Боуден Нина
Дочь ведьмы
Нина Боуден
Дочь ведьмы
Английская писательница Нина Боуден - настоящий классик, только современный. Ее отличают истинный талант и удивительно честное отношение к детям и их заботам. Никакого сюсюканья, никакой экзальтации, ни грамма нравоучений, назидательности. Но за этой строгостью стиля стоит не наигранная, а подлинная любовь к детям, искреннее сочувствие их бедам и невзгодам, глубокое понимание их проблем. В произведениях Нины Боуден - "В потемках", "Настоящий Платон Джонс", "Волшебное слово", "Найденыш Генри", "Джонни", "Война Кэрри", "Воришки поневоле", "Дочь ведьмы" - дети попадают в новую, непривычную для них обстановку, в которой им приходится вести себя решительно и "по-взрослому", поскольку от этого зависит многое - зачастую и сама жизнь. Действительность в ее повестях предстает такой, какая она есть, а не слащавым пряничным домиком, "слепленным" специально для детишек. Каждая книга замечательной писательницы - маленький шедевр, который читается на одном дыхании от первой до последней страницы. Повесть "Дочь ведьмы" печатается в журнальном варианте с разрешения издательства "Махаон".
Заколдованная
Дочь ведьмы сидела на утесе. Это была огромная отвесная скала из черного базальта, напоминающая крепостную башню и увенчанная багряным вереском. С моря в нее ударяли волны с кружевными шапками белой пены. За прибрежными дюнами возвышались бурые склоны Бен Луина, над которыми с криками носились чайки.
Дочь ведьмы закрыла глаза и взмыла в воздух вместе с птицами. Набрав высоту, она резко пошла вниз, чувствуя, как бьет в лицо холодный воздух. И тут сквозь шум ветра до нее донесся глухой гудок...
Ресницы девочки затрепетали, она открыла глаза и увидела, что залив пересекает красный пароход, направляющийся к острову.
Путь вниз с поросшей вереском вершины утеса был опасным. Но девочка, не колеблясь, скользнула вниз с ловкостью и проворством серны. Босые ноги переступали с одного уступа на другой. Ботинки, связанные шнурками, болтались на шее. На ней было платье, явно доставшееся от взрослой женщины. Хотя его и подрезали, оно оставалось слишком длинным для ее роста. Звали девочку Бьянка.
Спустившись со скалы, Бьянка ненадолго скрылась в колючих зарослях, покрывающих дюны, затем появилась вновь, карабкаясь наверх по торфяному склону к стене, сложенной из грубого камня. Около стены она остановилась и надела башмаки. Торфяное болото хлюпало под ногами, но Бьянка упорно продолжала путь, направляясь к одному из невысоких хребтов, отходивших от Бен Луина. Взобравшись на гребень, она помедлила, чтобы перевести дыхание, и посмотрела вниз на городишко Скуапорт - небольшую горстку белых домиков, раскинувшихся вокруг гавани. Маленькие лодки покачивались на волнах возле пристани, а пароход уже медленно огибал дальний конец мола и входил в гавань.
Бьянка понеслась вниз по каменистому склону, разгоняя овец. Добравшись до выложенной булыжником дороги, проходящей возле разрушенного дома, она побежала медленнее, чтобы не споткнуться о неровные выступающие камни. До города было намного дальше, чем казалось. К тому времени, когда девочка добралась до гавани, пароход уже пришвартовался у пристани, и его начали разгружать.
Из белых домиков горохом высыпали ребятишки и бегом устремились к молу. Дочь ведьмы боязливо спряталась от них за углом школьного здания, дожидаясь, пока дети пробегут мимо. Прижавшись к стене, она не поднимала глаз от земли, словно не хотела никого видеть и не желала, чтобы ее саму увидели. Она спрыгнула с дороги на прибрежные камни, скользкие от рыжеватых морских водорослей, и прокралась к лежащей на песке лодке. Спрятавшись за ее бортом, Бьянка стала наблюдать за тем, что творилось на пристани.
Кроме полдюжины ребятишек на молу стояли Джон Макаллистер - почтальон, со своим почтовым фургоном, Уилл Кемпбелл с ящиком лобстеров для отправки в Обан и мистер Дункан из лавки, готовящийся забрать привезенные ему товары.
Бьянка ждала. Ее не занимали товары мистера Дункана. Ее интересовали люди.
И вот наконец... Она удовлетворенно вздохнула. На палубе появились четверо - мужчина, женщина и двое детей: светловолосый мальчик и девочка помладше. Мальчик сбежал с парохода на пристань. Но девочка, которая вместе с ним подошла к трапу, замешкалась. Женщина положила руку девочки на перила. Затем сказала что-то, девочка подняла ногу - намного выше, чем это, по мнению Бьянки, было необходимо, - и ступила на площадку. С помощью женщины она неуверенно спускалась вниз, нащупывая ногой ступени трапа, пока наконец не оказалась на причале. Женщина оставила ее там, а сама вернулась на палубу, чтобы помочь мужчине носить чемоданы.
У девочки, приплывшей на пароходе, были длинные каштановые волосы, развевающиеся на ветру. Она подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся пряди, и посмотрела вниз с мола. Бьянке показалось, что девочка смотрит прямо на нее. Бьянка осторожно вышла из-за лодки и вскарабкалась по камням к самому основанию мола. Здесь ее не мог увидеть никто, кроме приезжей примерно того же возраста, что и Бьянка.
Глядя прямо на незнакомку, Бьянка застенчиво улыбнулась. Но та не улыбнулась в ответ, а склонила голову набок, словно прислушиваясь. Перестала улыбаться и Бьянка, озадаченная ее необычным поведением.
Девочка не выказывала ни враждебности, ни беспокойства, как островные дети. Она сделала один нерешительный шаг к краю мола, затем другой...
- Дженни, Дженни!
Женщина бросилась к ней, словно не на шутку испугалась. Схватив дочь за руку, она проговорила: - Ты подошла к самому краю.
Девочка застыла на месте, капризно приподняв одно плечо выше другого.
- Мамочка, не кричи, - отозвалась она. - Как я могу увидеть, если ты кричишь?
Какие странные слова!
Держась за цепь, Бьянка наблюдала, как приезжих приветствовал мистер Тарбутт, хозяин небольшой гостиницы, единственной на острове. Для этого случая он надел свой лучший костюм, а его круглое лицо сияло, как покрытое глазурью яблоко. Поскольку его гостиница даже в короткий летний сезон частенько пустовала, сегодняшний день стал для него сущим праздником: кроме семьи из четырех человек на пароходе прибыл еще один постоялец - толстый мужчина с короткими ногами. Он нес длинный брезентовый мешок, из одного конца которого выглядывали какие-то набалдашники. Бьянка никогда не видела клюшек для гольфа и потому не могла понять, что это такое.
