Страница:
Впереди был проход, высеченный среди камней, и он вел мимо какого-то другого туннеля и исчезал среди скал. А прямо посреди пещеры раскинулась широкая и тихая лагуна, в сумраке казавшаяся зеленой и мрачной. Вход в пещеру, который был виден, когда они летели над скалами, выдавала сейчас узкая полоска серебристого света, которая при отходе волны превращалась в светящийся полукруг, а минуту спустя, с приходом новой волны, опять становилась узкой серебристой полосой. Каждый раз, когда в утес ударяла волна, поверхность воды в лагуне покрывалась рябью и вокруг того места, где стоял Джонатан и все остальные, тихонько прокатывалось шипящее эхо.
Кроме шума прибоя в пещере были слышны лишь крики птиц, которые иногда влетали или вплывали сюда а затем возвращались к морю или исчезали в своих нескладных гнездах, укрепленных вверху на выступах и во впадинах стен.
Все молчали – открывшийся вид казался мирным и спокойным, но в то же время каким-то пугающим. Но, возможно, самым страшным и непонятным был корабль, стоящий на якоре, брошенном в песчаную косу, которая находилась примерно посередине между лагуной и проходом, скрывающимся между скал. Это было удивительное судно, очевидно построенное или эльфами, или людьми одного из странных племен с Очарованных Островов, – так или иначе, этот кто-то знал, как должны выглядеть подобные сооружения. Это был высокий, с надстройками и на первый взгляд кажущимися совершенно ненужными амбразурами и шпилями, корабль; посередине кормы, внизу, виднелось нечто очень похожее на дугообразные акульи плавники. Туманной ночью это судно должно было больше походить на морского монстра, чем на корабль, – в передней части у него было несколько круглых окошек, два из них располагались по бокам от заостренного носа; и благодаря свету, явно исходящему откуда-то изнутри, они очень напоминали глаза. По бокам торчали плавники, похожие на плавники гигантского морского окуня. Под кормой вода лагуны шипела и бурлила, откуда-то сзади каждую минуту вырывалось громкое “фуш-ш!”.
– Это же мой дедушка! – воскликнул Дули. – Точно-точно. Это скорее всего его аппарат для прогулок под водой.
Дули гордо указал рукой в сторону субмарины. Твикенгем, а следом за ним и все остальные, перепрыгивая через камни, направились вверх по проходу, и вскоре они оказались на небольшой каменистой возвышенности, откуда была видна вся коса, к которой пришвартовалась субмарина. Одним концом коса скрывалась в другой пещере, и, протискиваясь сквозь узкий проход, из нее вышел Теофил Эскаргот – наверное, самый известный вор и искатель приключений на земле; в руках он нес охапку какого-то добра, которое свалил в каноэ. Затем он столкнул лодку в лагуну, достал из-под сиденья весло и стал быстро грести в сторону субмарины.
– Он знает о нашем появлении! – сказал Твикенгем. – И, кажется, собирается сбежать.
– Нет, что вы, – запротестовал Дули, – дедушка сказал, что будет ждать меня здесь до декабря.
Но было совершенно ясно, что Эскаргот страшно спешил – он быстро скользил в своей лодке по воде. Дули высунулся вперед и с криком сбежал вниз к песчаной косе.
– Дедушка! – крикнул он на бегу, а затем только и было слышно что “эй!” и “эге-гей!” – по-видимому, Дули бежал так быстро, что ему трудно было внятно выговаривать слова.
Старик Эскаргот, побросав все вещи в открытый люк, повернулся, чтобы посмотреть, кто поднял такой шум, и замер, заметив толпу людей, эльфов и коротышек, спускавшихся вниз по дорожке. Но уже через мгновение он скрылся в своей субмарине. Люк со звоном захлопнулся, из-под кормы выплеснулось несколько водяных струй, и судно целиком погрузилось в прозрачные воды лагуны.
Дули стоял на песчаной косе, медленно махая рукой пустоте, видимо весьма озадаченный столь быстрым исчезновением своего дедушки.
– Наверное, он не узнал меня, господин Бинг. Наверное, он подумал, что я призрак, или гоблин, или еще что-то. Видимо, мне не надо было так орать.
– Может быть, ты и прав, – сказал Джонатан.
– Мне показалось, что он ужасно спешил куда-то. – Похоже на то.
Джонатан внимательно осмотрел берег. У входа в небольшую пещерку лежала груда каких-то припасов. На песке, в углублении, обложенном камнями, был устроен очаг, и там все еще потрескивал огонь; над огнем на вертеле висела странная, наполовину приготовленная рыба.
– Он даже не дообедал, – заметил Джонатан, – и бросил половину своих припасов.
– Старый подлец, – произнес Буфо, грозя кулаком опустевшей лагуне. Волна, прикрывавшая вход в пещеру, откатилась, и на мгновение стали видны две башни, торчавшие из небольшого возвышения над морем.
– Эх! – воскликнул Буфо, когда они исчезли из виду, – это значило, что субмарина направилась в открытое море. – Я напишу об этом предательстве поэму! Эпическую.
Буфо в задумчивости зашагал туда-сюда, словно его в этот миг посетила муза.
Джонатан видел, что Дули стоило огромных усилий не заплакать.
– Почему бы нам не поговорить о предательстве в другой раз, – обратился Джонатан к Буфо. – Сейчас нам от этого не станет легче.
Буфо посмотрел на Джонатана, затем перевел взгляд на Дули.
– Думаю, вы правы.
Он последовал за Твикенгемом, Тримпом и Профессором к очагу, в котором все еще жарилась рыба. Ее низ почти полностью обуглился и распался на кусочки, но зато верх был едва готов. Профессор Вурцл, в то время как Твикенгем рылся в оставленных Эскарготом вещах, лениво крутил вертел.
Джонатан присел на камень и взял в руки большого, размером с кулак, краба-отшельника, который суетливо пробегал мимо. Краб высунул голову из панциря, посмотрел на Джонатана и ущипнул его за палец. Джонатан вскрикнул и бросил краба в воду, но тут же пожалел о содеянном, испугавшись, что тот мог ушибиться или с ним могло произойти что-нибудь в этом роде. Ему пришла в голову мысль, что это весьма глупо – хватать крабов, если не хочешь потом их бросать.
Дули, который все еще стоял у воды, вдруг вскрикнул и начал приплясывать.
