Бьорн Олаф. Талисман всадника

   — Верно, где она? — поддержал меня Тараск. — Госпожа Долиана погибла или успела выбежать из дома?
   Хейд, по-бабьи завывая, выкрикнула что-то неразборчивое, из чего я сообразил, что домоправительнице ничего не известно о судьбе юной баронессы. Толстуху увели.
   — Значит, погибли все, — медленно сказал Тараск. — И кому-то придется очень дорого расплачиваться. Граф, ты увидел все, что хотел увидеть?
   — Д-да, — заикнулся я, с легким ужасом косясь на мертвецов. Боги, ведь всего два дня назад они были живыми людьми, с которыми я разговаривал, пил вино, строил планы на будущее, наконец!
   — Надеюсь, ты упомянешь в письме королю Конану, что власти Немедии принимают все меры к разысканию и строжайшему наказанию преступников. И еще одно. Месьор граф, столица находится на осадном положении. Никто не вправе покинуть Бельверус без моего приказа. Разумеется, если ты намерен уехать, я дам разрешение, ибо мы не можем задерживать людей с документами посланников, но… Я просил бы тебя задержаться. Может быть, ты окажешь Трону Дракона… скажем так, определенную помощь. Дженна, проводи господина Монброна!
   Я на мягких, будто ватных ногах, отправился к воротам в сопровождении наряженной в гвардейскую синюю форму девицы. Зенобия по-кошачьи ступала позади, сразу за правым плечом, подержала мне стремя, пока я забирался в седло, но вдруг перехватила поводья Бебиты, зыркнула на меня холодными серыми глазами и тихо сказала:
   — Вот что, аквилонец… Мой тебе совет: оставайся в городе. Быстро разыщи маленькую герцогиню…
   — Как? — изумился я. — Как я найду госпожу Дану?
   — Придумай! — отрезала Дженна. — У тебя своя голова на плечах, не дитя неразумное. Найди и спрячь ненадежнее. Лучше всего — увези из города. Завтра с утра, коли сможешь, загляни-ка во дворец. Зайдешь с Полуденного входа, покажешь караульным эту штучку, — Зенобия перебросила мне простенький деревянный амулет на шнурке в виде нордейхмской руны «Райда». — Поговорим.
   — Ну… Хорошо, я попытаюсь… А в чем дело?
   — Поезжай! — Зенобия отвернулась и сказала, будто в никуда: — Не нравится мне все это… Очень не нравится. Езжай, граф. Здесь тебе делать нечего. Без тебя разберутся.
 
    18 день Первой весенней луны.
 
   Подведем неутешительные итоги. За минувшие сутки во втором по значению и первом по огромности территорий (Немедия с учетом протекторатов Коринфии и Заморы несколько больше Аквилонии) королевстве Заката произошли столь поразительные и невероятные изменения, что я до сих пор не могу осмыслить их значения и возможных последствий для всей Хаборийской цивилизации.
   Во-первых, от власти отстранен правящий дом Эльсдорфов Немедийских; причем отстранен насильно.
   Во-вторых, наследников трона в самом прямом смысле данных слов не осталось в живых — новым канцлером Эрдриком и протектором столицы Тараском объявлено, что «в результате вспыхнувшего мятежа и измены некоторых государственных чиновников, а также волнений в городе все четыре сына почившего короля Нимеда погибли.
   Бушующей толпой также умерщвлены благородные супруги Их высочеств, наследники и люди из числа слуг».
   В-третьих, введенное в Бельверусе осадное положение препятствует созыву высокого дворянского собрания, каковое должно избрать нового короля, в результате чего Немедией сейчас правит странный триумвират, составленный из господина канцлера, одновременно являющегося правящим регентом, принца Тараска, который вдобавок в должности протектора взял на себя командование многочисленными гвардейскими тысячами, и королевского казначея Сагаро, ныне отвечающего за всю торговлю и снабжение крупнейших городов, а также войска продовольствием.
   Как долго продлится столь неопределенное положение, никому не известно, однако старинные уложения государственного права недвусмысленно гласят: скончавшийся монарх должен быть погребен спустя десять дней, считая от дня кончины, и за это время необходимо называть имя преемника. Если этого не происходит, королем становится ближайший родственник короля по мужской линии, а если таковой отсутствует, то по женской.
