А через некоторое время я вдруг заметила, что Маша исчезла. Она больше не звонила и никого ко мне не приводила. Прошло еще время, и мне понадобился мой телефонный справочник, который Маша снова забрала, чтобы продолжить поиск работы, потому что со временем она успела понять, что жить без зарплаты трудно, даже если ты и называешься архитектором. Я ей позвонила, попросила принести справочник, она извинилась и обещала прийти.
   И она пришла в тот же вечер, принесла книжку, но она была не одна. С нею пришел чернобородый мужчина. Они не смотрели друг на друга и держались очень напряженно. Когда я посмотрела на мужчину, его встречный взгляд был почти враждебен. Маша казалась смущенной. Я попыталась поговорить с ними обоими, но слова застряли у меня в горле. Маша отдала мне справочник, и они ушли.
   И я поняла, что между ними что-то происходит. Они ушли, окруженные атмосферой неопределенности и смятения. Их дальнейшие отношения, и в самом деле, были сложными, но в них не было места для посторонних людей и их советов. Иногда Маша приходила ко мне в отчаянии. Иногда она звонила, и даже по телефону я чувствовала, как она счастлива. Много всего с ними еще случилось. Они поженились только через год.


Родственная душа


   Он был тридцатисемилетним программистом с тонкой художественной душой. Больше всего он ценил картины старых мастеров и классическую музыку. Его любимым произведением была «Сарабанда» Генделя. Он хотел встретить артистическую девушку, не интересующуюся глупыми современными развлечениями, вдумчивую девушку, способную понимать в жизни вечное и прекрасное. Он хотел найти красивую девушку, чтобы восхищаться ее красотой, но, главное, он искал в ней прекрасную душу, родственную душу, похожую на собственную, соединившись с которой он стал бы вдвое сильней и мудрей.
   Он не смог найти такую девушку в Америке, он попытался искать ее в России. На разных сайтах он видел много красивых лиц, он писал письма многим девушкам, но их ответные письма были поверхностными, детскими, бездумными. Это были письма просто молодых девушек, почти девочек, а он искал особенную женщину, юную, но со зрелым умом.
   Однажды он получил письмо, которого давно ждал. Оно пришло от молодой и красивой девушки, в глазах которой он увидел тот самый особенный свет. Письмо было скромное и умное, в нем ясно отпечаталась личность девушки. Он ответил, завязалась переписка. С каждым следующим письмом эта переписка углублялась и крепла, потому что у девушки оказались те же интересы, что и у него, она также восхищалась «Сарабандой», она посещала картинные галереи, она имела собственную, необычную для него, но очень интересную точку зрения. Программист сначала удивлялся, как такая молодая и неопытная девушка могла обладать одновременно и чистотой чувств, и знанием жизни. Но очень скоро магия ее писем полностью его захватила, он безнадежно влюбился и начал готовиться к визиту в Россию.
   Он приехал, девушка и ее тетя встретили его в аэропорту. Он знал, что девушка не говорит по-английски, и что ее тетка, переводчица, переводит ее письма. Девушка, действительно, была красива акварельной красотой, вполне соответствующей ее письмам, очаровательная улыбка заменяла ей слова. Ее тетя, милая пожилая дама с добрыми мудрыми глазами за стеклами очков, казалась такой доброжелательной, что программисту показалось, что он встретил близких людей, потерянных прежде, будто он, наконец, нашел то, что искал.
   Он остановился в гостинице, но каждый день он приходил к своим новым друзьям. Он гулял с девушкой по красивому городу, они вместе посещали художественные галереи, но так как она не говорила по-английски, они могли пользоваться только языком взглядов, улыбок и жестов, который не мог полностью заменить то, что было прежде в их письмах. Он восхищался ее прекрасной внешностью, но он хотел и говорить с нею, он хотел задать ей много вопросов и ответить на ее вопросы, но когда они были вдвоем, это было невозможно. Поэтому программист предпочитал приходить к ним домой, где с ними была тетя девушки, которая расспрашивала его о его жизни, всем интересовалась, а потом говорила о своей племяннице, и эти их разговоры были бесконечны.
