Борисенко Игорь. Путь мертвеца

   – Дети тоже жестоки. Они обрывают крылья у мух, вешают кошек и сдирают шкуру с собак. Своих сверстников послабее они всячески притесняют, обзывают, унижают. Убивали бы, если б не боялись взрослых. Кочевники же могут убивать и людей, не страшась наказания – ибо нет над ними больше взрослых. Жестокость вообще правит миром, Лимбул. Глупо обвинять в ней только кочевников. Разве мы с тобой не жестоки? Я мог бы обездвижить тех лейденцев, что мы встретили недавно, а не убивать их.
   – Они заплатили за наглость! – воскликнул Лимбул. – Не надо на себя наговаривать, вы ведь не хотели драки до последнего момента, пока они не пустили стрелы.
   – Все это неважно. Сильный волен казнить и миловать: он часто способен разрешить спор со слабейшим без кровопролития.
   – Отчего же вы убили их? – Лимбул осторожно наклонился вперед, пытаясь заглянуть в пустое, отрешенное лицо хозяина.
   – Потому что мне уже все равно. Если я умер, то какой мне резон думать о других?
   – А… – пискнул Лимбул, но голос его сорвался. Он облизнулся и начал заново. – А я, Мастер? Мне вы тоже дали бы умереть просто и без раздумий?
   – Нет, – криво ухмыльнулся Девлик. Лицо слуги озарила робкая улыбка. – Пока ты мне нужен. Потом – увы, мне тоже будет все равно.
   День прошел, солнце садилось у них за спинами, окрашивая просторы степи в красноватые оттенки. Небо на востоке наливалось темнотой, похожей на сгущающийся черный дым. Жара понемногу спадала, травяные волны набирали новую силу, когда прохладный ветер летел со стороны наступающей ночи.
   Для костра Девлик велел набрать побольше свежей травы. Вообще-то они разводили крошечный огонь – только для того, чтобы быстро сварить для Лимбула кашу или суп. В степи очень мало топлива, так что по дороге слуга подбирал и сухие ветки редких кустов, и пучки прошлогодней травы, даже засохшие лепешки дерьма лейденских антилоп. На сей раз Девлик поджег стожок собранной Лимбулом травы; поддержанное волшебством пламя принялось упорно поглощать наполненные влагой стебли и источать в темные небеса густой, белесый дым.
   – Хорошо! – довольно пробормотал Девлик. – Пусть степняки видят, где мы находимся, чтобы потом им было проще найти нас.
   – Вряд ли они прибудут так быстро, – засомневался Лимбул.
   – Сегодня – вряд ли, – согласился колдун. – Завтра тоже, и послезавтра… А вот через три дня вполне могут и прибыть. При условии, что знающий человек окажется у царя под боком.
   – И все же, мне немного боязно, – прошептал Лимбул. Он заварил каши и сейчас ждал, когда варево остынет. – Ведь нельзя наверняка поручиться, что там на уме у этого царька! Вдруг он, супротив всех здравых размышлений, пошлет сюда тысячу воинов, чтобы нас истребить.
   – Если он хочет лишиться тысячи воинов – пусть посылает, – равнодушно ответил Девлик. Он стоял спиной к костру, глядя на разливающийся по западному горизонту багровый закат. Солнце, четко очерченный красный шар, медленно опускалось к черному краю земли, а вокруг него клубилась мутное марево теплого воздуха, стремящегося от разогретой земли к остывшим небесам.
   – Вам-то хорошо говорить, – едва слышно прошептал Лимбул. – Вам стрелы не страшны. Вы отобьетесь. А меня могут ненароком и прикончить.
   – Не бойся! – резко воскликнул Девлик, хотя и не оборачиваясь. – Я ведь сказал, что пока ты мне нужен, бояться нечего! Я стану беречь тебя как самого себя!
   – Этого я и боюсь, – снова вздохнул слуга. С выражением глубочайшей скорби на лице, он придвинул к себе котелок и засунул в него нос. Из-за недостатка воды каша слегка подгорела, но все равно пахла аппетитно.
