«Газета «Новое время», – пишет Дорошевич, – заявила по этому поводу: «Жив околоточный – доброго ему здоровья! Заниматься же ныне вопросом: что хотел сказать купец, когда говорил, что ел «пирог с околоточным надзирателем», ей-Богу, грешно. Мало ли что какой купец скажет. Купцов много… Надо о выборах думать теперь, а не о купцах с околоточными»[9].
   Тем не менее в конце фельетона помещена телеграмма, полученная из Иркутска, о том, что в партии каторжников проследовал людоед Семипудов…
   Фельетон Дорошевича – сатира на тупость нижних полицейских чинов, полицейского начальства, пародия на скандальную сенсационную прессу (причем каждая газета у автора в присущей ей манере сообщает о происшествии), и глупость судей, и дикость нравов доверчивых запуганных обывателей, и крутую политику администрации по отношению к прессе, обществу. Газета «Вольность», о которой говорилось в фельетоне, «просуществовала три дня», газета «Конституционное начало» «просуществовала два дня». Газета «Вольное вече» за напечатание статьи «Съел ли Семипудов околоточного?» была прекращена на 18 лет. По делу купца были арестованы: весь состав местной земской управы, редакция «Завихряйского свободного слова», учителя и учительницы и даже адвокат, «участвовавший в защите крестьян в Пермской губернии».
   Фельетон Дорошевича «Депутат III Думы» высмеивает нравы, поведение депутатов, их бесполезность. К Огурцову, депутату от провинциального города, октябристу приходит земляк, «согражданин», как пишет автор. Депутат ждет, что посетитель будет просить его о каком-либо важном деле, и уже заранее распинается в верности избирателям, идеалам общественного служения, готовности жертвовать собой ради интересов тех, кто его избрал в Думу. Но посетитель, купец, совершенно неожиданно просит депутата привезти ему и другим избирателям из Питера хороших закусок, галантерейных товаров, граммофонных пластинок и… порнографических открыток.
   «– Дюжинки две. Да валяйте четыре. У нас разойдется.
   – Больше никаких-с».
   В Петербурге Огурцов в одном из магазинов сталкивается с политическим противником – депутатом от кадетов Охлестышевым. Оказывается, и тот, исполняя наказы своих избирателей, покупает в Петербурге дамские принадлежности. И депутат крайне правых Ошметкин, и социал-демократ Кинжалидзе озабочены тем же.
   Много проблем поднимал в своих статьях, фельетонах Дорошевич в период между двумя революциями: критиковал национальную политику царизма, резко протестовал против дела Бейлиса, осуждал Ленский расстрел рабочих в 1912 г., высмеивал лидеров политических партий (Гучкова, Пуришкевича, Стаховича), государственных деятелей.
   В последний год работы в «Русском слове» летом 1917 г. Дорошевич печатал цикл фельетонов «При особом мнении» и среди них – фельетон «Стенька-разинщина», где критиковал Ленина. Отдавая должное его популярности в Петрограде, журналист предостерегал от повторения кровавых событий Парижской коммуны. Дорошевич изучал и хорошо знал историю Франции и французских революций, боялся гражданской войны в России, оставаясь все эти годы сторонником философии «здравого смысла».
   В конце 1901 г. в работу «Русского слова» включился и Гиляровский. В сентябре он опубликовал очерк «Под землей», где рассказал о впечатлениях репортера, побывавшего в артезианском колодце и в трубе, в которую заключено русло Неглинки. В декабре – очерк «Драматурги собачьего зала» о переписчиках ролей, позднее целиком вошедший в книгу «Москва и москвичи», и репортаж о пожаре строящейся гостиницы «Метрополь».
   В 1902 г. им помещен в газете большой цикл очерков, корреспонденции из Болгарии, передающих впечатления от празднования в Болгарии 25-летия победы в освободительной войне 1877–1878 гг. против турецкого порабощения. Позднее, благодаря репортажу Гиляровского «На краю голодной смерти», москвичами была оказана щедрая помощь бедствующей болгарской семье, остановившейся в гостинице «Дон» на Арбате.
   В 1902 г. Гиляровский дважды пишет о постановке в Художественном театре пьесы М. Горького «На дне», организует знаменитое посещение артистами и художниками театра Хитровки, где благодаря своей находчивости и знанию нравов «дна» предотвратил драку и ограбление посетителей.
   В «Русском слове» Гиляровский пишет о непорядках в родильных домах: там не хватает мест, о детях-беспризорных, о недопустимости перевозки крестьян-переселенцев в вагонах для скота, о неточных и ложных сообщениях ряда газет («Три тысячи бритых старух»), о гнилых нитках и поддельных винах.