   Она также говорила об искусстве и музыке, тетка девушки была тоже большой любительницей прекрасного. Пожилая дама была всегда жизнерадостна и любознательна, девушка, напротив, становилась все напряженней, улыбалась будто под принуждением, словно что-то ее беспокоило, тетка объясняла это тем, что племянница сильно озабочена учебой. Однажды они все трое пошли на концерт, где он услышал свою любимую «Сарабанду». В самом волнующем месте, когда слезы навернулись ему на глаза, он дотронулся до руки девушки и посмотрел на нее, но прекрасные глаза девушки были закрыты. Он ужаснулся, она, кажется, безмятежно спала в кресле, но ее тетя, лицо которой тоже было озарено светом восхищения, смущенно прошептала, что племянница просто не спала две ночи перед экзаменом и не выдержала подобного изнурения.
   И он никак не мог понять, что с ним происходит. С одной стороны, ему казалось, что он, действительно, нашел новую семью: девушка была красива Боттичелиевской красотой, он был бы счастлив ввести такую красоту в свою жизнь, но выражение ее глаз иногда казалось ему таким странным, что он не мог понять, как можно связать его с ее чудесными письмами.
   Он решил прийти к ее тетке тогда, когда сама девушка на занятиях, и прямо спросить обо всем, как у лучшего друга — он, и вправду, считал эту милую женщину своим лучшим другом. Но девушка тоже оказалась дома, она была одета в короткую кожаную куртку с множеством металлических заклепок, в черные джинсы, лицо ее было сильно накрашено. В этот раз она выглядела, как модель с обложки глянцевого журнала. Когда он вошел, она и ее тетка стояли посреди комнаты, девушка что-то громко кричала, тетка оглянулась на него в смятении, а девушка, даже не посмотрев на него и не поздоровавшись, выскочила из комнаты. Он сразу же услышал рев мотоцикла на улице и, взглянув в окно, увидел девушку, уносящуюся прочь за спиной у мотоциклиста, которого она крепко обнимала.
   В этот вечер, когда они пили на кухне чай, смущенная пожилая женщина призналась ему во всем. Она сказала, что чувствовала себя ответственной за племянницу, которая приехала в город учиться в институте, но вместо этого развлекалась в компании веселых друзей. Каждый вечер девушка одевалась в купленную в рок-магазине одежду и исчезала до позднего вечера или даже до утра. Она запустила учебу и уже была готова бросить институт. Ей было наплевать на все, что говорила ей тетка. Она приходила в отчаяние и, в конце концов, решила, что единственный способ оторвать племянницу от плохой компании — это выдать ее замуж за хорошего человека, лучше за границу, поэтому она и послала фотографии девушки в брачное агентство. Когда программист написал девушке, тетка стала отвечать на его письма. Сначала она надеялась, что когда он приедет, девушка, конечно же, влюбится в такого хорошего человека, что она изменится и мало-помалу тоже полюбит все то, что он (и она сама тоже) любят в этой жизни. Потом, — смущенно признавалась пожилая дама, — она и сама начала получать удовольствие от писания этих писем, потому что его душа казалась ей такой родственной. Ее добрые глаза с морщинками в уголках, смотрели виновато, она просила у него прощения, она сказала еще, что когда он приехал, племяннице было любопытно, и она согласилась притвориться, будто это она отвечала на письма, но скоро девушке все наскучило, она запротестовала и, заявляя, что не она это все затеяла, отказалась продолжать.
   Программист поблагодарил старую леди за правдивый рассказ, он, казалось, и ждал чего-то подобного, но такое разделение женщины его мечты на двух реальных женщин, было все же болезненно. Тетя девушки и он провели последние дни его визита вместе, посещая концерты и музеи. Они ходили по галереям, слушали музыку, тихо говорили и грустили, как два близких человека, потерявшие третьего. Перед прощанием старая дама подарила ему свою маленькую фотографию, говоря с улыбкой, что это должно ему обязательно помочь.
   И, вернувшись в Америку, посмотрев на ее доброе пожилое лицо с морщинками, он улыбнулся и, действительно, начал приходить в себя.


