Остальное было просто. Снова засыпав и плотно утрамбовав проход метра на два от места его поворота, путешественники вернулись к кораблю и подожгли шнур. Опасения Максима, что от сотрясения осыплются стенки пещеры, не оправдались. Слабый взрыв разметал лишь слой песка, находящийся непосредственно над зарядом, и образовал довольно пологую воронку, дно которой доходило до уровня прохода. Они убедились в этом через час, как только закупоренный конец прохода был открыт. Так, благодаря Маше была одержана первая победа: спустя каких-нибудь десять часов после катастрофы все, кто находился в кабине «Урана», освободились из песчаного плена.
Не обращая внимания на сыпавшиеся в воронку камни, Иван Тимофеевич, Маша и окончательно пришедший в себя, хотя и смертельно усталый Максим поползли на поиски Белова. Он лежал под концом крыла почти без признаков жизни. С огромным трудом они протащили его по песчаному тоннелю в кабину и освободили от скафандра.
Игорь Никитич был цел, но всё его тело было так избито, так густо покрыто кровоподтёками и синяками, что на него было страшно смотреть. Каркас скафандра кое-где лопнул, и острые концы его обломанных рёбер в нескольких местах впились в тело, причинив не опасные, но очень мучительные ранения.
Маша попробовала уложить Игоря Никитича в постель, но он только отмахнулся.
— Нет, нет, оставьте! Буду я валяться из-за трёх синяков! Включите-ка лучше радио.
Пока лётчики промывали ему раны, он, временами ёжась от боли, кричал в микрофон:
— Ольга Александровна! Николай Михайлович! Что вы там приуныли? Ну-ка, отзовитесь скорей!
— Игорь Никитич? Боже мой, как хорошо! — откликнулась Ольга Александровна. — Как вы себя чувствуете?
— Роскошно! Как новорождённый младенец! — ответил он со смехом, подмигивая окружающим» и показывая глазами на спеленавшие его бинты. — Николай Михайлович, не слышу вас!
— А что меня слушать? — довольно благодушно пророкотал «колючий геолог». — Лежу себе помаленьку да жду секурсу.
— Ну, лежите, лежите! Мы сию минуту выходим вас искать. Маша! Давайте-ка запасной скафандр,
— Но ведь он не по вашей фигуре, — вполголоса ответила Капитанская дочка, — Может быть, вы всё же останетесь?
— Хватит. Некогда спорить. Тащите его сюда!
Маша неохотно пошла в кладовую. Игорь Никитич приблизился к койке, на которой лежал Константин Степанович, и осторожно положил ему руку на лоб. Профессор с трудом поднял на Белова мутный, тяжёлый взгляд.
— Вы? — скорее догадался, чем услышал Игорь Никитич. Теперь всё хорошо! Всё хорошо.
Слабая улыбка тронула углы запёкшихся губ старого учёного.
— Конечно, хорошо! Вот мы только сходим сейчас за доктором. А вы пока поспите... Ладно?
Константин Степанович покорно закрыл глаза.
— А вы куда? — изумился Белов, увидев Машу, одетую в скафандр. — Сейчас же снимайте, вы остаётесь дежурить. Да смотрите хорошенько за профессором! — прибавил он шёпотом.
Маша охнула, но не осмелилась спорить. Только в горящих глазах её сквозили непокорство и глухая обида.
А Игорь Никитич, быстро надевая запасной скафандр, вслух соображал:
— Компас есть... Маша! Уточните пеленг! Так... Значит, азимут восемнадцати.. Отметим... Кирки с собой. Максим, возьмите нить Ариадны!
— ???
— Ну, моток тонкой стальной проволоки, да побольше! Так. Теперь, кажется, всё. Пошли!
