– О боже! – в ужасе пробормотала София. – Мы не делали ничего дурного, мы ничего не делали! Клянусь, это правда, Руфус! Это совсем не то, что ты думаешь!
– Откуда ты знаешь, что я думаю? – грустно улыбнулся он. – Ты удивлена, что я не устроил тебе свое обычное представление? Не догадываешься почему?
– Тебя… перестало это беспокоить? – рискнула предположить София.
Руфус мгновение пристально рассматривал ее, затем приказал:
– Идем! – Он направился на кухню, и жена покорно последовала за ним. – Садись.
Она села и оперлась локтями о кухонный стол. Коленки ее тряслись. Руфус стоял у плиты, засунув руки в карманы.
– Конечно, я не перестал беспокоиться, – сказал он. – Я всегда беспокоился. Все, что касалось тебя, вызывало у меня агрессию и чувство опасности. Возможно, я еще не совсем повзрослел. Ревность – не корь, антибиотиками не вылечишь. Эта болезнь похожа на деревянный протез: ты должен научиться жить с ним и не терзаться жалостью к себе. Так я и сделал, постепенно. Я наконец понял, что наш брак близок к распаду и что, кроме меня самого, его никто не спасет. И еще я понял… после той ночи… что мне нельзя так с тобой обращаться. Понял раз и навсегда. Когда ты вернулась из Стока, я пытался вести себя, как будто ничего не произошло. А ты сказала: прекрати меня мучить…
– Не напоминай мне об этом, – попросила София, прижимая ладони к разгоряченным щекам. – Это ужасно. Если бы я знала… если бы ты сказал мне раньше…
– Что бы изменилось? При первом же упоминании имени Майлза ты бросилась бы звонить Джо, попросила бы его приехать и забрать вас с Пирсом, пока я не напал на тебя. Разве не так?
– Полагаю, что так, – призналась она.
– Вскоре я заметил, что Венди получает письма от Майлза. И странное дело: как раз в то время, когда они приходили, ты появлялась в офисе с книгой для нее, рецептом или еще с чем-то. Это было чертовски смешно, только я утратил чувство юмора. Все, что я мог сделать, это вести себя спокойно, едва осмеливаясь прикоснуться к тебе и зная, что я для тебя – враг…
– Ты не был для меня врагом! – возразила София. – И я никогда не любила Майлза.
Она уже поняла истинную природу своих чувств к Майлзу. Когда-то она всего лишь перенесла на него свою глубокую любовь к мужу, которого боялась, но при этом не переставала любить. Теперь ей больше не нужна была иллюзия любви к кому-то другому.
– Тогда, если не возражаешь, объясни мне, пожалуйста, смысл игры в шпионов, которую ты ведешь с тех пор, как вернулся Майлз, – сказал Руфус.
– Что ты имеешь в виду?..
– О, перестань, София! Все эти звонки, тайные поездки в заброшенные рудники… Ты на самом деле считаешь меня умственно отсталым? Конечно, я знал, что ты с ним встречаешься. Я входил в дом, стараясь погромче шуметь, чтобы не застать тебя у телефона, с серьезным видом выслушивал твои рассказы о вещах, которые ты купила в Уолтоне… И мне почему-то кажется, что все это не доставляло удовольствия не только мне, но и тебе. Поэтому я хотел бы знать: что ты делала в фургоне Майлза?
У Софии закружилась голова. Только сейчас она начала понимать, какой подвиг совершил Руфус, усмирив и подчинив себе зеленоглазое чудовище.
– Я чувствую себя полной дурой, – медленно произнесла она.
– Это тебе не повредит, – жестко заметил он. – Ты слышала вопрос? Не думаешь, что я имею право услышать ответ?
– Да. – София нервно сплела пальцы рук и уставилась на свои испачканные чернилами ногти. – Да, имеешь. Майлз был очень добр ко мне два года назад, когда я чувствовала себя одинокой и несчастной. Он выслушал меня, посочувствовал… Мы стали переписываться. А потом у меня проснулось… чувство долга, что ли… по отношению к нему. Из благодарности я стала помогать Майлзу с его новой книгой.
– И с этими его статьями? София открыла рот от удивления:
– Об этом ты тоже знаешь?
