Борис Бабкин. Я выжил, начальник!

   – Не думаю, – возразил крепкий мужчина лет пятидесяти. – Вера Георгиевна и человек хороший, и врач путевый. И не надо к ней липнуть, можешь себе лапти сплести.
   – Да все пучком будет, – самоуверенно повторил мускулистый.
   – А что? – хмыкнул лежавший на койке смуглый здоровяк. – У Кота, в натуре, сколько романов на зонах было. Даже с начальником санчасти на «шестерке» в Краслаге. Из-за этого и перевели его сюда. А там все было – грев приличный и вышел бы раньше. У него…
   – Хорош, Мулат, – остановил его Кот. – Я все равно скоро выйду. Напою ей, что с собой заберу, и ноги раздвинет…
   – Так бы и все делали, – усмехнулся сидевший у окна парень. – Верунчик хрен на это купится. Не пытался бы ты, Кот, а то нарвешься на неприятности.
   – Неделя сроку, и сами все увидите, – ответил Кот.
 
   – Слышь, Афган, – трое крепких парней подошли к сидевшему на нижнем ярусе койки Вуличу, – тебя Бурлак зовет.
   – Если нужно, пусть сам идет, – намазывая на кусок черного хлеба маргарин, спокойно ответил тот.
   – Да ты что, мужик, – шагнул к нему один из парней, – не заблатовал ли, случаем, погонник? А то с ходу сейчас масть поменяем, и будешь под…
   Взметнувшаяся нога угодила ему в низ живота. Издав сдавленный стон, он осел и ткнулся лбом в матрац. Двое других отскочили назад. Находившиеся в помещении заключенные затихли и с интересом наблюдали за происходящим. Вулич продолжал намазывать маргарин на хлеб. Парни осторожно подошли к мычащему третьему и вытащили его в коридор.
   – Ну, Афган, – раздался голос, – нашел ты себе проблемы. Бурлак сейчас костоломов пришлет, и будешь ты похож на…
   – Не боись, земляк, – поднявшись, усмехнулся седой мужчина, – не дергайся, я сейчас разберу этот рамс.
   – Барон сможет, – тихо проговорил мужчина с койки напротив. – Он в козырных ходит, его слово вес мает.
   – Спасибо, – усмехнулся Борис. – Но защита мне не нужна. Я сам…
   – Спасибо в зоне не говорят, – покачал головой Барон. – Спаси свою задницу, – он засмеялся, – так обычно отвечают на подобную благодарность.
 
   – Я его, суку, – застонал, приходя в себя, избитый Вуличем, – раком поставлю и…
   – Бурлак, – парень подошел к сидевшему по-турецки на нижнем ярусе койки плотному мужчине, – тебя Барон кличет.
   – Где он? – недовольно спросил Бурлак.
   – У локалки.
   Проворчав что-то, Бурлак сунул ноги в тапочки и вышел.
 
   – Короче, ты понял, что делать, – говорил невысокому парню смуглый мужчина. – Тебе только режим поменяют. Да и то навряд ли. Двадцатку имеешь, отсидел год. Ну вот и получишь двадцатку назад, и все дела. Зато везде будешь все маять. И долг спишется, и бабки получишь. В любой зоне грев будешь получать. Конечно, если ментам стуканешь, долго не проживешь, на этапе завалят. И…
   – Да все путем, Исмаил, – перебил его парень. – Сделаем мы этого падлу. И не возьмут никого. Не впервой такие дела…
   – Удачи!
   – Завтра на промзоне мы его и замочим, – парень усмехнулся, – производственная травма.
 