– Урра! Урра! – кричал он, указывая куда-то вперед на воду. Джонатан вскочил, а остальные сбежались на берег косы и уставились на то место, где вода бурлила и пенилась и из пузырей всплывал на поверхность подводный аппарат Эскаргота. Внутри был виден и сам старик Эскаргот, сидящий за сложной системой управления. Субмарина выплыла на мелководье, и с кормы в воду шлепнулся якорь. Крышка люка откинулась, и наружу показалась седая голова.
– Дедушка! – крикнул Дули.
Старик Эскаргот, улыбаясь с таким видом, точно он только что вернулся в порт после удачной рыбной ловли, воскликнул:
– Дули, мой мальчик! – и радостно помахал рукой.
Этот человек совсем не был таким, каким ожидал увидеть его Джонатан или каким он его помнил. Последние десять лет он существовал буквально в виде одних слухов, был тенью, бродившей вокруг городка Твомбли, – все что-то знали о нем, но хорошо его не знал никто. Джонатан ожидал увидеть эдакого щегольски одетого вора-джентльмена – немножко похожего на профессора, немножко на школьного учителя, вышедшего на пенсию. Но Эскаргот гораздо больше был похож на сумасшедшего, или на пирата, или на того, кто целый год мог искать в Белых Скалах спрятанные сокровища. Седая борода придавала ему вид фанатика. Волосы, явно много месяцев не стриженные, были откинуты назад и открывали лоб, словно Эскаргот стоял под порывами ветра. Его брови были густыми и кустистыми. Он не был крупным мужчиной, даже скорее наоборот, но выглядел эффектно и потому, наверное, казался крупнее. Джонатан был совершенно уверен, что всякий уважающий себя человек только посмотрит на него и сразу подумает: “Он замышляет что-то нехорошее”, и начнет запирать замки на дверях, и похлопает себя по заднему карману, чтобы убедиться, что с кошельком все в порядке.
Эскаргот стоял, наполовину высунувшись из люка, и рассматривал всю компанию.
– Не будет ли кто-нибудь из джентльменов столь добр, – произнес он, – чтобы взять мое каноэ и подплыть на нем сюда? Я бы и сам подплыл к нему, но вода в это время года не так уж приятна. Она немножко холодновата, как вы понимаете.
В пятидесяти футах ниже по косе лежала брошенная лодка, которая колыхалась под напором набегавших волн. Так как никто не сделал и шага в сторону лодки, Джонатан спустился к ней, столкнул ее в воду и погреб к субмарине. Оказавшись возле нее, он схватился за выступающие из металлического борта латунные скобы и держался за них до тех пор, пока Эскаргот не влез в лодку; маленькое каноэ сначала опасно накренилось, но затем выпрямилось.
– Эй, вы, – подмигивая, обратился Эскаргот к Джонатану, когда они стали грести к берегу, – я случайно не знал вашего отца, молодой человек?
– Да, конечно, – ответил Джонатан. Он знал, по словам Буфо, что Эскаргот был предателем, хотя это и звучало довольно резко, но из-за этого ему трудно было поддерживать даже такой пустячный разговор. Самого же Эскаргота это, по-видимому, нисколько не волновало.
– Он был славным человеком, – продолжал он. – Мы немного торговали, он и я. Он делал хороший сыр. – Эскаргот понимающе причмокнул губами.
Каноэ пристало к берегу, и все смущенно замолчали. Никто точно не знал, что нужно говорить. Один Твикенгем стоял с видом хозяина положения. Буфо же, казалось, немного нервничал, и Профессор выглядел точно так же. Дули же бросился к Эскарготу, видимо намереваясь обнять его, но в последний момент остановился и лишь протянул ему руку. Тот крепко пожал ее.
– Ты неплохо выглядишь, парень. Смотрю, ты пришел со своими друзьями. Господин Твикенгем, – произнес он и пожал руку эльфу. – И Артемис Вурцл, если мне не изменяет зрение. Много времени прошло, сэр.
Профессор с некоторым раздражением пожал ему руку и согласился с последним высказыванием.
– Простите меня за внешний вид, – сказал Эскаргот, – но последние два месяца я провел здесь, в гавани, и у меня ни разу не возникало нужды делать что-то с учетом мнения общества. А гостей, как вы понимаете, я не ждал.
Твикенгем кивнул:
– Дули рассказал нам, что вы… что у вас, вероятно, есть какие-то основания верить, что надвигается что-то нехорошее. И это что-то идет вверх по реке. И что вы вместе с ним могли бы совершить небольшое путешествие на Острова.
– Да, точно. Все верно, – сказал Эскаргот, который, видимо, почувствовал некоторую неловкость. – Что-то нехорошее, вы сказали? Вверх по реке?
– Именно так, – произнес Твикенгем. – Некий гном —его имя Шелзнак – завладел тем, что не должен был иметь.
– И поэтому все это случилось, да? – спросил Эскаргот.
Прежде чем ответить, Твикенгем, казалось, тщательно обдумывал свои слова. Он мог бы добиться цели, подойдя к вопросу со всей суровостью, а может быть, и нет. Он мог бы подойти с патриотической точки зрения и воззвать к чувству долга Эскаргота. Но он не был уверен в том, что у Эскаргота есть хоть какое-нибудь чувство долга или что патриотизм волнует его хотя бы на грош. Можно было бы, конечно, использовать Дули, чтобы убедить старика Эскаргота помочь им, но это казалось ему чем-то плохим, нечестным. Но, как оказалось, Эскаргот вообще не нуждался в убеждениях.
– Вы, кажется, видели, как я плавал на своей субмарине по лагуне, – произнес Эскаргот.
– Как вы выплывали из лагуны, – уточнил Буфо.
– Пусть так, – продолжал Эскаргот, – Я проверял работу клапанов и портов. Субмарина должна быть в полном порядке, если мне придется оставить ее на всю зиму. Не хотелось бы, знаете ли, вернуться сюда в апреле и застать ее на дне лагуны.
– Как это? – спросил Джонатан, который был рад не обращать внимания на то, что старик лгал. – И она выдержит?
– Как королева. Я не был в верховьях уже около года. Я бы прогулялся туда. Странно, что вы, парни, появились здесь именно сегодня. Завтра было бы уже поздно.
– Да уж, наверное. – Буфо хитро взглянул на Профессора.
Твикенгем заметил, что преимущество на его стороне.
– Вероятно, господин Эскаргот, вы привыкли сочетать приятное с полезным и потому делаете нам большое одолжение. Его Величество будет очень рад.
– Знаю и с удовольствием помогу. Но от этого путешествия должна быть какая-то выгода.
“Конечно, выгода!” – чуть не крикнул Буфо, которому все это страшно не нравилось. Но Твикенгем бросил на него яростный взгляд и тем самым заставил замолчать. Все шло хорошо, и вставлять палки в колеса было совершенно лишним.