Русский бизнес


   Вчера вечером, дома, когда я переводила письмо американского клиента, полное романтики, мечтаний и поэзии при свечах, зазвонил телефон. Я не сразу поняла, что звонит участковый милиционер. Он попросил меня или моего мужа прийти в милицейский пункт, чтобы ответить не некоторые вопросы.
   Я, конечно, удивилась. Не часто случается, чтобы поздно вечером нам звонили из милиции. Точнее, никогда такого не случалось. Я спросила, что произошло, но участковый не захотел говорить по телефону. Я настаивала, просила хотя бы намекнуть. Он, в конце концов, сдался, назвал имя человека, директора фирмы, саму фирму и город, сказал, что этого человека убили в прошлую пятницу, и что в его записной книжке оказался номер нашего телефона.
   Мы с мужем сразу же пошли в милицейский пункт. Мы шли по темной улице, пытались и никак не могли вспомнить имя этого человека и его фирму, уверяя друг друга, что мы никогда не продавали наших приборов в этот город в Крыму.
   Мы пришли в милицейский пункт, расположенный в обычной квартире на первом этаже соседнего дома. Там было тепло и светло после темной холодной улицы, какие-то девушки-служащие сидели за столом вместе с милиционерами, пили кофе, смеялись. Звонивший нам милиционер оказался молодым человеком с круглым добрым лицом. Он пригласил нас в свой кабинет, предложил сесть, проверил наши документы, название нашей фирмы, адрес регистрации. Потом он спросил, отчего, как мы думаем, наш телефон мог оказаться в записной книжке убитого бизнесмена. Мой муж сказал, что мы широко рекламировали нашу продукцию по всей России и Украине, и неудивительно, что многие могли знать наш телефон. Милиционер спросил, можем ли мы сказать что-то определенное об этом человеке и его фирме. Мой муж покачал головой, и я тоже, мой муж сказал, что мы ничего ему не продавали, возможно, человек этот лишь звонил нам по телефону, не представившись, многие так делают, и только некоторые, и в самом деле, приезжают, чтобы что-то купить, так часто случается в бизнесе, так могло случиться и в этот раз.
   Милиционер, кажется, был вполне удовлетворен, он написал в своем отчете все, что мы ему рассказали, попросил мужа прочитать и подписать, поблагодарил нас, и мы встали и пошли на выход.
   — Сколько лет было тому человеку? — спросила я.
   — Тридцать восемь, — сказал милиционер. Я вздохнула, мы попрощались и вышли.
   Мы пошли обратно домой по улице, разговаривая, пытаясь все же вспомнить того человека, мне уже казалось, что у меня возникли какие-то ассоциации, связанные с этим именем и фирмой. Но, придя домой, я снова просмотрела все наши документы: такой клиент отсутствовал и в коротком списке в толстой пачке наших официальных отчетов, и в другом длинном списке в простой тетради, спрятанной глубоко в школьные тетрадки нашего сына.
   — Что-то подобное и должно было когда-нибудь случиться, — сказала я, снова засовывая тетрадь в тетради сына. — Нам еще повезло, что он ничего не купил. Как ты думаешь, они сообщили бы в налоговую?
   — Кто их знает? — пожал плечами мой муж, возвращаясь за рабочий стол настраивать макет нового электронного прибора. Я посмотрела, как он паяет посреди комнаты, и вздохнула. Я подумала, что человека, у которого была большая фирма где-то в Крыму, убили в прошлую пятницу, и я сказала мужу, что, может, все же безопаснее оставаться, как есть, а не стремиться расшириться, потому что безопаснее все же дрейфовать в маленькой лодочке вокруг монстра, оставаясь незамеченными.
   — Разве монстр не может раздавить тебя, и не заметив? — усмехнулся мой муж.
   — Да, тоже может, конечно, — ответила я, и, решив, что лучше об этом не думать, вернулась к незаконченному переводу письма американского клиента, полного романтики, мечтаний и поэзии при свечах.


