтобы отвезти вас.
– Спасибо, Тео, но мне не хотелось бы беспокоить Луизу...
Однако пастор был настойчив и привел обеих женщин к ступеням пасторского дома, где Луиза приняла свою невестку с большой долей христианского милосердия, слегка присыпав золой угли праведного гнева.
Джулию провели в гостиную и убедили прилечь на софу, ей принесли нюхательные соли и уксус, задернули занавески, чтобы защитить гостью от солнца. Луиза была деликатна и деятельна, и теперь, когда той потребовались уход и внимание, степень ее неприязни по отношению к Джулии странным образом уменьшилась: возможность оказать сопернице покровительство привела Луизу в состояние неустанной заботы.
– Какая жалость, что вы запачкали рукав жакета. Конечно, эти модные цвета совсем не для деревенской одежды. Они никогда не смотрятся как надо.
– Это не имеет значения, – произнесла Джулия, отказываясь принять вызов. – Я... что такое?
Дверной молоток застучал, и в прихожей поднялась суета. Джулия подскочила, ее рот в ужасе открылся. Падение, без сомнения, сильно расшатало ее нервы.
В гостиную ворвался Ричард:
– Говорят, произошел несчастный случай... Джулия?
Увидев свою жену на софе, он в ту же секунду оказался с нею рядом и, наклонившись над ней, крепко сжал ее руки.
– Моя драгоценная, моя дорогая, слава богу, ты цела! Это глупое животное... Теперь я глаз с тебя не спущу.
– Ничего страшного, Ричард. Просто лошадь споткнулась.
– Все это очень хорошо, – произнес он нежно-ворчливым тоном, – но она могла и убить тебя. Что ж до меня, я умер раз сто, пока бежал от конюшни.
Харриет игриво подумала, не предложит ли Луиза и ему нюхательные соли.
Теперь он заметил наконец присутствие своей родни и тут же спросил Луизу, послала ли она за аптекарем.
– Но что он может сделать? Скажет Джулии, что к завтрашнему дню у нее появится пара синяков, с которыми, я убеждена, она вполне сумеет смириться, вот и все, – проговорила Луиза, отдавая должное тому, чему следовало отдать должное.
– Полагаю, ты права. – Ричард обратился к другому предмету. – Но что произошло с кобылой? Саттон говорит, она встала на дыбы без всякой причины. Раньше с ней никогда такого не случалось.
– Это моя вина, – сказала Джулия. – Она шарахнулась в сторону, и я испугалась. Должно быть, я слишком сильно натянула поводья и задрала ей голову.
– Но что заставило ее шарахнуться?
– Там были двое в кабриолете, на другой стороне дороги, – вмешалась Харриет. – Может быть, они сделали какое-то движение, которое напугало кобылу.
– Какие двое? – Голос Джулии неожиданно стал визгливым. – Я никого не видела.
– Но, любовь моя, ты вся дрожишь, – перебил ее Ричард, который все еще держал ее за руки. – Думаю, все это происшествие напугало тебя куда больше, чем ты готова признать. Ты побледнела так, словно видела привидение.
– В самом деле? – Джулия попыталась улыбнуться. – Как забавно.
Глава 4
Харриет иногда хотелось, чтобы он запретил своей жене мучить ее, он частенько выглядел виноватым и озабоченным, но никогда не вмешивался не в свое дело. И хотя Луиза была неизменно любезна с ним, все остальные в доме в эти дни страдали от ее дурного настроения, и Харриет подозревала: пастор был только благодарен за то, что внимание его жены хотя бы на время отвлекается от детей и слуг. Грум подвел лошадь Харриет к двери в четверть десятого. Всадницы из Уордли-Холла еще не прибыли; Харриет села на лошадь и потрусила к воротам. Рассеянно поглядывая вокруг, она заметила на другой стороне дороги любопытную группу – потрепанный кабриолет тащился по обочине дороги, в нем восседали двое: худой, болезненного вида мужчина в черном сюртуке и пухлая женщина, которая, похоже, была чем-то встревожена, судя по тому, что она то и дело дергала кончики своих хлопковых перчаток. Она могла оказаться уважаемой лавочницей или старшей служанкой, мужчина же походил на клерка. У них был совершенно городской вид, никак не вяжущийся с окружением, и они во все глаза таращились на ворота Уордли-Холла.
– Кто эти люди, Хукер? – спросила Харриет старого усадебного привратника. – Что они здесь делают?
– Этого я сказать не могу, мисс Харриет. Они здесь со вчерашнего дня, а когда я спросил парня, чего ему здесь нужно, он сказал, что наслаждается превосходным пейзажем. Просто чудно, что некоторым нравится... По мне, так лук и морковка в моем садике на задах куда красивее этого, с позволения сказать, пейзажа, но я не смог заставить его убраться.
– Тебе это должно быть лестно, – сказала Харриет, смеясь.
Она услышала стук копыт и помчалась рысью навстречу леди Кейпел с ее приемными дочерьми.
Китти и Хлоя были в превосходном настроении. Они выучили несколько отрывков из «Укрощения строптивой» и собирались разыграть их, чтобы поразить миссис Дэйли. Мэри Дэйли в ожидании ребенка вела почти что затворническую жизнь, и целью визита было поднять ей настроение.
– Петруччо в исполнении Хлои кого угодно сведет с ума, – сказала Джулия. На ней была бледно-голубая амазонка, отделанная как гусарская форма, она скакала на своей любимой лошади, очень хорошенькой кобыле цвета грецкого ореха, которая была одним из многих подарков, преподнесенных ей сэром Ричардом к свадьбе.
– Папа вчера вечером так смеялся, – сказала Хлоя. – А у бедняжки Пригл поднялась температура, она считает, что некоторые части «Укрощения строптивой» совершенно неприличны, только она не знала, какие именно. Послушать ее, так мы не должны читать ничего, кроме «Юлия Цезаря».