– Догадываюсь. Я перечитал страницы, которые привез Артур, и некоторые высказывания показались мне очень знакомыми – Майлз никогда не скрывал своего отношения к Ленчердам. Кроме того, ты занервничала, потом тебе вдруг срочно понадобилась машина…
– Я была в такой ярости, что не могла ждать! Когда я услышала, что он написал о тебе, мне просто захотелось вернуть ему рукопись и послать его к черту!
– Разве ты не читала статью прежде?
– Только первую страницу. Тогда я сказала Майлзу, что он не сможет опубликовать ее… Руфус! Ты же не мог поверить, что я его поощряла? Честно, я не слышала ни слова из того омерзительного абзаца, пока ты сам его не прочел!
Он молча вытащил сигарету и закурил.
– Можно мне тоже? – попросила София.
Руфус щелчком отправил пачку через стол, предоставив жене самой позаботиться о себе. И наблюдал, как она вертит сигарету трясущимися пальцами и пытается зажечь спичку. Наконец София глубоко затянулась и почувствовала себя немного смелее.
– Что ты собираешься предпринять? – задала она вопрос.
– Во всяком случае, я не собираюсь запирать тебя в пещере.
Горечь, прозвучавшая в ответе, была как удар по лицу. София тяжело сглотнула.
– Я имею в виду… Майлза.
– Он так много для тебя значит? Нет, забудь, – поспешно поправился Руфус. – Это ведь вопрос ревнивого мужа, так?
– Просто я чувствую ответственность за Майлза. Он оклеветал твою семью…
– Ты меня удивляешь, – фыркнул Руфус. – Меня не волнует его мнение обо мне, о моей семье или о моей жене. К тому же я все равно ничего не смогу с ним сделать, даже сломать его чертову шею, поскольку он уже валяется в госпитале с двумя сломанными ребрами. Если же я его уволю, меня будет преследовать мысль, что я поступил так из мести. Так что я просто постараюсь найти паршивцу другую приличную работу, раз уж ему не нравится африканская программа Фонда. К счастью, у нас достаточно связей в академических кругах… Интересно, как ему понравится американский университет? Там у него есть шанс найти кого-нибудь, желающего вложить деньги в его проекты. Я посмотрю, что можно сделать.
София назвала это великодушным поступком. Руфус пожал плечами:
– Во-первых, я очень любил Рэй. Во-вторых, я думал, что, если мы найдем Майлзу другого спонсора, он больше не появится в Ринге. Я даже принес сюда его чертовы бумаги, чтобы посмотреть, над чем он работает. А когда ты так внезапно примчалась в дом, я понял, что должен избавить тебя от страданий, иначе ты потеряешь голову от беспокойства о письмах… В общем, я многое сделал, чтобы избежать решительного столкновения, но я уже на пределе.
Воцарилось напряженное молчание.
– Знаю, я была полной идиоткой, – наконец сказала София. – И нагородила так много лжи, что даже не представляю себе, как ты сможешь узнать, что я говорю правду. Но надеюсь, ты поверишь, что я… никогда не делала с Майлзом ничего плохого!
– Есть простой способ это доказать. Я могу прочесть твои письма.
Вот она и попалась! Если муж их прочтет, он, конечно, не найдет там никаких признаков заурядной любовной связи. Но вместо этого раскроются другие измены: гнев, ярость, злость, безжалостность, скрытая насмешка, все ее личные обиды, о которых она без утайки рассказывала чужому человеку… София, оцепенев, молча наблюдала, как Руфус подходит к столу. Он не притронулся к письмам, просто стоял и смотрел на жену сверху вниз.
– А теперь послушай меня, моя девочка. – Тон его был спокойный, сдержанный и совершенно непреклонный. – Я не обвиняю тебя в том, что ты спала с Майлзом. Теперь я знаю тебя лучше, чем раньше, и не верю, что ты могла поступиться своими принципами, сделать что-то наносящее ущерб твоему чувству собственного достоинства. Ты слишком высокого мнения о себе. Но есть другие способы предать наш брак – не стану перечислять их тебе. И у меня нет ни малейшего желания читать твои письма. Все в прошлом. Ты не одна виновата. Ничего подобного не произошло бы, не обращайся я с тобой так отвратительно. Впредь мы больше не будем обсуждать это. Но есть кое-что, что мы должны выяснить прямо сейчас, раз и навсегда.
– Прости, – пробормотала вдруг София и залилась слезами. Разрыдавшись, она уже не могла остановиться. Два года она втайне кичилась своим целомудрием. Если Руфус прав, значит, ей нечем гордиться.
– София!
