Борохова Наталья. Адвокат по сердечным делам

   – Да, мне показалось, что ваше последнее предложение – это уже кое-что, – сказала она с запинкой. – Представьте мне его в письменном виде, и тогда мы обговорим с вами детали.
   – Как скажете, Евгения Федоровна, – пожала плечами Красюк, переглядываясь при этом со Шпунько.
   – На этом заседание редколлегии объявляю закрытым, – заявила Швец, решительно захлопнув свою рабочую папку.
   Журналисты, переговариваясь, потянулись к выходу. Тем не менее кое-кто подошел к Евгении – решить текущие вопросы. Появилась бухгалтер, а вместе с нею и художник. Они все спрашивали и спрашивали ее о чем-то, кто-то совал ей на подпись документы, кто-то жаловался на необязательность некоторых сотрудников.
   Обычно Швец гордилась своим умением быстро улаживать подобные проблемы. Вооружившись телефонной трубкой, блокнотом и ручкой, она обзванивала коллег, давала им точные указания и никогда не забывала контролировать их исполнение. Сложные вопросы, требующие дополнительного изучения, она «делегировала» Сбродову, оставляя за собой право принятия окончательного решения.
   Так было всегда, но только не в это утро. Сегодня Евгения была выбита из колеи и мечтала только о том, чтобы ее оставили в покое. Однако поток просителей не иссякал, и она совсем выбилась из сил, решая эти проблемы весьма неэффективно, а по сути, перекладывая их на потом.
   Наконец за последним посетителем захлопнулась дверь, и она в изнеможении откинулась на спинку кресла. Рука автоматически потянулась к телефону. Она хотела позвонить мужу и выплакаться вволю. На экране высветились привычные цифры, но в последний момент она дала отбой. Ну, что она скажет ему? «Слушай, я сегодня утром сбила человека».
   Такие вещи по телефону не говорят. Потом – мало ли что! Вдруг их кто-нибудь прослушивает? Только этого еще не хватало! Следовало дождаться окончания рабочего дня и обсудить ужасную новость дома. Но, боже мой, сколько времени еще оставалось до вечера! Круглые часы на стене показывали два, и в лучшем случае она сможет добраться домой только к семи вечера.
   Позвонила секретарша Аллочка и спросила, думает ли ее начальница идти на обед. Хорошая девочка! Она всегда беспокоилась о ее желудке. Или, может, о своем? Услышав, что Евгения собирается поработать в перерыв, она сообщила, что отправляется в кофейню за углом, «всего на полчасика», а когда вернется, то принесет ей сандвич с курицей.
   Начальница эту сделку одобрила, понимая, впрочем, что обещанного сандвича ей придется ждать часа полтора, поскольку под «обедом в кофейне» Аллочка понимала общение с подружкой из соседнего офиса. Девчонка была не в меру болтлива, хотя со своими обязанностями по работе справлялась неплохо. Приходясь племянницей издателю, она могла себе позволить некоторые вольности, не опасаясь, что ее место отдадут другому, более преданному делу сотруднику.
   Хлопнула дверь, и Евгения осталась одна. Подойдя к окну, она долго рассматривала бесконечный поток машин, растянувшийся по всему проспекту. Дождь со снегом прекратился, и в воздухе мелькали лишь отдельные снежинки. Похоже, синоптики не ошиблись в прогнозе. К вечеру мостовые подморозит, и город превратится в каток. Серое набухшее небо, готовое разверзнуться снегопадом в любой момент и вывалить на головы прохожих мириады снежной пыли, казалось теперь Жене мрачным предзнаменованием ее грядущих неприятностей.
   Она вдруг подумала, что сейчас хмурый следователь где-то решает вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении преступника-водителя, заранее оценивая перспективы. Что, если он уже знает, кого следует арестовать? Евгения почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Интересно, почему она решила, отсиживаясь в своем офисе, что она находится в безопасности и ей ничто не грозит? А если на месте происшествия был кто-то, кого она не заметила? Ведь могло быть и такое! Предположим, пострадавший был не один. Его спутник вышел из леса несколькими минутами позже и заметил лишь номер отъезжающего автомобиля. Разумеется, он сразу сообщил об этом работникам милиции, и в настоящий момент они устанавливают, кому принадлежит машина. Ну, с этим-то проблем у них не возникнет. У Евгении нет путаницы в документах. Автомобиль принадлежит ей. Она не ездит по доверенности. Значит, с минуты на минуту ей следует ожидать визита непрошеных гостей?
