Страница:
Как известно, Абеля, работавшего в США под именами Мартина Коллинза и Эмиля Голдфуса, выдал его радист Рейно Хейханен.
В ночь на 22 июня 1957 года Рудольф Абель после сеанса связи с центром заночевал в гостинице «Латам». Здесь его и арестовали агенты ФБР.
В книге «Как работает американская секретная служба» публицист И. Естен напишет: «В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни... Когда это не случилось, его начали пугать электрическим стулом... Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он не колеблясь ответил: „Нет“. От дачи показаний Абель отказался».
Рудольфа Ивановича приговорили к тридцати годам тюрьмы. К тому времени ему было 55 лет.
Уже весной 1958 года наша разведка стала заниматься освобождением Абеля. Был «сделан» родственник Абеля — Дривс, мелкий служащий, проживающий в ГДР. Им стал Юрий Дроздов. Тонкая, кропотливая работа шла несколько лет.
А 1 мая 1960 года в двадцати милях к юго-востоку от Свердловска советской зенитной ракетой был сбит самолет-шпион «У-2», пилотируемый американским летчиком Фрэнсисом Гарри Пауэрсом.
Пилот выбросился с парашютом, после приземления был арестован и доставлен в Москву. Советский Союз и США обменялись взаимными обвинениями. Мы указали на Пауэрса, нам напомнили про Абеля. И тем не менее, как скажет сам Дроздов, удар нашей ракеты по «У-2» заметно повысил заинтересованность американской стороны в деле Абеля.
В феврале 1962 года на мосту Альт-Глинике состоялся обмен Абеля на Пауэрса. При этом обмене присутствовал и родственник Абеля — Дривс. Последнее, что он сделал для знаменитого разведчика, — провез его по берлинским магазинам, чтобы сменить тюремный американский балахон на приличный костюм и пальто.
Абель улетел в Москву. Перестал существовать и Дривс. Он выполнил свою миссию.
Однако была уже подготовлена замена Рудольфу Ивановичу, и разведчик, который известен теперь под кличкой Георгий, уехал в США. Он проработал там долгих 15 лет и благополучно возвратился на родину.
Первые шаги успешной работы Георгия обеспечивал Юрий Дроздов.
Была и еще одна роль в жизни Юрия Ивановича Дроздова — роль «барона фон Фоэнштайна», руководителя фиктивной неонацистской организации. С помощью этой «организации» удалось провести операцию по проникновению в БНД. В нелегальной разведке СССР эту операцию назвали «Скорпион», а агент работал под кодовым именем «Д-104». Он находился, по выражению Дроздова, «в самом чувствительном для нас подразделении БНД».
Через 20 с лишним лет публикация в германском «Фокусе» взбудоражит всю Германию. На страницах журнала появится статья со ссылкой на книгу Дроздова, в которой говорилось о «Д-104».
Корреспонденты Хуфильшульте и Лудвиг так представят нашего разведчика немецкому читателю: «Юрий Иванович Дроздов, который для подготовки своей разведывательной деятельности даже учился на актерских курсах Макса Рейнхардта и бегло говорил по-немецки, выбрал одну из своих любимых ролей: из умного сотрудника КГБ он превращается в офицера вермахта барона фон Фоэнштайна, который только что вернулся в Германию из своей южноамериканской ссылки».
После Германии Дроздов работал в Китае в 1964-1968 годах. Это были, без сомнения, самые острые, критические годы в советско-китайских отношениях.
Работалось тяжело. Ведь с 1949 года сотрудники китайских спецслужб проходили подготовку в Союзе. Как говорит сам Дроздов, «мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты...» За что потом и поплатились.
В 1975 году — командировка в Нью-Йорк, США. Там, в напряженной агентурно-оперативной обстановке пришлось провести четыре года. Уже в это время, задолго до ухода дипломата Шевченко к американцам, наши разведчики очертили узкий круг людей советской колонии в Нью-Йорке, среди которых был предатель.
Годы упорной работы, и в центр пошла информация о возникших подозрениях. А также просьба отозвать Шевченко в Москву. Вместо поддержки — раздражение представителя СССР в ООН О. Трояновского и обвинения в клевете. Однако случилось то, о чем предупреждали Дроздов и его сотрудники.
Осенью 1979 года Юрия Ивановича отозвали в Москву. Кто-то из своих дал ему в дорогу листочек. Он развернул его уже в самолете. Прочел. И защемило сердце.
Осенью и зимой 1979-го бросят его в пекло войны. Афганистан. Штурм дворца Амина. И эта задача была выполнена.
31 декабря 1979 года на докладе у председателя КГБ Дроздов впервые заговорил о формировании специального подразделения, а через месяц пришел с бумагой, в которой была изложена идея «Вымпела».
19 августа 1981 года на закрытом совместном заседании Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС было принято решение о создании в системе Комитета госбезопасности секретного отряда специального назначения для проведения операций за пределами страны «в особый период».
Так Юрий Иванович Дроздов стал отцом «Вымпела». Он не только создал его, но растил, пестовал, воспитывал...
Вот какой он — генерал Дроздов. В. А. Крючков в своих мемуарах так сказал о нем: «Длительное время возглавлял эту службу (нелегальную разведку — М.Б.) опытный, влюбленный в свою профессию генерал-майор Дроздов. В прошлом сам был на нелегальной работе, однажды сыграл роль фашистского офицера. Знал каждого сотрудника лично, гордился ими, их успехами, переживал неудачи, когда попадали в беду, делал все, чтобы выручить. У него никогда не сдавали нервы...»
Что ж, хорошо сказал, на этом я с легким сердцем ставлю точку. Хотя и остаюсь в полной уверенности, что жизнь Юрия Ивановича Дроздова достойна романа.
АЛЕКСАНДР ЛАЗАРЕНКО — КОМАНДИР «КАСКАДА»
ПРИКАЗ: УНИЧТОЖИТЬ ГАНСА ФРАНКА
ПРИГОВОР «ОТЦОВ» НАРКОБИЗНЕСА
ТРЕБУЕТСЯ НОВАЯ СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА
В ночь на 22 июня 1957 года Рудольф Абель после сеанса связи с центром заночевал в гостинице «Латам». Здесь его и арестовали агенты ФБР.
В книге «Как работает американская секретная служба» публицист И. Естен напишет: «В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни... Когда это не случилось, его начали пугать электрическим стулом... Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он не колеблясь ответил: „Нет“. От дачи показаний Абель отказался».
Рудольфа Ивановича приговорили к тридцати годам тюрьмы. К тому времени ему было 55 лет.
Уже весной 1958 года наша разведка стала заниматься освобождением Абеля. Был «сделан» родственник Абеля — Дривс, мелкий служащий, проживающий в ГДР. Им стал Юрий Дроздов. Тонкая, кропотливая работа шла несколько лет.
А 1 мая 1960 года в двадцати милях к юго-востоку от Свердловска советской зенитной ракетой был сбит самолет-шпион «У-2», пилотируемый американским летчиком Фрэнсисом Гарри Пауэрсом.
Пилот выбросился с парашютом, после приземления был арестован и доставлен в Москву. Советский Союз и США обменялись взаимными обвинениями. Мы указали на Пауэрса, нам напомнили про Абеля. И тем не менее, как скажет сам Дроздов, удар нашей ракеты по «У-2» заметно повысил заинтересованность американской стороны в деле Абеля.
В феврале 1962 года на мосту Альт-Глинике состоялся обмен Абеля на Пауэрса. При этом обмене присутствовал и родственник Абеля — Дривс. Последнее, что он сделал для знаменитого разведчика, — провез его по берлинским магазинам, чтобы сменить тюремный американский балахон на приличный костюм и пальто.
Абель улетел в Москву. Перестал существовать и Дривс. Он выполнил свою миссию.
Однако была уже подготовлена замена Рудольфу Ивановичу, и разведчик, который известен теперь под кличкой Георгий, уехал в США. Он проработал там долгих 15 лет и благополучно возвратился на родину.
Первые шаги успешной работы Георгия обеспечивал Юрий Дроздов.
Была и еще одна роль в жизни Юрия Ивановича Дроздова — роль «барона фон Фоэнштайна», руководителя фиктивной неонацистской организации. С помощью этой «организации» удалось провести операцию по проникновению в БНД. В нелегальной разведке СССР эту операцию назвали «Скорпион», а агент работал под кодовым именем «Д-104». Он находился, по выражению Дроздова, «в самом чувствительном для нас подразделении БНД».
Через 20 с лишним лет публикация в германском «Фокусе» взбудоражит всю Германию. На страницах журнала появится статья со ссылкой на книгу Дроздова, в которой говорилось о «Д-104».
Корреспонденты Хуфильшульте и Лудвиг так представят нашего разведчика немецкому читателю: «Юрий Иванович Дроздов, который для подготовки своей разведывательной деятельности даже учился на актерских курсах Макса Рейнхардта и бегло говорил по-немецки, выбрал одну из своих любимых ролей: из умного сотрудника КГБ он превращается в офицера вермахта барона фон Фоэнштайна, который только что вернулся в Германию из своей южноамериканской ссылки».
После Германии Дроздов работал в Китае в 1964-1968 годах. Это были, без сомнения, самые острые, критические годы в советско-китайских отношениях.
Работалось тяжело. Ведь с 1949 года сотрудники китайских спецслужб проходили подготовку в Союзе. Как говорит сам Дроздов, «мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты...» За что потом и поплатились.
В 1975 году — командировка в Нью-Йорк, США. Там, в напряженной агентурно-оперативной обстановке пришлось провести четыре года. Уже в это время, задолго до ухода дипломата Шевченко к американцам, наши разведчики очертили узкий круг людей советской колонии в Нью-Йорке, среди которых был предатель.
Годы упорной работы, и в центр пошла информация о возникших подозрениях. А также просьба отозвать Шевченко в Москву. Вместо поддержки — раздражение представителя СССР в ООН О. Трояновского и обвинения в клевете. Однако случилось то, о чем предупреждали Дроздов и его сотрудники.
Осенью 1979 года Юрия Ивановича отозвали в Москву. Кто-то из своих дал ему в дорогу листочек. Он развернул его уже в самолете. Прочел. И защемило сердце.
Где-то в небе возникли высокие звуки,
Будто тихо и нежно кто-то тронул струну,
О великое счастье после долгой разлуки
Возвратиться обратно в родную страну.
Возвратиться не кем-то, не вчерашним талантом,
Осознавшим ошибки парижской зимой,
Не прощенным за старость седым эмигрантом,
А вернуться с работы. С работы — домой.
Ни дожди, ни метели. Ни жаркое пламя
Не сломили, Россия, твои рубежи,
И высокие звезды встают над лесами.
И серебряный месяц в овраге лежит.
Он возвращался с работы домой. Стоял октябрь. Золотая осень. Генерал Дроздов был назначен начальником управления «С» (нелегальная разведка).
В шереметьевской роще — березы, березы.
Молча девочка держит цветок полевой.
Ты прости мне, Россия, невольные слезы,
Просто долго мечталось о встрече с тобой.
Осенью и зимой 1979-го бросят его в пекло войны. Афганистан. Штурм дворца Амина. И эта задача была выполнена.
31 декабря 1979 года на докладе у председателя КГБ Дроздов впервые заговорил о формировании специального подразделения, а через месяц пришел с бумагой, в которой была изложена идея «Вымпела».
19 августа 1981 года на закрытом совместном заседании Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС было принято решение о создании в системе Комитета госбезопасности секретного отряда специального назначения для проведения операций за пределами страны «в особый период».
Так Юрий Иванович Дроздов стал отцом «Вымпела». Он не только создал его, но растил, пестовал, воспитывал...
Вот какой он — генерал Дроздов. В. А. Крючков в своих мемуарах так сказал о нем: «Длительное время возглавлял эту службу (нелегальную разведку — М.Б.) опытный, влюбленный в свою профессию генерал-майор Дроздов. В прошлом сам был на нелегальной работе, однажды сыграл роль фашистского офицера. Знал каждого сотрудника лично, гордился ими, их успехами, переживал неудачи, когда попадали в беду, делал все, чтобы выручить. У него никогда не сдавали нервы...»
Что ж, хорошо сказал, на этом я с легким сердцем ставлю точку. Хотя и остаюсь в полной уверенности, что жизнь Юрия Ивановича Дроздова достойна романа.
