Страница:
Романъ изображаетъ жизнь на знаменитой валенсіанской Альбуфер, сырой, грязной и лихорадочной, съ ея рисовыми полями, образующими горизонтъ. Есть ли въ немъ типы? Сколько хотите. Можно насчитать дюжины. Вотъ дядюшка Голубь, самый старый рыбакъ озера, душа независимая и непосдливая, какъ его барка, для котораго работа хлбопашца – рабскій трудъ, и его сынъ Тони, человкъ съ желзной волей, неутомимый работникъ, занятый тмъ, что пополняетъ издалека принесенной землей глубокую яму, уступленную ему милостиво богатой барыней, не знавшей, что ей съ ней длать. Дале Тонетъ, прозванный Кубинцемъ, олицетворенный порокъ, лнивый и чувственный, мечтающій пріятно жить на счетъ своей возлюбленной Нелеты, жены богатаго трактирщика, бывшаго контрабандиста Сахара; пьяница и плутъ Піавка, нчто въ род бога Діониса, котораго обитатели встрчаютъ обыкновенно, спящимъ у самаго берега озера съ головой, увнчанной цвтами, и который въ коніц концовъ умираетъ отъ несваренія, "отецъ" Микель, Подкидышъ, свояченица Сахара и другіе. Вс эти существа, двигающіяся на той же сцен, проникнутыя родственными чувствами, даютъ великолпную и яркую картину человчества, находящагося въ вчномъ движеніи.
Вниманіе зрителя однако незамтно переносится отъ грандіозной эпопеи Тони къ преступной любви Нелеты и "Кубинца" Тонета. Сахаръ умеръ. Нелета забеременла отъ любовника. Необходимо, чтобы ребенокъ исчезъ. Въ противномъ случа вдова въ виду ея легкомысленнаго поведенія потеряла бы no вол завщателя право на наслдство. Въ этой безсердечной женщин жадность сильне материнскаго инстинкта. Новорожденный безжалостно принесенъ въ жертву. Его убиваетъ собственный отецъ. Онъ отвозитъ его на своей барк и, схвативъ обими руками, бросаетъ далеко отъ себя "какъ будто желая облегчить свою лодку отъ огромнаго груза". A потомъ, когда онъ въ ужас отъ своего преступленія кончаетъ съ собою, его отецъ Тони, посвященный во все случившееся дядюшкой Голубемъ, тайно хоронить его. И гд? Въ своей ям. Хоронить ему помогаетъ его пріемная дочь, Подкидышъ. Разсвтало. Первые лучи утренняго солнца окрашивали озеро въ срый стальной цвтъ. Взявъ на руки трупъ, они осторожно опустили его въ ровъ. "Какъ будто то былъ больной, который могъ проснуться". Похороны устроены! Бдный Тони! "Жизнь его кончилась". Какъ передать его острую, безпредльную скорбь? "Онъ стоялъ на земл, похоронившей подъ собой весь смыслъ его жизни. Сначала онъ отдалъ ей свой потъ, свою силу, свои иллюзіи; теперь, когда оставалось ее удобрить, онъ отдавалъ ей свои собственныя внутренности, своего сына и наслдника, свою надежду, считая свсе дло сдланнымъ".
Этотъ великолпный конецъ показался критикамъ придуманнымъ ради "эффекта", чмъ-то, правда, красивымъ, но искусственно подготовленнымъ съ самаго начала романа. Это не такъ. Я сейчасъ покажу, что это развязка была "импровизаціей".
Только что вернувшись изъ Альбуферы, гд онъ провелъ восемь или десять дней, ловя рыбу и отдаваясь сну на дн барки, чтобы вблизи изучить нравы мстности, Бласко принялся писать свой романъ, не зная его конца. Начиналась осень. Нсколько ночей подрядъ онъ глядлъ съ балкона дачи въ своемъ имніи Мальварроса на спокойное, шептавшееся, посребренное луной море, напвая "похоронный маршъ" Зигфрида. Онъ обдумывалъ послднюю гоаву книги. И вдругъ "увидлъ" ее. Впечатлніе было такое острое, словно онъ ощущалъ его глазами. Воспоминаніе о труп вагнеровскаго героя, распростертаго на своемъ щит и поднятаго въ воздухъ волнами, подсказалъ ему конецъ романа.
И почему намъ не поврить объясненію романиста?
He забудемъ, что Бласко Ибаньесъ, боле всякаго другого художника поддающійся воздйствію впечатлній, творитъ "инстинктивно".
III.
Bo всхъ до сихъ поръ разсмотрнныхъ романахъ рчь постоянно идетъ о неодолимой навязчивой власти денегъ и о той всеобщей и страшной борьб, которую ведутъ люди съ землей, чтобы добыть ихъ.
И однако обстановка, въ которой развертываются сюжеты, такъ прекрасна и радостна, будь то озеро Альбуфра или "голубой домъ" Леоноры, зеленыя грядки, окружающія хуторъ Батисте, или песчаный берегъ Кабаньяля, она полна такой тонкой поэзіи, что великолпіе пемзажа властно заставляетъ забывать о жестокости борьбы за существованіе. Тщетно романистъ описываетъ тяжелую долю рыбаковъ и обращается къ привилегированнымъ классамъ, укоряя ихъ за ихъ жадность, требуя, чтобы фунтъ рыбы, лишающій столькихъ дтей ихъ отцовъ, оплачивался золотомъ, читатель находится подъ вліяніемъ чарующей красоты природы и неспособенъ притти въ негодованіе. Нтъ, думаетъ онъ, не можетъ сущесгвовать ни истинной скорби, ни непоправимаго горя въ стран, гд церевья склоняются подъ тяжестью плодовъ и гд блескъ окружающей панорамы долженъ заставить обитателей, художниковъ по темпераменту, забывать о своихъ невзгодахъ, считать себя довольными и щедро оплаченными, когда посл трудового дня они видятъ передъ собой красоту заката солнца.
Безъ сомннія, самъ Бласко Ибаньесъ смутно чувствовалъ это и перенесъ поэтому дйствіе своихъ слдующихъ романовъ въ другія мстности, гд бдность земли или страшно несправедливое ея распредленіе требуютъ б ольшихъ жертвъ отъ обойденныхъ, работающихъ на ней. Эти романы, которые я называю "мятежными" не боле какъ боевые памфлеты, элегантные брошюры революціонной пропаганды, тонко отшлифованное оружіе разрушенія и протеста. Въ нихъ снова пробуждается старый мятежный духъ автора. Политикъ не уступаетъ художнику, а соперничаетъ съ нимъ, создавая произведенія, прекрасныя и хорошія, въ которыхъ полезное и пріятное сочетается въ счастливомъ брак.
Къ этому періоду относятся "Толедскій соборъ", "Вторженіе", "Винный складъ" и "Дикая орда".
Съ похвальной искренностью заявлялъ мн Бласко Ибаньесъ, что "Толедскій соборъ", хотя и удостоился наибольшаго числа переводовъ на другіе языки, мене всхъ нравится ему самому.
– Изобиліе теоретическихъ разсужденій – восклицалъ онъ, – придаетъ ему чрезмрную тяжеловсность.
Быть можетъ это такъ.
Мнніе Бласко Ибаньеса для меня драгоцнно, потому что по моему никто не можетъ говорить съ большей авторитетностью о художественномъ произведеніи, какъ самъ авторъ, сколько бы критики ни увряли въ противномъ. Во всякомъ случа въ нашей старой Испаніи, бдной и отсталой благодаря игу монашескихъ ассоціацій, "Толедскій соборъ" является книгой, которую вс защитники свободы должны были бы передавать изъ рукъ въ руки, какъ драгоцннйшій молитвенникъ.
