Страница:
Успокоенный Киклоп кивнул и заговорил:
– Я много лет служу у Гая Авидия Нигрина и был верен ему. Я обязан жизнью ему и отдаю долг… Долг мне не в тягость, я живу в достатке и покое. Но… – германец замялся. – Хозяин затеял недоброе дело… В общем… Эх, не о том я! Просто… хм… хозяин послал гонца в Аквитанию, по тому самому делу нехорошему… А я рассказал об этом Сергию! И вот святой погнался за гонцом… А я, выходит, предал Авидия? Вот, что мучит меня и не дает покоя!
Сикст постарался скрыть свою радость и сказал прочувствованно:
– То не грех, сын мой, если дело недоброе, затеянное Авидием, грозит гибелью хоть одному человеку!
– Грозит, грозит! – закивал лохматой башкой Киклоп. – И не одному!
– Тогда ты правильно исполнил долг свой! Ибо предательство во имя спасения есть предупреждение беды и убережение от смерти! Я снимаю грехи с души твоей. Ступай с миром!
Киклоп расцвел.
– Спасибо, рабби! – облегченно выдохнул он и удалился, кланяясь.
«Безгрешная душа! – подумал Сикст, провожая Киклопа. – Безгрешная и неумная!»
Он живо накинул на плечи химатий, взял в руки большую свечу и заторопился вон.
Идти было недалече. Покинув вестибул около платановой рощицы, Сикст внимательно осмотрелся и двинулся к взвозу Победы. Стучать молотком в калитку дома Нигринов ему не пришлось – хозяин дома стоял на улице и провожал друзей, занимавших места в лектиках. Мускулистые лектикарии подняли носилки на плечи и понесли.
Воровато оглянувшись, Сикст подкатился к Авидию.
– Сальве, сиятельный! – залучился он.
– Чего тебе? – нетерпеливо и устало произнес Нигрин.
– Вы посылали этой ночью гонца в Аквитанию? – вопросил Сикст придушенным голосом.
Утомление мгновенно спало с Авидия.
– Откуда знаешь?! – резко спросил он.
– Не могу сказать, – захихикал Сикст, – но мне стало известно, что некий Сергий из племени роксолан пустился в погоню за вашим гонцом!
– Что-о?! Этот гад жив?!
– Жив, жив! И еще как!
Нигрин задумался. Мысли, бродившие у него в голове, вызывали то слабую улыбку на лице, то гримасу бешенства.
– Что ж, благодарю тебя за известия… Как твое имя?
– Я Сикст, сиятельный!
– Благодарю тебя, Сикст! Я приму меры!
С этим словами Авидий вынул из кремены несколько денариев и подал их епископу епископов. «Уж не тридцать ли сребреников я получаю?» – мелькнула у Сикста поганенькая мыслишка, но он живо отогнал ее. Выдать тайну исповеди – великий грех, но не себя ради грешил он, а во имя Святой Церкви и во благо ея! Господь простит его…
Киклоп аккуратно притворил за собой тяжелую дверь на входе в гипогей и быстрым шагом прошествовал в рощицу. Ренус, коняка-тяжеловоз, радостно заржал, узнав хозяина.
– Что, застоялся? – ласково заговорил Киклоп и скормил Ренусу соленый сухарик. Конь схрумкал угощение.
Затянув подпругу, Киклоп взгромоздился в седло шлепнул коня по крупу. Тот тряхнул челкой и порысил куда сказано.
По улице Патрициев, никуда не сворачивая, Киклоп добрался до Кастра Преториа. Лагерь преторианцев занимал самое высокое место в городе, отсюда был виден весь Рим. Высокая, в два человеческих роста стена, укрепленная башнями, замыкала в квадрат обширный двор. Стража у ворот заступила Киклопу дорогу.
– Не положено! – сипло сказал преторианец с перебитым носом.
– Мне надо к префекту! – набычился Киклоп.
– Нечего тебе делать у префекта!
– Мне лучше знать!
Из караулки вышел худой офицер с острым лицом, держа шлем под мышкой.
– В чем дело? – спросил он.
– Да вот, – просипел ему стражник, – лезет какой-то варвар!
Остролицый вздернул голову.
– Что ты здесь потерял, варвар?
– Мне нужно к Аттиану! – прорычал Киклоп, еле сдерживаясь. – Сергием Роксоланом я послан, он должен был зайти сюда сам, но не сможет!
– И тут этот Сергий! – взбеленился остролицый. – Гони прочь!
Он повернулся, чтобы уйти, но не тут-то было. Киклоп протянул руку и сграбастал остролицего за тунику. Поднял его, орущего благим матом, и швырнул на стражника. Сразу двое бросились на германца, на ходу вытягивая мечи. Киклоп выпростал руки и стукнул преторианцев головами – глухо брякнули шлемы. Но тут подбежали пятеро, грозя копьями, и Киклоп отступил, уводя коня.
– П-петухи! – презрительно выговорил он, как выплюнул.
Объехав каструм и завернув за угол, Киклоп оглянулся – чисто – и подвел Ренуса к самой стене.
– Потерпи! – закряхтел великан, влезая на седло ногами.
Опираясь на кладку, чтобы сохранить равновесие, Киклоп дотянулся до верха стены и вбил кулак в выбоину. Подтянулся и вбил второй кулак. Постанывая от напряжения, переместился… Перевалив зубцы, Киклоп шумно выдохнул. Отсюда путь вниз был несложен. Изнутри к стенам каструма лепился ряд одинаковых домиков, соединенных боками. Каждый домик – на один контуберний,[115] как палатка в легионерском лагере.
Киклоп опустился на черепичную крышу, прошел по западине между скатов и спрыгнул… заваливая остролицего.
– Стой! – заорал преторианец. – Держи его!
Не досмотрев, как остролицый поднимается, трясясь от злости, Киклоп громадными скачками помчался к принципарию[116] – тяжеловесному зданию, придавившему плац двумя этажами из кирпича.
Слыша крики погони, Киклоп свернул за угол и замедлил бег.
– Мне нужен префект Ацилий Аттиан! – обратился он к дежурному опциону,[117] скучавшему у входа в принципарий. Опцион оглядел великана и ехидничать поостерегся.
– По какому вопросу? – спросил он.
– По государственному! – отрезал Киклоп.
Опцион не удивился.
– За мной!
Префект обнаружился на втором этаже. Он занимал громадный кабинет, обставленный по периметру колоннами белого пентелийского мрамора. С южной и восточной стороны простенки меж колонн прорезались узкими стрельчатыми окнами, заделанными пластинками гипса.
Префект претории восседал на возвышении, за огромным столом, заваленным папирусами, церами и пергаменами. Согнувшись, Аттиан быстро водил тростинкой по свитку, часто макая ее в золотую чернильницу.
– Досточтимый, – с придыханием сказал опцион, – этот человек – к вам.
Аттиан неодобрительно глянул на Киклопа и кивнул, возвращаясь к своей писанине.