Два письма


   Филолог из Финляндии просил меня однажды поместить его брачное объявление в молодежную литературную газету, которую читают интеллигентные девушки Санкт-Петербурга. В этих объявлениях допускалось писать адрес только по-русски, поэтому клиент просил меня подать объявление с моим петербургским адресом, а потом переслать пришедшие ответы от девушек ему в Финляндию.
   Я сделала то, что он просил: подала объявление, получила письма, сложила их все в большой конверт, но, не найдя на одном из них обратного адреса, решила вскрыть и прочитать письмо.
   Оно было такое:
   «Привет, незнакомец! Как найти свою вторую половинку в этом мире? Я бы хотела, чтобы меня нашли. Понимаешь, я не хочу посылать тебе фотографию, это будет, будто выбор мебели или машины. Поэтому я предлагаю: давай встретимся в пять часов вечера в субботу у входа в метро „Невский проспект“ и просто посмотрим друг на друга. Пожалуйста, я прошу тебя, приходи! Заранее спасибо. Меня зовут Валентина. До нашей встречи. Что-то подсказывает мне, что у нашей истории будет счастливый конец.»
   Ах!... Я вообразила девушку, напрасно ожидающую ни о чем не подозревающего в своем уютном финском доме филолога, и пообещала себе никогда больше не печатать в газетах объявления с несуществующими адресами. Я отложила это письмо без адреса и очень скоро о нем забыла. Но через десять дней я получила еще одно письмо с таким же почерком на конверте. Вот что было написано в нем:
   "Здравствуй!
   Спасибо за то, что ты пришел. Прости, я не осмелилась подойти к тебе. Я видела твои глаза, они искали кого-то необыкновенного. В них снова светился огонь надежды, которую ты давным-давно потерял. Не спорь со мной, я знаю. Я счастлива, что мое письмо помогло вновь зажечь этот огонь в твоих глазах. Как устал ты в этой жизни... Но, пожалуйста, сохрани этот огонь! Мы живем, пока надеемся. Может быть, мы никогда не встретимся... Понимаешь, я побоялась, что не понравлюсь тебе. Я очень сильная, но... Мне показалось, ты был таким одиноким... Я видела, ты уже готов был посмеяться над собой за то, что пришел на это свидание, получив мое письмо. Но ты не можешь вообразить, сколько нерастраченной нежности в моем сердце! Я бы мечтала обнять тебя так крепко... Если ты все же захочешь со мной встретиться (в чем я сомневаюсь), пожалуйста, пиши: до востребования..."
   В этот раз в письме был адрес. И хотя я уже отослала письма в Финляндию, я послала эти два письма отдельно. Я так не получила ответа от филолога из финского городка, и так и не узнала, что он сделал (и сделал ли что-то вообще), прочитав эти два письма.
   Но я часто думала о человеке, стоящем у входа в метро «Невский проспект» в тот субботний вечер. Почему она решила, что это был тот самый, кому она назначила свое воображаемое свидание? Кого он ждал? Жену, чтобы вместе пойти на рынок? Бизнес-партнера, чтобы обсудить новое предприятие? Маму, возвращающуюся из гостей?
   И я думала еще, что людям часто хочется творить жизнь своими руками, а легче всего сотворить мечту. Эта странная Валентина, придя к метро, превратила обычного человека в принца, о котором, может быть, будет мечтать всю жизнь.
   Может быть, это очень глупо.
   Может быть, это лучше, чем ничего.