– Я очень сожалею… – всхлипнула она.
– Не плачь. Я вовсе не хотел, чтобы ты чувствовала себя несчастной.
Он положил руку ей на плечо, и тут Софию подвел рефлекс: мышцы ее напряглись, она отпрянула от мужа. Он побледнел.
– Я не собирался причинять тебе боль. София, ты не можешь доверять мне даже сейчас? Хотел бы я объяснить, как трудно жить с женщиной и знать, что она меня боится…
София уловила в его голосе нотку отчаяния и попыталась улыбнуться. Руфус медленно приблизился, погладил ее плечи, затем она почувствовала нежные прикосновения его пальцев на своей спине.
– Я не боюсь, дорогой. Пожалуйста, не думай так. Ты был очень добр и терпелив… Но я этого не замечала, я не понимала, что ты становишься день ото дня все лучше, а я остаюсь прежней. Какой же стервой я была! Прости, прости!
Руфус развернул жену к себе, заставил поднять голову и посмотреть на него, затем поцеловал ее, и они оба ощутили вкус соленых слез на губах.
София вцепилась в мужа, схватившись за лацканы его пиджака:
– Все будет хорошо, правда, любимый?
– Все будет хорошо, – серьезно ответил ей Руфус.
Когда служба закончилась, все высыпали во двор. Утро было ясным, и с церковной возвышенности люди могли окинуть взглядом пейзаж через три дня после наводнения.
Большая часть воды отступила и впиталась в почву, оставив после себя хаос и опустошение. Везде был ил – на стенах домов, на колесах машин, на ботинках. Улицы города покрылись сплошным ковром липкой грязи. Лужи – редкие заплаты на ковре – приятно контрастировали с этой вонючей мерзостью и ярко блестели в солнечных лучах.
Виктор подошел к Руфусу:
– Какие новости о твоей машине?
– Все еще под водой. Виктор, я так и не поблагодарил тебя за спасение Софии…
– Я просто подвез ее.
– Да, но, если бы ты не появился у «Романскомб» в критический момент, они оба, София и Майлз, утонули бы.
Виктор бросил удивленный взгляд на Софию, которая стояла рядом с мужем.
– Тебе не о чем больше беспокоиться, – вспыхнув, сказала она. – Руфус знает все.
«Все ли?» – подумал Виктор.
– Я очень рад, что ты ему рассказала, – произнес он.
София поколебалась, затем сухо пояснила:
– На самом деле я ему ничего не рассказывала, он сам уже давно все знал. – И теснее прижалась к мужу.
Руфус улыбнулся:
– Не будем вдаваться в подробности. Это вряд ли интересно Виктору.
«Вот в этом, приятель, ты ошибаешься!» – подумал Виктор, совершенно ошеломленный. Он заметил, что в браке его кузена наметились едва различимые изменения, и, очевидно, произошло все вчера вечером. Если Руфус действительно «давно все знал», это еще более удивительно!
Неподалеку от них сэр Уильям и директор Фонда, доктор Эванс, жаловались друг другу на наводнение и свои многочисленные трудности, большие и малые. Повреждения собственности Фонда… снижение доходов… немногим теперь будут доступны гранты… необходимость помочь достойным претендентам… полоумные изобретатели тратят время членов совета попусту… пробки на дорогах… в магазинах нет батареек и фонариков… грязь повсюду… и совершенно неясен повод для благодарственного молебна.
– Я действительно не знаю, что нам делать, – сокрушался сэр Уильям.
– Да уж, да уж, – вторил ему Холанд Эванс.
– Чепуха! – прозвучал за его спиной безапелляционный голос.
Это была мисс Флоренс. Все повернулись в ее сторону. Она воинственно подбоченилась и стояла широко расставив ноги, одетая в мешковатый твидовый костюм и вооруженная древним зонтом.
– Что – чепуха? – проворчал сэр Уильям.
Некоторые из нас совершенно не способны быть благодарными, – заявила мисс Флоренс. – Я согласна: город пережил суровое испытание, но в то же время не вижу смысла преувеличивать беды, которые никогда не затрагивали вас лично. Вы не знаете, что вам делать, и это смешно, потому что всем нам прекрасно известно; вы продолжите как ни в чем не бывало делать то, что делать привыкли! Холанд появится на очередном заседании совета с заявлением, которое уже лежит на его столе несколько дней и которое он выразительно прочтет вслух при условии, что рядом с ним будет Руфус, чтобы подсказать нужное слово в нужный момент. – Она гневно направила указующий перст на сэра Уильяма: – А ты приходишь на собрание, готовый воспрепятствовать любому решению из принципа, и, если обсуждение затягивается, ворчишь, что тебе пора обедать! А человек, который всегда делает самую трудную работу, – Руфус. Мальчик годами тянет на себе весь офис, но он настолько компетентен и скромен, что некоторые попечители до сих пор еще не поняли, как сильно все мы от него зависим!
