Страница:
– И мою разбитую машину видели секретарь Сбродов и охранник паркинга.
– Черт! – стукнул себя по колену Александр. – Может, они ничего не заметили?
Женя повесила голову.
– В том-то и дело, что заметили! – простонала она. – Сбродов ставил мою машину в паркинг, а потом пришел мне сообщить, что на бампере есть кровь. Должно быть, они осматривали машину вместе с охранником.
– Ну, и что сказала им ты?
– Я сказала, что сбила оленя.
– Оленя?!
– Ну, да. Там же был лес. Мне показалось, что версия с оленем прозвучит правдоподобно. Потом наш разговор со Сбродовым услышала коллега. Это произошло случайно…
– Отлично! А ты, случайно, не опубликовала эту новость в своем журнале под рубрикой «Происшествия»? – возмутился Александр. – Или ненароком не выступила на радио или телевидении с обращением к гражданам о том, что следует опасаться диких оленей? Такое впечатление, что ты решила привлечь к делу максимальное число свидетелей!
– Это получилось глупо, – согласилась она. – Но я же не матерая преступница, умеющая профессионально заметать следы.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – философски заметил Александр. – Но довольно об этом. Как ты думаешь, этот твой Сбродов – надежный человек? Может он кому-нибудь проболтаться?
Евгения вздохнула. Нужно было быть полной кретинкой, чтобы доверять Сбродову.
– Он сам себе на уме. Очень хитрый, расчетливый. А еще он мечтает о кресле главного редактора.
– Ну, тогда поздравляю, – отозвался муж. – Он будет идеальным свидетелем обвинения. Мечта прокурора!
– А что, там и прокурор будет? – испугалась Евгения.
– Обязательно! – пообещал муж. – Если мы что-нибудь не придумаем… Пойдем-ка в гараж. Нужно осмотреть машину…
Стараясь не шуметь, супруги спустились на первый этаж и через боковую дверь в самом конце коридора прошли в гараж. Машина Евгении стояла в теплом и уютном боксе, и при ярком электрическом свете ламп следы аварии выглядели ужасающе.
Оскалившись решеткой радиатора, ее милый «БМВ» показался ей сейчас хищным чудовищем, сожравшим одного человека и теперь покушавшимся на нее саму. Одна фара у автомобиля была разбита, словно, защищаясь, бедняга ранил чудовище прямо в глаз.
Александр присвистнул:
– Вот это да! Если бы речь шла только о капоте…
Он обошел машину кругом, затем снова вернулся к ее переду. Встав на колени, он заглянул ей под днище, посветил фонариком. Не сообщив жене о результатах своего осмотра, он поднялся на ноги, отряхнул руки, затем поочередно начал открывать и закрывать двери.
– Только бы стойки не повело, – сказал он озабоченно.
– Но дверцы вроде бы закрываются, как обычно, – удивилась Женя.
Он посмотрел на нее серьезно:
– Машине требуется ремонт. Не знаю даже, сможем ли мы сейчас себе это позволить.
Она возмутилась:
– У меня проблемы, а ты думаешь о ремонте! Как бы то ни было, это всего лишь железяка, которой я сегодня убила человека…
– Сбила человека, – поправил ее Александр.
– … для меня нет разницы! – огрызнулась она. – Я совершила преступление, а ты думаешь только о том, где взять деньги для починки. Да мне скоро понадобятся деньги на адвоката, бесчувственный ты человек!
– Очень приятно слышать подобный комплимент от своей жены, особенно когда ты всеми силами пытаешься оказать ей услугу, – сказал он насмешливо. – Завтра я загоняю машину к Тофику… – Он увидел, что она опять хочет ему что-то сказать. – И не возражай! Ты достаточно сегодня натворила глупостей. Что смотришь? Я собираюсь избавиться от главной улики. От машины! Пусть он снимет бампер, ошкурит ее. Пусть она постоит пока в автосервисе. Чем страшнее машина будет выглядеть, тем лучше. Потихоньку отремонтируем. Не бойся, Тофик – свой человек. Не привык задавать вопросы, как некоторые твои ответственные секретари. Черт подери, почему ты сразу не вернулась домой? Зачем поехала на работу?
– У меня была назначена редколлегия, – пробормотала Евгения, чувствуя себя идиоткой. – Кроме того, я подумала, что мое отсутствие на работе может вызвать подозрения. Это что-то типа алиби… Саш, я говорю ерунду?
Он смотрел на нее так, словно хотел крепко выбранить, но в конце концов понял, что от этого сейчас не будет толку. Его жена была измотана до предела, и его суровая отповедь вызвала бы только новую волну слез.
– Ладно, – сказал он. – Тебе нужно отдохнуть. Отправляйся спать, ну а завтра, как водится, поезжай на работу. О машине не беспокойся… О боже, да не смотри ты на меня так! Ни о чем не думай. Так лучше? Если тебя спросят – скажешь, что машину отдала в ремонт. Да держись там как-нибудь попроще. Представь, что ты и в самом деле сбила оленя.
Евгения почувствовала страшную усталость. У нее просто не было сил спорить, что к гибели животного под колесами своего автомобиля она отнеслась бы так же болезненно. Но тогда она не покинула бы место происшествия, а сделала бы все возможное, чтобы вызвать на помощь людей. Почему же она не поступила так по отношению к человеку? У нее не было ответа на этот вопрос. Она только страшно хотела спать. Она смертельно устала для того, чтобы сейчас думать. Может быть, завтра все станет гораздо проще?
Она кивнула головой мужу, что означало полное согласие со всем, что он ей сказал, и поплелась в свою комнату. Последнее, что она представила себе, перед тем как унестись в страну сновидений, было страшное, незрячее лицо мертвеца…
Глава 4
– Черт! – стукнул себя по колену Александр. – Может, они ничего не заметили?
Женя повесила голову.
– В том-то и дело, что заметили! – простонала она. – Сбродов ставил мою машину в паркинг, а потом пришел мне сообщить, что на бампере есть кровь. Должно быть, они осматривали машину вместе с охранником.
– Ну, и что сказала им ты?
– Я сказала, что сбила оленя.
– Оленя?!
– Ну, да. Там же был лес. Мне показалось, что версия с оленем прозвучит правдоподобно. Потом наш разговор со Сбродовым услышала коллега. Это произошло случайно…
– Отлично! А ты, случайно, не опубликовала эту новость в своем журнале под рубрикой «Происшествия»? – возмутился Александр. – Или ненароком не выступила на радио или телевидении с обращением к гражданам о том, что следует опасаться диких оленей? Такое впечатление, что ты решила привлечь к делу максимальное число свидетелей!