Вы и мы


   Прочитав некоторые из моих рассказов, один человек сказал, что он, кажется, понял, почему русские женщины уезжают на Запад: исключительно по экономическим причинам.
   Да, конечно, экономические причины очень важны. Но есть и что-то еще. Русские любят Запад. Есть в нем что-то очень привлекательное для нас, особенно для тех, кто по-прежнему знаком с западной жизнью лишь по книгам и кино. Услышав английскую и немецкую речь, люди часто оборачиваются, чтобы посмотреть, кто говорит и проводить его взглядом.. Они пытаются получше разглядеть иностранца, потому что хотят понять, как живут люди, жизнь которых так отлична от нашей, каковы их мысли, намерения и желания.
   Люди на улицах Санкт-Петербурга, даже не говорящие по-английски, немедленно остановятся, чтобы объяснить дорогу потерявшемуся иностранцу. Они будут жестикулировать, будут даже громко кричать, искренне желая заставить иностранца понять их лучше.
   На улицах Санкт-Петербурга много рекламы на английском языке, и не только иностранные фирмы имеют здесь иностранные названия. Многие русские фирмы, стараясь придумать себе название в западном стиле, используют английские слова, и будучи едва знакомы с английским, часто называются очень смешно.
   Женщина, пришедшая в мое агентство, рассказала, что была в санатории, где отдыхали также и финские туристы. Она делилась, как сильно хотела познакомиться и пообщаться с ними, поговорить, узнать об их жизни, может быть, подружиться. Ее желание было бескорыстным, оно было вызвано лишь любопытством и симпатией.
   Она рассказала мне, как она пыталась заговорить с пожилой финской парой, сидя рядом с ними в холле перед грязевыми процедурами. Она приходила пораньше лишь для того, чтобы встретиться с ними. Они все ждали своей очереди, и русская женщина изо всех сил старалась завести разговор, но финская пара лишь улыбалась, соглашалась или отрицательно качала головами. Финны были очень вежливы, но немногословны, и у моей клиентки ничего не получилось. Возможно, финская пара была вполне удовлетворена общением друг с другом, и им не нужны были посторонние контакты. И, наоборот, русская женщина хотела прикоснуться к их неизвестному миру, в котором люди, кажется, вполне удовлетворены тем, что они имеют.
   Другая клиентка, которая приходила ко мне в офис, симпатичная женщина тридцати восьми лет, с двумя высшими образованиями, работающая контролером в супермаркете, куда за покупками часто приходят иностранцы, рассказывала мне о своих впечатлениях о них.
   — Они как дети, — говорила она с ласковой улыбкой. — Они здесь всего боятся!
   Она рассказала мне об одном их покупателей, мужчине ростом под метр девяносто, который приходил в магазин исключительно засветло, потому что вечером старался вообще не выходить на улицу.
   — Конечно, он прав. Им очень опасно выходить вечерами, — уверенно говорила хрупкая женщина, забывая, что сама она часто возвращается из своего супермаркета в полночь, что очень опасно и для нее.
   — Они не привычны к нашим ужасам, — ответила она, смущенно улыбаясь, когда я ей об этом сказала. — Разве можно равнять их и нас?
   Та же женщина, объясняя, что она сама ищет на Западе, сказала мне: «Они преуспевают материально, но многие из них так одиноки и несчастны. Им нужна простая человеческая теплота. Их жизнь слишком рациональна, они ищут эту теплоту здесь, они надеются, что мы сможем им ее подарить. И мы бы с радостью это сделали, если бы только получили такую возможность».
   Говорят, что любовь России к Западу не разделена. Может, на самом деле, это не так, и западные люди также смотрят на Россию, пытаясь понять, как это еще возможно бескорыстное дарение душевной теплоты? Может, поэтому западные мужчины и пытаются принести частицу России и в свою жизнь?
   Так мы и смотрим друг на друга: Россия, вечно несчастная, отчаянно стремящаяся разгадать загадку западного равнодушия, рационализма и преуспеяния. И Запад, пытающийся понять загадку русской души, все еще способной на абсолютную преданность и любовь.
   Но совсем юная девушка, студентка факультета Public Relations, представительница совсем нового поколения, однажды зашла в мое агентство, и когда я попросила ее привести ко мне и своих подруг, поскольку все они прекрасно знают английский, сказала, что большинство ее подруг не хотят выходить замуж за границу, потому что они уже были во многих странах, и не имеют иллюзий. Она добавила, что, девушки с таким хорошим образованием вообще не хотят выходить замуж так рано, потому что прежде они стремятся стать независимыми и сделать успешную карьеру.
   И я немедленно вспомнила западных женщин, о который мне рассказывали и которых с такой горечью обличали мои иностранные клиенты, ищущие невест на Востоке.