АЛЕКСАНДР ЛАЗАРЕНКО — КОМАНДИР «КАСКАДА»
Здорово, когда о человеке пишут стихи. Когда-то от офицеров-афганцев я услышал четверостишие:
Думаю, неспроста товарищи по афганской войне назвали «боевым» генерала Александра Ивановича Лазаренко.
Вот лишь один случай из его биографии, совершенно не характерный для руководителя крупного подразделения Комитета государственной безопасности.
В Афганистане, в Чаквардаке, располагалась небольшая команда из состава «Каскада» под руководством подполковника Табакова. Участок был, надо прямо сказать, не простой.
И вот однажды в Кабуле Лазаренко получает тревожную телеграмму. Табаков взывает о помощи: на него наступает банда в 300 моджахедов. Идет бой. Как ему помочь? У Лазаренко в подчинении нет войск, только офицеры-оперативники и солдаты — водители «БТР», да и те разбросаны по всему Афганистану.
Лазаренко — в штаб к армейцам, к маршалу Соколову, который возглавлял оперативную группу: помогите. «Батальон дадим, а вот комбата нет, не обессудь. С офицерами туго». Таков был ответ.
«Ладно, — согласился Александр Иванович, — давайте людей. Поведу сам». И повел. Танки с тралами, артиллерия в поддержку.
Десантный батальон под командованием Лазаренко совершил 80-километровый марш ночью, по незнакомой местности, и утром вступил в бой.
Банду разгромили. Боевые товарищи были спасены.
Как же удалось офицеру госбезопасности столь умело и грамотно провести ночной марш, выйти в район боевых действий, организовать общевойсковой бой и победить? Ведь это искусство иного рода, нежели то, которому учат в учебных заведениях органов госбезопасности.
Действительно, трудно ответить на подобные вопросы, если речь идет об офицере КГБ в классическом понимании. Лазаренко не был таким. Он ушел в органы из армии, точнее из воздушно-десантных войск.
Еще на Калининском фронте командовал он взводом, ротой, батальоном. А под Курском стал начальником разведки дивизии. Там, в ходе страшных боев на Огненной дуге, от их соединения в 17 тысяч штыков осталось 144 человека. И среди них — капитан Александр Лазаренко.
Его направили в Высшую разведшколу Генерального штаба Красной Армии в Москве. После учебы — заграница, Аргентина, должность помощника военного атташе советского посольства.
Однако порою жизнь делает странные кульбиты. По возвращении из Аргентины Лазаренко попадает на Дальний Восток заместителем начальника разведки воздушно-десантного корпуса. Солдат службу не выбирает. Так и Лазаренко. Служил, осваивал десантное мастерство, совершил более ста прыжков с парашютом. И все бы ничего, да грянуло «хрущевское» сокращение армии.
Разогнали управление корпуса, из трех дивизий осталась одна. Угодил Александр Иванович заместителем начальника оперативного отделения дивизии.
Казалось, жизнь, карьера катится под гору. Но фронтовой комбат, разведчик Лазаренко не унывал. Знал себе цену, верил, его знания и опыт будут востребованы.
Так оно и вышло. Вызвал его к себе комдив генерал Сорокин: «Вот что, Лазаренко, принимай 217-й полк. Вытаскивай».
217-й полк — притча во языцех в дивизии. Развал полный. Два года на проверке твердую «двойку» получают. Вот и вытаскивай.
Что поделаешь, впрягся, потянул, как умел. Вышло, что умел неплохо. Вывел полк в лучшие. Но люди — не роботы. И в лучшем полку случаются ЧП. Не обошли они и 217-й. Обокрали полковой магазин. Взяли сотню золотых часов. По тем временам сумма не малая. А полк-то не шутка — две тысячи душ, как тут найдешь?
И все-таки вычислил Александр Иванович, что вор из третьей роты.
Выстроил комполка роту и заявил: «Кто украл часы — знаю. Даю три дня сроку. Если сам явится с повинной — под суд не отдам. Слово командира».
К исходу третьего дня вор сдался. Часы вернули в магазин, а Лазаренко взяли в оборот: вора под суд. Комполка уперся. Солдата не выдам, поскольку слово дал перед строем.
«Какое слово, — морщилось начальство, — кому слово? Преступника укрываешь». Дело дошло до скандала, тут уж самому Александру Ивановичу несдобровать. Ему уголовное дело шьют за укрывательство.
А тут в полк командующий округом генерал Пеньковский приехал. Спрашивает, как дела. «Да плохи дела», — отвечает Лазаренко. И рассказал все, как было.
«Придется тебя спасать, а то и вправду засудят. За то, что честь свою офицерскую отстаиваешь», — усмехнулся командующий и предложил Лазаренко повышение — начальником разведки округа. Должность солидная, генеральская, Александр Иванович согласился.
Повезло. Да, определенно повезло. Ведь могло быть иначе. Не окажись в тот момент в полку Пеньковского или вместо него подвернись другой генерал, засудить, может, и не засудили бы, но службу испортили.
Некоторые тогда смотрели с искренним недоумением, сочувствовали, мол, за кого голову на плаху кладешь, за вора? А ведь и вправду, смешной поступок, по нынешним-то, «продажным», временам. Полковник чуть погон не лишается, а слово держит. Эх, Александр Иванович, измельчали ныне люди, не понять многим, что такое командирское слово, офицерская честь.
Так и пронес полковник Лазаренко незапятнанной эту честь через годы. И когда уже в Москве служил начальником разведки в ВДВ у Маргелова, и когда его в КГБ забрали.
Это тоже, кстати говоря, был мужской поступок. После 20 лет службы в десанте, где его, образно говоря, каждая собака в любом гарнизоне знала и за своего принимала, так круто изменить судьбу.
Изменил. Стал заместителем начальника 13 отдела разведывательно-диверсионной работы при Первом главном управлении КГБ. Возглавил научно-техническое направление.
Особое внимание уделялось созданию спецоружия. Это под его руководством был пущен в серию уникальный бесшумный пистолет. Именно бесшумный, а не «макаров» с глушителем. Такого еще и у американцев не было. Им удалось раздобыть его через афганцев, которым, в свое время, наши сотрудники доверили оружие.
За создание пистолета Лазаренко удостоили звания лауреата Государственной премии СССР.
Долго полковник Лазаренко «ходил» на генеральских должностях, но стал генералом только на войне. На афганской войне.
Накануне вызвал его Юрий Владимирович Андропов. Прилетел Лазаренко из Кабула — и к председателю КГБ. Полтора часа тот задавал вопросы. Кто готовит пищу? Кто стирает? Вши есть? Говори честно. Что ж тут скрывать, бывали и вши. На войне как на войне.
Когда улетал назад, в самолет вместе с ним погрузили 20 стиральных машин. Ох, как пригодились они там. А вскоре и радостная весть пришла: Лазаренко присвоено генеральское звание.
Погоны вручал сам начальник ПГУ Крючков. В Ясенево стол накрыли. Тогда и сказал Лазаренко свой тост: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но еще хуже, если, став генералом, он перестает быть солдатом.
Какие аплодисменты сорвал тогда Александр Иванович! Какие аплодисменты!.. А ведь тост вроде как родился экспромтом. Может быть, и вправду, экспромтом. Только за ним — целая жизнь.
О «Каскаде» я кое-что слышал, а с его командиром удалось познакомиться недавно.
Не надо высоких наград,
Ни к чему нам парадный мундир.
Да здравствует славный «Каскад»
И его боевой командир!
Думаю, неспроста товарищи по афганской войне назвали «боевым» генерала Александра Ивановича Лазаренко.
Вот лишь один случай из его биографии, совершенно не характерный для руководителя крупного подразделения Комитета государственной безопасности.
В Афганистане, в Чаквардаке, располагалась небольшая команда из состава «Каскада» под руководством подполковника Табакова. Участок был, надо прямо сказать, не простой.
И вот однажды в Кабуле Лазаренко получает тревожную телеграмму. Табаков взывает о помощи: на него наступает банда в 300 моджахедов. Идет бой. Как ему помочь? У Лазаренко в подчинении нет войск, только офицеры-оперативники и солдаты — водители «БТР», да и те разбросаны по всему Афганистану.
Лазаренко — в штаб к армейцам, к маршалу Соколову, который возглавлял оперативную группу: помогите. «Батальон дадим, а вот комбата нет, не обессудь. С офицерами туго». Таков был ответ.
«Ладно, — согласился Александр Иванович, — давайте людей. Поведу сам». И повел. Танки с тралами, артиллерия в поддержку.
Десантный батальон под командованием Лазаренко совершил 80-километровый марш ночью, по незнакомой местности, и утром вступил в бой.
Банду разгромили. Боевые товарищи были спасены.
Как же удалось офицеру госбезопасности столь умело и грамотно провести ночной марш, выйти в район боевых действий, организовать общевойсковой бой и победить? Ведь это искусство иного рода, нежели то, которому учат в учебных заведениях органов госбезопасности.
Действительно, трудно ответить на подобные вопросы, если речь идет об офицере КГБ в классическом понимании. Лазаренко не был таким. Он ушел в органы из армии, точнее из воздушно-десантных войск.
Еще на Калининском фронте командовал он взводом, ротой, батальоном. А под Курском стал начальником разведки дивизии. Там, в ходе страшных боев на Огненной дуге, от их соединения в 17 тысяч штыков осталось 144 человека. И среди них — капитан Александр Лазаренко.
Его направили в Высшую разведшколу Генерального штаба Красной Армии в Москве. После учебы — заграница, Аргентина, должность помощника военного атташе советского посольства.
Однако порою жизнь делает странные кульбиты. По возвращении из Аргентины Лазаренко попадает на Дальний Восток заместителем начальника разведки воздушно-десантного корпуса. Солдат службу не выбирает. Так и Лазаренко. Служил, осваивал десантное мастерство, совершил более ста прыжков с парашютом. И все бы ничего, да грянуло «хрущевское» сокращение армии.
Разогнали управление корпуса, из трех дивизий осталась одна. Угодил Александр Иванович заместителем начальника оперативного отделения дивизии.
Казалось, жизнь, карьера катится под гору. Но фронтовой комбат, разведчик Лазаренко не унывал. Знал себе цену, верил, его знания и опыт будут востребованы.
Так оно и вышло. Вызвал его к себе комдив генерал Сорокин: «Вот что, Лазаренко, принимай 217-й полк. Вытаскивай».
217-й полк — притча во языцех в дивизии. Развал полный. Два года на проверке твердую «двойку» получают. Вот и вытаскивай.
Что поделаешь, впрягся, потянул, как умел. Вышло, что умел неплохо. Вывел полк в лучшие. Но люди — не роботы. И в лучшем полку случаются ЧП. Не обошли они и 217-й. Обокрали полковой магазин. Взяли сотню золотых часов. По тем временам сумма не малая. А полк-то не шутка — две тысячи душ, как тут найдешь?
И все-таки вычислил Александр Иванович, что вор из третьей роты.
Выстроил комполка роту и заявил: «Кто украл часы — знаю. Даю три дня сроку. Если сам явится с повинной — под суд не отдам. Слово командира».
К исходу третьего дня вор сдался. Часы вернули в магазин, а Лазаренко взяли в оборот: вора под суд. Комполка уперся. Солдата не выдам, поскольку слово дал перед строем.
«Какое слово, — морщилось начальство, — кому слово? Преступника укрываешь». Дело дошло до скандала, тут уж самому Александру Ивановичу несдобровать. Ему уголовное дело шьют за укрывательство.
А тут в полк командующий округом генерал Пеньковский приехал. Спрашивает, как дела. «Да плохи дела», — отвечает Лазаренко. И рассказал все, как было.
«Придется тебя спасать, а то и вправду засудят. За то, что честь свою офицерскую отстаиваешь», — усмехнулся командующий и предложил Лазаренко повышение — начальником разведки округа. Должность солидная, генеральская, Александр Иванович согласился.
Повезло. Да, определенно повезло. Ведь могло быть иначе. Не окажись в тот момент в полку Пеньковского или вместо него подвернись другой генерал, засудить, может, и не засудили бы, но службу испортили.
Некоторые тогда смотрели с искренним недоумением, сочувствовали, мол, за кого голову на плаху кладешь, за вора? А ведь и вправду, смешной поступок, по нынешним-то, «продажным», временам. Полковник чуть погон не лишается, а слово держит. Эх, Александр Иванович, измельчали ныне люди, не понять многим, что такое командирское слово, офицерская честь.