– Это получилось глупо, – согласилась она. – Но я же не матерая преступница, умеющая профессионально заметать следы.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – философски заметил Александр. – Но довольно об этом. Как ты думаешь, этот твой Сбродов – надежный человек? Может он кому-нибудь проболтаться?
Евгения вздохнула. Нужно было быть полной кретинкой, чтобы доверять Сбродову.
– Он сам себе на уме. Очень хитрый, расчетливый. А еще он мечтает о кресле главного редактора.
– Ну, тогда поздравляю, – отозвался муж. – Он будет идеальным свидетелем обвинения. Мечта прокурора!
– А что, там и прокурор будет? – испугалась Евгения.
– Обязательно! – пообещал муж. – Если мы что-нибудь не придумаем… Пойдем-ка в гараж. Нужно осмотреть машину…
Стараясь не шуметь, супруги спустились на первый этаж и через боковую дверь в самом конце коридора прошли в гараж. Машина Евгении стояла в теплом и уютном боксе, и при ярком электрическом свете ламп следы аварии выглядели ужасающе.
Оскалившись решеткой радиатора, ее милый «БМВ» показался ей сейчас хищным чудовищем, сожравшим одного человека и теперь покушавшимся на нее саму. Одна фара у автомобиля была разбита, словно, защищаясь, бедняга ранил чудовище прямо в глаз.
Александр присвистнул:
– Вот это да! Если бы речь шла только о капоте…
Он обошел машину кругом, затем снова вернулся к ее переду. Встав на колени, он заглянул ей под днище, посветил фонариком. Не сообщив жене о результатах своего осмотра, он поднялся на ноги, отряхнул руки, затем поочередно начал открывать и закрывать двери.
– Только бы стойки не повело, – сказал он озабоченно.
– Но дверцы вроде бы закрываются, как обычно, – удивилась Женя.
Он посмотрел на нее серьезно:
– Машине требуется ремонт. Не знаю даже, сможем ли мы сейчас себе это позволить.
Она возмутилась:
– У меня проблемы, а ты думаешь о ремонте! Как бы то ни было, это всего лишь железяка, которой я сегодня убила человека…
– Сбила человека, – поправил ее Александр.
– … для меня нет разницы! – огрызнулась она. – Я совершила преступление, а ты думаешь только о том, где взять деньги для починки. Да мне скоро понадобятся деньги на адвоката, бесчувственный ты человек!
– Очень приятно слышать подобный комплимент от своей жены, особенно когда ты всеми силами пытаешься оказать ей услугу, – сказал он насмешливо. – Завтра я загоняю машину к Тофику… – Он увидел, что она опять хочет ему что-то сказать. – И не возражай! Ты достаточно сегодня натворила глупостей. Что смотришь? Я собираюсь избавиться от главной улики. От машины! Пусть он снимет бампер, ошкурит ее. Пусть она постоит пока в автосервисе. Чем страшнее машина будет выглядеть, тем лучше. Потихоньку отремонтируем. Не бойся, Тофик – свой человек. Не привык задавать вопросы, как некоторые твои ответственные секретари. Черт подери, почему ты сразу не вернулась домой? Зачем поехала на работу?
– У меня была назначена редколлегия, – пробормотала Евгения, чувствуя себя идиоткой. – Кроме того, я подумала, что мое отсутствие на работе может вызвать подозрения. Это что-то типа алиби… Саш, я говорю ерунду?
Он смотрел на нее так, словно хотел крепко выбранить, но в конце концов понял, что от этого сейчас не будет толку. Его жена была измотана до предела, и его суровая отповедь вызвала бы только новую волну слез.
– Ладно, – сказал он. – Тебе нужно отдохнуть. Отправляйся спать, ну а завтра, как водится, поезжай на работу. О машине не беспокойся… О боже, да не смотри ты на меня так! Ни о чем не думай. Так лучше? Если тебя спросят – скажешь, что машину отдала в ремонт. Да держись там как-нибудь попроще. Представь, что ты и в самом деле сбила оленя.
Евгения почувствовала страшную усталость. У нее просто не было сил спорить, что к гибели животного под колесами своего автомобиля она отнеслась бы так же болезненно. Но тогда она не покинула бы место происшествия, а сделала бы все возможное, чтобы вызвать на помощь людей. Почему же она не поступила так по отношению к человеку? У нее не было ответа на этот вопрос. Она только страшно хотела спать. Она смертельно устала для того, чтобы сейчас думать. Может быть, завтра все станет гораздо проще?
Она кивнула головой мужу, что означало полное согласие со всем, что он ей сказал, и поплелась в свою комнату. Последнее, что она представила себе, перед тем как унестись в страну сновидений, было страшное, незрячее лицо мертвеца…
Глава 4
Спала она дурно, хотя и без кошмаров. Проснувшись по звонку своего будильника, она не сразу смогла вернуться в реальность. Дома все было, как и прежде. Тихо, темно и очень уютно. Она попыталась припомнить, отчего у нее так нерадостно на душе, и воспоминания вчерашнего дня накатили на нее подобно скорому поезду, вылетающему из туннеля. Она сбила человека! Сейчас это показалось ей еще более диким и нереальным, чем накануне. Утреннее происшествие, погоня, многочасовая пытка в офисе и вечерний разговор с мужем казались ей такими далекими, словно произошли они когда-то очень давно и вовсе не в ее жизни. Ей захотелось снова упасть на подушку и забыться сном. Она позавидовала тем людям, которые умело используют алкоголь как средство борьбы с неприятными воспоминаниями. У нее же выпитая рюмка крепкого напитка не вызывала ничего, кроме тошноты и раздражения.
Евгения встала и поплелась в ванную комнату. Встав под упругие струи душа, она попыталась настроить себя на позитивный лад. У нее не получилось. Тогда она сменила температуру воды на экстремально холодную и уже через минуту выскочила из кабинки, стуча зубами.
В ванную зашел Александр. Высокий, прекрасно сложенный, он выглядел, как греческий бог, особенно в полотенце, обернутом вокруг бедер. Посмотрев на необычайно бодрую для раннего январского утра жену, он улыбнулся:
– Прекрасно выглядишь, милая. Что это ты сегодня поднялась чуть свет? Могла бы еще и поваляться с полчасика.
Действительно, что ей так вдруг приспичило проснуться ни свет ни заря? Евгения почувствовала, что готова завестись с полуоборота. Он наверняка издевается над ней! Как можно валяться в постели, зная, что тебя уже ищут, как беглую преступницу?