– Нет, право же, тетя Флоренс… – пробормотал Руфус.
Но никто больше не произнес ни слова, даже жертвы обличения.
– Руфус улаживает все ваши проблемы, – продолжала мисс Флоренс. – Его бросила секретарша, глупая девчонка, он потерял свою машину и теперь, как я слышала, взял на себя дело Майлза Ропера. А его прекрасный сад со всем, что он и София там сделали, уничтожен наводнением. Но мы не слышали от него ни жалоб на судьбу, ни нытья о том, что он не знает, что ему теперь делать. Руфус – пример для нас всех! И именно ему мы все должны выразить благодарность!
Сэр Уильям громко засопел, доктор Эванс принял равнодушный вид, остальные Ленчерды с уважением смотрели на Руфуса, ужасно смущенного и страстно желающего ретироваться за ближайший надгробный памятник.
Виктор взирал на эту семейную сцену с улыбкой. Конечно, все, что говорила старушка, по сути, было правдой. Но в панегирике о добром, храбром и благородном рыцаре Руфусе присутствовала примесь комизма. Родственники не всегда по достоинству оценивали Руфуса и теперь, пристыженные, пустились во все тяжкие – подняли беднягу на пьедестал, хотя он в общем-то ничего особенного не сделал, чтобы заслужить такие почести. Однако проницательный Виктор не упустил из виду и еще одно обстоятельство: для Руфуса это не имело значения. Тем утром Руфус и София были единственными обитателями Ринга, забывшими обо всем на свете, в том числе о последствиях наводнения. Они просто не замечали грязи вокруг.
– Откуда ты знаешь, что я думаю? – грустно улыбнулся он. – Ты удивлена, что я не устроил тебе свое обычное представление? Не догадываешься почему?
– Тебя… перестало это беспокоить? – рискнула предположить София.
Руфус мгновение пристально рассматривал ее, затем приказал:
– Идем! – Он направился на кухню, и жена покорно последовала за ним. – Садись.
Она села и оперлась локтями о кухонный стол. Коленки ее тряслись. Руфус стоял у плиты, засунув руки в карманы.
– Конечно, я не перестал беспокоиться, – сказал он. – Я всегда беспокоился. Все, что касалось тебя, вызывало у меня агрессию и чувство опасности. Возможно, я еще не совсем повзрослел. Ревность – не корь, антибиотиками не вылечишь. Эта болезнь похожа на деревянный протез: ты должен научиться жить с ним и не терзаться жалостью к себе. Так я и сделал, постепенно. Я наконец понял, что наш брак близок к распаду и что, кроме меня самого, его никто не спасет. И еще я понял… после той ночи… что мне нельзя так с тобой обращаться. Понял раз и навсегда. Когда ты вернулась из Стока, я пытался вести себя, как будто ничего не произошло. А ты сказала: прекрати меня мучить…
– Не напоминай мне об этом, – попросила София, прижимая ладони к разгоряченным щекам. – Это ужасно. Если бы я знала… если бы ты сказал мне раньше…
– Что бы изменилось? При первом же упоминании имени Майлза ты бросилась бы звонить Джо, попросила бы его приехать и забрать вас с Пирсом, пока я не напал на тебя. Разве не так?
– Полагаю, что так, – призналась она.
– Вскоре я заметил, что Венди получает письма от Майлза. И странное дело: как раз в то время, когда они приходили, ты появлялась в офисе с книгой для нее, рецептом или еще с чем-то. Это было чертовски смешно, только я утратил чувство юмора. Все, что я мог сделать, это вести себя спокойно, едва осмеливаясь прикоснуться к тебе и зная, что я для тебя – враг…
– Ты не был для меня врагом! – возразила София. – И я никогда не любила Майлза.
Она уже поняла истинную природу своих чувств к Майлзу. Когда-то она всего лишь перенесла на него свою глубокую любовь к мужу, которого боялась, но при этом не переставала любить. Теперь ей больше не нужна была иллюзия любви к кому-то другому.