Они как раз достигли ворот усадьбы, Хлоя с Харриет скакали впереди, за ними следовала Джулия. Трудно сказать, что произошло, но Харриет вдруг услышала, как Джулия вскрикнула. Обернувшись, она увидела, что Джулия вцепилась в поводья и натянула их так сильно, что кобыла пришла в ярость, встала на дыбы и помчалась по дорожке. На один ужасный миг показалось, что лошадь перевернется на спину, но потом она выправилась, однако Джулия уже вылетела из седла.
Харриет быстро высвободила ногу из стремени и вмиг оказалась около неподвижно лежащей на земле Джулии.
– Леди Кейпел, вы ранены?
К ее величайшему облегчению, Джулия подняла голову и сказала:
– Как они могли... где она?
– Ничего страшного, Саттон поймал кобылу. – А ведь Джулия могла оказаться под лошадью, которая придавила бы ее своим весом, мелькнуло в голове Харриет. – Как вы думаете, вы сможете подняться?
Джулия поднялась сравнительно легко. Все столпились вокруг нее: грум Саттон, две девочки, старый привратник из сторожки. С Китти случился приступ дурноты, и от нее толку было мало, но Хлоя сказала – довольно неуместно, – что она знает, как вправлять сломанные конечности. Тем временем привратник принес из своего домика стул и умолял ее светлость присесть.
– Очень мило с вашей стороны, Хукер, но в этом нет ни малейшей необходимости – я превосходно себя чувствую.
Джулия осмотрелась, и Харриет, проследив за ее взглядом, обратила внимание, что дорога опустела: пара в кабриолете исчезла. Но это ее не заинтересовало. Харриет беспокоилась о Джулии, которая страшно побледнела и, очевидно, была не в состоянии продолжать прогулку верхом. Они потихоньку шли по подъездной дорожке, когда Джулия, опиравшаяся на руку Харриет, вдруг прошептала, словно бы обращаясь к себе самой:
– О боже! Что же мне делать?
Харриет была взбудоражена всем произошедшим, ее разуму в ту минуту недоставало остроты, и она восприняла ее слова весьма прозаично, заметив:
– Как вы понимаете, наш визит к миссис Дэйли можно отложить до завтра.
– О... я убеждена, Мэри не будет возражать.
Пастор торопливо шагал им навстречу – он видел все случившееся из окна гостиной.
– Моя дорогая Джулия, какая неприятность! Надеюсь, вам не очень больно. Вам нужно посидеть у нас и отдохнуть, а потом уже возвращаться домой. Я сейчас же пошлю за фаэтоном, чтобы отвезти вас.
– Спасибо, Тео, но мне не хотелось бы беспокоить Луизу...
Однако пастор был настойчив и привел обеих женщин к ступеням пасторского дома, где Луиза приняла свою невестку с большой долей христианского милосердия, слегка присыпав золой угли праведного гнева.
Джулию провели в гостиную и убедили прилечь на софу, ей принесли нюхательные соли и уксус, задернули занавески, чтобы защитить гостью от солнца. Луиза была деликатна и деятельна, и теперь, когда той потребовались уход и внимание, степень ее неприязни по отношению к Джулии странным образом уменьшилась: возможность оказать сопернице покровительство привела Луизу в состояние неустанной заботы.
– Какая жалость, что вы запачкали рукав жакета. Конечно, эти модные цвета совсем не для деревенской одежды. Они никогда не смотрятся как надо.
– Это не имеет значения, – произнесла Джулия, отказываясь принять вызов. – Я... что такое?
Дверной молоток застучал, и в прихожей поднялась суета. Джулия подскочила, ее рот в ужасе открылся. Падение, без сомнения, сильно расшатало ее нервы.
В гостиную ворвался Ричард:
– Говорят, произошел несчастный случай... Джулия?
Увидев свою жену на софе, он в ту же секунду оказался с нею рядом и, наклонившись над ней, крепко сжал ее руки.
– Моя драгоценная, моя дорогая, слава богу, ты цела! Это глупое животное... Теперь я глаз с тебя не спущу.
– Ничего страшного, Ричард. Просто лошадь споткнулась.
– Все это очень хорошо, – произнес он нежно-ворчливым тоном, – но она могла и убить тебя. Что ж до меня, я умер раз сто, пока бежал от конюшни.
Харриет игриво подумала, не предложит ли Луиза и ему нюхательные соли.
Теперь он заметил наконец присутствие своей родни и тут же спросил Луизу, послала ли она за аптекарем.
– Но что он может сделать? Скажет Джулии, что к завтрашнему дню у нее появится пара синяков, с которыми, я убеждена, она вполне сумеет смириться, вот и все, – проговорила Луиза, отдавая должное тому, чему следовало отдать должное.
– Полагаю, ты права. – Ричард обратился к другому предмету. – Но что произошло с кобылой? Саттон говорит, она встала на дыбы без всякой причины. Раньше с ней никогда такого не случалось.
– Это моя вина, – сказала Джулия. – Она шарахнулась в сторону, и я испугалась. Должно быть, я слишком сильно натянула поводья и задрала ей голову.
– Но что заставило ее шарахнуться?
– Там были двое в кабриолете, на другой стороне дороги, – вмешалась Харриет. – Может быть, они сделали какое-то движение, которое напугало кобылу.
– Какие двое? – Голос Джулии неожиданно стал визгливым. – Я никого не видела.
– Но, любовь моя, ты вся дрожишь, – перебил ее Ричард, который все еще держал ее за руки. – Думаю, все это происшествие напугало тебя куда больше, чем ты готова признать. Ты побледнела так, словно видела привидение.
– В самом деле? – Джулия попыталась улыбнуться. – Как забавно.