   Она представила, как они проходят в офис, спрашивают у охранника номер ее кабинета и без стука заходят внутрь. Они покажут ей свои документы, зададут пару формальных вопросов, а потом последует неизбежное: «Просим пройти за нами». Наденут ли они на нее наручники? Скорее всего да. Ведь от водителя, скрывшегося с места происшествия, можно ожидать какой угодно прыти. Они поведут ее по коридору под недоуменными взглядами подчиненных, и охранник по привычке скажет: «До свидания, Евгения Федоровна». Она печально улыбнется: «Скорее всего прощай. Поскольку она не вернется сюда, если даже суд назначит ей условную меру наказания. Во-первых, никому не нужны работники, побывавшие под следствием и судом. Тем более главные редакторы с неблагонадежной репутацией. Во-вторых, она сама не сможет работать под одной крышей с теми, кто увидит на ее лбу позорное клеймо – «ранее судима». Ее карьера окажется испорченной раз и навсегда. Из этой грязи ей уже не суждено подняться…
   Потом ей пришло в голову, что пострадавшего еще не нашли и он до сих пор лежит на обочине, укрытый белой снежной порошей. Тогда свидетелей ее поступка скорее всего не существует, и она может вздохнуть свободно.
   Евгения вздохнула, но вместо облегчения почувствовала боль в груди. Нет, с сердцем у нее был полный порядок, и опасаться приступа не было никаких оснований. Но что-то теснило ей грудь. Не давало спокойно дышать. Впечатление было такое, что ее придавили каким-то неподъемным грузом. Конечно, она могла шевелить руками и ногами, но вот только выбраться из-под этой тяжести не могла никак. Может, это и называют «грузом вины»? Как она может спокойно ходить, дышать, смеяться, заказывать на обед сандвич с курицей, обсуждать пустые статейки в своем глянцевом журнале, если тот, кого она убила сегодня утром, еще даже не обрел вечный покой?
   А если он остался жив? И лежит сейчас, истекая кровью, ожидая помощи, которая никогда не придет? Сквозь кровавую пелену, застилающую его глаза, он смотрит на пролетающие мимо со свистом автомобили, беззвучно шевелит губами. Но темная масса его тела плохо различима на грязной обочине, а выпавший снег, укрывший его белым саваном, и вовсе делает его похожим на сугроб. Хотя, даже если он остался жив тогда, к этому моменту он уже наверняка истек бы кровью или замерз. Много ли надо человеку хотя и в теплый, но все же январский день? И в его смерти будет виновна опять-таки она, потому что, окажи она ему своевременную помощь, доставь в больницу, и он остался бы жив. На какой-то момент ей захотелось, бросив все, вернуться на место происшествия и убедиться, что тела там уже нет. Она не могла сказать, зачем ей это надо, но ей безумно хотелось вновь оказаться там. Может, правду говорят про преступников, возвращающихся на место своего преступления? Быть может, это позволяет им найти некое душевное успокоение? Еще раз пережить то, что с ними произошло? Бр-р-р… Она не желала еще раз прокручивать в своей памяти ужасный сюжет! Она просто хотела убедиться. Убедиться в чем? Что это было на самом деле? Что ее помощь больше никому не нужна? Что ее не ожидает в этом месте милицейская засада?
   Какая разница! Евгения вытащила из шкафа пальто, проверила, в сумочке ли ключи от машины. Она решила поехать туда. А там… Будь что будет!
   Но не успела она взяться за ручку двери, как в проеме возникла Аллочка. Уставив испуганные глаза на начальницу, она пролепетала:
   – Не дождались, Евгения Федоровна? А я вам сандвич принесла. С курицей не было, так я взяла с индейкой. Это вам подойдет? Разница ведь небольшая. Кроме того, индюшатина – это диетический продукт.
   Швец сейчас было все равно, даже если бы сандвич оказался с собачатиной. Она приняла решение и намеревалась действовать быстро. Но секретарша вдруг заметила:
   – Не советую вам сейчас куда-то ехать. Страшные пробки! К тому же милицейские машины так и снуют повсюду со своими мигалками. Должно быть, в городе что-то произошло.
   Ее слова словно ушатом холодной воды обдали Швец. В самом деле, куда это она собралась? Что она забыла на месте происшествия? Кому она хочет помочь? Да она сошла с ума, если вдруг решила вернуться туда, откуда еще утром удирала без оглядки! Ей что, не терпится попасть в тюрьму?
   – Пожалуй, я действительно останусь, – сказала она, беря сандвич из рук секретарши. – Тем более что у меня есть чем заняться.