Дйствіе происходитъ въ Толедо, въ почтенномъ, красивомъ и печальномъ, какъ музей, город который, кажется, спитъ подъ тнью своихъ церквей страшнымъ летаргическимъ сномъ средневковья, сномъ квіэтизма и отреченія.
Анархистъ Габріэль Луна возвращается посл тяжелыхъ скитаній въ Толедо, гд думаетъ мирно дожить свой вкъ у брата Эстевана, стараго церковнаго сторожа. Узнавъ, что его племянница Саграріо, много лтъ тому назадъ бжавшая изъ родительскаго дома съ возлюбленнымъ, ведетъ въ Мадрид адскую жизнь позора и нищеты, онъ длаетъ необходимые шаги чтобы спасти ее и въ конц концовъ ему удается вернуть ее въ семью: отецъ ее прощаетъ. Почему не длать добро, все равно какою бы то ни было цною? Прощеніе тмъ боле свято, чмъ серьезне было совершенное преступленіе.
Габріэль Луна, которому печальныя лишенія бродячей жизни нанесли смертельную рану – человкъ мягкій и миролюбивый, добрый мечтатель, кроткій, какъ одинъ изъ первыхъ христіанъ. Онъ любитъ Саграріо, слабую и больную, и она отвчаетъ ему взаимностью.
Любовь ихъ цломудренная и спокойная, чисто духовная: только ихъ души обмниваются поцлуями.
– He уходи отъ меня – говоритъ онъ ей – не бойся меня. Ни я мужчина, ни ты – женщина. Ты много страдала, сказала "прости" всмъ радостямъ жизни, ты была сильна въ несчастьи и можешь глядть истин въ глаза. Мы два потерпвшихъ въ жизни кораблекрушеніе. Намъ осталась одна только надежда умереть на этомъ островк, который намъ служитъ убжищемъ. Мы обреченные, раздавленные, погибшіе, въ нашихъ ндрахъ гнздится смерть. Отъ насъ остались одни только лохмотья посл того, какъ мы прошли сквозь зубцы нелпаго общественнагд строя. Вотъ почему я тебя люблю. Мы съ тобой одинаково несчастны.
Проповди Луны, удобопонятныя рчи, дышащія евангельской кротостью, наполняютъ цочти вс страницы романа, и надъ ними витаетъ видніе новаго общества, управляемаго мягкими законами любви, царства мира и безпредльной терпимости, въ которомъ не будетъ бдныхь, потому что не будетъ богатыхъ.
Слова анархиста, миролюбивыя, насыщенныя невыразимой сладостыо новозавтнаго состраданія, пробуждаютъ въ темномъ мозгу невжественныхъ слушателей преступныя идеи. Однажды ночью, когда Луна сторожилъ соборъ, его "ученики" появляются передъ нимъ вооруженные, готовые ограбить соборъ. Они хотятъ быть богатыми, наслаждаться, "житькакъ баре, разъзжающіе въ каретахъ и швыряющіе деньгами".
Напуганный превратнымъ истолкованіемъ его доктринъ, Луна бшено укоряетъ ихъ, угрожаетъ имъ, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ бросается на него съ тяжелой связкой ключей и разбиваетъ ему черепъ.
Еще одинъ разъ овцы, превратившись въ волковъ, пожрали пастуха. Таково человчество. Какъ Христосъ, Габріэль Луна жизнью заплатилъ за опаснйшее изъ всхъ преступленій, за преступленіе быть добрымъ.
Годъ спустя (1904) Бласко Ибаньесъ опубликовалъ романъ "Вторженіе", дйствіе котораго происходитъ въ Бильбао, на земл крпкой, сдланной изъ желза, которое питаетъ ненасытную прожорливость огромныхъ заводовъ. "Толедскій соборъ" символъ старой вры, квіэтистической и какъ бы окаменвшей, одиноко поднимающейся среди современности и врящей въ свое будущее, основываясь на авторитет и блеск великаго прошлаго. Напротивъ "Вторженіе" – символъ современной религіи, воинствующей, покидающей монастырское уединеніе, понимая, что оно для нея – смерть, выходящей на улицу, посщающей салоны, выпускающей книги, занимающейся благотворительностью, основывающей учебныя заведенія и анонимныя пароходныя общества, пускающейся въ эксплоатацію желза и угля, словомъ пытающейся слиться со всми проявленіями современной жизни. Герой – втируша это – іезуитъ, самая умная и хитрая и потому самая опасная "разновидность" многочисленной арміи людей въ рясахъ, съ виду привтливый и снисходительный, но деспотическій властитель столькихъ жизней и душъ.
Говоря о знаменитомъ университет "Деусто", объ этомъ великомъ твореніи іезуитовъ, поднимающемъ свою римскую громаду въ окрестностяхъ Бильбао, Бласко Ибаньесъ краснорчиво пишетъ:
"Въ середин парка, на возвышенномъ мст, іезуиты воздвигли изображеніе Санъ Хосе подъ аркой изъ электрическихъ лампочекъ.
Пока добрые отцы спали, сверкающій полукругъ напоминалъ прирчнымъ жителямъ и самому Бильбао о могущественномъ, грозномъ орден, всегда готовомъ подняться на ноги, не желающемъ отречься, прятаться – даже во мрак ночи. Докторъ {Докторъ Арести – одно изъ дйствующихъ лицъ романа, противникъ іезуитизма, представитель науки. Переводчикъ.} находилъ вполн естественнымъ, что для такого возвеличенія ордена былъ избранъ именно Санъ-Хосе, святой, покорный и безвольный, чистый безцвтной чистотой безсилія, – великолпная модель, избранная мудрыми воспитателями для образованія по ея образцу общества будущаго".
Богатый владлецъ пароходовъ Санчесъ Моруэта, главное дйствующее лицо романа, соединяетъ съ увренностью проницательнаго длового ума твердую, какъ алмазъ, волю. Все ему удается. To, что разоряетъ другихъ, обогащаетъ его. Эго исключительный борецъ, сумвшій подчинить себ капризную судьбу, превратить ее въ покорнаго и послушнаго раба.
"Онъ сооружалъ новые заводы и черезъ нкоторое время они сами шли съ поразительной точностью. Онъ строилъ пароходы и ни одинъ не терплъ крушенія, чтобы хотя бы своей гибелью внести разнообразіе въ его монотонное существованіе. Несчастье было надъ нимъ безсильно, онъ былъ защищенъ отъ него броней, и даже если бы оно хотло сдавить его въ своихъ лапахъ, эта губительная ласка была бы для него. только незамтнымъ прикосновеніемъ".