Глава 4
События, связанные с несчастным случаем, произошедшим с Джулией, оставили у Харриет какое-то странное ощущение, хотя она и не могла бы сказать почему. На следующее утро они с Луизой, словно по обязанности, отправились, как и полагается, поинтересоваться здоровьем Джулии. Она заверила их, что совершенно оправилась, но выглядела осунувшейся и напряженной и все время, пока они сидели в ее хорошенькой гостиной, была какой-то суетливой и вздрагивала, заслышав звук шагов внизу в холле. Но возможно, она просто плохо переносила погоду: стояла сильная жара.
Два дня спустя Харриет вновь увидела персонаж, которого она про себя называла «человек в кабриолете».
Она сидела в гостиной для завтрака в пасторском доме и писала скучное письмо своей бабушке. Взглянув в окно, она увидела мужчину, пересекающего газон. На этот раз он шел пешком, и все же это был тот же самый человек – маленький и бледный, одетый в черное; в его приближении чувствовалось нечто зловещее, словно он был злым вестником или самой судьбой.
Харриет услышала, как стукнул дверной молоток, затем Хаттон отворил дверь. Они обменялись несколькими словами, дверь затворилась, и посетитель направился в сторону усадьбы.
«Должно быть, у него какое-то дело к пастору», – сказала себе Харриет. Тем не менее, она встала и пошла, чтобы попытаться узнать подробности.
Хаттон уже исчез за дверью, которая вела на половину слуг, но Харриет и без него сумела найти ответ на свой вопрос. У подножия лестницы стоял стол, куда на серебряный поднос складывали всяческие записки и визитные карточки, которые прибывали в дом. На подносе Харриет обнаружила письмо, которого десять минут назад здесь не было. Подписанное тщательным каллиграфическим почерком, оно было адресовано миссис Теофилис Кейпел.
Луиза с мальчиками была в парке. Харриет, разумеется, знала, что проявлять чрезмерное любопытство к письмам других людей – непростительный грех и крайняя невоспитанность. Понимая это, она заняла выгодную позицию, чтобы сразу встретить свою хозяйку, как только она вернется.
– Вы хорошо прогулялись, мадам?
– Да, мы ходили к озеру покормить лебедей... Генри, Джорджи, бегите наверх, в детскую. Ну-ка, живо! Вы знаете, я не люблю повторять два раза.
Генри и Джорджи послушно потопали наверх. Их мать заметила письмо на столе, взяла его и перешла в гостиную. Харриет последовала за ней.
– Генри научился распознавать много деревьев и растений, – заметила Луиза. Она положила письмо на стол, достала слоновой кости нож для разрезания бумаги и без особого интереса вскрыла печать, все еще продолжая говорить о своем ребенке. – Среди Кейпелов были ботаники. Я уверена, что сэр Ричард будет доволен племянником... Господи боже!
Она читала, вцепившись в листок бумаги так, словно боялась, что он может улететь.
– Я это знала! – воскликнула она. – Грешное, омерзительное создание! Я всегда знала, что она собой представляет! Почему он не послушался, когда мы пытались его предостеречь?!
– Что такое, миссис Кейпел? Что случилось?
Луиза была до такой степени не в себе, что передала письмо Харриет, едва ли понимая, что незамужней молодой леди не подобает знать подобные вещи.
Харриет быстро пробежала глазами каллиграфические строчки:
«Достопочтенная мадам! Считаю своим долгом ознакомить Вас с некоторыми огорчительными фактами, касающимися персоны, которая недавно стала членом Вашей прославленной семьи. Три года назад мисс Джулия Джонсон проживала в предместье Бата ни большени меньше как на положении содержанки. Весной 1808 года стараниями джентльмена, который наслаждался ее расположением, она поселилась в доме на Уидкомб-Крисчент. Можно не сомневаться в природе этой греховной связи, поскольку я готов предъявить подписанное заявление респектабельного свидетеля, обнаружившего их вместе в бесславных обстоятельствах. Я хотел бы сохранить у себя этот документ (дабы он не попал в неподходящие руки) и потому смиренно осмеливаюсь предложить, чтобы Ваше доверенное лицо обратилось ко мне на постоялый двор «Козел и компас» в Саутбери с тем, чтобы обсудить условия соглашения. Остаюсь, драгоценная мадам,
Вашим покорным слугой.
А. Хенчман».
– Это невозможно, – выдохнула Харриет. – Женщина на содержании... бесславные обстоятельства... не могу поверить, чтобы эти слова имели отношение к леди Кейпел.
Но Луиза поверила во все без малейших колебаний.
– Если бы только мы узнали об этом вовремя, до свадьбы! Если бы Ковердейл сделал свою работу как положено...
– Ковердейл? – переспросила Харриет.
– Лондонский поверенный, который защищает интересы Кейпелов. Я написала ему, когда эта особа впервые запустила свои коготки в Ричарда, попросила его поинтересоваться ее прошлым и получила дерзкий ответ, похожий на совет не лезть не в свое дело. Ну что ж, очень жаль, что мистер Ковердейл оказался столь близоруким по отношению к свои клиентам, сэра Ричарда можно было бы избавить от больших страданий. Потому что, я боюсь, он, несомненно, будет страдать, узнав, как жестоко был обманут. Однако мы должны быть благодарны за небольшую милость, дарованную нам судьбой, – возможность предотвратить открытый скандал. Люди могут думать что хотят, но подлинные обстоятельства никогда не должны выйти на свет. Пока мы не избавимся от этой выскочки, от этой авантюристки, выдающей себя за леди со всей ее чувствительностью и этой ее арфой... Итак, что же мне делать? Тео чересчур порядочен, чтобы иметь дело с такого рода материями. Какое счастье, что он решил сегодня навестить дядюшку. Но Верни снова здесь, в Холле. Я могу послать его обсудить дело с этим Хенчманом.