– Гладиаторы еще не появились? – спросил он, не поднимая головы.
– Нет, досточтимый…
– А я как раз по этому вопросу! – громко сказал Киклоп.
Аттиан, удивленный и заинтересованный, поднял голову:
– Говори!
Киклоп кашлянул, красноречиво поглядывая на опциона.
– Наедине бы… – проворчал он.
Опцион вспыхнул.
– Подожди в коридоре, Онаций, – сказал Аттиан. – Я слушаю.
В коридоре послышались крики, дверь распахнулась, и в кабинет просунулся остролицый. Физиономию преторианца перекашивала дикая ярость.
– В чем дело, Децим? – резко спросил префект.
– Досточтимый! – провопил Децим Юний. – Этот варвар…
– Этот варвар разговаривает со мной! – оборвал кентуриона Аттиан.
Киклоп подождал, пока дверь закроется, и заговорил:
– Дело вот какое… Сергий с друзьями с ночи самой преследуют тайного гонца и просили, чтобы я предупредил тебя, префект… э-э… досточтимый.
Аттиан нетерпеливо отмахнулся:
– О чем предупредил?
– О заговоре!
Аттиан подался вперед:
– Говори!
– Гай Авидий Нигрин, Лузий Квиет, Луций Цельс Публилий и Авл Корнелий Пальма Фронтиниан, – продолжил Киклоп, – сговорились сжить со свету принцепса Адриана. Они решили убить его, когда тот прибудет в Рим, а новым принцепсом объявить Авидия!
Аттиан, морщась, поднялся из-за стола и оперся о столешницу.
– Убить вчетвером? – глухо проговорил он.
– Да кто ж на такое дело вчетвером ходит! – сказал Киклоп с укоризною. – Пальма две арабские алы держит в Капуе, Квиет собрал чуть ли не тыщу нумидийцев своих и мавров, Цельс договорился с магистром Мизенской эскадры, заручился поддержкой целой своры сенаторов и публиканов. Даже префекта Рима Бебия Макра купил Луций!
– А гонец куда послан? – выцедил Аттиан.
– В Аквитанию, к Лукию Попликолле. Тот тоже согласный на Рим идти!
– В последний раз спрашиваю, – проговорил Аттиан, – все, сказанное тобой, правда?
– Истинная правда!
Префект отер лицо, постоял, подумал и двинулся к выходу. Киклоп направил стопы туда же. Децим Юний поджидал его в коридоре, но смолчал, только молнии метнул из глаз.
Идти пришлось долго. Префект претории шагал небыстро, припадая на больную ногу.
– Может, понести тебя? – прогудел Киклоп. – Я смогу!
– Верю, – усмехнулся Аттиан, – но если я перестану ходить, меня тут же догонят болезни!
– А мы куда?
– В конюшню!
Префект провел Киклопа к стойлам и показал шестерку прекрасных вороных коней, крепких, очень подвижных, широколобых.
– Красавцы какие! – ахнул Киклоп.
– Еще бы! – с гордостью сказал префект. – Это ж альпы! Еле у роксолан выторговал! За каждого по шестьдесят ауреев плачено! Зато какие стати! Эти кони могут мчать весь день без устали! А теперь слушай. Возьмешь четырех альпов и гони за гладиаторами! Отдашь им этих красавцев! И еще…
Префект выудил из-за пояса четыре небольших кожаных квадратика с проставленной печатью императора на каждой.
– Передашь им это! Седлай коней, возьми на каждого по мешку ячменя и подъезжай к принципарию! Денег выдам… Только давай быстро!
Киклоп не спорил. Цокая языком от восхищения, он оседлал вороных, на одного сел верхом, а троих повел в поводу.
Мешочки с золотыми и серебряными монетами не слишком загрузили коней. Клепсидра не пролила еще и десятой доли воды, а Киклоп уже выезжал из ворот Кастра Преториа, провожаемый хмурыми взглядами часовых.
Добравшись до Широкой улицы, он выехал по ней на Фламиниеву дорогу, за Мульвийским мостом свернул на дорогу Кассия и поскакал.
Киклоп гнал коней до самого полудня, останавливаясь только для того, чтобы пересесть на другого скакуна. Кони неслись так, что чудилось, у них крылья повырастали, как у Пегаса.
И ровно в полдень Киклоп догнал-таки гладиаторов.
– Э-ге-гей! – заорал он. – Остановитесь!
Первым оглянулся Сергий. Он сделал знак друзьям, и все четверо осадили коней.
Киклоп подлетел и с трудом задержал бег вороных. Сделав круг, остужая животных, он крикнул:
– А я к вам! С подарками! Меня префект послал! Пересаживайтесь, это кони для вас!
– Ха-арошие животинки! – восхитился Эдик, ловко перепрыгивая из седла в седло. Альп заартачился, но Чанба был убедителен.
– Держите… – Киклоп вытащил грамотки и раздал гладиаторам.
– Это что? – пригляделся Сергий.
– Тут печать императора!
– Аусвайс! – ухмыльнулся Эдик.
Сергий кивнул:
– Пригодится в хозяйстве!
– И вот еще…
Киклоп передал увесистые мешочки.
– Тоже неплохо, – оценил Сергий. – Сильно ругался Аттиан?
– Да нет… Хороший вроде дядька!
– Как там Авидия?
– Жива-здорова, не волнуйся, я присмотрю!
– Спасибо, Киклоп! Ну, до скорого!
– Пока! – крикнули Искандер и Гефестай.
– Поезжайте с богом! – серьезно пожелал Киклоп и поворотил парочку гнедых, парочку чалых к столице.
Глава 9
Цизальпинскую Галлию проскакали, ничего толком не разглядев. Да и на что было смотреть? Справа море, слева горы, посередке узкая полоса гальки или перебранного волнами песка. Пышная флора скатывалась зелеными лавинами со склонов, на уступах живописно громоздились деревушки. Генуя, столица Лигурии, и та сбрасывала кварталы каскадом, с террасы на террасу. Вада Сабатиа, Альбиум Ингонум, Порт-Монокки, Никея, Антиполис… Лазурный берег! Мечта пресыщенных туристов! Но ни суперотелей «пять звезд», ни казино в этом времени не держали. Даже пальмы тут пока не росли. Бесконечные пляжи были пустынны, а под пиниями, пятнавшими сенью Геркулесову дорогу, не валялось ни единой банки из-под пива. Ни обертки «Сникерса», ни смятой пачки «Голуаз»… Девственная чистота и первозданный порядок.
– Бедные кони… – вздохнул Искандер, похлопав по шее вороного.
– Да что им сделается? – проворчал Гефестай. – Бедные всадники!
– Точно! – застенал Эдик. – Все, «ноги вместе» – этого я уже не смогу! Так и буду раскорякой ходить…
– Ничего, – утешил его Сергей, – вправим!
– Кажись, к городу подгребаем! – оживился Гефестай, привставая на стременах.
