Богданов Николай Григорьевич. Пропавший лагерь

   Слушала она, и сердце ее билось - ну-ка поповы дети заглянут в церковь? Или сам поп встанет да пойдет? Да застанет там... Да ударит в набат и заголосит, что в алтаре воры... Быть беде!
   Но поповы дети поехали куда-.то верхами, они далеко от церкви. А если поп соберется, так она его опередит, ноги у нее молодые, быстрые.
   Так стерегла Глаша сон своих хозяев и дело своих друзей в эту душную, предгрозовую ночь.
   Куда поехали поповичи, она не знала. Похоже, в ночное. Но зачем-то вымазались, как цыгане. И почему-то один взял ремённый кучерский кнут, другой - казацкую нагайку, которой их отец засекал волков, гоняясь за хищниками верхом на коне.
   Служил он в молодости попом в казацком войске и оттуда привез эту охоту. Недаром его прозвали в народе "лихой поп". Вот и теперь, хотя стал он и рыхл и тучен, как сядет на коня - словно ястреб крылатый, а не поп.
   Гикнет, крикнет и пошел. Что за волками гонять, что за конокрадами погнаться - он хоть сейчас готов.
   Отчего ему сегодня не спится? Почему он седло проверял и жеребчика в ночное не отправил? Этого Глаша тоже не знала.
   Когда она коров доила, видела, как прибежали поповы ребята. Слышала, как торопливо рассказывали отцу что-то про цыган. Может быть, прослышали про конокрадство?
   Потому лихой поп и изготовился к погоне? Цыгане - они известные похитчики коней и малых детей... Но лихой поп смеялся, слушая поповичей. А конокрадство - дело страшное, смертоубийственное, тут не до смеху.
   Глаша видела, как пойманных конокрадов мужики бьют. За ноги, за руки растянут - и об землю, о сухой бугорок. Так, что все печенки отобьют. А в старину еще страшней - согнут в лесу две тугие березы до земли, привяжут к ним конокрада врастяжку да и отпустят. Разогнутся березы и разорвут человека пополам...
   Ой, даже подумать страшно...
   И то ведь сказать, конь-то для мужика - главный кормилец. А конокрад хуже отцеубийцы... И когда случается угон коней, тут вся округа на воров ополчается.
   В набат бьют, как при пожаре...
   Так шла эта ночь...
   Тревожно сверкали зарницы, таинственно мигали огоньки в церкви, куда-то ехали на конях поповичи с кнутами и нагайками.
   Шли по лесу вместе с милиционером храбрые пионерки.
   Мирно спал палаточный лагерь.
   Но не спалось лихому попу и его трусоватой попадье.
   А в церкви неутомимо действовали вожатый Федя и Боб, увлеченные необыкновенной ночной экскурсией к "святым угодникам".
   И вдруг загорланили петухи.
   - Ого, третьи петухи поют! - сказал Федя. - Скоро рассветает. Перед рассветом всякая нечистая сила улетучивается. Пора и нам, нечестивцам, исчезнуть!
   Погасив луч фонарика, потихоньку выбрались они из церкви и не спеша прошли мимо села, вдоль плетней.
   - Знаешь что, - сказал Федя, - пройдем с утра пораньше прямо в коммуну, пока ребята в поле не выехали, расскажем комсомольцам о нашем открытии. Сговоримся, как будем действовать вместе. Да и наших девчонок поскорей в лагерь прогоним с хорошим нагоняем.
   Боб, как всегда, молча согласился с вожатым. И они пошли к перевозу.
   Знали бы они, где теперь непослушные девчонки!
   Далеко ушло звено "Красная швея" и от лагеря и от коммуны "Красный луч". В темном лесу искали они костры самогонщиков. И вот наконец из-за стволов огромных деревьев мелькнул красноватый огонек, один, другой.
   Задвигались тени людей.
   Завидев зловещие, багровые тени на фоне красноватых огней, милиционер насторожился и расстегнул кобуру нагана.
   - Теперь вы убедились, - прошептала Сима.
   - Сейчас все выясним... - ответил молодой храбрец и решительно двинулся вперед.
   И вдруг конь его звонко заржал.