   – Короче, прекращай, Бурлак, – посоветовал Барон. – А то Афган запросто твоему баклану предъявить может. Надеюсь, ты помнишь, кого и за что раком ставят?
   – Да просто блатанул Валет, – ухмыльнулся Бурлак. – Я с ним сам почирикаю. А чего это ты за Афгана мазу держишь? Он погоны носил и сейчас учетчиком стал. А ты…
   – Он мужик по масти и выше положенного не лезет. У тебя вот Лупатый в бригадирах ходит, и ты с ним вроде как кентуешься. А бригадир – порода сучья. – Барон усмехнулся и пошел в барак.
   – Слышь, Барон, – остановил его куривший у двери невысокий молодой мужчина, – зря ты…
   – Граф, – посмотрел на него Барон, – ты помнишь статьи, за которые сидишь? Базар есть – скоро на дальняки братию погонят. Там тебе это запросто предъявить могут. Родичи далеко будут и подогреть не смогут. Так что лучше не лезь. Шаха скоро уберут, а настоящий вор придет и наверняка спросит, как это ты с такой статьей…
   – Да подставили меня! – воскликнул Граф.
   – Я не народный суд, – засмеялся Барон, – и с тобой не кентуюсь. Другие твой грев получают, а я обхожусь. Ты Шаху подогревы хорошие даешь, поэтому и блатуешь. Живи по жизни, Саша. – Барон вошел в здание.
 
   – Значит, ты была у Ирки? – переспросил высокий молодой мужчина в форме капитана медицинской службы МВД. – А я думаю, что-то моя милая задерживается! – Он обнял Веру и поцеловал. – Почему я не чувствую твоего темперамента?
   – Знаешь, Витя, – вздохнула Вера, – к сожалению, все складывается не так, как я хотела. Ты в свое время говорил совсем другое…
   – Но сейчас я начальник медсанчасти. Пять лет проработаем и уедем отсюда куда-нибудь поближе к центру. Деньги будут.
   – Я это слышу с тех пор, как ты уговорил меня поработать в колонии, – вздохнула Вера.
   – Но ты же согласилась. А я предлагал тебе устроиться в поселковой больнице.
   – Скорее бы прошли эти пять лет. Скажу откровенно, мне очень неприятно работать в колонии. Но я все выдержу. Главное, мы вместе.
   – Я люблю тебя, – вздохнул Виктор. – И у нас все будет хорошо.
 
   «А это мой шанс», – лежа на втором ярусе, думал Борис. Он услышал, как открылась дверь. В секцию вошли контролеры в сопровождении дневального.
   – Он тут, – прошептал дневальный, подводя прапорщика и солдата к двухъярусной койке. Прапорщик осветил лицо Вулича.
   – В чем дело? – делая вид, что его разбудили, проворчал Борис.
   – На месте. – Отметив в списке галочкой его фамилию, прапорщик вернулся к двери.
   «По два раза за ночь проверяют, – мысленно усмехнулся Борис. – И начальник колонии после распределения по отрядам предупредил – о побеге даже не думай. Я не думаю, а начинаю готовить побег. Уж извините, гражданин кум, но я просто обязан уйти. Я не буду сидеть в плену, я уже был у чехов. Но теперь я уйду и буду жить. Я знаю, что делать».
 
   Москва
   – Слушай, Саид, – недовольно проговорил тучный узкоглазый мужчина, – пока он молчит, мы на свободе. Он наверняка…
   – А я думаю, – перебил его сидящий на коврике казах, – что ничего делать не надо. Он молчит, и все. Не заговорил же он на следствии. И кроме того, если с ним что-то произойдет, менты могут ухватиться за ведущую к нам ниточку. Поэтому…
   – Чингиз, – остановил его полный, – следствие по делу Буратино не закончено, значит, этого Афгана будут теребить и теребить. Потом предложат ему выбор: он рассказывает все, что знает, а дело об убийстве будет повешено на убитого. В этом случае Афган расскажет все. Его надо убирать.
   – Вообще-то я считаю, – сказал лысый здоровяк, – что ты, Эмир, прав. Мы уже нашли исполнителей. Они сказать ничего не смогут, потому что за ними страшный по лагерным законам грех – фуфло, проиграли и не заплатили. Сроки у них приличные, к тому же они собираются убрать его, устроив как бы несчастный случай. Такое в зонах частенько бывает.
   – Ну, если несчастный случай, – усмехнулся Чингиз, – то, конечно, это подойдет.
 