– Ты, случайно, не забыл, что вчера произошло? – спросила она его.
Он секунду смотрел на нее с недоумением, видимо не понимая, чем вызван ее резкий тон, но потом его лицо разгладилось. Он вспомнил.
– А! Ты говоришь о том случае…
– Да, именно об этом случае я и говорю! – едко заметила она.
– Тебе не о чем беспокоиться. Я сейчас же займусь твоей машиной, – заверил ее он. – Правда, тебе пока что придется пользоваться такси.
– Плевать мне на машину! Я не нахожу себе места, а ты ведешь себя так, словно ничего серьезного не произошло. Словно я разбила столбик на парковке.
– А чего ты от меня хочешь? – Он непонимающе посмотрел на нее.
Она даже растерялась. Действительно, чего?
– Ну, я не знаю… Понимания, сочувствия, наконец! Но не этого твоего веселого расположения духа и улыбки до ушей.
– По-моему, ты склонна к излишней драматизации, – сказал он, заходя в душевую кабинку. – Я хочу оказать тебе реальную помощь, а ты ждешь, чтобы я осушал твои слезы.
– Ты мог бы понять, как мне тяжело!
– А я это понимаю и говорю тебе, что мне очень жаль. Если бы я смог что-то изменить, я бы это сделал. Но что сейчас толку выражать тебе соболезнования, если то, что должно было произойти, уже произошло? И слезами тут делу не поможешь.
Евгения понимала, что муж прав и что сейчас она, вымогая его сочувствие, просто пытается перевесить на него часть своей тяжелой ноши под названием «ответственность». Но ее супруг, как бы черство сейчас он себя ни вел, все же не совершал преступления и не давил людей. Это она лишила жизни человека, и отвечать придется ей – не перед людским судом, так перед всевышним.
Она вышла из ванной комнаты, злясь на Александра и на себя саму. Ее расстраивала перспектива еще одного бесконечного рабочего дня, когда она вынуждена будет держать себя в рамках и делать вид, что в ее жизни все прекрасно. Ах, если бы у нее была возможность отсидеться дома! Она подумала, не сказаться ли ей больной, но потом все же решила поехать в редакцию. Тем более что Василису все равно нужно было везти в детский сад.
Она отправилась в детскую и подняла с постели малышку. Потом, как было заведено, взяла ее на руки и понесла, полусонную, в ванную, чистить зубы и умываться. Утренние хлопоты немного отвлекли Женю от тяжелых дум, и к тому моменту, когда она поставила на стол какао и горячие бутерброды, ее настроение пришло в относительную норму и она смогла даже улыбаться. Василиса тоже вела себя примерно. Она не капризничала, а после завтрака позволила надеть на себя розовое платьице, по поводу которого у них с матерью часто возникали споры. Маленькая модница предпочитала брючки и шорты, а к юбкам и платьям она относилась с пренебрежением, как мальчишка.
Обычно утро в семье Швец получалось суматошным. Семейство перемещалось по дому в разных направлениях, иногда сталкиваясь на лестнице, сражаясь за место в душе. Евгения была нарасхват. «Мам! Ты не видела мои брюки? – спрашивал Иван. – Вчера они висели на этом стуле!» – «Женя, неужели у нас нет запасной зубной пасты? – кричал из ванной муж. – Неужели мне придется чистить зубы мылом?» – «Мама, ты обещала пришить зайцу ухо!» – хныкала Василиса. И Евгения носилась по дому, как ураган, отыскивая пропавшие брюки и тюбик с пастой, а заодно усаживая зайца на гладильную доску с приколотой к его боку запиской для Нурии. При этом она дожевывала бутерброд, застегивала на ходу блузку и умудрялась удерживать в руке телефон, на случай, если вдруг кому-то понадобится утром ей позвонить. Все это было крайне утомительно, но она давно привыкла к такому круговороту, считая его обычным порядком вещей.
Однако сегодня утро казалось Евгении непривычно тихим, и это ощущение только усиливало ее беспокойство. Иван отсыпался. Его занятия в университете начинались только после обеда. Василиса была непривычно покладиста. А Александр погрузился в чтение, спрятавшись за газетным листом так, что его не было видно. Он отхлебывал чай и делал вид, что международная обстановка интересует его сейчас гораздо больше, чем домашняя. Евгения находила его поведение возмутительным и преувеличенно громко стучала чашками, складывая их в раковину. Нурия должна была прийти с минуты на минуту и приняться за наведение порядка и приготовление обеда. Встретить ее у хозяйки уже не получалось. За ней уже подошло такси…
Сбродов встретил ее, как всегда, у самого входа.
– Как, Евгения Федоровна, вас еще не арестовали?
Она остановилась как вкопанная и едва не выронила из рук папку. Сбродов и охранник на входе смотрели на нее с улыбкой.
– Я имею в виду, за оленя, – пояснил секретарь, и она ощутила, как железная когтистая лапа, сжавшая ее сердце, понемногу отпускает его. Вместе с облегчением она почувствовала бешенство.
– Черт возьми, Сбродов! – грозно прикрикнула она. – Разве так шутят?
Она решительно пересекла холл. Ее помощник несся за ней едва ли не вприпрыжку, удивляясь тому, что же довело его начальницу до высшего градуса кипения. Может, она встала не с той ноги?
– Я не думал, что это вас так испугает, – оправдывался он.
– А с чего ты решил, что я испугалась?! – резко спросила она, окидывая его недовольным взглядом. Она была зла, как сто чертей, но испугать ее сейчас могла лишь группа людей в серой форме.
– А где же ваша машина? – подобострастно залебезил Алексей. – Я хотел загнать ее в паркинг.
– Машина в ремонте! – четко выговорила она и остановилась. Поблизости не было ее подчиненных. Отличный момент, чтобы расставить все по своим местам. – Давай закроем эту тему, Алексей. Мне она порядком надоела. Мало того, что я получила взбучку за разбитую машину от мужа, еще и ты находишь повод покуражиться надо мной!
– Я просто пошутил, Евгения Федоровна. Но если это вас так задевает, я больше не буду говорить ничего подобного! – заверил ее секретарь.
«Дура! – мысленно выругала она себя. – Не нужно было мне акцентировать внимание на его глупой выходке. Подумает еще, что мне есть чего бояться».