   Против закона не пойдешь — вышеописанная традиция насчитывает многие столетия, освящена митрианским культом и, если Тараск сотоварищи пренебрегут древним уложением, страна окажется на грани междоусобной войны: восстанут дворяне, от власти отвратятся жрецы, да и простой народ начнет роптать. И в то же время триумвират пока не предпринимает никаких действий для созыва благородного собрания и выборов короля.
   Странно. На что они надеются?
   Поразмыслив, я пришел к выводу, что Тараск отнюдь не глуп и не зря тянет время. Если в течение десяти дней короля так и не изберут, то у кофийского принца есть все шансы заполучить корону.
   Он родной племянник Нимеда, в народе популярен (правда, популярность эта несколько дутая…) и, если подходить реалистически, Тараск на сегодняшний день единственный отпрыск династии, сосредоточивший в руках реальную власть. Безусловно, у Нимеда-старшего остались дяди, да и других племянников предостаточно, но их либо нет в столице, либо они не ощущают за собой силы, способной привести к трону.
   Меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Броде бы смена власти происходит законным путем, а гибель королевской семьи очень просто объясняется так называемым «мятежом».
   Только мятеж этот, как бы выразиться получше… Случился очень кстати и был исключительно узконаправленным. Я был свидетелем волнений в Тарантии, происходивших в последний год царствования Нумедидеса, и знаю, что может натворить вышедшая из подчинения толпа.
   Поджоги, грабежи, бесчинства на улицах и стычки с пытающимися навести порядок военными — пьяные плебеи забрасывают гвардию камнями, первейшим объектом разграбления становятся винные погреба, а когда военные начинают применять оружие, все постепенно затихает. Обычный бунт длится, самое большее, седмицу-полторы.
   В Бельверусе все происходило по-другому. За Дну ночь «мятежа» (так утверждает нынешняя власть) бунтовщики, почему-то пренебрегая богатыми запасами виноделен, аккуратно вырезали семейство короля, сожгли дома принцев, а Нимеда-наследника с супругой и детьми убили не где-нибудь, а прямиком в отлично охраняемом замке короны.
   Как они туда ворвались — до сих пор остается загадкой, которую никто не желает объяснять. Заметим, что у принцев была неплохая личная охрана, их оберегали гвардейцы и телохранители…
   Какой вывод? Верно! В городе под прикрытием мятежа действовали отлично вооруженные и обученные отряды убийц или наемников, которым кто-то поручил низвергнуть правящую династию.
   И не надо мне рассказывать сказки, что орда обезумевших от ярости горожан могла противостоять гвардии и свитским дворянам принцев. Такого просто не бывает!
   Все эти соображения я изложил на рассвете восемнадцатого дня Первой весенней луны в одной из гостевых комнат неприметного постоялого двора с непритязательным наименованием «Петух и котел».
   Меня внимательно слушали шестеро людей весьма разного облика и занятий — лучшие аквилонские конфиденты, работающие в Бельверусе под началом месьора барона Амори из дома Данвилов Коринфских. Сам барон, крупный пронзительно-черноволосый мужчина средних лет, присутствовал здесь же.
   — …Это все, о чем я хотел вам рассказать, — я закончил с изложением своих мыслей. — И намереваюсь попросить у вас помощи.
   Месьор Амори отнюдь не производил впечатления личного представителя барона Гленнора. Он показался мне чересчур угрюмым, чересчур хмурым и чересчур нелюдимым — эдакий туповатый вояка, разбирающийся досконально лишь в оружии, лошадях, искусстве мечного боя и охоте.
   Однако еще один неписаный закон сыска гласит: «Внешность обманчива». Реймен Вене отрекомендовал Амори как самого благоразумного и осторожного конфидента, трудящегося ныне на поприще душевного согласия в нашей маленькой компании служителей Латераны. Отчего вдруг коринфский барон превратился в верную ищейку, принадлежащую Аквилонскому королевству, я не знал да и не стремился узнать. У каждого есть свои причины.
   — Помощь? — пробасил барон Амори Данвил. — Отчего ж не помочь хорошему человеку? Гленнор сообщал о тебе. Предупреждал, что рано или поздно ты объявишься. А когда объявишься, велел передать вот это.
   Мне сунули в руки медный тубус для хранения свитков, я извлек на свет пергаментный лист, пробежался глазами по строчкам и отвесил челюсть. Ничего себе! Вот так подарочек от барона Гленнора! Ну, спасибо, ваша милость! Только этого мне не хватало при всех имеющихся заботах!
   Слабым жестом я протянул рескрипт Амори, тот прочитал и усмехнулся углом рта. Более никаких эмоций на его лице не отразилось.
   — Значит, барон Гленнор наделяет тебя чрезвычайными полномочиями и передает в твое распоряжение всех конфидентов Латераны, — протянул коринфский дворянин. — Нам остается лишь подчиниться. Теперь ты имеешь право приказывать, а не просить.
   Сейчас я точно не помню, в каких именно формулах Гленнор поставил меня главой Немедийского отделения Латераны, но в депеше действительно говорилось, что Маэль, граф Монброн, действует от имени и именем короля, все его приказы следует считать приказом короля, а любые распоряжения исполнять незамедлительно и в точности.
   Такая бумага дает реальную власть, правда, в ограниченных пределах…
   Пятеро помощников барона Амори посмотрели на меня с любопытством. Сам коринфиец представил их не по именам, а по прозвищам, но, если смотреть на одежду, то становился ясен род занятий наших сподвижников.
   Один похож на владельца процветающей лавки, двое смахивают на ремесленников, четвертый является очень живописным гильдейским нищим (о, это немедийская страсть к порядку! Даже попрошайки организовали в Бельверусе собственную гильдию!) — кошмарные вшивые лохмотья, шерстяной колпак, прикрывающий спутанные грязные волосы, шрамы на физиономии и большая язва на щеке. В качестве дополнения к костюму нищий водил с собой омерзительную облысевшую обезьяну с красным задом и желтыми сточенными клыками. Последний из гостей носил темно-красную форму с потемневшим серебряным шитьем — городская стража, Управа Дознания.
   Полезный человек, надо полагать. Амори заявил, что лучших конфидентов свет доселе не видывал.
   — Итак, — я, заложив руки за спину, прошелся по комнате, — мы только что обсудили сведения общеизвестные. Кто-нибудь может добавить нечто новое? Собственные наблюдения, слухи, кажущиеся достоверными?
   — Можно мне? — пропищал нищеброд. Кажется, у него еще и кличка смешная — Тролленок. Лысая макака, заслышав голос хозяина, разинула пасть и заверещала. — Наверное, месьору графу будет интересен такой слушок… В Гильдии поговаривают, будто кое-кто из семейства короля уцелел. Никто точно не знает, но якобы Рихтер Вонючка, который побирается на улице Лилии, вроде бы узрел призрака. Якобы живой покойник, какой-то из сыновей Нимеда, в сопровождении некоей девицы прошел мимо него и даже швырнул медную монетку. Может, и врет наш Вонючка, себе цену набивая. Что, потрясти благородного месьора Рихтера на предмет истинности сией сказочки?
   — Потряси, — ответил за меня барон Данвил. — Может, и вытрясешь хоть одну жемчужину из мешка с навозом. Еще что-нибудь, господа?
   Никаких особых откровений не последовало. Я еще раз убедился, что подозрения об орудовавших в городе вооруженных шайках, изображавших «бунтовщиков», подтверждаются. Никакие «мятежные горожане», способные лишь швыряться булыжниками в окна богатых домов, не станут носить под одеждой оружие, а уж тем более — умело пускать его в ход во время штурма здания.
   Значит, и на самом деле таинственные отряды убийц существовали и их бойцы лишь прикидывались добропорядочными обывателями. До времени.
   Об этом в один голос твердили все пятеро конфидентов барона Амори, большинство их которых самолично наблюдало за волнениями в Бельверусе позапрошлой ночью.
   — Хорошо, — кивнул я. — Приму к сведению. Исходя из всего сказанного… Могу лишь добавить вам еще одно задание.
   — Ты и о первом-то не упоминал пока, — напомнил нищий с обезьяной.
   Вся компания воззрилась на меня в ожидании.
   — Первое: приложите все силы, поднимите всех своих осведомителей, пустите по следу всех собак, но отыщите для меня одного исчезнувшего человека, — провозгласил я. — Это женщина, точнее, девушка. Выглядит лет на шестнадцать, волосы темные, глаза светло-карие, сложения худощавого. Ее имя — Долиана, баронесса Эрде, дочь покойного герцога Мораддина. Об этом пока не сообщалось, но я знаю точно — в ночь мятежа госпожа баронесса весьма таинственным образом исчезла из поместья герцогов Эрде. Более никто ее не видел. Она требуется мне немедленно. Будьте осторожны, возможно, за баронессой охотятся и другие… люди. Второе. Разнюхайте, откуда могли появиться таинственные личности, штурмовавшие дома принцев. Кто они, кому служат… Ясно?
   — Отнюдь не ясно, — покачал головой барон Амори. — Почтенный граф, давайте-ка начнем с начала. Перво-наперво вы расскажете мне и моим друзьям все подробности об исчезновении баронессы Эрде.
 
   Из постоялого двора «Петух и котел» я отправился к другому двору, если, конечно, можно теперь поименовать «двором» резиденцию военного правительства Немедии, в обычную время именующуюся замком короны.
   Какие мысли у вас вызывают слова «королевский двор»?
   Благородные господа и не менее благородные дамы-фрейлины, гвардия в блистающих доспехах, деловитая суета прислуги, истошные вопли Церемониймейстера «Ужин его королевского величества! Салфетка его королевского величества», а для того, чтобы взять соусницу, нужно седлать коня, ибо торжественный стол приравнивается длиной к главной улице столицы.
   Теперь все не так.
   Если уж в Бельверусе осадное положение, а стража, сбиваясь с ног, «разыскивает» злодеев-бунтовщиков, то дворец являет собой настоящую крепость.
   На площадки башен замка короны взгромоздили катапульты и баллисты, проезды загорожены острейшими деревянными рогатками, наконечники которых окованы железом, внутрь пропускаются лишь те, у кого наличествуют разрешения, подписанные одним из триумвиров — Тараском, Эрдриком или Сагаро — а любые подозрительные личности заворачиваются обратно.
   Специально ради визита к фаворитке принца Тараска я оделся особенно. Никакого бархата, никакой парчи, никаких лишних перстней или браслетов, одежда скромна до полной невозможности — черная туника, поверх одевается кожаный нагрудник-панцирь с тиснением в виде фамильного герба, круглая черная шапка с черным же шарфом, перевязь меча самая простая, из тех, что носят наемники.
   Посмотревшись утром в серебряное зеркало, я решил, что в таком наряде смахиваю на преуспевающего гробовщика во дворянстве и спросил сам себя, по кому же это я, скажите на милость, ношу траур.
   Ответ не замедлил последовать — траур надет по почившим в бозе благополучию и стабильности стран Заката. Случавшаяся в Немедии заваруха наверняка вызовет лавину…
   Может быть, конечно, я паникую, но паника имеет основание. Смена династии влечет за собой не только перестановки в высочайших сферах управления государством, но и нарушение торговых, военных и прочих союзов. У нового правителя всегда новые интересы.
   Я не знаю, кто будет данным правителем, однако осмеливаюсь предполагать. Если Тараск добьется трона, за сим наверняка последует резкое усиление Кофа, страны, всегда относившейся к Аквилонии со сдержанной недоброжелательностью.
   Не будем загадывать, как обернется дело. Глядишь, обойдется. Пошумят, покричат, а когда пыль уляжется, снова продолжится привычная жизнь…
   Оказавшись возле Полуденных ворот дворца, я из гордыни не спешился перед вылетевшим, будто на пожар, командиром караула — таковой не оказал должного почтения. Мне довольно невежливо посоветовали отправляться своей дорогой на все восемь сторон света — надлежащего пропуска во дворец у меня не оказалось.
   Не оказалось? Как бы не так!
   С самым надменным видом я снял с шеи деревянную руну «Райда», предъявил ее охране, после чего отношение к визитеру разительно изменилось.
   Бебиту немедленно взяли под узду, сдержанно залебезили и даже выделили проводника.
   Прочим караулам, расставленным буквально на каждом углу коридоров замка, было достаточно показать вырезанный из темной древесины амулет. Я мгновенно становился «своим». Неужели безродная девка из Пограничья забрала себе столь высокую власть?
   — Сюда, — кивнул проводник, указывая на тяжелую дубовую дверь, ведущую в комнаты. — Если ты друг госпожи Зенобии, она тебя примет.
   — А если не друг? — фыркнул я. — Тогда что?
   — Тогда вылетишь отсюда через окно, — с чарующей непринужденностью сообщил гвардеец, отсалютовал брошенным к груди кулаком и отправился восвояси.
   Памятуя о традициях варваров, с которыми я достаточно успел ознакомиться за время дружбы с Конаном, я открыл дверь без стука.