   Ярославль
   – Подождите, – растерялся Михаил, – так вы нам действительно предлагаете…
   – Стреляй, – кивнул рослый мужчина в очках.
   Михаил, вскинув руку с ПМ, сделал восемь выстрелов. Рослый нажал на кнопку, и мишень стала приближаться.
   – Отлично! – удивился рослый. – Только вот нога у тебя, – он посмотрел на искалеченную ногу Михаила, – а стреляешь здорово…
   – Значит, не подхожу? – вздохнул Арсеньев.
   – Хозяин решать будет. Мне велели проверить, я свое сделал. А стреляешь ты отлично.
 
   – Знаешь, Зоя, – удивилась Ольга, – я никогда не видела, чтобы так быстро деньги пересчитывали. Все, – засмеялась она, – беру тебя к себе. А вот с Михаилом, к сожалению, будут проблемы…
   В кабинет без стука вошел рослый.
   – Извините, но этот парень, – кивнул он на Михаила, – говорит, что в приемной…
   – Секунду, – остановил его Арсеньев и достал из кармана маленький аппарат. Когда он повернулся к стене, две красные лампочки аппарата замигали. Михаил подошел к висящей на стене картине и осторожно приподнял ее. Остальные с интересом наблюдали за ним. Он вытащил приклеенный к картине «жучок». – У вас есть партнеры по бизнесу, – улыбнулся он, – но и конкуренты тоже.
   – Я думала, такое только в кино возможно. Решено, – сказала Оля, – вы оба будете работать у меня. Я не могу терять таких людей. Вы где предпочитаете жить? В квартире или в частном доме?
   – Вы это серьезно? – внезапно осипшим голосом спросил Михаил.
   – Такой серьезной я не была еще никогда, – ответила Ольга.
 
   Кировская область, Котчиха
   – Слушай, – Борис дал закурить невысокому молодому мужчине с заметной плешью, – значит, именно ты сбиваешь барабаны. Один?
   – Конечно, один. Это как раз то, что мне надо, не терплю компании. Ты, как я заметил, тоже сторонишься всех. Чифир будешь?
   – Давай. Скажу честно, сначала чифир мне очень не нравился. А потом привык, и вроде даже какая-то бодрость появляется. А без чифира…
   – Кумар, – улыбнулся плешивый. – Володька, – протянув руку, назвал он себя.
   – Борис, – представился Вулич.
   – Ты учетчик, – усмехнулся Владимир. – Дерешься здорово и не испугался бакланов. Бурлак сам по себе пыль. Он местный, как и Граф из нашего отряда. Его предки классно греют. Поэтому блатные его и держат рядом. А попадет на дальняк, сразу блатовать перестанет. У него пять статей, одна за изнасилование. А это в зонах не катит, за это спрашивают. Пойдешь по этапу, и тебе могут предъявить учетчика. Ничего такого нет, но если попадется кто-то на тебя злой, предъявит и могут получить.
   – Чего получить? – удивился Вулич.
   – Поломают немного, – рассмеялся Владимир. Вытащив из кружки кипятильник из двух бритвенных лезвий, он засыпал в закипевшую воду чай и закрыл железной крышкой. – А эти штуки крепят барабан. – Он поднял метровый прут с резьбой. – Четыре суешь и закрепляешь. Видишь? – Он кивнул на готовый барабан.
   – Интересно… – Борис подошел к барабану, похожему на огромную катушку. – А как крепится середина?
   – Да вот, – Владимир показал на один круг барабана с четырьмя штырями, – вставляешь штыри с двух сторон, закрепляешь гайками с прокладкой. Затем обиваешь по малому кругу досочками, делаешь шею, на которую наматывается провод, и затягиваешь гайки до упора. А в вашем цеху станок наматывает провод.
   – И куда эти барабаны отправляют?
   – В Кирс, на завод. Они заказы делают.
   – Понятно.
   – Чего расселись? – В цех вошел прапорщик-контролер.
   – Да вот курим, – ответил Владимир.
   – Ты Вулич? – посмотрел на Бориса контролер.
   – Борис Леонидович.
   – Ты особо не шатайся, у тебя красная полоса, значит, склонен к побегу. Да ты, говорят, уже в бегах был. Как ушел-то?
   – Не помню! – рассмеялся Борис. – Пьяный на машину залез, там игрушки лежали, и уснул. Проснулся на воле. Не идти же назад.
   – Мутишь ты, Афган! У тебя статьи дай Бог – оружие и захват заложников. Здесь даже не пытайся уйти, пустой номер.
   – Да это и слону понятно, – согласился Вулич. – Здесь кругом зоны, сразу наткнешься…
   – Да и с зоны не выйдешь. Давай в цех и особо не шатайся.
 