– В общем, хватит болтовни, – уже смягчившись, добавила она. – У нас есть чем заняться, кроме того, как обсуждать мою личную жизнь. Вызови-ка мне Красюк. Со всеми ее фотографиями, разумеется…
Разговор с Красюк получился длиннее, чем предполагала Женя, поскольку, помимо обсуждений технических деталей подготовки к юбилейному выпуску журнала, редактор отдела моды и красоты вывалила на нее целый ушат сплетен и домыслов, главными фигурантами которых являлись знаменитости. Сама Евгения никогда особо не следила за тем, как протекает личная жизнь звезд, и ей было все равно, сходятся они или расходятся, с кем их замечают на очередной вечеринке, какую марку машины они предпочитают и в каком количестве килограммов измеряется их живой вес. Но Юлия коллекционировала эти сплетни так, как другие коллекционируют марки, старинные книги или живопись. Она готова была говорить на любимую тему часами и к тому же сообщить любимой начальнице (по секрету, разумеется!) то, о чем большинство читателей еще и не догадывалось. Например, о том, что у актрисы А уже семь недель беременности, а отец ребенка вовсе не ее муж, а известный прохвост Б, с которым она снималась в последнем сериале. Евгения подозревала, что сама бедная актриса А еще и не подозревает о своем грядущем материнстве, в то время как редактор отдела моды и красоты журнала «София» уже знает и пол ребенка и, возможно, его будущее имя.
– Сделай одолжение, – попросила Евгения свою сотрудницу. – Освободи меня от этих подробностей. Все это, конечно, очень увлекательно, но мне кажется, что с этим должны разбираться муж А и она сама.
– Но весь фокус в том, что муж еще ничего не знает! – выпалила главную сенсацию Красюк. – Разве вам не любопытно, как он к этому отнесется? Вот, кстати, снимок А с последней кинематографической тусовки. Разрешите его вставить в номер?
Евгения лишь кивнула головой:
– Хорошо. Только с условием, что в статье ничего не будет сказано о ее беременности. Кто там еще?
– Режиссер В с коллегами. Писательница О. Сатирик М с подругой.
Швец поморщилась:
– Почему с подругой? Вроде ведь он женат?
Красюк округлила глаза:
– Как?! Вы еще не знаете?! Я вам все сейчас расскажу. Он развелся и теперь…
Евгения замахала руками:
– Все ясно! Если он теперь свободный мужчина, то у меня по этому поводу вопросов нет. У вас что-то еще?
Редактор помялась:
– Да. Тут еще фотографии подруги известного бизнесмена Л в чудесном платье от «Valentino». Замечательные кадры, и я подумала…
– У нас не бульварный журнал. Никаких подруг бизнесменов при наличии законных жен я в нем не потерплю!
– Но снимки получились такие хорошие! – взмолилась Юлия. – Кроме того, они и не прятались. Не думаю, что эта публикация станет для жены Л шоком. У него репутация известного донжуана. Это всего лишь одна из его последних маленьких шлюх…
– Ты слышала мое мнение! – заявила Швец.
– Но вы только взгляните. Какой силуэт! Какое платье!
Она вынула снимки, но начальница даже не протянула руки, чтобы их взять и хорошенько рассмотреть. Хотя краешком глаза она отметила точеную фигуру в красном платье до пола и блестящий шелк струящихся по обнаженной спине волос.
– Ну, и куда теперь девать это великолепие? – пробурчала Юлия.
– Мне нет до этого никакого дела, – проговорила Швец, принимаясь за свои бумаги. – Если хотите, предложите снимки самому бизнесмену. Пусть вставит их в рамку и повесит в своем офисе.
Она делала заметки на полях, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Красюк ничего не оставалось, как, вздохнув, покинуть кабинет главного редактора, захватив с собой свое «досье» на всяких знаменитостей…
На обед Евгения отправилась в небольшой итальянский ресторанчик, расположившийся в паре кварталов от их офиса. Там ее уже дожидалась подруга, та самая, с которой они некогда брали памятное интервью у чемпиона России по теннису.
Теперь Софья отвечала за связи с общественностью на одном из развлекательных телевизионных каналов, причем, слыла она дамой деловой и крайне занятой. Но выкроить часок для того, чтобы встретиться с близкой подругой, – это дело святое, и обе женщины давно превратили свои еженедельные совместные обеды в обязательный ритуал. Это позволяло им, хотя бы на время, выпасть из рабочего графика и просто поболтать о своем, о женском.
Софья со студенческих времен заметно изменилась, набрала вес и стала казаться намного внушительнее, спокойнее и организованнее, чем та суетливая девчонка, которой она была некогда. Теперь уже она не краснела, пытаясь подобрать нужные слова на деловой встрече, а ее оппоненты стремились завоевать расположение этой дамы, репутация и деловые связи которой внушали им уважение. Вот и сейчас, сидя за дальним столиком ресторана, положив ногу на ногу, с сигаретой в руке, Софья казалась воплощением абсолютной уверенности в себе. Черный брючный костюм, короткая стрижка и каблук делали ее выше и стройнее.
Она приветствовала подругу улыбкой и струйкой сигаретного дыма. Обычно Евгения морщилась и без особой надежды на успех интересовалась – когда Софья наконец бросит травить никотином себя и окружающих? Но сегодня казалось, что Швец не замечает дыма, как и некоторых других вещей, поскольку она уселась на сумку подруги, сразу не ощутив неудобства.
– Эге, матушка, да у тебя, видно, неприятности? – сказала Софья, выдергивая из-под Жени за ремешок свою сумку. – Со своим, что ли, поругалась?
– С чего ты взяла? – удивилась Евгения.
– А ты посмотри на себя в зеркало. Чернее тучи! Кроме того, я вижу, ты сегодня без машины? Случилось что-то?
Евгения не была готова так прямо с ходу давать ей какие-либо объяснения. Кроме того, она не была уверена вообще – стоит ли говорить подруге о том происшествии на дороге? Александр бы этого явно не одобрил. Он с предубеждением относился к их дружбе и отнюдь не светился от счастья, когда Софья забегала к ним домой на огонек. Может быть, он еще помнил, что когда-то именно близкая подруга жены отговаривала Евгению от брака с ним, доказывая с пеной у рта, что все смазливые мужики – бабники. Конечно, спустя девятнадцать лет после их свадьбы можно было бы успокоиться и поставить на прошлых обидах крест. Но казалось, что стороны заключили лишь временное перемирие и терпели друг друга исключительно ради самой Евгении. В частности, поэтому обе женщины были вынуждены встречаться в ресторанах и кофейнях, а не в домашней обстановке.