Она разговаривала сама с собой, едва ли осознавая присутствие Харриет. Тяжело дыша от нахлынувших на нее чувств, она изменилась на глазах: бело-розовый цвет лица превратился в красный, фарфоровые голубые глаза вылезли из орбит, стали жесткими и яркими. Харриет слушала ее со все нарастающим смятением.
– Вы думаете, сэр Ричард отречется от жены из-за этих россказней?
Луиза вздрогнула и пришла в себя:
– Мне не следовало показывать тебе это письмо. Но я была так потрясена, что сама не понимала, что делаю. Ты должна целиком и полностью забыть это письмо, выбросить все из головы. Когда сэр Ричард и леди Кейпел расстанутся – если они расстанутся, – я уверена, ты и сама знаешь, было бы исключительно неделикатно для юной девушки размышлять о причинах разрыва.
– Да, мадам, – машинально ответила Харриет.
Несомненно, Луиза не могла не помнить, что это значит – быть юной девушкой?
Они обедали в молчании, слишком занятые своими мыслями, чтобы поддерживать беседу. Харриет знала, что Верни был вызван из Уордли-Холла, и, не дожидаясь намеков, вышла из комнаты еще до того, как он прибыл.
Она сидела в полумраке, ее разум плыл в море неопределенности, сомнений и опасений. Конечно, эта ужасающая история не может быть правдой, всему должно найтись какое-то объяснение. И еще проблема с Луизой, Харриет уже некоторое время назад осознала, что добрая, способная, чувствительная жена приходского священника была несколько несправедлива к своей невестке. Если она подчинит своему влиянию Верни, у которого есть свои причины не одобрять женитьбу брата, результатом может стать бесконечное страдание для всей семьи Кейпел. Кто-то из близких должен предотвратить это, но Харриет не представляла, кто бы это мог быть.
Наконец она приняла решение. Тихонько спустившись вниз, чтобы не потревожить совещавшихся в гостиной, Харриет выскользнула из дома через боковую дверь.
Все еще было очень тепло, вечерний воздух мягко ласкал ее голые руки. Через крытый вход Харриет выскользнула на церковный двор. Небо слабо светилось зеленым, и в этом свете, словно в подводном царстве, возвышалась церковь. Харриет смогла разобрать краткое посвящение на ближайшем могильном камне, восхваляющее самую добродетельную из всех Марту Бакстер: «...трезвая, преданная долгу, прилежная в добрых делах...» Какую скучную жизнь, должно быть, вела эта бедная женщина.
Часы на башне отбивали одну четверть часа за другой, а Харриет продолжала водить пальцем по строкам могильных памятников – стало слишком темно, чтобы читать. С каждой минутой она нервничала все больше и уже перестала надеяться, что ее план удастся претворить в жизнь. Девушка гадала, что подумает Верни, когда она остановит его: наверное, решит, что она снова его преследует, а может быть, даже хуже – пытается заманить его в ловушку. Он начнет ее презирать, и Харриет съежилась от боли и отчаяния. Лучше снова вернуться в дом и предоставить Кейпелам самим разбираться со своими скандалами. И когда она уже пришла к такому решению, луч света от фонаря лег на ступени пасторского дома. Верни наконец уходил. Он прошел по траве в нескольких ярдах от того места, где стояла девушка. Харриет облизала губы и сделала самую трудную вещь, какую она когда-либо делала, – окликнула его:
– Верни!
Он остановился.
– Кто здесь? Харриет? Что вы здесь делаете в такое позднее время?
– Верни, я должна поговорить с вами...
– Не сейчас, – быстро сказал он. – Уже слишком поздно, и, кроме того, вы ведь не думаете, что я стану тайно встречаться с вами в церковном дворе! Для чего я вам понадобился?
– Мне очень жаль, Верни. Я знаю, это звучит ужасно неподобающе, но это не потому... тут ничего не поделать... Я хочу сказать, у меня есть особая причина. Я хотела спросить, что вы намерены делать с этим письмом?
– С каким письмом?
– С тем ужасным письмом от А. Хенчмана. Вы собираетесь показать его сэру Ричарду? Этого хочет миссис Кейпел, не так ли?
– Какого черта, Харриет, кто рассказал вам об этом? – требовательно спросил Верни. – Во-первых, откуда вы знаете об этом письме?
– Миссис Кейпел показала его мне.
– Она не должна была этого делать. Иногда я сомневаюсь, в своем ли Луиза уме.
– И я тоже. Вот почему я хотела поговорить с вами. Я уверена, леди Кейпел оклеветали, но миссис Кейпел ее ненавидит и постарается обвинить ее по любому самому незначащему поводу. Надеюсь, вы понимаете, куда это может привести.
– Погодите минутку. – Верни положил руку на низкую стену и перепрыгнул в церковный двор, поближе к Харриет. – А теперь скажите мне, почему вы убеждены, что обвинение ложное?
– Я не верю, что леди Кейпел когда-либо была содержанкой в предместье Бата.
– Тогда откуда этот парень, Хенчман, добыл свои сведения? Или он тоже не в своем уме – сумасшедший, который вертится вокруг новобрачных баронетов? Это не исключено. Похоже, раньше его никто не видел.
Искушение принять эту теорию было велико, но этого делать не следовало, и Харриет проговорила:
– Я его видела. Дважды.
– Вы видели? – Он мрачно слушал, пока Харриет описывала ему эпизод с людьми в кабриолете.
– Мой бог! Но вы ведь сами понимаете, это разрушает ваши собственные, догадки! Если он не сумасшедший, значит – кто-то, кого Джулия, без сомнения, узнала, и его присутствие в Уордли расстроило ее до такой степени, что она упала в обморок...
– Она не падала в обморок. Я думаю, она попыталась повернуть назад и сделала это так резко, что кобыла испугалась, что и стало причиной несчастного случая.
– Это одно и то же.