   Тени у огня метнулись, вздыбились, словно собрались бежать.
   - Ни с места! - крикнул милиционер, выхватывая наган, и, увидев перед собой бородатого, вымазанного сажей мужика, схватил его за плечо: - Стой, самогонщик!
   Девчонки взвизгнули от восторга.
   Лесной человек не бросился бежать, не испугался, а спокойно пробасил, опираясь на кочергу.
   - Ну, чего шумишь, первый раз видишь, что ли?.. Ну да, как черт, с кочергой... Можно испужаться.
   - Прошу не оскорблять при исполнении служебных обязанностей!
   - Да ты не шуми, у нас патент. То есть разрешение.
   - Какой может быть патент у самогонщиков?!
   - Какой, обыкновенный. Сами рубим, сами гоним, сами возим. - И, обернувшись, чумазый гаркнул: - Эй, робя, где там Егор, кличь его сюда с бумагой... Вот тут чегото милиция шумит!
   Милиционер даже попятился - словно из-под земли вдруг выросли и окружили его вместе с пионерками бородатые, кряжистые люди. Все черные, чумазые, только зубы да глаза блестят. И у всех в руках кочерги и лопаты.
   - Эге, да вас тут много... - проговорил милиционер, поводя дулом нагана.
   - А как же, артель!
   - Артель самогонщиков? - возмутился милиционер. - Неслыханное дело!
   - Чего же тут неслыханного, артель смолоуголыциков! У нас вот и справка с печатью есть, - выходя из толпы, проговорил единственный безбородый и подал милиционеру бумагу.
   И тот, не веря своим глазам, при колеблющемся свете огней прочел:
   "Артель смолоуголыцикое".
   - Ну да, проще сказать - мы углежоги. То есть выжигаем уголь, добываем смолу и деготь... Работенка, как видишь, черная, мы все копченые, как черти.
   - Так вы не самогонщики?! - крикнула Сима так, что в лесу отдалось эхо.
   - А вы кто такие? Никак, пионеры! - показал белые зубы безбородый. - На экскурсию к нам?!
   - Ага, на экскурсию, - упавшим голосом уронила Сима.
   - Да, конечно, - пробормотал милиционер, - а я вот проводить решил... Дети они, конечно... а вокруг лес.
   - Ночное дело, куда детям одним, оно правильно, - согласился, улыбаясь, безбородый. - А чего же вы ночью, ребята, или вам дня не хватает, все загораете да купаетесь? Ах вы, красные цыганята!
   И после его слов все чумазые бородачи заговорили:
   - Городские пионеры к нам пожаловали, деревенскую работу посмотреть.
   - Милости просим, покажем, как угли жгем... Наш уголек древесный, легкий, чудесный, в Москву идет.
   - В прачечные, на швейные фабрики - для утюгов, а не только на самовары.
   И тут же, подведя девочек к таинственным холмикам, из которых вырывались языки пламени, стали объяснять, как укладываются в бунты березовые и дубовые поленья, как накрываются дерном, как поджигаются и горят, постепенно обугливаясь, но не сгорая. Для этого углежог с кочергой и лопатой "сторожит" или "ведет" несколько бунтов, не давая огню ни затухать, ни разгораться.
   Заинтересовался углежжением и милиционер, он расспрашивал, как выгоняется смола и деготь, каковы заработки, и угощал смолоугольщиков папиросами.
   Неловкость происшествия была сглажена. Про самогонщиков никто и не вспоминал. Все было тихо, мирно.
   И вдруг в ночной темноте раздался крик:
   - А кони где?!
   И деревья-великаны отразили его многоголосым эхом.
   Казалось, весь лес грозно спрашивал:
   - А кони где?! Где кони?!
   ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ
   Проделка цыган? - Под звон набата. - Поповичи на колокольне. - Поп на коне. - Погоня по ложному следу. - Удивительная песенка простаков. Иногда самое лучшее - опоздать
   Лесной гул словно оглушил углежогов, они застыли онемевшие, не понимая, о каких конях идет речь.
   - Братцы, табунщик связанный лежит! Мычит, как опоенный... - выкрикнул, подбегая, какой-то углежог.
