Борис Бабкин. Я выжил, начальник!

Борис Николаевич Бабкин
Я выжил, начальник!

   Киров
   – Во! – воскликнул стоящий посреди камеры рослый бритоголовый парень с татуировкой на теле и руках. – Откуда, мужики?
   – Я из Москвы, – ответил один из пятерых вошедших в камеру. – Этот, – он кивнул на высокого бородача, – из Ярославской области, остальные кто откуда.
   – А упакованы вы ништяк, – усмехнулся парень. – Может, и бабло имеется? – Он понизил голос. – С бабками тут лафа! Пятихатка – и с биксой два часа. Пятихатка – и пузырь водяры. Давай, братва, не скупись, а то нас тут уже неделю маринуют. Чифы нет, да и с курехой напряг.
   – Да мы ведь тоже не из супермаркета, – покачал головой черноволосый подтянутый мужчина.
   – Ты кто по масти? – подошел к нему бритоголовый.
   Черноволосый посмотрел на него и, молча достав из спортивной сумки выданный на дорогу тюремный паек, начал есть.
   – Ты чё, – разозлился бритоголовый, – не по масти попал? Ты, сука…
   Короткий тычок локтем в солнечное сплетение заставил его осесть.
   – Ты чего? – К черноволосому бросились трое.
   – Сели! – крикнул лежавший в углу седой мужчина. – Я говорил Лысому – нарвешься. Мужиков не трогать. С вас в зоне получат. Иди сюда, земеля, – кивнул он черноволосому.
   – А ты кто? – с усмешкой спросил тот. – Король Англии, чтоб я…
   – Ты чё, земеля, – зашептал ему плешивый мужик, – это Серебряный, вор в законе.
   – А ты зубастый! – Серебряный засмеялся. – Иди сюда. Сделайте чифы, – приказал он. – Это тебя в браслетах везли? – Черноволосый кивнул. – Садись. Тебе за Буратино предъява есть, так что будь поаккуратнее. Спиной не поворачивайся к тем, кто первым поздоровается.
 
   Красноярск
   Молодая красивая женщина вышла из автобуса и направилась к железнодорожному вокзалу. У входа остановилась, достала из сумочки паспорт с вложенным в него билетом, но вдруг насторожилась.
   – Давай бабки, сучка! – прошипел длинноволосый верзила.
   Русоволосая девушка лет семнадцати дрожащими руками расстегивала кожаную сумочку.
   – Это последние, – прошептала она. – У меня…
   – Бабки, сучка! – Он вырвал из ее рук несколько сотенных купюр. – И передай своему папаше…
   Женщина, стремительно бросившись к ним, сильно толкнула верзилу в плечо и сразу ударила его ногой под коленки. Верзила плюхнулся на асфальт.
   – Милиция! – закричала женщина.
   Ей испуганно вторили несколько прохожих. К дверям бежали двое милиционеров. Девушка заплакала.
   – На первый путь, – раздался голос, – прибывает поезд Владивосток – Москва. Нумерация вагонов с головы состава.
   – Теперь все в порядке, – сказала девочке женщина. – А мне ехать надо. Успокойте ее, – попросила она, – а то мой поезд уже подошел.
   – Что тут произошло? – спросил первый милиционер.
   – Да снова освобожденные деньги трясут, – заломив верзиле руку за спину и защелкивая наручники, отозвался его напарник.
   – До свидания! – Женщина быстро побежала на перрон.
   – Лихая бабенка, – произнес старший сержант. – Он ведь, гаденыш, с ножом.
   – В чем дело? – В переход вошел майор милиции.
   – Да вот, – сержант кивнул на плачущую девушку, – этот, – он взглянул на матерящегося парня в наручниках, – на гоп-стоп ее хотел взять.
   – Ко мне его, – приказал майор. Посмотрел на девушку. – Ее тоже. Чего тебе не хватает, кретин?! – Схватив парня за шиворот, он поддернул его к себе.
 