Мистер Тарбутт загрузил в тележку чемоданы приезжих. Ему помогал светловолосый мальчик: возбужденный, нетерпеливый и говоривший на таком быстром английском, что Бьянка не понимала ни слова. Его сестра Дженни продолжала стоять на месте, пока мать беседовала с мистером Тарбуттом. Наконец ее отец сошел с парохода, поставил на тележку последние чемоданы, а затем положил руки дочери на плечи:
- Ну вот и все. Как думаешь, дорогая, тебе здесь понравится?
Дженни откинула назад свои длинные каштановые волосы.
- Здесь пахнет так, словно это приятное местечко, - ответила она, и Бьянка внезапно поняла, почему девочка не улыбнулась в ответ на ее улыбку.
А догадавшись, сжала губы и негромко присвистнула, словно птица. Дженни обернулась. Бьянка вновь свистнула по-птичьи, но так тихо, что услышать ее мог только тот, кто прислушивается изо всех сил. На этот раз Дженни улыбнулась быстрой, радостной и дружеской улыбкой. А затем... Затем отец повел Дженни вслед за уже нагруженной тележкой, которую мистер Тарбутт покатил с мола вверх по одной из каменных улочек Скуапорта к гостинице.
Бьянка наблюдала за тем, как они удаляются, и не обратила внимания на то, что разгрузка парохода закончилась.
Первым ее заметил Алистер Кемпбелл, помогавший отцу сгружать лобстеров. Он толкнул локтем стоящего рядом мальчика, и через секунд, должно быть, тридцать все дети, собравшиеся на молу, смолкли. Бьянка очнулась и почувствовала на себе пристальные взгляды шести пар глаз.
Она мгновенно скользнула вниз, ободрав ладони о цепь, и побежала по камням к дороге. Дети, спустившись с мола и огибая гавань, бросились за ней. Они легко могли бы ее поймать, но не решались и держались на расстоянии. Когда Бьянка добралась до дороги и побежала в гору, к холмам, удаляясь от города, они последовали за ней хихикающей кучкой, останавливаясь, когда она оглядывалась на ходу, и вновь пускаясь вдогонку, когда она отворачивалась, словно играли в "бабушкины шаги". Бьянка упрямо вздернула подбородок и зашагала навстречу ветру, решив не обращать на них внимания, если б Алистер Кемпбелл не бросил камень - совсем маленький камешек, который не причинил ей никакого вреда, а всего лишь чиркнул по земле возле ее ног, но Бьянка разозлилась. Она резко обернулась к ним, лицо ее вспыхнуло от гнева, а глаза сверкали, как осколки зеленого стекла.
Островные дети застыли на месте. В течение долгой минуты никто из них не шевельнулся и не заговорил. Они стояли как зачарованные. Затем один из мальцов нервно хихикнул, но, когда старшая сестра хлопнула его ладонью по губам, тут же замолк. Наконец Алистер Кемпбелл, самый взрослый из них, не выдержал, повернулся и рванул прочь. Все остальные бросились за ним, оскальзываясь на камнях. Малыш - тот самый, что хихикал, - споткнулся и упал, но сестра рывком подняла его на ноги прежде, чем он успел завопить, и потащила за собой, испуганно оглядываясь через плечо.
Бьянка следила за ними, пока они не исчезли за зданием школы. Гнев в ее глазах растаял. Когда знаешь, что тебя боятся, чувствуешь печаль и одиночество. Негромко вздохнув, Бьянка потерла веки тыльной стороной ладони, словно у нее защипало в глазах. Затем вернулась на дорогу и пустилась в длинный и утомительный путь домой.
Она жила в доме на берегу озера в глубине острова. Дом звался "Луинпул". Его окружала каменная изгородь и несколько согнувшихся под напором ветра деревьев. Вокруг, сколько видел глаз, - ни строения, ни кустика... Только озеро и голые холмы. Некогда возле дома рос сад, но от него теперь осталась только цепочка зеленых стеклянных шаров на земле да старый куст дикой фуксии возле входной двери. Шары - поплавки ловушек для лобстеров - некогда окаймляли садовую дорожку.
Бьянка вошла через заднюю дверь в большую темную кухню. Через маленькое окошко сочился вечерний свет, казавшийся бледным в трепещущем золотом сиянии огня в кухонной печи. Энни Макларен согнулась возле поддувала, вороша золу.
- Поздновато, - проворчала она, хватаясь за отполированный латунный поручень над огнем и выпрямляясь.
В ее возрасте, с ревматизмом это была не слишком простая задача. Сквозь редкие седые волосы просвечивал розоватый череп.
- Овсянка на плите, - сказала Энни и подошла к столу, чтобы поправить масляную лампу.
- Не зажигай пока. Давай посумерничаем, - предложила Бьянка.
Энни пожала плечами, повернулась к плите, переложила черпаком из почерневшего горшка в чашку немного овсянки и достала ложку из кухонного шкафа.
- Кушать подано, госпожа.
Затем села в продавленное кресло и, сложив на коленях узловатые руки, стала смотреть, как девочка ест. На каминной полке ворковал чайник, роняя из носика капли воды, шипящие в пламени. В темном углу комнаты тикали невидимые часы. В дымоходе завывал ветер.
Бьянка доела овсянку и зарыла озябшие ноги поглубже в складки лоскутного ковра.
- Сегодня приехали новые люди, - сообщила она. - Двое мужчин, женщина и мальчик. А еще слепая девочка.
- Ты ведь не ходила к гавани?
Бьянка покачала головой.
В голосе Энни слышалась тревога.
- Ты же знаешь, что он говорил. Я ему обещала.
Бьянка смотрела на огонь, наблюдая, как между раскаленными добела кусками каменного угля время от времени проскальзывают крохотные зеленоватые язычки пламени.
- Тогда ты, должно быть, с кем-нибудь разговаривала. Иначе откуда бы ты узнала?
- О новых людях? - Бьянка закрыла глаза и улыбнулась с таинственным видом. - Я могу видеть сквозь стены и что происходит за углом, - проговорила она нараспев. - Могу летать над горами и над морями. Я знаю, кто приходит и кто уходит, но никто никогда меня не видит.
Энни принужденно хохотнула.
- А что, если он в это не поверит, а, госпожа?
Бьянка бросила на Энни озорной взгляд.
- Но ты-то веришь...
Старушка заерзала в своем кресле, и старые пружины заскрипели.
- Да чего уж там! Сила у тебя есть, - проворчала она уважительно. Хотя, как я понимаю, видеть сквозь стены - одно дело, а летать - другое... Но он-то считает это... как бы сказать... бреднями. Так что тебе лучше помалкивать, госпожа. Не болтай с ним о новых людях с парохода, а то он решит, что ты побывала в городе, крутилась там и чесала языком. Я пообещала ему, что никаких слухов ты распускать не станешь.
Бьянка, ссутулившись, сидела на скамье.
- Не понимаю, почему мне нельзя ходить где хочу. Я не боюсь мистера Смита.