   – Вера Георгиевна! – Кот, потянувшись, встал с койки. – Что-то у меня тут давит, – коснулся он груди слева. – Может, проверите мое состояние? А то скоро на волюшку, не хочется больным выходить. Что вы скажете, если я приглашу вас в Красно…
   – Послушайте, Котов, – спокойно перебила его Вера, – ваше здоровье в полном порядке, вы выписаны.
   – Как выписан? – удивился Кот. – Я себя очень плохо чувствую. И сердце болит, и одышка задолбала. Вы не имеете права меня, не долечив, выписывать. Я напишу жалобу в…
   – Пишите куда желаете. – Вера повернулась к другому пациенту. – Вы, Морсин, тоже выписаны. Правда, будете принимать таблетки…
   – Наверное, муж удовольствия не доставил, – усмехнулся Кот, – потому вы и наезжаете на настоящих мужиков. Ох и приласкал бы я тебя, доктор! – Шагнув вперед, он положил ладонь ей на плечо. Вера схватила его руку и резко наклонилась вперед. Взвыв от боли в вывернутой кисти, Кот упал на живот. Вера завела его руку за спину. Стоявший около двери санитар растерянно топтался на месте.
   – Нападение! – истошно закричал он.
   По коридору бежал контролер с дубинкой.
   – Я тебя, шкура ментовская! – вопил Кот. – Спецом приеду и отдеру по полной программе! Я просто остановить ее хотел! – крикнул он ударившему его дубинкой контролеру. – А она на прием меня! Бей, ментяра! Я прокурору жалобу накатаю. Сейчас не советская власть, вас тоже под статью подведут!
   Вера Георгиевна быстро вышла.
 
   От вахты к больнице бежали несколько контролеров с дубинками. Виктор бросился к жене.
   – Что с тобой?
   – Да все нормально. Он говорил мне гадости, а потом положил руку на плечо. Я справилась.
   – Убью гада! – Увидев Кота, которого выводили из палаты, Виктор рванулся к нему.
   – Не надо! – Жена схватила его за руку.
   – Да она просто одурела! – закричал Кот. – Я просто хотел ее спросить, почему выписали! А она…
   – Замолчи! – сильно заломил ему руку контролер.
   – А-а-а! – завопил Котов. – Вы мужиков спросите!
 
   – Вот и соблазнил, – сказал один из обитателей палаты, где произошел инцидент. – Лихо она его сделала! Как же, увез он ее с собой!
   – Хватит ржать! – В палату вошел дежурный капитан. – Что здесь произошло?
 
   – Что-то в больнице случилось, – кивнул на бегущих контролеров идущий рядом с Вуличем Владимир.
   – Наверное, Чепурных кто-то оттрахал, – послышался голос.
   – Разговорчики! – гаркнул прапорщик.
 
   – Вот, – Вера положила на стол листок бумаги, – я написала, как все произошло.
   – Но Котов утверждает, что он просто дотронулся до вашего плеча, – сказал сидевший за столом плотный майор со шрамом от ожога на щеке.
   – Я изложила все так, как было. Еще вопросы ко мне есть?
   – Пока нет.
   Вера вышла.
   – Язва! – улыбнулся майор и, едва дверь за врачом закрылась, выматерился. – Демократия, мать ее в душу! Теперь нас больше, чем зэков, прессуют.
 
