* * *
   А что еще мне оставалось делать? Я знал, что они мне не поверят. Если в поверили, их компетентность вызвала бы у меня большие сомнения. Действительно, абсурдная история.
   Но мог ли я предложить другую? Очень хотелось вернуться в Штаты. Во-первых, это мой дом, во-вторых, надоело мне все время от кого-то убегать. Не мог же я до конца своих дней оставаться дичью. Вот я и решил, что должен вернуться домой и на месте все уладить.
   "Легенда" предлагалась следующая. Я работаю на государственную разведывательную организацию, секретную, важную, о которой не знает даже ЦРУ. Я не могу связываться с моим начальством, не могу выдавать информацию, не могу ничего, кроме как сидеть на койке и читать шпионские романы или сидеть на стуле и отвечать "сказать не могу", пока им не надоест меня слушать. Я понятия не имел, что из всего этого выйдет. Да в общем-то и не хотел об этом задумываться. Отпустят ли они меня? Маловероятно. Но уж наверняка не выдадут другой стране и не отдадут под суд.
   А что еще они могли со мной сделать? Держать в камере до конца моих дней? Это вряд ли. Рано или поздно они устанут от бесполезных допросов. Что потом? Они меня отпустят?
   Между прочим, могли. Конечно, не через неделю-две, даже не через несколько месяцев, но в конце концов они поймут, что напрасно кормят и поят меня, потому что я не скажу им больше того, что уже сказал. Попытки заманить меня в ловушку оканчивались неудачей. Если вопрос казался мне подозрительным, я заявлял, что не имею права говорить им об этом. Этот зонтик спасал от любого дождя. Они не могли загнать меня в ловушку. Они не могли выудить из меня интересующие их сведения. Они ничего не могли со мной поделать.
   Лишь однажды я допустил ошибку. Спросил одного из них, когда они меня отпустят.
   Он ухмыльнулся.
   - Таннер, сказать не могу.
   Я рассмеялся. Почему нет, я сам на это напросился.
   - Таннер, знаешь, что я тебе скажу? Мы тебе почти поверили. Почти. Почему ты не хочешь нам помочь?
   - В чем?
   - Дай нам одну фамилию. Больше ничего, одну фамилию. Назови человека, которому мы можем позвонить и выяснить, что ты - это ты. Одна фамилия, Таннер, и ты, возможно, выйдешь отсюда.
   - Не могу.
   - Тогда продиктуй телефонный номер.
   - Нет.
   - Таннер, я тебя хорошо понимаю. Верность конторе ценится и у нас. В этом все дело, не так ли?
   - Можно сказать, что да.
   - Я вот о чем, Таннер. Мы все готовы умереть за родину. Мы даже готовы пройти через ад ради благополучия ЦРУ. Но есть определенные ситуации, Таннер, которые не прописаны в своде заповедей агента. Ты же хочешь гнить в вонючей камере, когда твои боссы ни в чем себе не отказывают, находясь лишь в нескольких кварталах отсюда. Знаешь, что я тебе скажу? Наверняка они сами хотят связаться с тобой. Они уже волнуются из-за тебя. Давай я им позвоню?
   - Нет.
   - Назови мне инициалы босса, Таннер. Только инициалы.
   - Нет.
   - Ты все выдумал, не так ли? Ты коммунист, Таннер? Или просто псих?
   - Нет.
   - Я не верю ни одному твоему слову, Таннер. Ни единому слову.
   - Это ваше право.
   - Как ты надеешься выйти отсюда?
   - Начальство позаботится о моем освобождении.
   - Как они тебя найдут?
   - Найдут.
   И они нашли.
   * * *
   Они нашли меня после завтрака. Шла уже четвертая неделя моего пребывания в камере, и я уже перестал задаваться вопросом, а не сломаюсь ли я на одном из допросов? Я уже понял, что им от меня ничего не добиться. Да и интенсивность допросов пошла на убыль. Иной раз меня не трогали два-три дня подряд, а сами допросы становились все менее продолжительными.
   В то утро охранник повернул ключ в замке, распахнул дверь, пропустил в камеру одного из сотрудников ЦРУ.
   - Они пришли за тобой, Таннер. Собирай вещички.
   Какие вещички? Кроме одежды, у меня ничего не было.
   - И следуй за мной. Они-таки выяснили, где ты. Ума не приложу, как. Наверное, у них есть осведомитель, о котором мы ничего не знаем. Пойдем со мной. Вот что я тебе скажу, Таннер. Я не верил, что они за тобой придут. Я не верил, что вообще есть кому приходить. Я думал, что ты так и помрешь в этой камере.
   - Я тоже.
   - Ты уж не держи на нас зла. Поставь себя на наше место. Ты, небось, делал бы то же самое. Я прав?