Найти заживо погребённых Петрову и Синицына не представляло труда, так как направление поисков было известно. Мужчины ползли, постепенно разматывая проволоку, соединявшую их с кораблём. Часа за полтора им удалось отползти от корабля на четыреста с лишним метров. Двигаться приходилось почти против ветра, который за последние часы несколько изменил направление. Время от времени Белов бил плашмя киркой по песку и спрашивал у засыпанных, слышат ли они звуки ударов. Те отвечали с досадой, что ничего не слышно. Синицын не удержался от восклицаний о том, что спасательный отряд, видимо, ищет их совсем не там, где надо. Волнуясь и сбиваясь, слабеющим голосом он просил Белова снова начать поиски от корабля. Было ужасно обидно слышать над самым ухом голоса изнемогающих товарищей и не иметь возможности оказать им помощь.
Наконец Ольга Александровна, попросив Синицына помолчать, сказала, что она слышит какой-то шум.
— Сейчас я ударю три раза подряд, с интервалом в одну секунду, — предупредил Белов.
Едва прозвучал последний удар, как Ольга Александровна радостно воскликнула:
— Слышу! Ясно слышу слева!
— А я почти над собой! — подал голос Синицын.
Долго велись осторожные раскопки, которые стоили нечеловеческих трудов измученным людям. Как ни старался ветер уничтожить их труд, человеческое упорство преодолело всё, и через два часа Николай Михайлович и Ольга Александровна сидели на песке, ослабевшие, помятые, но живые.
Игорь Никитич предложил им ползти в сопровождении Максима к кораблю, но узнав, что Белов и Сидоренко остаются на розыски Гали, оба категорически отказались.
В том, что Галю надо найти живой или мёртвой, никто не сомневался. Но где её искать? Кто мог на это ответить?
Ольга Александровна видела её в последний раз в тот момент, когда она приподнялась на локтях и была унесена ветром.
Николай Михайлович вообще ничего не видел, потому что в момент катастрофы думал лишь о том, как спасти сумку с образцами минералов. Это ему вполне удалось, пояснил он, похлопывая по солидному мешку весом едва ли не в пару пудов, который был доверху набит камнями.
Больше других мог бы сказать сам Белов, Он видел, как Галя, пролетев по воздуху метров пятнадцать, упала на землю. Когда она пыталась повернуться, гонимый ураганом большущий камень налетел на неё и смял, как танк сминает придорожный куст. Затем туча песка от смерча, рухнувшего под напором «Урана», засыпала и её и всех, кто был поблизости. Белов успел проследить и заметить место падения корабля. Он пополз к бугру, ставшему общей могилой, надеясь кому-нибудь помочь, но неосторожно приподнялся и был подхвачен мощной воздушной струёй.
Однако Игорь Никитич молчал. Угрюмый, сидел он рядом с друзьями и глядел на мрачную пустыню, по которой разгуливал ветер.
Где-то рядом, в каких-нибудь двадцати шагах лежала под песком чудесная синеглазая девушка, дороже которой не было никого на свете! Может быть, она была ещё жива, может быть, звала его в предсмертных муках, а он, победивший земное притяжение, не мог ей помочь. Нет, нельзя сдаваться!
Белов попытался сосредоточиться. Здесь, на месте ямы, тогда лежала Ольга Александровна. Галя лежала рядом со стороны моря. Но откуда же дул ветер? Да, да, он дул вдоль берега. Это был чистый норд. А сейчас он дует с моря, почти с запада. Значит...
Ольга Александровна с беспокойством наблюдала за странными манёврами Белова. Он осторожно выполз из ямы и лёг на бок. Затем, выбрав направление, куда-то пополз, стараясь, чтобы его не сносил ветер. И вдруг закричал:
— Здесь надо рыть!
Глядя, с каким ожесточением Игорь Никитич разгребает подхватываемые ветром мелкие камни, спутники его в недоумении подтолкнули друг друга. На мгновение им показалось, что Игорь Никитич сошёл с ума. Почему надо искать именно в том месте, а не в другом? Чтобы найти Галю, надо методически срывать весь этот песчаный массив.
Ольга Александровна совершенно не к месту вспомнила анекдот о том, как некий «учёный», чтобы поймать живого льва, предложил просеять весь песок Сахары. Ей стало вдруг очень смешно. Помешавшийся Белов, откапывающий в несуразном месте труп Гали? Ха, ха, ха!
«Профессор Петрова, придите в себя, у вас приступ истерии!»- мысленно скомандовала она себе.