– Берешь на вооружение методы Шерлока Холмса? – отшутилась Евгения, правда, очень вяло, и погрузилась в изучение меню.
– Да тут и отгадывать нечего, – пожала плечами Софья, не переставая курить. – Обычно ты кидаешь на стол ключи от машины. Сегодня ты этого не сделала.
– Это лишь значит, что они у меня в сумке.
– Это значит, что ты пытаешься водить меня за нос, – покачала головой Софья и кивнула в сторону стеклянной витрины, за которой виднелась полупустая парковка. – Только не рассказывай мне, что ты полюбила ходить пешком.
– Ты можешь мне не верить, но я действительно пришла пешком, – ответила Евгения. – Со мной приключилось ЧП. Я сбила пешехода.
– Да ладно тебе! – открыла рот Софья, стряхивая пепел в стакан с соком. – Ты что, шутишь?
– Если бы… – с горечью заметила Евгения.
– Как это произошло?
Конечно, Евгении пришлось рассказать ей всю историю с самого начала, припомнив и своих коллег, и выдуманного ею оленя. Она сетовала на бесчувственность мужа и на собственные переживания, из-за которых буквально не находила себе места.
Софья впечатлилась ее рассказом, но не настолько, чтобы потерять аппетит. Она заказала подошедшему официанту лазанью и жасминовый чай, затем кинула вопросительный взгляд на Евгению. Та только покачала головой:
– Мне кофе. Черный. Без сахара.
Официант удалился.
– Не лучший вариант – накачивать себя кофе, – заметила подруга. – Ты и так – сплошные нервы.
Евгения взглянула на нее с изумлением:
– Ты не лучше Александра! Тот тоже советует мне успокоиться и хорошо питаться. Ты хотя бы осознаешь сейчас, что говоришь с преступницей?
– Что сделано, то сделано, – заметила Софья, гася окурок в пепельнице. – Ты же не собираешься идти с повинной в милицию?
– А чем, кстати говоря, не вариант? Может, так и сделать?
– Не говори глупости. Тебе захотелось острых ощущений? Как пить дать, тебе навесят срок! Не знаю, правда, сколько за это дают. Но мне почему-то кажется, что прилично. Ты оставила человека без помощи, а это, как я понимаю, не шутки.
– Господи, я даже не знаю, жив он сейчас или мертв! – простонала Евгения. – Вот ведь кошмар-то!
– Даже если бы ты это знала, вряд ли это могло бы что-то изменить. Сейчас уже поздно. Его, конечно, обнаружили и оказали необходимую помощь. Ну, или… – Она выразительно замолчала.
– Или что?
– … или эта помощь ему уже не нужна. Тебе еще повезло, что рядом не оказалось людей! Ты просто уехала, а ведь могло быть куда хуже.
– Хуже и так некуда, – не согласилась Евгения. – Да, я уехала, но мне теперь кажется, что было бы лучше, если бы меня задержали сразу. Я не могу жить в состоянии неизвестности. Это невыносимо!
– Успокойся. Скорее всего тебя не обнаружат. Если прошло уже больше суток и никто к тебе не пришел, не позвонил, не вызвал тебя куда-то, значит, возможно, все еще обойдется. Тебя не найдут.
Евгения с сожалением посмотрела на подругу. Та ее не понимала! Софья искренне считала, что все страхи Швец объясняются лишь тем, что она боится, что ее обнаружат. Вчера Евгения рассуждала так же.
– Я не о том говорю, Соня, – прошептала она. – Я говорю не о своем аресте. Ты понимаешь, я с этим просто не смогу жить!
– Ты имеешь в виду муки совести и все такое? – проговорила Софья, с вожделением глядя на шипящую на сковородке лазанью. – Принесите-ка мне тертый сыр, – это было сказано уже официанту.
– Да, я про совесть, – подтвердила Швец. – Мне невыносима мысль о том, что я погубила человека, а теперь сижу здесь, словно ничего не произошло, а после обеда опять пойду на работу. После работы – домой. И так без конца…
– Ну, а ты предпочла бы тюрьму?
– Не тюрьму, конечно. Но что там еще дают? Понимаешь, мне было бы проще, если бы меня сейчас расспрашивали, ругали… В этом была бы какая ни есть, но определенность. Процедура расследования весьма неприятна, но она далась бы мне легче, чем мое настоящее положение – странное, неопределенное, требующее соблюдение правил конспирации. Все эти предосторожности, опасения, косые взгляды через плечо – не следит ли кто за мной? – все это претит мне! Словно я – какая-то беглая преступница! Хотя, если задуматься, так оно и есть. Конечно, если бы мне предъявили обвинение, я чувствовала бы себя не лучшим образом. Я боялась бы за себя, переживала… Возможно, я бы защищалась, говоря, что всему виной плохая видимость, скользкая дорога и даже сам пешеход. Я придумывала бы себе оправдания, но не сидела бы вот так, в полной растерянности, не зная, что предпринять. Я не терзала бы себя неизвестностью…
Софья потянула на себя длинную полоску расплавленного сыра. Кусочек оказался горячим. Она с досадой бросила вилку.
– Черт знает, о чем ты говоришь, Женька! Посмотрела бы я на тебя, если бы к тебе подошел милиционер и попросил тебя пройти для разговора в ближайшее отделение! Мигом бы забыла про свои муки совести и думала бы только о том, где найти ловкого адвоката, чтобы он вытащил тебя из всей этой кутерьмы!
– Может, и так. Но неизвестность всегда хуже.
– Хуже, хуже… Интересно, а ты подумала сейчас о других? О тех, кто нуждается в тебе? Что будут делать они, если ты попадешь под следствие или, еще того хуже, в тюрьму?
– Ты имеешь в виду работу?
– Бог ты мой, Женька, какую работу?! Я имею в виду твою семью!
– А при чем тут моя семья?
– А при том! У тебя двое детей. Восемнадцатилетний сын, за которым нужен глаз да глаз. Дочка, которой всего три года, и она нуждается в матери. Кто за ними будет смотреть? Воспитывать, целовать их на ночь, контролировать, наконец?
– Да, но у них еще есть отец… И Нурия…
Софья жевала лазанью и согласно кивала головой.
Евгения встала и поплелась в ванную комнату. Встав под упругие струи душа, она попыталась настроить себя на позитивный лад. У нее не получилось. Тогда она сменила температуру воды на экстремально холодную и уже через минуту выскочила из кабинки, стуча зубами.