- Никто и не просит тебя бояться. Просто молчи, уважай его и делай, что он просит. Не водись ни с кем и не болтай. - Энни Макларен замолчала, а потом пробормотала, наполовину про себя: - К чему нам неприятности? Слава богу, хоть есть крыша над головой...
Старуха откинула голову на высокую спинку кресла, закрыла глаза и тут же уснула, как засыпают старые люди. Рот ее приоткрылся.
Девочка глядела на огонь, положив подбородок на руки, и слушала, как тикают часы и шипит чайник. Внезапно Бьянка выпрямилась, прислушиваясь, потом спрыгнула с лавки и потянула Энни за юбку.
- Мистер Смит приехал! Зажги лампу, а я открою ворота, - громко сказала она и выбежала во двор, потревожив сонного петуха, который решил переночевать на груде торфа около задней двери. Ветер подхватил ее юбку и раздул как парус. Спотыкаясь, Бьянка добралась до ворот и открыла их, чтобы впустить белый "ягуар", который вкатил во двор, переваливаясь на рытвинах, и остановился у задней двери. Девочка запахнула ворота и побежала назад к дому.
Из автомобиля выбрался мистер Смит: среднего роста, не худой и не толстый, не молодой и не старый, в неизменных темных очках. В руке он держал деревянный ящик.
- Как поживает моя любимая ведьмочка? - спросил Смит без улыбки, но дружелюбно потрепав Бьянку за щеку, и они вместе вошли в кухню.
Энни Макларен уже зажгла две масляные лампы и протягивала одну из них Смиту.
- Печь еще теплая. Сейчас подам вам чай.
Мужчина поставил на стол деревянный ящик, который принес с собой, и взял лампу.
- На одно словечко, Энни, - сказал он и вышел из кухни в темную прихожую. Старушка последовала за ним. Их не было минут пять. Когда Энни вернулась, вид у нее был озабоченный.
- Сегодня он ждет вечером какого-то гостя. Велел приготовить лобстеров. А ты, подальше от греха, отправляйся-ка в постель.
- Помочь тебе?
Старуха покачала головой.
Бьянка открыла было рот, но промолчала. Если уж Энни Макларен упрется, - а случалось это не слишком часто, - переубеждать ее бесполезно.
- Тогда принесу еще угля, - сказала девочка.
Снаружи бушевал ветер. По небу стремительно неслись рваные облака, в их разрывы проглядывала луна. Угольная куча блестела в лунном свете. Бьянка наполнила корзину и, пошатываясь, внесла ее в дом.
- Смотри, надорвешься! Зачем столько навалила? - проворчала Энни.
Бьянка опустила корзину на пол и потерла руки.
- Я сильная. Сильнее тебя. Можно я погляжу на лобстеров?
В ящике оказались два мокрых, черных создания с длинными усами и грозными клешнями. Они ворочались, издавая шепчущий звук.
- Сегодня Уилл Кемпбелл отсылал лобстеров в Обан, - сказала Бьянка. Наверное, мистер Смит выходил на лов вместе с ним.
- Наверное.
- А зачем он ходит с ним на ловлю - ведь он никогда не ест лобстеров. Терпеть их не может.
- Может, для развлечения. Или чтобы посылать их друзьям.
- Но у мистера Смита нет друзей. Никто к нему не ходит...
- Сегодня кто-то заявится: большой охотник до лобстеров, как сказал мистер Смит. Ну же, бери свою свечу, - поторопила девочку Энни.
Пламя свечи заплясало на сквозняке, когда Бьянка зашагала вверх по лестнице. Некогда в этом большом доме жил пастор. Когда Смит приехал на остров, дом пустовал уже много лет. Никто не хотел селиться в таком обветшавшем здании с осыпающейся со стен штукатуркой и прохудившейся в нескольких местах крышей. Никто, кроме Смита. Он устроил в доме ванную, отремонтировал для себя две комнаты и больше ни к чему не притронулся, хотя прожил уже три года. Комнаты на верхнем этаже заливали дожди, и многие помещения стояли запертыми - там дребезжали оконные рамы и шуршали мыши.
Многим жилище показалось бы странным и тоскливым, совсем не пригодным для воспитания маленькой девочки. Разумеется, и Смит считал так же.
- Здесь не место для ребенка, - сказал он, нанимая Энни Макларен себе в домоправительницы сразу же, как только приехал на остров. - Вам надо оставить ее с кем-нибудь из родных.
- У нее нет никого, кроме меня, - ответила Энни. - Я прослежу, чтобы она не путалась у вас под ногами.
Смит нахмурился.
- Мне надо, чтобы в доме было тихо и спокойно. О ребенке не может быть и речи.
- Она будет вести себя тихо, - невозмутимо отрезала Энни.
Старческое лицо, неподвижное и упрямое, не выдало признаков отчаяния, охватившего ее. Еще несколько месяцев назад они с братом хозяйствовали, обрабатывая небольшое поле. Но брат умер, и ей пришлось продать землю за смехотворно малые деньги, которые почти все вышли, и Энни уже отчаялась свести концы с концами.
- Мне требуется полное уединение. Полное. И что бы ни происходило в доме - ни слова об этом не должно выйти наружу, - Смит внимательно посмотрел на старуху.
- Каждый имеет право хранить свои дела в тайне, - ответила она.
- Но это непросто, когда в доме ребенок.
- Она еще очень мала.
- Вырастет. Будет болтать с другими детьми, разносить слухи... - Только не она. Ребятишки не играют с ней. - Энни замолкла в нерешительности, спрашивая себя, сумеет ли понять ее горожанин из Англии. - Дети говорят, что она заколдована, - закончила она наконец. - И что она дочь ведьмы.
- Заколдована? - усмехнулся Смит. - Дочь ведьмы?
Его смех задел Энни, и она замолчала, отказываясь продолжать разговор. Смит, развеселившись, заверил ее, что все в порядке и она может взять ребенка с собой, если хочет. Энни не сменила гнев на милость даже потом, когда они поселились в "Луинпуле", даже несмотря на то, что Смит, будучи в добром расположении духа, играл с Бьянкой и шутливо называл ее своей маленькой ведьмочкой...
И теперь, три года спустя, он все еще считал, что это отличная шутка.
Стекляшка за бешеные деньги Бьянка проснулась оттого, что луна светила ей прямо в лицо. Она соскользнула с постели и подошла к окну. Воздух оставался совершенно неподвижным: порывы ветра стихли, и озеро сияло, как расплавленное серебро.
Сон как рукой сняло. Бьянка с удовольствием бы распахнула окно, но Энни считала, что ночной воздух опасен, и плотно закрывала ставни. Поэтому в крошечной каморке, где едва хватало места для маленькой кровати и кресла, было жарко и душно. Настолько душно, что Бьянка почувствовала, что не сможет больше этого вынести ни секунды. Прохлада и покой, царившие снаружи, так и манили ее. Сняв платье, висевшее на дверном крючке, Бьянка натянула его поверх ночной сорочки, которую Энни - так же, как и платье, - переделала, просто отрезав подол от своей.