Чтобы овладеть собой, Ольга Александровна схватила первую попавшуюся под руку кирку, подползла к Белову и молча стала помогать ему разгребать песок. Через несколько минут к ним присоединились остальные, и работа закипела.
— Фронтом, фронтом копайте, от меня до Максима! Ведь я определил место на глазок и мог ошибиться! — командовал Игорь Никитич, расставляя людей.
Яма росла. А Игорем Никитичем и Ольгой Александровной овладевало нестерпимое беспокойство: первым — за точность своего расчёта, второй — за последствия разочарования, которое рано или поздно ожидало Белова.
Когда кирка в руках Максима заскрежетала по большому круглому камню, похожему на наши ледниковые валуны, Игорь Никитич сразу насторожился. Он подполз и, отстранив Максима, начал осторожно окапывать камень. Затем, подсунув под него руки, приподнял над краем ямы и выкатил вон. Продолжая осторожно отгребать песок; он скоро обнаружил кинокамеру. Теперь они у кого не оставалось сомнений, что поиски идут по верному следу. У всех была единственная мысль: скорее найти Галю, не повредив её скафандр неосторожным ударом.
Ольга Александровна про себя изумлялась, каким поразительным глазомером, а сейчас скорее чудесной интуицией одарён Игорь Никитич, который сумел так просто решить, казалось, безнадёжную задачу. И тут же в её уме закопошилась скверная мыслишка: оказался бы Белов таким же гениальным угадчиком, если бы под песком лежала не Галя, а кто-нибудь другой, например она сама? «Да!» — подсказал ей внутренний голос.
У неё мелькнуло нелепое желание очутиться на Галином месте. Ольга Александровна тяжело вздохнула... и внезапно нащупала рукой ткань скафандра!
Галя лежала на песке без признаков жизни. Сквозь стёкла при свете нагрудных фонарей виднелось её бледное лицо с закрытыми глазами.
— Здесь я бессильна ей помочь, — сказала Ольга Александровна. — Надо перенести её в кабину.
Как ни осторожно тащили друзья Галю по мокрому песку, очевидно, растрясли её основательно, потому что неожиданно послышался тихий стон. Он прозвучал для всех, как музыка: Галя была жива!
И вот в кабине «Урана» снова были все восемь путешественников. Правда, двое из них лежали в постелях. Константин Степанович — с сотрясением мозга, Галя — с тяжёлым ушибом спины. Ольга Александровна нашла у неё перелом двух рёбер и отёк правого лёгкого. Счастье ещё, что камень ударил сбоку. Попади он в позвоночник — и не было бы с ними Той, Что Грезит.
На лице Маши было написано ликование: скафандры оказались превыше похвал. Они спасли жизнь всем, кто побывал в объятиях урагана.
Но Сидоренко и Белов были угрюмы — предварительный осмотр «Урана» не предвещал ничего хорошего. Крылья и воздушные двигатели были сильно повреждены. Радиолокаторная установка разбилась вдребезги. Многие приборы управления испортились, и было неясно, можно ли их исправить. По-видимому, разбилось и шасси, хотя это и не было еще установлено. Многие внутренние механизмы были также повреждены. К счастью, уцелел главный двигатель. Значит, оставалась надежда на спасение.
Собрав всех здоровых членов экипажа, Игорь Никитич подытожил результаты:
— Повреждения огромны, но исправить их можно. У нас, будем смотреть правде в глаза, остаётся на это суток двадцать, может быть, чуточку больше. Солнце зашло сутки назад. Ночь продлится ещё суток шестнадцать. Кроме того, у нас в резерве есть раннее утро, когда ещё не будет ураганов и стоградусной жары. Вы сами знаете, что первый же смерч, который здесь пройдёт, прикончит наш корабль. Значит, надо закончить ремонт до утра. Иначе...
— Позвольте, Игорь Никитич! — перебил «колючий геолог».