   – Ты уж извини его. – Майор подал плачущей девушке стакан воды. – Вот твои деньги. А это за причиненное беспокойство. – Открыв ее сумочку, он сунул в нее сто евро. – Сейчас тебя проводят на поезд, посадят и предупредят проводника, чтоб никто тебя не обидел. Вещи твои где?
   – В камере хранения.
   – Все получат и донесут. И на дорогу тебе провиант купят. – Он кивнул стоящему в двери старшему лейтенанту. – А спасла тебя твоя сестра?
   – Я ее не знаю, – ответила девушка. – Она же на поезд побежала.
   – Вот и хорошо, – облегченно вздохнул майор. – Ты же не будешь заявление писать? Ни к чему это. Извини его… – Он сурово взглянул на сидевшего в углу парня.
 
   – Слушай, крошка, – пошатываясь, подошел к стоящей у окна женщине плотный мужчина, – пойдем отметим…
   – А ну сдерни отсюда! – Из купе выглянул крепкий мужчина с погонами майора-пограничника.
   – Ништяк, все путем! – Плотный отошел. – Хороша Маша, – подмигнул он идущему за ним парню, – да не наша.
   – Небось недавно освободились они, – сердито проговорила вышедшая на голоса проводница. – Соседний вагон с нами – ресторан. Теперь они всю ночь будут шастать да куролесить. Вон сзади три вагона с такими, как они, прицеплены. – Проводница вернулась в свое купе.
   – А вы молодец, заступились за девчонку в переходе, – улыбнулась сидевшая рядом с майором пожилая женщина.
   – Смелая вы, – подхватил майор, – и драться умеете. Занимались, наверное?
   – Да нет, – женщина вошла в купе, – просто так получилось. А вам спасибо, – посмотрела она на майора. – Сейчас далеко не каждый способен дать отпор.
   – Я же офицер… Григорий Петрович. – Майор протянул руку.
   – Вера, – назвалась женщина.

* * *

   – Да я ее только на вокзале догнал, – возбужденно говорил по сотовому парень. – И тут вмешалась эта телка. Я и сказать ничего не успел, как она…
   – А на кой хрен ты деньги у нее брал? – раздраженно перебил его голос в телефоне. – Возвращайся домой, щенок, я с тебя шкуру спущу, бандит с большой дороги! Дай Пискуна. – Парень протянул телефон майору. – Проблемы будут? – поинтересовался абонент.
   – Нет, Петр Данилович, девчонку проводили, все честь по чести. Бабенка, которая Ромку остановила, сразу уехала. Так что все в порядке.
   – С меня причитается, Пискунов. Ты отправь этого гангстера до Енисейска под конвоем. Там его встретят. Конвою, как полагается, дары. Тебе, разумеется, тоже.
   – Все сделаем, – сказал Пискунов.
   – Ну, спасибо и прощевай.
   – До встречи, Петр Данилович. – Пискунов отключил телефон и протянул его парню. – Тебя проводят до Енисейска, – строго проговорил он. – С моими поедешь. И не вздумай что-нибудь выкинуть. Мои орлы шуток не понимают и поломают с ходу. Батя твой приказал немедля тебя к нему доставить.
 
   – Выходит, зря мы старались, – недовольно заметил старший сержант. – Та баба уехала, свидетелей нет. Девчонку напугали и чем-то рот заткнули. И все, бандит свободен…
   – Прикуси язычок, Торопин, – усмехнулся его напарник. – Этот парень – сын самого Короля. Слышал о таком?
   – Да кто ж не слышал? Миллионер наш. На лесе сделал себе состояние. А что ж сынок его, как последний гад…
   – Да он все хочет из себя слепить кого-то, – презрительно объяснил сержант, – а не выходит. Если б не отец, давно бы сидел. В общем, отморозок полный. Бабе, которая его сделала, повезло, а то много неприятностей заимела бы.
 
   – Куда вы едете? – спросил майор.
   – Домой, – вздохнула Вера. – Я врач в колонии строгого режима. Работаю вместе с мужем.
   – Нелегко тебе приходится, – покачала головой пожилая женщина. – Наверное, тяжко с преступниками работать да и опасно.
   – Непросто, конечно. Я думала, иначе жизнь сложится. Но вышло так, как вышло. Наверное, каждый должен делать то, что умеет.
   – А страшно?
   – Первое время – да. Сейчас привыкла.
 