   Тут самый бородатый присел, хлопнул себя по коленкам и взревел:
   - Цыгане! Они! Недаром цыганки вокруг вились, недаром гадали.
   - По следам! В погоню! В Выселки, в набат бей!
   И, словно бурей подхваченные, артельщики бросились прочь, ломая кусты, валежник. Четверо сели на оставшихся коней и умчались.
   Милиционер прыгнул в седло, но девчонки схватились за поводья:
   - Не бросайте! Нам страшно!
   - Это те самые цыганы! Я допустил оплошность! Пустите, я должен немедленно! - понукая коня, кричал милиционер.
   Но испуганные пионерки висли на поводьях.
   Наконец он тронулся небыстрой рысью, а девчонки побежали за ним, схватившись кто за стремена, кто за поводья, кто за гриву коня.
   Они выбежали из темного леса на полевую дорогу, все исцарапанные, заплаканные, с зелеными иголками в воло
   сах, с колючками на юбках, многие потеряли в лесу панамы и сандалии. Со стороны это была весьма живописная группа - всадник на вороном коне в лучах рассвета, окруженный босоногой девичьей командой с развевающимися волосами. Но девчонки и не думали о том, как они выглядят со стороны.
   Наконец у ручья, уже недалеко от Выселок, милиционер придержал коня и крикнул:
   - Умойтесь, приведите себя в надлежащий вид и следуйте собственным порядком!.
   Пришпорил вороного, перемахнул ручей и умчался догонять цыган.
   Пионерки умылись, причесались, посмотрелись в успокоившуюся воду ручья и, только когда пришли в себя, заметили, что вовсю звонят колокола на выселковской церкви. А прислушавшись, различили и топот коней и далекие крики. Набат звучал тревожно. Не выдержали девчонки, стало им одним как-то жутко, и они, не сговариваясь, бросились ближе к людям, в село.
   А прибежав в деревню, к церкви, на колокольне увидели своих друзей Фому и Ерему.
   "Простаки" мотались в просвете колокольни как угорелые, раскачивая язык набатного колокола.
   Народ сбегался к церкви.
   - Что горит? Где пожар? - спрашивали люди, не видя ни дыма, ни пламени.
   - Беда, граждане, - надрывался лихой поп, поднимая на дыбы жеребчика, конокрады коней угнали!
   Мимо церкви проносились на неоседланных лошадях мужики с топорами, дубинками, веревками. И, видя лихого попа на коне, кричали:
   - Куда гнать, батя? Куда погоню стремить?
   - На след цыган! За мной! - скомандовал поп и послал жеребчика вперед. Он сразу взял в карьер, и только пыль завихрилась да мелькнули крылья поповской рясы.
   Девчонки от удивления даже рты раскрыли - никогда не видывали попа верхом на коне.
   А за ним с гиканьем понеслись в погоню деревенские всадники.
   Не прошло и нескольких минут, как девчонки увидели прискакавших к церкви углежогов.
   - Куда погоня скачет? Где пыль клубится? - спрашивали они у звонарей, задирая головы вверх. - Цыганский табор стоит или снялся, не видать вам?
   Поповичи приостановили бить в набат и высунули свои красные, распаренные лица.
   - Один табор снялся, а другой остался! - крикнули Фома и Ерема. Немного подальше, вон туда, как проедете, увидите на берегу палатки. Там цыганят полно...
   Видать, сами цыгане смотались, а детвору оставили!
   Ясно?
   - Понятно! - отозвались углежоги, приударили коней и помчались.
   - Девчонки! - воскликнула вдруг Сима, словно очнувшись. - Куда же они им указали? Ведь там наш пионерский лагерь, а не цыганский табор.
   Все звено сразу поднялось и побежало к колокольне.
   - Фома! Ерема! - закричала Сима. - Что вы наделали? Почему послали погоню по ложному следу?
   В ответ Фома и Ерема ничего им не сказали. Завидев доверчивых девчонок, они вдруг затанцевали под колоколами и, показывая им языки и гримасничая, запели:
   У Еремы лодка с дыркой,
   У Фомы челнок без дна!
   Кто доверится таким,
   Будет олухом святым!
