Страница:
Голыдев, верный своему либерализму, и раньше привлекал революционеров-демократов (правда, под псевдонимами) в свой печатный орган. А теперь у него появились Г. Успенский, Н. Михайловский, А. Чехов, Н. Шелгунов. Чехов согласился даже редактировать отдел беллетристики. В журнале стали печататься произведения Мамина-Сибиряка, Боборыкина, Лескова, Короленко. Перепечатывались некоторые произведения Герцена. Бюст Герцена стоял в кабинете редактора.
Принимали участие в журнале ученые: К.А. Тимирязев, В.О. Ключевский и др. В журнале впервые публиковались переводы романов и повестей польских беллетристов Г. Сенкевича и Э. Ожешко.
Уделяя важное место проблемам будущего развития России, журнал не прошел мимо споров о том, будет в России капитализм или нет, пойдет ли страна особым путем развития. В связи с этим сотрудники «Русской мысли» в 80-е годы обращались к трудам К. Маркса («Капитал» и др.). Народники Михайловский, Кривенко, Иванюков критиковали марксизм. В частности, профессор Иванюков, не отвергая в принципе общих выводов марксизма о преходящем характере капитализма, возражал русским социалистам, которые считали, что время революции уже назрело. Революция, по его мнению, приведет только к ненужному сотрясению государственного организма. В дальнейшем журнал занял однозначно отрицательную позицию по отношению к марксизму и социал-демократии, защищая путь реформаторства.
Определенный резонанс в обществе имела критика «толстовства» и «теории малых дел» в «Очерках русской жизни» Н. В. Шелгунова. Большой интерес вызвало печатание в 90-е годы на страницах «Русской мысли» публицистической книги Чехова «Остров Сахалин». Антон Павлович и до этого активно печатался в московских изданиях. Еще студентом он печатался в юмористических московских еженедельниках: «Стрекоза», «Будильник», «Свет и тени» и других, где показал городских обывателей, беспринципных журналистов (рассказы «Корреспондент», «Два газетчика»), надменных чиновников. Однако Чехов был недоволен своим положением газетчика-юмориста, сотрудника развлекательной и нередко пошловатой прессы. «Газетчик – значит, по меньшей мере жулик, – пишет он старшему брату, – …я в ихней компании… Скорблю и надеюсь, что рано или поздно изолирую себя a la ты, и далее, «Я газетчик, потому что много пишу, но это временно… оным не умру» (май 1883 г.)[5].
В начале 90-х годов писатель на свой страх и риск предпринял путешествие через всю Сибирь на Дальний Восток, остров Сахалин. Сахалинские очерки Чехова – этот «жесткий арестантский халат» в его литературном гардеробе – были замечательным явлением в публицистике 90-х годов. Выпускник медицинского факультута Московского университета этой книгой отдал должное науке, своим учителям, одновременно первым рассказал о жизни острова, превращенного правительством в каторжную тюрьму, царство произвола.
Короче говоря, журнал был интересен для читателей, и не удивительно, что тираж его доходил до 13 000– 14 000 экземпляров. Значение журнала заключалось в постоянной защите реформаторства и просветительстве. Повышение политической культуры народа ради конституционного устройства Гольцев считал основной своей задачей. Он печатал научные обзоры, посвященные популяризации новейших идей в общественных науках (юриспруденции, педагогике, этике), в иностранных обозрениях пропагандировал конституционные формы правления. Высказываться приходилось осторожно, часто прибегая к самоцензуре, «и находить безопасные способы изложения своих идей.
После болезни и смерти (1906) Гольцева, которые совпали с Первой русской революцией, журнал перешел к К.А. Кизеветтеру и П.Б. Струве. «Русская мысль» сделалась рупором кадетской партии.
Активно печатались в нем Струве, Бердяев, Изгоев и другие, критикуя позднее большевизм и Советскую власть. В 1918 г. журнал был закрыт Советским правительством. Но в 1921 и 1927 гг. Струве продолжил его издание сначала в Праге, затем в Париже.
В 1880 г. в Москве стала выходить при участии Гольцева и Кошелева под редакцией В.Ю Скалона еженедельная газета «Земство». Издавалась газета только два года. В ней ставились вопросы местного самоуправления, обсуждалось положение крестьян, состояние отхожих промыслов, просвещения. Печатались разнообразные статистические данные о России. Газета закрылась не без давления цензуры в обстановке усиления реакции после убийства народовольцами Александра П. Интересы земства защищала и «Русская мысль». Однако правительство неодобрительно относилось к земской деятельности.
Короткой, но весьма яркой была журналистская практика кн. СИ. Трубецкого – лидера земской оппозиции в Москве. Будучи профессором Московкого университета, а в 1905 г. его ректором, Трубецкой активно включился в журналистику в 1904–1905 гг., негодуя на бесславное поражение армии в Русско-японской войне, защищая гласность и свободу слова, самостоятельность университета. В горячие дни революции 1905 г. он добился автономии университета, выборности ректора Советом профессоров.
Сотрудничая в газете «Русские ведомости», он выступил со статьями в защиту свободы печати, требовал отмены цензуры, ограничения самодержавной власти, избрания представительного учреждения, всеобщих выборов, улучшения положения крестьян и рабочих, развития местного самоуправления.
С.Н. Трубецкой не ограничился участием в этой газете, и в 1905 г. организовал издание «Московской недели». Отпечатанные первые два номера были решительно запрещены правительством, причем в нарушение принятых правил и законов, о чем Трубецкой открыто рассказал в газете «Русские ведомости».
Он чуть-чуть не дожил до принятия манифеста 17 октября 1905 г., провозгласившего впервые в стране политические свободы; скоропостижно скончался на приеме у министра народного просвещения в том же 1905 г.
Фабрика новостей
Короли московской журналистики
Принимали участие в журнале ученые: К.А. Тимирязев, В.О. Ключевский и др. В журнале впервые публиковались переводы романов и повестей польских беллетристов Г. Сенкевича и Э. Ожешко.