Искандер, въехав на пригорок, приложил ладонь ко лбу.
– Арелат! – сообщил он.
Сергей, не спавший вторые сутки, интересоваться населенным пунктом не стал. Хорошо уже то, что тот попался на дороге и можно покинуть седло, отряхнуть пыль, напиться вдоволь… Альп, судя по всему, был того же мнения – конь встрепенулся, навострил уши и порысил. Аль-па манила поилка.
Лобанов плеснул из фляги на ладонь, омыл лицо, смочил ноздри, чтобы улучшить обоняние. Пахло лавандой, чабрецом и шалфеем – цветочные поля распахивались на севере и юге. Их расчленяли сырые овраги с ручьями, завивавшими мутную воду в жидкие косы. С обширных болот тянуло запахом тины, одинокие кипарисы торчали темными, зализанными кистями, а вот старым оливам везло меньше – неистовый мистраль[119]превращал их стволы в закрученные спиралью остовы. На белых от пыли придорожных вязах стрекотали тысячи цикад, в лаванде плакал кулик.
Арелат был самым крупным городишкой после Пизы и Генуи. Его белые домики под красными зонтиками черепичных крыш сбегали с горы вниз, спадая к Родану,[120] редко где поднимая зеленые знамена садов. Широкий, быстрый Родан у подошвы холма делал крутой изгиб и попадал под нож – быки каменного моста полосовали воду, пуская белую пену. Река шумела и шипела, но ниже по течению раны затягивались.
– Стоянка – двадцать минут! – объявил Лобанов, и даже у Эдика не нашлось энергии для полслова в ответ.
Четыре всадника придержали вороных и миновали ворота степенным шагом. Стражники, дремлющие в тени, даже не глянули на гостей города. Сиеста.
Улицы были безлюдны, жара согнала население в тень атриумов, поближе к брызгам фонтанов и охлажденному вину. Здешние викусы и кливусы, проложенные по склону холма, были более чем извилисты – сворачивали через каждые десять шагов, защищая жителей от мистраля.
Четверка спешилась на маленькой круглой площади, у фонтана. Вороной квартет опустил головы в мраморную чашу и жадно накачивался прохладной водой. Всадники, отряхнув пыль, последовали хорошему примеру – напились и наполнили фляги.
– Уф-ф! – отвалился Эдик.
– Не садись! – тревожно предупредил его Гефестай.
– А… чего? – не понял Чанба.
– А то из ушей польется! – пояснил коварный кушан.
Эдик фыркнул негодующе, лихорадочно подыскивая достойный ответ.
– Зато тебе это не грозит! – пробурчал он. – Пока там вода в голову просочится, пока усохшие мозги набухнут, как лапша «Доширак»…
– Утопить его, что ли? – задумчиво сказал Гефестай.
Лобанов хотел было поддержать разговор в стиле легкого трепа, когда вдруг заметил прохожего в желтой тунике, подпоясанной красным кушаком. Так облачались нумидийцы. И точно – короткие рукава обнажали темные руки, будто сажей перемазанные. Шпион? Или арелатец, вышедший по нужде? Сворачивая за угол, прохожий бросил взгляд на четверку гладиаторов и скрылся.
– Верным путем идем, товарищи! – усмехнулся Лобанов.
Искандер, проводивший нумидийца прищуренными глазами, понятливо кивнул.
– Заметили! – сказал он. – И решили провериться!
– Тогда нечего стоять! – постановил Сергей. – Все напились? Вперед!
Напоенные вороные взбодрились и легкой трусцой доставили четверку на берег Родана. Перенесли через мост и пошли наматывать мили. Одинокий всадник в желтой тунике гнал свою лошадь впереди, бешено работая плетью.
– Догнать и перегнать! – кликнул Эдик, бросая девиз в массы.
«Желтый», часто оборачиваясь, все стегал и стегал бедное животное, изо всех силенок своих несущее седока. Дорога плавно завернула за дубовый лесок… Обычно строители римских виа не подчинялись велениям рельефа и гордо прямили путь, разрывая холмы, пробивая туннели, засыпая овраги или перекидывая через них мосты. Но перед богами они склонялись. За леском Сергей увидал большую поляну, бэкграундом[121] служили пушистые сосны на взлобке, а на передний план выступал старый-престарый храм Фортуны. Бронзовая черепица на кровле его зеленела не хуже малахита, по щербатым колоннам вился дикий виноград и расползался мох.
Пыль над дорогой еще висела, а вот «желтый» куда-то исчез. Сергей сделал знак остановиться – цокот копыт по каменным плитам виа разносился далеко… Но было тихо. Подозрительно тихо. А над соснами кружила пара орланов. Неужто птичкам вздумалось полетать в такую-то жару? Скорее уж кто-то вспугнул их…
– Это засада, – спокойно констатировал Гефестай.
Сергей кивнул и пятками подбодрил коня.
– Будьте наготове, – бросил он. И вовремя.
Пять или шесть арбалетчиков вынырнули из виноградной поросли, из-за колонн, и выпустили по тяжелой, густооперенной стреле. Одну стрелу Сергей взял в воздухе, погашая инерцию пятерней, Искандер пригнулся, пропуская «горячий привет» над собою, Гефестай отбил болт мечом.
– Ошую! – крикнул Эдик, поднимая коня на дыбы.
С левой стороны дороги, где над муравой путалась черная колоннада дубравы, с гиканьем вылетело пятеро всадников в шлемах с перьями, в безрукавках из львиных шкур, с золотыми кольцами в ушах.
– Мавры! – крикнул Гефестай, выхватывая меч.
– Ты и ты! – скомандовал Лобанов, тыча пальцем в Искандера и Эдика. – Заходите справа!
Махнув рукой сыну Ярная, он позвал его за собой, в атаку с левого фланга.
Мавры потрясали бамбуковыми копьями, кроили горячий воздух кривыми мечами, узкими и длинными. Лица их, цвета седельной кожи, были посечены татуировкой и дышали свирепостью. Первого мавра Сергей уделал быстро – тот сунулся с копьем, Лобанов на скаку отрубил наконечник, вернул клинок по дуге и отсек африканцу голову вместе со шлемом. Голова поскакала в одну сторону, моргая глазами и шевеля губами, всадник без головы – в другую, оседая и валясь с коня.
Гефестай со своим тоже не цацкался – вскрыл мавру гнилое нутро.
– Отелло… – пропыхтел сын Ярная, вонзая меч, и договорил, выпуская кишки: – …Недоделанное!
Мавр, пуча глаза, подхватил руками вывалившееся сизое кубло, да так и слетел с седла, в обнимку со своими внутренностями.
Искандер почикал двух, а Эдику достался тот самый «желтый».
– Сзади! – крикнул Гефестай, бросая коня вбок.
Сергей развернул вороного на месте, бросил его в галоп и лишь после разглядел противника. Стрелки перешли в наступление. Их было четверо. Выпустив по стреле, они отбросили арбалеты и выхватили ножи. Ловкие, гибкие, быстрые, арбалетчики кинулись, приседая, готовясь пропороть животы вороных. Черные на черных.
Лобанов направил коня на лупатого арбалетчика, тот ощерился, выставляя нож. Сергей тут же дернул поводья, бросая коня в сторону. Правая рука сжимала удила, левая замахивалась мечом. И тут Сергей попал в перекрест – к его коню кинулись сразу двое черных – лупатый слева, курчавый справа. Никогда еще он не фехтовал так быстро. Бросая поводья, Сергей махнул мечом налево, отрубая лупатому руку и вонзая лезвие в бочину. Выдернув клинок, он перебросил его в правую ладонь, ухватился и от души полоснул по спине курчавого, уже отводившего в замах руку с ножом. Черная, блестящая от пота спина развалилась, сверкая розовой костью.
– Эдик! – раздался крик Искандера. – Не убивай пока!
Лобанов оглянулся, сбрасывая напряжение. Ф-фу… Кажется, всех положили!
– Арбалетики подберу! – осклабился Гефестай, спрыгивая с коня. Наклоняясь, он крикнул: – О, да тут и стрел полно! Нормальненько…
– Мечи у них хороши! – громко сказал Искандер. – Давно я о таких мечтал…
Тиндарид поднял два мавританских меча, похожих на самурайские катаны, секанул ими крест-накрест.
– То что надо! – крикнул он и повесил на спину сразу двое ножен, затянув перевязи на груди. Два узких клинка, свистнув, опустились, подрожали кончиками и со сдвоенным шорохом ушли в ножны.
– Ты как эта, – ухмыльнулся Гефестай, – как Глюкоза в клипе!
– Глюкозел! – поправил Эдик.
Руки Искандера направились к рукояткам мечей, торчащим у него за плечами.
– Молчу, молчу… – смиренно сказал Чанба.
– Жив «язык»? – спросил Тиндарид ворчливо.
– Да дышит вроде…
Сергей спрыгнул с коня и повел его в поводу. Искандер не церемонился. Ногой повернув голову «желтого» лицом вверх, он коротко спросил:
– Имя?
Пленник, морщась и облизывая губы, прохрипел:
– Бокх…
– Мавр?
– Да…
– Гонца охраняете?
Мавр смолк, с трудом переводя дыхание. Искандер плавно нажал ступней ему на горло.
– Д-да! – просипел Бокх.
– У гонца имя есть?
– Радамист… Он из Иберии…
– Ишь как разговорился, – удовлетворенно заметил Искандер и продолжил допрос: – Его кто послал? Квиет? Нигрин? Отвечай!
– Ни-и… – хрипнул Бокх, и в то же мгновение тяжелая арбалетная стрела вошла ему в ухо. Эдик развернулся пружиной, подкидывая в руке увесистый галльский кинжал. Пятый, незамеченный арбалетчик вскочил и порскнул в заросли. Нож догнал его и вошел в спину по рукоять, выбивая пыль из безрукавки. Habet. Арбалетчик слепо налетел на дерево и упал на муравейник бездыханым.
– Вот теперь баланс сошелся! – сказал Гефестай удовлетворенно, подбивая кровавую бухгалтерию войны.
Жара не спадала. Насколько хватал глаз, среди низкорослых дубков, под палящим матово-серебряным солнцем, заполнившим все небо, пылилась белая раскаленная дорога. По обочинам рос испанский тростник, стройный, негнущийся, с длинными лентовидными листьями. Стояла духота, а все движение воздуха сводилось к непрерывному слепящему трепетанию, размывавшему виды.
– Мистраль, мистраль… – бурчал Гефестай, отирая лоб. – Вот когда надо, хрен дунет!
Зато как стрекотали цикады! Оглушительно, на разрыв, полня все вокруг неумолчным звоном! Словно все будильники мира устроили слет и торжественно звонили, спуская пружины. Хотя какие сейчас будильники…
– Немаус! – сказал Искандер тоном Зулькарнайна,[122] приведшего фаланги под стены Вавилона.
Четыре коня поменяли масть из-за пыли, стали скорее саврасыми, чем вороными. Четырех всадников будто загримировали или осыпали мукой, а тонкий налет праха на утомленных лицах расчерчивали по вертикали струйки пота. Шагом они миновали ворота Немауса, стандартного поселения в завоеванной Галлии, – это была квадратная крепость, прочерченная, как римский лагерь, двумя главными улицами – Декуманус и Кардо, и застроенная по четкому плану. Стражники не придирались, и «аусвайс» тыкать им в нос не пришлось.
Миновав квадратный храм, гладиаторы проплелись на форум. Там, в тени двухэтажной базилики, струилась вода, стекающая из акведука в длинный бассейн. Дряхлый старикашка сидел рядом и собирал ассы за водоснабжение.
Солнце настолько пропекло гладиаторов, что они рады были сунуть деду и серебряный денарий. Дед принял плату, опасливо посматривая на мечи в ножнах и арбалеты за спинами.
– Дай отряхну! – сказал Гефестай и так отряхнул пыль с Лобанова, что синяки оставил на спине.
– Лучше сразу убей! – вырвался Сергей. – Чего зря мучать? Подставляй спину!
Гулкие хлопки наполнили Немаус белой пылью от растертого песка. Лобанов зачерпнул воды в ладони и с наслаждением омыл лицо, растворяя пыльную корку, замешанную на поте.
– Ух, хорошо! – выдохнул Эдик. – Как говорил мой дед Могамчери: «Вкус воды узнаешь в жару!»
Сергей хмыкнул и обратился к старику:
– Почтенный, не проезжал ли тут один тип с охраной из черных?
Старик закивал лохматой башкой.
– Проезжали, проезжали! – заговорил он дребезжащим голосом. – Еще за воду платить отказались! Набрали полные фляги и поскакали! А этот, который белый, по виду – сириец или армянин, с вигилами нашими калякал…
– А давно это было?
Старик показал на большую клепсидру, цедящую время под навесом базилики.
– Да вон, клепса еще не откапала!
– Порядок…
– Босс! – сказал Эдик. – Я в лавку сбегаю, куплю чего-нибудь пожевать!
– Бери тогда на всех!
Эдик убежал, ведя своего коня под уздцы, а Лобанов медленно прошелся под стенкой базилики, по тенечку, наблюдая за житием провинциального местечка. В принципе, вид был тот же, что открывался из окон их квартиры на Альта Семита. Двое пацанов лет восьми-девяти, загорелые как нубийцы, бегали голышом, но в сандалиях – каменные мостовые обжигали ступни. За мальчишами снисходительно наблюдала девчонка-ровесница, но в тунике, «как большая». Пацаны играли в гладиаторов: тот, что помельче, изображал ретиария и размахивал обрывком рыбацкой сети, а парнишка постарше отмахивался деревянным мечиком.