– Тогда, если не возражаешь, объясни мне, пожалуйста, смысл игры в шпионов, которую ты ведешь с тех пор, как вернулся Майлз, – сказал Руфус.
– Что ты имеешь в виду?..
– О, перестань, София! Все эти звонки, тайные поездки в заброшенные рудники… Ты на самом деле считаешь меня умственно отсталым? Конечно, я знал, что ты с ним встречаешься. Я входил в дом, стараясь погромче шуметь, чтобы не застать тебя у телефона, с серьезным видом выслушивал твои рассказы о вещах, которые ты купила в Уолтоне… И мне почему-то кажется, что все это не доставляло удовольствия не только мне, но и тебе. Поэтому я хотел бы знать: что ты делала в фургоне Майлза?
У Софии закружилась голова. Только сейчас она начала понимать, какой подвиг совершил Руфус, усмирив и подчинив себе зеленоглазое чудовище.
– Я чувствую себя полной дурой, – медленно произнесла она.
– Это тебе не повредит, – жестко заметил он. – Ты слышала вопрос? Не думаешь, что я имею право услышать ответ?
– Да. – София нервно сплела пальцы рук и уставилась на свои испачканные чернилами ногти. – Да, имеешь. Майлз был очень добр ко мне два года назад, когда я чувствовала себя одинокой и несчастной. Он выслушал меня, посочувствовал… Мы стали переписываться. А потом у меня проснулось… чувство долга, что ли… по отношению к нему. Из благодарности я стала помогать Майлзу с его новой книгой.
– И с этими его статьями? София открыла рот от удивления:
– Об этом ты тоже знаешь?
– Догадываюсь. Я перечитал страницы, которые привез Артур, и некоторые высказывания показались мне очень знакомыми – Майлз никогда не скрывал своего отношения к Ленчердам. Кроме того, ты занервничала, потом тебе вдруг срочно понадобилась машина…
– Я была в такой ярости, что не могла ждать! Когда я услышала, что он написал о тебе, мне просто захотелось вернуть ему рукопись и послать его к черту!
– Разве ты не читала статью прежде?
– Только первую страницу. Тогда я сказала Майлзу, что он не сможет опубликовать ее… Руфус! Ты же не мог поверить, что я его поощряла? Честно, я не слышала ни слова из того омерзительного абзаца, пока ты сам его не прочел!
Он молча вытащил сигарету и закурил.
– Можно мне тоже? – попросила София.
Руфус щелчком отправил пачку через стол, предоставив жене самой позаботиться о себе. И наблюдал, как она вертит сигарету трясущимися пальцами и пытается зажечь спичку. Наконец София глубоко затянулась и почувствовала себя немного смелее.
– Что ты собираешься предпринять? – задала она вопрос.
– Во всяком случае, я не собираюсь запирать тебя в пещере.
Горечь, прозвучавшая в ответе, была как удар по лицу. София тяжело сглотнула.
– Я имею в виду… Майлза.
– Он так много для тебя значит? Нет, забудь, – поспешно поправился Руфус. – Это ведь вопрос ревнивого мужа, так?
– Просто я чувствую ответственность за Майлза. Он оклеветал твою семью…
– Ты меня удивляешь, – фыркнул Руфус. – Меня не волнует его мнение обо мне, о моей семье или о моей жене. К тому же я все равно ничего не смогу с ним сделать, даже сломать его чертову шею, поскольку он уже валяется в госпитале с двумя сломанными ребрами. Если же я его уволю, меня будет преследовать мысль, что я поступил так из мести. Так что я просто постараюсь найти паршивцу другую приличную работу, раз уж ему не нравится африканская программа Фонда. К счастью, у нас достаточно связей в академических кругах… Интересно, как ему понравится американский университет? Там у него есть шанс найти кого-нибудь, желающего вложить деньги в его проекты. Я посмотрю, что можно сделать.
София назвала это великодушным поступком. Руфус пожал плечами:
– Во-первых, я очень любил Рэй. Во-вторых, я думал, что, если мы найдем Майлзу другого спонсора, он больше не появится в Ринге. Я даже принес сюда его чертовы бумаги, чтобы посмотреть, над чем он работает. А когда ты так внезапно примчалась в дом, я понял, что должен избавить тебя от страданий, иначе ты потеряешь голову от беспокойства о письмах… В общем, я многое сделал, чтобы избежать решительного столкновения, но я уже на пределе.