   - Что это значит?! - все еще не веря ужасному превращению "простаков", любителей конфет, в злых насмешников, воскликнула Сима.
   Сыпьте больше нам конфет,
   Пионеров ваших нет!
   ответили Фома и Ерема и снова взялись бить в набат.
   Тут девчонки, не сговариваясь, опрометью побежали к лагерю.
   Они опоздали, конечно. И очень хорошо. Иначе бы они увидели такое... такое...
   Даже не знаешь, как это описать!
   ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ
   Под звон набата. - Ату, цыганята, лови их!- Без милиции не разберешься. - Дикая скачка на неоседланных конях
   Набат, раздавшийся с колокольни выселковской церкви, разбудил пионерский лагерь. Первым выскочил Рубинчик.
   - Что это? Что такое? Ух, здорово трезвонят! Почему? - спрашивал он, прыгая с ноги на ногу и поеживаясь от утреннего холодка. Ему, городскому жителю, еще не приходилось слышать такого тревожного, призывного звона.
   Вслед за ним высыпали из палаток все ребята звена, с тревогой озирались по сторонам.
   После душной, грозовой ночи утро наступило тихое, ясное, в небе ни облачка. Река не плеснет. Ветерок не прошумит. В природе покой и тишина. А среди людей творится что-то недоброе. От села доносятся крики, топот. И частые, тревожные удары набатного колокола.
   Страшновато стало ребятам, а тут еще, как нарочно, никого взрослых в лагере нет. Иван Кузьмич взял в совхозе лошадь и уехал за кинопередвижкой. Василиса Васильевна чуть свет отправилась в совхоз за продуктами, взяв с собой дежурное звено. Вожатый Федя с Бобом, как мы помним, ушли в церковь, а оттуда прямо в коммуну "Красный луч" за девчатами.
   Не повезло же Рубинчику в это роковое утро!
   Босоногие, взлохмаченные, загорелые, в одних трусах, ребята из его звена только выскочили из палаток, как изза леса вдруг появились чернолицые всадники. Завидев лагерь и испуганных мальчишек, они гикнули, приударили коней и, размахивая кнутами, веревками, кольями, устремились к ним.
   - Вот они, дьяволята!
   - Лови цыганят!
   - Хватай, не упускай!
   В ужасе мальчишки бросились врассыпную. Кто помышиному шмыгнул в палатку, кто по-лягушечьи нырнул в речку, а Рубинчик по-обезьяньи взобрался на дерево.
   Ничего не помогло. Не спасли ни речка, ни деревья, ни полотняная палатка. Из воды ребят повытаскивали за ноги, заехав в речку прямо на конях. Из палатки вытащили за руки. А с дерева Рубинчика стрясли, как майского жука.
   - Где ваши отцы?
   - Где наши кони? - грозно спрашивали чернолицые всадники перепуганных мальчишек.
   - Нет у нас коней!
   - В Москве наши отцы! - отвечали стиснутые могучими руками углежогов ребята.
   - Своих не выдаете, цыганское отродье?
   - Души вытрясем!
   - Мы вам Москву покажем!
   И великан с всклокоченной бородой поднял Рубинчика за уши.
   - Куда наших коней угнали? Говори, чертенок!
   - Ой-ой-ой! - заголосил Рубинчик. - Отпустите, все скажу.
   - Тебя отпусти, ты убежишь, - сказал бородач и веревкой прикрутил Рубинчика к себе. - В милиции все расскажешь, фараоново племя!
   - Расскажу... - твердил Рубинчик.
   - Везем их в город, ребята! Самосуда не устраивай, теперь не старые времена! Дети все-таки... - скомандовал председатель артели.
   - Дети за отцов не отвечают! Будьте сознательными! - выкрикнул Рубинчик.
   - Заткни ему рот, - закричали углежоги. - Он еще нас учить будет.
   - Вперед! Тронули!
   Посадив ребят впереди себя на коней, углежоги помчались в город, оставив растоптанный лагерь...
   - Побейте их - да в воду!
   - Чего вы с ними цацкаетесь, дайте нам на расправу конокрадское отродье!
   - За побитого конокрада поп все грехи простит!