Романистъ нарочно старается придать своему герою преувеличенныя очертачія, чтобы потомъ тмъ ярче обнаружилось безграничное, разрушительное вліяніе іезуитизма. Незамтно, постепенно, съ молчаливой разъдающей мягкостью, врагъ вторгается въ его семью. Глава ея, человкъ, весь поглощенный длами, и не подозрваетъ серьезности измны, которая приближается и незамтно окружаетъ его. Опасность надвигается на него, бросаетъ ему вызовъ, садится рядомъ съ нимъ за столъ, спитъ рядомъ съ нимъ по ночамъ, а онъ ничего не видитъ. Жена его Кристина изливаетъ съ фанатическимъ безстыдствомъ у ногъ духовника самыя интимныя супружескія тайны, а дочь его отказывается отъ интеллигентнаго либеральнаго молодого человка, чтобы стать невстой ученика Деусто. Когда Санчесъ Моруэта убждается въ томъ, что происходитъ вокругъ него, онъ уже не можетъ защищаться. Слишкомъ поздно! Жена, дочь, служащіе – вс надодаютъ ему тми же совтами. Да и онъ самъ, чувствуя себя старымъ и одинокимъ, проникается желаніемъ стать религіознымъ, обратить глаза къ небу, о которомъ никогда ме думалъ и которое однако всегда такъ видимо ему помогало. Странный страхъ передъ загробной жизнью охватываетъ его; онъ можетъ умереть и долженъ очистить свою совсть. Прежній борецъ сдается и отправляется съ семьей на нкоторое время въ монастырь Лойолы. Онъ ршаетъ покаяться, молиться, раздавать милостыню. Обо всемъ этомъ онъ совтуется съ своимъ духовнымъ отцомъ. Бдный Санчесъ Маруэта! Отецъ – втируша – вступилъ съ нимъ въ борьбу подъ собственной его кровлею и побдилъ его.
Въ "Винномъ склад", какъ во "Вторженіи", "чувствуется" рука іезуитовъ. Что-то невидимое, магнетическое носится въ воздух, то заставляя рабочихъ посщать мессу, если они не хотятъ лишиться заработка, то благословляя поля. На извилистыхъ улицахъ Толедо, въ бискайскихъ рудникахъ, гд раздается язвительная рчь доктора Арести, на плодородныхъ андалузскихъ поляхъ, по которымъ проходитъ чисто евангельская, исполненная любви и состраданія, фигура Ферминъ Сальвоечеа {Знаменитый испанскій анархистъ, прообразъ Фернандо Сальватьерра. Переводчикь.}, царятъ т же горести, рыдаетъ та же безпредльная жалоба, рвущаяся изъ груди всхъ мучениковъ соціальной несправедливости, въ какой бы провинціи они не жили.
Пабло Дюпонъ, собственникъ огромнаго виннаго склада въ Херес, принадлежитъ къ той же мощной рас, какъ и Санчесъ Моруэта. Его братъ Луисъ, прообразъ андалузскаго "сеньорито", расточитель, любитель женщинъ, хвастливый и праздный, не занимается длами.
Онъ носитъ въ себ безудержные аппетиты и жажду насилія феодальной расы. Бдные для него тоже, чмъ они были въ средніе вка, крпостные, рабы земли, которыхъ господинъ можетъ свободно эксплуатировать, нисколько не нарушая нравственности. Однако "люди низа" такъ уже не думаютъ. Времена измнились. Современныя освободительныя идеи постепенно проникли по каплямъ въ сознаніе трудящихся, указывая имъ завороженный путь къ обтованному граду будущаго. По мр развитія романа, развертывающагося сначала, какъ радостная живописная картина, все громче слышится шумъ междоусобной войны, чувствуется пророческій трепетъ ненависти и страданій. Обездоленнымъ надодаетъ ихъ рабское положеніе и слово "месть" угрожающе разносится въ тишин ночей, въ безмолвіи горныхъ пастушескихъ хижинъ. Склоненные надъ бороздой тла работниковъ вдругъ гордо выпрямляются. Руки, которыя раньше кротко раскрывались, какъ бы прося милостыню, теперь сжимаются въ боевомъ мстительномъ порыв.
Добрый Сальватьерра, жалуясь на безволіе народа, является главнымъ пропагандистомъ этихъ освободительныхъ идей:
"Народъ молча страдаетъ, Ферминъ, потому что унаслдованное отъ предковъ ученіе сильне ero гнва. Они проходятъ, босые и голодные, передъ ликомъ Христа. Имъ твердятъ, что Онъ умеръ для нихъ, и жалкое стадо барановъ не думаетъ о томъ, что прошли вка и ни одно изъ Его общаній не исполнилось. И однако женщины со свойственной имъ чувствительностью, все ожидающей отъ сверхестественныхъ силъ, смотрятъ Ему въ глаза, которые не видятъ, и ждутъ словъ изъ Его устъ, навсегда онмвшихъ для шумныхъ битвъ современности. Хочется имъ крикнуть: He обращайтесь за помощью къ мертвымъ! Осушите ваши слезы, чтобы въ самой жизни искать искупленія отъ всхъ вашихъ золъ".
Сельскіе батраки его слушаютъ, кивая въ знакъ согласія головой. Хорошо говоритъ бродяга-проповдникъ. И постепенно духъ возмущенія растетъ, какъ кровавая и горькая волна.
Однако Луисъ Дюпонъ, человкъ безмозглый, гордый своимъ богатствомъ и влюбленный въ себя, не обращаетъ вниманія на эти предзнаменованія и однажды ночью, когда онъ находится на празднеств въ своемъ имніи, онъ лишаетъ невинности Марію дела Лусъ. Вскор посл этого ея братъ, убдившись, что негодяй не думаетъ бракомъ исправить свой поступокъ, оскорбляетъ и убиваетъ его. Но зло совершилось, Марія дела Лусъ ужъ не будетъ счастлива, не можетъ выйти замужъ за своего жениха Рафаэля, избранника сердца. Этому мшаетъ ея христіанское воспитаніе, нелпый предразсудокъ, будто двственность залогъ душевной чистоты женщины. Рафаэль раздляетъ это предубжденіе. Онъ любитъ Марію больше, чмъ прежде, и всетаки не хочетъ на ней жениться. Идиллія оборвалась.
Но вотъ добрый донъ-Фернандо Сальватьерра – подъ этимъ псевдонимомъ выводитъ авторъ въ роман анархиста Сальвоечеа – говоритъ съ Рафаэлемъ и убждаетъ его, что горе его поправимо. Нужно только быть сильнымъ и не бояться призраковъ прошлаго. Двственность? Что она такое? Какое значеніе можетъ имть такая ничтожная физіологическая подробность для будущаго двухъ горячо другъ друга любящихъ существъ? Слова Сальватьерры звучатъ такъ любяще и утшительно въ ушахъ юноши.
"Онъ все узналъ! Побольше мужества! Онъ былъ жертвой общественныхъ ненормальностей, противъ которыхъ донъ-Фернандо металъ громы съ пыломъ аскета. Еще онъ можетъ начать новую жизнь, окруженный своей семьей. Міръ такъ великъ" {Въ роман это собственно слова не Рафаэля, a отца Маріи, старика Фермина. Перевод.}.
Рафаэль слушалъ его и чувствовалъ, какъ постепенно смягчаются скорбь и ревность, недавно еще такія острыя. Этотъ человкъ правъ! Ужели физическая нетронутость женщины важне ея душевной чистоты? И Рафаэль самъ излагаетъ Маріи дела-Лусъ эту мысль, мысль святую, такъ какъ она сулитъ имъ счастье. "Тлесное опороченье – говоритъ онъ ей, – такъ мало значитъ. Любовь – вотъ главное, а прочее достойно лишь животныхъ".
И, полные спокойной увренности, они крпко обнимаются, думая объ Америк, сгран плодородной и гостепріимной, куда они немедленно же отплывутъ и гд ихъ ждетъ красивая жизнь любви и труда.