   Она захлопнула дверь и вновь упала обратно в кресло. Дела-то у нее имелись, вот только заниматься ими у нее сейчас не было ни желания, ни способности. Она так и сидела, не сводя глаз с секундной стрелки, которая описывала один круг за другим, неспешно отмеряя время до конца рабочего дня.
   Когда уборщица вечером проверяла мусорную корзину, она нашла там так и не распечатанную булку с индейкой…

Глава 3

   К своему дому Евгения подъехала после семи вечера, и, подавив в себе желание немедленно броситься внутрь со слезами и плачем, еще какое-то время сидела в машине. Падал снег, и ее жилище с укутанной снегом крышей казалось ей сейчас пряничным домиком из сказки. Фонари отбрасывали световые блики на фасад, а елка на центральной клумбе мерцала цветными огоньками. Все было, как в Новый год, который они по традиции отметили всей семьей. Только тогда они были счастливы и, загадывая желания под звон курантов, и представить себе не могли, что произойдет в их жизни всего лишь через две недели.
   Евгения хотела продлить состояние покоя для своей семьи хотя бы всего на несколько минут, ведь, когда она сообщит новость мужу, их спокойной, размеренной жизни придет конец.
   Рассматривая освещенные окна дома, она гадала, чем занимаются сейчас ее любимые домочадцы. Должно быть, они как раз приступили к ужину, и муж проверяет, чисто ли вымыла руки Василиса. Их крошка вертится, строя смешные рожицы, и наотрез отказывается брать в руки мыло, которое так щиплет глазки. Ну, а Иван, как обычно, сидит сейчас за компьютером, и к столу его придется приглашать несколько раз, пока он не соизволит спуститься вниз, хмурый и недовольный тем, что его прервали, как всегда, не вовремя. Нурия суетится у плиты, раскладывая в тарелки жаркое и попутно проверяя, заварился ли чай. Хозяин не садится за стол без большой кружки чая с лимоном и слушать не хочет, что запивать еду вредно. «Что за ерунду ты говоришь? – недоумевает он. – Как это – вредно? Посмотри на меня! Я что, похож на больного человека?» Нет, конечно. О нем этого точно не скажешь. Он мог бы стать ходячей рекламой черного цейлонского чая, всем своим видом смущая поклонников травяных лечебных настоев.
   Евгения рассматривала свой дом, который они создавали вместе, и слезы закипали у нее на глазах. Здесь все казалось ей родным, близким и знакомым. Неужели ее вырвут из этого домашнего рая и бросят за решетку?! Она обычно так торопилась покинуть свой семейный очаг, спеша по делам на работу, а сейчас она отдала бы все на свете, в том числе и свою любимую «Софию», только чтобы остаться здесь навсегда! Она читала бы Василисе сказки, писала бы курсовые для Ивана… Ну, а для мужа она готовила бы потрясающие блюда и смиренно, как и подобает идеальной жене, дожидалась бы его вечерами дома. Эта жизнь была бы спокойной и размеренной, в которой каждый наступающий день похож на предыдущий. Может быть, в этой незыблемости и кроется счастье? Что толку от этих ее творческих амбиций, бесконечного поиска новых решений – как бы оставить позади конкурентов? Какая выгода ее близким от деловых переговоров, которые она проводит столь искусно, от ее ежедневной гонки между домом, офисом и детским садом? Что получает от нее Василиса, когда обессиленная мать наконец добирается до дома и сообщает ей: «Поиграй со своими игрушками, детка. Видишь, твоя мамочка устала». И ребенок послушно плетется в детскую, волоча за собой по полу плюшевого зайца. Чем живет Иван? Ведь он уже не ребенок, и в его возрасте некоторые парни уже вовсю встречаются с девушками. Он о чем-то секретничает с отцом, а тот в ответ на ее вопросы только машет рукой: «Это наши мужские проблемы, дорогая! Не забивай себе голову». Какие у ее мальчика могут быть мужские проблемы? Было ли у нее время об этом узнать… А ее муж? Разве Александр заслуживает того, чтобы она засыпала раньше, чем он ляжет в постель? «Извини, мне завтра рано вставать», – скажет она, едва ворочая языком, и сонно улыбнется в ответ на его поцелуй. «Я всегда знал, что нужно жениться на домохозяйке», – ворчит он, гася свет. И так день за днем они бездумно расходуют время, полагая, что у них впереди еще целая жизнь и они успеют еще сказать друг другу нежные слова. Но неизбежно наступает момент, когда все вдруг становится поздно, и горькая волна раскаяния охватывает все твое естество, и ты понимаешь, что поезд ушел.
   Евгении Швец не хотелось верить, что этот момент в ее жизни уже наступил…
 
   Как она и ожидала, семья оказалась в полном сборе. Сидя в столовой за круглым столом, ее домашние ужинали.
   Евгения без сил опустилась на стул, даже забыв снять пальто.
   – Эге! – насмешливо произнес Александр. – Наша мама, видно, сегодня переработала.
   – Мам, у тебя вид, словно ты добиралась до дома пешком, – отозвался сын, подтверждая впечатление отца.
   Она не могла тут же, не сходя с места, выложить им причину своего расстройства, тем более за столом были дети. Хорошо еще, что Нурия ушла сегодня пораньше и у Евгении не возникло необходимости объясняться еще и с ней.
   – У меня был трудный день, – только и нашла что ответить она. Сейчас Евгения говорила истинную правду, и ее серое изнуренное лицо, на котором не было видно и грамма румян, только подтверждало ее слова.
   – Ты что, не будешь есть? – спросила ее Василиса.
   – Нет, милая, я обедала на работе, – соврала она, вспомнив про нетронутый сандвич.
   – Я тоже обедала в садике, но я же ем сейчас, – заявило несносное дитя, глядя на нее синими отцовскими глазами.
   – Устами младенца… – проговорил Александр. – Ты уверена, что ничего не будешь? Если хочешь, я могу разогреть суп.
   – Нет, спасибо, – сказала она. – Не беспокойтесь обо мне…
   Чтобы ее не доставали вопросами, она положила в свою тарелку остатки салата и теперь задумчиво ковыряла его. Хорошо, что детям было о чем рассказать. Василиса болтала, вспоминая о том, что сегодня в их группу пришла новая девочка и она уже успела с ней подружиться. Иван затеял долгий разговор о предстоящем хоккейном матче, и они с отцом строили различные прогнозы, причем готовы были спорить до хрипоты, каким окажется счет. Евгения обычно не интересовалась ни футболом, ни хоккеем, но сегодня она готова была слушать их часами. Она даже не делала замечаний дочери за то, что та говорит с набитым ртом и не пользуется салфеткой. Ужин тянулся бесконечно, но, когда она посмотрела на часы, оказалось, что прошло только сорок минут после ее прихода. Чтобы чем-то занять себя и не гонять по тарелке зеленый горошек, она принялась мыть посуду. Но мысли ее витали далеко за пределами раковины, поэтому вскоре одна из тарелок уже оказалась на полу, разбитая вдребезги.
   – Это к счастью, – заметил Иван, а она только покачала головой, сдерживая подступающие к глазам слезы. Она так долго крепилась весь этот бесконечный день: терпеливо отвечала на вопросы коллег и телефонные звонки, общалась с секретарем, охранником, гаишником и бог знает с каким количеством посторонних людей, когда на ее душе скребли кошки и ей хотелось выть. Она сохраняла хорошую мину и даже улыбалась в нужных местах, но сейчас, когда она приехала домой и ощутила себя в кругу близких людей, только одному из которых она могла сказать правду, ей стало совсем невмоготу. Ей хотелось выговориться, выплакаться, спросить совета, а вместо этого она, как прóклятая, натирала до блеска кухонным полотенцем посуду и старалась адекватно отвечать на вопросы детей.
   – Что с тобой происходит? – спросил Александр, беря ее за руку. – Ты что, так расстроилась из-за этой тарелки, будь она неладна?
   Она покачала головой и посмотрела на детей, которые уже закончили трапезу.
   – Ну, вот что, милые, – обратился к ним отец. – Шагом марш к себе! Иван, проследи за сестрой, чтобы она убрала игрушки. Потом отведи ее в ванную. Затем прочитай ей сказку и уложи спать.
   – Можно подумать, что это моя дочь, – хмуро отозвался Иван, но, взглянув на решительное лицо отца, на расстроенную мать, только пожал плечами. – Ну, да ладно. Это ведь я просто так сказал.
   Дети, громко разговаривая, наконец убрались из кухни.
   – Пошли в спальню, – сказал Александр. Это было единственное место, где они могли остаться наедине и спокойно поговорить. Это была их личная территория, вход на которую детям был категорически воспрещен…
 
   Они остались вдвоем, и Евгения, весь день мечтавшая об этом разговоре, растерялась. С чего начать? Слова не шли у нее с языка, потому что все, что она собиралась сейчас сказать мужу, было таким диким и нереальным.
   – Я понимаю, это прозвучит ужасно, – вдохнула она в себя как пловец, готовящийся к прыжку в воду. – Но ты должен знать, что произошла кошмарная вещь… Сегодня утром… В общем, я сбила человека!
   Она произнесла последнюю фразу на одном дыхании и впилась глазами в лицо мужа, ожидая, чтó последует за ее признанием. Он мог не поверить, накричать на нее, испугаться до обморока. Мало ли что могло с ним произойти.
   – Фу-ты! А я уж думал, что ты решила меня бросить, – отшутился Александр, но глаза при этом у него были серьезные. – Рассказывай, что случилось?
   – Я ехала по объездной дороге, – начала она. – У меня было время и не было желания стоять в пробках. Потом я увидела на дороге какое-то животное, притормозила. У меня заклинило колеса, а тут откуда не возьмись передо мной возник человек. Я ничего не могла сделать, и он отлетел в сторону…
   – Он жив?
   Евгения только покачала головой:
   – Я не знаю.
   – То есть как это – ты не знаешь, жив он или нет? – спросил Александр.
   – Вот так! Я не знаю! Я просто уехала с места происшествия, и все, – сказала она обреченно. – Мне трудно объяснить, но я была в таком шоке! Я действовала по инерции. Я мчалась вперед как угорелая, ожидая, что в любой момент меня догонит милиция.
   – Но тебе удалось скрыться, как я понял? – уточнил он, прищурив глаза. – Иначе ты бы не сидела здесь?
   – Да. Конечно.
   – Но откуда там мог взяться человек? – с недоумением спросил он. – Ты же говоришь, что ехала по лесу?
   – Да, это случилось в безлюдном месте, хотя там где-то неподалеку находился населенный пункт. Это было возле поселка Клепино. Там даже указатель стоял. Я помню. Но какая, черт возьми, разница, откуда он там взялся, этот человек? Факт, что он там был и его сбила я!
   Александр с сомнением посмотрел на жену, словно опасался за ее рассудок. Она находилась на грани истерики. Последнюю фразу она произнесла, едва ли не крича и уже не заботясь о том, что ее могут услышать дети.
   – Тише, тише, дорогая, – попросил ее он, присаживаясь рядом и обнимая ее за плечи. – Ну, к чему кричать? Просто я хочу разобраться.
   – Разобраться в чем? – спросила она, и крупные слезы заструились по ее лицу.
   – Тебе не могло показаться?.. Я хочу спросить, точно ли ты уверена, что сбила человека?
   – Да, если ты сомневаешься, выйди и посмотри на мою машину. У нее разворочен капот! – зло сказала она. – Хочешь мне сказать, что такие следы оставляют привидения?
   – Ну, я тоже не верю в потусторонние силы, – заметил он. – Но повреждения на машине не всегда связаны с наездом на пешехода. Ты могла сбить животное. Ты могла, например, заснуть за рулем и очнуться от удара о какое-нибудь препятствие. Тут уж что только не померещится!
   – Я бы тоже хотела, чтобы все это оказалось лишь сном, – горько ответила она. – Но на машине есть следы крови, и она принадлежит живому существу. Кроме того, я тебе еще не сказала, что остановила машину и увидела его…
   – Кого?
   – Лежащего на земле человека. Он не шевелился, и я побоялась приблизиться к нему. Я позвала его несколько раз, но он не отозвался.
   – Кто это был? Мужчина? Женщина?
   – Если бы знать! – воскликнула она. – Я видела только скрюченное тело, бесформенную массу. Его лицо было закрыто капюшоном.
   – Значит, ты видела его, но даже не подошла, чтобы проверить, жив он или мертв? – переспросил Александр. – Ты просто села в машину и уехала?
   – Да, – проглотила комок в горле Евгения.
   Она услышала в вопросе мужа осуждение, но была готова к нему. Сбить человека – и из-за трусости даже не удостовериться в том, жив он или нет, нужна ему медицинская помощь или ему уже ничего не поможет, было непростительно даже для жены. А ведь Женечка Швец любила порассуждать о порядочности, о людской чести и предательстве. Она посвящала свои статьи людям, сумевшим выстоять в тяжелых жизненных обстоятельствах. «В жизни всегда есть место подвигу», – любила повторять она. И что же теперь? Сбив человека, она удрала с места происшествия, испугавшись, что ее привлекут к ответственности и осудят. Она побоялась, что на нее посмотрят косо, с ней никто не захочет иметь никаких отношений. Но какое ей дело до всех остальных, если ее осуждает самый близкий и любимый человек, ее муж? Он разочарован, хотя пока что пытается скрыть это. Но как это скажется на их отношениях? Сможет ли он любить ее, как раньше, зная, что в критический момент она задумается лишь о собственном благополучии? И, движимая безотчетным страхом из-за того, что она может его потерять, Женя начала сбивчиво искать себе какие-то оправдания:
   – Сашка, я не знаю, как это произошло. Я в тот момент была как помешанная! Шутка ли сказать… Человек! Конечно, я должна была проверить его пульс, оказать ему помощь. Хотя что я умею? Во всяком случае, я могла довезти его до больницы. Но мне вдруг стало страшно! – Она закрыла лицо руками и замотала головой, словно отгоняя прочь видения ее сегодняшнего утреннего кошмара. – Так страшно, как никогда в жизни! Я побоялась подойти к нему, не решилась заглянуть ему в лицо. Что бы я там увидела? Кровавое месиво?! Боже мой, я действовала как идиотка! Стояла, смотрела на него. Кажется, плакала. Но что было ему до моих слез? Конечно, ты осуждаешь меня, и имеешь на это полное право. Я сама осуждаю себя. Ты бы, конечно, поступил по-другому. Не то что я…
   Евгения говорила взахлеб. Слова обгоняли друг друга, словно она боялась, что он не дослушает ее до конца, прервет ее исповедь каким-нибудь резким замечанием. Его лицо и вправду казалось ей чужим, мраморным. Должно быть, Александр просто не знал, как реагировать на неожиданное признание жены.
   – …зачем я вообще поехала этим лесом? Зачем я не стояла в пробке, как все нормальные люди? Почему я мечтала за рулем? Почему я была так неосмотрительна? Знаешь, теперь всю жизнь мне придется отвечать на эти бесконечные «почему» и «зачем». Но самое главное, что меня сейчас гнетет больше, всего: почему я не попыталась оказать ему помощь?
   – Не глупи, – вдруг негромко сказал он. – Я вовсе не пытаюсь осудить тебя. С чего это вообще пришло тебе в голову? Вместо того чтобы спасать незнакомого человека, ты стала спасать себя. Это обычные, заложенные в человека самой природой инстинкты. Но теперь мы должны подумать, как обезопасить тебя на будущее…
   Она не поверила своим ушам.
   – Ты хочешь сказать, что не осуждаешь меня за убийство?!
   Он поморщился:
   – Выбирай правильные выражения. То, что ты совершила, на языке закона убийством не является.
   – Но все-таки это – преступление? – настаивала она.
   – А если это несчастный случай?
   – То, что я бросила его одного на дороге, – это уже не несчастный случай. Это мое преступление. Я обрекла его на смерть так же, как это сделала бы, пырнув его ножом.
   – Но ты же этого не хотела?! Какое же это преступление?
   – Я должна была оказать ему помощь, но не сделала этого! Не пытайся меня успокоить, уверяя, что ничего страшного не произошло. Я – взрослая женщина и могу оценивать свои поступки. Зачем ты мне говоришь то, во что сам не веришь? Ведь ты сейчас в ужасе, да? Ты не ожидал, что я поступлю таким образом? Так к чему тогда весь твой такт? Зачем ты мне морочишь голову своими утешениями? Если хочешь, ругай меня, называй убийцей, но не разыгрывай из себя моего адвоката…
   Александр разволновался. Он принялся ходить по спальне взад и вперед, выслушивая самобичевания жены.
   – Все! Баста! – сказал он и изо всех сил, стукнул ладонью по столику.
   Фарфоровые статуэтки, которые так бережно коллекционировала Евгения, жалобно звякнули. Они привыкли к более нежному обращению.
   – Пора закончить дискуссию, пока мы оба не сошли с ума! К чему сейчас этот диспут на темы морали? Историю обратно не переиграешь. Надо думать о твоем спасении. Кстати, кто-нибудь в курсе произошедшего? Надеюсь, ты не растрепала эту новость своим подругам и подчиненным?
   Женя проглотила обиду. Должно быть, ее милый муж и в самом деле считает, что она способна обсуждать с коллегами или друзьями такое ужасное происшествие, закусывая эклерами в кофейне на углу.
   – Вообще-то я после всего этого поехала на работу, – начала она.
   – Ну, и… – угрожающе произнес он, уже ожидая подвоха.