   Ничего не скажу, здесь очень мило. До сих пор не могу понять, отчего самых утонченных дворян (к каковым, впрочем, я себя не отношу) всегда очаровывала дикарская простота. Очень большая комната, почти зала. Громадный камин, в котором пылают сосновые полешки. Широченная низкая постель — на ней можно разместить не меньше десятка гвардейцев и еще место останется. Лавки вдоль стен, никаких кресел или табуретов. Здоровенный грубоватый стол. Единственной приметой цивилизации являлся выстилавший пол иранистанский ковер с ворсом, достигавшим щиколотки.
   Именно на этом темно-красном ковре рядом с очагом возлежала госпожа Зенобия. Самое потрясающее было в том, что полуночная дикарка (на сей раз наряженная в простенькое синее платье с вышивкой в народном стиле) весьма старательно штудировала большую книгу в темно-коричневом с золотом переплете.
   — Сочинение Тот-Амона, сына Мин-Кау из Птейона, — даже не повернувшись в мою сторону, проговорила Зенобия, постучав пальцами по страницам фолианта. — Граф, ты случайно не знаешь, что такое «нумерология»? Никак не могу понять толком!
   — Э-э… Нумерология — это наука о магических и пророческих свойствах чисел, — ошеломленно сказал я. Ничего себе! Оказывается Дженна интересуется трактатами небезызвестного стигийца, прославленного не только в качестве первейшего колдуна Черного Круга, но и составителя весьма привлекательных рукописных трудов по истории и магии. Мало того, Дженна умеет читать! Хотя не стоит удивляться: она все-таки дочь купца, а образование в семействах торговцев ставится на второе место после врожденной деловой хватки. Без знания надлежащих наук ты никогда не обойдешь соперников и не заработаешь свое золото! — Однако если ты хочешь узнать побольше о нумерологии, стоило бы почитать не сочинения Тот-Амона, а книги кхитайских мудрецов, наиболее искушенных в тайнах чисел. Возьми хотя бы Ди Жэнь-Цзе из Панкина…
   — Благодарю за совет, — Зенобия быстро захлопнула книгу, встала с ковра, подошла ко мне и совершенно не девичьим жестом подала руку для пожатия. — Присаживайся, Маэль. Вина? Аргосского, коринфского, пуантенского?
   — Мне больше нравится «Лоза Либнума», — поддел я Дженну, упомянув самое дорогое и редкое на Закате вино со знаменитых Либнумских холмов Шема.
   Даже во дворце Конана, беззаветно приверженного лучшим образцам винодельческого искусства Полуденного Побережья, «Лоза Либнума» полагалась неслыханно щедрым угощением и нектаром, достойным богов.
   — Возьми на столе, — Дженна непринужденно кивнула в сторону огромного четвероногого сооружения из сосновых досок.
   Я подошел, обнаружил на столешнице кувшин с печатью в виде шестилучевой звезды, в центре которой находился силуэт верблюда, и понял, что колкость не удалась. Зато можно на славу угоститься.
   Здесь можно говорить свободно, — как бы невзначай сообщила Дженна. — Никто не подслушает. Во-первых, на страже стоят мои люди…Точнее, нелюди. Во-вторых, это самое удаленное крыло дворца. Я всегда очень любила независимость.
   — Нелюди? — я плеснул вина в серебряный кубок и продегустировал. Ничего не скажешь, подлинный «Либнум»! С ума сойти! Быть фавориткой принца Тараска не так уж плохо… — Эта такая особая шутка обитателей Пограничья, которую аквилонцы не понимают?
   — Еще как понимают, — отмахнулась Зенобия. Между прочим, Конан Канах, твой король — большой приятель нашего короля. Эрхарда Оборотня. Понятно?
   — А ты сама не оборотень? — поинтересовался я, наблюдая, как Зенобия наливает в свой кубок какую-то жуткую настойку. Судя по запаху, ежевичную.
   — Не повезло, — совершенно серьезно ответила госпожа фаворитка. — Я, к сожалению, самый настоящий доподлинный человек. Ладно, оставим споры о преимуществах двух противоположных рас. Надеюсь, ты сообразил, что я позвала тебя не случайно?
   — Конечно, сообразил. И что?
   — А вот что, — Зенобия указала мне на длинную лавку, застеленную медвежьей шкурой. — Насколько мне известно, тебя прислал в Бельверус король Аквилонии? Да? И пожалуйста, не делай такие невинные глаза! Я, как ты мог заметить, отнюдь не круглая дура. Кроме того, детство и юность я провела в Пограничье и отлично знаю, в каких отношениях находились Конан и герцог Мораддин.
   — Не понимаю, как увязать вместе твою молодость, короля Аквилонии и покойного герцога, — брякнул я. — При чем здесь тогда Пограничье?
   Человеческие судьбы, долгие тонкие нити, свитые Норнами, переплетаются очень причудливо, — с задумчивым видом изрекла Зенобия и села рядом со мной. — В моей полуночной стране слова «богатый купец» почти равнозначны слову «герцог». Ты слышал о моем отце? Он ведает торговой управой Пограничья, близок к королю Эрхарду и наслышан о некоторых страничках прошлого аквилонского государя. Я же внимала рассказам отца со всем тщанием… Я знаю, что Конан и глава Вертрауэна познакомились давным-давно, лет двадцать назад или даже больше того. И, конечно же, такой человек, как Конан, никоим образом не мог оставить в беде старинного друга.
   — Какие же из всего этого выводы? — поинтересовался я.
   — Никаких, — Зенобия развела руками. — Здесь настолько тесно сплелись высокая политика, в которой я ничего не понимаю, чьи-то интриги и колдовство, что распутать этот клубок не сумел даже хитроумный Мораддин. За что и поплатился жизнью.
   — Колдовство? — ахнул я. — Какое колдовство?
   — Обычное. Никогда не сталкивался с магией?
   — А ты, видимо, сталкивалась настолько часто, что хорошо разбираешься в волшебном искусстве?
   — Да не сказала бы… Мои телохранители-оборотни заставили меня насторожиться. Племя Карающей Длани чувствует магию гораздо острее людей. Так вот, парни утверждают, что в Бельверусе появилось нечто… нечто чужое. И это чужое — действует.
   — И в чем это выражается? — спросил я. — Каково действие?
   — Отец приставил ко мне четверых охранников ,глядя на огонь камина, сказала Зенобия. — Тарк, дальний родственник Эрхарда, уехал еще зимой. Обратно в Пограничье. Отговорился тем, что в Немедии ему плохо. Хотя за последние четыре года я не слышала от него никаких жалоб. Остальные начали болеть, примерно с начала зимы. Чем дальше, тем хуже. А позапрошлой ночью умер Гупта — мой самый верный страж. Я достаточно хорошо знакома с Племенем Карающей Длани — оборотни гораздо крепче людей. Так просто они не умирают. В Бельверусе, как мне кажется, на них начала действовать та самая чужая магия, появившаяся в городе, едва выпал снег… И я сама начинаю бояться.
   — Мне, конечно, интересно слушать рассказ о твоих страхах, — довольно жестко заметил я, — но почему бы не перейти к делу? Что ты хочешь мне сказать? И почему? Почему не пожаловаться принцу Тараску или канцлеру? При чем здесь дворянин из Аквилонии?
   — Вот ты, значит, как… — сощурила глаза Дженна. — На все эти вопросы я не отвечу. Отчасти потому, что не хочу, отчасти потому, что не могу. А Тараск… Молодой принц рвется к власти. Он привел в город много верных людей и я почти уверена, что гибель семьи старого Нимеда — на его совести. Мне на это плевать, Немедия для меня чужая страна. Однако я не могу спокойно наблюдать, как в политику вмешивается чуждая людям сила, равно опасная и для того, кто ее использует, и для его противников.
   — Я подозревал, что за недавним фальшивым мятежом стоит Тараск, — Зенобия, собственно говоря, ничего нового не поведала. И в то же время я в очередной раз слышу о некоем чужеродном колдовстве. — Скажи, в свите Тараска есть маг?
   — Аж целых двое, — мигом ответила Дженна. — Ораст и еще один… Этого второго я вижу очень редко. Странный человек. Кажется, Тараск познакомился с ним в Кофе.
   — Имя знаешь?
   — В этом-то вся и загвоздка! Имя необычное. Не стигийское, не кофское и не немедийское. Его зовут или называют Ксальтотуном. Точно такое же имя я встретила вот в той книге, — Дженна указала рукой на валяющийся том сочинений Тот-Амона. — Ксальтотун — кхарийское слово. Перевести его трудно — оно означает одновременно и человека, который постоянно возвращается, и нечто, существующее вечно, но где-то на самом рубеже миров Зримого и Незримого, и течение времени, а если уж быть совсем точной, то это понятие вышло из употребления еще полторы тысячи лет назад, когда рухнула Кхарийская империя. Мне кажется, что «Ксальтотун» — это не столько имя, сколько название какого-то ремесла. Человек может быть скорняком, наемником, , лекарем. А может быть ксальтотуном.