Страница:
Сэмми Бен-Найм так и не появился за все это время. Последний раз, когда Дэвида выводили из камеры, он спросил о нем у полицейского. Тот ответил, что не знает такого. Его опять привели в кабинет следователя.
Следователь, который допрашивал его, был мужчиной с полным лицом, в рубашке с короткими рукавами.
– В квартире были найдены наркотики, – сказал он на этот раз.
– Я их не видел.
– Вы знаете, что в Израиле суровые законы по поводу наркотиков?
– А что, там действительно были наркотики?
– При вскрытии в трахее погибшего была обнаружена сигарета с гашишем. Возможно, он проглотил ее, когда летел с балкона.
Дэвид вздрогнул.
– Да, я припоминаю, возможно, он курил гашиш.
– Вы не считаете гашиш наркотиком, – следователь сделал паузу, – мистер Престон?
– Да, считаю. Так все из-за этого?
Дэвид перевел взгляд с полного полицейского на его коллегу, более молодого, атлетически сложенного человека, который за все время не произнес ни слова. Он просто стоял в углу, просунув пальцы за ремень своих коричневых брюк.
– Если речь идет только о наркотиках, то я думаю, что могу уладить это дело. Я уже упоминал, у меня есть контакт с Сэмми Бен-Наймом.
Дэвид сделал ударение в конце предложения, превращая его в вопросительное. Ответа не последовало.
– Он работает в госбезопасности. Шин-Бет, если я не ошибаюсь, – продолжал Дэвид.
– Бен-Найм работает в департаменте жилья, – ответил старший коп.
– Да, может быть, и так.
Молодой полицейский отделился от стены и направился к двери.
– Ваш коллега пошел известить Бен-Найма? – спросил Дэвид.
– Нет, он пошел отвести вас обратно в камеру. На третий день, через шестьдесят два часа, если верить часам в коридоре, тот же молодой полицейский опять пришел за Дэвидом. Когда они проходили мимо камеры Софии, Дэвид увидел, что дверь открыта и камера пуста.
– Где моя подруга? – спросил он.
Коп ничего не ответил. Дэвид вдруг понял, что еще не слышал ни слова от этого человека, и подумал, что, может, тот вообще не говорит по-английски. Поскольку иврита Дэвид не знал, он припомнил фразу из англо-арабского разговорника.
– Халь татакаллям инглизи?
Полицейский обернулся и посмотрел на него. Было очевидно, что английского он не знает. На арабский реагирует, на английский нет. Никакого ответа Дэвид все равно не получил.
На этот раз его привели в другую комнату. Она была просторней, чем первая, и стол в ней был гораздо больше. С каждой стороны стола стояло по два стула. Коп выдвинул один из них с противоположной стороны стола и кивком показал Дэвиду, чтобы тот сел. Дэвид обошел стол и сел. Полицейский остался стоять. Минут через пять Дэвид спросил: "Сигара? "
Когда коп взглянул на него, Дэвид изобразил пальцами курящего человека. Коп достал из кармана "Кэмел" в мягкой пачке, вытряхнул одну сигарету и протянул Дэвиду. Когда Дэвид взял ее, коп щелкнул крышкой "Зиппо". Нет, не дэвидовской, та куда-то пропала. Дэвид выкурил сигарету до половины, когда дверь отворилась и в комнату вошел толстый полицейский вместе с Софией. Он выдвинул стул рядом с Дэвидом, и она села.
У нее были круги под глазами. Волосы ее вместо того, чтобы виться в сторону лица, завивались назад и выглядели поникшими. Но она держалась молодцом, сидела прямо, бодрая и готовая ко всему. Дэвид шепнул ей: "Ну как ты? О'кей?" Она кивнула.
Толстяк опять ушел, оставив их на молодого копа. Дэвид сделал несколько затяжек, чтобы за дымовой завесой успеть расспросить Софию получше.
– Они разрешили тебе связаться с кем-нибудь? Звонили родителям?
– Я их не просила.
Он кивнул. Наверное, она сделала правильно. Дэвид представил реакцию ее отца, – человек только что перенес инфаркт, и к тому же у него эта тюремная фобия. Он вспомнил, что София хотела поговорить с ним о своем отце как раз перед тем, как Юрий вылетел с балкона.
– Ты знаешь, последние три дня я разговаривал со стеной. Я представлял, что обращаюсь к тебе, рассказываю тебе все о своей жизни. Пытаясь найти для себя оправдания и выставить ее в наиболее выгодном свете. – Он изобразил комический американский акцент: – Я не был контрабандистом наркотиков, я был международным гербаристом. София затрясла головой:
– Не надо об этом перед полицейским.
Дэвид хотел было сказать, что этот шут не понимает по-английски. Но взглянув на полицейского еще раз, понял, что, может, и ошибся насчет него. Тот стоял в углу комнаты со скучающим выражением на лице. Возможно, чересчур скучающим для того, чтобы это выглядело натуральным.
– Они допрашивали тебя? – спросил Дэвид.
– Не допрашивали, а сделали предложение.
– Предложение? С тобой разговаривал этот парень из спецслужб?
– Да.
– Ну... – Дэвид ждал. – Что он хотел?
– Он хочет, чтобы я вышла замуж.
– Что? Он хочет на тебе жениться?
– Нет, он хочет, чтобы ты на мне женился. А в качестве свадебного подарка от дяди Тони мы получим дом в Иерусалиме.
Теперь до Дэвида дошло.
– И отдадим его ему...
– Он объяснил, что далеко не бесплатно, – продолжала София, – и, может быть, этих денег хватит, чтобы моя семья успела покинуть Вифлеем до того, как нас всех перестреляют как коллаборационистов.
Через две минуты прибыл и сам Сэмми Бен-Найм, чтобы объяснить все детали. Он привез пакет документов и, самое главное, пачку сигарет. Дэвид подумал, что, наверное, так же являлся дьявол к Фаусту с готовым проектом договора. Бен-Найм, выложив на стол бумаги, положил сверху свои руки. Рядом лежала открытая пачка сигарет – кто хочет, курите. Дэвид курил и слушал. Бен-Найм говорил на своем эклектичном английском, частью американском, частью йейльском, с примесью жаргонизмов. От этой комбинации у Дэвида началось легкое головокружение. Все завертелось слишком быстро, еще немного – и Дэвид женится на Софии. Бен-Найм обращался исключительно к Дэвиду, подразумевалось, что согласие Софии уже получено. Дэвиду это было удивительно, он не мог до конца поверить, что сумел привлечь ее как жених. Второй пункт, который представлялся ему сомнительным: люди должны поверить, что Тони Хури такой щедрый дядя, чтобы подарить огромный дом в Иерусалиме в качестве свадебного подарка. Дэвид начал со второго пункта.