– Я много лет служу у Гая Авидия Нигрина и был верен ему. Я обязан жизнью ему и отдаю долг… Долг мне не в тягость, я живу в достатке и покое. Но… – германец замялся. – Хозяин затеял недоброе дело… В общем… Эх, не о том я! Просто… хм… хозяин послал гонца в Аквитанию, по тому самому делу нехорошему… А я рассказал об этом Сергию! И вот святой погнался за гонцом… А я, выходит, предал Авидия? Вот, что мучит меня и не дает покоя!
Сикст постарался скрыть свою радость и сказал прочувствованно:
– То не грех, сын мой, если дело недоброе, затеянное Авидием, грозит гибелью хоть одному человеку!
– Грозит, грозит! – закивал лохматой башкой Киклоп. – И не одному!
– Тогда ты правильно исполнил долг свой! Ибо предательство во имя спасения есть предупреждение беды и убережение от смерти! Я снимаю грехи с души твоей. Ступай с миром!
Киклоп расцвел.
– Спасибо, рабби! – облегченно выдохнул он и удалился, кланяясь.
«Безгрешная душа! – подумал Сикст, провожая Киклопа. – Безгрешная и неумная!»
Он живо накинул на плечи химатий, взял в руки большую свечу и заторопился вон.
Идти было недалече. Покинув вестибул около платановой рощицы, Сикст внимательно осмотрелся и двинулся к взвозу Победы. Стучать молотком в калитку дома Нигринов ему не пришлось – хозяин дома стоял на улице и провожал друзей, занимавших места в лектиках. Мускулистые лектикарии подняли носилки на плечи и понесли.
Воровато оглянувшись, Сикст подкатился к Авидию.
– Сальве, сиятельный! – залучился он.
– Чего тебе? – нетерпеливо и устало произнес Нигрин.
– Вы посылали этой ночью гонца в Аквитанию? – вопросил Сикст придушенным голосом.
Утомление мгновенно спало с Авидия.
– Откуда знаешь?! – резко спросил он.
– Не могу сказать, – захихикал Сикст, – но мне стало известно, что некий Сергий из племени роксолан пустился в погоню за вашим гонцом!
– Что-о?! Этот гад жив?!
– Жив, жив! И еще как!
Нигрин задумался. Мысли, бродившие у него в голове, вызывали то слабую улыбку на лице, то гримасу бешенства.
– Что ж, благодарю тебя за известия… Как твое имя?
– Я Сикст, сиятельный!
– Благодарю тебя, Сикст! Я приму меры!
С этим словами Авидий вынул из кремены несколько денариев и подал их епископу епископов. «Уж не тридцать ли сребреников я получаю?» – мелькнула у Сикста поганенькая мыслишка, но он живо отогнал ее. Выдать тайну исповеди – великий грех, но не себя ради грешил он, а во имя Святой Церкви и во благо ея! Господь простит его…
3
Киклоп аккуратно притворил за собой тяжелую дверь на входе в гипогей и быстрым шагом прошествовал в рощицу. Ренус, коняка-тяжеловоз, радостно заржал, узнав хозяина.
– Что, застоялся? – ласково заговорил Киклоп и скормил Ренусу соленый сухарик. Конь схрумкал угощение.
Затянув подпругу, Киклоп взгромоздился в седло шлепнул коня по крупу. Тот тряхнул челкой и порысил куда сказано.
По улице Патрициев, никуда не сворачивая, Киклоп добрался до Кастра Преториа. Лагерь преторианцев занимал самое высокое место в городе, отсюда был виден весь Рим. Высокая, в два человеческих роста стена, укрепленная башнями, замыкала в квадрат обширный двор. Стража у ворот заступила Киклопу дорогу.
– Не положено! – сипло сказал преторианец с перебитым носом.
– Мне надо к префекту! – набычился Киклоп.
– Нечего тебе делать у префекта!
– Мне лучше знать!
Из караулки вышел худой офицер с острым лицом, держа шлем под мышкой.
– В чем дело? – спросил он.
– Да вот, – просипел ему стражник, – лезет какой-то варвар!
Остролицый вздернул голову.
– Что ты здесь потерял, варвар?
– Мне нужно к Аттиану! – прорычал Киклоп, еле сдерживаясь. – Сергием Роксоланом я послан, он должен был зайти сюда сам, но не сможет!
– И тут этот Сергий! – взбеленился остролицый. – Гони прочь!
Он повернулся, чтобы уйти, но не тут-то было. Киклоп протянул руку и сграбастал остролицего за тунику. Поднял его, орущего благим матом, и швырнул на стражника. Сразу двое бросились на германца, на ходу вытягивая мечи. Киклоп выпростал руки и стукнул преторианцев головами – глухо брякнули шлемы. Но тут подбежали пятеро, грозя копьями, и Киклоп отступил, уводя коня.
– П-петухи! – презрительно выговорил он, как выплюнул.
Объехав каструм и завернув за угол, Киклоп оглянулся – чисто – и подвел Ренуса к самой стене.
– Потерпи! – закряхтел великан, влезая на седло ногами.
Опираясь на кладку, чтобы сохранить равновесие, Киклоп дотянулся до верха стены и вбил кулак в выбоину. Подтянулся и вбил второй кулак. Постанывая от напряжения, переместился… Перевалив зубцы, Киклоп шумно выдохнул. Отсюда путь вниз был несложен. Изнутри к стенам каструма лепился ряд одинаковых домиков, соединенных боками. Каждый домик – на один контуберний,[115] как палатка в легионерском лагере.
Киклоп опустился на черепичную крышу, прошел по западине между скатов и спрыгнул… заваливая остролицего.
– Стой! – заорал преторианец. – Держи его!
Не досмотрев, как остролицый поднимается, трясясь от злости, Киклоп громадными скачками помчался к принципарию[116] – тяжеловесному зданию, придавившему плац двумя этажами из кирпича.
Слыша крики погони, Киклоп свернул за угол и замедлил бег.
– Мне нужен префект Ацилий Аттиан! – обратился он к дежурному опциону,[117] скучавшему у входа в принципарий. Опцион оглядел великана и ехидничать поостерегся.
– По какому вопросу? – спросил он.
– По государственному! – отрезал Киклоп.
Опцион не удивился.
– За мной!
Префект обнаружился на втором этаже. Он занимал громадный кабинет, обставленный по периметру колоннами белого пентелийского мрамора. С южной и восточной стороны простенки меж колонн прорезались узкими стрельчатыми окнами, заделанными пластинками гипса.
Префект претории восседал на возвышении, за огромным столом, заваленным папирусами, церами и пергаменами. Согнувшись, Аттиан быстро водил тростинкой по свитку, часто макая ее в золотую чернильницу.
– Досточтимый, – с придыханием сказал опцион, – этот человек – к вам.
Аттиан неодобрительно глянул на Киклопа и кивнул, возвращаясь к своей писанине.