– Да, боюсь, что так, – согласилась Харриет. – Леди Кейпел, без сомнения, знала людей в кабриолете. Должно быть, они принадлежат к той части ее жизни, которую она хотела бы сохранить в тайне. Осмелюсь сказать, возможно, она поступила неблагоразумно, но это не доказывает, что она сделала что-нибудь ужасное. Она одна на целом свете, и не исключено, что она всецело доверилась кому-либо и приняла больше, чем должна была бы, от одного из близких друзей. А может, это был человек, за которого она собиралась выйти замуж...
– Вам следовало бы писать романы, – заметил Верни, но голос его стал мягче. – Почему вы так беспокоитесь о ее репутации? Потому что она очень красива и мила?
– Нет, конечно нет. Я не до такой степени глупа. Но я уверена, что она – очень хорошая. Она так любит вашего брата...
– Но можно также предположить, что она просто превосходная актриса.
– Это чудовищно несправедливо! – Харриет почти забыла, что должна быть смиренной в своей решимости опровергнуть все обвинения в адрес Джулии. – Почему бы ей не полюбить? Вы не можете не знать, что ваш брат привлекателен, он образчик совершенства, собрание всех достоинств, которыми не может не восхищаться достойная женщина. Меня нисколько не удивляет, что Джулия влюбилась в него. Существует множество куда более глупых мужчин, в которых то и дело влюбляются.
– Да уж, конечно, – согласился Верни как-то подозрительно быстро, вероятно не желая углубляться в этот предмет. – Но как это относится к тому, чем именно могла заниматься Джулия в Бате три года назад?
– Я думаю, – произнесла Харриет, понизив голос, – если женщина так глубоко любит своего мужа, такая женщина не могла вести... э... греховную жизнь.
Наступила короткая пауза.
– Моя дорогая маленькая Харри, – неуверенно начал Верни. – Наверняка вы даже не предполагаете, что безнравственная женщина может по-настоящему влюбиться? До чего же вы простодушны.
Харриет вспыхнула, благодаря небо за то, что было слишком темно и Верни не мог видеть ее лицо. Она была воспитана именно в таких понятиях. Плохие женщины подвержены сильным и необычным страстям, которые ведут ко всякого рода бедствиям; только хорошие женщины могут вызывать и испытывать невинное веселье, нежность и привязанность, которые так ясно просвечивали в отношениях всей семьи в Уордли-Холле. Теперь до нее стало доходить, что такого четкого разделения между хорошим и плохим в человеческой природе, возможно, и не существует.
– Вы думаете, что Джулия могла совершить все эти вещи и все же сделать вашего брата счастливым?
– А почему бы и нет?
– В таком случае, мне кажется, это не имеет значения, – возразила Харриет. – Если женщина может совершить опрометчивый поступок и, тем не менее, стать после этого хорошей женой, я не понимаю, с чего это все кричат о бедных девушках, которые погубили себя?
– Это совершенно неподобающий разговор, – строго произнес Верни. – Вы слишком молоды, чтобы осознать, что вы говорите.
Харриет была весьма довольна, поняв, что никакого другого ответа он дать не сумел – такого поворота в разговоре он явно не ожидал.
Но это была пустая победа. В душе она разделяла с Верни и Луизой их мнение: сэр Ричард, зная обо всем, никогда бы не женился на женщине, которая однажды была любовницей другого мужчины. Что он будет делать, когда узнает или даже заподозрит, что был обманут? Луиза думала, что он отошлет Джулию подальше, и она, вероятно, права. У него нерушимые моральные принципы, и он не тот человек, который легко прощает. Судя по его поведению, он так по-настоящему и не простил Верни за то, что тот пытался помешать ему жениться на Джулии, хотя та сделала все, чтобы смягчить отношения между братьями. Ей должно быть хорошо известно, что он собой представляет. Неудивительно, что она выглядит такой подавленной.
– Разве не странно, – продолжала Харриет, – что Хенчман предложил свое обличительное заявление именно Луизе?.. Почему он не отнес его прямо Джулии? Она отдала бы все, чтобы купить его молчание.
– Я полагаю, Хенчман ходил к ней, но она не смогла достать денег.
– Верни, она могла достать! Мои дедушка и бабушка говорят, что сэр Ричард сделал на нее дарственную.
– Так оно и есть. Но он, похоже, не сделал никаких распоряжений, чтобы она смогла получать доход с основного капитала. Я полагаю, он просто не думал, что это важно, пока они живут здесь, в деревне. В Уордли покупать нечего, ничего ценного нет и в Саутбери, а когда она заказывает что-то на складе, без сомнения, что он сам оплачивает счета. Вчера она спрашивала меня, не может ли взять ссуду в банке Саутбери так, чтобы ее муж об этом не узнал. «Предположим, я ужасный игрок, позволят ли мне разорить моего мужа у него за спиной?» – смеясь, спросила она. Конечно, я знал, что это только слова, у нее нет никаких карточных долгов. Я подумал, ей просто любопытно, как работает банк. Но сегодня вечером, когда Луиза дала мне письмо Хенчмана, я понял, чего она действительно добивалась.
– И вы сказали ей вчера, что она не сможет взять ссуду в банке?
– Старый Джонс не даст ей и шести пенсов, не известив об этом сэра Ричарда.
Значит, Джулия не могла заплатить Хенчману, какую бы цену он ни назначил, – безвыходная ситуация, которая, должно быть, расстроила его планы. Он мог пойти к сэру Ричарду, но, как бы ни воспринял тот атаку на репутацию его жены, он вряд ли вручил бы награждение тому, кто сделал подобное разоблачение. Самый беспроигрышный вариант – обратиться к любому члену семьи, лучше всего к тому, кому этот брак не по душе, а вся округа знала, как Луиза относится к своей новоявленной родственнице.
– Может быть, миссис Кейпел тоже не сможет раздобыть деньги, – с надеждой проговорила Харриет.