— Подождите, я ещё не кончил. Ясно, что мы не сумеем восстановить всё. «Уран» больше не сможет летать как вертолёт. Не знаю, хорош ли он будет и как самолёт. У нас больше нет ни радара, ни прожекторов. Значит, если даже мы всё, что можно, исправим, нам придётся сейчас же покинуть Венеру. Оставаться на месте нельзя, а поднявшись в воздух, мы уже не сможем снова опуститься на планету. Я знаю, что вы спросите, как быть со сроком пребывания на Венере? — продолжал он, сдерживая взглядом Николая Михайловича, который всё время порывался вступить в разговор. — Ведь мы должны были пробыть здесь год и три месяца в ожидании нужного расположения Венеры и Земли. Но есть хороший выход: мы будем ждать подхода Земли не здесь, а в мировом пространстве.
Синицын растерянно озирался. Опыт говорил ему, что слова Игоря Никитича никогда еще не расходились с делом, но как он собирается выйти из положения на этот раз, ни он, ни остальные путешественники, кроме астрономов, не могли понять. Все усвоили, что путь космического корабля между двумя планетами лежит по полуэллипсу. Лететь напрямик — не хватит рабочего вещества. Остановить корабль на орбите Земли и там ждать её приближения — тем более. Догонять Землю по орбите — совсем невозможно.
«Как же он думает решить эту задачу, если по точным подсчётам облегчённый до предела «Уран» с полными баками жидкого водорода может развить скорость не свыше двадцати одного километра в секунду, из которых десять с лишком нужны для отлёта с Венеры, три с половиной — для преодоления поля солнечного тяготения, а остальные семь — аварийный резерв для манёвров при подходе к Земле?» — размышлял «колючий геолог».
— Ключ к решению таков. Большая часть энергии, затрачиваемой кораблём при полёте между планетами, идёт на преодоление притяжения во время взлёта. Работа, затрачиваемая при полёте с Венеры по полуэллиптической орбите и на Меркурий, и на Землю, и на Марс, примерно одинакова. Небольшая разница возникает из-за различного воздействия солнечного притяжения. Путь надо рассчитать так, чтобы корабль встретился с нужной планетой на заданной точке её орбиты.
Конечно, для нас было бы гораздо полезнее ждать времени вылета здесь, на Венере. Но если мы волей-неволей должны отсюда убираться, то кто нам мешает встретиться с Землёй, побывав сначала на орбите Марса? А пока мы туда слетаем, Земля успеет нас нагнать. Вот смотрите!
Игорь Никитич положил на стол небольшой чертёж. На нём был изображён зодиакальный круг, разбитый на градусы, с началом отсчёта в точке весеннего равноденствия.
В центре круга было нарисовано Солнце, окружённое орбитами ближних планет. Орбиты были нанесены с тщательным соблюдением масштаба и положения их главных осей. На орбитах было показано положение планет в основные моменты перелёта. Для обозначений была использована старинная символика. Меркурий был обозначен знаком +o<. Венера — +O, Земля — o+ и Марс — o->. Так как масштаб не позволял разместить на чертеже орбиты остальные планеты, то на стыке Рыб и Овна был показан знак Юпитера — 4, а на стыке Козерога и Водолея — знак h , указывающий направление на Сатурн. Так как период обращения этих планет вокруг Солнца равен приблизительно двенадцати и двадцати девяти земным годам, то положение их среди звёзд в течение перелёта не могло намного измениться.
Путь «Урана» был обозначен жирной спиралеобразной линией.
— Двадцать пятого марта тысяча девятьсот... года мы покинули Землю. Летя по полуэллипсу, восемнадцатого августа того же самого года мы прибыли на Венеру. — Игорь Никитич показал на чертеже траекторию корабля. На Венере мы пробудем, вероятнее всего, до девятнадцатого сентября. К этому времени она окажется в точке орбиты, на которой стоит эта дата. Земля из положения, в котором она была двадцать пятого марта, переместится в положение, отмеченное девятнадцатым сентября. Видите, как далеко мы её опередили?
Нам нужно вылететь отсюда по такой кривой, которая позволит Земле нас догнать. Эту кривую рассчитала Мария Ивановна.
Маша молча наклонила голову.