"Дикая орда" – въ хронологическомъ порядк послдній изъ "мятежныхъ" романовъ. Среди многихъ достоинствъ, доставившихъ этой книг успхъ, самымъ большимъ является, очевидно, самое заглавіе. "Орда", о которой повствуетъ Бласко, эта армія обойденныхъ – тряпичниковъ, контрабандистовъ, бродягъ всхъ видовъ, браконьеровъ, конокрадовъ, нищихъ, воровъ, живущихъ на окраинахъ Мадрида, иногда работая, иногда грабя, оспаривая другъ у друга отбросы большого города, вокругь котораго они образуютъ мрачное и грозное кольцо, какъ бы выжидая удобнаго случая, чтобы броситься на него и пожрать его. Это – паріи жизни, бывшіе люди, о которыхъ говорилъ Горькій.
Вокругъ чистаго, благоухающаго города съ его прекрасными бульварами и мраморными дворцами, кофейнями и театрами, которые женщины наполняютъ соблазнительной красотой своихъ декольтэ и ароматичныыъ шелестомъ своихъ платьевъ, вокругъ города, надъ которымъ по ночамъ милліоны фонарей распространяютъ гигантское красноватое сіяніе, такъ что получается впечатлніе, будто весь городъ трепещетъ въ безумств вакханаліи, вс обойденные судьбой, нищіе и голодные, кружатся какъ проголодавшіеся волки вокругь овчарни. Въ темнот блестятъ ихъ отчаянные глаза, руки сжимаются въ кулаки, дикій хохотъ искажаетъ ихъ губы и обнажаетъ зубы. Мадридъ ихъ не любитъ и изгналъ изъ своего лона, и однако терпитъ ихъ, такъ какъ они, собирая мусоръ, лохмотья, все, что гніетъ, лучше всего поддерживаютъ гигіену и чистоту города. Мадридъ презираетъ ихъ и все таки не отпускаетъ, боится ихъ и всетаки позволяетъ имъ длать свое дло. А они это понимаютъ и не уходятъ отъ города, тсно сжимая его кольцоиъ нищеты. О когда же наступитъ день, когда они насытятся!
"Мальтрана – говоритъ Бласко Ибаньесъ о своемъ геро – думалъ о тряпичникахъ Тетуана, о рабочихъ Четырехъ Дорогъ и Вальекасъ, о нищихъ и бродягахъ въ Пеньуеласъ и Инхуріасъ, о цыганахъ въ Камбронера, о безработныхъ кирпичникахъ квартала, лежавшаго передъ нимъ, обо всхъ несчастныхъ, которыхъ гордый городъ изгналъ изъ своихъ ндръ, которые перенесли свой станъ къ его вратамъ, которые жили дикой жизнью, существовали ловкостью и хитростью первобытнаго человка, размножались благодаря вызванной нищетой безпорядочной половой жизни, въ навоз рождали наслдниковъ своей ненависти, исполнителей своей мести".
Чисто бальзаковское умнье знаменитаго романиста создавать фигуры, рисовать цлыя семейства, вызывать передъ читателемъ въ живыхъ и интересныхъ образахъ движеніе массы, обнаруживается въ этомъ роман, быть можетъ, съ большей силой, чмъ во всхъ остальныхъ.
Исидро Мальтрана, образованный и умный юноша, отличается слабой и неуравновшанной волей, и этому разладу необходимо приписагь многія изъ тхъ горестныхъ событій, которыя съ теченіемъ времени омрачаютъ его жизнь. Онъ родился отъ бдной женщины и каменщика, умершаго, когда сынъ былъ еще ребенкомъ. Его бабушка со стороны матери была тряпичницей квартала Каролинасъ, ее звали "Бабочкой" и она жила въ свободномъ брак съ старымъ, угрюмымъ пьяницей-тряпичникомъ, немного философомъ, прозваннымъ "Заратустрой". Исидро Мальтрана вышелъ такимъ образомъ "изъ низа", былъ сыномъ народа и прожилъ бы спокойно свою жизнь, если бы его предназначили для какой-нибудь профессіи. Случилось иначе. Богатая, добрая барыня, въ домъ которой мать Исидра ходила на работу, замтила блестящія способности ребенка, ршила заняться его воспитаніемъ и помочь ему сдлать карьеру.
Мальтрана съ жаромъ принялся за книги, сдлался баккалавромъ и проходилъ уже съ значительнымъ успхомъ предпослдній курсъ литературно-философскаго факультета, какъ вдругъ его покровительница умерла. Бдный юноша сразу увидлъ себя безпомощнымъ, безоружнымъ, лицомъ къ лицу съ великой битвой жизни. Карьеры онъ не сдлалъ, не зналъ ни одного ремесла. "Наверху" на него смотрли съ пренебреженіемъ, зная его низкое происхожденіе, а жить среди своихъ ему мшало его образованіе, его блыя руки и утонченные вкусы. Онъ былъ неприспособившійся, ненужный человкъ благодаря перемн обстановки, и въ будущемъ его ожидали черные дни.
За неимніемъ другого лучшаго дла Исидро Мальтрана сдлался журналистомъ. Начались тяжелые безплодные дни богемской жизни.
Во время своихъ посщеній Четырехъ Дорогъ, гд жила его бабушка, онъ познакомился съ Фелисіаной, дочерью браконьера "Кетміи"… Исидро и Фелисіана полюбили другъ друга и ршили поселиться въ одномъ изъ внутреннихъ кварталовъ у площади старьевщиковъ. Она была молода, граціозна, добра, онъ былъ уменъ и веселъ. Они могли бы быть счастливы! Однако злой рокъ яростно преслдовалъ ихъ, не давая имъ ни минуты передышки. Мальтрана остался безъ работы. Его слабая воля не умла пробить себ дорогу. Фелисіана забеременла. Голодные, почти голые,оба побжденные укрылись въ хат въ Камбрерасъ, жалкой и беззащитной, какъ хижина цыганъ. По мр того, какъ мы приближаемся къ развязк, безпредльная печаль, холодная и мрачная меланхолія сумерекъ спускается на событія романа.
Мать Исидра, которая только что овдоввъ, зажила съ каменщикомъ – хорошимъ человкомъ, умираетъ въ больниц. Ея возлюбленный падаетъ съ лсовъ и разбивается на смерть. Ихъ единственный сынъ, выросшій среди пороковъ, попадаетъ въ тюрьму, Браконьеръ Кетмія убитъ сторожами. Фелисіана разршается отъ бремени въ госпитал, умираетъ и тло ея посл ужасовъ вскрытія хоронятъ въ братской могил. Судьба безжалостна къ бднымъ: она топчетъ, стираетъ, уничтожаетъ ихъ, отнимаетъ у нихъ даже ихъ имя, точно ей хочется, чтобы отъ нихъ ничего не оставалось, даже воспоминанія.
Такое заключеніе романа могло бы расположить къ отчаянію, если бы авторъ не озолотилъ его лучемъ надежды.
Исидро Мальтрана, отчаявшійся, безвольный, близкій къ тому, чтобы погрузиться въ безпросвтное пьянство, во время спохватывается. Онъ уже не мечтаетъ о литературной карьер, но онъ будетъ работать, станетъ "ремесленникомъ", разъ не удалось стать художникомъ. Его воля пробуждается и выпрямляется съ необычайной силой. Онъ вступитъ въ борьбу съ судьбой и побдитъ ее. To, что ему не удалось сдлать ни для бдной подруги, ни для себя, онъ сдлаетъ для сына. На этотъ разъ онъ не сдастся. Любовь, которую внушаетъ ему это существо, "крпка какъ сталь".