– Об этом уже позаботились. – Верни сунул руку в карман и вытащил пару бриллиантовых пряжек в виде подков, завернутую в серебряную бумагу. Украшения были старомодные, но с хорошими камнями. – Они принадлежали Луизиной бабушке. Она хочет, чтобы я продал их.
Два дня спустя Харриет вновь увидела персонаж, которого она про себя называла «человек в кабриолете».
Она сидела в гостиной для завтрака в пасторском доме и писала скучное письмо своей бабушке. Взглянув в окно, она увидела мужчину, пересекающего газон. На этот раз он шел пешком, и все же это был тот же самый человек – маленький и бледный, одетый в черное; в его приближении чувствовалось нечто зловещее, словно он был злым вестником или самой судьбой.
Харриет услышала, как стукнул дверной молоток, затем Хаттон отворил дверь. Они обменялись несколькими словами, дверь затворилась, и посетитель направился в сторону усадьбы.
«Должно быть, у него какое-то дело к пастору», – сказала себе Харриет. Тем не менее, она встала и пошла, чтобы попытаться узнать подробности.
Хаттон уже исчез за дверью, которая вела на половину слуг, но Харриет и без него сумела найти ответ на свой вопрос. У подножия лестницы стоял стол, куда на серебряный поднос складывали всяческие записки и визитные карточки, которые прибывали в дом. На подносе Харриет обнаружила письмо, которого десять минут назад здесь не было. Подписанное тщательным каллиграфическим почерком, оно было адресовано миссис Теофилис Кейпел.
Луиза с мальчиками была в парке. Харриет, разумеется, знала, что проявлять чрезмерное любопытство к письмам других людей – непростительный грех и крайняя невоспитанность. Понимая это, она заняла выгодную позицию, чтобы сразу встретить свою хозяйку, как только она вернется.
– Вы хорошо прогулялись, мадам?
– Да, мы ходили к озеру покормить лебедей... Генри, Джорджи, бегите наверх, в детскую. Ну-ка, живо! Вы знаете, я не люблю повторять два раза.
Генри и Джорджи послушно потопали наверх. Их мать заметила письмо на столе, взяла его и перешла в гостиную. Харриет последовала за ней.
– Генри научился распознавать много деревьев и растений, – заметила Луиза. Она положила письмо на стол, достала слоновой кости нож для разрезания бумаги и без особого интереса вскрыла печать, все еще продолжая говорить о своем ребенке. – Среди Кейпелов были ботаники. Я уверена, что сэр Ричард будет доволен племянником... Господи боже!
Она читала, вцепившись в листок бумаги так, словно боялась, что он может улететь.
– Я это знала! – воскликнула она. – Грешное, омерзительное создание! Я всегда знала, что она собой представляет! Почему он не послушался, когда мы пытались его предостеречь?!
– Что такое, миссис Кейпел? Что случилось?
Луиза была до такой степени не в себе, что передала письмо Харриет, едва ли понимая, что незамужней молодой леди не подобает знать подобные вещи.
Харриет быстро пробежала глазами каллиграфические строчки:
«Достопочтенная мадам! Считаю своим долгом ознакомить Вас с некоторыми огорчительными фактами, касающимися персоны, которая недавно стала членом Вашей прославленной семьи. Три года назад мисс Джулия Джонсон проживала в предместье Бата ни большени меньше как на положении содержанки. Весной 1808 года стараниями джентльмена, который наслаждался ее расположением, она поселилась в доме на Уидкомб-Крисчент. Можно не сомневаться в природе этой греховной связи, поскольку я готов предъявить подписанное заявление респектабельного свидетеля, обнаружившего их вместе в бесславных обстоятельствах. Я хотел бы сохранить у себя этот документ (дабы он не попал в неподходящие руки) и потому смиренно осмеливаюсь предложить, чтобы Ваше доверенное лицо обратилось ко мне на постоялый двор «Козел и компас» в Саутбери с тем, чтобы обсудить условия соглашения. Остаюсь, драгоценная мадам,
Вашим покорным слугой.
А. Хенчман».
– Это невозможно, – выдохнула Харриет. – Женщина на содержании... бесславные обстоятельства... не могу поверить, чтобы эти слова имели отношение к леди Кейпел.
Но Луиза поверила во все без малейших колебаний.
– Если бы только мы узнали об этом вовремя, до свадьбы! Если бы Ковердейл сделал свою работу как положено...
– Ковердейл? – переспросила Харриет.
– Лондонский поверенный, который защищает интересы Кейпелов. Я написала ему, когда эта особа впервые запустила свои коготки в Ричарда, попросила его поинтересоваться ее прошлым и получила дерзкий ответ, похожий на совет не лезть не в свое дело. Ну что ж, очень жаль, что мистер Ковердейл оказался столь близоруким по отношению к свои клиентам, сэра Ричарда можно было бы избавить от больших страданий. Потому что, я боюсь, он, несомненно, будет страдать, узнав, как жестоко был обманут. Однако мы должны быть благодарны за небольшую милость, дарованную нам судьбой, – возможность предотвратить открытый скандал. Люди могут думать что хотят, но подлинные обстоятельства никогда не должны выйти на свет. Пока мы не избавимся от этой выскочки, от этой авантюристки, выдающей себя за леди со всей ее чувствительностью и этой ее арфой... Итак, что же мне делать? Тео чересчур порядочен, чтобы иметь дело с такого рода материями. Какое счастье, что он решил сегодня навестить дядюшку. Но Верни снова здесь, в Холле. Я могу послать его обсудить дело с этим Хенчманом.
Она разговаривала сама с собой, едва ли осознавая присутствие Харриет. Тяжело дыша от нахлынувших на нее чувств, она изменилась на глазах: бело-розовый цвет лица превратился в красный, фарфоровые голубые глаза вылезли из орбит, стали жесткими и яркими. Харриет слушала ее со все нарастающим смятением.