   Позже, когда Лимбул, сытый и успокоенный этим, готов был заснуть, Девлик вдруг заговорил:
   – Как странно смотреть в небо! Оно одновременно пугает и радует, затягивает в себя и заставляет прятать глаза.
   – Я в него не гляжу, – сонно ответил Лимбул. – Говорят, небо может выпить душу. Или околдует. У тех, кто заколдован, в зрачках видно мелькающие звезды. От них лучше держаться подальше.
   – Отчего оно так не похоже на землю? Для чего придумано? – Девлику казалось, что он против своей воли приподнимается над землей и парит, плывет куда-то по воле неведомых сил. Он боялся разбираться в ощущениях, но выходило так, что его это пугало и возбуждало одновременно. Как может пугаться труп? Кого ему бояться? – отчаянно спрашивал он сам себя, но облегчения это не давало. Внутри все перемешалось и бурлило. Ему чудилось, как из неведомых, черных глубин, прятавшихся где-то в районе груди, медленно проявляется нечто чуждое и подавляющее. Что же это? Небо, выпивающее его душу? Душу, которой у него давно нет?? Или же чары, наложенные на мертвое тело, слабеют. Сейчас неведомое вырвется наружу, разорвет гнилую оболочку и распылит ее на мелкие кусочки. Он перестанет существовать. С ужасом и радостным трепетом он понял, что ждет не дождется, когда произойдет что-то подобное.
   Но странное ощущение пропало. Девлик с удивлением услышал голос Лимбула, как видно, давно о чем-то рассказывающего.
   – Как говорится в Истории Мира, Герерн, отец Наодима, повелел быть прекрасной земле, с лесами и реками, морями и горами. Повелел быть людям со скотом и домами. Увидали все это злые демоны, жившие в предвечной бездне, и подумали – сладко, вкусно выглядит! Отведаем от его лакомого кусочка. Тогда Герерн отгородил Мир прочной завесой и поставил ходить вдоль нее двух стражей с фонарями – Луну и Солнце. А демоны так и сидят за преградой, скулят и глядят на нас своими алчущими глазами каждую ночь, потому что у Луны в фонаре масло кончается. Скоро он погаснет совсем, тогда демоны осмелеют, бросятся все разом, преграду проломят и нас всех сожрут. Надеюсь, я к тому времени успею помереть.
   – Откуда ты взял эту страшную сказку!? – спросил Девлик, приподнимаясь со своего плаща на локте. Лимбул лежал с другой стороны костра, предусмотрительно закрывшись от пугающего неба одеялом. – У моря Наодима все верят, что Солнце – сбежавший муж, а Луна – преследующая его жена! И про то, что у Наодима был отец, я ни разу не слышал.
   – Это от бернингов. Есть такой народ, что живет в каменных холмах южнее Зэманэхэ. Я там был раз, вот и наслушался…. Мрачный они народ. Про море и слышать не хотят – говорят, враки мол, что столько много воды может за раз быть. Наодим по их преданиям вырыл пещеры в глубине холмов, чтобы когда демоны наконец на землю обрушатся, род людской не прервался. Они, бернинги значит, пересидят, дождутся, когда демоны проголодаются и уйдут искать себе пищу в других мирах. Тут они из-под земли выйдут и возродят жизнь в этом мире.
   – Никогда о бернингах не слыхал.
   – Понятное дело. Они ведь тайком живут – боятся, как бы демоны про них не прознали. Тощие все, бледные, глаза – как у кошек. Если к ним попал, то наружу вырваться сложнее сложного. Живьем не выпускают.
   – Как же ты сбежал?
   – По реке выплыл. Я тогда молодой совсем был, ростом маленький, плечи – с ваш локоть, не больше. Поперек реки решетка стояла, так я между прутьями протиснулся. Сколько плыл – не помню, пока меня на поверхность не вынесло.