   Киров
   Дверь камеры распахнулась. В проеме появился прапорщик с повязкой корпусного.
   – Называю фамилию, – громко проговорил он. – Арестант подходит, сообщает имя, отчество, статью, начало и конец срока и выходит. Воронин! – выкрикнул он.
 
   – Советую присматривать за этим типом, – сказал майор МВД.
   – Борис Вулич, – прочитал, раскрыв папку, капитан ВВ. – Ого! Полный набор. И побегушник, и владение боевыми искусствами. Небось не так возили, – подмигнул он майору. – До станции доедет, а там передадим его, и все. Мы…
   – Предупреди конвой в поезде, – перебил его майор. – В туалет пусть в браслетах водят, пассажир еще тот.
   – Сами все увидят, – отмахнулся старший конвоя.
   – Ты будь повнимательнее при выгрузке, – сказал майор.
   – Пристрелим, и все дела, – засмеялся капитан.
   – Обрати-ка внимание на это. – Майор указал на две буковки на треугольном штампе.
   – Ого! – покачал головой начальник конвоя. – Действительно, СП, значит, следствие продолжается. Выходит, за ним еще дел полно. А может, просто что-то знает, например, о паре стволов, но скрывает. Ладно, – он отложил папку, – давай грузить.
 
   – Вулич, – прочитал прапорщик.
   – Борис Леонидович, – подошел к нему высокий стройный черноволосый мужчина. – Осужден по статьям 313, 202, 206. Восемнадцать лет. Начало срока…
   – Побегушник, значит, – посмотрел на него прапорщик. – И заложников брал. Пособник Басаева?
   – Не доводи еще до одной статьи, – спокойно ответил Вулич.
 
   – Готовы? – Капитан осмотрел солдат у автомашины для перевозки осужденных. – Первый пошел, – скомандовал он. Из двери СИЗО вышел мужчина в спортивном костюме. В заведенных за спину руках он держал небольшую сумку.
 
   – Для твоего же спокойствия! – Усмехнувшись, прапорщик застегнул на руках Вулича наручники.
 
   – А это что за фрукт? – с интересом спросил сидевший в фургоне автозака небритый детина.
   – Афган, – ответил кто-то из двенадцати осужденных. – Из лагеря в Ярославской области ушел. Подельник его, Вихрев, при аресте себя взорвал. Они воды здорово намутили. Я с ним из Ярославля иду.
   – Кто по масти? – спросил небритый.
   – Да мужик вроде, – ответил худощавый мужчина средних лет.
   Вулича посадили в отдельный бокс. Сержант ВВ закрыл дверь.
   – Слышь, земеля! – крикнул небритый. – Тебе за кой хрен такие почести? Может, хвост за собой маешь?
   – Хорош, Дуболом, – остановил его пожилой мужчина в очках. – За него Запорожец горой. Его возили, чтоб о побеге что-нибудь выяснить. А кумовья бросили к Оку. Он им устроил Варфоломеевскую ночь.
   – Извини, земляк! – громко проговорил Дуболом.
   – Прекратить базар! – рявкнул ефрейтор с автоматом.
   – На дембель поедешь, будешь знаки различия менять, – подмигнул ему Дуболом. – А здесь чего не блатовать? С дурой и…
   – Закрой рот! – Ефрейтор пнул решетчатую дверь.
 
   Вулич криво улыбнулся.
   «Почет, – подумал он. – В одиночке и в наручниках. Все равно уйду. Но теперь жить буду. Я все-таки исполню наш с Вихревым план. Я хотел попасть в Воронеж и быть убитым. Он хотел спасти свою дочь. Он сумел это сделать, а я выжил…»
   Автозак остановился. Пять машин для перевозки осужденных затормозили метрах в пяти от перрона, почти вплотную к шпалам. Из кабины вышли двое вэвэшников, из открытых дверей автозаков еще десять и образовали небольшой полукруг. Один из них держал на поводке овчарку. Оставшийся в крайнем автозаке солдат без оружия открыл зарешеченную дверь.
   – Первый пошел!
   Из блока, отгороженного решеткой, вышел первый осужденный.
 