   – Ты, сучонок, заблатовал! – Старший лейтенант ударил скованного наручниками Кота. – Женщину оскорбил, за плечо схватил. Думаешь, пятнадцатью сутками шизника отделаешься? – Он снова ударил Кота в живот.
   – Бей в морду, ментяра позорная! – взвыл Кот. – Боишься, падла, что следы останутся? Я вас один хрен достану! Дело не пришьете, за меня все говорить будут. Я сейчас ксиву прокурору накатаю и в организацию по защите прав осужденных!
   – Пиши, гнида! – Старлей плюнул ему в лицо. – Дело на тебя заведут, санитар дал показания. Так что осталось тебе полгода плюс пять как минимум. Не скоро ты, гнида, небо без клетки увидишь.
   – Хрен ты угадал, ментяра! – заорал Котов. – Я через полгода на воле буду! С тобой, сука ментовская, пересекутся пути-дорожки! Кишки свои жрать…
   Резкий удар под подбородок бросил его на спину.
   – В камеру его, – приказал старлей.
   – Зря ты его по морде саданул, – сказал вошедший в дежурку штрафного изолятора майор с обожженной щекой. – Вдруг дело заведут? Да и батя у него какой-то из новых русских. Ему за двойное убийство дали пять лет. Половину уже скинули. К нам он с годом пришел. Там любовь у него с начальником санчасти была. Ее выбросили, а его сюда. Зря ты его шарахнул.
   – Так он сам бросился, – проговорил старший прапорщик.
   – Бармин, – позвал кто-то от двери. – К Заеву!
   Майор вышел.
 
   – А я говорю, гражданин начальник, – заявил санитар, – что так все и было. Он Веру Георгиевну Чепурных сначала обозвал, а потом схватил за плечо. Ну, она его… – Он робко улыбнулся.
   – Что делать будем? – спросил худощавый майор.
   – Да не доказать ничего, – недовольно отозвался Бармин. – Он сошлется на тех, кто в палате был. Сейчас им верят больше, чем нам. К тому же вы видели его дело. Отец…
   – Так, – вздохнул начальник колонии, – до конца ему осталось пять месяцев и четыре дня. В ШИЗО на пятнадцать суток с переводом в ПКТ.
   – Абсолютно правильно. А Чепурных молодец баба! – Бармин засмеялся. – Над Котом смеяться вся зона будет. Молодец лейтенант!
   – Надо усилить дежурство в больнице, – напомнил начальник.
 
   «Значит, может получиться, – думал Борис. – Посмотреть погрузку надо. Узнать, когда будут грузить. Уйду. Спасибо тебе, Володя».
   – Афган, – позвал его Алин, – чифирить будешь?
   – А с чего это ты вдруг приглашаешь? – улыбнулся Борис.
   – Теперь мы вроде как коллеги.
   «Узнаю от него и о погрузке барабанов, – подумал Вулич. – Он-то наверняка в курсе».
 
   – Как ты, Вера? – заботливо спросил Виктор.
   – Нормально… – Она слабо улыбнулась. – Понимаешь, как будто чего-то мерзкого коснулась. Я пауков боюсь. И вот сейчас такое чувство, будто меня коснулась большая лапища, вся в паутине.
   – Успокойся, осталось немного. Мы обязательно отсюда уедем.
   – Скорей бы. Поступая в институт, я мечтала совсем о другом. Наверное, в зоопарке легче работать, там животные. А здесь пусть преступники, но ведь люди. Впрочем, их теперь и людьми назвать трудно. Но приходится помогать, лечить.
   – Вера, начальство тебе предлагает дня два-три дома побыть.
   – Нет. Уйти сейчас – значит, показать свой страх. И он наверняка останется во мне. Нет, я буду работать. Сейчас продолжу обход. И не надо меня сопровождать.
 
   – Ну и что? – спросил Седых сидевшего перед столом заключенного.
   – Да ничего он не говорит, – ответил тот. – Вообще разговаривает мало. Ничего о себе не рассказывает. Его спросили, как он сбежал, ответил – по пьяному делу залез в грузовик и уснул. Проснулся на фабрике.
   – По пьянке, значит, ушел, – усмехнулся начальник оперативной части. – Но ты словно невзначай поспрашивай тех, кто с ним этапом пришел, может, кто чего и знает.
 