— Вот эта орбита, смотрите! — показал Игорь Никитич остриём карандаша на продолжение жирной черты. — Двигаясь по ней, мы к маю будущего, тысяча девятьсот... года долетим почти до орбиты Марса. К нашему счастью, его там не окажется, а то бы он своим притяжением спутал нам все расчёты. Он будет находиться на шестьдесят с лишним градусов позади. На таком расстоянии его влияние ничтожно. Затем мы начнём сближаться с Землёй и пересечём её орбиту пятого августа того же тысяча девятьсот... года, как раз в тот момент, когда она подлетит к нужной точке. Придётся, конечно, полетать несколько лишних месяцев, но тут уж ничего не поделаешь!
— Если только это выполнимо, то выход очень неплох! — заметил Николай Михайлович.
— А вы проверьте! — съязвила Маша.
— Подлетая к Земле, — продолжал Белов, — мы разовьём такую скорость, что земной шар нас не сможет удержать. Но направление нашего полёта он резко изменит. Мы обогнём его по параболе и устремимся прочь, теряя скорость под действием притяжения. Когда скорость уменьшится, мы включим двигатель и чуточку подправим траекторию полёта, чтобы она из параболической стала эллиптической. Тогда «Уран» станет спутником Земли.
Я вам как-то уже говорил, что скорость любого малого космического тела тем меньше, чем дальше точка орбиты, в которой оно находится в данный момент от притягивающей его центральной массы. Поэтому для нас очень выгодно вращаться вокруг Земли по вытянутой орбите. Когда мы будем медленно лететь по самой удалённой от Земли части нашей траектории, мы запустим двигатель и уничтожим нашу и без того незначительную скорость.
— Что же будет дальше? — не вытерпел Синицын.
— А дальше мы на мгновение повиснем над Землёй и начнём падать на неё. Чтобы не удариться в её середину, а скользнуть сбоку, задев лишь атмосферу, мы оставим какую-то ничтожную орбитальную скорость, Так как мы будем падать только под воздействием земного притяжения, наша скорость будет не очень велика, и, промчавшись мимо Земли, мы не сможем безвозвратно улететь. Очень скоро земное притяжение повернёт нас обратно, и мы снова врежемся в атмосферу, но ещё медленнее, чем в первый раз. Остальное в руках Ивана Тимофеевича. Уж это его дело посадить нас в целости на Землю.
— Ну, знаете, Игорь Никитич! Вы просто... Я не нахожу слов! — воскликнул Николай Михайлович.
— А тут и находить нечего. Это общеизвестно! — снова оборвала его Маша.
Игорь Никитич строго взглянул на неё, затем, обратившись ко всем, заключил:
— А теперь, товарищи, за дело! Первым Долгом надо вытащить «Уран» на поверхность. Руками нам не откопать его и за месяц. Я предлагаю отрыть только крылья, а затем вытащить его с помощью лебёдок. Иван Тимофеевич, командуйте!
Все, кроме больных, надели скафандры и отправились работать.
Игорь Никитич остался один, если не считать спящих Константина Степановича и Гали.
Думая, что его никто не видит, Белов опёрся локтями на стол и, охватив голову, сжал её изо всех сил.
— Что делать, что делать! — простонал он, раскачиваясь, как от сильной боли.
— Да, другого выхода нет! — неожиданно произнёс Константин Степанович, открывая глаза.
Игорь Никитич вздрогнул, обернулся и испуганно взглянул на старого астронома.
— Я всё слышал! — вздохнул Константин Степанович, пытаясь повернуться на бок. — Дело, конечно, швах. Своими руками ввести корабль в такой мощный метеорный поток, как Персеиды, — ужасно. Но что поделаешь, если нет другого пути? Как штурман корабля, беру ответственность и на себя.
Белов подошёл к койке Константина Степановича и присел на край.
— Сколько, по-вашему, у нас шансов на благополучный исход? — спросил он, с волнением глядя на старого астронома.
— Если учесть, что придётся сделать вокруг Земли по крайней мере один полный оборот, то шансов сорок из ста, может, и останется, — ответил Константин Степанович, горько усмехаясь.
Оба замолчали, обдумывая положение.