Дверь на лестничной площадке, что вела в комнату Энни, была открыта. Но старушка спала, потому что слышался скрип кровати и невнятное бормотание. Если бы Энни бодрствовала, то в комнате стояла бы тишина. Бьянка прошмыгнула мимо и шагнула босыми ногами на лестницу.
Внизу из-под двери Смита пробивался свет в гостиную. Услыхав его смех, Бьянка осторожно подошла ближе.
- Клюшки для гольфа, - проговорил он. - Гольф-клуб для отдыха в Скуа! Ну, у тебя и воображение! Незнакомый голос ответил обиженным тоном:
- Откуда мне знать? Мне казалось, что все шотландцы играют в гольф, поэтому и купил набор клюшек. Своего рода маскировка... Они стоили кучу денег. Даже не хочется говорить - сколько.
- Маскировка? Уж лучше бы ты напялил парик или приклеил нос - не так бы бросалось в глаза. Клюшки для гольфа! - снова фыркнул Смит. - Да над тобой завтра будет потешаться весь остров.
Бьянке показалось, что Смит пребывает в хорошем настроении. Обычно в такие минуты ему нравится кого-то поддразнивать. И одновременно почувствовала, что страшно голодна. Овсяной каши, что она съела за ужином, хватило только на то, чтобы заморить червячка, но, как выяснилось, не надолго. Энни крепко спит и не узнает, что Бьянка ослушалась ее.
Она приоткрыла дверь и сквозь щелочку увидела, что фитиль лампы приспущен. Свет шел не от нее, а от камина. Несмотря на теплую ночь, огонь горел вовсю.
Мужчины устроились по обе стороны от камина. Смит и толстенький коротышка, которого она видела сегодня утром на пристани. Между ними маленький столик с двумя стаканами и бутылкой виски. А на другом - большом столе, что стоял ближе к Бьянке, - еда. Очень вкусная. Хлеб, сыр, масло. У девочки сразу заурчало в животе. Задержав дыхание, она проскользнула в комнату.
- Надеюсь, что ты не спрашивал ни у кого про гольф-клуб? - сдержанным тоном спросил Смит.
- Ну, вообще-то... да... спросил. Тарбутт ответил, что такого здесь нет.
Смит взял в руки стакан и пригубил из него. - А он случаем не расхохотался тебе прямо в лицо? Нет, он, конечно, не стал бы. Он человек вежливый. Но вот в чем беда... начнутся пересуды, всякого рода толки. Хотя, может быть, и обойдется. Они просто решат, что ты слегка не в себе. До тех пор, пока не свяжутся с ... - Смит задержал дыхание и наклонился вперед. Никто не видел, как ты шел сюда?
Незнакомец покачал головой:
- Я все сделал, как ты велел. Сказал, что притомился и иду спать. А потом вылез через окно. Прошел три мили, - он хмыкнул. - А по мне, так все тридцать. - Он вынул из кармана коробочку для сладостей, достал оттуда ириску, развернул бумажку и сунул конфету в рот.
- Это островные мили, - пояснил Смит. - Они отличаются от тех, к которым ты привык. Как и любые другие мерки. К примеру, время. Завтра совсем не то, что ты думаешь, - во всяком случае, здесь. Это означает - на следующей неделе. Или в следующем месяце. А может, и на следующий год. Чтобы это понять, надо пожить здесь. - В его голосе прозвучала горечь.
Похоже, что он находился отнюдь не в лучшем настроении, - отметила Бьянка. Но чувство голода пересилило, и она, неслышно ступая босыми ногами, подошла поближе к столу с яствами.
- Послушай, - начал незнакомец, - по-моему, ты напрасно жалуешься. Остров, как картинка. Горы, овцы. Полное слияние с природой.
- Хотел бы я послушать, что бы ты запел через несколько зимних месяцев, - хмуро отозвался Смит.
Незнакомец усмехнулся:
- Быть может, ты прав. Но я рад, что соприкоснусь с настоящей жизнью. Во всяком случае, ты устроился неплохо, - желчно закончил он. - Мне было намного хуже. Приходилось работать с девяти до пяти часов, зная, что в этом нет никакой надобности. И ждать, ждать...
- Думаешь, мне легче пришлось? - Смит потянулся к бутылке и налил себе изрядную порцию. - Забиться в эту дыру на три года! Все равно, что похоронить себя заживо. Целых три года! На меня иной раз такое находило, думал, что сойду с ума. Полное безделье. И даже перемолвиться словом не с кем. Только эта невежественная старуха и...
Его откровения прервал возглас изумления, сорвавшийся с губ собеседника:
- Черт возьми, что это...
Незнакомец повернулся и посмотрел на Бьянку выпученными глазами. В эту минуту он больше всего напоминал громадную жабу. И смотрел на нее так, что девочка, задрожав от ужаса, нырнула за кресло Смита и спряталась за его спиной. Но постоялец развернулся, протянул руку и вытащил девочку, чтобы она стояла лицом к нему. Выражение его глаз она не видела, но уголки губ сердито опустились вниз:
- Каким ветром тебя занесло? Разве я не предупредил Энни...
- Это не ее вина, - взмолилась Бьянка. - Она велела мне сидеть как мышь. Только я проснулась, мне захотелось есть.
- Сколько времени ты тут торчишь? - выкрикнул незнакомец, похожий на жабу. Он не мог усидеть на месте и вскочил на свои коротенькие толстые ножки. - Шпионка! Я покажу тебе, как вынюхивать...
Но тут вмешался Смит:
- Совершенно ни к чему разговаривать с ребенком таким тоном, - перебил он.
- Надо задать ей хорошую трепку, - квакнул мистер Жаба. - Выпороть как следует, чтобы не совала нос, когда взрослые разговаривают о своих делах.
- Ей нет никакого дела до наших разговоров, - отрезал Смит.
Мистер Жаба сглотнул, посмотрел на девочку и вдруг осел в кресло, как шарик, из которого внезапно выпустили весь воздух. Достав из верхнего кармана красный шелковый платок, он вытер выступивший на лбу пот и улыбнулся Бьянке.
- Прошу прощения, - проговорил он. - Минутная слабость. Со мной такое случается. Когда кто-то застает меня врасплох.
Но Бьянка не поймалась на его фальшивую улыбку. Выражение его глаз оставалось прежним.
- Ты и словом не обмолвился о том, что здесь есть девчонка. Не боишься?
- Риск не такой большой, как может показаться, - ответил Смит. - И к тому же всегда приходится чем-то поступаться. Ты же не побоялся принять мое предложение, рискнул и, как видишь, не пожалел о том.
Мистер Жаба, глядя на собеседника, медленно кивнул и проговорил:
- Похоже, что да, - откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся более непринужденно, развернул очередную конфетку и отправил ее в рот.
Смит налил виски:
- Бьянка, передай стакан джентльмену и познакомься с ним. Это мистер Табб. Мистер Табб, - повторил он и вдруг усмехнулся с таким видом, словно само по себе это имя показалось ему ужасно смешным.