Так и пронес полковник Лазаренко незапятнанной эту честь через годы. И когда уже в Москве служил начальником разведки в ВДВ у Маргелова, и когда его в КГБ забрали.
Это тоже, кстати говоря, был мужской поступок. После 20 лет службы в десанте, где его, образно говоря, каждая собака в любом гарнизоне знала и за своего принимала, так круто изменить судьбу.
Изменил. Стал заместителем начальника 13 отдела разведывательно-диверсионной работы при Первом главном управлении КГБ. Возглавил научно-техническое направление.
Особое внимание уделялось созданию спецоружия. Это под его руководством был пущен в серию уникальный бесшумный пистолет. Именно бесшумный, а не «макаров» с глушителем. Такого еще и у американцев не было. Им удалось раздобыть его через афганцев, которым, в свое время, наши сотрудники доверили оружие.
За создание пистолета Лазаренко удостоили звания лауреата Государственной премии СССР.
Долго полковник Лазаренко «ходил» на генеральских должностях, но стал генералом только на войне. На афганской войне.
Накануне вызвал его Юрий Владимирович Андропов. Прилетел Лазаренко из Кабула — и к председателю КГБ. Полтора часа тот задавал вопросы. Кто готовит пищу? Кто стирает? Вши есть? Говори честно. Что ж тут скрывать, бывали и вши. На войне как на войне.
Когда улетал назад, в самолет вместе с ним погрузили 20 стиральных машин. Ох, как пригодились они там. А вскоре и радостная весть пришла: Лазаренко присвоено генеральское звание.
Погоны вручал сам начальник ПГУ Крючков. В Ясенево стол накрыли. Тогда и сказал Лазаренко свой тост: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но еще хуже, если, став генералом, он перестает быть солдатом.
Какие аплодисменты сорвал тогда Александр Иванович! Какие аплодисменты!.. А ведь тост вроде как родился экспромтом. Может быть, и вправду, экспромтом. Только за ним — целая жизнь.
ПРИКАЗ: УНИЧТОЖИТЬ ГАНСА ФРАНКА
Было время, когда каждый мальчишка в нашей стране знал: Краков от уничтожения спас советский разведчик майор Вихрь со своими боевыми друзьями. И действительно, в основу любимого художественного фильма советских мальчишек были положены реальные факты.
Майора Вихря знала и любила вся страна. Однако до сего дня мало кому известно, что славу спасителя Кракова вместе с Вихрем по праву должен разделить чекист-диверсант, партизан, полковник в отставке Алексей Николаевич Ботян.
Дело в том, что немцы имели запасной, резервный вариант уничтожения древнего польского города. Они планировали использовать боеприпасы со складов Новы-Сонч, что в Краковском воеводстве, и, нет сомнения, претворили бы этот план в жизнь. Если бы... Впрочем, все по порядку.
Весной 1944 года, когда фронт стремительно продвигался на Запад, было решено несколько советских партизанских соединений, отрядов перебросить на территорию Польши.
Вскоре отряд под командованием Героя Советского Союза Виктора Карасева перешел государственную границу. В его составе действовала разведывательно-диверсионная группа Алексея Ботяна.
В конце апреля Карасев вызвал к себе Ботяна.
— Алексей, — улыбнулся командир, — ты же вроде у нас поляк?
— Да как сказать? Мать — украинка, а отец — поляк...
— Вот я и говорю... — подмигнул Карасев. — Центр отдал приказ нашему отряду перебазироваться на юг Краковского воеводства. Всем отрядом идти опасно, так что первым пойдешь ты, со своей группой...
Приказ есть приказ. Двадцать восемь диверсантов во главе с Ботяном двинулись в путь. На одной из дневок остановились в заброшенном хуторе, выставили посты. И вдруг в небе над головой что-то пронеслось. Большой сигароподобный снаряд. Да еще с диким гулом.
Уже тогда Ботян кое-что слышал о фашистских ракетах «фау» — новом «оружии возмездия», с помощью которого Гитлер хвалился сокрушить своих врагов.
Однако «фау» ли это, еще предстояло выяснить.
Прикинув примерно траекторию полета ракеты, партизаны пошли на поиск и вскоре уткнулись в колючку. Несколько рядов проволоки преграждали им путь. Установили наблюдение и убедились: перед ними гитлеровский испытательный полигон ракет «фау».
Остальное было делом техники: нанесли полигон на карту, координаты передали в центр. Вскоре наша авиация нанесла по указанному квадрату бомбовый удар.
А группа Ботяна была уже далеко от этого места.
У города Илжи встретили небольшой отряд Армии Людовой под командованием поручика Вислича. Появление советских партизан у поляков вызвало большую радость. Тут же командир польского отряда обратился с просьбой к «Алеше», как они называли Ботяна, помочь им уничтожить немецкий гарнизон в Илжи.
Ввязываться в бой группе Ботяна было не с руки, ведь Карасев поставил иную задачу: провести разведку. Но в то же время Ботян понимал: отказываться от совместной операции нельзя. Она будет иметь большое моральное и политическое значение. Ведь поляки видели в советских партизанах своих освободителей. Уйти, не оказав помощи Армии Людовой, означало подорвать веру в нашу страну. И Ботян согласился. Вместе с Висличем они разработали совместную боевую операцию.
Ночью усадьба, где располагались немцы, была окружена партизанами, дом забросали гранатами и вступили в бой. Немцы вскоре сдались. Город был взят без потерь.
Поляки освободили из тюрем своих товарищей, уничтожили документы местной жандармерии, захватили оружие, боеприпасы, продовольствие. И двинулись вновь в глубь стараховицкого леса.
Здесь и расстались. У каждого была своя дорога. Группа Ботяна продолжила рейд в район Кракова.
В середине июня Ботян передал в отряд Карасева радиограмму, которой подтверждал свое прибытие на место. Предстояла большая работа по изучению обстановки, выбору места базирования соединения, укреплению связей с местными польскими партизанами.
В конце 1944 года лейтенант Ботян со своей группой готовил покушение на генерал-губернатора Кракова, палача поляков Ганса Франка. Уже были проработаны детали операции, запросили центр выслать бесшумный пистолет и английские магнитные мины, как вдруг встала другая задача. Ее решение никак нельзя было откладывать.