   – Молчит он в тряпочку, – махнул рукой худощавый светловолосый парень. – Вообще ничего о себе не рассказывает. Даже тем, кто воевал. Лугарин в Чечне был, Полин в Афгане. Он и с ними не базарит. Про стычку с Валетом знаете?
   Бармин кивнул. Вытащил пачку чая, две пачки сигарет и подвинул по столу парню.
   – Сладкого бы чего-нибудь, – несмело попросил тот. – А то…
   – Как что-то путное о Вуличе стуканешь, получишь две пачки сахара, а я тебя чаем с тортом напою. Топай! – Бармин махнул рукой. Парень вышел.
 
   Красноярск. УВД
   – Да я без понятия, что там эта дамочка пишет. – Майор Пискунов пожал плечами. – Не было ничего подобного. Вы же знаете, товарищ полковник, у меня с этим строго. Даже малейшее нарушение закона обязательно фиксируем…
   – Да не всегда, – покачал головой полковник милиции. – Чаще ты, Пискунов, сам все заминаешь. На тебя жалоб вагон и маленькая тележка. Удивляюсь, почему ты все еще работаешь. А между прочим, письмо прислала лейтенант медицинской части исправительной колонии. И пишет, как…
   – Да мало ли что она там пишет, – усмехнулся майор. – Наслушалась зэков и решила детективный роман написать, сейчас это модно. Сколько баб-писательниц развелось. И она небось тоже…
   – Но она указывает точное время и место, – перебил его полковник. – Сейчас разбираются с дежурными. Мы все выясним. И если снова что-то обнаружим, тобой займется служба собственной безопасности. Свободен пока, – махнул он рукой на дверь.
   Пискунов, козырнув, вышел.
   – Сучка! – процедил он. – Молчала бы, лечила зэков, а все за справедливость бороться желает. Я те, сучка рваная, поборюсь. Надо выяснить, кто она такая. – Майор достал сотовый телефон.
 
   – Да, было такое, – кивнул молодой мужчина. – Этот младший сын лесного барона девчонку под нож поставил, а женщина молодая, симпатичная такая, вступилась. Но Пискунов забрал девчонку и парня. И все, женщина на поезд побежала, а парня этого Рожков и Костюков в машину посадили.
 
   – Привет, Степан, – кивнул рослый парень.
   – Чего надо? – продолжая полоть грядку, недовольно спросил крепкий молодой мужчина.
   – Слушай сюда, Торопин. Помнишь, на той неделе парень девчонку напугал в переходе? Еще бабенка какая-то тогда вмешалась…
   – А ты что, – усмехнулся Степан, – адвокат того волчонка? Так его папа…
   – Забудь, что тогда было, или сгорит твоя дачка вместе с твоими бабами – женой и двумя дочурками.
   – Слушай, пес! – Торопин шагнул к забору и замер, увидев в руке парня пистолет с глушителем.
   – В общем, вот что, Торопин, – вышел из джипа еще один парень, – это тебе за молчание. Ничего не видел, ничего не слышал. А рот откроешь – твоим девчатам хана. Понял? – Он бросил к ногам милиционера пачку евро и вернулся к машине. Торопин посмотрел вслед тронувшемуся джипу.
   – С чего это они вдруг забеспокоились? – тихо пробормотал он.
   – Степа, – выглянула из двери домика молодая женщина, – кто это был?
   – Дорогу спрашивали, – ответил он и, присев, поднял деньги. Выпрямившись, вздохнул. – Лучше промолчать. Надо Семенову позвонить, а то полезет сдуру и пришьют точно. Король за сынка своего мазу держит. Старший сидит. Но говорят, скоро выйдет. Двоих, сука, убил, а устроили, будто было лишь превышение самообороны, и дали пять лет да половину еще скинули. Скоро объявится, – поморщился он. – Вообще полный беспредел. И в зоне никак не пришибут гада! – Он сплюнул. – Как фамилия этих Королей? Надо позвонить Семенову. – Бросив мотыгу, он пошел к домику.
 
   – Ну спасибо, дорогая, – довольно улыбаясь, кивнул Пискунов. – С меня духи французские. – Отключив сотовый, он вытащил записную книжку. – Вера Георгиевна Чепурных. Кировская область, Котчиха. Лейтенант, врач-терапевт. Это та крутая бабенка, которая Ромку взяла. Учат их там, что ли? – усмехнулся он. – Ножа не испугалась и еще писать начала. Готова дать свидетельские показания, стервоза хренова. Я тебе устрою показания! В Киров позвоню и все узнаю об этой спортсменке. А патруль говорил, что она очень даже симпатичная и смелая. На бандита с ножом бросилась. Но мы с ней разберемся.
 