Воцарилось напряженное молчание.
– Знаю, я была полной идиоткой, – наконец сказала София. – И нагородила так много лжи, что даже не представляю себе, как ты сможешь узнать, что я говорю правду. Но надеюсь, ты поверишь, что я… никогда не делала с Майлзом ничего плохого!
– Есть простой способ это доказать. Я могу прочесть твои письма.
Вот она и попалась! Если муж их прочтет, он, конечно, не найдет там никаких признаков заурядной любовной связи. Но вместо этого раскроются другие измены: гнев, ярость, злость, безжалостность, скрытая насмешка, все ее личные обиды, о которых она без утайки рассказывала чужому человеку… София, оцепенев, молча наблюдала, как Руфус подходит к столу. Он не притронулся к письмам, просто стоял и смотрел на жену сверху вниз.
– А теперь послушай меня, моя девочка. – Тон его был спокойный, сдержанный и совершенно непреклонный. – Я не обвиняю тебя в том, что ты спала с Майлзом. Теперь я знаю тебя лучше, чем раньше, и не верю, что ты могла поступиться своими принципами, сделать что-то наносящее ущерб твоему чувству собственного достоинства. Ты слишком высокого мнения о себе. Но есть другие способы предать наш брак – не стану перечислять их тебе. И у меня нет ни малейшего желания читать твои письма. Все в прошлом. Ты не одна виновата. Ничего подобного не произошло бы, не обращайся я с тобой так отвратительно. Впредь мы больше не будем обсуждать это. Но есть кое-что, что мы должны выяснить прямо сейчас, раз и навсегда.
– Прости, – пробормотала вдруг София и залилась слезами. Разрыдавшись, она уже не могла остановиться. Два года она втайне кичилась своим целомудрием. Если Руфус прав, значит, ей нечем гордиться.
– София!
– Я очень сожалею… – всхлипнула она.
– Не плачь. Я вовсе не хотел, чтобы ты чувствовала себя несчастной.
Он положил руку ей на плечо, и тут Софию подвел рефлекс: мышцы ее напряглись, она отпрянула от мужа. Он побледнел.
– Я не собирался причинять тебе боль. София, ты не можешь доверять мне даже сейчас? Хотел бы я объяснить, как трудно жить с женщиной и знать, что она меня боится…
София уловила в его голосе нотку отчаяния и попыталась улыбнуться. Руфус медленно приблизился, погладил ее плечи, затем она почувствовала нежные прикосновения его пальцев на своей спине.
– Я не боюсь, дорогой. Пожалуйста, не думай так. Ты был очень добр и терпелив… Но я этого не замечала, я не понимала, что ты становишься день ото дня все лучше, а я остаюсь прежней. Какой же стервой я была! Прости, прости!
Руфус развернул жену к себе, заставил поднять голову и посмотреть на него, затем поцеловал ее, и они оба ощутили вкус соленых слез на губах.
София вцепилась в мужа, схватившись за лацканы его пиджака:
– Все будет хорошо, правда, любимый?
– Все будет хорошо, – серьезно ответил ей Руфус.
***
Воскресная служба в церкви Святого Михаила превратилась сама собой в благодарственный молебен. Церковь была переполнена, Ленчерды явились в полном составе, даже самые отъявленные безбожники пришли – Виктор проделал длинный кружной путь через Азехед, тетушка Флоренс пешком спустилась с холма и церемонно уселась на церковной скамье. Ни у кого из родственников не хватило духу спросить, что привело их сюда.Когда служба закончилась, все высыпали во двор. Утро было ясным, и с церковной возвышенности люди могли окинуть взглядом пейзаж через три дня после наводнения.
Большая часть воды отступила и впиталась в почву, оставив после себя хаос и опустошение. Везде был ил – на стенах домов, на колесах машин, на ботинках. Улицы города покрылись сплошным ковром липкой грязи. Лужи – редкие заплаты на ковре – приятно контрастировали с этой вонючей мерзостью и ярко блестели в солнечных лучах.
Виктор подошел к Руфусу:
– Какие новости о твоей машине?
– Все еще под водой. Виктор, я так и не поблагодарил тебя за спасение Софии…
– Я просто подвез ее.
– Да, но, если бы ты не появился у «Романскомб» в критический момент, они оба, София и Майлз, утонули бы.