Дочь ведьмы
Английская писательница Нина Боуден - настоящий классик, только современный. Ее отличают истинный талант и удивительно честное отношение к детям и их заботам. Никакого сюсюканья, никакой экзальтации, ни грамма нравоучений, назидательности. Но за этой строгостью стиля стоит не наигранная, а подлинная любовь к детям, искреннее сочувствие их бедам и невзгодам, глубокое понимание их проблем. В произведениях Нины Боуден - "В потемках", "Настоящий Платон Джонс", "Волшебное слово", "Найденыш Генри", "Джонни", "Война Кэрри", "Воришки поневоле", "Дочь ведьмы" - дети попадают в новую, непривычную для них обстановку, в которой им приходится вести себя решительно и "по-взрослому", поскольку от этого зависит многое - зачастую и сама жизнь. Действительность в ее повестях предстает такой, какая она есть, а не слащавым пряничным домиком, "слепленным" специально для детишек. Каждая книга замечательной писательницы - маленький шедевр, который читается на одном дыхании от первой до последней страницы. Повесть "Дочь ведьмы" печатается в журнальном варианте с разрешения издательства "Махаон".
Заколдованная
Дочь ведьмы сидела на утесе. Это была огромная отвесная скала из черного базальта, напоминающая крепостную башню и увенчанная багряным вереском. С моря в нее ударяли волны с кружевными шапками белой пены. За прибрежными дюнами возвышались бурые склоны Бен Луина, над которыми с криками носились чайки.
Дочь ведьмы закрыла глаза и взмыла в воздух вместе с птицами. Набрав высоту, она резко пошла вниз, чувствуя, как бьет в лицо холодный воздух. И тут сквозь шум ветра до нее донесся глухой гудок...
Ресницы девочки затрепетали, она открыла глаза и увидела, что залив пересекает красный пароход, направляющийся к острову.
Путь вниз с поросшей вереском вершины утеса был опасным. Но девочка, не колеблясь, скользнула вниз с ловкостью и проворством серны. Босые ноги переступали с одного уступа на другой. Ботинки, связанные шнурками, болтались на шее. На ней было платье, явно доставшееся от взрослой женщины. Хотя его и подрезали, оно оставалось слишком длинным для ее роста. Звали девочку Бьянка.
Спустившись со скалы, Бьянка ненадолго скрылась в колючих зарослях, покрывающих дюны, затем появилась вновь, карабкаясь наверх по торфяному склону к стене, сложенной из грубого камня. Около стены она остановилась и надела башмаки. Торфяное болото хлюпало под ногами, но Бьянка упорно продолжала путь, направляясь к одному из невысоких хребтов, отходивших от Бен Луина. Взобравшись на гребень, она помедлила, чтобы перевести дыхание, и посмотрела вниз на городишко Скуапорт - небольшую горстку белых домиков, раскинувшихся вокруг гавани. Маленькие лодки покачивались на волнах возле пристани, а пароход уже медленно огибал дальний конец мола и входил в гавань.
Бьянка понеслась вниз по каменистому склону, разгоняя овец. Добравшись до выложенной булыжником дороги, проходящей возле разрушенного дома, она побежала медленнее, чтобы не споткнуться о неровные выступающие камни. До города было намного дальше, чем казалось. К тому времени, когда девочка добралась до гавани, пароход уже пришвартовался у пристани, и его начали разгружать.
Из белых домиков горохом высыпали ребятишки и бегом устремились к молу. Дочь ведьмы боязливо спряталась от них за углом школьного здания, дожидаясь, пока дети пробегут мимо. Прижавшись к стене, она не поднимала глаз от земли, словно не хотела никого видеть и не желала, чтобы ее саму увидели. Она спрыгнула с дороги на прибрежные камни, скользкие от рыжеватых морских водорослей, и прокралась к лежащей на песке лодке. Спрятавшись за ее бортом, Бьянка стала наблюдать за тем, что творилось на пристани.
Кроме полдюжины ребятишек на молу стояли Джон Макаллистер - почтальон, со своим почтовым фургоном, Уилл Кемпбелл с ящиком лобстеров для отправки в Обан и мистер Дункан из лавки, готовящийся забрать привезенные ему товары.
Бьянка ждала. Ее не занимали товары мистера Дункана. Ее интересовали люди.
И вот наконец... Она удовлетворенно вздохнула. На палубе появились четверо - мужчина, женщина и двое детей: светловолосый мальчик и девочка помладше. Мальчик сбежал с парохода на пристань. Но девочка, которая вместе с ним подошла к трапу, замешкалась. Женщина положила руку девочки на перила. Затем сказала что-то, девочка подняла ногу - намного выше, чем это, по мнению Бьянки, было необходимо, - и ступила на площадку. С помощью женщины она неуверенно спускалась вниз, нащупывая ногой ступени трапа, пока наконец не оказалась на причале. Женщина оставила ее там, а сама вернулась на палубу, чтобы помочь мужчине носить чемоданы.
У девочки, приплывшей на пароходе, были длинные каштановые волосы, развевающиеся на ветру. Она подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся пряди, и посмотрела вниз с мола. Бьянке показалось, что девочка смотрит прямо на нее. Бьянка осторожно вышла из-за лодки и вскарабкалась по камням к самому основанию мола. Здесь ее не мог увидеть никто, кроме приезжей примерно того же возраста, что и Бьянка.
Глядя прямо на незнакомку, Бьянка застенчиво улыбнулась. Но та не улыбнулась в ответ, а склонила голову набок, словно прислушиваясь. Перестала улыбаться и Бьянка, озадаченная ее необычным поведением.
Девочка не выказывала ни враждебности, ни беспокойства, как островные дети. Она сделала один нерешительный шаг к краю мола, затем другой...
- Дженни, Дженни!
Женщина бросилась к ней, словно не на шутку испугалась. Схватив дочь за руку, она проговорила: - Ты подошла к самому краю.
Девочка застыла на месте, капризно приподняв одно плечо выше другого.
- Мамочка, не кричи, - отозвалась она. - Как я могу увидеть, если ты кричишь?
Какие странные слова!
Держась за цепь, Бьянка наблюдала, как приезжих приветствовал мистер Тарбутт, хозяин небольшой гостиницы, единственной на острове. Для этого случая он надел свой лучший костюм, а его круглое лицо сияло, как покрытое глазурью яблоко. Поскольку его гостиница даже в короткий летний сезон частенько пустовала, сегодняшний день стал для него сущим праздником: кроме семьи из четырех человек на пароходе прибыл еще один постоялец - толстый мужчина с короткими ногами. Он нес длинный брезентовый мешок, из одного конца которого выглядывали какие-то набалдашники. Бьянка никогда не видела клюшек для гольфа и потому не могла понять, что это такое.