Они подошли к очагу, над которым все еще висела рыба, вернее, то, что от нее осталось, – все мясо распалось на кусочки, которые попадали в огонь, и на вертеле остался один лишь скелет.
– Обед, – сказал Эскаргот, указывая на бренные рыбьи останки.
– Выглядит как еда гоблинов, – заметил Дули. – Похоже на те рыбьи кости, которыми на пристани Ивовый Лес были усеяны все разрушенные дома. Ты бы видел, дедушка. Там везде вокруг побывали гоблины, и превратили жителей в призраков, и все они ходят как сумасшедшие. Все какие-то странные.
– Да ты что? – спросил Эскаргот. – Ты сказал – Ивовый Лес? А как насчет Города У Высокой Башни? Там-то все в порядке, верно?
– Там еще хуже, – вставил Профессор.
– Понятно, – произнес Эскаргот. – Я бы хотел побывать в Высокой Башне. Увидеть, что там.
– Это было бы превосходно, – сказал Твикенгем. – Именно то, что нужно.
Решив этот вопрос, все разбрелись кто куда. Джонатан и Дули загасили огонь, хотя рядом не было ничего, что могло бы загореться, – ничего, кроме рыбьего скелета и вертела. Эскаргот собрал и упаковал свои вещи, отвез их к своей субмарине, а затем спрятал лодку среди камней недалеко от входа в пещеру.
Сквайр и Ветка поедали в это время холодного жареного цыпленка с хлебом – они извлекли его из корзины, в которую Твикенгем уложил съестные припасы.
Ахав перебегал от одного к другому, помогая справиться с едой. Сквайр проделал трудную работу по уменьшению количества еды, но все же ее оставалось еще достаточно много – по крайней мере, каждый мог откусить раз или два на обратном пути к Городу-На-Побережье. Эскаргот съел почти столько же, сколько и Сквайр, – видимо, он был рад пообедать чем-то, кроме рыбы. Он держался простодушно и был в хорошем настроении, даже лучшем, чем все остальные.
Хотя, по мере того как Эскаргот становился все более искренним и сердечным, а настроение Дули улучшалось, Джонатан испытывал некоторое подозрение по поводу всего происходящего. Буфо по-прежнему был угрюм и раздражителен и быстро писал что-то на листке бумаги; время от времени он отрывался от своего занятия, задумчиво почесывал бровь и спрашивал совета насчет какого-нибудь слова у Желтой Шляпы. К тому времени, когда они были на полпути к городу, веселость Эскаргота распространилась на всех, кто был на корабле, и он вместе со Сквайром пропел “Смерть старого господина”. Буфо упросили продекламировать свое стихотворение про пикуля-путешественника, и старик Эскаргот настолько благоприятно отозвался об этом творении, что Буфо шепнул Джонатану и Профессору, что, возможно, он прежде недооценивал Эскаргота. Поздним вечером они прибыли в Город-На-Побережье, и все были в очень хорошем настроении. Твикенгем и Эскаргот отправились во дворец. Джонатан, Дули, Ахав и Профессор Вурцл вернулись в “Луну и Шляпу”, с тревогой и беспокойством ожидая завтрашнего утра.
Кроме шума прибоя в пещере были слышны лишь крики птиц, которые иногда влетали или вплывали сюда а затем возвращались к морю или исчезали в своих нескладных гнездах, укрепленных вверху на выступах и во впадинах стен.
Все молчали – открывшийся вид казался мирным и спокойным, но в то же время каким-то пугающим. Но, возможно, самым страшным и непонятным был корабль, стоящий на якоре, брошенном в песчаную косу, которая находилась примерно посередине между лагуной и проходом, скрывающимся между скал. Это было удивительное судно, очевидно построенное или эльфами, или людьми одного из странных племен с Очарованных Островов, – так или иначе, этот кто-то знал, как должны выглядеть подобные сооружения. Это был высокий, с надстройками и на первый взгляд кажущимися совершенно ненужными амбразурами и шпилями, корабль; посередине кормы, внизу, виднелось нечто очень похожее на дугообразные акульи плавники. Туманной ночью это судно должно было больше походить на морского монстра, чем на корабль, – в передней части у него было несколько круглых окошек, два из них располагались по бокам от заостренного носа; и благодаря свету, явно исходящему откуда-то изнутри, они очень напоминали глаза. По бокам торчали плавники, похожие на плавники гигантского морского окуня. Под кормой вода лагуны шипела и бурлила, откуда-то сзади каждую минуту вырывалось громкое “фуш-ш!”.
– Это же мой дедушка! – воскликнул Дули. – Точно-точно. Это скорее всего его аппарат для прогулок под водой.
Дули гордо указал рукой в сторону субмарины. Твикенгем, а следом за ним и все остальные, перепрыгивая через камни, направились вверх по проходу, и вскоре они оказались на небольшой каменистой возвышенности, откуда была видна вся коса, к которой пришвартовалась субмарина. Одним концом коса скрывалась в другой пещере, и, протискиваясь сквозь узкий проход, из нее вышел Теофил Эскаргот – наверное, самый известный вор и искатель приключений на земле; в руках он нес охапку какого-то добра, которое свалил в каноэ. Затем он столкнул лодку в лагуну, достал из-под сиденья весло и стал быстро грести в сторону субмарины.
– Он знает о нашем появлении! – сказал Твикенгем. – И, кажется, собирается сбежать.
– Нет, что вы, – запротестовал Дули, – дедушка сказал, что будет ждать меня здесь до декабря.
Но было совершенно ясно, что Эскаргот страшно спешил – он быстро скользил в своей лодке по воде. Дули высунулся вперед и с криком сбежал вниз к песчаной косе.
– Дедушка! – крикнул он на бегу, а затем только и было слышно что “эй!” и “эге-гей!” – по-видимому, Дули бежал так быстро, что ему трудно было внятно выговаривать слова.
Старик Эскаргот, побросав все вещи в открытый люк, повернулся, чтобы посмотреть, кто поднял такой шум, и замер, заметив толпу людей, эльфов и коротышек, спускавшихся вниз по дорожке. Но уже через мгновение он скрылся в своей субмарине. Люк со звоном захлопнулся, из-под кормы выплеснулось несколько водяных струй, и судно целиком погрузилось в прозрачные воды лагуны.
Дули стоял на песчаной косе, медленно махая рукой пустоте, видимо весьма озадаченный столь быстрым исчезновением своего дедушки.
– Наверное, он не узнал меня, господин Бинг. Наверное, он подумал, что я призрак, или гоблин, или еще что-то. Видимо, мне не надо было так орать.
– Может быть, ты и прав, – сказал Джонатан.
– Мне показалось, что он ужасно спешил куда-то. – Похоже на то.
Джонатан внимательно осмотрел берег. У входа в небольшую пещерку лежала груда каких-то припасов. На песке, в углублении, обложенном камнями, был устроен очаг, и там все еще потрескивал огонь; над огнем на вертеле висела странная, наполовину приготовленная рыба.
– Он даже не дообедал, – заметил Джонатан, – и бросил половину своих припасов.
– Старый подлец, – произнес Буфо, грозя кулаком опустевшей лагуне. Волна, прикрывавшая вход в пещеру, откатилась, и на мгновение стали видны две башни, торчавшие из небольшого возвышения над морем.
– Эх! – воскликнул Буфо, когда они исчезли из виду, – это значило, что субмарина направилась в открытое море. – Я напишу об этом предательстве поэму! Эпическую.
Буфо в задумчивости зашагал туда-сюда, словно его в этот миг посетила муза.
Джонатан видел, что Дули стоило огромных усилий не заплакать.
– Почему бы нам не поговорить о предательстве в другой раз, – обратился Джонатан к Буфо. – Сейчас нам от этого не станет легче.
Буфо посмотрел на Джонатана, затем перевел взгляд на Дули.
– Думаю, вы правы.
Он последовал за Твикенгемом, Тримпом и Профессором к очагу, в котором все еще жарилась рыба. Ее низ почти полностью обуглился и распался на кусочки, но зато верх был едва готов. Профессор Вурцл, в то время как Твикенгем рылся в оставленных Эскарготом вещах, лениво крутил вертел.
Джонатан присел на камень и взял в руки большого, размером с кулак, краба-отшельника, который суетливо пробегал мимо. Краб высунул голову из панциря, посмотрел на Джонатана и ущипнул его за палец. Джонатан вскрикнул и бросил краба в воду, но тут же пожалел о содеянном, испугавшись, что тот мог ушибиться или с ним могло произойти что-нибудь в этом роде. Ему пришла в голову мысль, что это весьма глупо – хватать крабов, если не хочешь потом их бросать.
Дули, который все еще стоял у воды, вдруг вскрикнул и начал приплясывать.
– Урра! Урра! – кричал он, указывая куда-то вперед на воду. Джонатан вскочил, а остальные сбежались на берег косы и уставились на то место, где вода бурлила и пенилась и из пузырей всплывал на поверхность подводный аппарат Эскаргота. Внутри был виден и сам старик Эскаргот, сидящий за сложной системой управления. Субмарина выплыла на мелководье, и с кормы в воду шлепнулся якорь. Крышка люка откинулась, и наружу показалась седая голова.
– Дедушка! – крикнул Дули.
Старик Эскаргот, улыбаясь с таким видом, точно он только что вернулся в порт после удачной рыбной ловли, воскликнул:
– Дули, мой мальчик! – и радостно помахал рукой.
Этот человек совсем не был таким, каким ожидал увидеть его Джонатан или каким он его помнил. Последние десять лет он существовал буквально в виде одних слухов, был тенью, бродившей вокруг городка Твомбли, – все что-то знали о нем, но хорошо его не знал никто. Джонатан ожидал увидеть эдакого щегольски одетого вора-джентльмена – немножко похожего на профессора, немножко на школьного учителя, вышедшего на пенсию. Но Эскаргот гораздо больше был похож на сумасшедшего, или на пирата, или на того, кто целый год мог искать в Белых Скалах спрятанные сокровища. Седая борода придавала ему вид фанатика. Волосы, явно много месяцев не стриженные, были откинуты назад и открывали лоб, словно Эскаргот стоял под порывами ветра. Его брови были густыми и кустистыми. Он не был крупным мужчиной, даже скорее наоборот, но выглядел эффектно и потому, наверное, казался крупнее. Джонатан был совершенно уверен, что всякий уважающий себя человек только посмотрит на него и сразу подумает: “Он замышляет что-то нехорошее”, и начнет запирать замки на дверях, и похлопает себя по заднему карману, чтобы убедиться, что с кошельком все в порядке.
Эскаргот стоял, наполовину высунувшись из люка, и рассматривал всю компанию.
– Не будет ли кто-нибудь из джентльменов столь добр, – произнес он, – чтобы взять мое каноэ и подплыть на нем сюда? Я бы и сам подплыл к нему, но вода в это время года не так уж приятна. Она немножко холодновата, как вы понимаете.
В пятидесяти футах ниже по косе лежала брошенная лодка, которая колыхалась под напором набегавших волн. Так как никто не сделал и шага в сторону лодки, Джонатан спустился к ней, столкнул ее в воду и погреб к субмарине. Оказавшись возле нее, он схватился за выступающие из металлического борта латунные скобы и держался за них до тех пор, пока Эскаргот не влез в лодку; маленькое каноэ сначала опасно накренилось, но затем выпрямилось.
– Эй, вы, – подмигивая, обратился Эскаргот к Джонатану, когда они стали грести к берегу, – я случайно не знал вашего отца, молодой человек?
– Да, конечно, – ответил Джонатан. Он знал, по словам Буфо, что Эскаргот был предателем, хотя это и звучало довольно резко, но из-за этого ему трудно было поддерживать даже такой пустячный разговор. Самого же Эскаргота это, по-видимому, нисколько не волновало.
– Он был славным человеком, – продолжал он. – Мы немного торговали, он и я. Он делал хороший сыр. – Эскаргот понимающе причмокнул губами.
Каноэ пристало к берегу, и все смущенно замолчали. Никто точно не знал, что нужно говорить. Один Твикенгем стоял с видом хозяина положения. Буфо же, казалось, немного нервничал, и Профессор выглядел точно так же. Дули же бросился к Эскарготу, видимо намереваясь обнять его, но в последний момент остановился и лишь протянул ему руку. Тот крепко пожал ее.
– Ты неплохо выглядишь, парень. Смотрю, ты пришел со своими друзьями. Господин Твикенгем, – произнес он и пожал руку эльфу. – И Артемис Вурцл, если мне не изменяет зрение. Много времени прошло, сэр.
Профессор с некоторым раздражением пожал ему руку и согласился с последним высказыванием.
– Простите меня за внешний вид, – сказал Эскаргот, – но последние два месяца я провел здесь, в гавани, и у меня ни разу не возникало нужды делать что-то с учетом мнения общества. А гостей, как вы понимаете, я не ждал.
Твикенгем кивнул:
– Дули рассказал нам, что вы… что у вас, вероятно, есть какие-то основания верить, что надвигается что-то нехорошее. И это что-то идет вверх по реке. И что вы вместе с ним могли бы совершить небольшое путешествие на Острова.
– Да, точно. Все верно, – сказал Эскаргот, который, видимо, почувствовал некоторую неловкость. – Что-то нехорошее, вы сказали? Вверх по реке?
– Именно так, – произнес Твикенгем. – Некий гном —его имя Шелзнак – завладел тем, что не должен был иметь.
– И поэтому все это случилось, да? – спросил Эскаргот.
Прежде чем ответить, Твикенгем, казалось, тщательно обдумывал свои слова. Он мог бы добиться цели, подойдя к вопросу со всей суровостью, а может быть, и нет. Он мог бы подойти с патриотической точки зрения и воззвать к чувству долга Эскаргота. Но он не был уверен в том, что у Эскаргота есть хоть какое-нибудь чувство долга или что патриотизм волнует его хотя бы на грош. Можно было бы, конечно, использовать Дули, чтобы убедить старика Эскаргота помочь им, но это казалось ему чем-то плохим, нечестным. Но, как оказалось, Эскаргот вообще не нуждался в убеждениях.
– Вы, кажется, видели, как я плавал на своей субмарине по лагуне, – произнес Эскаргот.
– Как вы выплывали из лагуны, – уточнил Буфо.
– Пусть так, – продолжал Эскаргот, – Я проверял работу клапанов и портов. Субмарина должна быть в полном порядке, если мне придется оставить ее на всю зиму. Не хотелось бы, знаете ли, вернуться сюда в апреле и застать ее на дне лагуны.
– Как это? – спросил Джонатан, который был рад не обращать внимания на то, что старик лгал. – И она выдержит?
– Как королева. Я не был в верховьях уже около года. Я бы прогулялся туда. Странно, что вы, парни, появились здесь именно сегодня. Завтра было бы уже поздно.
– Да уж, наверное. – Буфо хитро взглянул на Профессора.
Твикенгем заметил, что преимущество на его стороне.
– Вероятно, господин Эскаргот, вы привыкли сочетать приятное с полезным и потому делаете нам большое одолжение. Его Величество будет очень рад.
– Знаю и с удовольствием помогу. Но от этого путешествия должна быть какая-то выгода.
“Конечно, выгода!” – чуть не крикнул Буфо, которому все это страшно не нравилось. Но Твикенгем бросил на него яростный взгляд и тем самым заставил замолчать. Все шло хорошо, и вставлять палки в колеса было совершенно лишним.
Они подошли к очагу, над которым все еще висела рыба, вернее, то, что от нее осталось, – все мясо распалось на кусочки, которые попадали в огонь, и на вертеле остался один лишь скелет.
– Обед, – сказал Эскаргот, указывая на бренные рыбьи останки.
– Выглядит как еда гоблинов, – заметил Дули. – Похоже на те рыбьи кости, которыми на пристани Ивовый Лес были усеяны все разрушенные дома. Ты бы видел, дедушка. Там везде вокруг побывали гоблины, и превратили жителей в призраков, и все они ходят как сумасшедшие. Все какие-то странные.
– Да ты что? – спросил Эскаргот. – Ты сказал – Ивовый Лес? А как насчет Города У Высокой Башни? Там-то все в порядке, верно?
– Там еще хуже, – вставил Профессор.
– Понятно, – произнес Эскаргот. – Я бы хотел побывать в Высокой Башне. Увидеть, что там.
– Это было бы превосходно, – сказал Твикенгем. – Именно то, что нужно.
Решив этот вопрос, все разбрелись кто куда. Джонатан и Дули загасили огонь, хотя рядом не было ничего, что могло бы загореться, – ничего, кроме рыбьего скелета и вертела. Эскаргот собрал и упаковал свои вещи, отвез их к своей субмарине, а затем спрятал лодку среди камней недалеко от входа в пещеру.
Сквайр и Ветка поедали в это время холодного жареного цыпленка с хлебом – они извлекли его из корзины, в которую Твикенгем уложил съестные припасы.
Ахав перебегал от одного к другому, помогая справиться с едой. Сквайр проделал трудную работу по уменьшению количества еды, но все же ее оставалось еще достаточно много – по крайней мере, каждый мог откусить раз или два на обратном пути к Городу-На-Побережье. Эскаргот съел почти столько же, сколько и Сквайр, – видимо, он был рад пообедать чем-то, кроме рыбы. Он держался простодушно и был в хорошем настроении, даже лучшем, чем все остальные.
Хотя, по мере того как Эскаргот становился все более искренним и сердечным, а настроение Дули улучшалось, Джонатан испытывал некоторое подозрение по поводу всего происходящего. Буфо по-прежнему был угрюм и раздражителен и быстро писал что-то на листке бумаги; время от времени он отрывался от своего занятия, задумчиво почесывал бровь и спрашивал совета насчет какого-нибудь слова у Желтой Шляпы. К тому времени, когда они были на полпути к городу, веселость Эскаргота распространилась на всех, кто был на корабле, и он вместе со Сквайром пропел “Смерть старого господина”. Буфо упросили продекламировать свое стихотворение про пикуля-путешественника, и старик Эскаргот настолько благоприятно отозвался об этом творении, что Буфо шепнул Джонатану и Профессору, что, возможно, он прежде недооценивал Эскаргота. Поздним вечером они прибыли в Город-На-Побережье, и все были в очень хорошем настроении. Твикенгем и Эскаргот отправились во дворец. Джонатан, Дули, Ахав и Профессор Вурцл вернулись в “Луну и Шляпу”, с тревогой и беспокойством ожидая завтрашнего утра.
Глава 16
Рыбные кости в “Луне и Шляпе”
Улицы были хорошо освещены, но на город опустился туман. Он обволакивал фонари, и свет их становился тусклым. Это был холодный и мрачный вечер – один из тех, когда замерзаешь до костей и хочется надеть под пальто еще и теплый свитер. Когда путешественники добрались до “Луны и Шляпы”, они обнаружили, что вестибюль и столовая пусты. Хотя само по себе это не было так уж необычно. Странным было другое – с кухни не доносилось привычных запахов, которые каждый раз словно приветствовали входящих. И Джонатан, и все остальные были страшно голодны и хотели только одного – поужинать и лечь спать.