– Вы думаете, они в это поверят? – спросил он.
– Своей любимой племяннице. – Сэмми улыбался. – Возможно, ему придется потрудиться, чтобы убедить соплеменников. Но, думаю, ему это удастся. Это в его интересах – сделка на два миллиона долларов, с которых он имеет пятьдесят процентов. Остальное – ваше, ребята.
– Да, но я не имею права жить в Иерусалиме. – София повернулась к Дэвиду. – Израильские власти разрешают жить в Иерусалиме только тем из арабов, кто родился в Иерусалиме. Более того, если они уезжают из города на несколько месяцев, то когда возвращаются, их вид на жительство бывает аннулирован.
Сэмми раскрыл свою папку.
– Все документы готовы. Вот вид на жительство в Иерусалиме.
Только сейчас до Дэвида окончательно дошло, что это все всерьез.
– Ты уверена в своем решении? – спросил он Софию. – Должны быть еще какие-то причины для женитьбы.
– Я не хочу больше оставаться в Палестине.
– Но кто нам с тобой поверит? На этот вопрос ответил Бен-Найм:
– Для всех вы сбежали и уже три дня провели вместе. Не думаете, что вам надо срочно жениться, пока не дошло до большого скандала?
Когда София вдруг засмеялась, это было вовсе неожиданно. Бен-Найм, улыбаясь, вытянул из своей папки какой-то конверт и протянул ей. София взяла конверт и села в машину рядом с Дэвидом.
Когда они выехали за ворота, Дэвид поинтересовался, в чем была шутка.
– Я спросила его, почему у него арабское имя.
– Разве Бен-Найм – это не одна из nommes de guerres[43], как Бен-Гурион[44]?
– Нет, это его настоящее имя. Его отец был алжирским евреем. – София улыбалась. – Я спросила про его первое имя.
Дэвид понял. Он знал нескольких Сэмми в Ливане, все они были арабами.
– Я думал, его зовут Самуэль.
– Нет, Сэмми его полное имя. В Алжире одно время была мода на имена американских кинозвезд. Он сказал, что его отец был фэном Сэмми Дэвиса-младшего.
София продолжала улыбаться, когда они выехали на улицу Дизенгофа. Она не заметила, что они едут не в том направлении. Возможно, она недостаточно хорошо знала Тель-Авив. А может, просто не следила за дорогой. Она раскрыла конверт, который ей дал Бен-Найм.
– Ну что, – спросил Дэвид, – ему можно доверять? Он не провел тебя?
София вытянула из конверта оранжевую карту.
– Она действительна в течение трех месяцев.
– А потом они попросят тебя из города? София кивнула, губы ее при этом были плотно сжаты. Она начала оглядываться по сторонам, и выражение ее лица изменилось. Она с недоумением взглянула на Дэвида. Когда он притормозил возле хостела "Ребята с рюкзаками", София затрясла головой.
– О нет. Опять!
– Только на пять минут, клянусь! – И он показал ей раскрытую пятерню, словно это должно было окончательно ее убедить.
Прошло на самом деле больше чем десять минут, когда Дэвид вернулся с пакетом марихуаны в кармане. Парень, у которого он купил ее, сказал, что это местная травка и называется она тикаль. Когда Дэвид спросил его, что это значит на иврите, парень сказал, что это не иврит, а сокращение от Metodical рэппера из "By Танг Клана"[45].
Софию это не впечатлило. Он не знал, как объяснить ей, что не может принимать участие в официальных мероприятиях, не покурив перед этим. Вне всяких сомнений, он функционирует гораздо лучше, когда находится под кайфом. Нет никаких симптомов, напоминающих грипп, нет бессонницы и нет чувства, что он влюблен.
Дэвид принялся расспрашивать Софию о механизме регистрации брака.
– Что мы теперь, просто едем в отдел регистрации, ставим свои подписи и получаем ключи от квартиры? Бац-бац – и готово?
Они ехали по шоссе Тель-Авив – Иерусалим. Дэвид вел одной рукой, сжимая в кулаке другой зажженный косяк и наполняя машину сладковатым дымом. София не разговаривала с ним уже около часа.
– Здесь нет никаких отделов регистрации. Ближайший офис, где мы можем заключить гражданский брак, находится на Кипре. Но дело не в этом. Главное, надо, чтобы все поверили, что мы действительно поженились. – Она повернулась к нему. – Это должна быть настоящая белая свадьба с двумя влюбленными голубками, подвенечное платье, фата у меня, смокинг у тебя.
Это было слишком.
– Слушай, почему мы это делаем? – спросил Дэвид. – Неужели ты действительно так сильно хочешь покинуть страну?
– А тебе что, не нужны деньги?
– Мне нужны деньги, да. Но я все же предпочел бы не жениться на женщине, которая меня ненавидит.
– Я тебя не ненавижу.
– В любом случае это свадьба не по любви.
– Значит, и развод будет не таким кровавым, как у большинства людей.
С этим он не стал спорить. Он мог бы и возразить, но был уже слишком обкурен, чтобы найти подходящие аргументы. Несмотря на то, что Дэвид выкинул косяк в окно еще до въезда в Иерусалим, он продолжал испытывать его действие, пока они ехали через весь город до самого Вифлеема. София продолжала говорить, и ее объяснения смешивались у него в голове с кайфом, который обволакивал его мозги. Он слышал скорее ритм ее речи, чем слова, но основное уловил. Ее отец умрет, если они останутся в Палестине. Если отец не потеряет свою землю, пока жив, так волнение за дочь точно сведет его в могилу. А она хочет, чтобы он прожил долгую и спокойную жизнь. Она остановила выбор на Канаде. Что Дэвид об этом думает?
Дэвид хмыкнул:
– Что ж, почему бы и нет? В Канаде совсем неплохо.
Кто-то заглянул в окно и сказал: – А ты вполне попадаешь.
Дэвид поднял глаза. Это был Шади Мансур.
– Нет, ей-богу, парень, у тебя отличное чувство ритма. Ты так здорово стучишь, что мне даже захотелось присоединиться.
Шади открыл дверцу.