Уделяя важное место проблемам будущего развития России, журнал не прошел мимо споров о том, будет в России капитализм или нет, пойдет ли страна особым путем развития. В связи с этим сотрудники «Русской мысли» в 80-е годы обращались к трудам К. Маркса («Капитал» и др.). Народники Михайловский, Кривенко, Иванюков критиковали марксизм. В частности, профессор Иванюков, не отвергая в принципе общих выводов марксизма о преходящем характере капитализма, возражал русским социалистам, которые считали, что время революции уже назрело. Революция, по его мнению, приведет только к ненужному сотрясению государственного организма. В дальнейшем журнал занял однозначно отрицательную позицию по отношению к марксизму и социал-демократии, защищая путь реформаторства.
Определенный резонанс в обществе имела критика «толстовства» и «теории малых дел» в «Очерках русской жизни» Н. В. Шелгунова. Большой интерес вызвало печатание в 90-е годы на страницах «Русской мысли» публицистической книги Чехова «Остров Сахалин». Антон Павлович и до этого активно печатался в московских изданиях. Еще студентом он печатался в юмористических московских еженедельниках: «Стрекоза», «Будильник», «Свет и тени» и других, где показал городских обывателей, беспринципных журналистов (рассказы «Корреспондент», «Два газетчика»), надменных чиновников. Однако Чехов был недоволен своим положением газетчика-юмориста, сотрудника развлекательной и нередко пошловатой прессы. «Газетчик – значит, по меньшей мере жулик, – пишет он старшему брату, – …я в ихней компании… Скорблю и надеюсь, что рано или поздно изолирую себя a la ты, и далее, «Я газетчик, потому что много пишу, но это временно… оным не умру» (май 1883 г.)[5].
В начале 90-х годов писатель на свой страх и риск предпринял путешествие через всю Сибирь на Дальний Восток, остров Сахалин. Сахалинские очерки Чехова – этот «жесткий арестантский халат» в его литературном гардеробе – были замечательным явлением в публицистике 90-х годов. Выпускник медицинского факультута Московского университета этой книгой отдал должное науке, своим учителям, одновременно первым рассказал о жизни острова, превращенного правительством в каторжную тюрьму, царство произвола.
Короче говоря, журнал был интересен для читателей, и не удивительно, что тираж его доходил до 13 000– 14 000 экземпляров. Значение журнала заключалось в постоянной защите реформаторства и просветительстве. Повышение политической культуры народа ради конституционного устройства Гольцев считал основной своей задачей. Он печатал научные обзоры, посвященные популяризации новейших идей в общественных науках (юриспруденции, педагогике, этике), в иностранных обозрениях пропагандировал конституционные формы правления. Высказываться приходилось осторожно, часто прибегая к самоцензуре, «и находить безопасные способы изложения своих идей.
После болезни и смерти (1906) Гольцева, которые совпали с Первой русской революцией, журнал перешел к К.А. Кизеветтеру и П.Б. Струве. «Русская мысль» сделалась рупором кадетской партии.
Активно печатались в нем Струве, Бердяев, Изгоев и другие, критикуя позднее большевизм и Советскую власть. В 1918 г. журнал был закрыт Советским правительством. Но в 1921 и 1927 гг. Струве продолжил его издание сначала в Праге, затем в Париже.
В 1880 г. в Москве стала выходить при участии Гольцева и Кошелева под редакцией В.Ю Скалона еженедельная газета «Земство». Издавалась газета только два года. В ней ставились вопросы местного самоуправления, обсуждалось положение крестьян, состояние отхожих промыслов, просвещения. Печатались разнообразные статистические данные о России. Газета закрылась не без давления цензуры в обстановке усиления реакции после убийства народовольцами Александра П. Интересы земства защищала и «Русская мысль». Однако правительство неодобрительно относилось к земской деятельности.
Короткой, но весьма яркой была журналистская практика кн. СИ. Трубецкого – лидера земской оппозиции в Москве. Будучи профессором Московкого университета, а в 1905 г. его ректором, Трубецкой активно включился в журналистику в 1904–1905 гг., негодуя на бесславное поражение армии в Русско-японской войне, защищая гласность и свободу слова, самостоятельность университета. В горячие дни революции 1905 г. он добился автономии университета, выборности ректора Советом профессоров.
Сотрудничая в газете «Русские ведомости», он выступил со статьями в защиту свободы печати, требовал отмены цензуры, ограничения самодержавной власти, избрания представительного учреждения, всеобщих выборов, улучшения положения крестьян и рабочих, развития местного самоуправления.
С.Н. Трубецкой не ограничился участием в этой газете, и в 1905 г. организовал издание «Московской недели». Отпечатанные первые два номера были решительно запрещены правительством, причем в нарушение принятых правил и законов, о чем Трубецкой открыто рассказал в газете «Русские ведомости».
Он чуть-чуть не дожил до принятия манифеста 17 октября 1905 г., провозгласившего впервые в стране политические свободы; скоропостижно скончался на приеме у министра народного просвещения в том же 1905 г.
Фабрика новостей
В конце XIX в. в Москве начала издаваться газета «Русское слово». История ее такова. Издателем нового печатного органа стал И.Д. Сытин – известный издатель книг для народа, сочинений русских классиков. Причем качественные книги для народа он издавал очень дешево. Хорошо зная и ценя эту деятельность Сытина, Чехов не раз говорил: «Сытин должен издавать газету», причем дешевую, народную, общедоступную. Об этом вспоминал и сам Сытин. Но московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович не очень жаловал газетчиков.
Сытин познакомился в доме Л. Толстого с приват-доцентом А.А. Александровым, который был подставным издателем журнала «Русское обозрение» фабриканта Д.И. Морозова. Этот издатель был на хорошем счету в Главном управлении по делам печати и у обер-прокурора Синода Победоносцева. Александров быстро получил разрешение на издание новой газеты и в 1895 г. стал ее редактором.
Однако Александров подобрал такой состав сотрудников (Грингмут – бывший редактор «Московских ведомостей», архимандрит Никон, раскаявшийся народник Тихомиров и др.), что они повели газету в духе консервативных «Московских ведомостей», одновременно подстраивая ее при этом под вкусы простого народа. Такой характер понравился московскому генерал-губернатору, и он поддержал газету материально. Однако тираж газеты был невелик, всего около 10 000 экземпляров.
Через год «Русское слово» было передано целиком Сытину. Чехов по этому поводу собрал друзей из газеты «Русские ведомости» и журнала «Русская мысль» в ресторане Большой Московской гостиницы и просил поддержать Сытина. Эту просьбу, пишет Сытин в воспоминаниях, «общего любимца» Чехова встретили «дружно и весело».
После перемены нескольких редакторов (Адоракса, Киселева, Благова) еще четыре года понадобилось, чтобы добиться настоящего подъема. «Успех газеты, – писал Сытин, – и ее быстрый, сказочный рост начался с вступлением в редакцию В.М. Дорошевича». Это было в 1902 г. С приходом Дорошевича газета перестроилась на европейский лад. Тираж ее вырос до 60 000–100 000 экземпляров. В 1904 г. в рекламных целях она ежедневно печатала сведения о распространении предыдущих номеров. По широте информации газета не знала себе равных, и ее справедливо стали называть «фабрикой новостей».
И. Д. Сытин, 1873 год
К тому времени почтовая связь полностью была заменена телеграфной и телефонной. Собственные корреспонденты были во всех уголках России и за границей. В Петербурге газета имела отделение со штатом 100 человек. Большой редакционный аппарат, широкая сеть корреспондентов позволяли редакции проводить анкетные опросы по важным политическим проблемам.
Темп работы был исключительно высоким, но и доходы стали баснословными. Одни объявления давали до 2 млн руб. в год. Вот как описывает Гиляровский обстановку в редакции «Русского слова»:
«И.Д. Сытин выстроил… четырехэтажный корпус… где разместились редакция и типография и где стало печататься «Русское слово» на новых ротационных машинах. Рядом И.Д. Сытин выстроил другой корпус для редакции… С приездом В.М. Дорошевича… газета не только ожила, но и засверкала… В.М. Дорошевич, «король фельетонистов» и прекрасный редактор, развернулся вовсю. Увеличил до небывалых размеров гонорары сотрудникам, ввел строжайшую дисциплину в редакции и положительно неслыханные в Москве порядки…
Дом редакции был выстроен на манер большой парижской газеты: всюду коридорная система, у каждого из крупных сотрудников – свой кабинет, в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов: ни к одному сотруднику без доклада постороннему войти нельзя.
В этом доме разместил И.Д. Сытин и другие свои издания: третий этаж заняло целиком «Русское слово», а в четвертом поместились «Вокруг света» и «Искра» как приложение к «Русскому слову», сначала издававшееся с текстом, а потом состоящее исключительно из иллюстраций…
Фасад здания газеты «Русское слово» с книжным магазином на первом этаже
Помещение редакции было отделано шикарно: кабинет И.Д. Сытина, кабинет В.М. Дорошевича, кабинет редактора Ф.И. Благова, кабинет выпускающего М.А. Успенского, кабинет секретаря и две комнаты с вечно стучащими пишущими машинками и непрерывно звонящими телефонами заведовавшего московской хроникой К.Д. Даниленка…
Когда В.М. Дорошевич появлялся в редакции, то все смолкало. Он шестововал к себе в кабинет, принимал очень по выбору, просматривал каждую статью и, кроме дневных приемов, просиживал за чтением гранок до выхода номера».
Что такое «Русское слово»? – спрашивал редактор. И сам отвечал: «Самая распространенная газета». Этого достаточно, считал он, для характеристики печатного органа, это исключает, делает ненужным определение его направления. Но направление (либерально-буржуазное) у нее все-таки имелось, хотя она и не была никогда партийной. Газета мечтала о «сотрудничестве» всех классов и сословий, людей всех вероисповеданий. В годы обострения социальных противоречий Дорошевич думал о реформах, которые обеспечивали бы стране лучшее будущее «просвещенными и гуманными средствами»[6].
Либеральное направление и сравнительная дешевизна «Русского слова» (9 рублей в год) способствовали ее распространению. Легкая оппозиционность привела к тому, что дважды (в 1903 и 1905 гг.) запрещалась ее розничная продажа.
В обстановке подъема общественного движения в начале 1900-х годов ведущие сотрудники газеты – В.М. Дорошевич, В.А. Гиляровский, Ф.И. Благов, Вас. И. Немирович-Данченко, СВ. Яблоновский – были заражены стремлением придать газете универсальный характер. Программа Дорошевича говорит об этом весьма красноречиво.
Особенно смело выступала газета в годы Первой русской революции. Ее тираж в 1905 г. составил 157 000 экземпляров. Газета приветствовала Манифест 17 октября, понимая, что это заслуга рабочих, а не либералов. Однако после подавления Московского восстания «Русское слово» заняла позицию «здравого смысла», открещиваясь от политики, сохраняя ранее принятый информационный характер.
«Русское слово» издавалось в основном на средства Сытина и собственные доходы. Газета никогда, за исключением военного времени, не прибегала к материальной помощи капиталистов и не получала правительственных субсидий. Это также выделяло ее из числа многих ежедневных изданий. Газета просуществовала до 1917 г.
Главную газету новостей в Москве во все годы между двух революций дополняли многочисленные справочные листки и деловые издания, которые в большинстве также носили информационный характер: «Курьер», «Московская биржа», «Справочный листок», «Газета-копейка», «Московские церковные ведомости» и др. Так что «фабрика новостей» работала с полной отдачей.