И это неожиданное зарожденіе новой жизни утшаетъ насъ, внушая намъ мысль, что рано или поздно – какое значеніе иметъ въ данномъ случа время? – человчество увидитъ утро справедливости и мира, утро братства, когда не будетъ страданій.
"Соборъ", "Вторженіе", "Винный складъ" и "Дикая орда" – романы "воинствующіе", страстные" бурные, возбудившіе противъ автора самые дикіе упреки. Его обвиняли въ непримиримости, считали фанатическимъ сектантомъ. Пусть такъ. Что изъ того? Такъ нужно бороться и плохъ тотъ солдатъ, который въ часъ битвы стрляетъ въ воздухъ…"
Вниманіе зрителя однако незамтно переносится отъ грандіозной эпопеи Тони къ преступной любви Нелеты и "Кубинца" Тонета. Сахаръ умеръ. Нелета забеременла отъ любовника. Необходимо, чтобы ребенокъ исчезъ. Въ противномъ случа вдова въ виду ея легкомысленнаго поведенія потеряла бы no вол завщателя право на наслдство. Въ этой безсердечной женщин жадность сильне материнскаго инстинкта. Новорожденный безжалостно принесенъ въ жертву. Его убиваетъ собственный отецъ. Онъ отвозитъ его на своей барк и, схвативъ обими руками, бросаетъ далеко отъ себя "какъ будто желая облегчить свою лодку отъ огромнаго груза". A потомъ, когда онъ въ ужас отъ своего преступленія кончаетъ съ собою, его отецъ Тони, посвященный во все случившееся дядюшкой Голубемъ, тайно хоронить его. И гд? Въ своей ям. Хоронить ему помогаетъ его пріемная дочь, Подкидышъ. Разсвтало. Первые лучи утренняго солнца окрашивали озеро въ срый стальной цвтъ. Взявъ на руки трупъ, они осторожно опустили его въ ровъ. "Какъ будто то былъ больной, который могъ проснуться". Похороны устроены! Бдный Тони! "Жизнь его кончилась". Какъ передать его острую, безпредльную скорбь? "Онъ стоялъ на земл, похоронившей подъ собой весь смыслъ его жизни. Сначала онъ отдалъ ей свой потъ, свою силу, свои иллюзіи; теперь, когда оставалось ее удобрить, онъ отдавалъ ей свои собственныя внутренности, своего сына и наслдника, свою надежду, считая свсе дло сдланнымъ".
Этотъ великолпный конецъ показался критикамъ придуманнымъ ради "эффекта", чмъ-то, правда, красивымъ, но искусственно подготовленнымъ съ самаго начала романа. Это не такъ. Я сейчасъ покажу, что это развязка была "импровизаціей".
Только что вернувшись изъ Альбуферы, гд онъ провелъ восемь или десять дней, ловя рыбу и отдаваясь сну на дн барки, чтобы вблизи изучить нравы мстности, Бласко принялся писать свой романъ, не зная его конца. Начиналась осень. Нсколько ночей подрядъ онъ глядлъ съ балкона дачи въ своемъ имніи Мальварроса на спокойное, шептавшееся, посребренное луной море, напвая "похоронный маршъ" Зигфрида. Онъ обдумывалъ послднюю гоаву книги. И вдругъ "увидлъ" ее. Впечатлніе было такое острое, словно онъ ощущалъ его глазами. Воспоминаніе о труп вагнеровскаго героя, распростертаго на своемъ щит и поднятаго въ воздухъ волнами, подсказалъ ему конецъ романа.
И почему намъ не поврить объясненію романиста?
He забудемъ, что Бласко Ибаньесъ, боле всякаго другого художника поддающійся воздйствію впечатлній, творитъ "инстинктивно".
III.
Bo всхъ до сихъ поръ разсмотрнныхъ романахъ рчь постоянно идетъ о неодолимой навязчивой власти денегъ и о той всеобщей и страшной борьб, которую ведутъ люди съ землей, чтобы добыть ихъ.
И однако обстановка, въ которой развертываются сюжеты, такъ прекрасна и радостна, будь то озеро Альбуфра или "голубой домъ" Леоноры, зеленыя грядки, окружающія хуторъ Батисте, или песчаный берегъ Кабаньяля, она полна такой тонкой поэзіи, что великолпіе пемзажа властно заставляетъ забывать о жестокости борьбы за существованіе. Тщетно романистъ описываетъ тяжелую долю рыбаковъ и обращается къ привилегированнымъ классамъ, укоряя ихъ за ихъ жадность, требуя, чтобы фунтъ рыбы, лишающій столькихъ дтей ихъ отцовъ, оплачивался золотомъ, читатель находится подъ вліяніемъ чарующей красоты природы и неспособенъ притти въ негодованіе. Нтъ, думаетъ онъ, не можетъ сущесгвовать ни истинной скорби, ни непоправимаго горя въ стран, гд церевья склоняются подъ тяжестью плодовъ и гд блескъ окружающей панорамы долженъ заставить обитателей, художниковъ по темпераменту, забывать о своихъ невзгодахъ, считать себя довольными и щедро оплаченными, когда посл трудового дня они видятъ передъ собой красоту заката солнца.
Безъ сомннія, самъ Бласко Ибаньесъ смутно чувствовалъ это и перенесъ поэтому дйствіе своихъ слдующихъ романовъ въ другія мстности, гд бдность земли или страшно несправедливое ея распредленіе требуютъ б ольшихъ жертвъ отъ обойденныхъ, работающихъ на ней. Эти романы, которые я называю "мятежными" не боле какъ боевые памфлеты, элегантные брошюры революціонной пропаганды, тонко отшлифованное оружіе разрушенія и протеста. Въ нихъ снова пробуждается старый мятежный духъ автора. Политикъ не уступаетъ художнику, а соперничаетъ съ нимъ, создавая произведенія, прекрасныя и хорошія, въ которыхъ полезное и пріятное сочетается въ счастливомъ брак.
Къ этому періоду относятся "Толедскій соборъ", "Вторженіе", "Винный складъ" и "Дикая орда".
Съ похвальной искренностью заявлялъ мн Бласко Ибаньесъ, что "Толедскій соборъ", хотя и удостоился наибольшаго числа переводовъ на другіе языки, мене всхъ нравится ему самому.
– Изобиліе теоретическихъ разсужденій – восклицалъ онъ, – придаетъ ему чрезмрную тяжеловсность.
Быть можетъ это такъ.
Мнніе Бласко Ибаньеса для меня драгоцнно, потому что по моему никто не можетъ говорить съ большей авторитетностью о художественномъ произведеніи, какъ самъ авторъ, сколько бы критики ни увряли въ противномъ. Во всякомъ случа въ нашей старой Испаніи, бдной и отсталой благодаря игу монашескихъ ассоціацій, "Толедскій соборъ" является книгой, которую вс защитники свободы должны были бы передавать изъ рукъ въ руки, какъ драгоцннйшій молитвенникъ.
Дйствіе происходитъ въ Толедо, въ почтенномъ, красивомъ и печальномъ, какъ музей, город который, кажется, спитъ подъ тнью своихъ церквей страшнымъ летаргическимъ сномъ средневковья, сномъ квіэтизма и отреченія.