– Вы думаете, сэр Ричард отречется от жены из-за этих россказней?
Луиза вздрогнула и пришла в себя:
– Мне не следовало показывать тебе это письмо. Но я была так потрясена, что сама не понимала, что делаю. Ты должна целиком и полностью забыть это письмо, выбросить все из головы. Когда сэр Ричард и леди Кейпел расстанутся – если они расстанутся, – я уверена, ты и сама знаешь, было бы исключительно неделикатно для юной девушки размышлять о причинах разрыва.
– Да, мадам, – машинально ответила Харриет.
Несомненно, Луиза не могла не помнить, что это значит – быть юной девушкой?
Они обедали в молчании, слишком занятые своими мыслями, чтобы поддерживать беседу. Харриет знала, что Верни был вызван из Уордли-Холла, и, не дожидаясь намеков, вышла из комнаты еще до того, как он прибыл.
Она сидела в полумраке, ее разум плыл в море неопределенности, сомнений и опасений. Конечно, эта ужасающая история не может быть правдой, всему должно найтись какое-то объяснение. И еще проблема с Луизой, Харриет уже некоторое время назад осознала, что добрая, способная, чувствительная жена приходского священника была несколько несправедлива к своей невестке. Если она подчинит своему влиянию Верни, у которого есть свои причины не одобрять женитьбу брата, результатом может стать бесконечное страдание для всей семьи Кейпел. Кто-то из близких должен предотвратить это, но Харриет не представляла, кто бы это мог быть.
Наконец она приняла решение. Тихонько спустившись вниз, чтобы не потревожить совещавшихся в гостиной, Харриет выскользнула из дома через боковую дверь.
Все еще было очень тепло, вечерний воздух мягко ласкал ее голые руки. Через крытый вход Харриет выскользнула на церковный двор. Небо слабо светилось зеленым, и в этом свете, словно в подводном царстве, возвышалась церковь. Харриет смогла разобрать краткое посвящение на ближайшем могильном камне, восхваляющее самую добродетельную из всех Марту Бакстер: «...трезвая, преданная долгу, прилежная в добрых делах...» Какую скучную жизнь, должно быть, вела эта бедная женщина.
Часы на башне отбивали одну четверть часа за другой, а Харриет продолжала водить пальцем по строкам могильных памятников – стало слишком темно, чтобы читать. С каждой минутой она нервничала все больше и уже перестала надеяться, что ее план удастся претворить в жизнь. Девушка гадала, что подумает Верни, когда она остановит его: наверное, решит, что она снова его преследует, а может быть, даже хуже – пытается заманить его в ловушку. Он начнет ее презирать, и Харриет съежилась от боли и отчаяния. Лучше снова вернуться в дом и предоставить Кейпелам самим разбираться со своими скандалами. И когда она уже пришла к такому решению, луч света от фонаря лег на ступени пасторского дома. Верни наконец уходил. Он прошел по траве в нескольких ярдах от того места, где стояла девушка. Харриет облизала губы и сделала самую трудную вещь, какую она когда-либо делала, – окликнула его:
– Верни!
Он остановился.
– Кто здесь? Харриет? Что вы здесь делаете в такое позднее время?
– Верни, я должна поговорить с вами...
– Не сейчас, – быстро сказал он. – Уже слишком поздно, и, кроме того, вы ведь не думаете, что я стану тайно встречаться с вами в церковном дворе! Для чего я вам понадобился?
– Мне очень жаль, Верни. Я знаю, это звучит ужасно неподобающе, но это не потому... тут ничего не поделать... Я хочу сказать, у меня есть особая причина. Я хотела спросить, что вы намерены делать с этим письмом?
– С каким письмом?
– С тем ужасным письмом от А. Хенчмана. Вы собираетесь показать его сэру Ричарду? Этого хочет миссис Кейпел, не так ли?
– Какого черта, Харриет, кто рассказал вам об этом? – требовательно спросил Верни. – Во-первых, откуда вы знаете об этом письме?
– Миссис Кейпел показала его мне.
– Она не должна была этого делать. Иногда я сомневаюсь, в своем ли Луиза уме.
– И я тоже. Вот почему я хотела поговорить с вами. Я уверена, леди Кейпел оклеветали, но миссис Кейпел ее ненавидит и постарается обвинить ее по любому самому незначащему поводу. Надеюсь, вы понимаете, куда это может привести.
– Погодите минутку. – Верни положил руку на низкую стену и перепрыгнул в церковный двор, поближе к Харриет. – А теперь скажите мне, почему вы убеждены, что обвинение ложное?
– Я не верю, что леди Кейпел когда-либо была содержанкой в предместье Бата.
– Тогда откуда этот парень, Хенчман, добыл свои сведения? Или он тоже не в своем уме – сумасшедший, который вертится вокруг новобрачных баронетов? Это не исключено. Похоже, раньше его никто не видел.
Искушение принять эту теорию было велико, но этого делать не следовало, и Харриет проговорила:
– Я его видела. Дважды.
– Вы видели? – Он мрачно слушал, пока Харриет описывала ему эпизод с людьми в кабриолете.
– Мой бог! Но вы ведь сами понимаете, это разрушает ваши собственные, догадки! Если он не сумасшедший, значит – кто-то, кого Джулия, без сомнения, узнала, и его присутствие в Уордли расстроило ее до такой степени, что она упала в обморок...
– Она не падала в обморок. Я думаю, она попыталась повернуть назад и сделала это так резко, что кобыла испугалась, что и стало причиной несчастного случая.
– Это одно и то же.
– Да, боюсь, что так, – согласилась Харриет. – Леди Кейпел, без сомнения, знала людей в кабриолете. Должно быть, они принадлежат к той части ее жизни, которую она хотела бы сохранить в тайне. Осмелюсь сказать, возможно, она поступила неблагоразумно, но это не доказывает, что она сделала что-нибудь ужасное. Она одна на целом свете, и не исключено, что она всецело доверилась кому-либо и приняла больше, чем должна была бы, от одного из близких друзей. А может, это был человек, за которого она собиралась выйти замуж...