Сытин познакомился в доме Л. Толстого с приват-доцентом А.А. Александровым, который был подставным издателем журнала «Русское обозрение» фабриканта Д.И. Морозова. Этот издатель был на хорошем счету в Главном управлении по делам печати и у обер-прокурора Синода Победоносцева. Александров быстро получил разрешение на издание новой газеты и в 1895 г. стал ее редактором.
Однако Александров подобрал такой состав сотрудников (Грингмут – бывший редактор «Московских ведомостей», архимандрит Никон, раскаявшийся народник Тихомиров и др.), что они повели газету в духе консервативных «Московских ведомостей», одновременно подстраивая ее при этом под вкусы простого народа. Такой характер понравился московскому генерал-губернатору, и он поддержал газету материально. Однако тираж газеты был невелик, всего около 10 000 экземпляров.
Через год «Русское слово» было передано целиком Сытину. Чехов по этому поводу собрал друзей из газеты «Русские ведомости» и журнала «Русская мысль» в ресторане Большой Московской гостиницы и просил поддержать Сытина. Эту просьбу, пишет Сытин в воспоминаниях, «общего любимца» Чехова встретили «дружно и весело».
После перемены нескольких редакторов (Адоракса, Киселева, Благова) еще четыре года понадобилось, чтобы добиться настоящего подъема. «Успех газеты, – писал Сытин, – и ее быстрый, сказочный рост начался с вступлением в редакцию В.М. Дорошевича». Это было в 1902 г. С приходом Дорошевича газета перестроилась на европейский лад. Тираж ее вырос до 60 000–100 000 экземпляров. В 1904 г. в рекламных целях она ежедневно печатала сведения о распространении предыдущих номеров. По широте информации газета не знала себе равных, и ее справедливо стали называть «фабрикой новостей».
И. Д. Сытин, 1873 год
К тому времени почтовая связь полностью была заменена телеграфной и телефонной. Собственные корреспонденты были во всех уголках России и за границей. В Петербурге газета имела отделение со штатом 100 человек. Большой редакционный аппарат, широкая сеть корреспондентов позволяли редакции проводить анкетные опросы по важным политическим проблемам.
Темп работы был исключительно высоким, но и доходы стали баснословными. Одни объявления давали до 2 млн руб. в год. Вот как описывает Гиляровский обстановку в редакции «Русского слова»:
«И.Д. Сытин выстроил… четырехэтажный корпус… где разместились редакция и типография и где стало печататься «Русское слово» на новых ротационных машинах. Рядом И.Д. Сытин выстроил другой корпус для редакции… С приездом В.М. Дорошевича… газета не только ожила, но и засверкала… В.М. Дорошевич, «король фельетонистов» и прекрасный редактор, развернулся вовсю. Увеличил до небывалых размеров гонорары сотрудникам, ввел строжайшую дисциплину в редакции и положительно неслыханные в Москве порядки…
Дом редакции был выстроен на манер большой парижской газеты: всюду коридорная система, у каждого из крупных сотрудников – свой кабинет, в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов: ни к одному сотруднику без доклада постороннему войти нельзя.
В этом доме разместил И.Д. Сытин и другие свои издания: третий этаж заняло целиком «Русское слово», а в четвертом поместились «Вокруг света» и «Искра» как приложение к «Русскому слову», сначала издававшееся с текстом, а потом состоящее исключительно из иллюстраций…
Фасад здания газеты «Русское слово» с книжным магазином на первом этаже
Помещение редакции было отделано шикарно: кабинет И.Д. Сытина, кабинет В.М. Дорошевича, кабинет редактора Ф.И. Благова, кабинет выпускающего М.А. Успенского, кабинет секретаря и две комнаты с вечно стучащими пишущими машинками и непрерывно звонящими телефонами заведовавшего московской хроникой К.Д. Даниленка…
Когда В.М. Дорошевич появлялся в редакции, то все смолкало. Он шестововал к себе в кабинет, принимал очень по выбору, просматривал каждую статью и, кроме дневных приемов, просиживал за чтением гранок до выхода номера».
Что такое «Русское слово»? – спрашивал редактор. И сам отвечал: «Самая распространенная газета». Этого достаточно, считал он, для характеристики печатного органа, это исключает, делает ненужным определение его направления. Но направление (либерально-буржуазное) у нее все-таки имелось, хотя она и не была никогда партийной. Газета мечтала о «сотрудничестве» всех классов и сословий, людей всех вероисповеданий. В годы обострения социальных противоречий Дорошевич думал о реформах, которые обеспечивали бы стране лучшее будущее «просвещенными и гуманными средствами»[6].
Либеральное направление и сравнительная дешевизна «Русского слова» (9 рублей в год) способствовали ее распространению. Легкая оппозиционность привела к тому, что дважды (в 1903 и 1905 гг.) запрещалась ее розничная продажа.
В обстановке подъема общественного движения в начале 1900-х годов ведущие сотрудники газеты – В.М. Дорошевич, В.А. Гиляровский, Ф.И. Благов, Вас. И. Немирович-Данченко, СВ. Яблоновский – были заражены стремлением придать газете универсальный характер. Программа Дорошевича говорит об этом весьма красноречиво.
«Газета…Легкий приятный собеседник, культурный, добросовестный и остроумный информатор – вот что такое газета. Широту, занимательность и уход от партийной, классовой точки зрения – провозглашал Дорошевич. Сотрудники, набившие руку в обслуживании «чистой публики», со вкусом к высокой технике, владеющие профессиональным мастерством и показным фрондерством, создавали успех газете.
Утром вы садитесь за чай. И к вам входит ваш добрый знакомый. Он занимательный, он интересный человек.
Он должен быть приличен, воспитан, приятно, если к тому же и остроумен.
Он рассказывает вам, что нового на свете.
Рассказывает интересно, рассказывает увлекательно.
Он ни на минуту не дает вам скучать.