– Вообще-то я ждал тебя, Дэвид. Хотел спросить кое о чем.
– Это что – срочно?
– Я не займу у тебя много времени. – Шади залез на пассажирское сиденье рядом с Дэвидом и устроился поудобней. Дэвид бросил взгляд на бардачок, в котором у него лежал пакет с травой.
– Я в цейтноте, Шади. Почему бы нам не встретиться в баре "Гранд-отеля", часов этак в семь?
– Да ладно, Дэвид, пару минут. Я хотел показать тебе вот это.
Он протянул ему газетную вырезку с фотографией. Если бы Дэвид не знал, где сделан этот снимок, то ни за что бы не смог определить. Сказать наверняка, что это подножие блочной башни находится в Тель-Авиве, было нельзя. Под фото стояла подпись на иврите, видимо, с пояснениями. Фотография изображала Дэвида, бегущего по улице, чуть позади него – София. Ноги у Дэвида выглядели как-то странно, словно он подпрыгивал на месте. Руки его были подняты вверх, лицо поймано вспышкой, вся его фигура выглядела крайне неестественно.
Дэвид вернул вырезку Шади и потянул рычаг ручного тормоза.
– Я просто малость загулял, – сказал он Шади.
Спускаясь в тоннель подземной стоянки и поворачивая руль на очередном повороте, Дэвид краем глаза улавливал белозубую улыбку Шади. Шади не переставал ухмыляться, начиная с того момента, как сел в машину.
– Малость загулял? Это хорошо. Я всегда говорил, иногда не вредно погулять и расслабиться.
Дэвид припарковал машину в свободном месте. Здесь было достаточно темно, чтобы видеть фотографию, которую Шади держал в руке, но улыбка его по-прежнему сияла.
Дэвид пожал плечами.
– Мы провели пару дней в Тель-Авиве.
Шади кивнул. Дэвиду показалось, что он сморщил нос, принюхиваясь, не иначе почуял запах, оставшийся от выкуренного в машине косяка. Он, правда, ничего не сказал, наверное, просто отметил про себя. Шади прежде всего был политиком, он умел обходить острые углы.
– И пока там прогуливались, вы стали свидетелями убийства?
– Убийства? Там сказано, что это было убийство? Шади открыл дверь машины, и в салоне загорелся свет. Он стал читать выдержку под фотографией.
– Да, здесь сказано: убийство. А что полиция?
– С полицией обошлось.
– Обошлось? А с Софией тоже обошлось, у нее ведь нет пропуска в Тель-Авив?
– Я сказал, что она моя подружка. Небольшая прогулка к морю...
– Ну и что, это их убедило?
– Да, вполне. – Дэвид вынул ключи из зажигания. – София вообще собирается уехать из страны.
– Она собирается уехать с тобой из страны из-за того, что ее задержали в Тель-Авиве без пропуска?
– Нет, она собирается уехать, потому что сыта по горло ожиданием перемен к лучшему, в то время как все меняется только к худшему. – Дэвид чувствовал, что его голос звучит убедительно. – Эти контрабандисты яйцами сживают ее семью со света.
– Я слышал об этом. Но неужели ничего нельзя с ними сделать?
– Почему же, можно, я думаю. Почему бы не заставить работать законы в этой проклятой стране? Как тебе идея?
– Это придет со временем. Но, если они вдруг заработают, у тебя могут быть неприятности. Допустим, мы подпишем соглашение с Соединенным Королевством об экстрадиции, и тогда тебя депортируют. – Шади выдержал взгляд Дэвида в течение нескольких секунд. Затем рассмеялся. – Не волнуйся, я шучу. На самом деле я хотел тебя спросить об этой фотографии. – Шади опять развернул газетную вырезку. – Прости мое любопытство. Как это случилось? Что человек чувствует, когда видит ближнего своего вот так размазанным по асфальту?
Дэвид опять взглянул на фото. Его можно было бы назвать экшн-фото, позиция весьма нелицеприятная. Дэвид опять удивился, как он мог оказаться в такой позе, с таким диким взглядом, уставленным прямо в камеру.
– Знаешь, ты здесь похож на Оззи Осборна[46], – сказал Шади.
Дэвид взглянул на фото еще раз. И правда, Оззи всегда скачет по сцене похожим образом, с поднятыми вверх руками, выкрикивая в толпу свою хэви-металлическую дьявольщину.
16
Следователь, который допрашивал его, был мужчиной с полным лицом, в рубашке с короткими рукавами.
– В квартире были найдены наркотики, – сказал он на этот раз.
– Я их не видел.
– Вы знаете, что в Израиле суровые законы по поводу наркотиков?
– А что, там действительно были наркотики?
– При вскрытии в трахее погибшего была обнаружена сигарета с гашишем. Возможно, он проглотил ее, когда летел с балкона.
Дэвид вздрогнул.
– Да, я припоминаю, возможно, он курил гашиш.
– Вы не считаете гашиш наркотиком, – следователь сделал паузу, – мистер Престон?
– Да, считаю. Так все из-за этого?
Дэвид перевел взгляд с полного полицейского на его коллегу, более молодого, атлетически сложенного человека, который за все время не произнес ни слова. Он просто стоял в углу, просунув пальцы за ремень своих коричневых брюк.
– Если речь идет только о наркотиках, то я думаю, что могу уладить это дело. Я уже упоминал, у меня есть контакт с Сэмми Бен-Наймом.
Дэвид сделал ударение в конце предложения, превращая его в вопросительное. Ответа не последовало.
– Он работает в госбезопасности. Шин-Бет, если я не ошибаюсь, – продолжал Дэвид.
– Бен-Найм работает в департаменте жилья, – ответил старший коп.
– Да, может быть, и так.
Молодой полицейский отделился от стены и направился к двери.
– Ваш коллега пошел известить Бен-Найма? – спросил Дэвид.
– Нет, он пошел отвести вас обратно в камеру. На третий день, через шестьдесят два часа, если верить часам в коридоре, тот же молодой полицейский опять пришел за Дэвидом. Когда они проходили мимо камеры Софии, Дэвид увидел, что дверь открыта и камера пуста.
– Где моя подруга? – спросил он.
Коп ничего не ответил. Дэвид вдруг понял, что еще не слышал ни слова от этого человека, и подумал, что, может, тот вообще не говорит по-английски. Поскольку иврита Дэвид не знал, он припомнил фразу из англо-арабского разговорника.
– Халь татакаллям инглизи?