   – Богатая на события жизнь у тебя была, Лимбул… Или ты все это сочиняешь?
   – Где мне, – было слышно, что слуга широко улыбнулся. – Человеку такого ни в жизнь не придумать, что на самом деле случается.
   – Ладно, спи давай, не то завтра с седла свалишься.
   – Слушаю, мой господин!
 

*****

 
   Еще целую неделю дни походили один на другой, как две капли воды. Потом зарядил нудный, прямо таки осенний дождичек – мелкий, тихий, льющийся из низких серых туч без грома и молний. Разом похолодало, так что на ночь приходилось ставить палатку. У Лимбула понемногу кончались запасы сухарей и крупы, кони давно ели только траву. Впрочем, в степи частенько встречались гнезда перепелов и жаворонков, норы сусликов и сурков, иногда попадались мелкие стада лейденских степных антилоп – тонконогих, хрупких животных, с которых мяса набиралось чуть-чуть. Охота у Лимбула редко получалась удачной, потому как раненная рука до сих пор давала о себе знать, и натянуть тетиву лука было для него сущим мучением. Приходилось вступать в дело Девлику: он нашел в сумке гладкий маленький камень с руной Невидимой Длани и пускал его, как из пращи. Что суслику, что оленю разбивало голову на ста с лишним саженях.
   Время от времени прежняя унылая равнина вдруг складывалась в череду холмов, круглых, крутобоких, похожих на торчащие из земли гигантские головы. То они появлялись, то исчезали, причем случалось это чаще с каждым днем. Больше стало ручьев, опять обнаруживались маленькие впадины-озерца, наполненные водой после недавнего дождя. Склоны холмов украшали поросли кустарников и даже плотные группы ореховых деревьев, покрытые цветами. Тут и там приходилось объезжать глубокие овраги, предательски поросшие ивняком. Под пологом переплетенных ветвей и плотным покровом листвы бормотали потоки воды, текущие от родников. С вершин холмов можно было видеть, что совсем недалеко по горизонту тянется узенькая полоска – лес. Похоже, Лейда кончалась.
   Действительно, уже на следующий день они достигли леса. Сначала деревья стояли разрозненными группами или даже поодиночке. Молодые тополя, кривые карагачи, орешник, в низинах – заросли тоненьких осин. На лугах между рощами теснились странные кочки, норовящие подлезть под копыта коней. Один раз старик Дикарь споткнулся так сильно, что Девлик едва не вылетел из седла. Вернее, он вылетел, но у самой земли успел обрести контроль над своим полетом и немедленно взмыл наверх, зависнув на высоте двух человеческих ростов. Опасности не было, и колдун вернулся в седло. Дикарь виновато фыркал и пытался повернуть голову, но седок заставил его продолжать путь.
   С тех пор, как они оказались среди деревьев, экономить воду и дрова не было необходимости. Почти сразу им попался жирный заяц, а следом – куропатка. Погода тоже незаметно поменялась: после полудня небо затягивали почти сплошным покровом белые кучевые облака, оставляющие для солнца редкие прорехи. Однако, снова стало довольно жарко. Появилось множество комаров и слепней. Девлика они, конечно, игнорировали, но коням и Лимбулу приходилось хуже. Ночами ветер шумел в листьях, гудел и посвистывал, отчего иногда казалось, будто наступила зима и на дворе метель.
   Потом рощи, которые чередовались с лугами, уплотнились и сдвинулись. Просторные пустые пространства пропали, остались только крошечные лужайки, да и те попадались по две за день. Девлик и его спутник въезжали в главный массив леса, о котором не знали ровным счетом ничего – как он называется, на сколько льюмилов тянется, какие звери тут живут, чего следует опасаться. Терманкьял, похоже, перехитрил обоих: не прислал ни войска, ни проводника. В последние несколько дней Лимбул порывался повернуть на поиски царского становища, чтобы спросить с него за оставшиеся без ответа подарки, но Девлик не собирался сворачивать с пути.
   – Отсутствие проводников не помешает мне пересечь этот лес, – ответил он на прямой вопрос слуги. – Искать Терманкьяла – значит потерять не меньше недели. Я не могу себе этого позволить.
   – Сколько мы потеряем, блуждая по лесу? – пробормотал Лимбул, стараясь не выглядеть слишком недовольным.
   – Нисколько. Будем двигаться прямо на восток. Нет таких препятствий, которые могли бы нас остановить.
   – Угу. Быстро же мы будем скакать через чащу и буреломы! – посетовал Лимбул, но больше не возмущался.
   Как оказалось позже, опасения тревожили его совсем не зря. То, по чему они ехали в то время, было ничем иным, как пространной опушкой. Редкий лес, проплешины, иногда – узенькие ручейки. Потом они выехали на длинный, узкий луг, одним концом упиравшийся в топкое болото, другим уходящий за поворот. Впереди черной, зловещей стеной стоял такой плотный хвойный лес, что даже Девлик смотрел на него, озадаченно нахмурившись. Строй елей, пихт, тощих сосен напоминал изготовившееся к бою войско, которое было полно решимости не пустить путешественников вперед. У корней деревьев густо росли папоротники и колючие кусты ползучей ежевики, торчали корявые ветви упавших и превратившихся в гнилые колоды стволов.
   Так как день шел к концу, Девлик решил устроить привал. Лимбул по привычке натолкал в костер свежих ветвей; зеленая хвоя сгорала с ревом и густым зеленовато-желтым дымом, который выгибался высоко над лесом неровным коромыслом. Оказалось, привычка в нем сработала не зря – уже в темноте со стороны опушки вышел человек, ведущий за собой низкорослого коня. По кожаным, истертым одеждам и шапке из овечьей шерсти можно было безошибочно узнать кочевника.
   – Э-аа! – протяжно воскликнул он, приветственно взмахивая рукой. – Скажите мне, добрые путники, не носит ли один из вас славного имени Сорген?
   – Это я, – едва шевельнулся Девлик, успевший устроиться в стороне от чадящего костра, головой на седле. Быстро шепнув заклинание Ночного Глаза, он всмотрелся в "гостя". – Что тебе нужно?
   – Царь царей Терманкьял отправил меня, чтобы сопроводить тебя на восток. Он приносит тебе, Величайший из чародеев, извинения за то, что так долго не мог никого прислать. У народа Лейды немного охотников, осмеливающихся заходить далеко в Темный лес. К тому же, люди боятся идти с колдуном.
   – А ты – нет?
   – Царь схватил мою жену и дочерей. Теперь я уже не задумываюсь о страхе перед волшебством.
   – Узнаю добряка Терманкьяла! – Девлик даже взмахнул рукой. – А ты на самом деле знаешь эти леса, или просто один не успел спрятать семью?
   – Знаю. Царь не послал бы тебе человека, от которого нет толка.
   – Как знать, как знать.
   – Он благодарит за подарки и желает многих лет, здоровья, вина и женщин, – при этих словах кочевник степенно поклонился. Девлик криво усмехнулся.
   – Эти его пожелания запоздали… но неважно, не пугайся. Должен сказать, что ты прибыл как нельзя вовремя. Мы уже очень рассердились на царя и собирались наслать на него жестокую и позорную болезнь, лишающую мужской силы.
   – Увы мне! – закричал кочевник. – Вы еще не совершили колдовство? Иначе моей семье конец.
   – Не волнуйся. Ты успел в самый раз. Завтра мы углубимся в лес.
   – Увы мне! – снова завопил кочевник.
   – Что теперь? – недоуменно спросил Девлик.
   – Ничего, ничего, господин. Я просто горюю о своем хозяйстве. Славен владыка-царь, честь – сослужить ему службу. Но мои овцы, мои кони, мои быки? Они передохнут или будут разворованы без присмотра. Жена и дочки в зиндане, у старших сыновей давно свои заботы, младшего убили зимой в Энгоарде.
   – Ничего. Если сослужишь хорошую службу, я дам тебе золото – купишь себе новых коней и овец, толще прежних.
   – О, спасибо, господин мой! – кочевник просиял и снова глубоко поклонился.
   – Как тебя зовут?
   – Ичкил.
   – Садись, отведай зайчатины и отдохни. Значит, говоришь, царю понравились подарки?
   – Он доволен ими. Вот, послал тебе целый бурдюк лучшей браги!
   – Потом не забудь передать ему мою искреннюю признательность за эту немыслимую щедрость, – Девлик сделал знак и Лимбул, проворно вскочив с одеяла, принял из рук Ичкила бурдюк. Постояв в нерешительности, юноша за спиной кочевника небрежно бросил подарок подальше от сложенных вместе вещей. Ичкил тем временем неспешно, но ловко снял с коня тюки, расседлал его и спутал ноги. Седло, упряжь, легкое копьецо, лук, круглый щит и прочие вещи он сложил поближе к костру, затем скинул верхнюю одежду вместе с сапогами, оставшись только в грязном исподнем белье. Росту он был среднего, телосложения крепкого. Смуглое лицо украшали вислые сивые усы и редкая поросль на щеках, в ушах висели небольшие серебряные сережки, обозначавшие у кочевников заслуженного человека. В войске такие ходили сотниками, если Девлик правильно помнил. Подсев к костру, Ичкил без стеснения выбрал кусок зайчатины побольше и пожирнее, мгновенно ее обглодал до костей, сыто рыгнул и запил из собственной фляжки. Судя по кислому аромату, там тоже была брага, возможно, разведенная водой, но до сих пор шибающая в нос своим «ароматом». После ужина, а особенно – после возлияния, кочевник пришел в благодушное настроение. Морщины на его лице немного разгладились, он перестал горбиться и даже расправил плечи.
   – Ты знаток восточных стран? – спросил Девлик, когда Ичкил перестал цыкать зубами и выковырял из них все застрявшие кусочки мяса. Быстро соорудив себе нечто вроде лежбища из снятых одежд, с седлом в изголовье, степняк устроился в полулежачем положении.
   – Грешно хвастать, тем более, тут и стран-то нету, – пробормотал он и бросил косой взгляд на колдуна – не серчает ли за то, что Ичкил так запросто устроился и говорит без особого почтения. Лицо колдуна было безмятежно, не выдавая в нем вообще никаких признаков жизни. Только отсветы костра шевелили на щеках неровные желтые пятна, да тени дрожали в глубоких глазницах. Ичкил приободрился и продолжил тем же спокойным, размеренным голосом. – Любому приличному человеку из степей мерзостно в этом сыром и темном месте. Однако же, пришлось, пришлось мне здесь бывать. Двадцать лет назад пошли мы сюда войной: Великий царь Волуян и три тысячи его лучших воинов. Я тоже. Царь тогда был уже стар, годов шестьдесят, и, увы мне, разумом немного помутился. Наслушался сказок, будто в тутошних лесах прячутся несметные сокровища, чудеса да редкости.
   Застыв, Ичкил некоторое время молчал – не то размышлял, не слишком ли смело он отозвался об отце Терманкьяла, не то подумывал о возможности хлебнуть еще глоток браги. Лимбул, с началом рассказа навостривший уши и подвинувшийся ближе, нетерпеливо подстегнул его:
   – Ну, а чего дальше-то было? – речь кочевника он понимал прекрасно и сам мог говорить на его языке. Как много лет назад Сорген получил в подарок от Ргола перстень-переводчик, так и Лимбул недавно получил от своего покровителя, Девлика, подобную безделицу. Правда, оказалось, что под рукой у того была только женская брошка – цветок с рубиновой серединкой и белыми эмалевыми лепестками. Юноша ни за что не хотел носить его открыто и прицепил внутри, на левый борт куртки. Иногда брошь больно колола его в ребро, но он готов был терпеть это ради понимания всех без исключения языков, кроме тайных слов Черных и Белых.
   – Дальше были болота, – степенно ответил наконец Ичкил после того, как смерил Лимбула подозрительным взглядом. Здесь весь лес – сплошные речки и болота; одно в другое переходит. Очень трудно было идти, хотя болота по лету высыхают и пройти по ним можно. К тому же, в одном месте, как нарочно, как мостик, стоит каменная гряда, в точности с запада на восток, поперек болот. Идет на три дня пути, не меньше! Пока мы ее нащупали, несколько человек в болоте сгинули. Наш десятник тоже пропал, а меня на его место поставили. Увы мне! Лучше бы я вообще не ходил! Трудно было. Комары нас так искусали, что у нас лица стали серые, совсем бескровные. Иной раз спящие вовсе не вставали – до смерти их грызли!
   Лимбул с сомнением хмыкнул.
   – Я пока не заметил тут особо злых комаров. У нас на юге есть места, где посильнее едят!
   – Подожди, дойдем до болота! – раздраженно откликнулся Ичкил. – Погляжу, как ты там заговоришь, когда губы опухнут и глаза заплывут.
   – Ну-ну, – опять недоверчиво бросил Лимбул. – Ты давай дальше рассказывай. Или вы комаров испугались и повернули?
   – Мы никого не боялись! – с жаром воскликнул Ичкил, приподнявшись на локте. Словно в насмешку, в этот момент его укусили и кочевник стал ожесточенно колотить себя по шее и растирать зудящее место. Девлик шевельнул рукой, отгоняя с помощью магии кровососов подальше от костра и людей. – Наш царь никому не позволял свернуть! Мы прошли по болоту и вступили в чащу, по сравнению с которой эта вот – что твоя степь. Два дня посылали разведку во все стороны, но прохода так и не нашли. Подались напролом, по самым дебрям. На вторую ночь налетели на наш лагерь неведомые страшилища и захватили царя в плен. Проваливайте, говорят, или мы его убьем!
   – Так они и говорить умели! – Лимбул бесцеремонно прервал рассказчика и, как учуявший кровь хорек, тянул к нему свой нос. – А как выглядели? Вы их хорошо рассмотрели?
   – К чему на них смотреть? Противные небу и солнцу твари, прятавшиеся в тени. Когти длинные, зубы острые, ревут – как царская труба. Спрячутся в чащобе и воют оттуда, рыщут вокруг, только треск стоит. Тысячи, не меньше! Что нам было делать? Только поворачивать. Прошли мы по своим следам обратно, на западную сторону болота перебрались – тут нас царь и догнал. Злой, голодный, обтрепанный и комарами покусанный. Десять человек разом казнил… Я тогда в сотники как раз выбился. Хотел было царь повернуть снова в лес, наказать чудовищ как следует, но колдун его отговорил, сказал, что луна неправильно на небе стоит, чтобы войну с нелюдями затевать. Потом слышал я, будто гадали на золе и вышло, что чудовища те – демоны, рожденные в незапамятные времена на Мертвом Востоке. Кто ж с такими сладит? Тут царю пришлось забыть про свои сокровища и возвращаться обратно в степь. Хотел он потом вернуться с большим войском, нанять на Белом море сильных волшебников. Посылал нас несколько раз на разведку – через болото, проходы сквозь чащу искать. Я, тогда помнится, один раз тремя сотнями командовал, когда наш начальник отравился да помер. Стал бы и тысячником.
   Тут Ичкил снова замялся, завертелся с бока на бок. Наконец, решившись, он вынул фляжку и сделал изрядный глоток.
   – Это что, все? – недоуменно спросил Лимбул. – Конец твоей сказочке?
   – То не сказка! – зло ответил Ичкил хриплым голосом. – Все правда, истинная! Только царь Волуян помер вскоре и никакого похода больше не было. Так и не стал я тысячником, ибо Терманкьял войной мало на кого ходил и половину войска разогнал, чтобы не кормить и не сеять рядом с собой смуту. Но я здешние леса еще несколько раз возвращался.