Вы с интересом слушаете о самых сухих, но важных предметах.
Высказывает вам свои взгляды на вещи.
Вовсе нет надобности, чтобы вы с ним во всем соглашались.
Но то, что он говорит, должно быть основательно, продуманно, веско.
Вы иногда не соглашаетесь, но выслушиваете его со вниманием, интересом, как умного и приятного противника.
Он заставляет вас несколько раз улыбнуться меткому слову.
И уходит, оставляя впечатление с удовольствием проведенного получаса. Вот что такое газета. Газета…
Вы сидите у себя дома.
К вам приходит человек, для которого не существует расстояний.
Он говорит вам:
– Бросьте на минутку заниматься своей жизнью. Займемся чужой. Жизнью всего мира.
Он берет вас за руку и ведет туда, где сейчас интересно.
Война, парламент, празднества, катастрофа, уголовный процесс, театр, ученое заседание. Там-то происходит то-то.
Он ведет вас туда, показывает вам, как это происходит, делает вас очевидцем.
И вы сами присутствуете, видите, как, где и что происходит.
И полчаса поживши мировой жизнью, остаетесь полны мыслей, волнений и чувств.
Вот что такое газета»[7].
Особенно смело выступала газета в годы Первой русской революции. Ее тираж в 1905 г. составил 157 000 экземпляров. Газета приветствовала Манифест 17 октября, понимая, что это заслуга рабочих, а не либералов. Однако после подавления Московского восстания «Русское слово» заняла позицию «здравого смысла», открещиваясь от политики, сохраняя ранее принятый информационный характер.
«Русское слово» издавалось в основном на средства Сытина и собственные доходы. Газета никогда, за исключением военного времени, не прибегала к материальной помощи капиталистов и не получала правительственных субсидий. Это также выделяло ее из числа многих ежедневных изданий. Газета просуществовала до 1917 г.
Главную газету новостей в Москве во все годы между двух революций дополняли многочисленные справочные листки и деловые издания, которые в большинстве также носили информационный характер: «Курьер», «Московская биржа», «Справочный листок», «Газета-копейка», «Московские церковные ведомости» и др. Так что «фабрика новостей» работала с полной отдачей.
Короли московской журналистики
Из московских журналистов только за двумя закрепилось звание «королей». Это В.А. Гиляровский (1853–1935) – король репортеров и В.М. Дорошевич (1864–1922) – король фельетонистов.
У них были, разумеется, предшественники. Ю. Шрейер претендовал на звание короля газетного репортажа, И. Василевский-Буква – на короля фельетона. Оба петербуржцы. Однако они сошли со сцены как-то незаметно, и память о них почти заглохла.
Не то Дядя Гиляй и Влас Дорошевич. Их слава прогремела на всю Россию и жива до сих пор.
Гиляровский не был москвичом по рождению. Он родился в имении под Вологдой, где отец служил управляющим. Дорошевич – коренной москвич, много поживший, однако, и поработавший в Одессе. У обоих была нелегкая юность, каждому приходилось пробивать себе дорогу к знаниям, культуре, профессии.
Путь Гиляровского в журналистику был романтически необычен. Он прошел бурлаком по Волге, работал в калмыцких степях табунщиком, бывал и в задонских степях, служил актером в провинциальных театрах Саратова, Пензы, Воронежа, воевал добровольцем во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и снова играл на сцене.
В 1881 г. он перебрался в Москву и по рекомендации знакомых актеров стал сотрудничать как автор стихов в московских изданиях: «Русской газете», «Будильнике», «Развлечении». Затем он познакомился с Пастуховым, редактором-издателем «Московского листка», и почти два года отработал в этой газете репортером. Прошел жесткую школу репортерства у Пастухова, прекрасно знавшего город и его окрестности и умевшего обеспечить себя многочисленными источниками достоверной уголовной и прочей информации. Именно в «Московском листке» Гиляровский постепенно завоевывал любовь москвичей, уважение журналистов и литераторов.
Не легче и первоначальная судьба Дорошевича: детство в чужой семье, при живых родителях. Его мать – писательница Соколова сама прожила трудную жизнь литературного пролетария, поденщика и не могла, не хотела до 10 лет воспитывать ребенка. Дорошевич, как и Гиляровский, учился в гимназии, но оба не получили свидетельства об ее окончании. Дорошевичу в молодости пришлось испытать труд землекопа и грузчика, быть корректором, актером любительских театров. Его журналистская работа (анонимно, без подписи) началась с журнально-газетных мелочей в «Московском листке».
Почти одновременно с Гиляровским придя к Пастухову, он также прошел первоначальную подготовку как юморист и беллетрист в «Московском листке», главным образом в развлекательных приложениях к этой газете: «Веселый листок для чтения: на даче, в вагоне, на пароходе, в гостинице и дома» (1881), «Московская стрекоза» (1883), «Балагур. Сборник рассказов, очерков, сценок, стихов и мелочей. Составил «Веселый москвич» (1885). «Веселый москвич» – один из первых псевдонимов Дорошевича.
Выезжал он и на Нижегородскую ярмарку, чтобы помочь изданию ярмарочного приложения к газете Пастухова «Нижегородская почта». С середины 80-х годов он работает в таких журналах Москвы, как «Волна», «Будильник», «Развлечение», газетах «Голос Москвы», «Новости дня». В журнале «Волна» в 1884 г. появляется первый материал Дорошевича, подписанный псевдонимом «Дядя Влас» (по аналогии с псевдонимом Гиляровского – «Дядя Гиляй»), в «Будильнике» происходит знакомство с Гиляровским и Чеховым.