– Монрой! – крикнул Джонатан, надеясь, что сейчас появится хозяин. В ответ послышались лишь громогласный стук и грохот, доносившиеся со второго этажа. – Монрой колотит обо что-то наверху.
Профессор кивнул:
– Надеюсь, он всего лишь отбивает кусок мяса. На мгновение стук утих, но тут же возобновился опять. Кто-то, может, и сам Монрой, как сумасшедший топал ногами по полу. В промежутках между ударами стали слышны приглушенные звуки, как будто кто-то кричал через слой ткани.
– Ммммм! Ммммм! – И тут же следовали звуки ударов.
Профессор тяжело опустился на стул у догорающего огня в камине, а Джонатан положил на угли несколько кедровых лучинок и стал давить на воздуходувные мехи, пока лучинки не затрещали.
– Монрой столь небрежен, что дал огню погаснуть, – сказал Джонатан. – Обычно же он здесь топит так, что не продохнуть.
– Так-то лучше, – проговорил Профессор, пододвигая стул чуточку ближе.
Дули и Ахав поднялись наверх, чтобы взглянуть, что там затеял этот безрассудный Монрой. Через минуту стуки и грохот стихли, а вместо приглушенного мычания раздались крики Дули. Джонатан подскочил и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки, а следом за ним – и Профессор. И наверху, в коридоре, они обнаружили бедного толстяка Монроя – он был связан, а рот его заткнут концом подбитой ватой куртки, через которую он и издавал свои “ммммм!”. Глаза его были выкачены, а на лбу сияла шишка – очевидно, кто-то огрел Монроя его же собственной сковородкой. Как только кляп был вытащен у него изо рта, он начал кричать что-то бессвязное насчет гоблинов и раскидывать руки в стороны в попытке проиллюстрировать ужасные размеры того, кто ударил его сковородой.
Весь коридор был усеян обрывками одежды и разным мусором. Джонатан неодобрительно заметил, что среди прочего хлама валялся и его твидовый пиджак. Из груды ночных рубашек, принадлежавших разным постояльцам, Профессор Вурцл извлек свое необычное устройство. Из его воронки торчала наполовину обглоданная рыбья голова, словно заглядывающая внутрь в поисках чего-то потерянного. Другие рыбьи скелеты были разбросаны по всему коридору, один из них лежал прямо на пороге у входа в комнату Джонатана. От всего этого Профессор пришел в ярость, почти такую же сильную, как и сам Монрой. Он вытащил из своего устройства рыбью голову и с отвращением швырнул ее в шляпу, валявшуюся на полу.
– Проклятье! – воскликнул он, после чего принялся протирать воронку одной из ночных рубашек.
Джонатан заметил, что ярлычок с именем и на шляпе, и на рубашке один и тот же, и понадеялся, что их владелец окажется не лишенным чувства юмора. Он велел Дули бежать во дворец, найти Твикенгема и предупредить Короля Грампа о нашествии гоблинов, которое показалось ему особенно зловещим предзнаменованием. До этого Джонатан никогда не слышал о какой-либо деятельности гоблинов на побережье. Не прошло и пяти минут, как Дули вернулся обратно, но не один, а вместе с Твикенгемом и Эскарготом.
Комнаты путешественников были почти так же беспорядочно забросаны разным мусором, как и коридор. Вокруг валялась не только их одежда. В комнату Джонатана гоблины притащили ветку с намотанной на нее веревкой для сушки белья, причем на веревке было и само белье, и совершенно удивительный корсет из китового уса.
– Как они посмели дотронуться до вещей моей жены! – взревел Монрой, вновь выходя из себя. – Это просто неслыханно! Что же будет дальше, интересно?! Если они добрались до денег, они очень пожалеют об этом!
– Хорошо, что не тронули книги, – сказал Джонатан, с радостью убеждаясь, что его картонная коробка с книгами в полном порядке.
– Это еще не все, – произнес Эскаргот. – Были ли у кого-нибудь еще такие вещи, которые могли привлечь гоблинов? Обычно они ограничиваются тем, что рвут все в клочья. В то же время, как они могли очутиться так далеко от своего леса? Странные времена пошли. Очень странные.
– Очень вероятно, – сказал Твикенгем, – что гоблинов послал их хозяин.
– Более чем вероятно, – согласился Эскаргот.
– Дайте я с ним разделаюсь! – закричал Монрой. – Посмотрим, кому он тут хозяин!
Джонатан и Профессор, однако, не жаждали с ним встретиться. Хотя и были почти уверены, что это им еще предстоит. Эскаргот был бледен и выглядел несчастным – более несчастным, чем в то время, когда узнал, что к нему собираются в гости, – перед тем, как скрыться в своей субмарине.
– Да, – глухо произнес он, – это его работа.
Они прибрали комнаты и выкинули мусор и рыбьи кости в окно. Из тумана доносились громкие звуки, и Джонатан был уверен, что это смеются и хихикают гоблины. Он увидел, что это сильно насторожило Профессора, но решил не обращать на них внимания. В конце концов, с этим ничего не поделаешь.
Глубокой ночью, поев холодного пирога с мясом и сыром и запив его пинтой-другой эля, все разбрелись по своим комнатам. Джонатан плотно прикрыл окно, хотя ему очень нравилось дуновение ночного бриза. Он согласился с Профессором и Эскарготом, что разумнее всего встать не позже шести часов. С того дня все словно негласно договорились, что Эскаргот должен отправиться в верховья вместе с ними. Да и сам он вел себя так, словно запланировал это путешествие на несколько недель.
Рассвело быстро, и Джонатан пожалел о том, что не предложил встать на час-два позже. Ему казалось, что он заснул минуту назад, не больше. Ахав был свеж как огурчик и готов к походу, словно знал, что через пару часов они отправятся домой. Джонатан занялся упаковкой вещей – на это у него ушло всего несколько минут, потому что одежды было совсем немного, – а затем оттащил книги и дорожную сумку вниз, в вестибюль, где встретил Дули и Профессора.
Монрой выглядел значительно лучше вчерашнего; даже шишка исчезла с его лба – от нее осталось лишь багровое пятно. Он принес кофе, и все уселись за стол.
– Этот старик, там, наверху, – сказал он, указывая через плечо большим пальцем в сторону лестницы, – странный какой-то. Всю ночь не сидел на месте, все ходил по своей комнате. У него бутылка там, что ли? С этой своей бородой и всем остальным он похож на сумасшедшего.
– На самом деле, – сказал Джонатан, – тот джентльмен наверху – это дедушка Дули. Что же касается бутылки, то я ничего не могу сказать насчет этого.