В ванную зашел Александр. Высокий, прекрасно сложенный, он выглядел, как греческий бог, особенно в полотенце, обернутом вокруг бедер. Посмотрев на необычайно бодрую для раннего январского утра жену, он улыбнулся:
– Прекрасно выглядишь, милая. Что это ты сегодня поднялась чуть свет? Могла бы еще и поваляться с полчасика.
Действительно, что ей так вдруг приспичило проснуться ни свет ни заря? Евгения почувствовала, что готова завестись с полуоборота. Он наверняка издевается над ней! Как можно валяться в постели, зная, что тебя уже ищут, как беглую преступницу?
– Ты, случайно, не забыл, что вчера произошло? – спросила она его.
Он секунду смотрел на нее с недоумением, видимо не понимая, чем вызван ее резкий тон, но потом его лицо разгладилось. Он вспомнил.
– А! Ты говоришь о том случае…
– Да, именно об этом случае я и говорю! – едко заметила она.
– Тебе не о чем беспокоиться. Я сейчас же займусь твоей машиной, – заверил ее он. – Правда, тебе пока что придется пользоваться такси.
– Плевать мне на машину! Я не нахожу себе места, а ты ведешь себя так, словно ничего серьезного не произошло. Словно я разбила столбик на парковке.
– А чего ты от меня хочешь? – Он непонимающе посмотрел на нее.
Она даже растерялась. Действительно, чего?
– Ну, я не знаю… Понимания, сочувствия, наконец! Но не этого твоего веселого расположения духа и улыбки до ушей.
– По-моему, ты склонна к излишней драматизации, – сказал он, заходя в душевую кабинку. – Я хочу оказать тебе реальную помощь, а ты ждешь, чтобы я осушал твои слезы.
– Ты мог бы понять, как мне тяжело!
– А я это понимаю и говорю тебе, что мне очень жаль. Если бы я смог что-то изменить, я бы это сделал. Но что сейчас толку выражать тебе соболезнования, если то, что должно было произойти, уже произошло? И слезами тут делу не поможешь.
Евгения понимала, что муж прав и что сейчас она, вымогая его сочувствие, просто пытается перевесить на него часть своей тяжелой ноши под названием «ответственность». Но ее супруг, как бы черство сейчас он себя ни вел, все же не совершал преступления и не давил людей. Это она лишила жизни человека, и отвечать придется ей – не перед людским судом, так перед всевышним.
Она вышла из ванной комнаты, злясь на Александра и на себя саму. Ее расстраивала перспектива еще одного бесконечного рабочего дня, когда она вынуждена будет держать себя в рамках и делать вид, что в ее жизни все прекрасно. Ах, если бы у нее была возможность отсидеться дома! Она подумала, не сказаться ли ей больной, но потом все же решила поехать в редакцию. Тем более что Василису все равно нужно было везти в детский сад.
Она отправилась в детскую и подняла с постели малышку. Потом, как было заведено, взяла ее на руки и понесла, полусонную, в ванную, чистить зубы и умываться. Утренние хлопоты немного отвлекли Женю от тяжелых дум, и к тому моменту, когда она поставила на стол какао и горячие бутерброды, ее настроение пришло в относительную норму и она смогла даже улыбаться. Василиса тоже вела себя примерно. Она не капризничала, а после завтрака позволила надеть на себя розовое платьице, по поводу которого у них с матерью часто возникали споры. Маленькая модница предпочитала брючки и шорты, а к юбкам и платьям она относилась с пренебрежением, как мальчишка.
Обычно утро в семье Швец получалось суматошным. Семейство перемещалось по дому в разных направлениях, иногда сталкиваясь на лестнице, сражаясь за место в душе. Евгения была нарасхват. «Мам! Ты не видела мои брюки? – спрашивал Иван. – Вчера они висели на этом стуле!» – «Женя, неужели у нас нет запасной зубной пасты? – кричал из ванной муж. – Неужели мне придется чистить зубы мылом?» – «Мама, ты обещала пришить зайцу ухо!» – хныкала Василиса. И Евгения носилась по дому, как ураган, отыскивая пропавшие брюки и тюбик с пастой, а заодно усаживая зайца на гладильную доску с приколотой к его боку запиской для Нурии. При этом она дожевывала бутерброд, застегивала на ходу блузку и умудрялась удерживать в руке телефон, на случай, если вдруг кому-то понадобится утром ей позвонить. Все это было крайне утомительно, но она давно привыкла к такому круговороту, считая его обычным порядком вещей.
Однако сегодня утро казалось Евгении непривычно тихим, и это ощущение только усиливало ее беспокойство. Иван отсыпался. Его занятия в университете начинались только после обеда. Василиса была непривычно покладиста. А Александр погрузился в чтение, спрятавшись за газетным листом так, что его не было видно. Он отхлебывал чай и делал вид, что международная обстановка интересует его сейчас гораздо больше, чем домашняя. Евгения находила его поведение возмутительным и преувеличенно громко стучала чашками, складывая их в раковину. Нурия должна была прийти с минуты на минуту и приняться за наведение порядка и приготовление обеда. Встретить ее у хозяйки уже не получалось. За ней уже подошло такси…
Сбродов встретил ее, как всегда, у самого входа.
– Как, Евгения Федоровна, вас еще не арестовали?
Она остановилась как вкопанная и едва не выронила из рук папку. Сбродов и охранник на входе смотрели на нее с улыбкой.
– Я имею в виду, за оленя, – пояснил секретарь, и она ощутила, как железная когтистая лапа, сжавшая ее сердце, понемногу отпускает его. Вместе с облегчением она почувствовала бешенство.
– Черт возьми, Сбродов! – грозно прикрикнула она. – Разве так шутят?
Она решительно пересекла холл. Ее помощник несся за ней едва ли не вприпрыжку, удивляясь тому, что же довело его начальницу до высшего градуса кипения. Может, она встала не с той ноги?
– Я не думал, что это вас так испугает, – оправдывался он.
– А с чего ты решил, что я испугалась?! – резко спросила она, окидывая его недовольным взглядом. Она была зла, как сто чертей, но испугать ее сейчас могла лишь группа людей в серой форме.
– А где же ваша машина? – подобострастно залебезил Алексей. – Я хотел загнать ее в паркинг.
– Машина в ремонте! – четко выговорила она и остановилась. Поблизости не было ее подчиненных. Отличный момент, чтобы расставить все по своим местам. – Давай закроем эту тему, Алексей. Мне она порядком надоела. Мало того, что я получила взбучку за разбитую машину от мужа, еще и ты находишь повод покуражиться надо мной!