Виктор бросил удивленный взгляд на Софию, которая стояла рядом с мужем.
– Тебе не о чем больше беспокоиться, – вспыхнув, сказала она. – Руфус знает все.
«Все ли?» – подумал Виктор.
– Я очень рад, что ты ему рассказала, – произнес он.
София поколебалась, затем сухо пояснила:
– На самом деле я ему ничего не рассказывала, он сам уже давно все знал. – И теснее прижалась к мужу.
Руфус улыбнулся:
– Не будем вдаваться в подробности. Это вряд ли интересно Виктору.
«Вот в этом, приятель, ты ошибаешься!» – подумал Виктор, совершенно ошеломленный. Он заметил, что в браке его кузена наметились едва различимые изменения, и, очевидно, произошло все вчера вечером. Если Руфус действительно «давно все знал», это еще более удивительно!
Неподалеку от них сэр Уильям и директор Фонда, доктор Эванс, жаловались друг другу на наводнение и свои многочисленные трудности, большие и малые. Повреждения собственности Фонда… снижение доходов… немногим теперь будут доступны гранты… необходимость помочь достойным претендентам… полоумные изобретатели тратят время членов совета попусту… пробки на дорогах… в магазинах нет батареек и фонариков… грязь повсюду… и совершенно неясен повод для благодарственного молебна.
– Я действительно не знаю, что нам делать, – сокрушался сэр Уильям.
– Да уж, да уж, – вторил ему Холанд Эванс.
– Чепуха! – прозвучал за его спиной безапелляционный голос.
Это была мисс Флоренс. Все повернулись в ее сторону. Она воинственно подбоченилась и стояла широко расставив ноги, одетая в мешковатый твидовый костюм и вооруженная древним зонтом.
– Что – чепуха? – проворчал сэр Уильям.
Некоторые из нас совершенно не способны быть благодарными, – заявила мисс Флоренс. – Я согласна: город пережил суровое испытание, но в то же время не вижу смысла преувеличивать беды, которые никогда не затрагивали вас лично. Вы не знаете, что вам делать, и это смешно, потому что всем нам прекрасно известно; вы продолжите как ни в чем не бывало делать то, что делать привыкли! Холанд появится на очередном заседании совета с заявлением, которое уже лежит на его столе несколько дней и которое он выразительно прочтет вслух при условии, что рядом с ним будет Руфус, чтобы подсказать нужное слово в нужный момент. – Она гневно направила указующий перст на сэра Уильяма: – А ты приходишь на собрание, готовый воспрепятствовать любому решению из принципа, и, если обсуждение затягивается, ворчишь, что тебе пора обедать! А человек, который всегда делает самую трудную работу, – Руфус. Мальчик годами тянет на себе весь офис, но он настолько компетентен и скромен, что некоторые попечители до сих пор еще не поняли, как сильно все мы от него зависим!
– Нет, право же, тетя Флоренс… – пробормотал Руфус.
Но никто больше не произнес ни слова, даже жертвы обличения.
– Руфус улаживает все ваши проблемы, – продолжала мисс Флоренс. – Его бросила секретарша, глупая девчонка, он потерял свою машину и теперь, как я слышала, взял на себя дело Майлза Ропера. А его прекрасный сад со всем, что он и София там сделали, уничтожен наводнением. Но мы не слышали от него ни жалоб на судьбу, ни нытья о том, что он не знает, что ему теперь делать. Руфус – пример для нас всех! И именно ему мы все должны выразить благодарность!
Сэр Уильям громко засопел, доктор Эванс принял равнодушный вид, остальные Ленчерды с уважением смотрели на Руфуса, ужасно смущенного и страстно желающего ретироваться за ближайший надгробный памятник.
Виктор взирал на эту семейную сцену с улыбкой. Конечно, все, что говорила старушка, по сути, было правдой. Но в панегирике о добром, храбром и благородном рыцаре Руфусе присутствовала примесь комизма. Родственники не всегда по достоинству оценивали Руфуса и теперь, пристыженные, пустились во все тяжкие – подняли беднягу на пьедестал, хотя он в общем-то ничего особенного не сделал, чтобы заслужить такие почести. Однако проницательный Виктор не упустил из виду и еще одно обстоятельство: для Руфуса это не имело значения. Тем утром Руфус и София были единственными обитателями Ринга, забывшими обо всем на свете, в том числе о последствиях наводнения. Они просто не замечали грязи вокруг.