– О, конечно, конечно. Это дедушка нашего юного Дули? Интересный тип, я бы сказал. Должно быть, он никак не мог справиться с окном. Оно разбухает, когда погода влажная. Капелька парафина – и все в порядке.
– Где твой дедушка, Дули? – спросил Профессор Вурцл. – Он что, любит поспать?
– Только не он, – ответил Дули. – Дедушка встает с петухами. “Время летит так же быстро, как стрела, – любил говорить дедушка, – а дело же делается так же медленно, как растет банановое дерево”.
Монрой закивал, соглашаясь, затем секунду подумал и, прежде чем встать со своего места и скрыться в кухне, покачал головой.
– Золото, а не человек твой дедушка, – заметил Профессор. – Должно быть, он философ по натуре.
– Я совершенно уверен, что да, – ответил Дули. – Но он не делает на этом деньги.
– Философы никогда не делают на этом деньги, – заметил Джонатан, – но ничего не сдвинется с места, если мы все утро будем сидеть, потягивая кофе. Пойди разбуди дедушку, Дули. И принеси ему чашечку кофе.
Дули с шумом затопал по лестнице, стараясь не опрокинуть чашку с кофе. Каждое утро, несмотря ни на что, Дули пребывал в приподнятом настроении, и если бы это был не Дули, а кто-то другой, то это обязательно бы раздражало Джонатана. Но когда он не вернулся через пять минут, Профессор решил подняться наверх сам. Крик Дули заставил Джонатана вскочить на ноги, а Монроя – выбежать из кухни. Вдвоем они взбежали по лестнице и обнаружили, что комната Эскаргота пуста, как спущенный шарик. Окно было открыто настежь, и кружевная занавеска качалась от дуновения теплого воздуха, выплывая из дома в холодную утреннюю дымку. Постель Эскаргота стояла нетронутой, он явно не спал на ней ночью; она была лишь немного смята, видимо, оттого, что на ней сидели.
– Сбежал! – воскликнул Монрой, но не гневно, а изумленно – оттого, что Эскарготу показалось необходимым уйти именно через окно, соскользнув вниз по водосточной трубе, а не через дверь, как сделал бы всякий другой человек.
– Это гоблины его забрали, – сказал Дули чуть не плача. – Просто выкрали его. Они следили за ним прошлой ночью.
Джонатану это не казалось таким уж невероятным, и ради Дули он хотел бы, чтобы это оказалось правдой. Профессор, однако, был совсем иного мнения.
– Это точно, что гоблины были здесь прошлым вечером, Дули, – сказал он, – но они не возвращались и не выкрадывали твоего дедушку. Я, конечно, не сыщик, – продолжал он, искоса глядя на всех сквозь стекла очков, – но здесь ничто не говорит о том, что он дрался с гоблинами. И мне не нравится, что он всю ночь расхаживал по комнате, как сказал господин Монрой. Я скорее готов согласиться с тем, что Эскаргот просто удрал, черт его побери. Иначе он ушел бы как-нибудь по-другому. Будь я проклят, если мы будем сидеть и ждать, в то время как Твикенгем займется его поисками. Если он не хочет прийти, он не придет. Мы не можем держать его своим пленником.
– Лучше всего, если мы дадим знать об этом Твикенгему, – сказал Джонатан. – В конце концов, командир он.
– Монрой! – крикнул Джонатан, надеясь, что сейчас появится хозяин. В ответ послышались лишь громогласный стук и грохот, доносившиеся со второго этажа. – Монрой колотит обо что-то наверху.
Профессор кивнул:
– Надеюсь, он всего лишь отбивает кусок мяса. На мгновение стук утих, но тут же возобновился опять. Кто-то, может, и сам Монрой, как сумасшедший топал ногами по полу. В промежутках между ударами стали слышны приглушенные звуки, как будто кто-то кричал через слой ткани.
– Ммммм! Ммммм! – И тут же следовали звуки ударов.
Профессор тяжело опустился на стул у догорающего огня в камине, а Джонатан положил на угли несколько кедровых лучинок и стал давить на воздуходувные мехи, пока лучинки не затрещали.
– Монрой столь небрежен, что дал огню погаснуть, – сказал Джонатан. – Обычно же он здесь топит так, что не продохнуть.
– Так-то лучше, – проговорил Профессор, пододвигая стул чуточку ближе.
Дули и Ахав поднялись наверх, чтобы взглянуть, что там затеял этот безрассудный Монрой. Через минуту стуки и грохот стихли, а вместо приглушенного мычания раздались крики Дули. Джонатан подскочил и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки, а следом за ним – и Профессор. И наверху, в коридоре, они обнаружили бедного толстяка Монроя – он был связан, а рот его заткнут концом подбитой ватой куртки, через которую он и издавал свои “ммммм!”. Глаза его были выкачены, а на лбу сияла шишка – очевидно, кто-то огрел Монроя его же собственной сковородкой. Как только кляп был вытащен у него изо рта, он начал кричать что-то бессвязное насчет гоблинов и раскидывать руки в стороны в попытке проиллюстрировать ужасные размеры того, кто ударил его сковородой.
Весь коридор был усеян обрывками одежды и разным мусором. Джонатан неодобрительно заметил, что среди прочего хлама валялся и его твидовый пиджак. Из груды ночных рубашек, принадлежавших разным постояльцам, Профессор Вурцл извлек свое необычное устройство. Из его воронки торчала наполовину обглоданная рыбья голова, словно заглядывающая внутрь в поисках чего-то потерянного. Другие рыбьи скелеты были разбросаны по всему коридору, один из них лежал прямо на пороге у входа в комнату Джонатана. От всего этого Профессор пришел в ярость, почти такую же сильную, как и сам Монрой. Он вытащил из своего устройства рыбью голову и с отвращением швырнул ее в шляпу, валявшуюся на полу.
– Проклятье! – воскликнул он, после чего принялся протирать воронку одной из ночных рубашек.
Джонатан заметил, что ярлычок с именем и на шляпе, и на рубашке один и тот же, и понадеялся, что их владелец окажется не лишенным чувства юмора. Он велел Дули бежать во дворец, найти Твикенгема и предупредить Короля Грампа о нашествии гоблинов, которое показалось ему особенно зловещим предзнаменованием. До этого Джонатан никогда не слышал о какой-либо деятельности гоблинов на побережье. Не прошло и пяти минут, как Дули вернулся обратно, но не один, а вместе с Твикенгемом и Эскарготом.