   В репортаже «Учащиеся работницы» от 21 октября 1904 г. он рассказал о жизни слушательниц московских акушерских курсов при Московском воспитательном доме:
   «Два года жизни впроголодь. Два года беспрерывной работы при напряженных нервах, работы часто без сна, неделями не раздеваясь.
 
   Владимир Алексеевич Гиляровский (1853–1935)
 
   В маленькой дежурной комнатке с четырьмя кроватями и столом посередине их помещается день и ночь тринадцать, а иногда сорок.
   Сидят, разговаривают. Устало дремлют вокруг стола. Пьют чай иногда только с черным хлебом. Кто что принесет из дома. Днем им дают на дежурстве по тарелке супу и по котлетке, но не на всех, а на половину собравшихся. И они делят пополам все, что принесут им.
   Ночь. Они дремлют вокруг стола или по четверо спят поперек кровати в своей дежурке. Вдруг звонок от швейцара и бежит вниз…» Работа и учение без каникул, за слушание лекций – плата 35 рублей.
   Незаурядным оказался его репортаж «Ураган» в 1904 г. В нем речь шла об урагане и смерче в Москве в районе Карачарова и Сокольников. Репортаж был памятен для автора не только силой впечатления, произведенного самим происшествием, но и тем, что газета, где он был напечатан, достигла в тот день рекордного числа экземпляров – 100 тысяч.
   Гиляровский писал, что он «по счастью» оказался в центре событий, т. е. в центре сокрушительного вихря. По его рассказу об этом можно достаточно точно установить и местонахождение журналиста, и время, и маршрут следования его по пораженной стихией местности вплоть до возвращения в редакцию.
   Смерч небывалой силы застал репортера где-то в районе Лефортова. Отсюда он направится через Краснопрудную улицу в Сокольники. Там берет извозчика и скачет в редакцию, по пути заезжая в Басманную и Яузскую больницы, полицейские части.
   Ураган застал Гиляровского в Лефортове около 5 часов вечера. В 10 часов журналист был уже в редакции. Два часа в кабинете Дорошевича не переодеваясь, в пыли, он пишет репортерский отчет. Два часа спит здесь же на диване, затем читает набор полосы. Дорошевич заканчивает верстку номера, и в 2 часа ночи они вместе снова едут на место происшествия. С 3 часов обходят район бедствия и к 7 часам возвращаются в редакцию подавленные увиденным. «Впечатление ужасное», писал Гиляровский в очередном номере газеты об урагане, вызвавшем человеческие жертвы и большие разрушения.
   Особо следует отметить репортаж под названием «Праздник рабочих» – это рассказ о праздновании Первого мая в Сокольниках. Такой праздник уже давно стал традиционным весенним гуляньем москвичей. Но 1905 г. был особым.
   «О первом мая в Сокольниках говорили давно, – пишет Гиляровский. – Носились слухи о «бунте», об избиениях, разгромах. Множество прокламаций в этом духе было разбросано всюду. Многие дачники из боязни этого дня не выезжали в Сокольники, и дачи пустуют.
   Но это был намалеванный черт, которого, оказалось, бояться нечего.
   Гулянье 1 мая в Сокольниках прошло благополучно. Народу было 50 000…
   Подстриженные, причесанные, одетые по средствам и обычаю рабочие все были чисты, праздничны, и сновавшие между ними хулиганы и «ночные сокольничьи рыцари» ярко отличались от них.
   И когда эта «рвань коричневая» подходила к группам рабочих, ее встречали не совсем дружелюбно…»
   Далее шел рассказ о кратковременной панике, спровоцированной хулиганами среди гуляющих, когда люди в страхе бежали, давили друг друга, а хулиганы грабили публику, воровали часы, бумажники.
   «Москвичи, натерпевшись страху в десятиминутной панике, убрались восвояси, кто на трамвае, кто на извозчике, кто пешком.
   Рабочие остались в роще, заняли чайные столики, снова стали собираться в свои партии…
   Часу в седьмом образовалась… одна партия, человек в триста, которая прошла по четвертому просеку до линии Московско-Ярославской ж.д. и на 5 версте, на полотне, расположилась, и начались речи…
   В самый разгар речей вихрем по 4-му просеку налетел взвод казаков, и толпа скрылась в чаще леса.
   Это был последний эпизод в Сокольничьей роще 1 мая…
   Все страхи и ужасы этого дня, навеянные некоторыми газетами и массой прокламаций, оказались вздорными.
   Пусть же празднуют и рабочие!
   Пусть 1 мая в Сокольниках будет их день.
   Как Татьянин день для студентов…»[10]
   Журналист сроднился с Москвой, переживал ее беды и неустройства, удачи и достижения. Много бродя и разъезжая по столице, репортер не мог не обратить внимания на названия улиц и переулков. Он рассказал об этом в фельетонной заметке «Пора бы…», опубликованной в «Русском слове».
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента