Страница:
После смерти старого шамана Кхохолом столкнулся с неприятным выбором. Несмотря на достаточно острый ум и успехи в сложном ремесле, он так и не смог стать своим среди орков. Ни знание обычаев, языка, ни умение принять роды или излечить тяжелую рану не сделали его орком. И если малочисленные племена Разделенных орков снисходительно смотрели на пришлых, то основная масса Диких орков не любила чужаков, чтила родственные связи и лишь терпела человека, пока тот был в подмастерьях. Но как только старый учитель ушел лично приветствовать богов, Кхохолому тут же дали понять, что он лишний в степи. Колдун не горел желанием вернуться в давно забытый дом, дороги к Драконам были все еще перекрыты, и он подался в быстро набирающий силу Поххоморан. Несколько лет прожил в приграничье, а потом перебрался в предместья столицы, пытаясь выбить себе официальное разрешение на занятие магическими действами и лекарскую практику.
Магия была доступна еще пятьдесят лет тому назад, когда сына несостоявшегося торговца захватили в плен. Магией пользовались для создания амулетов, ворожбы, лечения, в локальных вооруженных стычках, начиная от столкновений военных отрядов на границе и заканчивая дракой в темной подворотне. Маги пользовались заслуженным уважением окружающих, их побаивались и старались не беспокоить излишне обременительными налогами. Но в момент возращения Кхохолома в пригороды Оромана ситуация кардинально изменилась. Магические силы истощались невиданными темпами. Заклятья разрушались еще в момент их создания, магические предметы теряли заложенные когда-то качества, бывшие повелители стихий превращались в никому не нужных вздорных старцев, обремененных долгами и воспрянувшими духом недругами. Ходили слухи, что просто к нынешним временам исчерпались все запасы магических сил, заложенных до катастрофы с соседним материком. Вся магическая школа, принесенная на земли Перворожденных, начала рассыпаться, как карточный домик под порывами ветра. Магические книги превращались в бесполезную пыльную бумагу. Жили и могли использоваться лишь старые знания древних народов Фэгефула. Эльфы и ящеры, орки и нежить продолжали использовать заклятья, доставшиеся им с Темных времен, а люди вынуждены были заменить силу магии силой стали.
Не нашедший себе место среди орков колдун неожиданно для себя обнаружил, что он в действительности оказался сильнее, чем многие известные маги Гильдии. И пусть большую часть его знаний нельзя применить к людям, но некоторые умения в боевой магии, способность общаться с миром мертвых и способности лекаря играли ему на руку, позволив ему позже добиться места при дворе царя Гардо-могучего. Кхохолом был замечен, обласкан и приближен. Он старался как можно быстрее обменять новые связи в полновесное золото, память полуголодных лет неистребимо давила на него.
Но слабая образованность и отсутствие навыков придворной интриги сыграли с ним злую шутку. Гильдия тайно помогла его скорому возвышению, затем организовала ряд неудач на медицинском поприще После чего позволила тайной полиции получить свидетелей полузаконной и незаконной деятельности по оказанию разного рода сомнительных услуг. Маги теряли магическую силу, но опыт интриг и борьбы за влияние при дворе они растерять никак не могли. Колдун был заточен в тюрьму, где ему плетью объяснили разницу между привычками орков тащить все, что плохо лежит и умением делать то же самое, но деликатно и с обязательным отчислением казне положенной доли.
От самых больших неприятностей Кхохолома спас, как не странно, сам царь. Гардо-могучий, отец нынешнего Гардолирмана, быстро сообразил как пополнить истощенную казну. Потеря Гильдией былой мощи была использована полностью. Кхохолом получил возможность вспомнить все обиды, нанесенные ему местными магами, их пренебрежение к выскочке сыграло плохую шутку с напыщенными повелителями стихий. Имея возможность участвовать в работе Гильдии, как практикующий колдун, Кхохолом мог слышать и видеть то, что обычно было скрыто от посторонних глаз. Это и использовала сыскная служба Его Величества. Гильдию обвинили в подготовке заговора против престолонаследника, после чего брошенных в темницу магов поставили перед необходимостью сделать выбор: или отдать большую часть накопленных богатств и вернуться к тихой жизни затворников, или умереть под пытками палачей, которые выжимали кровь и золото без всякого сожаления. Головы особо упорствующих украсили стены дворца, земли и содержимое сокровищниц отошли к короне, а остатки блиставших раньше магов попрятались по разграбленным замкам и загородным домам, зализывая раны и надеясь со временем восстановить хотя бы прежние связи, не говоря уж о статусе при дворе. Быть магом в столице, а чуть позже и во всем Поххоморане, стало крайне опасно.
Кхохолома же отправили в Полан, под присмотр тайной полиции. За ним потянулись слухи про его истинную роль в случившемся. От колдуна шарахались как от зачумленного. Чиновники и просто состоятельные граждане боялись, что невольно оброненное слово в его присутствии приведет на плаху. Ужас безжалостного грабежа, учиненного царствующим двором, витал над вторым по величине городом Поххоморана. Любой вельможный сановник впадал в ступор при мысли оказаться на месте неугодных, когда не спасают никакие заслуги или прежние связи, когда любой старый друг прячется от тебя и запирает ворота на замок при звуке твоих шагов. Поэтому от колдуна при личной встречи отворачивались, а за спиной говорили разные гадости и пересказывали слухи один ужаснее другого.
Так, на новом месте Кхохолом остался без каких либо средств к существованию и без надежды завести хоть какую-нибудь клиентуру. Его подобрали военные, воспользовавшись его знаниями о ранах и их врачевании. Пристроили в Пяти Сестрах и положили грошовый оклад. Одно время колдун даже ездил в дальние экспедиции с пограничными отрядами и собирал нужные ему травы, амулеты нелюдей и просто приглянувшиеся безделушки. Какое-то время он тешил себя мыслью, что все уляжется, боги повернуться к нему, и он сможет возродить себя в той или иной роли в столице. Мало того, он с радостью воспринял дошедшие слухи о новом фаворите Гардолирмана — молодом Оргартисе. Во времена жизни в столице он несколько раз успешно лечил невоздержанного в утехах отца юноши (а разве Гардолирман сейчас — юноша?) и надеялся, что у сына не слишком короткая память. Но первая же попытка напомнить о себе расставила все по своим местам. Колдуна вызвали в городскую канцелярию, где богато одетый человек с безжалостными глазами объяснил ему его место и посоветовал не баловаться с мечтами о возвращении.
— Вы имеете кусок хлеба и стабильный заработок? Радуйтесь этому. И не ворошите прошлое. Наш повелитель еще не настолько стар, чтобы забыть вашу роль в случившемся. И топор над вашей шеей удерживает очень тонкая нить. Поэтому не ищите неприятностей. Пять сестер хорошее место. Там отличный воздух, крыша над головой и возможность дожить до очень преклонных годов. А если вы так не считаете, то не забывайте, что за вами смотрят. И любая неприятность у их величеств будет истолкована явно не в вашу пользу.
После этого разговора Кхохолом запил и почти год провел в пьяных кошмарах. Из этого состояния его палками выколотил комендант замка, которому требовался лекарь, а не балласт. И в пятьдесят с небольшим колдун тянул в замке лямку военного лекаря, обреченного на медленное угасание без каких-либо перспектив. Постепенно он вернулся к бережно собираемой коллекции, стал вести дневник, копил книги, пару раз в год выезжал с караванами на окраины государства. С удовольствием пропускал стаканчик-другой, но старался держать себя в руках. В городе ту давнюю историю почти забыли и не обращали на безобидного старца внимание а служивые воспринимали его как местную мебель, существовавшую со времен постройки замка.
Небольшое разнообразие возникло, когда в Пяти Сестрах появился новый комендант Тертедуэй. Поначалу старики цеплялись друг к другу по каждой мелочи, но за прошедшие два года почти притерлись друг к другу, найдя общие темы в перемывании костей живущим в далекой столице, а также в обсуждении достоинств того или иного вина.
Это застоявшееся болото рутинных обязанностей взбаламутил приезд воина, который привел для военного обучения ученика Избранных. Старик до сих пор помнил, что к его столь тяжкому падению приложили руки люди из этого клана. Сначала они помогли магам собрать улики против него, а потом участвовали по мере необходимости в разгроме Гильдии. Избранные всегда старались загрести жар чужими руками, ставя во главу угла лояльность к правящим домам и решая при этом сугубо личные проблемы. И вот, по прошествии стольких лет, видеть у себя под носом их представителей стало для Кхохолома просто невыносимо.
— Я прекрасно слышал тебя и в первый раз! Боюсь, мне будет не под силу чинить дверь после твоих ударов…
Кхохолом сумрачно разглядывал крепко сложенного стражника в полном облачении. Интересно, с каких это пор караульные стали таскать на себе в ночь такую кучу железа? И старый «гриф» еще не в замке, решетка на главных воротах не дребезжала, приветствуя возвращающегося из города коменданта.
— Господин лекарь! — Колдун сморщился, официальный титул исполняемой должности всегда вызывал лишь глухое раздражение. — Господин советник просит вас прибыть к нему. Немедленно.
Солдат застыл в проеме двери, всем своим видом давая понять, что не намерен выслушивать что-либо про позднюю ночь (или раннее утро), плохое здоровье и другие гражданские причины отложить встречу с его вышестоящим командованием. Кхохолом лишь вздохнул, запахнул теплый халат и снял с гвоздя шляпу — на верхних галереях нещадно сквозило.
— Пошли, ранняя пташка.
Старик неспешно направился к лестнице, ведущей в верхние покои командования и удивился, когда его локоть сжали крепкие пальцы.
— Не туда, господин лекарь. Господин советник сейчас в казематах.
Стражник подхватил один из чадящих на стене факелов и свернул в сумрачную арку, откуда вела лестница в подвалы замка. Колдун застыл перед первой ступенькой и никак не мог сделать первый шаг, даже поймав удивленный взгляд провожатого. После общения с заплечных дел мастерами Его Величества Кхохолом терпеть не мог каменные подвалы. При любой возможности он старался избегать посещения неприятных для него помещений.
Отсвет факела стал меркнуть, пришлось отогнать некстати всплывшие картины прошлого.
— Черт бы побрал твоего советника и тебя в придачу, — пробурчал старик и заспешил вниз.
— Этот кусок мяса посмел оскорбить меня. Но я это стерплю. Я лишь не стерплю его молчания и нежелания говорить об измене. Я должен знать, кто еще замешан в покушении, и как этот мятежник с сообщниками собирается его осуществить.
— И он молчит? — Кхохолом присел на маленькую скамеечку и в смятении осматривал окровавленное тело, лежащее в углу комнаты.
— Нет, он бормочет что-то на оркском, но я его не понимаю. А по-нашему он говорить не желает.
— И что же вы, советник, хотите от меня?
— Знаешь, я хотел использовать тебя в качестве переводчика. Но дело такой важности, что теперь сомневаюсь, хорошая ли это мысль. Ведь потом придется просить тебя молчать, хорошо просить. И не зыркай на меня так, а то твой язык оставлю тут.
— Я не смогу хорошо лечить, если вы меня покалечите.
— Я переживу это, но все же хочется найти другое решение. Ты сможешь привести его в чувство?
— Да, это будет не так трудно. Он будет слаб, но говорить сможет.
— Тогда волоки быстрее склянки и принимайся за него. Заодно подумай, как заставить ответить на мои вопросы. Я не знаю пока средства, чтобы он выучил нашу речь за пару часов. А больше времени у меня нет.
Старик задумчиво почесал кончик носа.
— Говорить и понимать. Говорить и … Понимать! Вот оно. У меня есть кое-что, способное научить его нашей речи. По крайней мере, так сказано в манускрипте к некоторым вещицам в моей коллекции. Можно будет попробовать это на нем, хотя риск есть.
— Меня больше беспокоит риск застудить тут спину, в этом каменном мешке. Так что — неси все, что сочтешь нужным. И запомни, если через час он не заговорит, ты будешь переводить. Со всеми последующими неприятностями для твоего здоровья.
— Ты же говорил о двух часах!
— Час, — Жестко отрезал советник. — И песок в часах уже начал сыпаться…
Кхохолом вернулся запыхавшимся. Ради возможности использовать древние колдовские артефакты старик по лестницам просто бежал, забыв про возраст и пугающую темноту подвала. Одним движением смел со стола все, что лежало там, аккуратно выложил три глиняных фляжки, рядом в кучу ссыпал бинты и прочий лекарской скарб.
— Это что? — советник показал пальцем на фляги, предусмотрительно отступив на шаг в сторону.
— Я выкупил это давно у северных ящеров. Как сказано в манускрипте к древним флягам, в сосудах собраны посмертные слезы трех существ. Под синей крышкой влага от ящера Хара Четвертого, он возглавлял восстание против людей больше трехсот лет тому назад. Под красной крышкой собраны слезы темного эльфа, имя которого я так и не смог разобрать. Его захватили в прошлом столетии Торговой гильдией в королевстве Зур. Длинноухого приняли за шпиона, присланного нежитью. Жители Зур просто помешаны на ненависти к соседям с Перешейка. А последний сосуд наполнен от орка Громыхателя две сотни лет тому назад. Громыхатель числился тогда послом в Драконьем королевстве. Во время пира сумел ляпнуть что-то про людей, и его четвертовали в назидание остальному посольству. Это очень дорогой артефакт, я хранил его для какого-либо исключительного случая.
— Слезы? Ты собираешься отпаивать изменника?
— Я собираюсь вколотить в него знание нашего языка. Слезы содержат воспоминания этой троицы. В манускрипте написано, что выпивший влагу после заклинания сможет принять на себя все их навыки и умения.
— И в какой из бутылок заключен наш равнинный язык?
— Не знаю пока. Я специально оставил артефакты на будущее, чтобы разобраться. В манускрипте не написано, кто из убитых владел тем или иным языком. Все свалено в кучу и перечислено одним списком. Но ты сам можешь увидеть, что слезы содержат в себе диалект с равнин Поххоморана, Драконий беглый, часть диалектов с северных Болотных земель, а также тягучие языки Зур. Про диалекты Южной Империи ничего нет.
— Ладно, наш равнинный есть и достаточно. Вливай в него.
— Не торопись! Я должен проверить, в каком из сосудовнаходится то, что нам необходимо.
— Когда будешь знать?
— Часа через три… — Кхохолом подавился словом. Он сообразил, что за желанием испробовать силы с новым артефактом не заметил ловушку. Советник не даст ему несколько часов для экспериментов с каждым из сосудов. Ему надо получить результат немедленно. И он не станет прислушиваться к доводам лекаря. Можно спорить с самим комендантом, тот резок в суждениях, но не торопитья кувалдой вправлять вывихи. Его же подчиненный отмечается вспыльчивостью и желанием решать любой вопрос сразу, невзирая на последствия.
— Повтори еще раз, сколько тебе надо? — Советник набычился и шагнул к столу.
— Я постараюсь управиться быстрее, но магические процессы не любят спешки, уважаемый!
— Так что же ты тогда делаешь вечерами в занятом тобой стойле?! Зачем ты собираешь никому не нужные банки, если не можешь ими воспользоваться! Транжиришь выданное тебе время? Ты просто богач, если можешь позволить себе это, — Тортоман брезгливо пнул лежащую на полу плеть. — Ты богач, а я не могу ждать. Комендант потребует результат, а заря уже наверняка начинает красить небо. Поэтому — не болтай. Не можешь разделить сосуды — лей все. Сразу.
— Это опасно, — осторожно глянул Кхохолом. — Изменник слаб после пыток, он и одного флакона может не пережить.
— А ты на что? Бери барахло и начинай. Или я использую тебя в качестве переводчика.
Советник поднял сброшенные на пол щипцы и, хмуря брови, стал постукивать ими по ладони. Старик судорожно сглотнул, схватил в охапку лежащие на столе вещи и засеменил в угол к лежащему пленнику. Быстро расстелил рядом с ним коврик, разложил и рассортировал необходимые предметы и поманил сидящего на лавке Мормана.
— Иди сюда, будешь помогать.
Палач хмуро глянул на советника, получил нетерпеливый кивок в ответ и пристроился рядом с колдуном.
— Молча. Ты все будешь делать молча. Говорить с богами буду я, — Кхохолом глубоко вздохнул, сбрызнул водой тряпицу, отер лицо Глебу и начал нараспев бормотать первое из череды заклинаний.
Боль цветная. Она соткана из разных цветов, начиная от бьющего в висок изумрудного и пылающего в глазницах багрово-красного. Она рассыпана каплями по всему телу и сливается в океан судорог при любой попытке движения. Она упорно вытягивает из тебя видения последних минут, а ты пытаешься бежать от них, не желая смириться со случившимся. Нет, все что было, было не со мной, со мной такого не может произойти, это все сон и должно закончиться, как любой ночной кошмар…
Глеб метался в бреду и не ощущал окружающую его реальность. Омытое сухими старческими руками, его тело пылало, раны покрылись бурыми корками, рубцы стянули рассеченную и сожженную кожу. Мази и заклятья заставляли плоть восстанавливать себя, высушивая мышцы ради скорейшего излечения. Через полчаса температура ушла вместе с ломотой и ознобом, оставив после себя истощенного человека, больше похожего на мумию с проступающими ребрами и тонкими конечностями.
— Голову держи, крепко.
Колдун дочистил обе выжженные глазницы и плеснул туда из черного. Фиолетовый дым заполнил пустые провалы и щупальцами попытался ухватиться за пальцы палача.
— Я сказал — держи, а не шарахайся! — взъярился Кхохолом. — Будешь дергаться, заморожу на весь день, чтобы в другой раз приказ выполнял!
Еще через пять минут старик устало опустил руки и лишь сейчас заметил, что советник с любопытством смотрит на происходящее из-за его плеча.
— Все, он сейчас в обмороке, но в целом жив, можно продолжать.
— А видеть сможет?
— Нет, я убрал остатки глаз и нарастил кожу, которая покрыла стенки глазниц. Он теперь слеп, и остаток жизни будет полагаться только на оставленные ему руки.
— Ладно, это все интересно, но мы так и не сделали главное.
Кхохолом недовольно пожевал губами и придвинул к себе три бутыли. Приподнял голову лежащего, и горлышко первой бутыли приникло к истрескавшимся губам.
— И где результат? — советник склонился над распростертым и жадно вглядывался в его лицо. — Когда мы узнаем, подействовало ли твое зелье?
И он пальцем постучал по лбу Глеба.
— Эй, Глэд, безглазый урод, ты меня слышишь? Ты будешь говорить, или так и останешься лежать безмолвно? Ты… Ох! — Тортоман отпрянул от неожиданно распахнувшихся пустых глазниц. Пленник выгнулся дугой и заколотил руками по плитам пола. Из перекошенного рта донесся слабый хрип.
— Морман, держи его, чего ты спишь!
Трое мужчин пытались удержать бьющегося пленника на полу, но тот выворачивался из их рук, ломал тело под навалившимися на него врагами. Не сумев освободиться — затих. Всего на мгновение. После чего взорвался криком, шарахнувшимся от потолка обратно и заплясавшим вокруг мучителей.
Несмотря на все попытки колдуна, безглазый пленник лишь кричал, судорожно сжимая голову или пытаясь расцарапать лицо. Он не реагировал на вопросы, обливание водой, заклятья или пинки. После получаса советник сдался, и Глеба с кляпом во рту бросили, связанного, в один из каменных мешков, что впрок построили еще при возведении замка.
— Я предупреждал, что мне нужно время и нельзя торопиться, когда имеешь дело с магией, — Кхохолом мрачно рассматривал изорванный и испачканный в крови подол халата. Совершенно неудачная ночь. Старый дурак — бросил все и побежал в подземелье, даже не переодевшись. На рынке придется выложить за новый стеганный теплый халат ползолотого, не меньше.
— Ведь хотел тебя сразу в переводчики брать, а не играть с твоими бутылками. А после того, как этот кусок мяса нам рассказал про заговор, я бы получил у коменданта согласие позаботиться об одном длинном ядовитом языке.
Советник пребывал в крайне скверном расположении духа. Удача поманила за собой, показала себя во всем блеске — и на тебе, вместо награды и обеспеченной пенсии предстоит отдать арестованного «старому грифу», который на последующих допросах узнает все тонкости заговора и загребет себе всю славу. Как несправедливо!
Тортоман и Морман очищали от крови легкие нагрудники, что надели с утра согласно уставу. Кхохолом сидел нахохлившись рядом со столом и крутил в руках черепок от разбившихся магических сосудов. В комнате слышалось лишь громкое потрескивание от горевших факелов, чадной копотью царапающих каменный потолок. Резкий скрип двери неожиданно ударил по ушам.
— Господин советник! — Вошедший солдат вытянулся во весь рост и крепко приложился шлемом к низкому дверному проему. — Прошу прощения, но господин Тертедуэй требует вас явиться к нему с докладом о происшествии. Немедленно. Он сейчас в зале совета.
Советник одной рукой слепо нашарил ножны меча, другой мертвой хваткой сдернул колдуна со скамьи и шагнул в коридор.
Зверь визжал и плакал, крутясь на месте и кусая себя за задние лапы. Связь с добычей сыграла с ним дурную шутку. Он не только ощущал запах и шел по следу за обреченной жертвой, но и ощущал себя вместе с ней одним целым. Он уже успел пройти с десяток перетекающих друг в друга троп в нереальных мирах, с каждым прыжком приближаясь все ближе к дому, когда его настиг страшный удар. Мир в глазах стал троиться, а чудовищная боль раздирала голову на куски. После того, как первая волна прошла, неудержимо захотелось забиться в кусты и лежать там, подвывая. Но Зверь чувствовал, что останавливаться нельзя, любой из окружающих миров забирал силы, высасывал жизнь из путешественника и в случае остановки пожирал саму суть несчастного. Через пару часов от остановившегося остался бы лишь еле заметный след на земле, все остальное истаяло бы дымом. И Зверь бежал, бежал через боль и стоящую в глазах кровь. Кроме желания закончить охоту теперь добавилась ненависть. Ненависть к добыче, что заставляет так страдать по дороге к ней.
— Что они сделали? — Визариусу стало дурно. В голове появилась только одна мысль — перестарался. Все пошло не так. Совсем не так. Искусно составленная бумага лежала на столе в городской канцелярии. Старый писарь должен был разобрать бумаги завтра утром. Письмо пришло бы прямо в руки коменданту. Тертедуэй терпеть не мог разбираться с подобного рода шпионскими делами. У него, с легкой руки старого колдуна, выработался ритуал. На любом вынесении приговора обязательно присутствовал старый Кхохолом. По требованию коменданта он показывал на левую или правую ногу. После чего преступнику ломали соответствующееколено и отправляли для дальнейшего допроса в Полан. Подобные шутки комендант устраивал еще со времен первых набегов на соседей, вне зависимости от расовой принадлежности оных. В Пяти Сестрах колдуну отводилась роль десницы правосудия и карающему мечу в одном лице. Бородатый любитель магии зачитывал приговор, после брал палицу и мир получал еще одного калеку. Если раньше Тертедуэй предпочитал пленных не брать, а попавших к нему убивал быстро и без раздумий, то теперь он решил повернуться к гуманизму лицом. Он лишь отдавал приказ, а остальное оставлял на совести костоломов из городской дознавательной палаты. Визариус надеялся, что колдун с радостью порекомендует сломать обе ноги новому претенденту на избранность, после чего Ищущие за пару дней вытащат его с городской тюрьмы. Или так и оставят там умирать. В любом случае, монах будет считаться непричастным к этому инциденту.
Но прекрасно проработанный план пошел наперекосяк. Писарь страдал с обеда животом и оставил на хозяйстве молодого ученика. Тот в порыве рвения перекопал всю входящую документацию и в ужасе от невыполненного государственного дела погнал гонца в замок на ночь глядя. «Ощипанный гриф» еще не вернулся в гнездо, а прыткий советник по безопасности ухватился за представившуюся возможность отличиться крепче угря с южных рифов. И теперь вместо тихо отправленного в городскую тюрьму обезноженного новобранца в подвалах замка кричит безглазый кровоточащий кусок мяса, за который кому-то придется отвечать.
И устроенный комендантом разнос для советника по безопасности и лекаря уже ничего не изменит. Советника, скорее всего, в ближайшие дни вышибут на пенсию с мизерным окладом, а колдуна заставят с полгода мотаться по всем дальним гарнизонам с проверками солдатского здоровья. Визариуса они мало интересовали. Сейчас надо прятать концы в воду, и желательно сделать это со всем старанием.
Глава 3. Хмурый.
Магия была доступна еще пятьдесят лет тому назад, когда сына несостоявшегося торговца захватили в плен. Магией пользовались для создания амулетов, ворожбы, лечения, в локальных вооруженных стычках, начиная от столкновений военных отрядов на границе и заканчивая дракой в темной подворотне. Маги пользовались заслуженным уважением окружающих, их побаивались и старались не беспокоить излишне обременительными налогами. Но в момент возращения Кхохолома в пригороды Оромана ситуация кардинально изменилась. Магические силы истощались невиданными темпами. Заклятья разрушались еще в момент их создания, магические предметы теряли заложенные когда-то качества, бывшие повелители стихий превращались в никому не нужных вздорных старцев, обремененных долгами и воспрянувшими духом недругами. Ходили слухи, что просто к нынешним временам исчерпались все запасы магических сил, заложенных до катастрофы с соседним материком. Вся магическая школа, принесенная на земли Перворожденных, начала рассыпаться, как карточный домик под порывами ветра. Магические книги превращались в бесполезную пыльную бумагу. Жили и могли использоваться лишь старые знания древних народов Фэгефула. Эльфы и ящеры, орки и нежить продолжали использовать заклятья, доставшиеся им с Темных времен, а люди вынуждены были заменить силу магии силой стали.
Не нашедший себе место среди орков колдун неожиданно для себя обнаружил, что он в действительности оказался сильнее, чем многие известные маги Гильдии. И пусть большую часть его знаний нельзя применить к людям, но некоторые умения в боевой магии, способность общаться с миром мертвых и способности лекаря играли ему на руку, позволив ему позже добиться места при дворе царя Гардо-могучего. Кхохолом был замечен, обласкан и приближен. Он старался как можно быстрее обменять новые связи в полновесное золото, память полуголодных лет неистребимо давила на него.
Но слабая образованность и отсутствие навыков придворной интриги сыграли с ним злую шутку. Гильдия тайно помогла его скорому возвышению, затем организовала ряд неудач на медицинском поприще После чего позволила тайной полиции получить свидетелей полузаконной и незаконной деятельности по оказанию разного рода сомнительных услуг. Маги теряли магическую силу, но опыт интриг и борьбы за влияние при дворе они растерять никак не могли. Колдун был заточен в тюрьму, где ему плетью объяснили разницу между привычками орков тащить все, что плохо лежит и умением делать то же самое, но деликатно и с обязательным отчислением казне положенной доли.
От самых больших неприятностей Кхохолома спас, как не странно, сам царь. Гардо-могучий, отец нынешнего Гардолирмана, быстро сообразил как пополнить истощенную казну. Потеря Гильдией былой мощи была использована полностью. Кхохолом получил возможность вспомнить все обиды, нанесенные ему местными магами, их пренебрежение к выскочке сыграло плохую шутку с напыщенными повелителями стихий. Имея возможность участвовать в работе Гильдии, как практикующий колдун, Кхохолом мог слышать и видеть то, что обычно было скрыто от посторонних глаз. Это и использовала сыскная служба Его Величества. Гильдию обвинили в подготовке заговора против престолонаследника, после чего брошенных в темницу магов поставили перед необходимостью сделать выбор: или отдать большую часть накопленных богатств и вернуться к тихой жизни затворников, или умереть под пытками палачей, которые выжимали кровь и золото без всякого сожаления. Головы особо упорствующих украсили стены дворца, земли и содержимое сокровищниц отошли к короне, а остатки блиставших раньше магов попрятались по разграбленным замкам и загородным домам, зализывая раны и надеясь со временем восстановить хотя бы прежние связи, не говоря уж о статусе при дворе. Быть магом в столице, а чуть позже и во всем Поххоморане, стало крайне опасно.
Кхохолома же отправили в Полан, под присмотр тайной полиции. За ним потянулись слухи про его истинную роль в случившемся. От колдуна шарахались как от зачумленного. Чиновники и просто состоятельные граждане боялись, что невольно оброненное слово в его присутствии приведет на плаху. Ужас безжалостного грабежа, учиненного царствующим двором, витал над вторым по величине городом Поххоморана. Любой вельможный сановник впадал в ступор при мысли оказаться на месте неугодных, когда не спасают никакие заслуги или прежние связи, когда любой старый друг прячется от тебя и запирает ворота на замок при звуке твоих шагов. Поэтому от колдуна при личной встречи отворачивались, а за спиной говорили разные гадости и пересказывали слухи один ужаснее другого.
Так, на новом месте Кхохолом остался без каких либо средств к существованию и без надежды завести хоть какую-нибудь клиентуру. Его подобрали военные, воспользовавшись его знаниями о ранах и их врачевании. Пристроили в Пяти Сестрах и положили грошовый оклад. Одно время колдун даже ездил в дальние экспедиции с пограничными отрядами и собирал нужные ему травы, амулеты нелюдей и просто приглянувшиеся безделушки. Какое-то время он тешил себя мыслью, что все уляжется, боги повернуться к нему, и он сможет возродить себя в той или иной роли в столице. Мало того, он с радостью воспринял дошедшие слухи о новом фаворите Гардолирмана — молодом Оргартисе. Во времена жизни в столице он несколько раз успешно лечил невоздержанного в утехах отца юноши (а разве Гардолирман сейчас — юноша?) и надеялся, что у сына не слишком короткая память. Но первая же попытка напомнить о себе расставила все по своим местам. Колдуна вызвали в городскую канцелярию, где богато одетый человек с безжалостными глазами объяснил ему его место и посоветовал не баловаться с мечтами о возвращении.
— Вы имеете кусок хлеба и стабильный заработок? Радуйтесь этому. И не ворошите прошлое. Наш повелитель еще не настолько стар, чтобы забыть вашу роль в случившемся. И топор над вашей шеей удерживает очень тонкая нить. Поэтому не ищите неприятностей. Пять сестер хорошее место. Там отличный воздух, крыша над головой и возможность дожить до очень преклонных годов. А если вы так не считаете, то не забывайте, что за вами смотрят. И любая неприятность у их величеств будет истолкована явно не в вашу пользу.
После этого разговора Кхохолом запил и почти год провел в пьяных кошмарах. Из этого состояния его палками выколотил комендант замка, которому требовался лекарь, а не балласт. И в пятьдесят с небольшим колдун тянул в замке лямку военного лекаря, обреченного на медленное угасание без каких-либо перспектив. Постепенно он вернулся к бережно собираемой коллекции, стал вести дневник, копил книги, пару раз в год выезжал с караванами на окраины государства. С удовольствием пропускал стаканчик-другой, но старался держать себя в руках. В городе ту давнюю историю почти забыли и не обращали на безобидного старца внимание а служивые воспринимали его как местную мебель, существовавшую со времен постройки замка.
Небольшое разнообразие возникло, когда в Пяти Сестрах появился новый комендант Тертедуэй. Поначалу старики цеплялись друг к другу по каждой мелочи, но за прошедшие два года почти притерлись друг к другу, найдя общие темы в перемывании костей живущим в далекой столице, а также в обсуждении достоинств того или иного вина.
Это застоявшееся болото рутинных обязанностей взбаламутил приезд воина, который привел для военного обучения ученика Избранных. Старик до сих пор помнил, что к его столь тяжкому падению приложили руки люди из этого клана. Сначала они помогли магам собрать улики против него, а потом участвовали по мере необходимости в разгроме Гильдии. Избранные всегда старались загрести жар чужими руками, ставя во главу угла лояльность к правящим домам и решая при этом сугубо личные проблемы. И вот, по прошествии стольких лет, видеть у себя под носом их представителей стало для Кхохолома просто невыносимо.
* * *
— Я прекрасно слышал тебя и в первый раз! Боюсь, мне будет не под силу чинить дверь после твоих ударов…
Кхохолом сумрачно разглядывал крепко сложенного стражника в полном облачении. Интересно, с каких это пор караульные стали таскать на себе в ночь такую кучу железа? И старый «гриф» еще не в замке, решетка на главных воротах не дребезжала, приветствуя возвращающегося из города коменданта.
— Господин лекарь! — Колдун сморщился, официальный титул исполняемой должности всегда вызывал лишь глухое раздражение. — Господин советник просит вас прибыть к нему. Немедленно.
Солдат застыл в проеме двери, всем своим видом давая понять, что не намерен выслушивать что-либо про позднюю ночь (или раннее утро), плохое здоровье и другие гражданские причины отложить встречу с его вышестоящим командованием. Кхохолом лишь вздохнул, запахнул теплый халат и снял с гвоздя шляпу — на верхних галереях нещадно сквозило.
— Пошли, ранняя пташка.
Старик неспешно направился к лестнице, ведущей в верхние покои командования и удивился, когда его локоть сжали крепкие пальцы.
— Не туда, господин лекарь. Господин советник сейчас в казематах.
Стражник подхватил один из чадящих на стене факелов и свернул в сумрачную арку, откуда вела лестница в подвалы замка. Колдун застыл перед первой ступенькой и никак не мог сделать первый шаг, даже поймав удивленный взгляд провожатого. После общения с заплечных дел мастерами Его Величества Кхохолом терпеть не мог каменные подвалы. При любой возможности он старался избегать посещения неприятных для него помещений.
Отсвет факела стал меркнуть, пришлось отогнать некстати всплывшие картины прошлого.
— Черт бы побрал твоего советника и тебя в придачу, — пробурчал старик и заспешил вниз.
* * *
— Этот кусок мяса посмел оскорбить меня. Но я это стерплю. Я лишь не стерплю его молчания и нежелания говорить об измене. Я должен знать, кто еще замешан в покушении, и как этот мятежник с сообщниками собирается его осуществить.
— И он молчит? — Кхохолом присел на маленькую скамеечку и в смятении осматривал окровавленное тело, лежащее в углу комнаты.
— Нет, он бормочет что-то на оркском, но я его не понимаю. А по-нашему он говорить не желает.
— И что же вы, советник, хотите от меня?
— Знаешь, я хотел использовать тебя в качестве переводчика. Но дело такой важности, что теперь сомневаюсь, хорошая ли это мысль. Ведь потом придется просить тебя молчать, хорошо просить. И не зыркай на меня так, а то твой язык оставлю тут.
— Я не смогу хорошо лечить, если вы меня покалечите.
— Я переживу это, но все же хочется найти другое решение. Ты сможешь привести его в чувство?
— Да, это будет не так трудно. Он будет слаб, но говорить сможет.
— Тогда волоки быстрее склянки и принимайся за него. Заодно подумай, как заставить ответить на мои вопросы. Я не знаю пока средства, чтобы он выучил нашу речь за пару часов. А больше времени у меня нет.
Старик задумчиво почесал кончик носа.
— Говорить и понимать. Говорить и … Понимать! Вот оно. У меня есть кое-что, способное научить его нашей речи. По крайней мере, так сказано в манускрипте к некоторым вещицам в моей коллекции. Можно будет попробовать это на нем, хотя риск есть.
— Меня больше беспокоит риск застудить тут спину, в этом каменном мешке. Так что — неси все, что сочтешь нужным. И запомни, если через час он не заговорит, ты будешь переводить. Со всеми последующими неприятностями для твоего здоровья.
— Ты же говорил о двух часах!
— Час, — Жестко отрезал советник. — И песок в часах уже начал сыпаться…
* * *
Кхохолом вернулся запыхавшимся. Ради возможности использовать древние колдовские артефакты старик по лестницам просто бежал, забыв про возраст и пугающую темноту подвала. Одним движением смел со стола все, что лежало там, аккуратно выложил три глиняных фляжки, рядом в кучу ссыпал бинты и прочий лекарской скарб.
— Это что? — советник показал пальцем на фляги, предусмотрительно отступив на шаг в сторону.
— Я выкупил это давно у северных ящеров. Как сказано в манускрипте к древним флягам, в сосудах собраны посмертные слезы трех существ. Под синей крышкой влага от ящера Хара Четвертого, он возглавлял восстание против людей больше трехсот лет тому назад. Под красной крышкой собраны слезы темного эльфа, имя которого я так и не смог разобрать. Его захватили в прошлом столетии Торговой гильдией в королевстве Зур. Длинноухого приняли за шпиона, присланного нежитью. Жители Зур просто помешаны на ненависти к соседям с Перешейка. А последний сосуд наполнен от орка Громыхателя две сотни лет тому назад. Громыхатель числился тогда послом в Драконьем королевстве. Во время пира сумел ляпнуть что-то про людей, и его четвертовали в назидание остальному посольству. Это очень дорогой артефакт, я хранил его для какого-либо исключительного случая.
— Слезы? Ты собираешься отпаивать изменника?
— Я собираюсь вколотить в него знание нашего языка. Слезы содержат воспоминания этой троицы. В манускрипте написано, что выпивший влагу после заклинания сможет принять на себя все их навыки и умения.
— И в какой из бутылок заключен наш равнинный язык?
— Не знаю пока. Я специально оставил артефакты на будущее, чтобы разобраться. В манускрипте не написано, кто из убитых владел тем или иным языком. Все свалено в кучу и перечислено одним списком. Но ты сам можешь увидеть, что слезы содержат в себе диалект с равнин Поххоморана, Драконий беглый, часть диалектов с северных Болотных земель, а также тягучие языки Зур. Про диалекты Южной Империи ничего нет.
— Ладно, наш равнинный есть и достаточно. Вливай в него.
— Не торопись! Я должен проверить, в каком из сосудовнаходится то, что нам необходимо.
— Когда будешь знать?
— Часа через три… — Кхохолом подавился словом. Он сообразил, что за желанием испробовать силы с новым артефактом не заметил ловушку. Советник не даст ему несколько часов для экспериментов с каждым из сосудов. Ему надо получить результат немедленно. И он не станет прислушиваться к доводам лекаря. Можно спорить с самим комендантом, тот резок в суждениях, но не торопитья кувалдой вправлять вывихи. Его же подчиненный отмечается вспыльчивостью и желанием решать любой вопрос сразу, невзирая на последствия.
— Повтори еще раз, сколько тебе надо? — Советник набычился и шагнул к столу.
— Я постараюсь управиться быстрее, но магические процессы не любят спешки, уважаемый!
— Так что же ты тогда делаешь вечерами в занятом тобой стойле?! Зачем ты собираешь никому не нужные банки, если не можешь ими воспользоваться! Транжиришь выданное тебе время? Ты просто богач, если можешь позволить себе это, — Тортоман брезгливо пнул лежащую на полу плеть. — Ты богач, а я не могу ждать. Комендант потребует результат, а заря уже наверняка начинает красить небо. Поэтому — не болтай. Не можешь разделить сосуды — лей все. Сразу.
— Это опасно, — осторожно глянул Кхохолом. — Изменник слаб после пыток, он и одного флакона может не пережить.
— А ты на что? Бери барахло и начинай. Или я использую тебя в качестве переводчика.
Советник поднял сброшенные на пол щипцы и, хмуря брови, стал постукивать ими по ладони. Старик судорожно сглотнул, схватил в охапку лежащие на столе вещи и засеменил в угол к лежащему пленнику. Быстро расстелил рядом с ним коврик, разложил и рассортировал необходимые предметы и поманил сидящего на лавке Мормана.
— Иди сюда, будешь помогать.
Палач хмуро глянул на советника, получил нетерпеливый кивок в ответ и пристроился рядом с колдуном.
— Молча. Ты все будешь делать молча. Говорить с богами буду я, — Кхохолом глубоко вздохнул, сбрызнул водой тряпицу, отер лицо Глебу и начал нараспев бормотать первое из череды заклинаний.
* * *
Боль цветная. Она соткана из разных цветов, начиная от бьющего в висок изумрудного и пылающего в глазницах багрово-красного. Она рассыпана каплями по всему телу и сливается в океан судорог при любой попытке движения. Она упорно вытягивает из тебя видения последних минут, а ты пытаешься бежать от них, не желая смириться со случившимся. Нет, все что было, было не со мной, со мной такого не может произойти, это все сон и должно закончиться, как любой ночной кошмар…
Глеб метался в бреду и не ощущал окружающую его реальность. Омытое сухими старческими руками, его тело пылало, раны покрылись бурыми корками, рубцы стянули рассеченную и сожженную кожу. Мази и заклятья заставляли плоть восстанавливать себя, высушивая мышцы ради скорейшего излечения. Через полчаса температура ушла вместе с ломотой и ознобом, оставив после себя истощенного человека, больше похожего на мумию с проступающими ребрами и тонкими конечностями.
— Голову держи, крепко.
Колдун дочистил обе выжженные глазницы и плеснул туда из черного. Фиолетовый дым заполнил пустые провалы и щупальцами попытался ухватиться за пальцы палача.
— Я сказал — держи, а не шарахайся! — взъярился Кхохолом. — Будешь дергаться, заморожу на весь день, чтобы в другой раз приказ выполнял!
Еще через пять минут старик устало опустил руки и лишь сейчас заметил, что советник с любопытством смотрит на происходящее из-за его плеча.
— Все, он сейчас в обмороке, но в целом жив, можно продолжать.
— А видеть сможет?
— Нет, я убрал остатки глаз и нарастил кожу, которая покрыла стенки глазниц. Он теперь слеп, и остаток жизни будет полагаться только на оставленные ему руки.
— Ладно, это все интересно, но мы так и не сделали главное.
Кхохолом недовольно пожевал губами и придвинул к себе три бутыли. Приподнял голову лежащего, и горлышко первой бутыли приникло к истрескавшимся губам.
— И где результат? — советник склонился над распростертым и жадно вглядывался в его лицо. — Когда мы узнаем, подействовало ли твое зелье?
И он пальцем постучал по лбу Глеба.
— Эй, Глэд, безглазый урод, ты меня слышишь? Ты будешь говорить, или так и останешься лежать безмолвно? Ты… Ох! — Тортоман отпрянул от неожиданно распахнувшихся пустых глазниц. Пленник выгнулся дугой и заколотил руками по плитам пола. Из перекошенного рта донесся слабый хрип.
— Морман, держи его, чего ты спишь!
Трое мужчин пытались удержать бьющегося пленника на полу, но тот выворачивался из их рук, ломал тело под навалившимися на него врагами. Не сумев освободиться — затих. Всего на мгновение. После чего взорвался криком, шарахнувшимся от потолка обратно и заплясавшим вокруг мучителей.
Несмотря на все попытки колдуна, безглазый пленник лишь кричал, судорожно сжимая голову или пытаясь расцарапать лицо. Он не реагировал на вопросы, обливание водой, заклятья или пинки. После получаса советник сдался, и Глеба с кляпом во рту бросили, связанного, в один из каменных мешков, что впрок построили еще при возведении замка.
— Я предупреждал, что мне нужно время и нельзя торопиться, когда имеешь дело с магией, — Кхохолом мрачно рассматривал изорванный и испачканный в крови подол халата. Совершенно неудачная ночь. Старый дурак — бросил все и побежал в подземелье, даже не переодевшись. На рынке придется выложить за новый стеганный теплый халат ползолотого, не меньше.
— Ведь хотел тебя сразу в переводчики брать, а не играть с твоими бутылками. А после того, как этот кусок мяса нам рассказал про заговор, я бы получил у коменданта согласие позаботиться об одном длинном ядовитом языке.
Советник пребывал в крайне скверном расположении духа. Удача поманила за собой, показала себя во всем блеске — и на тебе, вместо награды и обеспеченной пенсии предстоит отдать арестованного «старому грифу», который на последующих допросах узнает все тонкости заговора и загребет себе всю славу. Как несправедливо!
Тортоман и Морман очищали от крови легкие нагрудники, что надели с утра согласно уставу. Кхохолом сидел нахохлившись рядом со столом и крутил в руках черепок от разбившихся магических сосудов. В комнате слышалось лишь громкое потрескивание от горевших факелов, чадной копотью царапающих каменный потолок. Резкий скрип двери неожиданно ударил по ушам.
— Господин советник! — Вошедший солдат вытянулся во весь рост и крепко приложился шлемом к низкому дверному проему. — Прошу прощения, но господин Тертедуэй требует вас явиться к нему с докладом о происшествии. Немедленно. Он сейчас в зале совета.
Советник одной рукой слепо нашарил ножны меча, другой мертвой хваткой сдернул колдуна со скамьи и шагнул в коридор.
* * *
Зверь визжал и плакал, крутясь на месте и кусая себя за задние лапы. Связь с добычей сыграла с ним дурную шутку. Он не только ощущал запах и шел по следу за обреченной жертвой, но и ощущал себя вместе с ней одним целым. Он уже успел пройти с десяток перетекающих друг в друга троп в нереальных мирах, с каждым прыжком приближаясь все ближе к дому, когда его настиг страшный удар. Мир в глазах стал троиться, а чудовищная боль раздирала голову на куски. После того, как первая волна прошла, неудержимо захотелось забиться в кусты и лежать там, подвывая. Но Зверь чувствовал, что останавливаться нельзя, любой из окружающих миров забирал силы, высасывал жизнь из путешественника и в случае остановки пожирал саму суть несчастного. Через пару часов от остановившегося остался бы лишь еле заметный след на земле, все остальное истаяло бы дымом. И Зверь бежал, бежал через боль и стоящую в глазах кровь. Кроме желания закончить охоту теперь добавилась ненависть. Ненависть к добыче, что заставляет так страдать по дороге к ней.
* * *
— Что они сделали? — Визариусу стало дурно. В голове появилась только одна мысль — перестарался. Все пошло не так. Совсем не так. Искусно составленная бумага лежала на столе в городской канцелярии. Старый писарь должен был разобрать бумаги завтра утром. Письмо пришло бы прямо в руки коменданту. Тертедуэй терпеть не мог разбираться с подобного рода шпионскими делами. У него, с легкой руки старого колдуна, выработался ритуал. На любом вынесении приговора обязательно присутствовал старый Кхохолом. По требованию коменданта он показывал на левую или правую ногу. После чего преступнику ломали соответствующееколено и отправляли для дальнейшего допроса в Полан. Подобные шутки комендант устраивал еще со времен первых набегов на соседей, вне зависимости от расовой принадлежности оных. В Пяти Сестрах колдуну отводилась роль десницы правосудия и карающему мечу в одном лице. Бородатый любитель магии зачитывал приговор, после брал палицу и мир получал еще одного калеку. Если раньше Тертедуэй предпочитал пленных не брать, а попавших к нему убивал быстро и без раздумий, то теперь он решил повернуться к гуманизму лицом. Он лишь отдавал приказ, а остальное оставлял на совести костоломов из городской дознавательной палаты. Визариус надеялся, что колдун с радостью порекомендует сломать обе ноги новому претенденту на избранность, после чего Ищущие за пару дней вытащат его с городской тюрьмы. Или так и оставят там умирать. В любом случае, монах будет считаться непричастным к этому инциденту.
Но прекрасно проработанный план пошел наперекосяк. Писарь страдал с обеда животом и оставил на хозяйстве молодого ученика. Тот в порыве рвения перекопал всю входящую документацию и в ужасе от невыполненного государственного дела погнал гонца в замок на ночь глядя. «Ощипанный гриф» еще не вернулся в гнездо, а прыткий советник по безопасности ухватился за представившуюся возможность отличиться крепче угря с южных рифов. И теперь вместо тихо отправленного в городскую тюрьму обезноженного новобранца в подвалах замка кричит безглазый кровоточащий кусок мяса, за который кому-то придется отвечать.
И устроенный комендантом разнос для советника по безопасности и лекаря уже ничего не изменит. Советника, скорее всего, в ближайшие дни вышибут на пенсию с мизерным окладом, а колдуна заставят с полгода мотаться по всем дальним гарнизонам с проверками солдатского здоровья. Визариуса они мало интересовали. Сейчас надо прятать концы в воду, и желательно сделать это со всем старанием.
Глава 3. Хмурый.
Июнь-июль
Назвать Дикого орка Разделенным позволительно только покойнику. Живому торговцу делать такую ошибку непростительно. Не вдаваясь в вереницу различий между двумя родственными народами заботящийся о здоровье и процветании торговли обязан помнить главное. Дикие с удовольствием используют вашу шкуру на барабаны после того, как захватят все товары. Разделенные сначала отберут товары, а потом обратят вас в рабство. В любом случае умному торговцу лучше держаться подальше от степных жителей, к какому бы народу они не принадлежали.