Анархистъ Габріэль Луна возвращается посл тяжелыхъ скитаній въ Толедо, гд думаетъ мирно дожить свой вкъ у брата Эстевана, стараго церковнаго сторожа. Узнавъ, что его племянница Саграріо, много лтъ тому назадъ бжавшая изъ родительскаго дома съ возлюбленнымъ, ведетъ въ Мадрид адскую жизнь позора и нищеты, онъ длаетъ необходимые шаги чтобы спасти ее и въ конц концовъ ему удается вернуть ее въ семью: отецъ ее прощаетъ. Почему не длать добро, все равно какою бы то ни было цною? Прощеніе тмъ боле свято, чмъ серьезне было совершенное преступленіе.
Габріэль Луна, которому печальныя лишенія бродячей жизни нанесли смертельную рану – человкъ мягкій и миролюбивый, добрый мечтатель, кроткій, какъ одинъ изъ первыхъ христіанъ. Онъ любитъ Саграріо, слабую и больную, и она отвчаетъ ему взаимностью.
Любовь ихъ цломудренная и спокойная, чисто духовная: только ихъ души обмниваются поцлуями.
– He уходи отъ меня – говоритъ онъ ей – не бойся меня. Ни я мужчина, ни ты – женщина. Ты много страдала, сказала "прости" всмъ радостямъ жизни, ты была сильна въ несчастьи и можешь глядть истин въ глаза. Мы два потерпвшихъ въ жизни кораблекрушеніе. Намъ осталась одна только надежда умереть на этомъ островк, который намъ служитъ убжищемъ. Мы обреченные, раздавленные, погибшіе, въ нашихъ ндрахъ гнздится смерть. Отъ насъ остались одни только лохмотья посл того, какъ мы прошли сквозь зубцы нелпаго общественнагд строя. Вотъ почему я тебя люблю. Мы съ тобой одинаково несчастны.
Проповди Луны, удобопонятныя рчи, дышащія евангельской кротостью, наполняютъ цочти вс страницы романа, и надъ ними витаетъ видніе новаго общества, управляемаго мягкими законами любви, царства мира и безпредльной терпимости, въ которомъ не будетъ бдныхь, потому что не будетъ богатыхъ.
Слова анархиста, миролюбивыя, насыщенныя невыразимой сладостыо новозавтнаго состраданія, пробуждаютъ въ темномъ мозгу невжественныхъ слушателей преступныя идеи. Однажды ночью, когда Луна сторожилъ соборъ, его "ученики" появляются передъ нимъ вооруженные, готовые ограбить соборъ. Они хотятъ быть богатыми, наслаждаться, "житькакъ баре, разъзжающіе въ каретахъ и швыряющіе деньгами".
Напуганный превратнымъ истолкованіемъ его доктринъ, Луна бшено укоряетъ ихъ, угрожаетъ имъ, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ бросается на него съ тяжелой связкой ключей и разбиваетъ ему черепъ.
Еще одинъ разъ овцы, превратившись въ волковъ, пожрали пастуха. Таково человчество. Какъ Христосъ, Габріэль Луна жизнью заплатилъ за опаснйшее изъ всхъ преступленій, за преступленіе быть добрымъ.
Годъ спустя (1904) Бласко Ибаньесъ опубликовалъ романъ "Вторженіе", дйствіе котораго происходитъ въ Бильбао, на земл крпкой, сдланной изъ желза, которое питаетъ ненасытную прожорливость огромныхъ заводовъ. "Толедскій соборъ" символъ старой вры, квіэтистической и какъ бы окаменвшей, одиноко поднимающейся среди современности и врящей въ свое будущее, основываясь на авторитет и блеск великаго прошлаго. Напротивъ "Вторженіе" – символъ современной религіи, воинствующей, покидающей монастырское уединеніе, понимая, что оно для нея – смерть, выходящей на улицу, посщающей салоны, выпускающей книги, занимающейся благотворительностью, основывающей учебныя заведенія и анонимныя пароходныя общества, пускающейся въ эксплоатацію желза и угля, словомъ пытающейся слиться со всми проявленіями современной жизни. Герой – втируша это – іезуитъ, самая умная и хитрая и потому самая опасная "разновидность" многочисленной арміи людей въ рясахъ, съ виду привтливый и снисходительный, но деспотическій властитель столькихъ жизней и душъ.
Говоря о знаменитомъ университет "Деусто", объ этомъ великомъ твореніи іезуитовъ, поднимающемъ свою римскую громаду въ окрестностяхъ Бильбао, Бласко Ибаньесъ краснорчиво пишетъ:
"Въ середин парка, на возвышенномъ мст, іезуиты воздвигли изображеніе Санъ Хосе подъ аркой изъ электрическихъ лампочекъ.
Пока добрые отцы спали, сверкающій полукругъ напоминалъ прирчнымъ жителямъ и самому Бильбао о могущественномъ, грозномъ орден, всегда готовомъ подняться на ноги, не желающемъ отречься, прятаться – даже во мрак ночи. Докторъ {Докторъ Арести – одно изъ дйствующихъ лицъ романа, противникъ іезуитизма, представитель науки. Переводчикъ.} находилъ вполн естественнымъ, что для такого возвеличенія ордена былъ избранъ именно Санъ-Хосе, святой, покорный и безвольный, чистый безцвтной чистотой безсилія, – великолпная модель, избранная мудрыми воспитателями для образованія по ея образцу общества будущаго".
Богатый владлецъ пароходовъ Санчесъ Моруэта, главное дйствующее лицо романа, соединяетъ съ увренностью проницательнаго длового ума твердую, какъ алмазъ, волю. Все ему удается. To, что разоряетъ другихъ, обогащаетъ его. Эго исключительный борецъ, сумвшій подчинить себ капризную судьбу, превратить ее въ покорнаго и послушнаго раба.
"Онъ сооружалъ новые заводы и черезъ нкоторое время они сами шли съ поразительной точностью. Онъ строилъ пароходы и ни одинъ не терплъ крушенія, чтобы хотя бы своей гибелью внести разнообразіе въ его монотонное существованіе. Несчастье было надъ нимъ безсильно, онъ былъ защищенъ отъ него броней, и даже если бы оно хотло сдавить его въ своихъ лапахъ, эта губительная ласка была бы для него. только незамтнымъ прикосновеніемъ".
Романистъ нарочно старается придать своему герою преувеличенныя очертачія, чтобы потомъ тмъ ярче обнаружилось безграничное, разрушительное вліяніе іезуитизма. Незамтно, постепенно, съ молчаливой разъдающей мягкостью, врагъ вторгается въ его семью. Глава ея, человкъ, весь поглощенный длами, и не подозрваетъ серьезности измны, которая приближается и незамтно окружаетъ его. Опасность надвигается на него, бросаетъ ему вызовъ, садится рядомъ съ нимъ за столъ, спитъ рядомъ съ нимъ по ночамъ, а онъ ничего не видитъ. Жена его Кристина изливаетъ съ фанатическимъ безстыдствомъ у ногъ духовника самыя интимныя супружескія тайны, а дочь его отказывается отъ интеллигентнаго либеральнаго молодого человка, чтобы стать невстой ученика Деусто. Когда Санчесъ Моруэта убждается въ томъ, что происходитъ вокругъ него, онъ уже не можетъ защищаться. Слишкомъ поздно! Жена, дочь, служащіе – вс надодаютъ ему тми же совтами. Да и онъ самъ, чувствуя себя старымъ и одинокимъ, проникается желаніемъ стать религіознымъ, обратить глаза къ небу, о которомъ никогда ме думалъ и которое однако всегда такъ видимо ему помогало. Странный страхъ передъ загробной жизнью охватываетъ его; онъ можетъ умереть и долженъ очистить свою совсть. Прежній борецъ сдается и отправляется съ семьей на нкоторое время въ монастырь Лойолы. Онъ ршаетъ покаяться, молиться, раздавать милостыню. Обо всемъ этомъ онъ совтуется съ своимъ духовнымъ отцомъ. Бдный Санчесъ Маруэта! Отецъ – втируша – вступилъ съ нимъ въ борьбу подъ собственной его кровлею и побдилъ его.