   – Зачем? В темень и сырость?
   – Здесь зверь живет с хорошим мехом. Называется лаской, живет на деревьях. Мы, когда с Волуяном шли, несколько штук убили, так нам потом за них хорошую цену дали в Сурахии. Поэтому я и ездил, пока золота не набрал себе на табун хороший. После этого уже лет десять тут не бывал… ну да что тут изменится? Это же не степь.
   – Ага, – хохотнул Лимбул. – В степи-то небось трава каждый год по своему вырастает?
   Ичкил укоризненно поглядел на зубоскала, но ничего отвечать ему не стал. Он глянул на колдуна: тот неподвижно лежал, словно мертвец, с остекленевшими глазами, даже грудь у него не шевелилась. Тогда кочевник с кряхтением повернулся на бок и закрылся попоной. Лимбулу ничего не оставалось делать, как только последовать его примеру.
   Утром степняк повел их на северо-восток: именно там, по его словам, начиналась тропа в болоте. Ехали они узкой поляной, тянувшейся по берегу мутной тихой речки. Со временем для проезда осталась узкая тропа, проделанная зверьем: слева заросли мелких елок, справа стена ивняка, малины и бузины на самом берегу. С той стороны стояли мрачной стеной высокие деревья: сосны со стволами, желтыми снизу и темневшими кверху, сизо-зеленые ветлы у самой воды, редкие тоненькие березки в глубине, почти задушенные соседними елкам и пихтами. Трава в подлеске стояла такая высокая, что коней в ней скрыло бы выше брюха, пожалуй. Просвета не было ни к обеду, ни к вечеру. Ичкил, первую половину дня утверждавший, что река вот-вот повернет на восток, к болоту, постепенно замолчал и помрачнел. Рукой он частенько поглаживал заветную флягу, но пить не решался.
   Так, ни с чем, они и остановились на ночь. Костер развели на славу – яркий, сильный, занявший большую часть крошечной полянки. Искры летели во все стороны, норовя подпалить склонившиеся со всех сторон ветви, но ветра не было и они все ж таки успевали погаснуть. После того, как Ичкил, три раза отхлебнув браги, забылся крепким сном, Девлик надел плащ и взмыл в темное небо вслед за крутящими спирали искрами. Ночной Глаз позволил ему видеть не хуже, чем при свете солнца, хотя над головой стелились тучи. Долго летать не пришлось – не более, чем в льюмиле впереди река наконец делала долгожданный крутой поворот к востоку.
   Вернувшись, Девлик никому ничего не сказал. Лимбул, вероятно, не спал и видел его полет, но вопросов задавать не стал. Угрюмый Ичкил обреченно собрался в путь и не говорил ни слова; однако, как только они достигли наконец поворота, кочевник преобразился и принялся рассказывать истории о том, сколько коней сдохло у них в этом месте, наевшись цикуты, и как брошенные трупы они не нашли потом на обратном пути – ни единой косточки. Конечно, по разумению Ичкила, это были проделки демонов.
   Еще некоторое время следуя берегом речки, они забирались во все более густые заросли жимолости и бирючины. В конце концов, через реку пришлось перебираться, так как она еще раз поворачивала на север. Мутная вода в том месте текла на дне глубокой и узкой канавы с глинистыми крутыми стенками. Кусты и низкорослые деревца с обоих берегов росли криво, склоняясь кронами навстречу друг другу и сплетаясь ветвями. Корни – длинные, мохнатые, как бороды – торчали из глины и свисали до самой воды. За поворотами медленно и беззвучно крутили омуты, тут и там наружу торчали склизкие бурые коряги.
   – Ну и где же тут удобный путь? – ворчливо спросил Лимбул, оглядев однообразно заросшие берега, когда Девлик прожег им путь на самый край обрыва. С той стороны чащоба была, кажется, еще гуще, чем с этой.