– Гладиаторы еще не появились? – спросил он, не поднимая головы.
– Нет, досточтимый…
– А я как раз по этому вопросу! – громко сказал Киклоп.
Аттиан, удивленный и заинтересованный, поднял голову:
– Говори!
Киклоп кашлянул, красноречиво поглядывая на опциона.
– Наедине бы… – проворчал он.
Опцион вспыхнул.
– Подожди в коридоре, Онаций, – сказал Аттиан. – Я слушаю.
В коридоре послышались крики, дверь распахнулась, и в кабинет просунулся остролицый. Физиономию преторианца перекашивала дикая ярость.
– В чем дело, Децим? – резко спросил префект.
– Досточтимый! – провопил Децим Юний. – Этот варвар…
– Этот варвар разговаривает со мной! – оборвал кентуриона Аттиан.
Киклоп подождал, пока дверь закроется, и заговорил:
– Дело вот какое… Сергий с друзьями с ночи самой преследуют тайного гонца и просили, чтобы я предупредил тебя, префект… э-э… досточтимый.
Аттиан нетерпеливо отмахнулся:
– О чем предупредил?
– О заговоре!
Аттиан подался вперед:
– Говори!
– Гай Авидий Нигрин, Лузий Квиет, Луций Цельс Публилий и Авл Корнелий Пальма Фронтиниан, – продолжил Киклоп, – сговорились сжить со свету принцепса Адриана. Они решили убить его, когда тот прибудет в Рим, а новым принцепсом объявить Авидия!
Аттиан, морщась, поднялся из-за стола и оперся о столешницу.
– Убить вчетвером? – глухо проговорил он.
– Да кто ж на такое дело вчетвером ходит! – сказал Киклоп с укоризною. – Пальма две арабские алы держит в Капуе, Квиет собрал чуть ли не тыщу нумидийцев своих и мавров, Цельс договорился с магистром Мизенской эскадры, заручился поддержкой целой своры сенаторов и публиканов. Даже префекта Рима Бебия Макра купил Луций!
– А гонец куда послан? – выцедил Аттиан.
– В Аквитанию, к Лукию Попликолле. Тот тоже согласный на Рим идти!
– В последний раз спрашиваю, – проговорил Аттиан, – все, сказанное тобой, правда?
– Истинная правда!
Префект отер лицо, постоял, подумал и двинулся к выходу. Киклоп направил стопы туда же. Децим Юний поджидал его в коридоре, но смолчал, только молнии метнул из глаз.
Идти пришлось долго. Префект претории шагал небыстро, припадая на больную ногу.
– Может, понести тебя? – прогудел Киклоп. – Я смогу!
– Верю, – усмехнулся Аттиан, – но если я перестану ходить, меня тут же догонят болезни!
– А мы куда?
– В конюшню!
Префект провел Киклопа к стойлам и показал шестерку прекрасных вороных коней, крепких, очень подвижных, широколобых.
– Красавцы какие! – ахнул Киклоп.
– Еще бы! – с гордостью сказал префект. – Это ж альпы! Еле у роксолан выторговал! За каждого по шестьдесят ауреев плачено! Зато какие стати! Эти кони могут мчать весь день без устали! А теперь слушай. Возьмешь четырех альпов и гони за гладиаторами! Отдашь им этих красавцев! И еще…
Префект выудил из-за пояса четыре небольших кожаных квадратика с проставленной печатью императора на каждой.
– Передашь им это! Седлай коней, возьми на каждого по мешку ячменя и подъезжай к принципарию! Денег выдам… Только давай быстро!
Киклоп не спорил. Цокая языком от восхищения, он оседлал вороных, на одного сел верхом, а троих повел в поводу.
Мешочки с золотыми и серебряными монетами не слишком загрузили коней. Клепсидра не пролила еще и десятой доли воды, а Киклоп уже выезжал из ворот Кастра Преториа, провожаемый хмурыми взглядами часовых.
Добравшись до Широкой улицы, он выехал по ней на Фламиниеву дорогу, за Мульвийским мостом свернул на дорогу Кассия и поскакал.
Киклоп гнал коней до самого полудня, останавливаясь только для того, чтобы пересесть на другого скакуна. Кони неслись так, что чудилось, у них крылья повырастали, как у Пегаса.
И ровно в полдень Киклоп догнал-таки гладиаторов.
– Э-ге-гей! – заорал он. – Остановитесь!
Первым оглянулся Сергий. Он сделал знак друзьям, и все четверо осадили коней.
Киклоп подлетел и с трудом задержал бег вороных. Сделав круг, остужая животных, он крикнул:
– А я к вам! С подарками! Меня префект послал! Пересаживайтесь, это кони для вас!
– Ха-арошие животинки! – восхитился Эдик, ловко перепрыгивая из седла в седло. Альп заартачился, но Чанба был убедителен.
– Держите… – Киклоп вытащил грамотки и раздал гладиаторам.
– Это что? – пригляделся Сергий.
– Тут печать императора!
– Аусвайс! – ухмыльнулся Эдик.
Сергий кивнул:
– Пригодится в хозяйстве!
– И вот еще…
Киклоп передал увесистые мешочки.
– Тоже неплохо, – оценил Сергий. – Сильно ругался Аттиан?
– Да нет… Хороший вроде дядька!
– Как там Авидия?
– Жива-здорова, не волнуйся, я присмотрю!
– Спасибо, Киклоп! Ну, до скорого!
– Пока! – крикнули Искандер и Гефестай.
– Поезжайте с богом! – серьезно пожелал Киклоп и поворотил парочку гнедых, парочку чалых к столице.
Глава 9
1
Нарбонская Галлия,[118] Арелат
Цизальпинскую Галлию проскакали, ничего толком не разглядев. Да и на что было смотреть? Справа море, слева горы, посередке узкая полоса гальки или перебранного волнами песка. Пышная флора скатывалась зелеными лавинами со склонов, на уступах живописно громоздились деревушки. Генуя, столица Лигурии, и та сбрасывала кварталы каскадом, с террасы на террасу. Вада Сабатиа, Альбиум Ингонум, Порт-Монокки, Никея, Антиполис… Лазурный берег! Мечта пресыщенных туристов! Но ни суперотелей «пять звезд», ни казино в этом времени не держали. Даже пальмы тут пока не росли. Бесконечные пляжи были пустынны, а под пиниями, пятнавшими сенью Геркулесову дорогу, не валялось ни единой банки из-под пива. Ни обертки «Сникерса», ни смятой пачки «Голуаз»… Девственная чистота и первозданный порядок.
– Бедные кони… – вздохнул Искандер, похлопав по шее вороного.
– Да что им сделается? – проворчал Гефестай. – Бедные всадники!
– Точно! – застенал Эдик. – Все, «ноги вместе» – этого я уже не смогу! Так и буду раскорякой ходить…
– Ничего, – утешил его Сергей, – вправим!
– Кажись, к городу подгребаем! – оживился Гефестай, привставая на стременах.
Искандер, въехав на пригорок, приложил ладонь ко лбу.
– Арелат! – сообщил он.
Сергей, не спавший вторые сутки, интересоваться населенным пунктом не стал. Хорошо уже то, что тот попался на дороге и можно покинуть седло, отряхнуть пыль, напиться вдоволь… Альп, судя по всему, был того же мнения – конь встрепенулся, навострил уши и порысил. Аль-па манила поилка.
Лобанов плеснул из фляги на ладонь, омыл лицо, смочил ноздри, чтобы улучшить обоняние. Пахло лавандой, чабрецом и шалфеем – цветочные поля распахивались на севере и юге. Их расчленяли сырые овраги с ручьями, завивавшими мутную воду в жидкие косы. С обширных болот тянуло запахом тины, одинокие кипарисы торчали темными, зализанными кистями, а вот старым оливам везло меньше – неистовый мистраль[119]превращал их стволы в закрученные спиралью остовы. На белых от пыли придорожных вязах стрекотали тысячи цикад, в лаванде плакал кулик.
Арелат был самым крупным городишкой после Пизы и Генуи. Его белые домики под красными зонтиками черепичных крыш сбегали с горы вниз, спадая к Родану,[120] редко где поднимая зеленые знамена садов. Широкий, быстрый Родан у подошвы холма делал крутой изгиб и попадал под нож – быки каменного моста полосовали воду, пуская белую пену. Река шумела и шипела, но ниже по течению раны затягивались.
– Стоянка – двадцать минут! – объявил Лобанов, и даже у Эдика не нашлось энергии для полслова в ответ.
Четыре всадника придержали вороных и миновали ворота степенным шагом. Стражники, дремлющие в тени, даже не глянули на гостей города. Сиеста.
Улицы были безлюдны, жара согнала население в тень атриумов, поближе к брызгам фонтанов и охлажденному вину. Здешние викусы и кливусы, проложенные по склону холма, были более чем извилисты – сворачивали через каждые десять шагов, защищая жителей от мистраля.
Четверка спешилась на маленькой круглой площади, у фонтана. Вороной квартет опустил головы в мраморную чашу и жадно накачивался прохладной водой. Всадники, отряхнув пыль, последовали хорошему примеру – напились и наполнили фляги.
– Уф-ф! – отвалился Эдик.
– Не садись! – тревожно предупредил его Гефестай.
– А… чего? – не понял Чанба.
– А то из ушей польется! – пояснил коварный кушан.
Эдик фыркнул негодующе, лихорадочно подыскивая достойный ответ.
– Зато тебе это не грозит! – пробурчал он. – Пока там вода в голову просочится, пока усохшие мозги набухнут, как лапша «Доширак»…
– Утопить его, что ли? – задумчиво сказал Гефестай.
Лобанов хотел было поддержать разговор в стиле легкого трепа, когда вдруг заметил прохожего в желтой тунике, подпоясанной красным кушаком. Так облачались нумидийцы. И точно – короткие рукава обнажали темные руки, будто сажей перемазанные. Шпион? Или арелатец, вышедший по нужде? Сворачивая за угол, прохожий бросил взгляд на четверку гладиаторов и скрылся.
– Верным путем идем, товарищи! – усмехнулся Лобанов.
Искандер, проводивший нумидийца прищуренными глазами, понятливо кивнул.
– Заметили! – сказал он. – И решили провериться!
– Тогда нечего стоять! – постановил Сергей. – Все напились? Вперед!
Напоенные вороные взбодрились и легкой трусцой доставили четверку на берег Родана. Перенесли через мост и пошли наматывать мили. Одинокий всадник в желтой тунике гнал свою лошадь впереди, бешено работая плетью.
– Догнать и перегнать! – кликнул Эдик, бросая девиз в массы.
«Желтый», часто оборачиваясь, все стегал и стегал бедное животное, изо всех силенок своих несущее седока. Дорога плавно завернула за дубовый лесок… Обычно строители римских виа не подчинялись велениям рельефа и гордо прямили путь, разрывая холмы, пробивая туннели, засыпая овраги или перекидывая через них мосты. Но перед богами они склонялись. За леском Сергей увидал большую поляну, бэкграундом[121] служили пушистые сосны на взлобке, а на передний план выступал старый-престарый храм Фортуны. Бронзовая черепица на кровле его зеленела не хуже малахита, по щербатым колоннам вился дикий виноград и расползался мох.
Пыль над дорогой еще висела, а вот «желтый» куда-то исчез. Сергей сделал знак остановиться – цокот копыт по каменным плитам виа разносился далеко… Но было тихо. Подозрительно тихо. А над соснами кружила пара орланов. Неужто птичкам вздумалось полетать в такую-то жару? Скорее уж кто-то вспугнул их…
– Это засада, – спокойно констатировал Гефестай.
Сергей кивнул и пятками подбодрил коня.
– Будьте наготове, – бросил он. И вовремя.
Пять или шесть арбалетчиков вынырнули из виноградной поросли, из-за колонн, и выпустили по тяжелой, густооперенной стреле. Одну стрелу Сергей взял в воздухе, погашая инерцию пятерней, Искандер пригнулся, пропуская «горячий привет» над собою, Гефестай отбил болт мечом.
– Ошую! – крикнул Эдик, поднимая коня на дыбы.
С левой стороны дороги, где над муравой путалась черная колоннада дубравы, с гиканьем вылетело пятеро всадников в шлемах с перьями, в безрукавках из львиных шкур, с золотыми кольцами в ушах.
– Мавры! – крикнул Гефестай, выхватывая меч.
– Ты и ты! – скомандовал Лобанов, тыча пальцем в Искандера и Эдика. – Заходите справа!
Махнув рукой сыну Ярная, он позвал его за собой, в атаку с левого фланга.
Мавры потрясали бамбуковыми копьями, кроили горячий воздух кривыми мечами, узкими и длинными. Лица их, цвета седельной кожи, были посечены татуировкой и дышали свирепостью. Первого мавра Сергей уделал быстро – тот сунулся с копьем, Лобанов на скаку отрубил наконечник, вернул клинок по дуге и отсек африканцу голову вместе со шлемом. Голова поскакала в одну сторону, моргая глазами и шевеля губами, всадник без головы – в другую, оседая и валясь с коня.
Гефестай со своим тоже не цацкался – вскрыл мавру гнилое нутро.
– Отелло… – пропыхтел сын Ярная, вонзая меч, и договорил, выпуская кишки: – …Недоделанное!
Мавр, пуча глаза, подхватил руками вывалившееся сизое кубло, да так и слетел с седла, в обнимку со своими внутренностями.
Искандер почикал двух, а Эдику достался тот самый «желтый».
– Сзади! – крикнул Гефестай, бросая коня вбок.