А дело в том, что партизаны узнали о существовании крупного склада боеприпасов. Размещался он в замке города Новы-Сонч и насчитывал десятки тонн взрывчатки. Запасы его гитлеровцы спешно пополняли. А поскольку фронт приближался, по всему чувствовалось, гитлеровцы готовят какую-то акцию. Как выяснилось, этой взрывчаткой фашисты и хотели взорвать Краков.
Теперь был дорог каждый час. Но как подступить к складу? Помог случай. Партизанам удалось захватить в плен инженера-картографа Зигмунда Огарека из штаба тыла. В обмен на жизнь он согласился сотрудничать. И вот как-то Огарек передал: на складе необходим рабочий для переноски снарядов. Вскоре там появился трудолюбивый грузчик Витольд Млынц.
После того, как он разведал и доложил о тоннах взрывчатки в подвалах замка, Ботян снабдил его магнитной миной, искусно замаскированной под кусок обычной подошвы.
Вечером, оставшись один, Млынц затолкал «подошву» в глубь минных штабелей. Взрыв прогремел под утро 18 января 1945 года. По данным хирурга местного госпиталя, от взрыва склада погибло 400 фашистов.
Правда, палачу Гансу Франку чудом удалось спастись. Когда в его спальне, в Кракове, уже была заложена мина, он спешно покинул город. Но возмездие все же настигло фашиста: 1 октября 1946 по приговору Международного военного трибунала он был казнен.
А Ботян получил свой второй орден Красного Знамени. Только вот прикрепить его к гимнастерке не удалось и после войны. По заданию разведывательно-диверсионной службы Алексей Николаевич осел в одной из европейских стран, закончил там учебное заведение, стал ведущим инженером шахты. Трудился.
Через несколько лет после выполнения задания Ботян вернулся в Москву, стал сотрудником 13-го отдела. Вот тогда впервые и примерил свои ордена.
Майора Вихря знала и любила вся страна. Однако до сего дня мало кому известно, что славу спасителя Кракова вместе с Вихрем по праву должен разделить чекист-диверсант, партизан, полковник в отставке Алексей Николаевич Ботян.
Дело в том, что немцы имели запасной, резервный вариант уничтожения древнего польского города. Они планировали использовать боеприпасы со складов Новы-Сонч, что в Краковском воеводстве, и, нет сомнения, претворили бы этот план в жизнь. Если бы... Впрочем, все по порядку.
Весной 1944 года, когда фронт стремительно продвигался на Запад, было решено несколько советских партизанских соединений, отрядов перебросить на территорию Польши.
Вскоре отряд под командованием Героя Советского Союза Виктора Карасева перешел государственную границу. В его составе действовала разведывательно-диверсионная группа Алексея Ботяна.
В конце апреля Карасев вызвал к себе Ботяна.
— Алексей, — улыбнулся командир, — ты же вроде у нас поляк?
— Да как сказать? Мать — украинка, а отец — поляк...
— Вот я и говорю... — подмигнул Карасев. — Центр отдал приказ нашему отряду перебазироваться на юг Краковского воеводства. Всем отрядом идти опасно, так что первым пойдешь ты, со своей группой...
Приказ есть приказ. Двадцать восемь диверсантов во главе с Ботяном двинулись в путь. На одной из дневок остановились в заброшенном хуторе, выставили посты. И вдруг в небе над головой что-то пронеслось. Большой сигароподобный снаряд. Да еще с диким гулом.
Уже тогда Ботян кое-что слышал о фашистских ракетах «фау» — новом «оружии возмездия», с помощью которого Гитлер хвалился сокрушить своих врагов.
Однако «фау» ли это, еще предстояло выяснить.
Прикинув примерно траекторию полета ракеты, партизаны пошли на поиск и вскоре уткнулись в колючку. Несколько рядов проволоки преграждали им путь. Установили наблюдение и убедились: перед ними гитлеровский испытательный полигон ракет «фау».
Остальное было делом техники: нанесли полигон на карту, координаты передали в центр. Вскоре наша авиация нанесла по указанному квадрату бомбовый удар.
А группа Ботяна была уже далеко от этого места.
У города Илжи встретили небольшой отряд Армии Людовой под командованием поручика Вислича. Появление советских партизан у поляков вызвало большую радость. Тут же командир польского отряда обратился с просьбой к «Алеше», как они называли Ботяна, помочь им уничтожить немецкий гарнизон в Илжи.
Ввязываться в бой группе Ботяна было не с руки, ведь Карасев поставил иную задачу: провести разведку. Но в то же время Ботян понимал: отказываться от совместной операции нельзя. Она будет иметь большое моральное и политическое значение. Ведь поляки видели в советских партизанах своих освободителей. Уйти, не оказав помощи Армии Людовой, означало подорвать веру в нашу страну. И Ботян согласился. Вместе с Висличем они разработали совместную боевую операцию.
Ночью усадьба, где располагались немцы, была окружена партизанами, дом забросали гранатами и вступили в бой. Немцы вскоре сдались. Город был взят без потерь.
Поляки освободили из тюрем своих товарищей, уничтожили документы местной жандармерии, захватили оружие, боеприпасы, продовольствие. И двинулись вновь в глубь стараховицкого леса.
Здесь и расстались. У каждого была своя дорога. Группа Ботяна продолжила рейд в район Кракова.
В середине июня Ботян передал в отряд Карасева радиограмму, которой подтверждал свое прибытие на место. Предстояла большая работа по изучению обстановки, выбору места базирования соединения, укреплению связей с местными польскими партизанами.
В конце 1944 года лейтенант Ботян со своей группой готовил покушение на генерал-губернатора Кракова, палача поляков Ганса Франка. Уже были проработаны детали операции, запросили центр выслать бесшумный пистолет и английские магнитные мины, как вдруг встала другая задача. Ее решение никак нельзя было откладывать.
А дело в том, что партизаны узнали о существовании крупного склада боеприпасов. Размещался он в замке города Новы-Сонч и насчитывал десятки тонн взрывчатки. Запасы его гитлеровцы спешно пополняли. А поскольку фронт приближался, по всему чувствовалось, гитлеровцы готовят какую-то акцию. Как выяснилось, этой взрывчаткой фашисты и хотели взорвать Краков.
Теперь был дорог каждый час. Но как подступить к складу? Помог случай. Партизанам удалось захватить в плен инженера-картографа Зигмунда Огарека из штаба тыла. В обмен на жизнь он согласился сотрудничать. И вот как-то Огарек передал: на складе необходим рабочий для переноски снарядов. Вскоре там появился трудолюбивый грузчик Витольд Млынц.
После того, как он разведал и доложил о тоннах взрывчатки в подвалах замка, Ботян снабдил его магнитной миной, искусно замаскированной под кусок обычной подошвы.
Вечером, оставшись один, Млынц затолкал «подошву» в глубь минных штабелей. Взрыв прогремел под утро 18 января 1945 года. По данным хирурга местного госпиталя, от взрыва склада погибло 400 фашистов.
Правда, палачу Гансу Франку чудом удалось спастись. Когда в его спальне, в Кракове, уже была заложена мина, он спешно покинул город. Но возмездие все же настигло фашиста: 1 октября 1946 по приговору Международного военного трибунала он был казнен.
А Ботян получил свой второй орден Красного Знамени. Только вот прикрепить его к гимнастерке не удалось и после войны. По заданию разведывательно-диверсионной службы Алексей Николаевич осел в одной из европейских стран, закончил там учебное заведение, стал ведущим инженером шахты. Трудился.
Через несколько лет после выполнения задания Ботян вернулся в Москву, стал сотрудником 13-го отдела. Вот тогда впервые и примерил свои ордена.
ПРИГОВОР «ОТЦОВ» НАРКОБИЗНЕСА
Промолчи в тот раз полковник Дмитрий Герасимов, точно стал бы Героем Советского Союза. Известного на всю 40-ю армию командира бригады спецназа «отцы» афганского наркобизнеса приговорили к смертной казни. Да и было за что. Этот спецназовец со своими ребятами много крови попортил «духам». А в последнее время стал совсем невыносим: на заветной тропе наркодельцов взял караван, следующий из Пакистана. Караван тот не просто золотой — бесценный. На восьми грузовиках 14 тонн опиума-сырца. Невиданные потери!
«Паханы» за голову полковника Герасимова назначили самую щедрую за всю афганскую войну премию. Только вот выплатить ее так и не удалось.
Может быть, авторитет в глазах сослуживцев и подтолкнул тогда Дмитрия Михайловича к выступлению на заседании Военного совета 40-й армии.
Заявление комбрига, с точки зрения главного политработника армии, было крайне дерзким. Герасимов заявил с трибуны, что его офицеры, которые не вылезают из рейдов, уезжают в Союз, так и не получив порою даже скромной медали, а политработники, де, в орденах. Более того, комбриг предложил обратить внимание на политработников в зале — кто из них не имеет ордена?
Такого генерал стерпеть не мог:
— Вы хотите сказать, что политработники не воюют?..
— Воюют...
Не о тех говорил Герасимов, кто плечом к плечу с ними идет на «духов», а о тех, кто в больших и малых штабах штаны протирает, зато грудь вовремя под орден успевает подставить.
Запомнил тот спор генерал политработник. Ох, как запомнил. Одно представление на Героя Советского Союза зарубил еще в Кабуле, второе — уже в Москве. По закону подлости оно опять попало к тому же генералу. Он и здесь, в столице, «сидел» на орденах, решал, чья грудь достойна «Золотой Звезды», а чья нет. Конечно же, несмотря на все подвиги, грудь комбрига Герасимова никак не вписывалась в геройскую шеренгу. Так что орден Красной Звезды есть, Красного Знамени есть, и даже самый высший орден Советской страны — Ленина, тоже присутствует, а вот Героя — нет.
Хотя, откровенно говоря, жизнь Дмитрия Герасимова вместила столько героического, что некоторому на две, а то и на три жизни не хватило бы. Есть люди, которые всегда в тылу, в обозе. Им хорошо там, тепло и уютно. А такие, как Герасимов, всегда на острие. Ладно уж когда он стал спецназовцем, тут сама профессия, как говорят, обязывает. Но и до этого, еще мальчишкой, он любил рисковые дела: летал в Витебском аэроклубе, учился в Армавирском училище летчиков. А когда был отчислен из училища, пошел в шахту проходчиком.
В 1964-м призвался в армию солдатом. В 1967-м поступил в Ташкентское танковое и через год его закончил. Все экзамены сдал экстерном, получил звание лейтенанта. Но в танкистах долго не задержался, попал в спецназ командиром группы. С тех пор прошел все ступеньки — от комгруппы до комбрига.
И в мирное, застойное, как принято теперь называть, время находил «горячие точки». В 1967 году крымские татары в Чимкенте захватили милицейский арсенал. В те годы о таких инцидентах не принято было писать, но от этого не менялась суть дела и степень опасности. Приходилось рисковать, но выполнять задачу.
А Ташкентское землетрясение? Все знают, как самоотверженно отстраивал город весь Советский Союз. А вот как самоотверженно спасали банки и сберкассы Ташкента от грабителей и мародеров советские спецназовцы, об этом почти никто не знает.
Там тоже был Дмитрий Герасимов.
Потом — Афганистан. По возвращении — академия Генерального штаба. Там он, кстати, учился вместе с будущим вице-президентом Александром Руцким, министрами Павлом Грачевым и Анатолием Куликовым.
По окончании академии служил в ГРУ.
В июле 1992 года его назначили командиром специального подразделения «Вымпел». А через год с небольшим грянул октябрь 1993 года.
Задумывается ли кто-нибудь, что вся история сегодняшней России могла бы пойти совсем по-иному? Ночью 4 октября в Кремле было две вооруженные профессионально подготовленные группы — «Альфа» и «Вымпел». Там, в Кремле, в ту ночь им никто не мог противостоять. Они решали, кому быть у власти утром 4-го.
...Утром у власти был Ельцин.
А вскоре пришла «благодарность» от власти. «Вымпел» передавали в МВД, что было равносильно уничтожению уникального подразделения.
Дмитрий Михайлович Герасимов от милицейских погон отказался. Позже он стал начальником штаба единого Антитеррористического центра ФСБ России. В подчинении у него, наряду с другими подразделениями, было и управление «В», а иначе говоря, родной «Вымпел».