Полицейский обернулся и посмотрел на него. Было очевидно, что английского он не знает. На арабский реагирует, на английский нет. Никакого ответа Дэвид все равно не получил.
На этот раз его привели в другую комнату. Она была просторней, чем первая, и стол в ней был гораздо больше. С каждой стороны стола стояло по два стула. Коп выдвинул один из них с противоположной стороны стола и кивком показал Дэвиду, чтобы тот сел. Дэвид обошел стол и сел. Полицейский остался стоять. Минут через пять Дэвид спросил: "Сигара? "
Когда коп взглянул на него, Дэвид изобразил пальцами курящего человека. Коп достал из кармана "Кэмел" в мягкой пачке, вытряхнул одну сигарету и протянул Дэвиду. Когда Дэвид взял ее, коп щелкнул крышкой "Зиппо". Нет, не дэвидовской, та куда-то пропала. Дэвид выкурил сигарету до половины, когда дверь отворилась и в комнату вошел толстый полицейский вместе с Софией. Он выдвинул стул рядом с Дэвидом, и она села.
У нее были круги под глазами. Волосы ее вместо того, чтобы виться в сторону лица, завивались назад и выглядели поникшими. Но она держалась молодцом, сидела прямо, бодрая и готовая ко всему. Дэвид шепнул ей: "Ну как ты? О'кей?" Она кивнула.
Толстяк опять ушел, оставив их на молодого копа. Дэвид сделал несколько затяжек, чтобы за дымовой завесой успеть расспросить Софию получше.
– Они разрешили тебе связаться с кем-нибудь? Звонили родителям?
– Я их не просила.
Он кивнул. Наверное, она сделала правильно. Дэвид представил реакцию ее отца, – человек только что перенес инфаркт, и к тому же у него эта тюремная фобия. Он вспомнил, что София хотела поговорить с ним о своем отце как раз перед тем, как Юрий вылетел с балкона.
– Ты знаешь, последние три дня я разговаривал со стеной. Я представлял, что обращаюсь к тебе, рассказываю тебе все о своей жизни. Пытаясь найти для себя оправдания и выставить ее в наиболее выгодном свете. – Он изобразил комический американский акцент: – Я не был контрабандистом наркотиков, я был международным гербаристом. София затрясла головой:
– Не надо об этом перед полицейским.
Дэвид хотел было сказать, что этот шут не понимает по-английски. Но взглянув на полицейского еще раз, понял, что, может, и ошибся насчет него. Тот стоял в углу комнаты со скучающим выражением на лице. Возможно, чересчур скучающим для того, чтобы это выглядело натуральным.
– Они допрашивали тебя? – спросил Дэвид.
– Не допрашивали, а сделали предложение.
– Предложение? С тобой разговаривал этот парень из спецслужб?
– Да.
– Ну... – Дэвид ждал. – Что он хотел?
– Он хочет, чтобы я вышла замуж.
– Что? Он хочет на тебе жениться?
– Нет, он хочет, чтобы ты на мне женился. А в качестве свадебного подарка от дяди Тони мы получим дом в Иерусалиме.
Теперь до Дэвида дошло.
– И отдадим его ему...
– Он объяснил, что далеко не бесплатно, – продолжала София, – и, может быть, этих денег хватит, чтобы моя семья успела покинуть Вифлеем до того, как нас всех перестреляют как коллаборационистов.
Через две минуты прибыл и сам Сэмми Бен-Найм, чтобы объяснить все детали. Он привез пакет документов и, самое главное, пачку сигарет. Дэвид подумал, что, наверное, так же являлся дьявол к Фаусту с готовым проектом договора. Бен-Найм, выложив на стол бумаги, положил сверху свои руки. Рядом лежала открытая пачка сигарет – кто хочет, курите. Дэвид курил и слушал. Бен-Найм говорил на своем эклектичном английском, частью американском, частью йейльском, с примесью жаргонизмов. От этой комбинации у Дэвида началось легкое головокружение. Все завертелось слишком быстро, еще немного – и Дэвид женится на Софии. Бен-Найм обращался исключительно к Дэвиду, подразумевалось, что согласие Софии уже получено. Дэвиду это было удивительно, он не мог до конца поверить, что сумел привлечь ее как жених. Второй пункт, который представлялся ему сомнительным: люди должны поверить, что Тони Хури такой щедрый дядя, чтобы подарить огромный дом в Иерусалиме в качестве свадебного подарка. Дэвид начал со второго пункта.
– Вы думаете, они в это поверят? – спросил он.
– Своей любимой племяннице. – Сэмми улыбался. – Возможно, ему придется потрудиться, чтобы убедить соплеменников. Но, думаю, ему это удастся. Это в его интересах – сделка на два миллиона долларов, с которых он имеет пятьдесят процентов. Остальное – ваше, ребята.
– Да, но я не имею права жить в Иерусалиме. – София повернулась к Дэвиду. – Израильские власти разрешают жить в Иерусалиме только тем из арабов, кто родился в Иерусалиме. Более того, если они уезжают из города на несколько месяцев, то когда возвращаются, их вид на жительство бывает аннулирован.
Сэмми раскрыл свою папку.
– Все документы готовы. Вот вид на жительство в Иерусалиме.
Только сейчас до Дэвида окончательно дошло, что это все всерьез.
– Ты уверена в своем решении? – спросил он Софию. – Должны быть еще какие-то причины для женитьбы.
– Я не хочу больше оставаться в Палестине.
– Но кто нам с тобой поверит? На этот вопрос ответил Бен-Найм:
– Для всех вы сбежали и уже три дня провели вместе. Не думаете, что вам надо срочно жениться, пока не дошло до большого скандала?
* * *
Полиция подобрала машину, которую Дэвид взял напрокат. Теперь она стояла на полицейской стоянке. Дэвид обошел ее и сел за руль. София о чем-то разговаривала с Сэмми по-арабски. Дэвид прислушивался через открытое окно, не понимая, однако, ни слова. Бен-Найм прижимал папку с документами к груди.Когда София вдруг засмеялась, это было вовсе неожиданно. Бен-Найм, улыбаясь, вытянул из своей папки какой-то конверт и протянул ей. София взяла конверт и села в машину рядом с Дэвидом.
Когда они выехали за ворота, Дэвид поинтересовался, в чем была шутка.
– Я спросила его, почему у него арабское имя.
– Разве Бен-Найм – это не одна из nommes de guerres[43], как Бен-Гурион[44]?