– Я просто пошутил, Евгения Федоровна. Но если это вас так задевает, я больше не буду говорить ничего подобного! – заверил ее секретарь.
«Дура! – мысленно выругала она себя. – Не нужно было мне акцентировать внимание на его глупой выходке. Подумает еще, что мне есть чего бояться».
– В общем, хватит болтовни, – уже смягчившись, добавила она. – У нас есть чем заняться, кроме того, как обсуждать мою личную жизнь. Вызови-ка мне Красюк. Со всеми ее фотографиями, разумеется…
Разговор с Красюк получился длиннее, чем предполагала Женя, поскольку, помимо обсуждений технических деталей подготовки к юбилейному выпуску журнала, редактор отдела моды и красоты вывалила на нее целый ушат сплетен и домыслов, главными фигурантами которых являлись знаменитости. Сама Евгения никогда особо не следила за тем, как протекает личная жизнь звезд, и ей было все равно, сходятся они или расходятся, с кем их замечают на очередной вечеринке, какую марку машины они предпочитают и в каком количестве килограммов измеряется их живой вес. Но Юлия коллекционировала эти сплетни так, как другие коллекционируют марки, старинные книги или живопись. Она готова была говорить на любимую тему часами и к тому же сообщить любимой начальнице (по секрету, разумеется!) то, о чем большинство читателей еще и не догадывалось. Например, о том, что у актрисы А уже семь недель беременности, а отец ребенка вовсе не ее муж, а известный прохвост Б, с которым она снималась в последнем сериале. Евгения подозревала, что сама бедная актриса А еще и не подозревает о своем грядущем материнстве, в то время как редактор отдела моды и красоты журнала «София» уже знает и пол ребенка и, возможно, его будущее имя.
– Сделай одолжение, – попросила Евгения свою сотрудницу. – Освободи меня от этих подробностей. Все это, конечно, очень увлекательно, но мне кажется, что с этим должны разбираться муж А и она сама.
– Но весь фокус в том, что муж еще ничего не знает! – выпалила главную сенсацию Красюк. – Разве вам не любопытно, как он к этому отнесется? Вот, кстати, снимок А с последней кинематографической тусовки. Разрешите его вставить в номер?
Евгения лишь кивнула головой:
– Хорошо. Только с условием, что в статье ничего не будет сказано о ее беременности. Кто там еще?
– Режиссер В с коллегами. Писательница О. Сатирик М с подругой.
Швец поморщилась:
– Почему с подругой? Вроде ведь он женат?
Красюк округлила глаза:
– Как?! Вы еще не знаете?! Я вам все сейчас расскажу. Он развелся и теперь…
Евгения замахала руками:
– Все ясно! Если он теперь свободный мужчина, то у меня по этому поводу вопросов нет. У вас что-то еще?
Редактор помялась:
– Да. Тут еще фотографии подруги известного бизнесмена Л в чудесном платье от «Valentino». Замечательные кадры, и я подумала…
– У нас не бульварный журнал. Никаких подруг бизнесменов при наличии законных жен я в нем не потерплю!
– Но снимки получились такие хорошие! – взмолилась Юлия. – Кроме того, они и не прятались. Не думаю, что эта публикация станет для жены Л шоком. У него репутация известного донжуана. Это всего лишь одна из его последних маленьких шлюх…
– Ты слышала мое мнение! – заявила Швец.
– Но вы только взгляните. Какой силуэт! Какое платье!
Она вынула снимки, но начальница даже не протянула руки, чтобы их взять и хорошенько рассмотреть. Хотя краешком глаза она отметила точеную фигуру в красном платье до пола и блестящий шелк струящихся по обнаженной спине волос.
– Ну, и куда теперь девать это великолепие? – пробурчала Юлия.
– Мне нет до этого никакого дела, – проговорила Швец, принимаясь за свои бумаги. – Если хотите, предложите снимки самому бизнесмену. Пусть вставит их в рамку и повесит в своем офисе.
Она делала заметки на полях, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Красюк ничего не оставалось, как, вздохнув, покинуть кабинет главного редактора, захватив с собой свое «досье» на всяких знаменитостей…
На обед Евгения отправилась в небольшой итальянский ресторанчик, расположившийся в паре кварталов от их офиса. Там ее уже дожидалась подруга, та самая, с которой они некогда брали памятное интервью у чемпиона России по теннису.
Теперь Софья отвечала за связи с общественностью на одном из развлекательных телевизионных каналов, причем, слыла она дамой деловой и крайне занятой. Но выкроить часок для того, чтобы встретиться с близкой подругой, – это дело святое, и обе женщины давно превратили свои еженедельные совместные обеды в обязательный ритуал. Это позволяло им, хотя бы на время, выпасть из рабочего графика и просто поболтать о своем, о женском.
Софья со студенческих времен заметно изменилась, набрала вес и стала казаться намного внушительнее, спокойнее и организованнее, чем та суетливая девчонка, которой она была некогда. Теперь уже она не краснела, пытаясь подобрать нужные слова на деловой встрече, а ее оппоненты стремились завоевать расположение этой дамы, репутация и деловые связи которой внушали им уважение. Вот и сейчас, сидя за дальним столиком ресторана, положив ногу на ногу, с сигаретой в руке, Софья казалась воплощением абсолютной уверенности в себе. Черный брючный костюм, короткая стрижка и каблук делали ее выше и стройнее.
Она приветствовала подругу улыбкой и струйкой сигаретного дыма. Обычно Евгения морщилась и без особой надежды на успех интересовалась – когда Софья наконец бросит травить никотином себя и окружающих? Но сегодня казалось, что Швец не замечает дыма, как и некоторых других вещей, поскольку она уселась на сумку подруги, сразу не ощутив неудобства.
– Эге, матушка, да у тебя, видно, неприятности? – сказала Софья, выдергивая из-под Жени за ремешок свою сумку. – Со своим, что ли, поругалась?
– С чего ты взяла? – удивилась Евгения.
– А ты посмотри на себя в зеркало. Чернее тучи! Кроме того, я вижу, ты сегодня без машины? Случилось что-то?
Евгения не была готова так прямо с ходу давать ей какие-либо объяснения. Кроме того, она не была уверена вообще – стоит ли говорить подруге о том происшествии на дороге? Александр бы этого явно не одобрил. Он с предубеждением относился к их дружбе и отнюдь не светился от счастья, когда Софья забегала к ним домой на огонек. Может быть, он еще помнил, что когда-то именно близкая подруга жены отговаривала Евгению от брака с ним, доказывая с пеной у рта, что все смазливые мужики – бабники. Конечно, спустя девятнадцать лет после их свадьбы можно было бы успокоиться и поставить на прошлых обидах крест. Но казалось, что стороны заключили лишь временное перемирие и терпели друг друга исключительно ради самой Евгении. В частности, поэтому обе женщины были вынуждены встречаться в ресторанах и кофейнях, а не в домашней обстановке.