– Вам следовало бы писать романы, – заметил Верни, но голос его стал мягче. – Почему вы так беспокоитесь о ее репутации? Потому что она очень красива и мила?
– Нет, конечно нет. Я не до такой степени глупа. Но я уверена, что она – очень хорошая. Она так любит вашего брата...
– Но можно также предположить, что она просто превосходная актриса.
– Это чудовищно несправедливо! – Харриет почти забыла, что должна быть смиренной в своей решимости опровергнуть все обвинения в адрес Джулии. – Почему бы ей не полюбить? Вы не можете не знать, что ваш брат привлекателен, он образчик совершенства, собрание всех достоинств, которыми не может не восхищаться достойная женщина. Меня нисколько не удивляет, что Джулия влюбилась в него. Существует множество куда более глупых мужчин, в которых то и дело влюбляются.
– Да уж, конечно, – согласился Верни как-то подозрительно быстро, вероятно не желая углубляться в этот предмет. – Но как это относится к тому, чем именно могла заниматься Джулия в Бате три года назад?
– Я думаю, – произнесла Харриет, понизив голос, – если женщина так глубоко любит своего мужа, такая женщина не могла вести... э... греховную жизнь.
Наступила короткая пауза.
– Моя дорогая маленькая Харри, – неуверенно начал Верни. – Наверняка вы даже не предполагаете, что безнравственная женщина может по-настоящему влюбиться? До чего же вы простодушны.
Харриет вспыхнула, благодаря небо за то, что было слишком темно и Верни не мог видеть ее лицо. Она была воспитана именно в таких понятиях. Плохие женщины подвержены сильным и необычным страстям, которые ведут ко всякого рода бедствиям; только хорошие женщины могут вызывать и испытывать невинное веселье, нежность и привязанность, которые так ясно просвечивали в отношениях всей семьи в Уордли-Холле. Теперь до нее стало доходить, что такого четкого разделения между хорошим и плохим в человеческой природе, возможно, и не существует.
– Вы думаете, что Джулия могла совершить все эти вещи и все же сделать вашего брата счастливым?
– А почему бы и нет?
– В таком случае, мне кажется, это не имеет значения, – возразила Харриет. – Если женщина может совершить опрометчивый поступок и, тем не менее, стать после этого хорошей женой, я не понимаю, с чего это все кричат о бедных девушках, которые погубили себя?
– Это совершенно неподобающий разговор, – строго произнес Верни. – Вы слишком молоды, чтобы осознать, что вы говорите.
Харриет была весьма довольна, поняв, что никакого другого ответа он дать не сумел – такого поворота в разговоре он явно не ожидал.
Но это была пустая победа. В душе она разделяла с Верни и Луизой их мнение: сэр Ричард, зная обо всем, никогда бы не женился на женщине, которая однажды была любовницей другого мужчины. Что он будет делать, когда узнает или даже заподозрит, что был обманут? Луиза думала, что он отошлет Джулию подальше, и она, вероятно, права. У него нерушимые моральные принципы, и он не тот человек, который легко прощает. Судя по его поведению, он так по-настоящему и не простил Верни за то, что тот пытался помешать ему жениться на Джулии, хотя та сделала все, чтобы смягчить отношения между братьями. Ей должно быть хорошо известно, что он собой представляет. Неудивительно, что она выглядит такой подавленной.
– Разве не странно, – продолжала Харриет, – что Хенчман предложил свое обличительное заявление именно Луизе?.. Почему он не отнес его прямо Джулии? Она отдала бы все, чтобы купить его молчание.
– Я полагаю, Хенчман ходил к ней, но она не смогла достать денег.
– Верни, она могла достать! Мои дедушка и бабушка говорят, что сэр Ричард сделал на нее дарственную.
– Так оно и есть. Но он, похоже, не сделал никаких распоряжений, чтобы она смогла получать доход с основного капитала. Я полагаю, он просто не думал, что это важно, пока они живут здесь, в деревне. В Уордли покупать нечего, ничего ценного нет и в Саутбери, а когда она заказывает что-то на складе, без сомнения, что он сам оплачивает счета. Вчера она спрашивала меня, не может ли взять ссуду в банке Саутбери так, чтобы ее муж об этом не узнал. «Предположим, я ужасный игрок, позволят ли мне разорить моего мужа у него за спиной?» – смеясь, спросила она. Конечно, я знал, что это только слова, у нее нет никаких карточных долгов. Я подумал, ей просто любопытно, как работает банк. Но сегодня вечером, когда Луиза дала мне письмо Хенчмана, я понял, чего она действительно добивалась.
– И вы сказали ей вчера, что она не сможет взять ссуду в банке?
– Старый Джонс не даст ей и шести пенсов, не известив об этом сэра Ричарда.
Значит, Джулия не могла заплатить Хенчману, какую бы цену он ни назначил, – безвыходная ситуация, которая, должно быть, расстроила его планы. Он мог пойти к сэру Ричарду, но, как бы ни воспринял тот атаку на репутацию его жены, он вряд ли вручил бы награждение тому, кто сделал подобное разоблачение. Самый беспроигрышный вариант – обратиться к любому члену семьи, лучше всего к тому, кому этот брак не по душе, а вся округа знала, как Луиза относится к своей новоявленной родственнице.
– Может быть, миссис Кейпел тоже не сможет раздобыть деньги, – с надеждой проговорила Харриет.
– Об этом уже позаботились. – Верни сунул руку в карман и вытащил пару бриллиантовых пряжек в виде подков, завернутую в серебряную бумагу. Украшения были старомодные, но с хорошими камнями. – Они принадлежали Луизиной бабушке. Она хочет, чтобы я продал их.