«Паханы» за голову полковника Герасимова назначили самую щедрую за всю афганскую войну премию. Только вот выплатить ее так и не удалось.
Может быть, авторитет в глазах сослуживцев и подтолкнул тогда Дмитрия Михайловича к выступлению на заседании Военного совета 40-й армии.
Заявление комбрига, с точки зрения главного политработника армии, было крайне дерзким. Герасимов заявил с трибуны, что его офицеры, которые не вылезают из рейдов, уезжают в Союз, так и не получив порою даже скромной медали, а политработники, де, в орденах. Более того, комбриг предложил обратить внимание на политработников в зале — кто из них не имеет ордена?
Такого генерал стерпеть не мог:
— Вы хотите сказать, что политработники не воюют?..
— Воюют...
Не о тех говорил Герасимов, кто плечом к плечу с ними идет на «духов», а о тех, кто в больших и малых штабах штаны протирает, зато грудь вовремя под орден успевает подставить.
Запомнил тот спор генерал политработник. Ох, как запомнил. Одно представление на Героя Советского Союза зарубил еще в Кабуле, второе — уже в Москве. По закону подлости оно опять попало к тому же генералу. Он и здесь, в столице, «сидел» на орденах, решал, чья грудь достойна «Золотой Звезды», а чья нет. Конечно же, несмотря на все подвиги, грудь комбрига Герасимова никак не вписывалась в геройскую шеренгу. Так что орден Красной Звезды есть, Красного Знамени есть, и даже самый высший орден Советской страны — Ленина, тоже присутствует, а вот Героя — нет.
Хотя, откровенно говоря, жизнь Дмитрия Герасимова вместила столько героического, что некоторому на две, а то и на три жизни не хватило бы. Есть люди, которые всегда в тылу, в обозе. Им хорошо там, тепло и уютно. А такие, как Герасимов, всегда на острие. Ладно уж когда он стал спецназовцем, тут сама профессия, как говорят, обязывает. Но и до этого, еще мальчишкой, он любил рисковые дела: летал в Витебском аэроклубе, учился в Армавирском училище летчиков. А когда был отчислен из училища, пошел в шахту проходчиком.
В 1964-м призвался в армию солдатом. В 1967-м поступил в Ташкентское танковое и через год его закончил. Все экзамены сдал экстерном, получил звание лейтенанта. Но в танкистах долго не задержался, попал в спецназ командиром группы. С тех пор прошел все ступеньки — от комгруппы до комбрига.
И в мирное, застойное, как принято теперь называть, время находил «горячие точки». В 1967 году крымские татары в Чимкенте захватили милицейский арсенал. В те годы о таких инцидентах не принято было писать, но от этого не менялась суть дела и степень опасности. Приходилось рисковать, но выполнять задачу.
А Ташкентское землетрясение? Все знают, как самоотверженно отстраивал город весь Советский Союз. А вот как самоотверженно спасали банки и сберкассы Ташкента от грабителей и мародеров советские спецназовцы, об этом почти никто не знает.
Там тоже был Дмитрий Герасимов.
Потом — Афганистан. По возвращении — академия Генерального штаба. Там он, кстати, учился вместе с будущим вице-президентом Александром Руцким, министрами Павлом Грачевым и Анатолием Куликовым.
По окончании академии служил в ГРУ.
В июле 1992 года его назначили командиром специального подразделения «Вымпел». А через год с небольшим грянул октябрь 1993 года.
Задумывается ли кто-нибудь, что вся история сегодняшней России могла бы пойти совсем по-иному? Ночью 4 октября в Кремле было две вооруженные профессионально подготовленные группы — «Альфа» и «Вымпел». Там, в Кремле, в ту ночь им никто не мог противостоять. Они решали, кому быть у власти утром 4-го.
...Утром у власти был Ельцин.
А вскоре пришла «благодарность» от власти. «Вымпел» передавали в МВД, что было равносильно уничтожению уникального подразделения.
Дмитрий Михайлович Герасимов от милицейских погон отказался. Позже он стал начальником штаба единого Антитеррористического центра ФСБ России. В подчинении у него, наряду с другими подразделениями, было и управление «В», а иначе говоря, родной «Вымпел».
ТРЕБУЕТСЯ НОВАЯ СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА
В 1962 году американский президент Джон Кеннеди сказал: «Война с повстанцами, партизанами, бандформированиями — это другой тип войны, новый по интенсивности и старый по происхождению. Война, где вместо наступления используется просачивание, где победа достигается распылением и истощением сил противника, а не его уничтожением. Она требует новой стратегии и тактики, специальных сил и новых форм боевых действий».
Увы, ни новой стратегии и тактики, ни новых форм боевых действий Россия не имела. Не говоря уже о каких-то специальных контрпартизанских силах.
А события в Чечне развивались, кстати говоря, классически, в точном соответствии с уставом США — FM 100-20.
Первая фаза — скрытое зарождение и укрепление сепаратистского, повстанческого движения. Здесь повстанцы еще слабы и стремятся консолидировать свои силы. И это, пожалуй, единственный шанс пресечь их деятельность методами работы спецслужб. Надо отдать должное Дудаеву. Он быстро консолидировал повстанческие силы. Разогнал Верховный Совет республики. Заклеймил позором председателя Верховного Совета Доку Завгаева, как коммуниста. Депутаты, попытавшиеся возражать, были жестоко избиты. Железными прутьями им переломали ноги, руки, пробили головы. Трагически погиб председатель горсовета Грозного.
Увы, ни новой стратегии и тактики, ни новых форм боевых действий Россия не имела. Не говоря уже о каких-то специальных контрпартизанских силах.
А события в Чечне развивались, кстати говоря, классически, в точном соответствии с уставом США — FM 100-20.
Первая фаза — скрытое зарождение и укрепление сепаратистского, повстанческого движения. Здесь повстанцы еще слабы и стремятся консолидировать свои силы. И это, пожалуй, единственный шанс пресечь их деятельность методами работы спецслужб. Надо отдать должное Дудаеву. Он быстро консолидировал повстанческие силы. Разогнал Верховный Совет республики. Заклеймил позором председателя Верховного Совета Доку Завгаева, как коммуниста. Депутаты, попытавшиеся возражать, были жестоко избиты. Железными прутьями им переломали ноги, руки, пробили головы. Трагически погиб председатель горсовета Грозного.