Дорошевич пишет много, очень много, чтобы заработать на хлеб, посмеяться над тем, что мучило с детства, злило и обижало. В «Новостях дня» он работал с В. Амфитеатровым. «Злоба дня» – так называлась одна из рубрик, которую заполнял в газете фельетонист. В ней он ведет хронику городской жизни, критикует железнодорожных тузов, анализирует городской бюджет (роспись доходов и расходов), строго и одновременно полушутливо характеризует Москву: «Город – старый брюнет (освещения мало) кашляет, в бане давно не был, читает по складам, легковоспламеняющийся, кому только не должный, очень скуп на благотворительность…»[8]
Мастерство Дорошевича как фельетониста набирает силу, и Пастухов в начале 1890 г. решает вернуть его в «Московский листок», чтобы помешать успеху «Новостей дня». Для этого Пастухову пришлось раскошелиться: гонорары Дорошевича росли. Все яснее становится сатирический стиль «мелочей», фельетонов Дорошевича. Чего стоит окончание его фельетона 1892 г., посвященного беспорядкам на Юзовских заводах в Донбассе:
«Юзовский рабочий, приговоренный к каторжным работам, говорит:
– Отдохнем!»
Энергичное изложение, короткая строка, ирония – вот определившиеся особенности стиля московского фельетониста.
Но смешное и занимательное, мелочное и сенсационное, чего неуклонно требует Пастухов, не дают выхода в большую литературу. В 1893 г. Дорошевич уезжает в Одессу, надеясь завоевать там славу, авторитет, как это делали подчас русские актеры, отправляясь служить в провинцию. Шесть лет работает в «Одесском листке», посещает Сахалин. И снова Москва.
Уже отшумела слава Гиляровского в «Московском листке». Позади репортажи с фабрики Морозова в Орехово-Зуеве, Кукуевская катастрофа, взволновавшая всю Россию. Теперь Гиляровский в солидной газете «Русские ведомости». Это лучшая газета в Москве, и не только в Москве, а в стране. Гиляровский доволен, хотя официальная, чопорная обстановка в редакции не всегда вдохновляет, радует журналиста. Он пишет рассказы и очерки: «На плотах», «Обреченные», которые одобрили Салтыков-Щедрин, Г. Успенский и другие почтенные литераторы. Как всегда, его волнует прежде всего Москва. Гиляровский пишет отчеты о пожарах, о скачках, рассказывает о ловле одичавших бездомных собак, о происшествиях в Подмосковье, о солнечном затмении 1887 г., о подземных работах по переустройству русла Неглинки, о московских городских бойнях и самый знаменитый репортаж – о катастрофе на Ходынском поле.
В дни коронации Николая II в 1896 г. при раздаче подарков случилась страшная давка, которая в силу нераспорядительности полиции, неудачно выбранного места, привела к человеческим жертвам. Сам Гиляровский оказался в гуще толпы, прижатой к стенке глубокого рва, и только благодаря сметке и физической силе смог вовремя выбраться на свободное место. Он один из всей массы журналистов-репортеров оказался свидетелем этого происшествия. Его репортаж воспроизвели многие периодические издания. После публикации репортажа в газете «Русские ведомости» иностранные корреспонденты приезжали к нему домой, чтобы посмотреть на этого богатыря и пощупать его бицепсы.
В 1899 г. судьба свела Гиляровского и Дорошевича, ставших известными, авторитетными журналистами, в новой газете «Россия» В. Амфитеатрова. Это было издание с драматической судьбой. В январе 1902 г. она была с треском закрыта правительством за публикацию фельетона Амфитеатрова «Господа Обмановы», направленного против царской семьи Романовых. Амфитеатров был сослан в Минусинск.
В «России» Дорошевич много пишет о судах, адвокатах («Звезды адвокатуры»), печатает очерки о театре, актерах, образовании, семье и школе, банках и банкирах («Ва-банк», «О банкирах» и др.), остроумную «Историю одного борова» – фельетон-памфлет на современную бюрократию. Он критикует в сатирических произведениях консервативную печать, ее деятелей: Грингмута, Мещерского («Охранительная печать»), Буренина – сотрудника «Нового времени» («Старый палач»). Сравнивая Буренина со старым сахалинским палачом-садистом, Дорошевич наносит удар по его авторитету фельетониста суворинской газеты.
Судебные фельетоны Дорошевича приравнивались к образцовым речам известных адвокатов по делам с косвенными уликами. Иногда они помогали спасти невинно осужденных людей.
Гиляровский продолжал давать репортажи о московской жизни. Но главное место в его материалах заняли смелые репортажи из Сербии, куда он выехал по требованию Амфитеатрова. Нужны были свежие, проверенные сведения о состоянии дел в Сербии, антинародной политике короля Милана. Гиляровский с риском для жизни справился с этим заданием, напечатал восемь репортажей. Но работа в газете оборвалась для обоих журналистов неожиданно в связи с публикацией фельетона редактора о Романовых.
На счастье, в это время книгоиздатель И.Д. Сытин решил реорганизовать издававшуюся в Москве с 1895 г. газету «Русское слово». Он давно присматривался к Дорошевичу, ездил к нему еще в Одессу и теперь решил пригласить в качестве редактора.
Дорошевич получил большие творческие и финансовые полномочия в газете: укрепил состав сотрудников, завел обширную сеть корреспондентов почти во всех городах России и за рубежом, стал приглашать известных писателей и скоро сделал газету одной из самых распространенных в России. Пригласил он и Гиляровского, с которым установились дружеские отношения.
С 1902 г. Дорошевич принял на себя общее руководство печатным органом и обязался давать не менее ста материалов в год, в том числе 52 воскресных фельетона. Дорошевич в годы работы в «Русском слове», печатал очерки, статьи о зарубежных странах, небольшие повести, воспоминания о людях театра и литературные памфлеты («Граф Витте», «И.Н. Дурново» и др.).
Фельетоны Дорошевича гремели на всю страну. Среди них можно назвать такие, как «Форма для журналистов», «Петербург и Россия», «Послание к кадетам», «Истинно русский Ермолай», «Дело о людоедстве», «Депутат III Думы», «Блаженная кончина» и многие другие.