– Берешь на вооружение методы Шерлока Холмса? – отшутилась Евгения, правда, очень вяло, и погрузилась в изучение меню.
– Да тут и отгадывать нечего, – пожала плечами Софья, не переставая курить. – Обычно ты кидаешь на стол ключи от машины. Сегодня ты этого не сделала.
– Это лишь значит, что они у меня в сумке.
– Это значит, что ты пытаешься водить меня за нос, – покачала головой Софья и кивнула в сторону стеклянной витрины, за которой виднелась полупустая парковка. – Только не рассказывай мне, что ты полюбила ходить пешком.
– Ты можешь мне не верить, но я действительно пришла пешком, – ответила Евгения. – Со мной приключилось ЧП. Я сбила пешехода.
– Да ладно тебе! – открыла рот Софья, стряхивая пепел в стакан с соком. – Ты что, шутишь?
– Если бы… – с горечью заметила Евгения.
– Как это произошло?
Конечно, Евгении пришлось рассказать ей всю историю с самого начала, припомнив и своих коллег, и выдуманного ею оленя. Она сетовала на бесчувственность мужа и на собственные переживания, из-за которых буквально не находила себе места.
Софья впечатлилась ее рассказом, но не настолько, чтобы потерять аппетит. Она заказала подошедшему официанту лазанью и жасминовый чай, затем кинула вопросительный взгляд на Евгению. Та только покачала головой:
– Мне кофе. Черный. Без сахара.
Официант удалился.
– Не лучший вариант – накачивать себя кофе, – заметила подруга. – Ты и так – сплошные нервы.
Евгения взглянула на нее с изумлением:
– Ты не лучше Александра! Тот тоже советует мне успокоиться и хорошо питаться. Ты хотя бы осознаешь сейчас, что говоришь с преступницей?
– Что сделано, то сделано, – заметила Софья, гася окурок в пепельнице. – Ты же не собираешься идти с повинной в милицию?
– А чем, кстати говоря, не вариант? Может, так и сделать?
– Не говори глупости. Тебе захотелось острых ощущений? Как пить дать, тебе навесят срок! Не знаю, правда, сколько за это дают. Но мне почему-то кажется, что прилично. Ты оставила человека без помощи, а это, как я понимаю, не шутки.
– Господи, я даже не знаю, жив он сейчас или мертв! – простонала Евгения. – Вот ведь кошмар-то!
– Даже если бы ты это знала, вряд ли это могло бы что-то изменить. Сейчас уже поздно. Его, конечно, обнаружили и оказали необходимую помощь. Ну, или… – Она выразительно замолчала.
– Или что?
– … или эта помощь ему уже не нужна. Тебе еще повезло, что рядом не оказалось людей! Ты просто уехала, а ведь могло быть куда хуже.
– Хуже и так некуда, – не согласилась Евгения. – Да, я уехала, но мне теперь кажется, что было бы лучше, если бы меня задержали сразу. Я не могу жить в состоянии неизвестности. Это невыносимо!
– Успокойся. Скорее всего тебя не обнаружат. Если прошло уже больше суток и никто к тебе не пришел, не позвонил, не вызвал тебя куда-то, значит, возможно, все еще обойдется. Тебя не найдут.
Евгения с сожалением посмотрела на подругу. Та ее не понимала! Софья искренне считала, что все страхи Швец объясняются лишь тем, что она боится, что ее обнаружат. Вчера Евгения рассуждала так же.
– Я не о том говорю, Соня, – прошептала она. – Я говорю не о своем аресте. Ты понимаешь, я с этим просто не смогу жить!
– Ты имеешь в виду муки совести и все такое? – проговорила Софья, с вожделением глядя на шипящую на сковородке лазанью. – Принесите-ка мне тертый сыр, – это было сказано уже официанту.
– Да, я про совесть, – подтвердила Швец. – Мне невыносима мысль о том, что я погубила человека, а теперь сижу здесь, словно ничего не произошло, а после обеда опять пойду на работу. После работы – домой. И так без конца…
– Ну, а ты предпочла бы тюрьму?
– Не тюрьму, конечно. Но что там еще дают? Понимаешь, мне было бы проще, если бы меня сейчас расспрашивали, ругали… В этом была бы какая ни есть, но определенность. Процедура расследования весьма неприятна, но она далась бы мне легче, чем мое настоящее положение – странное, неопределенное, требующее соблюдение правил конспирации. Все эти предосторожности, опасения, косые взгляды через плечо – не следит ли кто за мной? – все это претит мне! Словно я – какая-то беглая преступница! Хотя, если задуматься, так оно и есть. Конечно, если бы мне предъявили обвинение, я чувствовала бы себя не лучшим образом. Я боялась бы за себя, переживала… Возможно, я бы защищалась, говоря, что всему виной плохая видимость, скользкая дорога и даже сам пешеход. Я придумывала бы себе оправдания, но не сидела бы вот так, в полной растерянности, не зная, что предпринять. Я не терзала бы себя неизвестностью…
Софья потянула на себя длинную полоску расплавленного сыра. Кусочек оказался горячим. Она с досадой бросила вилку.
– Черт знает, о чем ты говоришь, Женька! Посмотрела бы я на тебя, если бы к тебе подошел милиционер и попросил тебя пройти для разговора в ближайшее отделение! Мигом бы забыла про свои муки совести и думала бы только о том, где найти ловкого адвоката, чтобы он вытащил тебя из всей этой кутерьмы!
– Может, и так. Но неизвестность всегда хуже.
– Хуже, хуже… Интересно, а ты подумала сейчас о других? О тех, кто нуждается в тебе? Что будут делать они, если ты попадешь под следствие или, еще того хуже, в тюрьму?
– Ты имеешь в виду работу?
– Бог ты мой, Женька, какую работу?! Я имею в виду твою семью!
– А при чем тут моя семья?
– А при том! У тебя двое детей. Восемнадцатилетний сын, за которым нужен глаз да глаз. Дочка, которой всего три года, и она нуждается в матери. Кто за ними будет смотреть? Воспитывать, целовать их на ночь, контролировать, наконец?
– Да, но у них еще есть отец… И Нурия…
Софья жевала лазанью и согласно кивала головой.