Мистер Тарбутт загрузил в тележку чемоданы приезжих. Ему помогал светловолосый мальчик: возбужденный, нетерпеливый и говоривший на таком быстром английском, что Бьянка не понимала ни слова. Его сестра Дженни продолжала стоять на месте, пока мать беседовала с мистером Тарбуттом. Наконец ее отец сошел с парохода, поставил на тележку последние чемоданы, а затем положил руки дочери на плечи:
- Ну вот и все. Как думаешь, дорогая, тебе здесь понравится?
Дженни откинула назад свои длинные каштановые волосы.
- Здесь пахнет так, словно это приятное местечко, - ответила она, и Бьянка внезапно поняла, почему девочка не улыбнулась в ответ на ее улыбку.
А догадавшись, сжала губы и негромко присвистнула, словно птица. Дженни обернулась. Бьянка вновь свистнула по-птичьи, но так тихо, что услышать ее мог только тот, кто прислушивается изо всех сил. На этот раз Дженни улыбнулась быстрой, радостной и дружеской улыбкой. А затем... Затем отец повел Дженни вслед за уже нагруженной тележкой, которую мистер Тарбутт покатил с мола вверх по одной из каменных улочек Скуапорта к гостинице.
Бьянка наблюдала за тем, как они удаляются, и не обратила внимания на то, что разгрузка парохода закончилась.
Первым ее заметил Алистер Кемпбелл, помогавший отцу сгружать лобстеров. Он толкнул локтем стоящего рядом мальчика, и через секунд, должно быть, тридцать все дети, собравшиеся на молу, смолкли. Бьянка очнулась и почувствовала на себе пристальные взгляды шести пар глаз.
Она мгновенно скользнула вниз, ободрав ладони о цепь, и побежала по камням к дороге. Дети, спустившись с мола и огибая гавань, бросились за ней. Они легко могли бы ее поймать, но не решались и держались на расстоянии. Когда Бьянка добралась до дороги и побежала в гору, к холмам, удаляясь от города, они последовали за ней хихикающей кучкой, останавливаясь, когда она оглядывалась на ходу, и вновь пускаясь вдогонку, когда она отворачивалась, словно играли в "бабушкины шаги". Бьянка упрямо вздернула подбородок и зашагала навстречу ветру, решив не обращать на них внимания, если б Алистер Кемпбелл не бросил камень - совсем маленький камешек, который не причинил ей никакого вреда, а всего лишь чиркнул по земле возле ее ног, но Бьянка разозлилась. Она резко обернулась к ним, лицо ее вспыхнуло от гнева, а глаза сверкали, как осколки зеленого стекла.
Островные дети застыли на месте. В течение долгой минуты никто из них не шевельнулся и не заговорил. Они стояли как зачарованные. Затем один из мальцов нервно хихикнул, но, когда старшая сестра хлопнула его ладонью по губам, тут же замолк. Наконец Алистер Кемпбелл, самый взрослый из них, не выдержал, повернулся и рванул прочь. Все остальные бросились за ним, оскальзываясь на камнях. Малыш - тот самый, что хихикал, - споткнулся и упал, но сестра рывком подняла его на ноги прежде, чем он успел завопить, и потащила за собой, испуганно оглядываясь через плечо.
Бьянка следила за ними, пока они не исчезли за зданием школы. Гнев в ее глазах растаял. Когда знаешь, что тебя боятся, чувствуешь печаль и одиночество. Негромко вздохнув, Бьянка потерла веки тыльной стороной ладони, словно у нее защипало в глазах. Затем вернулась на дорогу и пустилась в длинный и утомительный путь домой.
Она жила в доме на берегу озера в глубине острова. Дом звался "Луинпул". Его окружала каменная изгородь и несколько согнувшихся под напором ветра деревьев. Вокруг, сколько видел глаз, - ни строения, ни кустика... Только озеро и голые холмы. Некогда возле дома рос сад, но от него теперь осталась только цепочка зеленых стеклянных шаров на земле да старый куст дикой фуксии возле входной двери. Шары - поплавки ловушек для лобстеров - некогда окаймляли садовую дорожку.
Бьянка вошла через заднюю дверь в большую темную кухню. Через маленькое окошко сочился вечерний свет, казавшийся бледным в трепещущем золотом сиянии огня в кухонной печи. Энни Макларен согнулась возле поддувала, вороша золу.
- Поздновато, - проворчала она, хватаясь за отполированный латунный поручень над огнем и выпрямляясь.
В ее возрасте, с ревматизмом это была не слишком простая задача. Сквозь редкие седые волосы просвечивал розоватый череп.
- Овсянка на плите, - сказала Энни и подошла к столу, чтобы поправить масляную лампу.
- Не зажигай пока. Давай посумерничаем, - предложила Бьянка.
Энни пожала плечами, повернулась к плите, переложила черпаком из почерневшего горшка в чашку немного овсянки и достала ложку из кухонного шкафа.
- Кушать подано, госпожа.
Затем села в продавленное кресло и, сложив на коленях узловатые руки, стала смотреть, как девочка ест. На каминной полке ворковал чайник, роняя из носика капли воды, шипящие в пламени. В темном углу комнаты тикали невидимые часы. В дымоходе завывал ветер.
Бьянка доела овсянку и зарыла озябшие ноги поглубже в складки лоскутного ковра.
- Сегодня приехали новые люди, - сообщила она. - Двое мужчин, женщина и мальчик. А еще слепая девочка.
- Ты ведь не ходила к гавани?
Бьянка покачала головой.
В голосе Энни слышалась тревога.
- Ты же знаешь, что он говорил. Я ему обещала.
Бьянка смотрела на огонь, наблюдая, как между раскаленными добела кусками каменного угля время от времени проскальзывают крохотные зеленоватые язычки пламени.
- Тогда ты, должно быть, с кем-нибудь разговаривала. Иначе откуда бы ты узнала?
- О новых людях? - Бьянка закрыла глаза и улыбнулась с таинственным видом. - Я могу видеть сквозь стены и что происходит за углом, - проговорила она нараспев. - Могу летать над горами и над морями. Я знаю, кто приходит и кто уходит, но никто никогда меня не видит.
Энни принужденно хохотнула.
- А что, если он в это не поверит, а, госпожа?
Бьянка бросила на Энни озорной взгляд.
- Но ты-то веришь...
Старушка заерзала в своем кресле, и старые пружины заскрипели.
- Да чего уж там! Сила у тебя есть, - проворчала она уважительно. Хотя, как я понимаю, видеть сквозь стены - одно дело, а летать - другое... Но он-то считает это... как бы сказать... бреднями. Так что тебе лучше помалкивать, госпожа. Не болтай с ним о новых людях с парохода, а то он решит, что ты побывала в городе, крутилась там и чесала языком. Я пообещала ему, что никаких слухов ты распускать не станешь.
Бьянка, ссутулившись, сидела на скамье.
- Не понимаю, почему мне нельзя ходить где хочу. Я не боюсь мистера Смита.
- Никто и не просит тебя бояться. Просто молчи, уважай его и делай, что он просит. Не водись ни с кем и не болтай. - Энни Макларен замолчала, а потом пробормотала, наполовину про себя: - К чему нам неприятности? Слава богу, хоть есть крыша над головой...