– Нет, это его настоящее имя. Его отец был алжирским евреем. – София улыбалась. – Я спросила про его первое имя.
Дэвид понял. Он знал нескольких Сэмми в Ливане, все они были арабами.
– Я думал, его зовут Самуэль.
– Нет, Сэмми его полное имя. В Алжире одно время была мода на имена американских кинозвезд. Он сказал, что его отец был фэном Сэмми Дэвиса-младшего.
София продолжала улыбаться, когда они выехали на улицу Дизенгофа. Она не заметила, что они едут не в том направлении. Возможно, она недостаточно хорошо знала Тель-Авив. А может, просто не следила за дорогой. Она раскрыла конверт, который ей дал Бен-Найм.
– Ну что, – спросил Дэвид, – ему можно доверять? Он не провел тебя?
София вытянула из конверта оранжевую карту.
– Она действительна в течение трех месяцев.
– А потом они попросят тебя из города? София кивнула, губы ее при этом были плотно сжаты. Она начала оглядываться по сторонам, и выражение ее лица изменилось. Она с недоумением взглянула на Дэвида. Когда он притормозил возле хостела "Ребята с рюкзаками", София затрясла головой.
– О нет. Опять!
– Только на пять минут, клянусь! – И он показал ей раскрытую пятерню, словно это должно было окончательно ее убедить.
Прошло на самом деле больше чем десять минут, когда Дэвид вернулся с пакетом марихуаны в кармане. Парень, у которого он купил ее, сказал, что это местная травка и называется она тикаль. Когда Дэвид спросил его, что это значит на иврите, парень сказал, что это не иврит, а сокращение от Metodical рэппера из "By Танг Клана"[45].
Софию это не впечатлило. Он не знал, как объяснить ей, что не может принимать участие в официальных мероприятиях, не покурив перед этим. Вне всяких сомнений, он функционирует гораздо лучше, когда находится под кайфом. Нет никаких симптомов, напоминающих грипп, нет бессонницы и нет чувства, что он влюблен.
Дэвид принялся расспрашивать Софию о механизме регистрации брака.
– Что мы теперь, просто едем в отдел регистрации, ставим свои подписи и получаем ключи от квартиры? Бац-бац – и готово?
Они ехали по шоссе Тель-Авив – Иерусалим. Дэвид вел одной рукой, сжимая в кулаке другой зажженный косяк и наполняя машину сладковатым дымом. София не разговаривала с ним уже около часа.
– Здесь нет никаких отделов регистрации. Ближайший офис, где мы можем заключить гражданский брак, находится на Кипре. Но дело не в этом. Главное, надо, чтобы все поверили, что мы действительно поженились. – Она повернулась к нему. – Это должна быть настоящая белая свадьба с двумя влюбленными голубками, подвенечное платье, фата у меня, смокинг у тебя.
Это было слишком.
– Слушай, почему мы это делаем? – спросил Дэвид. – Неужели ты действительно так сильно хочешь покинуть страну?
– А тебе что, не нужны деньги?
– Мне нужны деньги, да. Но я все же предпочел бы не жениться на женщине, которая меня ненавидит.
– Я тебя не ненавижу.
– В любом случае это свадьба не по любви.
– Значит, и развод будет не таким кровавым, как у большинства людей.
С этим он не стал спорить. Он мог бы и возразить, но был уже слишком обкурен, чтобы найти подходящие аргументы. Несмотря на то, что Дэвид выкинул косяк в окно еще до въезда в Иерусалим, он продолжал испытывать его действие, пока они ехали через весь город до самого Вифлеема. София продолжала говорить, и ее объяснения смешивались у него в голове с кайфом, который обволакивал его мозги. Он слышал скорее ритм ее речи, чем слова, но основное уловил. Ее отец умрет, если они останутся в Палестине. Если отец не потеряет свою землю, пока жив, так волнение за дочь точно сведет его в могилу. А она хочет, чтобы он прожил долгую и спокойную жизнь. Она остановила выбор на Канаде. Что Дэвид об этом думает?
Дэвид хмыкнул:
– Что ж, почему бы и нет? В Канаде совсем неплохо.
* * *
Он довез ее до дома и развернулся, чтобы ехать в "Гранд-отель". Въезд на подземную автостоянку был на самой оживленной части улицы. Дэвид застрял в своей машине прямо рядом с лотком, торгующим жареными куриными крылышками. Почуяв их запах, Дэвид вдруг понял, как он голоден. Израильская травка недурно разогревала аппетит. Было похоже, что пробка еще не скоро рассосется, и он вышел из машины и купил пакетик за полшекеля. У мальчишки, который торговал куриными крылышками, на лотке играло радио. Дэвид уселся в машину и, грызя свои крылышки, другой рукой отбивал ритм по рулевому колесу. Он заметил, что отставал от мелодии только слегка. Это хороший знак, значит, он не напряжен.Кто-то заглянул в окно и сказал: – А ты вполне попадаешь.
Дэвид поднял глаза. Это был Шади Мансур.
– Нет, ей-богу, парень, у тебя отличное чувство ритма. Ты так здорово стучишь, что мне даже захотелось присоединиться.
Шади открыл дверцу.
– Вообще-то я ждал тебя, Дэвид. Хотел спросить кое о чем.
– Это что – срочно?
– Я не займу у тебя много времени. – Шади залез на пассажирское сиденье рядом с Дэвидом и устроился поудобней. Дэвид бросил взгляд на бардачок, в котором у него лежал пакет с травой.
– Я в цейтноте, Шади. Почему бы нам не встретиться в баре "Гранд-отеля", часов этак в семь?
– Да ладно, Дэвид, пару минут. Я хотел показать тебе вот это.
Он протянул ему газетную вырезку с фотографией. Если бы Дэвид не знал, где сделан этот снимок, то ни за что бы не смог определить. Сказать наверняка, что это подножие блочной башни находится в Тель-Авиве, было нельзя. Под фото стояла подпись на иврите, видимо, с пояснениями. Фотография изображала Дэвида, бегущего по улице, чуть позади него – София. Ноги у Дэвида выглядели как-то странно, словно он подпрыгивал на месте. Руки его были подняты вверх, лицо поймано вспышкой, вся его фигура выглядела крайне неестественно.
Дэвид вернул вырезку Шади и потянул рычаг ручного тормоза.
– Я просто малость загулял, – сказал он Шади.