   – Начинайте погрузку, – приказал проходивший по коридору вагона с зарешеченными окнами капитан ВВ. Разделенные по типу купе стальными стенами отсеки отделялись от коридора мелкой решеткой. Несколько отсеков были пустыми. Солдат открыл три дверцы.
   – Что за бан, начальник? – хрипло спросил мужчина в полосатой робе.
   – Да Киров это, – отозвался кто-то.
   – Закрыть рты! – крикнул солдат.
   – Нам подбросят кого? – снова спросил первый.
   – Наверняка, – послышалось из соседнего отсека. – Кстати, тут мужички с богатыми торбами катят.
   – Ништяк, а то пузо к позвоночнику прилипать начало. Уже двое суток катим.
 
   – Откуда, земляки? – громко спросил небритый мужик в робе особого режима.
   – Кировские все, – ответили ему из соседней камеры.
   – Куреха имеется? – спросил «особняк». – А то мы на голяке, братишки. Да и похавать чего-нибудь не откажемся. И чайку хоть на кружечку чифы.
   – Соберем, братишки, – пообещал невидимый сосед.
   Небритый, подмигнув восьмерым «особнякам», усмехнулся.
   – Девочки, – лысый «особняк» постучал по перегородке, – сейчас подгоним вам табачку и хавки.
   – Хватит базарить! – приказал проходивший мимо офицер.
   – Его в одиночку, – кивнул на Вулича начальник конвоя.
   – Во, блин, – удивленно проговорил бородатый «особняк», провожая взглядом проходившего мимо мужчину в наручниках. – Вышка, что ли? Так отменили вроде. А пожизненных в Вятлаге нет.
   – Кто об этом что знает? – громко спросил небритый.
 
   – Ой, девки, – раздался женский голос, – смертника повели!
 
   – Вот и номер-люкс! – Вулич вошел в бокс-одиночку.
   Подошедший капитан открыл в двери «кормушку».
   – Руки, – сказал он.
   Вулич сунул скованные руки в кормушку. Офицер расстегнул наручники.
   – А ты опасен, заложников брал. Для чего? – Он покачал головой.
   – Просто хотел, чтоб меня убили. – Вулич сел.
   – Здесь дернешься, – угрожающе проговорил офицер, – и твое желание исполнится.
   – Сейчас я о другом думаю, – засмеялся Борис.
   – За этим смотри внимательно, – предупредил офицер ходившего вдоль камер солдата, – уж больно веселый. И опасный. Веселые люди в наручниках с большим сроком опасны своей непредсказуемостью. Сейчас у него восемнадцать. Значит, первый срок был небольшой. Я спросил его – что могло заставить человека, которого по этапу возят в браслетах, бежать из колонии? Он ответил, что хотел, чтоб его убили. Я поверил. Но сейчас он весел, а значит, имеет план. Он попытается сбежать.
 
   – А почему он в браслетах? – спросил небритый.
   – Да в Кирове устроил бойню с дубаками. И на пересылке в Ярославле тоже заваруха была. Потом он с зоны в Ярославской области сдернул, чуть солдата на вышке не пришил. В общем, будь здоров…
   – Менты уважают таких, – засмеялся небритый, – постоянно в браслетах водят. На зоне хапанет он горюшка. Наверное, на Котчиху идет, на лесоповал побегушников не тащат.
 
   – Ехала девчонка с Магадана, – негромко пела женщина за перегородкой. – Срок везла из города Кургана. Рядом с нею в камере парнишка, у него в конце этапа вышка, дел крутых наделал он немало, и девчонке парня жалко стало.
   «Уголовная романтика, – думал лежавший на деревянной полке Вулич. – Стук колес, за решетчатой стеной ходит вооруженный конвоир, а рядом поет женщина».
   – Говорить с конвоем я согласна, – продолжалась песня. – Я к твоей судьбе не безучастна.
   «Говорить с конвойными, – усмехнулся Борис, – чтоб их свели. За пару тысяч, наверное, можно».
   – Как же это все назвать развратом? – пела женщина в соседнем отсеке. – Слезы и любовь под автоматом.
   «С душой поет», – подумал Борис.
   Солдат сунул в решетку свернутый листок. Пока он читал, женщина пела о том, как начальник конвоя – пьяный прапорщик – полез к зэчке, которая переспала со смертником. Она оттолкнула его и ударила.
   – Выстрелил в нее он из нагана, – услышал Борис. – Не видать теперь ей Магадана. А наутро в рапорте писали – зэчку при побеге расстреляли. Прапорщик погиб героем в битве, в камере у смертника на бритве.
   «Ромео и Джульетта отдыхают!» – улыбнулся Борис.
 