   - Абсолютно.
   - Так ты не держишь на нас зла?
   - Нет.
   - Если мы и сказали что-то лишнее...
   - Допрос есть допрос. Забудем об этом.
   В холле меня ждали двое мужчин в темных костюмах.
   - Фил Мартин, - представился один, протягивая руку.
   Я ее пожал.
   - Клаузнер. Джо Клаузнер, - я пожал руку и второму.
   - Шеф только что узнал, где вы, - продолжал Мартин. - Розыски заняли немало времени. Вы провели тут три недели?
   - Чуть больше.
   - Святой Боже.
   - Меня особо не мучили.
   - Надеюсь, - Мартин увлек меня к двери. - Машина подана. Шеф ждет вас. Если хотите выпить, у нас есть бутылка. Такое ощущение, что вам самое время промочить горло.
   В бардачке нашлась бутылка виски. Я жадно глотнул, закрутил пробку, положил бутылку на место. Мы втроем сидели на переднем сиденье. Я посередине, Фил - за рулем. Джо обернулся, как только мы отвалили от тротуара. Долго смотрел в заднее окно.
   - Да, они следуют за нами. Две машины. Коричневый "Понтиак" и светло-серый "Форд". Видишь их?
   - А как же.
   - Чертово ЦРУ. Откровенно говоря, я рад, что они на хвосте. Раз они следят за нами, значит, не знают, где наша штаб-квартира. Не узнают и теперь. Оторвись от них, Фил.
   Фил оторвался. Нарушив, наверное, все правила уличного движения. Но через десять минут преследователи исчезли из виду.
   - Черт знает что, - он покачал головой. - От друзей хлопот больше, чем от врагов. Шеф очень хочет вас видеть, Таннер. Он не знал, что вы один из наших. Такие мысли у него возникли, когда до нас дошли слухи о заварушке в Македонии. У Доллманна были контакты в Македонии. Доллманн мертв, знаете ли?
   - Знаю.
   - Понятно, - кивнул Фил.
   Остаток пути мы молчали. Фил остановился перед обувной мастерской в негритянском районе. Я и Джо вошли в подъезд справа от мастерской, по скрипучей лестнице поднялись на четвертый этаж. Он постучал. Густой бас пригласил нас войти. Джо открыл дверь, мы вошли.
   - Это Таннер, Шеф, - представил меня Джо.
   - Хорошо. С ЦРУ все улажено?
   - Да. Они пытались следить за нами, но Фил их перехитрил. Он в этом мастак.
   - Да, - кивнул Шеф. - Он свое дело знает.
   - Хотите, чтобы я остался?
   - Нет, на сегодня все, Джо.
   - До свидания.
   Джо вышел, закрыв за собой дверь. И я остался наедине с круглолицым лысеющим Шефом, пухлые ручки которого лежали на девственно чистом, без единой бумажки, столе. Пустовали и ящики с надписями "Для входящих документов" и "Для исходящих документов". Слева от Шефа на столе красовался глобус. Стену за его спиной занимала большая карта мира.
   - Ивен Майкл Таннер, - Шеф сверлил меня взглядом. - Рад познакомиться.
   Мы обменялись крепким рукопожатием. Он указал на стул, я сел.
   - Доллманн мертв. Полагаю, вам это известно?
   - Да.
   - Его застрелили в Дублине. Должно быть, сразу после того, как он передал вам документы.
   Я кивнул.
   - Я заподозрил, что вы человек Доллманна, как только стали поступать первые сообщения о вашей деятельности. Мы не похожи на этих парней из Центрального разведывательного управления, знаете ли. Я не верю в командные действия. И никогда не верил. В иных операциях это и полезно, но это не наши операции. Вы улавливаете ход моих мыслей, Таннер?
   - Конечно.
   - Я рекомендую моим людям создавать свою агентурную сеть. Никому о ней не рассказывать, даже мне. Когда кто-то из моих сотрудников идет на задание, он должен полагаться только на себя. Если он попадает в сложное положение, ему не к кому обращаться за помощью. Если его ловят, я его знать не знаю. Поэтому я и не знал, что вы из группы Доллманна. Я это подозревал, но полной уверенности у меня не было. Пожалуй, она появилась после того, как мы получили подробный отчет о событиях в Македонии, - впервые он улыбнулся. Превосходная работа, Таннер. Одна из самых удачных операций за несколько последних лет.
   - Благодарю вас, сэр.
   - Со времен войны это самый мощный удар по так называемому югославскому единству. Восстание стало для властей сюрпризом. Полным сюрпризом. Если они и ожидали волнений, то только не в Македонии. Я знал, что Доллманн там что-то готовит. Он и послал вас в Стамбул в первый раз?