   Такими возгласами провожали углежогов и их пленников жители деревень, по улицам которых они проносились, вздымая пыль. Собаки хватали всадников за ноги, заливаясь отчаянным лаем, мальчишки швырялись камнями и палками.
   Рубинчик все порывался крикнуть, что они не конокрады и не дети конокрадов, а честные ребята, пионеры. Но рот у него был заткнут тряпичным кляпом. А остальные ребята из его звена с перепугу ничего не понимали и молчали. И он только размахивал руками да корчил страшные гримасы.
   И вид у черного курчавого Рубинчика с кляпом во рту, в одних трусах был такой страшный, что даже сердобольные бабы, которые готовы были пожалеть маленьких цыган, и те, косясь на него, крестились.
   - Ух, видать, разбойник, глазищами так и сверкает!
   Так мчались в районное отделение милиции выселковские углежоги, в полной уверенности, будто они захватили настоящих цыган.
   А в это время настоящие цыгане были далеко-далеко.
   И никаких коней они не крали. Ни артельных, ни колхозных. Старейшина рода прослышал, будто в привольных степях Украины Советская власть отвела цыганам черноземные земли. Дает возможность построить дома. Пахать и сеять. Жить, как все добрые люди.
   И он повел свой табор на юг, никому никакого зла не сделав.
   Куда же подевались деревенские артельные кони, из-за которых поднялась такая кутерьма?
   На этот вопрос мог ответить только выселковский лихой поп.
   Это он помог найти угнанных коней. И не так далеко от села, в соседнем мелколесье. Они отыскались в одном из оврагов, густо заросших кустарником.
   Сюда направился поп, словно по какому-то чутью. Он разъезжал по мелколесью, свистел, поднявшись на стременах. Конь его громко ржал. И вдруг на его ржанье раздалось ответное.
   - И как вы догадались, батюшка, что кони здесь спрятаны? - спрашивали обрадованные сельчане.
   - А у меня на эти дела глаз наметанный, - хвалился лихой поп, - я все повадки конокрадов знаю. Обязательно где-нибудь спрячут, а когда шум уляжется, вернутся и потихоньку уведут.
   Вернулся он в Выселки как победитель, верхом на взмыленном коне. Космы развеваются, полы рясы, как крылья, глазищи горят, рот до ушей. Толстый, пыльный, потный, веселый. Тут же пошел помыться в бане, истопленной ради субботы. И сел на открытой веранде пить чай с медом. Распивал чай и хвастался перед попадьей:
   - Ну, матушка, и погонял я на славу. Двух зайцев убил. И нашему сельскому миру доброе дело сделал - коней нашел. И безбожников посрамил.
   - Безбожников цыган? - спрашивала попадья, подавая ему горячие пироги и пышки.
   - И не только, - отвечал поп, - досталось сегодня и цыганятам в красных галстуках. Забудут они дорогу в нашу местность. Прокатили мы их на вороных!
   - На каких вороных, куда прокатили?
   - Туда, куда нужно! - отвечал поп и смеялся так, что чай расплескался с блюдечка на его чесучовую рясу, в которую он переоделся после бани.
   Смеялись смеете с отцом и озорные поповичи, вспоминая ночные проделки.
   - Как мы сонного табунщика-то связали, а?
   - Не успел проснуться - закатали в свиту...
   - Не узнал?
   - Нет, спросонья принял нас за цыган. Мы живо лучших коней в мелколесье угнали и были таковы.
   - А как углежогов-то на пионерский лагерь нацелили!
   - Вот бы посмотреть, что там было... Ха-ха-ха!
   А пионерам было не до смеха. Храброе звено во главе с Симой сидело посреди разгромленного лагеря и горько плакало.
   - Это все из-за нас!
   - Это мы во всем виноваты! - причитали девочки.
   В таком виде и застали их вожатый Федя и Боб, прибежавшие из коммуны.
   - Ах, вот вы где? Отыскались, - воскликнул Федя и тут же, увидев разбитые палатки, онемел.
   - Пропал наш лагерь!
   - Ой, если бы не ловили самогонщиков, ничего бы этого не было! плакали девчонки.
   - Постойте, не ревите. А где ребята?
   - Похищены вместо цыганят!
   - Кто похитил ребят вместо цыганят?
   - Углежоги!
   - Это еще что за разбойники?!
   - Они не разбойники... Уголь жгут, смолу добывают.
   Хорошие люди.
   - Хорошие люди детей не похищают! Куда они девали их?
   - Помчали в милицию!
   - В райцентр? С ума сойти! Вот я им покажу, как хватать пионеров с утра, натощак. Подвергать такой встряске... В милиции разберемся! Я этого дела так не оставлю!
   - Постой, Федя, они же не виноваты. Это Фома и Ерема всех обманули!
   - Ах, вот что. - Федя оглядел разгромленный лагерь и свистнул: - Узнаю сову по полету, святых угодников по чудесам! Здорово начудили Пантелеймон-целитель и святой Иосиф!
   - Какие святые, это поповы дети! Ой, как они нас разыграли!
   - Разыграли нас "святые", лики которых изображены в церкви на иконах. Сам их видел, да вот и Боб не даст соврать.
   - Точно, - подтвердил Боб, не поднимаясь с четверенек. Он разыскивал остатки своей фотолаборатории, разметанной налетом углежогов.
   - Вот они у меня на пластинках засняты. Когда проявлю и отпечатаю, сами увидите. Фома - святой Пантелеймон-целитель, а Ерема - святой Иосиф. А лихой поп - забирай выше - сам бог Саваоф... Мне бы вот только химикалии разыскать. Да увеличитель привести в порядок. Все их узнают.
   - Мы их выведем на чистую воду, подлецов. Ты, Боб, постарайся подготовить все портреты, а я побегу в совхоз. Звонить в милицию.
   - Ой, Федя, не убегай, нам одним страшно!
   - Да я от вас на край света готов убежать! В омут прыгнуть! К тиграм в клетку!
   - Федя, не сердись, нам и так плохо!
   Дружный рев и потоки слез подтвердили эти слова.
   Вожатый постепенно расспросил девочек, где они были, что видели. Он не говорил о роли коллектива, не ругал и не стыдил их, куда уж! Девчонки столько претерпели бед, что и без всяких нотаций понимали, к чему ведет отрыв от товарищей.
   - Ну ладно, - сказал в заключение Федя, - помогайте Бобу фотолабораторию восстанавливать. Нечего теперь нюни разводить!
   Девчонки начали понемногу приводить в порядок лагерное хозяйство.
   Они работали изо всех сил. Когда появились из совхоза Васвас и дежурное звено, таща на палках мешки с хлебом, бидоны с молоком, пучки моркови, редиски и прочее продовольствие, палатки уже стояли на своих местах и следов разгрома лагеря почти не осталось.
   - Здравствуйте! - сказала Васвас девчонкам. - Явились наконец? А где же Рубинчик и его мальчишки?
   Ее зоркий глаз сразу заметил нехватку ребят.
   - Еще не все ясно, - ответил Федя, - по некоторым отрывочным сведениям, похищены, как цыганята.
   - Цыганами! Я так и знала. Они давно к нам присматривались! всплеснула руками Васвас. - Так это потому и били в набат? А мы-то слышали и не сообразили...
   - Нет, - сказала, всхлипывая, Сима, - их похитили вместо цыганят.
   - Как так, вместо цыганят?
   - Да вот так, как детей конокрадов.
   - Ничего не понимаю, какие конокрады?
   - Да тут без милиции не разберешься, - сказал Федя. - Вы оставайтесь, я побежал звонить в райцентр.
   Да и в милиции не сразу разобрались в этом удивительном происшествии. Запутал все дело старый знакомый пионеров, их невольный крестник, "припечатанный"
   ведром, дед Еграша.
   Когда ватага углежогов, промчавшись по райцентру, заскочила во двор районной милиции, он сидел у стола дежурного. Милиционер писал, а дед, закатывая глаза, напевал ему сладким голосом:
   - А еще можно варить в том самогонном аппарате любые вина, пива и наливки сладкие. Заложишь чернослив - и вот тебе потечет из краника сливянка. Заложишь сухих яблочков из компота - и вот тебе покапает из другого краника яблочная. Заправишь медку - и вот тебе...
   Тут деда-ябеду прервало шумное появление углежогов.
   ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ
   Лукавство старика Еграши. - Ужасные обвинения. - Спасайся кто как может. - Кросс с препятствиями по незнакомому городу. - Райком-спаситель
   - Принимай конокрадов. Допрашивай скорей, куда погнали коней!
   - Отцы удрали, а детей поймали!
   - Вот они, цыганское отродье!
   С такими возгласами углежоги, спрыгнув с коней, втащили к дежурному своих несчастных пленников. Ребята после дикой скачки были чуть живы.
   Но Рубинчик не оплошал. Как только ему вынули кляп изо рта, он закричал:
   - Вы ответите за издевательства над пионерами!
   Углежоги расхохотались:
   - Хороши пионеры! Посмотрите на этих цыганят - похожи ли они на что-нибудь подобное? Пионеров мы знаем. Были у нас на экскурсии. Чистенькие девочки.
   В красненьких галстучках...
   - А где на вас галстуки, а?
   - Да мы их надеть не успели, как вы нас сграбастали!
   Постойте, да вот тут наш знакомый. Он подтвердит. - Рубинчик вцепился в деда Еграшу. - Скажите, пожалуйста, кто мы такие. Вы же нас хорошо знаете, помните, как мы ведром-то вас стукнули...
   - Стукнули, стукнули, - подтвердил Еграша, - так припечатали, что меченым долго ходил.
   - Ну, так вот, слушайте, что дедушка скажет, верьте ему, он же не соврет... Так скажите, кто мы - пионеры или цыганята?
   Все углежоги и дежурный милиционер обернулись к Еграше.
   - Вестимо кто, - широко улыбнулся дед, - цыганята!
   Что тут поднялось! Углежоги радостно зашумели, замахали кнутами, палками:
   - Ага, правильно! Попались, чертенята!
   - Кого ловили, того и поймали! Допрашивайте их построже, куда отцы поехали, куда наших коней погнали!
   - Какие кони? Отцы наши на трамваях ездят!
   - Рассказывай, ври больше!
   - Всыпать ему горячих! - замахнулся один из углежогов на Рубинчика.
   - Тише, граждане, - сказал дежурный. - Докладывайте кто-нибудь один суть происшествия, коротко и ясно. Во всем разберемся.
   Председатель артели доложил, что этой ночью, когда углежоги были отвлечены пионерской экскурсией, цыгане угнали у них коней. Быстро сняли табор и уехали.
   А цыганят оставили.
   - Ай-ай-ай! - покачал головой Еграша. - Оставили детей, нехристи!
   - Ну где ваша совесть, дедушка, разве же мы цыганята? - спросил его Рубинчик.
   - А чем вы лучше? - ответил дед. - Такие же бездельники. Не сеете, не жнете. В речке кувыркаетесь, на солнышке греетесь, пляшете, танцуете... И вон как озоруете! Коней угнали!
   - Арестованный, не переговариваться! - цыкнул милиционер. - А ну, говорите всю правду, откуда вы прибыли, гастролеры. Чем занимаются ваши родители?
   - Известно откуда - египетского царя подданные!
   Фараоново племя! У них известное занятие - красть, врать да колдовать, - опять вмешались углежоги.
   Видя, что тут никого не переубедишь, Рубинчик потребовал:
   - Дайте начальника милиции, самого главного, мы ему всю правду скажем.
   - Начальник на рыбалку уехал. Суббота сегодня.
   - Позвоните в райком партии. Я требую!
   - Ишь чего захотел. Райком уголовниками не занимается. Это дело милиции. Рассказывай, не тяни.
   - Ничего мы вам не будем рассказывать, вы все равно не верите. Пионеры мы, и все.
   - Чего нянчиться с ними. Всыпать им!
   - Допрашивай строже, куда коней погнали!
   - Хитрит, фараоново племя. Глаза отводит! - снова подняли крик углежоги.
   - Отводят, отводят! - подскочил дед Еграша. - Вот и мне так отводили... А теперь-то я соображаю. Как это может быть, чтобы из одного самогонного аппарата разные вина и наливки текли? Тут не без отвода глаз... Не без обмана всех чувств и соображений... Вы это запишите в протокол!