Спускаясь в тоннель подземной стоянки и поворачивая руль на очередном повороте, Дэвид краем глаза улавливал белозубую улыбку Шади. Шади не переставал ухмыляться, начиная с того момента, как сел в машину.
– Малость загулял? Это хорошо. Я всегда говорил, иногда не вредно погулять и расслабиться.
Дэвид припарковал машину в свободном месте. Здесь было достаточно темно, чтобы видеть фотографию, которую Шади держал в руке, но улыбка его по-прежнему сияла.
Дэвид пожал плечами.
– Мы провели пару дней в Тель-Авиве.
Шади кивнул. Дэвиду показалось, что он сморщил нос, принюхиваясь, не иначе почуял запах, оставшийся от выкуренного в машине косяка. Он, правда, ничего не сказал, наверное, просто отметил про себя. Шади прежде всего был политиком, он умел обходить острые углы.
– И пока там прогуливались, вы стали свидетелями убийства?
– Убийства? Там сказано, что это было убийство? Шади открыл дверь машины, и в салоне загорелся свет. Он стал читать выдержку под фотографией.
– Да, здесь сказано: убийство. А что полиция?
– С полицией обошлось.
– Обошлось? А с Софией тоже обошлось, у нее ведь нет пропуска в Тель-Авив?
– Я сказал, что она моя подружка. Небольшая прогулка к морю...
– Ну и что, это их убедило?
– Да, вполне. – Дэвид вынул ключи из зажигания. – София вообще собирается уехать из страны.
– Она собирается уехать с тобой из страны из-за того, что ее задержали в Тель-Авиве без пропуска?
– Нет, она собирается уехать, потому что сыта по горло ожиданием перемен к лучшему, в то время как все меняется только к худшему. – Дэвид чувствовал, что его голос звучит убедительно. – Эти контрабандисты яйцами сживают ее семью со света.
– Я слышал об этом. Но неужели ничего нельзя с ними сделать?
– Почему же, можно, я думаю. Почему бы не заставить работать законы в этой проклятой стране? Как тебе идея?
– Это придет со временем. Но, если они вдруг заработают, у тебя могут быть неприятности. Допустим, мы подпишем соглашение с Соединенным Королевством об экстрадиции, и тогда тебя депортируют. – Шади выдержал взгляд Дэвида в течение нескольких секунд. Затем рассмеялся. – Не волнуйся, я шучу. На самом деле я хотел тебя спросить об этой фотографии. – Шади опять развернул газетную вырезку. – Прости мое любопытство. Как это случилось? Что человек чувствует, когда видит ближнего своего вот так размазанным по асфальту?
Дэвид опять взглянул на фото. Его можно было бы назвать экшн-фото, позиция весьма нелицеприятная. Дэвид опять удивился, как он мог оказаться в такой позе, с таким диким взглядом, уставленным прямо в камеру.
– Знаешь, ты здесь похож на Оззи Осборна[46], – сказал Шади.
Дэвид взглянул на фото еще раз. И правда, Оззи всегда скачет по сцене похожим образом, с поднятыми вверх руками, выкрикивая в толпу свою хэви-металлическую дьявольщину.
16
Дэвид пришел встретиться с Тони в его контору. Стоял жаркий день, ни ветерка. Казалось, что светильники и оргтехника в офисе тоже источают жар. Тони сидел на маленьком диванчике. Когда вошел Дэвид, Тони встал ему навстречу.
Тони кивнул головой в сторону открытой двери офиса.
– Видел? Я купил машину.
Перед офисом стоял черный "мерседес". Позади него возился молодой парень, заваривая выхлопную трубу газовой горелкой.
– Не слишком ли зловещий цвет?
– Следующая будет белой, не волнуйся. – Тони провел рукой полбу, отирая пот. – Впрочем, у нас с тобой есть более насущные проблемы, чем автомобили.
Дэвид позвонил Тони днем раньше и рассказал о своем разговоре с Шади. Они решили не доверять телефону и встретиться, чтобы все обсудить.
– Расскажи-ка мне поподробней, как это ты попал в газету, – попросил Тони.
Дэвид пожал плечами. Они с Софией решили опустить для всех остальных детали того приключения в Тель-Авиве. Остановились на версии, будто все подстроил Сэмми Бен-Найм, чтобы сделать свое предложение.
– Я не думаю, что дело в этой газетной фотографии. Главное, Шади откуда-то знает, кто я такой на самом деле, – сказал Дэвид.
– Но откуда?
Дэвид не мог поклясться, положа руку на сердце, что он был сама осторожность в течение последних десяти дней. Сначала София увидела фальшивый паспорт в ту ночь, когда он вез ее и Юсуфа из университета Бир-Зейт. Хоть Юсуф вроде дремал на заднем сиденье "фиата", но вполне мог заметить. Вероятно, он уже тогда знал о Дэвиде больше, чем они предполагали, скажем, покойный Эдвард Салман сболтнул лишнего как-нибудь за обеденным столом. Было очевидно, что Юсуф отнюдь не хотел бы, чтобы его приняли за коллаборациониста, и он вполне мог прямо с похорон своего отца отправиться к палестинским властям и рассказать все, что ему известно об этом деле.
Возможны и другие варианты.
– Помнишь, тогда, в Бейруте, у нас были контакты с ООП? Тогда они были в эмиграции, а теперь вернулись и наверняка почти все – шишки в нынешней администрации. У них вполне может быть досье на меня.
Тони пожал плечами. Он знал, что это возможно.
– То, что они знают, кто ты такой, не суть важно. Им наплевать, чем ты занимался пятнадцать или двадцать лет назад. Их интересует, что ты делаешь теперь. А все, что ты делаешь, это всего-навсего собираешься жениться на местной девушке.
– Ты думаешь, они в это поверят?
– Давай двигаться шаг за шагом. Пока они ничего не знают о квартире. Когда придет время, главное, чтобы все выглядело как настоящий свадебный подарок.
– А что ты говорил про другого адвоката? Есть у тебя кто-нибудь на примете, кому можно доверять?
– А зачем нам другой адвокат? Разве Эдварда Салмана было недостаточно?
– Да, но сделку необходимо оформить. Адвокат должен подписать документы, передающие квартиру в мою собственность.
– А я не собираюсь передавать квартиру в твою собственность. С чего бы мне это делать?
Дэвид смутился. Такого поворота он не ожидал. Он вдруг подумал, что Тони перестал ему доверять.
– Садись в машину, – сказал Тони, – я все объясню по дороге.