Молодость и красота


   — Молодость и красота — вот что самое главное! — убежденно говорит она, заходя ко мне за письмом от американского клиента, полученным для нее по электронной почте.
   Она обычно долго у меня сидит. Она говорит, что разговоры со мной успокаивают ее, хотя я не могу понять, почему, так как наши мнения редко совпадают. Однако она часто спрашивает, что я думаю о письмах, присланных ей, что посоветую ответить, долго рассказывает о юном студенте, в которого влюблена. Честно говоря, меня утомляют ее визиты, но я не решаюсь на это намекнуть — я помню, она как-то сказала, что у нее нет больше никого, с кем можно поделиться.
   Она очень красива, довольно молода, кажется, ей тридцать два — тридцать три, (так написано в ее анкете), она получает много писем от мужчин. Она выбирает очень тщательно, ей не нравятся пожилые мужчины, более молодые ей часто тоже не нравятся. Она находит в них какие-то скрытые недостатки, которых я не вижу, и я иногда думаю, что если бы все эти мужчины слышали, что она о них говорит, они могли бы обидеться. Я бы предпочла общаться с ней более формально, но уже смирилась с ее визитами, как с чем-то неизбежным.
   — Самое главное — как можно дольше оставаться молодой, — говорит она. — Делать массаж и гимнастику, ходить к косметологу, следить за лицом и быть любимой!
   — Когда вы выйдете замуж и заведете детей, у вас не будет для всего этого времени, — отвечаю я.
   — Замужество должно быть такое, что будет, — отвечает она. — Зачем выходить замуж, чтобы через пять лет превратиться в старуху?
   — Не в старуху, конечно, но сами знаете, какая у нас здесь семейная жизнь. . .
   — Я не останусь здесь, — говорит она.
   — Там жизнь тоже не малина, — говорю я.
   — Я найду такого человека, который обеспечит мне соответствующий уровень, — отвечает она.
   Она разведена. Ее бывший муж не смог обеспечить ей соответствующий уровень. Однако она по-прежнему живет за его счет, так как он по-прежнему проводит часть жизни с нею.
   Она влюблена в мальчика — студента. Она говорит, что этот мальчик помогает ей держаться. Мне кажется, она понимает это буквально: как будто в детской игре она вместе с другими людьми сидит на вращающемся барабане, и хоть то один, то другой сосед слетает на крутом вираже, она цепляется, карабкается, и все-таки держится.
   — Мир принадлежит молодым, не так ли? — спрашивает она.
   — Мир никому не принадлежит, — отвечаю я. — Молодые постареют и умрут, а мир останется.
   — Зачем тогда жить?
   — Делать что-то, оставить что-то за собою, — подумав, отвечаю я.
   — Какая в этом польза? — спрашивает она.
   — Интересно, — говорю я. — А когда мы станем старыми, что-то останется от нашего прошлого.
   — Когда мы станем старыми, будет уже все равно, — уверенно говорит она. — Что такое прошлое? Где оно? Его можно потрогать? Нет? Потому я и говорю, что нет в этом никакой пользы. Только одно важно — как можно дольше оставаться молодой именно сейчас!
   Иногда она спрашивает меня с любопытством:
   — Вы сами-то не думали о таких вещах во время вашей молодости?
   — У меня не было времени, — отвечаю я. — Я рано вышла замуж и всегда занималась тем, что меня увлекало, потом родился мой ребенок, и были его простуды, расписания, школа и уроки музыки и французского. Потом — множество разных бизнесов. Сейчас у меня есть время посмотреться в зеркало только с утра. Я не была в косметическом салоне уже... да я даже не помню сколько.
   — Вы думаете, это хорошо?
   — Я об этом не думаю, — улыбаюсь я, и она смотрит на меня с сожалением.
   Однажды она приходит ко мне очень грустная. Я даю ей письмо, она смотрит на фотографию написавшего ей человека внимательнее, чем обычно и в этот раз не говорит о нем ничего обидного.
   — Может быть, этот не так уж и плох? — говорит она наконец.
   — Почему он должен быть плох? — удивляюсь я.
   — Может, и плох, кто его знает, но сегодня я поняла, что у меня нет больше времени, — говорит она, показывая мне популярную рекламную газету с рубрикой знакомств.
   — Посмотрите, — говорит она, — все агентства приглашают женщин до сорока. Сорок — предел. После сорока — ничего нет!
   — Вам-то что беспокоиться? — удивляюсь я. — У вас есть еще время. Сколько вам? Тридцать два? Тридцать три?
   — Сорок, — безнадежно говорит она, глядя вниз.
   — Сколько? — не сразу понимаю я.
   — Сорок, — отчаянно повторяет она и бросает на меня быстрый взгляд. В этом взгляде и сожаление, что она призналась, и страх, что это может ей как-то повредить, и, самое главное, другой страх, который она не может выдержать, не разделив хоть с кем-то.
   Я смотрю на нее с изумлением: она выглядит такой молодой.
   — Вам никогда не дашь сорок, — говорю я.
   — Тем не менее, — вздыхает она, и я не знаю, что еще сказать. Я пытаюсь осознать, что она почти моих лет, и чувствую себя очень глупо из-за всех данных ей мною советов.
   После ее ухода я не исправляю дату ее рождения в анкете. В конце концов, я никогда не спрашиваю у клиенток паспорт, и могла бы ничего не знать, если бы она сама мне не сказала.
   Но мужчины как будто чувствуют что-то, и она не получает больше писем.


Мой друг


   Каждый раз, приезжая в Санкт-Петербург, он просил меня быть его переводчиком. Я приходила в одно и то же кафе, встречала его и его новую девушку, мы все садились за стол. Я заказывала традиционный чай с пирожным, пирожное было чаще невкусное, но я, все равно, не успевала есть его, переводя.