   «Скоро буду дома, – думала Вера. – Виктор соскучился, звонил часто. А завтра на работу…» – Вера посмотрела в темное окно и, накрывшись простыней, печально вздохнула.
 
   Москва
   – Я не понимаю, – говорил седой мужчина, – какого черта вам нужно от Вулича?! Все предельно ясно – он осужден за то, что совершил. И не надо забывать, что свой первый срок Вулич получил ни за что. Ничто не указывает на то, что Буратино в Тверской области убит Вуличем и Вихревым. Не доказано и то, что Вулич участвовал в нападении на Луганова. Дело, я считаю, закончено. И вообще я ухожу на пенсию. С заказными убийствами, совершенными Вихревым, все ясно. Попутно мы накрыли две группы наркоторговцев, взяли Луганова и его приспешника участкового.
   – Рано тебе на пенсию, Семен Петрович, – улыбнулся прокурор. – А в деле Вулича много неясностей. Получается, что у него на свободе остались сообщники, которые помогли ему от Плещеева озера перебраться на трассу Москва – Воронеж незамеченным, хотя претензий к работе…
   – А я считаю, что в деле все ясно, – перебил Семен Петрович. – И от дальнейшего расследования я отказываюсь.
   – А следствия и не будет, – покачал головой прокурор. – Вулич получил восемнадцать лет, и мы поставили отметку для оперативной части колонии, чтобы…
   – Они добывают сведения от стукачей, – засмеялся Семен Петрович. – Повторяю – я отказываюсь…
   – Хватит, – недовольно произнес прокурор. – В конце концов, он сдался именно тебе.
   – Вы забыли, что он говорил в последнем слове, – вздохнул Семен Петрович. – «Я хотел, чтоб меня убили». И вспомните, какие показания дали большинство заложников. Он вел себя достойно.
   – Все, – закончил разговор прокурор. – При малейшей серьезной зацепке по делу об убийстве Буратино дело принимаешь ты, Петрович. И без возражений. Кстати, Солнцев уже извещен и тоже принял это с большим неудовольствием.
 
   – Как внук? – входя в комнату, спросил пожилой мужчина.
   – Улыбается, – ответила молодая миловидная женщина с ребенком на руках. – Как я счастлива, папка! – Подойдя, она поцеловала отца. – И как он всем нравится.
   – Еще бы им мой внук не понравился! – Отец осторожно взял ребенка. – Небось Остоцкий он, а не какой-то там Петров. Почты не было, Лена?
   – Нет. Я надеялась, что ответят сразу, а прошло уже столько времени…
   – Может, не знают, куда его отправить. А может, снова сбежал. Когда я мимо милиции прохожу, рассматриваю плакаты «Внимание: розыск». Борис сидеть не будет. И знаешь, после суда он вроде как ожил, даже улыбаться начал. – В дверь позвонили. – Ну и дело будет, если я открою дверь, а там Борис. Честное слово, я не удивлюсь. Кто там?
   – Почта, Игорь Петрович.
 