Старуха откинула голову на высокую спинку кресла, закрыла глаза и тут же уснула, как засыпают старые люди. Рот ее приоткрылся.
Девочка глядела на огонь, положив подбородок на руки, и слушала, как тикают часы и шипит чайник. Внезапно Бьянка выпрямилась, прислушиваясь, потом спрыгнула с лавки и потянула Энни за юбку.
- Мистер Смит приехал! Зажги лампу, а я открою ворота, - громко сказала она и выбежала во двор, потревожив сонного петуха, который решил переночевать на груде торфа около задней двери. Ветер подхватил ее юбку и раздул как парус. Спотыкаясь, Бьянка добралась до ворот и открыла их, чтобы впустить белый "ягуар", который вкатил во двор, переваливаясь на рытвинах, и остановился у задней двери. Девочка запахнула ворота и побежала назад к дому.
Из автомобиля выбрался мистер Смит: среднего роста, не худой и не толстый, не молодой и не старый, в неизменных темных очках. В руке он держал деревянный ящик.
- Как поживает моя любимая ведьмочка? - спросил Смит без улыбки, но дружелюбно потрепав Бьянку за щеку, и они вместе вошли в кухню.
Энни Макларен уже зажгла две масляные лампы и протягивала одну из них Смиту.
- Печь еще теплая. Сейчас подам вам чай.
Мужчина поставил на стол деревянный ящик, который принес с собой, и взял лампу.
- На одно словечко, Энни, - сказал он и вышел из кухни в темную прихожую. Старушка последовала за ним. Их не было минут пять. Когда Энни вернулась, вид у нее был озабоченный.
- Сегодня он ждет вечером какого-то гостя. Велел приготовить лобстеров. А ты, подальше от греха, отправляйся-ка в постель.
- Помочь тебе?
Старуха покачала головой.
Бьянка открыла было рот, но промолчала. Если уж Энни Макларен упрется, - а случалось это не слишком часто, - переубеждать ее бесполезно.
- Тогда принесу еще угля, - сказала девочка.
Снаружи бушевал ветер. По небу стремительно неслись рваные облака, в их разрывы проглядывала луна. Угольная куча блестела в лунном свете. Бьянка наполнила корзину и, пошатываясь, внесла ее в дом.
- Смотри, надорвешься! Зачем столько навалила? - проворчала Энни.
Бьянка опустила корзину на пол и потерла руки.
- Я сильная. Сильнее тебя. Можно я погляжу на лобстеров?
В ящике оказались два мокрых, черных создания с длинными усами и грозными клешнями. Они ворочались, издавая шепчущий звук.
- Сегодня Уилл Кемпбелл отсылал лобстеров в Обан, - сказала Бьянка. Наверное, мистер Смит выходил на лов вместе с ним.
- Наверное.
- А зачем он ходит с ним на ловлю - ведь он никогда не ест лобстеров. Терпеть их не может.
- Может, для развлечения. Или чтобы посылать их друзьям.
- Но у мистера Смита нет друзей. Никто к нему не ходит...
- Сегодня кто-то заявится: большой охотник до лобстеров, как сказал мистер Смит. Ну же, бери свою свечу, - поторопила девочку Энни.
Пламя свечи заплясало на сквозняке, когда Бьянка зашагала вверх по лестнице. Некогда в этом большом доме жил пастор. Когда Смит приехал на остров, дом пустовал уже много лет. Никто не хотел селиться в таком обветшавшем здании с осыпающейся со стен штукатуркой и прохудившейся в нескольких местах крышей. Никто, кроме Смита. Он устроил в доме ванную, отремонтировал для себя две комнаты и больше ни к чему не притронулся, хотя прожил уже три года. Комнаты на верхнем этаже заливали дожди, и многие помещения стояли запертыми - там дребезжали оконные рамы и шуршали мыши.
Многим жилище показалось бы странным и тоскливым, совсем не пригодным для воспитания маленькой девочки. Разумеется, и Смит считал так же.
- Здесь не место для ребенка, - сказал он, нанимая Энни Макларен себе в домоправительницы сразу же, как только приехал на остров. - Вам надо оставить ее с кем-нибудь из родных.
- У нее нет никого, кроме меня, - ответила Энни. - Я прослежу, чтобы она не путалась у вас под ногами.
Смит нахмурился.
- Мне надо, чтобы в доме было тихо и спокойно. О ребенке не может быть и речи.
- Она будет вести себя тихо, - невозмутимо отрезала Энни.
Старческое лицо, неподвижное и упрямое, не выдало признаков отчаяния, охватившего ее. Еще несколько месяцев назад они с братом хозяйствовали, обрабатывая небольшое поле. Но брат умер, и ей пришлось продать землю за смехотворно малые деньги, которые почти все вышли, и Энни уже отчаялась свести концы с концами.
- Мне требуется полное уединение. Полное. И что бы ни происходило в доме - ни слова об этом не должно выйти наружу, - Смит внимательно посмотрел на старуху.
- Каждый имеет право хранить свои дела в тайне, - ответила она.
- Но это непросто, когда в доме ребенок.
- Она еще очень мала.
- Вырастет. Будет болтать с другими детьми, разносить слухи... - Только не она. Ребятишки не играют с ней. - Энни замолкла в нерешительности, спрашивая себя, сумеет ли понять ее горожанин из Англии. - Дети говорят, что она заколдована, - закончила она наконец. - И что она дочь ведьмы.
- Заколдована? - усмехнулся Смит. - Дочь ведьмы?
Его смех задел Энни, и она замолчала, отказываясь продолжать разговор. Смит, развеселившись, заверил ее, что все в порядке и она может взять ребенка с собой, если хочет. Энни не сменила гнев на милость даже потом, когда они поселились в "Луинпуле", даже несмотря на то, что Смит, будучи в добром расположении духа, играл с Бьянкой и шутливо называл ее своей маленькой ведьмочкой...
И теперь, три года спустя, он все еще считал, что это отличная шутка.
Стекляшка за бешеные деньги Бьянка проснулась оттого, что луна светила ей прямо в лицо. Она соскользнула с постели и подошла к окну. Воздух оставался совершенно неподвижным: порывы ветра стихли, и озеро сияло, как расплавленное серебро.
Сон как рукой сняло. Бьянка с удовольствием бы распахнула окно, но Энни считала, что ночной воздух опасен, и плотно закрывала ставни. Поэтому в крошечной каморке, где едва хватало места для маленькой кровати и кресла, было жарко и душно. Настолько душно, что Бьянка почувствовала, что не сможет больше этого вынести ни секунды. Прохлада и покой, царившие снаружи, так и манили ее. Сняв платье, висевшее на дверном крючке, Бьянка натянула его поверх ночной сорочки, которую Энни - так же, как и платье, - переделала, просто отрезав подол от своей.