Комнаты путешественников были почти так же беспорядочно забросаны разным мусором, как и коридор. Вокруг валялась не только их одежда. В комнату Джонатана гоблины притащили ветку с намотанной на нее веревкой для сушки белья, причем на веревке было и само белье, и совершенно удивительный корсет из китового уса.
– Как они посмели дотронуться до вещей моей жены! – взревел Монрой, вновь выходя из себя. – Это просто неслыханно! Что же будет дальше, интересно?! Если они добрались до денег, они очень пожалеют об этом!
– Хорошо, что не тронули книги, – сказал Джонатан, с радостью убеждаясь, что его картонная коробка с книгами в полном порядке.
– Это еще не все, – произнес Эскаргот. – Были ли у кого-нибудь еще такие вещи, которые могли привлечь гоблинов? Обычно они ограничиваются тем, что рвут все в клочья. В то же время, как они могли очутиться так далеко от своего леса? Странные времена пошли. Очень странные.
– Очень вероятно, – сказал Твикенгем, – что гоблинов послал их хозяин.
– Более чем вероятно, – согласился Эскаргот.
– Дайте я с ним разделаюсь! – закричал Монрой. – Посмотрим, кому он тут хозяин!
Джонатан и Профессор, однако, не жаждали с ним встретиться. Хотя и были почти уверены, что это им еще предстоит. Эскаргот был бледен и выглядел несчастным – более несчастным, чем в то время, когда узнал, что к нему собираются в гости, – перед тем, как скрыться в своей субмарине.
– Да, – глухо произнес он, – это его работа.
Они прибрали комнаты и выкинули мусор и рыбьи кости в окно. Из тумана доносились громкие звуки, и Джонатан был уверен, что это смеются и хихикают гоблины. Он увидел, что это сильно насторожило Профессора, но решил не обращать на них внимания. В конце концов, с этим ничего не поделаешь.
Глубокой ночью, поев холодного пирога с мясом и сыром и запив его пинтой-другой эля, все разбрелись по своим комнатам. Джонатан плотно прикрыл окно, хотя ему очень нравилось дуновение ночного бриза. Он согласился с Профессором и Эскарготом, что разумнее всего встать не позже шести часов. С того дня все словно негласно договорились, что Эскаргот должен отправиться в верховья вместе с ними. Да и сам он вел себя так, словно запланировал это путешествие на несколько недель.
Рассвело быстро, и Джонатан пожалел о том, что не предложил встать на час-два позже. Ему казалось, что он заснул минуту назад, не больше. Ахав был свеж как огурчик и готов к походу, словно знал, что через пару часов они отправятся домой. Джонатан занялся упаковкой вещей – на это у него ушло всего несколько минут, потому что одежды было совсем немного, – а затем оттащил книги и дорожную сумку вниз, в вестибюль, где встретил Дули и Профессора.
Монрой выглядел значительно лучше вчерашнего; даже шишка исчезла с его лба – от нее осталось лишь багровое пятно. Он принес кофе, и все уселись за стол.
– Этот старик, там, наверху, – сказал он, указывая через плечо большим пальцем в сторону лестницы, – странный какой-то. Всю ночь не сидел на месте, все ходил по своей комнате. У него бутылка там, что ли? С этой своей бородой и всем остальным он похож на сумасшедшего.
– На самом деле, – сказал Джонатан, – тот джентльмен наверху – это дедушка Дули. Что же касается бутылки, то я ничего не могу сказать насчет этого.
– О, конечно, конечно. Это дедушка нашего юного Дули? Интересный тип, я бы сказал. Должно быть, он никак не мог справиться с окном. Оно разбухает, когда погода влажная. Капелька парафина – и все в порядке.
– Где твой дедушка, Дули? – спросил Профессор Вурцл. – Он что, любит поспать?
– Только не он, – ответил Дули. – Дедушка встает с петухами. “Время летит так же быстро, как стрела, – любил говорить дедушка, – а дело же делается так же медленно, как растет банановое дерево”.
Монрой закивал, соглашаясь, затем секунду подумал и, прежде чем встать со своего места и скрыться в кухне, покачал головой.
– Золото, а не человек твой дедушка, – заметил Профессор. – Должно быть, он философ по натуре.
– Я совершенно уверен, что да, – ответил Дули. – Но он не делает на этом деньги.
– Философы никогда не делают на этом деньги, – заметил Джонатан, – но ничего не сдвинется с места, если мы все утро будем сидеть, потягивая кофе. Пойди разбуди дедушку, Дули. И принеси ему чашечку кофе.
Дули с шумом затопал по лестнице, стараясь не опрокинуть чашку с кофе. Каждое утро, несмотря ни на что, Дули пребывал в приподнятом настроении, и если бы это был не Дули, а кто-то другой, то это обязательно бы раздражало Джонатана. Но когда он не вернулся через пять минут, Профессор решил подняться наверх сам. Крик Дули заставил Джонатана вскочить на ноги, а Монроя – выбежать из кухни. Вдвоем они взбежали по лестнице и обнаружили, что комната Эскаргота пуста, как спущенный шарик. Окно было открыто настежь, и кружевная занавеска качалась от дуновения теплого воздуха, выплывая из дома в холодную утреннюю дымку. Постель Эскаргота стояла нетронутой, он явно не спал на ней ночью; она была лишь немного смята, видимо, оттого, что на ней сидели.
– Сбежал! – воскликнул Монрой, но не гневно, а изумленно – оттого, что Эскарготу показалось необходимым уйти именно через окно, соскользнув вниз по водосточной трубе, а не через дверь, как сделал бы всякий другой человек.
– Это гоблины его забрали, – сказал Дули чуть не плача. – Просто выкрали его. Они следили за ним прошлой ночью.
Джонатану это не казалось таким уж невероятным, и ради Дули он хотел бы, чтобы это оказалось правдой. Профессор, однако, был совсем иного мнения.
– Это точно, что гоблины были здесь прошлым вечером, Дули, – сказал он, – но они не возвращались и не выкрадывали твоего дедушку. Я, конечно, не сыщик, – продолжал он, искоса глядя на всех сквозь стекла очков, – но здесь ничто не говорит о том, что он дрался с гоблинами. И мне не нравится, что он всю ночь расхаживал по комнате, как сказал господин Монрой. Я скорее готов согласиться с тем, что Эскаргот просто удрал, черт его побери. Иначе он ушел бы как-нибудь по-другому. Будь я проклят, если мы будем сидеть и ждать, в то время как Твикенгем займется его поисками. Если он не хочет прийти, он не придет. Мы не можем держать его своим пленником.
– Лучше всего, если мы дадим знать об этом Твикенгему, – сказал Джонатан. – В конце концов, командир он.