   Ярославская область, Тутаев
   – Кировская область, – прочитала молодая женщина. – Котчиха ЮН-83 дробь один, второй отряд. – Она посмотрела на сидевшего в кресле мужчину с маленьким мальчиком на руках. – Наконец-то адрес узнали. Надо написать и выяснить, что ему можно переслать и…
   – Тут перечислено, – взяв листок, перебил ее муж. – Только не думаю, что он что-то примет. После суда не взял же ничего. И отматерил еще, сказал – вам самим жрать нечего, а кто тезку растить будет? Конечно, он прав.
   – Я обязательно устроюсь на работу, – сказала женщина.
   – Ты должна быть с сыном, ты же мать, Зоя, а на мою пенсию мы долго не протянем. – Он поднялся и, постукивая костылем, вышел из комнаты.
   – Миша, – Зоя бросилась за ним, – все будет хорошо. Я обязательно устроюсь на работу, вот увидишь.
   – Рано тебе работать. Борьке всего три с половиной года. Почему все так вышло? – Он бросил костыль. – Устал я быть никем и ничем. Понимаешь? Устал! Я больше так не могу. А что делать, тоже не знаю. Мы живем за чертой бедности.
   В этот момент послышался стук в дверь.
   – Кто-то приехал. – Приподнявшись, Михаил посмотрел в окно и увидел стоящий у калитки «мерседес» и троих крепких мужчин. Один открыл заднюю дверцу, и из машины вышел пожилой мужчина в очках. Посмотрев вверх, он пошел к дому. – Кого еще принесло? – Михаил взял костыль и вышел на террасу. Зоя направилась навстречу мужчине. Тот остановил двинувшегося за ним телохранителя.
   – Вы Арсеньевы? – спросил он.
   – Да, – ответила Зоя.
   – Василий Иванович Шугов. Ваш друг был с моим зятем, они вместе бежали из колонии. Да вы и сами все знаете. Скажите, где сейчас Борис Вулич?
   – А вам это зачем? – спросил Михаил.
   – Дочь Вихрева, моя внучка, просит найти его. Борис был последним, кто видел Виктора. И Оля хотела бы помочь Борису чем можно.
   – Он ни у кого ничего не возьмет, – сказал Михаил.
   – Дайте мне его адрес, – попросил Шугов. – Оля съездит к нему и поговорит об отце. Нам даже похоронить Виктора не дали. А Оля очень хочет узнать о последних днях отца. Ведь они спасли и ее, и меня. Получается, что они и бежали для того, чтобы нас спасти. Спасти в полном смысле этого слова. И еще… Я не знаю, как это сказать, чтоб не задеть ваше самолюбие. Я… – Он вытащил пачку сигарет.
   – А это еще кто? – Михаил кивнул на подъезжавшую «вольво».
   – Вот чертовка! – Шугов покачал головой. – Обещала не приезжать, но вот она. Внучка моя, – гордо представил он идущую к ним стройную девушку. – Оля Вихрева, мой компаньон! – Он засмеялся.
 
   Кировская область, Котчиха
   – Подъем! – крикнул, включая свет, плотный высокий заключенный.
   По радио передавали марш «Прощание славянки». Вулич, спрыгнув с койки второго яруса, быстро оделся и выскочил на улицу. Музыка прекратилась, по радио стали передавать утреннюю гимнастику. Вулич, не обращая внимания на насмешливые взгляды и короткие ехидные реплики, делал зарядку. Движения были медленные, плавные.
   – Зря скалитесь, – усмехнулся коренастый мужчина. – Видели бы вы, как он машется, сами бы стали так делать. Семь дубаков в пересылке ярославской не могли его уделать. Так он их и не трогал сначала. Начал, когда его зажали в углу. И то просто так, несильно. Мы обалдели. С тех пор его и начали в браслетах везде водить. Хотели статью пришить, но кто-то из начальства видел, что дубаки сами начали. Да и досталось Афгану прилично.
 
   – Доброе утро! – Вера вошла в палату.
   – Здравствуйте, – нестройно отозвались четверо лежавших на койках мужчин.
 