Черный "мерседес" блестел на солнце перед офисом. На хромированные части было больно смотреть, так они сияли. Дэвид попытался определить возраст машины по цифрам на голубом номере, но они ему ничего не сказали. Однако, сев в машину, он сразу обратил внимание, что сиденья весьма изношены. "Мерседес" съехал с бордюра, и у Дэвида это отозвалось ударом в спине. Тони только слегка поежился. Его жир принял удар без особого ущерба для организма. Когда они вырулили на дорогу, тряска усилилась. Дорога, по которой они ехали, более подходила бы какому-нибудь ослику с поклажей, чем тем изъеденным ржавчиной машинам, что встречались им по пути. Потом Тони свернул на проселочную дорогу, петлявшую среди оливковых деревьев, и вскоре они подъехали к заднему двору дома Софии. Грузовик семейства аль-Банна стоял на спорном участке земли. Был полдень, а они пользуются им только по ночам. Единственными представителями клана аль-Банна, которые находились сейчас в зоне видимости, были дети, мальчик и девочка, они качались на качелях, подвешенных к кедровому дереву.
Припарковавшись, Тони показал на них пальцем и спросил у Дэвида, видал ли он такое. Дэвид заметил, что у Тони залегла складка между бровей – знак того, что он чем-то удручен, но старается не подавать виду. Ну что, всего лишь дети, играющие под солнцем. Правда, не на своей земле.
– Элиас может умереть в любой момент, мы все знаем об этом, – сказал Тони.
Дэвид кивнул.
– Да, возможно, но если бы он не принимал все так близко к сердцу... – Дэвид не стал продолжать, понимая, что ситуация в Вифлееме к этому отнюдь не располагает. – Как Элиас относится к идее отъезда? – спросил он.
Тони обернулся к другу. Жилка у него на лбу дергалась не переставая. Его мрачное настроение быстро превращалось в гнев, и Дэвид не понимал, почему это обращено к нему.
– Не важно, хочет он уезжать или нет. Важно то, что он совсем не дурак. На протяжении жизни целого поколения в Палестине не было никаких законов. Любой, кому сегодня за двадцать, и понятия не имеет, что такое закон, а новое правительство не очень-то рвется им это показать. Но это не значит, что у нас нет закона внутри. Мы прошли через интифаду, нам пришлось что-то делать, чтобы выжить. У нас были советы кланов, так или иначе, но всегда можно было найти какой-то способ общения и разрешения спорных вопросов. Это проходило не всегда гладко, но работало на базовом уровне. Если кто-то кого-то обижал, это никогда не оставалось безнаказанным для обидчика. Может, никто и не вмешивался, но когда тот же человек пытался иметь дело с кем-нибудь еще, с ним уже отказывались общаться. Если ты собирался кинуть кого-то, то прекрасно понимал, что это потом выйдет боком тебе самому.
Дэвид знал, о чем идет речь. Эту систему нельзя было назвать совершенной. Но на Западном Берегу все, кто делает дела, так или иначе контактируют примерно с одними и теми же людьми. А в таком случае, ты никак не можешь позволить себе иметь дурную репутацию.
– Ну, и это до сих пор так? – спросил Дэвид.
– Да, по-прежнему так. За одним исключением – это работает, пока человек жив. Нет человека – нет жертвы. У всех чистые руки. Как только Элиас умрет, шайка аль-Банна будет тут как тут в уверенности, что они могут делать все, что захотят.
– Да, но ведь еще останешься ты.
Дэвид тут же понял, что этого не стоило говорить. Об этом-то и шла речь – Тони ничего не мог сделать.
Тони сидел, сжимая губы и надувая щеки. Он знал наперед, что ничего не может сделать. Как бы он ни пытался обуздать этих аль-Банна, но если Элиас умрет, все равно будет слишком поздно для Софии и ее матери.
– Так Элиас предпочитает уехать, используя деньги от продажи дома в Иерусалиме?
– Ничего он не предпочитает. Но София уговорила его сделать это. София и Самира впервые в жизни нашли согласие хоть по какому-то вопросу. Они смогут уехать с миллионом долларов, плюс еще кое-что я выручу за продажу их дома. Это немалые деньги.
Тони опять завел машину, и они объехали дом, чтобы поставить автомобиль перед парадным крыльцом дома Хури. Тони нажал на гудок, и Самира Хури появилась в окне, помахав им рукой. Минутой позже из дома вышла София и направилась к ним.
– Да, а что за изменения в нашем плане? – спросил Дэвид. – Ты сказал, что не будешь переписывать дом на меня.
– Ты не понял? – Тони повернулся к нему с выражением удивления, что ему приходится объяснять такие элементарные вещи. – Ты же мистер Интернэшнл. Как я могу переписать дом на тебя, когда тебя никто не знает. Ты нигде не живешь, у тебя нет семьи, нет корней. Где тебя искать, если ты вздумаешь смыться с деньгами?
Тони кивнул головой в сторону открытой двери офиса.
– Видел? Я купил машину.
Перед офисом стоял черный "мерседес". Позади него возился молодой парень, заваривая выхлопную трубу газовой горелкой.
– Не слишком ли зловещий цвет?
– Следующая будет белой, не волнуйся. – Тони провел рукой полбу, отирая пот. – Впрочем, у нас с тобой есть более насущные проблемы, чем автомобили.
Дэвид позвонил Тони днем раньше и рассказал о своем разговоре с Шади. Они решили не доверять телефону и встретиться, чтобы все обсудить.
– Расскажи-ка мне поподробней, как это ты попал в газету, – попросил Тони.
Дэвид пожал плечами. Они с Софией решили опустить для всех остальных детали того приключения в Тель-Авиве. Остановились на версии, будто все подстроил Сэмми Бен-Найм, чтобы сделать свое предложение.
– Я не думаю, что дело в этой газетной фотографии. Главное, Шади откуда-то знает, кто я такой на самом деле, – сказал Дэвид.
– Но откуда?
Дэвид не мог поклясться, положа руку на сердце, что он был сама осторожность в течение последних десяти дней. Сначала София увидела фальшивый паспорт в ту ночь, когда он вез ее и Юсуфа из университета Бир-Зейт. Хоть Юсуф вроде дремал на заднем сиденье "фиата", но вполне мог заметить. Вероятно, он уже тогда знал о Дэвиде больше, чем они предполагали, скажем, покойный Эдвард Салман сболтнул лишнего как-нибудь за обеденным столом. Было очевидно, что Юсуф отнюдь не хотел бы, чтобы его приняли за коллаборациониста, и он вполне мог прямо с похорон своего отца отправиться к палестинским властям и рассказать все, что ему известно об этом деле.