Сергей развернул вороного на месте, бросил его в галоп и лишь после разглядел противника. Стрелки перешли в наступление. Их было четверо. Выпустив по стреле, они отбросили арбалеты и выхватили ножи. Ловкие, гибкие, быстрые, арбалетчики кинулись, приседая, готовясь пропороть животы вороных. Черные на черных.
Лобанов направил коня на лупатого арбалетчика, тот ощерился, выставляя нож. Сергей тут же дернул поводья, бросая коня в сторону. Правая рука сжимала удила, левая замахивалась мечом. И тут Сергей попал в перекрест – к его коню кинулись сразу двое черных – лупатый слева, курчавый справа. Никогда еще он не фехтовал так быстро. Бросая поводья, Сергей махнул мечом налево, отрубая лупатому руку и вонзая лезвие в бочину. Выдернув клинок, он перебросил его в правую ладонь, ухватился и от души полоснул по спине курчавого, уже отводившего в замах руку с ножом. Черная, блестящая от пота спина развалилась, сверкая розовой костью.
– Эдик! – раздался крик Искандера. – Не убивай пока!
Лобанов оглянулся, сбрасывая напряжение. Ф-фу… Кажется, всех положили!
– Арбалетики подберу! – осклабился Гефестай, спрыгивая с коня. Наклоняясь, он крикнул: – О, да тут и стрел полно! Нормальненько…
– Мечи у них хороши! – громко сказал Искандер. – Давно я о таких мечтал…
Тиндарид поднял два мавританских меча, похожих на самурайские катаны, секанул ими крест-накрест.
– То что надо! – крикнул он и повесил на спину сразу двое ножен, затянув перевязи на груди. Два узких клинка, свистнув, опустились, подрожали кончиками и со сдвоенным шорохом ушли в ножны.
– Ты как эта, – ухмыльнулся Гефестай, – как Глюкоза в клипе!
– Глюкозел! – поправил Эдик.
Руки Искандера направились к рукояткам мечей, торчащим у него за плечами.
– Молчу, молчу… – смиренно сказал Чанба.
– Жив «язык»? – спросил Тиндарид ворчливо.
– Да дышит вроде…
Сергей спрыгнул с коня и повел его в поводу. Искандер не церемонился. Ногой повернув голову «желтого» лицом вверх, он коротко спросил:
– Имя?
Пленник, морщась и облизывая губы, прохрипел:
– Бокх…
– Мавр?
– Да…
– Гонца охраняете?
Мавр смолк, с трудом переводя дыхание. Искандер плавно нажал ступней ему на горло.
– Д-да! – просипел Бокх.
– У гонца имя есть?
– Радамист… Он из Иберии…
– Ишь как разговорился, – удовлетворенно заметил Искандер и продолжил допрос: – Его кто послал? Квиет? Нигрин? Отвечай!
– Ни-и… – хрипнул Бокх, и в то же мгновение тяжелая арбалетная стрела вошла ему в ухо. Эдик развернулся пружиной, подкидывая в руке увесистый галльский кинжал. Пятый, незамеченный арбалетчик вскочил и порскнул в заросли. Нож догнал его и вошел в спину по рукоять, выбивая пыль из безрукавки. Habet. Арбалетчик слепо налетел на дерево и упал на муравейник бездыханым.
– Вот теперь баланс сошелся! – сказал Гефестай удовлетворенно, подбивая кровавую бухгалтерию войны.
2
Немаус
Жара не спадала. Насколько хватал глаз, среди низкорослых дубков, под палящим матово-серебряным солнцем, заполнившим все небо, пылилась белая раскаленная дорога. По обочинам рос испанский тростник, стройный, негнущийся, с длинными лентовидными листьями. Стояла духота, а все движение воздуха сводилось к непрерывному слепящему трепетанию, размывавшему виды.
– Мистраль, мистраль… – бурчал Гефестай, отирая лоб. – Вот когда надо, хрен дунет!
Зато как стрекотали цикады! Оглушительно, на разрыв, полня все вокруг неумолчным звоном! Словно все будильники мира устроили слет и торжественно звонили, спуская пружины. Хотя какие сейчас будильники…
– Немаус! – сказал Искандер тоном Зулькарнайна,[122] приведшего фаланги под стены Вавилона.
Четыре коня поменяли масть из-за пыли, стали скорее саврасыми, чем вороными. Четырех всадников будто загримировали или осыпали мукой, а тонкий налет праха на утомленных лицах расчерчивали по вертикали струйки пота. Шагом они миновали ворота Немауса, стандартного поселения в завоеванной Галлии, – это была квадратная крепость, прочерченная, как римский лагерь, двумя главными улицами – Декуманус и Кардо, и застроенная по четкому плану. Стражники не придирались, и «аусвайс» тыкать им в нос не пришлось.
Миновав квадратный храм, гладиаторы проплелись на форум. Там, в тени двухэтажной базилики, струилась вода, стекающая из акведука в длинный бассейн. Дряхлый старикашка сидел рядом и собирал ассы за водоснабжение.
Солнце настолько пропекло гладиаторов, что они рады были сунуть деду и серебряный денарий. Дед принял плату, опасливо посматривая на мечи в ножнах и арбалеты за спинами.
– Дай отряхну! – сказал Гефестай и так отряхнул пыль с Лобанова, что синяки оставил на спине.
– Лучше сразу убей! – вырвался Сергей. – Чего зря мучать? Подставляй спину!
Гулкие хлопки наполнили Немаус белой пылью от растертого песка. Лобанов зачерпнул воды в ладони и с наслаждением омыл лицо, растворяя пыльную корку, замешанную на поте.
– Ух, хорошо! – выдохнул Эдик. – Как говорил мой дед Могамчери: «Вкус воды узнаешь в жару!»
Сергей хмыкнул и обратился к старику:
– Почтенный, не проезжал ли тут один тип с охраной из черных?
Старик закивал лохматой башкой.
– Проезжали, проезжали! – заговорил он дребезжащим голосом. – Еще за воду платить отказались! Набрали полные фляги и поскакали! А этот, который белый, по виду – сириец или армянин, с вигилами нашими калякал…
– А давно это было?
Старик показал на большую клепсидру, цедящую время под навесом базилики.
– Да вон, клепса еще не откапала!
– Порядок…
– Босс! – сказал Эдик. – Я в лавку сбегаю, куплю чего-нибудь пожевать!
– Бери тогда на всех!
Эдик убежал, ведя своего коня под уздцы, а Лобанов медленно прошелся под стенкой базилики, по тенечку, наблюдая за житием провинциального местечка. В принципе, вид был тот же, что открывался из окон их квартиры на Альта Семита. Двое пацанов лет восьми-девяти, загорелые как нубийцы, бегали голышом, но в сандалиях – каменные мостовые обжигали ступни. За мальчишами снисходительно наблюдала девчонка-ровесница, но в тунике, «как большая». Пацаны играли в гладиаторов: тот, что помельче, изображал ретиария и размахивал обрывком рыбацкой сети, а парнишка постарше отмахивался деревянным мечиком.