   – Но я уже дал показания, – сказал по телефону мужчина в спортивном костюме. – Меня вызвал Антин из службы собственной безопасности, и я рассказал, как было. А ты что вдруг засуетился?
   – Зря ты, Семенов, – ответил Торопин. – Тут приезжали ко мне, посоветовали не подтверждать, что такое было. Пять сотен евро дали. И тебе дадут. Иначе, говорят, и семье кранты, и самим не жить. Ты бы отказался, ведь…
   – Погоди, Степан, – остановил его Семенов, – значит, ты не подтвердишь мои показания?
   – Нет, конечно. Мне жена и дочки дороже правосудия. Я только вот не пойму, с чего это вдруг копаться начали? Наверное, Пискун где-то засветился. Но откуда про это дело узнали? Может, родители той девчонки шум подняли? А теперь получается нескладно. Выходит, мы с тобой будем разное говорить.
   – Смотри, Степка, попадешь под статью. Сейчас, сам знаешь, зачистку в наших рядах проводят. Да и давно пора. Это ведь шанс с Пискуном кончить. Помнишь, ты сам сколько раз говорил – вот бы Пискуна прижали и подручных его, Рожкова и Костюкова. Так что думай сам. Я от своих слов не откажусь. А начали, видно, потому, что кто-то заявление дал. Наверное, девчонка в себя пришла.
   – Ну как же! – фыркнул Торопин. – Ей триста евро сунули. А тут возвращать придется, иначе как она объяснит, что было нападение? Я буду отказываться. Не видел я ничего, – вздохнул он.
   – Значит, будем разбираться, – усмехнулся Семенов. – Я от своих слов не откажусь.
   – И тебя убьют, и меня! – крикнул Торопин.
   – Я сейчас же позвоню подполковнику Инитину и все ему расскажу. – Семенов отключил телефон и набрал другой номер.
   – Положи на стол, – услышал он голос сзади. Повернувшись, увидел двоих парней. У одного был пистолет с глушителем. – Зря ты, Семенов, – усмехнулся первый. – Все можно сделать легко и просто – сказать, что ничего подобного не было, получить бабла немало, и будешь жить на большой. Если нет, то сейчас тебя шлепнут, и все дела. Что решать будешь?
   – А что решать, – пожал плечами Семенов. – Показания я уже дал и отказаться от них не смогу. Так что стреляй, сучье вымя! – Он шагнул вперед. – Пискун, когда его прихватят, скажет, кому заказ дал. Так что стреляй.
   Переглянувшись, парни рассмеялись.
   – Ты подумай, – сказал один, – заявления от потерпевшей нет и не будет. И все это само собой прекратится. Бабу, которая готова показания дать, уговорят этого не делать. Так что если ты откажешься от своих…
   – И не подумаю, – не дал договорить ему Семенов.
   – У тебя сутки. Ровно сутки. Время пошло!
   Парни вышли. Семенов молча смотрел им вслед. Прозвучал вызов сотового.
   – Не думай долго, – услышал он насмешливый мужской голос. – Лучше потерять работу, чем сына. – И телефон отключился.
 
   Северо-Енисейск
   – За что Господь покарал меня?! – подняв голову, орал высокий седобородый мужчина. – Дал мне двух сыновей-идиотов. Вот чего тебе не хватает? – взглянул он на вжавшегося в кресло Романа. – Чего не хватало твоему братцу?! Я на его освобождение потратил сто тысяч долларов! Чтобы сделать ему статью не за убийство, а… – Не договорив, он махнул рукой. – Тебе надо было просто показать дочь Азова двум парням, и все. А ты полез за ее деньгами. Идиот! – Он хлестнул сына по щеке.
   – Папа! – закрываясь руками, воскликнул тот. – Прости! Ты же знаешь, Томка мне давно нравится. Я и решил ее запугать, чтобы…