Возможны и другие варианты.
– Помнишь, тогда, в Бейруте, у нас были контакты с ООП? Тогда они были в эмиграции, а теперь вернулись и наверняка почти все – шишки в нынешней администрации. У них вполне может быть досье на меня.
Тони пожал плечами. Он знал, что это возможно.
– То, что они знают, кто ты такой, не суть важно. Им наплевать, чем ты занимался пятнадцать или двадцать лет назад. Их интересует, что ты делаешь теперь. А все, что ты делаешь, это всего-навсего собираешься жениться на местной девушке.
– Ты думаешь, они в это поверят?
– Давай двигаться шаг за шагом. Пока они ничего не знают о квартире. Когда придет время, главное, чтобы все выглядело как настоящий свадебный подарок.
– А что ты говорил про другого адвоката? Есть у тебя кто-нибудь на примете, кому можно доверять?
– А зачем нам другой адвокат? Разве Эдварда Салмана было недостаточно?
– Да, но сделку необходимо оформить. Адвокат должен подписать документы, передающие квартиру в мою собственность.
– А я не собираюсь передавать квартиру в твою собственность. С чего бы мне это делать?
Дэвид смутился. Такого поворота он не ожидал. Он вдруг подумал, что Тони перестал ему доверять.
– Садись в машину, – сказал Тони, – я все объясню по дороге.
Черный "мерседес" блестел на солнце перед офисом. На хромированные части было больно смотреть, так они сияли. Дэвид попытался определить возраст машины по цифрам на голубом номере, но они ему ничего не сказали. Однако, сев в машину, он сразу обратил внимание, что сиденья весьма изношены. "Мерседес" съехал с бордюра, и у Дэвида это отозвалось ударом в спине. Тони только слегка поежился. Его жир принял удар без особого ущерба для организма. Когда они вырулили на дорогу, тряска усилилась. Дорога, по которой они ехали, более подходила бы какому-нибудь ослику с поклажей, чем тем изъеденным ржавчиной машинам, что встречались им по пути. Потом Тони свернул на проселочную дорогу, петлявшую среди оливковых деревьев, и вскоре они подъехали к заднему двору дома Софии. Грузовик семейства аль-Банна стоял на спорном участке земли. Был полдень, а они пользуются им только по ночам. Единственными представителями клана аль-Банна, которые находились сейчас в зоне видимости, были дети, мальчик и девочка, они качались на качелях, подвешенных к кедровому дереву.
Припарковавшись, Тони показал на них пальцем и спросил у Дэвида, видал ли он такое. Дэвид заметил, что у Тони залегла складка между бровей – знак того, что он чем-то удручен, но старается не подавать виду. Ну что, всего лишь дети, играющие под солнцем. Правда, не на своей земле.
– Элиас может умереть в любой момент, мы все знаем об этом, – сказал Тони.
Дэвид кивнул.
– Да, возможно, но если бы он не принимал все так близко к сердцу... – Дэвид не стал продолжать, понимая, что ситуация в Вифлееме к этому отнюдь не располагает. – Как Элиас относится к идее отъезда? – спросил он.
Тони обернулся к другу. Жилка у него на лбу дергалась не переставая. Его мрачное настроение быстро превращалось в гнев, и Дэвид не понимал, почему это обращено к нему.
– Не важно, хочет он уезжать или нет. Важно то, что он совсем не дурак. На протяжении жизни целого поколения в Палестине не было никаких законов. Любой, кому сегодня за двадцать, и понятия не имеет, что такое закон, а новое правительство не очень-то рвется им это показать. Но это не значит, что у нас нет закона внутри. Мы прошли через интифаду, нам пришлось что-то делать, чтобы выжить. У нас были советы кланов, так или иначе, но всегда можно было найти какой-то способ общения и разрешения спорных вопросов. Это проходило не всегда гладко, но работало на базовом уровне. Если кто-то кого-то обижал, это никогда не оставалось безнаказанным для обидчика. Может, никто и не вмешивался, но когда тот же человек пытался иметь дело с кем-нибудь еще, с ним уже отказывались общаться. Если ты собирался кинуть кого-то, то прекрасно понимал, что это потом выйдет боком тебе самому.
Дэвид знал, о чем идет речь. Эту систему нельзя было назвать совершенной. Но на Западном Берегу все, кто делает дела, так или иначе контактируют примерно с одними и теми же людьми. А в таком случае, ты никак не можешь позволить себе иметь дурную репутацию.
– Ну, и это до сих пор так? – спросил Дэвид.
– Да, по-прежнему так. За одним исключением – это работает, пока человек жив. Нет человека – нет жертвы. У всех чистые руки. Как только Элиас умрет, шайка аль-Банна будет тут как тут в уверенности, что они могут делать все, что захотят.
– Да, но ведь еще останешься ты.
Дэвид тут же понял, что этого не стоило говорить. Об этом-то и шла речь – Тони ничего не мог сделать.
Тони сидел, сжимая губы и надувая щеки. Он знал наперед, что ничего не может сделать. Как бы он ни пытался обуздать этих аль-Банна, но если Элиас умрет, все равно будет слишком поздно для Софии и ее матери.
– Так Элиас предпочитает уехать, используя деньги от продажи дома в Иерусалиме?
– Ничего он не предпочитает. Но София уговорила его сделать это. София и Самира впервые в жизни нашли согласие хоть по какому-то вопросу. Они смогут уехать с миллионом долларов, плюс еще кое-что я выручу за продажу их дома. Это немалые деньги.
Тони опять завел машину, и они объехали дом, чтобы поставить автомобиль перед парадным крыльцом дома Хури. Тони нажал на гудок, и Самира Хури появилась в окне, помахав им рукой. Минутой позже из дома вышла София и направилась к ним.
– Да, а что за изменения в нашем плане? – спросил Дэвид. – Ты сказал, что не будешь переписывать дом на меня.
– Ты не понял? – Тони повернулся к нему с выражением удивления, что ему приходится объяснять такие элементарные вещи. – Ты же мистер Интернэшнл. Как я могу переписать дом на тебя, когда тебя никто не знает. Ты нигде не живешь, у тебя нет семьи, нет корней. Где тебя искать, если ты вздумаешь смыться с деньгами?