   – В чем дело? – недовольно посмотрел на крепкого молодого мужчину полный человек лет пятидесяти в легкой куртке. – Почему до сих пор нет учетчика? Сколько можно говорить, Алин?
   – Никак найти не можем, – ответил тот. – Рабочих с намотки снимать не хочется. С обивки тоже невыгодно. План большой, да вы и сами знаете, Антон Викторович.
   – Чтоб через час ты мне учетчика представил. – Антон Викторович пошел к своему кабинету.
   – Да где его найдешь? – пробурчал Алин. – Или блатота, или работяга классный. Снимешь со станка, и плана не будет. Черт бы побрал вас всех! – Он плюнул.
   – Женька, – подошел к нему коренастый мужчина, – слышал я твой базар с мастерюгой. Ты Вулича учетчиком поставь. Ему и блатота по хрену, никому ничего не припишет. А то мужики роптать начали. Эта шобла не пашет, но сто процентов имеет. А Вулич им хрен чего припишет. Он на станках не волочет ни хрена.
   – А что, Жека, – обратился к Алину другой заключенный, – это идея. Борис подойдет. Тем более он побегушник, и в случае аврала его не оставят на вторую смену.
   – Надо поговорить. – Евгений направился к станку, наматывающему проволоку на большой барабан.
 
   – Ведет он себя нормально, – сообщил по телефону майор. – Конечно, мы задействовали нашу агентуру. Но разговоров о побегах он не поддерживает, ведет себя спокойно. В так называемые семьи не входит, держится особняком. Наверное, таким поведением и заставляет всех относиться к нему нормально. По крайней мере явных врагов у него нет, хотя и друзей тоже. Но работяги уважают Вулича. В азартные игры он не играет. В свободное время читает. Вообще, как говорят в наших местах, один на льдине ломом подпоясанный, – засмеялся он. – То есть живу один, не подходи. Тронешь – лом сниму, и мало не покажется. С администрацией никаких конфликтов. О делах также ничего не говорит. Как только начинается разговор о совершенных на воле преступлениях, сразу отходит. Похоже, ему есть что скрывать.
   – Я попрошу вас, – сказал Семен Петрович, – не провоцировать Вулича. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Солдаты-конвоиры нередко любят демонстрировать свою власть и делают это в большинстве случаев необоснованно. Да и другие контролеры не любят независимых зэков.
   – Понял. Но это может показаться подозрительным. Среди контролеров, к сожалению, есть и такие, кто из работы делает бизнес. Продает чай, реже спиртное. Или просто помогает блатным выявлять стукачей. Но мы будем держать Вулича в поле зрения и постараемся не допускать произвола по отношению к нему.
 
   – Значит, будешь работать учетчиком? – спросил сидевший за столом Алин.
   – А чего ж не работать? – улыбнулся Борис. – В конце концов, это гораздо легче, чем…
   – А не боишься блатных? Ведь они любят…
   – Я буду честно вести учет продукции.
   – Правда, что ты был офицером?
   – Офицер – это не звание, а образ жизни навсегда.
   – Тебе не предъявляли за погоны?
   – Я не пытаюсь нарушать закон зоны. Когда начинать?
   – Сейчас.
   – Есть! – Вулич вышел.
   – Как сказал хорошо, – покачал головой мастер. – Офицер – это не звание, это образ жизни. А ведь верно.
 
   – Хороша шкура! – Плотный зэк проводил взглядом стройную фигуру вышедшей из палаты Веры Георгиевны. – Покувыркаться бы с такой ноченьку. Было бы что вспомнить…
   – Базарок среди медбратьев катит, – усмехнулся пожилой зэк, – что у нее с Либертовичем роман. Трахаются они изредка. Ее муж, начальник санчасти, часто ночами дежурит. Вот Либертович и ловит момент. А она, в натуре, ништяк. И главное – неизлагерилась еще. Не то что остальные шкуры.
   – А зубничка, – вмешался в разговор лысый толстяк, – очень даже ничего дамочка.
   – По сравнению с Чепурных, в натуре, ничего! – хохотнул плотный. – Вера Георгиевна Либертович – баба в полном смысле этого слова. Жалко, испортит ее лагерь.
 
   – Да вот увидите, – усмехнулся мускулистый молодой мужчина, – недельку пролежу, и все, она мне начнет чифу носить. Сколько больничек в зоне прошел, во всех шкуры в белых халатах на меня с улыбочкой начинали на третий день смотреть. И чаще других меня к себе в кабинет звать. Вроде как для осмотра, – подмигнул он слушавшим его соседям по палате. – Вот и с этой все пучком будет.