Дверь на лестничной площадке, что вела в комнату Энни, была открыта. Но старушка спала, потому что слышался скрип кровати и невнятное бормотание. Если бы Энни бодрствовала, то в комнате стояла бы тишина. Бьянка прошмыгнула мимо и шагнула босыми ногами на лестницу.
Внизу из-под двери Смита пробивался свет в гостиную. Услыхав его смех, Бьянка осторожно подошла ближе.
- Клюшки для гольфа, - проговорил он. - Гольф-клуб для отдыха в Скуа! Ну, у тебя и воображение! Незнакомый голос ответил обиженным тоном:
- Откуда мне знать? Мне казалось, что все шотландцы играют в гольф, поэтому и купил набор клюшек. Своего рода маскировка... Они стоили кучу денег. Даже не хочется говорить - сколько.
- Маскировка? Уж лучше бы ты напялил парик или приклеил нос - не так бы бросалось в глаза. Клюшки для гольфа! - снова фыркнул Смит. - Да над тобой завтра будет потешаться весь остров.
Бьянке показалось, что Смит пребывает в хорошем настроении. Обычно в такие минуты ему нравится кого-то поддразнивать. И одновременно почувствовала, что страшно голодна. Овсяной каши, что она съела за ужином, хватило только на то, чтобы заморить червячка, но, как выяснилось, не надолго. Энни крепко спит и не узнает, что Бьянка ослушалась ее.
Она приоткрыла дверь и сквозь щелочку увидела, что фитиль лампы приспущен. Свет шел не от нее, а от камина. Несмотря на теплую ночь, огонь горел вовсю.
Мужчины устроились по обе стороны от камина. Смит и толстенький коротышка, которого она видела сегодня утром на пристани. Между ними маленький столик с двумя стаканами и бутылкой виски. А на другом - большом столе, что стоял ближе к Бьянке, - еда. Очень вкусная. Хлеб, сыр, масло. У девочки сразу заурчало в животе. Задержав дыхание, она проскользнула в комнату.
- Надеюсь, что ты не спрашивал ни у кого про гольф-клуб? - сдержанным тоном спросил Смит.
- Ну, вообще-то... да... спросил. Тарбутт ответил, что такого здесь нет.
Смит взял в руки стакан и пригубил из него. - А он случаем не расхохотался тебе прямо в лицо? Нет, он, конечно, не стал бы. Он человек вежливый. Но вот в чем беда... начнутся пересуды, всякого рода толки. Хотя, может быть, и обойдется. Они просто решат, что ты слегка не в себе. До тех пор, пока не свяжутся с ... - Смит задержал дыхание и наклонился вперед. Никто не видел, как ты шел сюда?
Незнакомец покачал головой:
- Я все сделал, как ты велел. Сказал, что притомился и иду спать. А потом вылез через окно. Прошел три мили, - он хмыкнул. - А по мне, так все тридцать. - Он вынул из кармана коробочку для сладостей, достал оттуда ириску, развернул бумажку и сунул конфету в рот.
- Это островные мили, - пояснил Смит. - Они отличаются от тех, к которым ты привык. Как и любые другие мерки. К примеру, время. Завтра совсем не то, что ты думаешь, - во всяком случае, здесь. Это означает - на следующей неделе. Или в следующем месяце. А может, и на следующий год. Чтобы это понять, надо пожить здесь. - В его голосе прозвучала горечь.
Похоже, что он находился отнюдь не в лучшем настроении, - отметила Бьянка. Но чувство голода пересилило, и она, неслышно ступая босыми ногами, подошла поближе к столу с яствами.
- Послушай, - начал незнакомец, - по-моему, ты напрасно жалуешься. Остров, как картинка. Горы, овцы. Полное слияние с природой.
- Хотел бы я послушать, что бы ты запел через несколько зимних месяцев, - хмуро отозвался Смит.
Незнакомец усмехнулся:
- Быть может, ты прав. Но я рад, что соприкоснусь с настоящей жизнью. Во всяком случае, ты устроился неплохо, - желчно закончил он. - Мне было намного хуже. Приходилось работать с девяти до пяти часов, зная, что в этом нет никакой надобности. И ждать, ждать...
- Думаешь, мне легче пришлось? - Смит потянулся к бутылке и налил себе изрядную порцию. - Забиться в эту дыру на три года! Все равно, что похоронить себя заживо. Целых три года! На меня иной раз такое находило, думал, что сойду с ума. Полное безделье. И даже перемолвиться словом не с кем. Только эта невежественная старуха и...
Его откровения прервал возглас изумления, сорвавшийся с губ собеседника:
- Черт возьми, что это...
Незнакомец повернулся и посмотрел на Бьянку выпученными глазами. В эту минуту он больше всего напоминал громадную жабу. И смотрел на нее так, что девочка, задрожав от ужаса, нырнула за кресло Смита и спряталась за его спиной. Но постоялец развернулся, протянул руку и вытащил девочку, чтобы она стояла лицом к нему. Выражение его глаз она не видела, но уголки губ сердито опустились вниз:
- Каким ветром тебя занесло? Разве я не предупредил Энни...
- Это не ее вина, - взмолилась Бьянка. - Она велела мне сидеть как мышь. Только я проснулась, мне захотелось есть.
- Сколько времени ты тут торчишь? - выкрикнул незнакомец, похожий на жабу. Он не мог усидеть на месте и вскочил на свои коротенькие толстые ножки. - Шпионка! Я покажу тебе, как вынюхивать...
Но тут вмешался Смит:
- Совершенно ни к чему разговаривать с ребенком таким тоном, - перебил он.
- Надо задать ей хорошую трепку, - квакнул мистер Жаба. - Выпороть как следует, чтобы не совала нос, когда взрослые разговаривают о своих делах.
- Ей нет никакого дела до наших разговоров, - отрезал Смит.
Мистер Жаба сглотнул, посмотрел на девочку и вдруг осел в кресло, как шарик, из которого внезапно выпустили весь воздух. Достав из верхнего кармана красный шелковый платок, он вытер выступивший на лбу пот и улыбнулся Бьянке.
- Прошу прощения, - проговорил он. - Минутная слабость. Со мной такое случается. Когда кто-то застает меня врасплох.
Но Бьянка не поймалась на его фальшивую улыбку. Выражение его глаз оставалось прежним.
- Ты и словом не обмолвился о том, что здесь есть девчонка. Не боишься?
- Риск не такой большой, как может показаться, - ответил Смит. - И к тому же всегда приходится чем-то поступаться. Ты же не побоялся принять мое предложение, рискнул и, как видишь, не пожалел о том.
Мистер Жаба, глядя на собеседника, медленно кивнул и проговорил:
- Похоже, что да, - откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся более непринужденно, развернул очередную конфетку и отправил ее в рот.
Смит налил виски:
- Бьянка, передай стакан джентльмену и познакомься с ним. Это мистер Табб. Мистер Табб, - повторил он и вдруг усмехнулся с таким видом, словно само по себе это имя показалось ему ужасно смешным.