   - Совершенно верно.
   - Тогда все сходится. Как удачно вы перехватили Доллманна в Дублине. А потом решили-таки провести македонскую операцию. Многие на вашем месте посчитали бы свою задачу выполненной и вернулись в Штаты с английскими документами. Доллманн гордился бы вами, Таннер.
   Я промолчал. Доллманн, высокий мужчина, должно быть, зачислил меня в агенты после моего стамбульского фиаско.
   Шеф долго разглядывал свои руки.
   - Странная эта Ирландия. Они выкрали документы у англичан. Лондон даже не знал, кто это сделал. Но мы знали и не могли оставить документы у ирландцев. Их система безопасности оставляла желать лучшего. Мы не хотели, чтобы эти документы попали в чужие руки. Доллманн добыл их за несколько дней. Едва ли русским потребовалось бы больше времени, знай они, где хранятся эти бумаги. Мы же убивали двух зайцев. Во-первых, забирали документы у ирландцев, во-вторых, показывали снобам с Даунинг-стрит, что с государственными секретами у них полный бардак. А то они совсем забыли о бдительности, - он помолчал. - ЦРУ крепко прижало вас, Таннер?
   - Не так, чтобы очень.
   - Вы не можете спать, не так ли? Узнал об этом из вашего досье. Полезная особенность, знаете ли.
   - Знаю.
   - Гм-м. Я так и думал. Извините, что подверг вас трехнедельному допросу в ЦРУ. Не смог вытащить раньше. Как я понимаю, вы ничего им не сказали.
   - Мне пришлось отдать им документы.
   - Ничего страшного. Другого выхода у вас не было, - он хохотнул. - Вы, должно быть, заставили их выпрыгивать из штанов. Вы же знаете их методику допроса? Никакого воображения. Только человек заснул, его будят и допрашивают. Потом дают задремать, снова будят и опять допрашивают. Бьют по самому уязвимому месту. Но с вами они попали впросак, не так ли?
   - Вы правы.
   - Очень интересно. Бессонница как способ выживания. Кто бы мог подумать, - он поднялся. - У вас широкие контакты с многочисленными тайными группами и организациями по всему миру, не так ли? Это профессиональное увлечение? Или хобби?
   - Хобби, сэр.
   - Хобби, приносящее плоды. Вы много работали на Доллманна?
   - Нет. Раньше выполнял мелкие поручения. Ничего важного.
   - Я об этом догадывался. Однако работаете вы как настоящий профессионал. Очень интересно.
   Последовала долгая пауза. Потом он обошел стол. Я тут же вскочил, и мы вновь пожали друг другу руки.
   - Какие у вас планы, Таннер?
   - Хочу вернуться в Нью-Йорк.
   - Займетесь обычными делами, так?
   - Да, сэр.
   - Хорошо. Очень хорошо, - он задумался. - Иной раз мы можем подбросить вам что-нибудь интересное.
   - Не откажусь.
   - Вы отлично поработали. Не знаю точно, какие у вас были договоренности с Доллманном. Да это и неважно, не правда ли? Но мы очень жесткие начальники. Даем поручение, и все. От нас вы не получите ни явок, ни связных. Мы никак не облегчаем вам жизнь. Зато не требуем отчета в трех экземплярах. Мы не хотим знать, что и как вы делаете. Если вас ловят, мы не знаем вас, а вы - нас. Мы не шевельнем и пальцем, даже если вас оштрафует полиция за неправильную парковку. Если вас убьют, мы помянем вас, и ничего больше. Никаких похорон на Арлингтонском кладбище. Это понятно?
   - Да, сэр.
   - Возможно, мы с вами свяжемся. Если возникнет такая необходимость. Вас это устраивает?
   - Да, сэр.
   - Мне нравится ваш стиль, Таннер. В Македонии вы разыграли целый спектакль, - сверкнула улыбка, Шеф вернулся за стол. - Дорогу вы найдете. Пройдите пешком несколько кварталов, а уж потом ловите такси. Пожалуй, вам следует сразу вернуться в Нью-Йорк. Меня не ищите. Полагаю, вы это и так знаете, но обязан напомнить.
   - Хорошо.
   - Как у вас с деньгами?
   - Наличных нет. А за билет на самолет надо платить.
   - А вообще?
   - Нормально, - я помялся. - Мне удалось... немного подзаработать.
   Он расхохотался.
   - И Доллманн такой же. Никогда не просил оплатить расходы. Потому что в каждой операции не забывал о себе. Я такое отношение к делу поощряю. Человек должен сам стоять на ногах. Мы с вами сработаемся, Таннер.
   Он дал мне двести долларов на билет и текущие расходы. Мы обменялись рукопожатием в третий и последний раз, и я отбыл.