Влас Михайлович Дорошевич (1864–1922)
Фельетон «Дело о людоедстве» построен на двусмысленном выражении в полицейском протоколе. Околоточный надзиратель Силуянов не вернулся домой, пропал. В тот же день на базаре был задержан в пьяном виде неизвестный человек, как оказалось, купец Семипудов, который похвалялся, что «ел пирог с околоточным надзирателем». Вот эти слова и стали предметом исследования полиции как невероятного каннибальского преступления!
Обрастая всевозможными деталями, это предположение полицейского одновременно делается содержанием газетной сенсации. Газеты, каждая на свой манер, трактуют, смакуют это событие. Здесь и придуманные автором газеты: «Завихряйские губернские ведомости», «Вечность», «Конституционное начало» и реальные – «Новое время», «Земщина».
События разрастаются, в них втягиваются не только журналисты, но и политические деятели, суд. Вся Россия следит за делом о людоедстве. Семипудову вынесен приговор – бессрочная каторга. И вдруг полицмейстеру города Завихряйска поступает рапорт пристава Зубова о том, что Силуянов найден совершенно голым за городскими свалками и признался, что вместе со знакомым купцом напился пьян и не помнит, где был и что с ним случилось.
У них были, разумеется, предшественники. Ю. Шрейер претендовал на звание короля газетного репортажа, И. Василевский-Буква – на короля фельетона. Оба петербуржцы. Однако они сошли со сцены как-то незаметно, и память о них почти заглохла.
Не то Дядя Гиляй и Влас Дорошевич. Их слава прогремела на всю Россию и жива до сих пор.
Гиляровский не был москвичом по рождению. Он родился в имении под Вологдой, где отец служил управляющим. Дорошевич – коренной москвич, много поживший, однако, и поработавший в Одессе. У обоих была нелегкая юность, каждому приходилось пробивать себе дорогу к знаниям, культуре, профессии.
Путь Гиляровского в журналистику был романтически необычен. Он прошел бурлаком по Волге, работал в калмыцких степях табунщиком, бывал и в задонских степях, служил актером в провинциальных театрах Саратова, Пензы, Воронежа, воевал добровольцем во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и снова играл на сцене.
В 1881 г. он перебрался в Москву и по рекомендации знакомых актеров стал сотрудничать как автор стихов в московских изданиях: «Русской газете», «Будильнике», «Развлечении». Затем он познакомился с Пастуховым, редактором-издателем «Московского листка», и почти два года отработал в этой газете репортером. Прошел жесткую школу репортерства у Пастухова, прекрасно знавшего город и его окрестности и умевшего обеспечить себя многочисленными источниками достоверной уголовной и прочей информации. Именно в «Московском листке» Гиляровский постепенно завоевывал любовь москвичей, уважение журналистов и литераторов.
Не легче и первоначальная судьба Дорошевича: детство в чужой семье, при живых родителях. Его мать – писательница Соколова сама прожила трудную жизнь литературного пролетария, поденщика и не могла, не хотела до 10 лет воспитывать ребенка. Дорошевич, как и Гиляровский, учился в гимназии, но оба не получили свидетельства об ее окончании. Дорошевичу в молодости пришлось испытать труд землекопа и грузчика, быть корректором, актером любительских театров. Его журналистская работа (анонимно, без подписи) началась с журнально-газетных мелочей в «Московском листке».
Почти одновременно с Гиляровским придя к Пастухову, он также прошел первоначальную подготовку как юморист и беллетрист в «Московском листке», главным образом в развлекательных приложениях к этой газете: «Веселый листок для чтения: на даче, в вагоне, на пароходе, в гостинице и дома» (1881), «Московская стрекоза» (1883), «Балагур. Сборник рассказов, очерков, сценок, стихов и мелочей. Составил «Веселый москвич» (1885). «Веселый москвич» – один из первых псевдонимов Дорошевича.
Выезжал он и на Нижегородскую ярмарку, чтобы помочь изданию ярмарочного приложения к газете Пастухова «Нижегородская почта». С середины 80-х годов он работает в таких журналах Москвы, как «Волна», «Будильник», «Развлечение», газетах «Голос Москвы», «Новости дня». В журнале «Волна» в 1884 г. появляется первый материал Дорошевича, подписанный псевдонимом «Дядя Влас» (по аналогии с псевдонимом Гиляровского – «Дядя Гиляй»), в «Будильнике» происходит знакомство с Гиляровским и Чеховым.
Дорошевич пишет много, очень много, чтобы заработать на хлеб, посмеяться над тем, что мучило с детства, злило и обижало. В «Новостях дня» он работал с В. Амфитеатровым. «Злоба дня» – так называлась одна из рубрик, которую заполнял в газете фельетонист. В ней он ведет хронику городской жизни, критикует железнодорожных тузов, анализирует городской бюджет (роспись доходов и расходов), строго и одновременно полушутливо характеризует Москву: «Город – старый брюнет (освещения мало) кашляет, в бане давно не был, читает по складам, легковоспламеняющийся, кому только не должный, очень скуп на благотворительность…»[8]
Мастерство Дорошевича как фельетониста набирает силу, и Пастухов в начале 1890 г. решает вернуть его в «Московский листок», чтобы помешать успеху «Новостей дня». Для этого Пастухову пришлось раскошелиться: гонорары Дорошевича росли. Все яснее становится сатирический стиль «мелочей», фельетонов Дорошевича. Чего стоит окончание его фельетона 1892 г., посвященного беспорядкам на Юзовских заводах в Донбассе:
«Юзовский рабочий, приговоренный к каторжным работам, говорит:
– Отдохнем!»
Энергичное изложение, короткая строка, ирония – вот определившиеся особенности стиля московского фельетониста.