Въ "Винномъ склад", какъ во "Вторженіи", "чувствуется" рука іезуитовъ. Что-то невидимое, магнетическое носится въ воздух, то заставляя рабочихъ посщать мессу, если они не хотятъ лишиться заработка, то благословляя поля. На извилистыхъ улицахъ Толедо, въ бискайскихъ рудникахъ, гд раздается язвительная рчь доктора Арести, на плодородныхъ андалузскихъ поляхъ, по которымъ проходитъ чисто евангельская, исполненная любви и состраданія, фигура Ферминъ Сальвоечеа {Знаменитый испанскій анархистъ, прообразъ Фернандо Сальватьерра. Переводчикь.}, царятъ т же горести, рыдаетъ та же безпредльная жалоба, рвущаяся изъ груди всхъ мучениковъ соціальной несправедливости, въ какой бы провинціи они не жили.
Пабло Дюпонъ, собственникъ огромнаго виннаго склада въ Херес, принадлежитъ къ той же мощной рас, какъ и Санчесъ Моруэта. Его братъ Луисъ, прообразъ андалузскаго "сеньорито", расточитель, любитель женщинъ, хвастливый и праздный, не занимается длами.
Онъ носитъ въ себ безудержные аппетиты и жажду насилія феодальной расы. Бдные для него тоже, чмъ они были въ средніе вка, крпостные, рабы земли, которыхъ господинъ можетъ свободно эксплуатировать, нисколько не нарушая нравственности. Однако "люди низа" такъ уже не думаютъ. Времена измнились. Современныя освободительныя идеи постепенно проникли по каплямъ въ сознаніе трудящихся, указывая имъ завороженный путь къ обтованному граду будущаго. По мр развитія романа, развертывающагося сначала, какъ радостная живописная картина, все громче слышится шумъ междоусобной войны, чувствуется пророческій трепетъ ненависти и страданій. Обездоленнымъ надодаетъ ихъ рабское положеніе и слово "месть" угрожающе разносится въ тишин ночей, въ безмолвіи горныхъ пастушескихъ хижинъ. Склоненные надъ бороздой тла работниковъ вдругъ гордо выпрямляются. Руки, которыя раньше кротко раскрывались, какъ бы прося милостыню, теперь сжимаются въ боевомъ мстительномъ порыв.
Добрый Сальватьерра, жалуясь на безволіе народа, является главнымъ пропагандистомъ этихъ освободительныхъ идей:
"Народъ молча страдаетъ, Ферминъ, потому что унаслдованное отъ предковъ ученіе сильне ero гнва. Они проходятъ, босые и голодные, передъ ликомъ Христа. Имъ твердятъ, что Онъ умеръ для нихъ, и жалкое стадо барановъ не думаетъ о томъ, что прошли вка и ни одно изъ Его общаній не исполнилось. И однако женщины со свойственной имъ чувствительностью, все ожидающей отъ сверхестественныхъ силъ, смотрятъ Ему въ глаза, которые не видятъ, и ждутъ словъ изъ Его устъ, навсегда онмвшихъ для шумныхъ битвъ современности. Хочется имъ крикнуть: He обращайтесь за помощью къ мертвымъ! Осушите ваши слезы, чтобы въ самой жизни искать искупленія отъ всхъ вашихъ золъ".
Сельскіе батраки его слушаютъ, кивая въ знакъ согласія головой. Хорошо говоритъ бродяга-проповдникъ. И постепенно духъ возмущенія растетъ, какъ кровавая и горькая волна.
Однако Луисъ Дюпонъ, человкъ безмозглый, гордый своимъ богатствомъ и влюбленный въ себя, не обращаетъ вниманія на эти предзнаменованія и однажды ночью, когда онъ находится на празднеств въ своемъ имніи, онъ лишаетъ невинности Марію дела Лусъ. Вскор посл этого ея братъ, убдившись, что негодяй не думаетъ бракомъ исправить свой поступокъ, оскорбляетъ и убиваетъ его. Но зло совершилось, Марія дела Лусъ ужъ не будетъ счастлива, не можетъ выйти замужъ за своего жениха Рафаэля, избранника сердца. Этому мшаетъ ея христіанское воспитаніе, нелпый предразсудокъ, будто двственность залогъ душевной чистоты женщины. Рафаэль раздляетъ это предубжденіе. Онъ любитъ Марію больше, чмъ прежде, и всетаки не хочетъ на ней жениться. Идиллія оборвалась.
Но вотъ добрый донъ-Фернандо Сальватьерра – подъ этимъ псевдонимомъ выводитъ авторъ въ роман анархиста Сальвоечеа – говоритъ съ Рафаэлемъ и убждаетъ его, что горе его поправимо. Нужно только быть сильнымъ и не бояться призраковъ прошлаго. Двственность? Что она такое? Какое значеніе можетъ имть такая ничтожная физіологическая подробность для будущаго двухъ горячо другъ друга любящихъ существъ? Слова Сальватьерры звучатъ такъ любяще и утшительно въ ушахъ юноши.
"Онъ все узналъ! Побольше мужества! Онъ былъ жертвой общественныхъ ненормальностей, противъ которыхъ донъ-Фернандо металъ громы съ пыломъ аскета. Еще онъ можетъ начать новую жизнь, окруженный своей семьей. Міръ такъ великъ" {Въ роман это собственно слова не Рафаэля, a отца Маріи, старика Фермина. Перевод.}.
Рафаэль слушалъ его и чувствовалъ, какъ постепенно смягчаются скорбь и ревность, недавно еще такія острыя. Этотъ человкъ правъ! Ужели физическая нетронутость женщины важне ея душевной чистоты? И Рафаэль самъ излагаетъ Маріи дела-Лусъ эту мысль, мысль святую, такъ какъ она сулитъ имъ счастье. "Тлесное опороченье – говоритъ онъ ей, – такъ мало значитъ. Любовь – вотъ главное, а прочее достойно лишь животныхъ".
И, полные спокойной увренности, они крпко обнимаются, думая объ Америк, сгран плодородной и гостепріимной, куда они немедленно же отплывутъ и гд ихъ ждетъ красивая жизнь любви и труда.
"Дикая орда" – въ хронологическомъ порядк послдній изъ "мятежныхъ" романовъ. Среди многихъ достоинствъ, доставившихъ этой книг успхъ, самымъ большимъ является, очевидно, самое заглавіе. "Орда", о которой повствуетъ Бласко, эта армія обойденныхъ – тряпичниковъ, контрабандистовъ, бродягъ всхъ видовъ, браконьеровъ, конокрадовъ, нищихъ, воровъ, живущихъ на окраинахъ Мадрида, иногда работая, иногда грабя, оспаривая другъ у друга отбросы большого города, вокругь котораго они образуютъ мрачное и грозное кольцо, какъ бы выжидая удобнаго случая, чтобы броситься на него и пожрать его. Это – паріи жизни, бывшіе люди, о которыхъ говорилъ Горькій.
Вокругъ чистаго, благоухающаго города съ его прекрасными бульварами и мраморными дворцами, кофейнями и театрами, которые женщины наполняютъ соблазнительной красотой своихъ декольтэ и ароматичныыъ шелестомъ своихъ платьевъ, вокругъ города, надъ которымъ по ночамъ милліоны фонарей распространяютъ гигантское красноватое сіяніе, такъ что получается впечатлніе, будто весь городъ трепещетъ въ безумств вакханаліи, вс обойденные судьбой, нищіе и голодные, кружатся какъ проголодавшіеся волки вокругь овчарни. Въ темнот блестятъ ихъ отчаянные глаза, руки сжимаются въ кулаки, дикій хохотъ искажаетъ ихъ губы и обнажаетъ зубы. Мадридъ ихъ не любитъ и изгналъ изъ своего лона, и однако терпитъ ихъ, такъ какъ они, собирая мусоръ, лохмотья, все, что гніетъ, лучше всего поддерживаютъ гигіену и чистоту города. Мадридъ презираетъ ихъ и все таки не отпускаетъ, боится ихъ и всетаки позволяетъ имъ длать свое дло. А они это понимаютъ и не уходятъ отъ города, тсно сжимая его кольцоиъ нищеты. О когда же наступитъ день, когда они насытятся!
"Мальтрана – говоритъ Бласко Ибаньесъ о своемъ геро – думалъ о тряпичникахъ Тетуана, о рабочихъ Четырехъ Дорогъ и Вальекасъ, о нищихъ и бродягахъ въ Пеньуеласъ и Инхуріасъ, о цыганахъ въ Камбронера, о безработныхъ кирпичникахъ квартала, лежавшаго передъ нимъ, обо всхъ несчастныхъ, которыхъ гордый городъ изгналъ изъ своихъ ндръ, которые перенесли свой станъ къ его вратамъ, которые жили дикой жизнью, существовали ловкостью и хитростью первобытнаго человка, размножались благодаря вызванной нищетой безпорядочной половой жизни, въ навоз рождали наслдниковъ своей ненависти, исполнителей своей мести".
Чисто бальзаковское умнье знаменитаго романиста создавать фигуры, рисовать цлыя семейства, вызывать передъ читателемъ въ живыхъ и интересныхъ образахъ движеніе массы, обнаруживается въ этомъ роман, быть можетъ, съ большей силой, чмъ во всхъ остальныхъ.
Исидро Мальтрана, образованный и умный юноша, отличается слабой и неуравновшанной волей, и этому разладу необходимо приписагь многія изъ тхъ горестныхъ событій, которыя съ теченіемъ времени омрачаютъ его жизнь. Онъ родился отъ бдной женщины и каменщика, умершаго, когда сынъ былъ еще ребенкомъ. Его бабушка со стороны матери была тряпичницей квартала Каролинасъ, ее звали "Бабочкой" и она жила въ свободномъ брак съ старымъ, угрюмымъ пьяницей-тряпичникомъ, немного философомъ, прозваннымъ "Заратустрой". Исидро Мальтрана вышелъ такимъ образомъ "изъ низа", былъ сыномъ народа и прожилъ бы спокойно свою жизнь, если бы его предназначили для какой-нибудь профессіи. Случилось иначе. Богатая, добрая барыня, въ домъ которой мать Исидра ходила на работу, замтила блестящія способности ребенка, ршила заняться его воспитаніемъ и помочь ему сдлать карьеру.
Мальтрана съ жаромъ принялся за книги, сдлался баккалавромъ и проходилъ уже съ значительнымъ успхомъ предпослдній курсъ литературно-философскаго факультета, какъ вдругъ его покровительница умерла. Бдный юноша сразу увидлъ себя безпомощнымъ, безоружнымъ, лицомъ къ лицу съ великой битвой жизни. Карьеры онъ не сдлалъ, не зналъ ни одного ремесла. "Наверху" на него смотрли съ пренебреженіемъ, зная его низкое происхожденіе, а жить среди своихъ ему мшало его образованіе, его блыя руки и утонченные вкусы. Онъ былъ неприспособившійся, ненужный человкъ благодаря перемн обстановки, и въ будущемъ его ожидали черные дни.
За неимніемъ другого лучшаго дла Исидро Мальтрана сдлался журналистомъ. Начались тяжелые безплодные дни богемской жизни.
Во время своихъ посщеній Четырехъ Дорогъ, гд жила его бабушка, онъ познакомился съ Фелисіаной, дочерью браконьера "Кетміи"… Исидро и Фелисіана полюбили другъ друга и ршили поселиться въ одномъ изъ внутреннихъ кварталовъ у площади старьевщиковъ. Она была молода, граціозна, добра, онъ былъ уменъ и веселъ. Они могли бы быть счастливы! Однако злой рокъ яростно преслдовалъ ихъ, не давая имъ ни минуты передышки. Мальтрана остался безъ работы. Его слабая воля не умла пробить себ дорогу. Фелисіана забеременла. Голодные, почти голые,оба побжденные укрылись въ хат въ Камбрерасъ, жалкой и беззащитной, какъ хижина цыганъ. По мр того, какъ мы приближаемся къ развязк, безпредльная печаль, холодная и мрачная меланхолія сумерекъ спускается на событія романа.
Мать Исидра, которая только что овдоввъ, зажила съ каменщикомъ – хорошимъ человкомъ, умираетъ въ больниц. Ея возлюбленный падаетъ съ лсовъ и разбивается на смерть. Ихъ единственный сынъ, выросшій среди пороковъ, попадаетъ въ тюрьму, Браконьеръ Кетмія убитъ сторожами. Фелисіана разршается отъ бремени въ госпитал, умираетъ и тло ея посл ужасовъ вскрытія хоронятъ въ братской могил. Судьба безжалостна къ бднымъ: она топчетъ, стираетъ, уничтожаетъ ихъ, отнимаетъ у нихъ даже ихъ имя, точно ей хочется, чтобы отъ нихъ ничего не оставалось, даже воспоминанія.
Такое заключеніе романа могло бы расположить къ отчаянію, если бы авторъ не озолотилъ его лучемъ надежды.
Исидро Мальтрана, отчаявшійся, безвольный, близкій къ тому, чтобы погрузиться въ безпросвтное пьянство, во время спохватывается. Онъ уже не мечтаетъ о литературной карьер, но онъ будетъ работать, станетъ "ремесленникомъ", разъ не удалось стать художникомъ. Его воля пробуждается и выпрямляется съ необычайной силой. Онъ вступитъ въ борьбу съ судьбой и побдитъ ее. To, что ему не удалось сдлать ни для бдной подруги, ни для себя, онъ сдлаетъ для сына. На этотъ разъ онъ не сдастся. Любовь, которую внушаетъ ему это существо, "крпка какъ сталь".
И это неожиданное зарожденіе новой жизни утшаетъ насъ, внушая намъ мысль, что рано или поздно – какое значеніе иметъ въ данномъ случа время? – человчество увидитъ утро справедливости и мира, утро братства, когда не будетъ страданій.
"Соборъ", "Вторженіе", "Винный складъ" и "Дикая орда" – романы "воинствующіе", страстные" бурные, возбудившіе противъ автора самые дикіе упреки. Его обвиняли въ непримиримости, считали фанатическимъ сектантомъ. Пусть такъ. Что изъ того? Такъ нужно бороться и плохъ тотъ солдатъ, который въ часъ битвы стрляетъ въ воздухъ…"