Но смешное и занимательное, мелочное и сенсационное, чего неуклонно требует Пастухов, не дают выхода в большую литературу. В 1893 г. Дорошевич уезжает в Одессу, надеясь завоевать там славу, авторитет, как это делали подчас русские актеры, отправляясь служить в провинцию. Шесть лет работает в «Одесском листке», посещает Сахалин. И снова Москва.
Уже отшумела слава Гиляровского в «Московском листке». Позади репортажи с фабрики Морозова в Орехово-Зуеве, Кукуевская катастрофа, взволновавшая всю Россию. Теперь Гиляровский в солидной газете «Русские ведомости». Это лучшая газета в Москве, и не только в Москве, а в стране. Гиляровский доволен, хотя официальная, чопорная обстановка в редакции не всегда вдохновляет, радует журналиста. Он пишет рассказы и очерки: «На плотах», «Обреченные», которые одобрили Салтыков-Щедрин, Г. Успенский и другие почтенные литераторы. Как всегда, его волнует прежде всего Москва. Гиляровский пишет отчеты о пожарах, о скачках, рассказывает о ловле одичавших бездомных собак, о происшествиях в Подмосковье, о солнечном затмении 1887 г., о подземных работах по переустройству русла Неглинки, о московских городских бойнях и самый знаменитый репортаж – о катастрофе на Ходынском поле.
В дни коронации Николая II в 1896 г. при раздаче подарков случилась страшная давка, которая в силу нераспорядительности полиции, неудачно выбранного места, привела к человеческим жертвам. Сам Гиляровский оказался в гуще толпы, прижатой к стенке глубокого рва, и только благодаря сметке и физической силе смог вовремя выбраться на свободное место. Он один из всей массы журналистов-репортеров оказался свидетелем этого происшествия. Его репортаж воспроизвели многие периодические издания. После публикации репортажа в газете «Русские ведомости» иностранные корреспонденты приезжали к нему домой, чтобы посмотреть на этого богатыря и пощупать его бицепсы.
В 1899 г. судьба свела Гиляровского и Дорошевича, ставших известными, авторитетными журналистами, в новой газете «Россия» В. Амфитеатрова. Это было издание с драматической судьбой. В январе 1902 г. она была с треском закрыта правительством за публикацию фельетона Амфитеатрова «Господа Обмановы», направленного против царской семьи Романовых. Амфитеатров был сослан в Минусинск.
В «России» Дорошевич много пишет о судах, адвокатах («Звезды адвокатуры»), печатает очерки о театре, актерах, образовании, семье и школе, банках и банкирах («Ва-банк», «О банкирах» и др.), остроумную «Историю одного борова» – фельетон-памфлет на современную бюрократию. Он критикует в сатирических произведениях консервативную печать, ее деятелей: Грингмута, Мещерского («Охранительная печать»), Буренина – сотрудника «Нового времени» («Старый палач»). Сравнивая Буренина со старым сахалинским палачом-садистом, Дорошевич наносит удар по его авторитету фельетониста суворинской газеты.
Судебные фельетоны Дорошевича приравнивались к образцовым речам известных адвокатов по делам с косвенными уликами. Иногда они помогали спасти невинно осужденных людей.
Гиляровский продолжал давать репортажи о московской жизни. Но главное место в его материалах заняли смелые репортажи из Сербии, куда он выехал по требованию Амфитеатрова. Нужны были свежие, проверенные сведения о состоянии дел в Сербии, антинародной политике короля Милана. Гиляровский с риском для жизни справился с этим заданием, напечатал восемь репортажей. Но работа в газете оборвалась для обоих журналистов неожиданно в связи с публикацией фельетона редактора о Романовых.
На счастье, в это время книгоиздатель И.Д. Сытин решил реорганизовать издававшуюся в Москве с 1895 г. газету «Русское слово». Он давно присматривался к Дорошевичу, ездил к нему еще в Одессу и теперь решил пригласить в качестве редактора.
Дорошевич получил большие творческие и финансовые полномочия в газете: укрепил состав сотрудников, завел обширную сеть корреспондентов почти во всех городах России и за рубежом, стал приглашать известных писателей и скоро сделал газету одной из самых распространенных в России. Пригласил он и Гиляровского, с которым установились дружеские отношения.
С 1902 г. Дорошевич принял на себя общее руководство печатным органом и обязался давать не менее ста материалов в год, в том числе 52 воскресных фельетона. Дорошевич в годы работы в «Русском слове», печатал очерки, статьи о зарубежных странах, небольшие повести, воспоминания о людях театра и литературные памфлеты («Граф Витте», «И.Н. Дурново» и др.).
Фельетоны Дорошевича гремели на всю страну. Среди них можно назвать такие, как «Форма для журналистов», «Петербург и Россия», «Послание к кадетам», «Истинно русский Ермолай», «Дело о людоедстве», «Депутат III Думы», «Блаженная кончина» и многие другие.
Фельетон «Дело о людоедстве» построен на двусмысленном выражении в полицейском протоколе. Околоточный надзиратель Силуянов не вернулся домой, пропал. В тот же день на базаре был задержан в пьяном виде неизвестный человек, как оказалось, купец Семипудов, который похвалялся, что «ел пирог с околоточным надзирателем». Вот эти слова и стали предметом исследования полиции как невероятного каннибальского преступления!
Обрастая всевозможными деталями, это предположение полицейского одновременно делается содержанием газетной сенсации. Газеты, каждая на свой манер, трактуют, смакуют это событие. Здесь и придуманные автором газеты: «Завихряйские губернские ведомости», «Вечность», «Конституционное начало» и реальные – «Новое время», «Земщина».
События разрастаются, в них втягиваются не только журналисты, но и политические деятели, суд. Вся Россия следит за делом о людоедстве. Семипудову вынесен приговор – бессрочная каторга. И вдруг полицмейстеру города Завихряйска поступает рапорт пристава Зубова о том, что Силуянов найден совершенно голым за городскими свалками и признался, что вместе со знакомым купцом напился пьян и не помнит, где был и что с ним случилось.