— Ну, а сколько шансов у нас на взлёт с Венеры? — в свою очередь спросил он у Белова.
Игорь Никитич как-то странно улыбнулся и, отведя глаза, ответил нарочито равнодушно:
— О, на этот счёт можете быть совершенно спокойны!
Астроном и Белов были так заняты своими мыслями, что не услышали тихий вздох, донёсшийся с той стороны, где спала Галя.
Девушка лежала с широко раскрытыми глазами и старалась не дышать. Она испугалась, что выдала себя и теперь её заставят дать слово о молчании. Молчать об этом невольно подслушанном разговоре, конечно, нужно. Но гораздо приятнее молчать без всяких обязательств. Сначала всё происходящее вокруг воспринималось ею как болезненный сон, как наваждение, но мало-помалу сознание возвращало её к действительности, и, наконец, слова Константина Степановича обожгли мозг... Персейды! Ещё одно чудовище Зодиака! Самый мощный из метеорных потоков. И в него войдёт «Уран», когда приблизится к Земле в начале августа будущего года. Значит, на то, чтобы встретиться с Землёй раньше, не хватает рабочего вещества! Недаром Маша всё время, пока шёл осмотр корабля, сидела за расчётами. Правда, самую густую часть потока Земля пересекает только двенадцатого августа, пятого он будет ещё не очень силён... Но всё-таки какой риск! »
Выздоровев, Галя сдержала данное себе слово: никто никогда не узнал, что она случайно проникла в тайну руководителей экспедиции. Но тогда ей даже в голову не приходило, что у Игоря Никитича была другая тайна, которую он скрывал от всех, даже от Константина Степановича. А эта тайна была гораздо страшнее!
Глава 9
Игорь Никитич боялся, что крепление крыла окажется непрочным и разрушится при взлёте с Венеры или при входе в атмосферу Земли. Поэтому все силы были отданы решению этой главной задачи. А на остальное волей-неволей не обращалось внимания.
Механизм для поворота передних крыльев был полностью разрушен. Поэтому оба крыла пришлось установить намертво, под нулевым углом атаки. Это очень снижало лётные качества корабля, зато упрощало вход в атмосферу при посадке. К счастью, Задние крылья и все их механизмы уцелели. Значит, «Уран» должен был сохранить способность маневрировать в воздухе, хотя бы и с неимоверными трудностями для лётчиков. В какой-то мере это искупало его другие недостатки.
Путешественники воспрянули духом. Они с энтузиазмом восстанавливали корабль. Игорь Никитич был весел, шутил, заражая всех своей неутомимостью в труде. Но сердце его терзала мысль, которую он боялся высказать даже себе самому: — как на неподвижных крыльях, без стартовой дорожки для разбега поднять «Уран» в воздух?
Никому, даже проницательной Ольге Александровне, не приходило в голову, что космический капитан бессонными ночами обливается холодным потом в поисках пути к спасению экспедиции. Чтобы не отнимать надежды у людей, Белов упрямо молчал, надеясь, что время само решит эту безнадёжную задачу.
А время шло. Трёхнедельная ночь вступала в свои права. После случайного и, по здешним масштабам, несильного урагана наступил период, когда ветер перестал валить людей с ног и температура воздуха упала до вполне терпимых пределов.
Однажды море расцвело чудесным фосфорическим сиянием. Как ни дорога была каждая минута и ни ценны каждые рабочие руки, Игорь Никитич освободил на несколько часов от работы Ольгу Александровну и, придав ей в помощь поправлявшихся Галю и Иванова, послал на берег для проведения научных наблюдений. Вооружившись термосами для взятия проб воды и целым арсеналом измерительных приборов, исследователи тронулись в недальний путь. На всякий случай Галя прихватила свою верную кинокамеру и ракетницу с десятком осветительных ракет.
Отряд расположился у самой воды и сразу приступил к работе. Галя по колени вошла в светящуюся воду и, окунув в неё термос, с восторгом глядела, как играет льющаяся в него влага. Чтобы уравнять температуру термоса, она высоко подняла его над головой и вылила воду тоненькой струйкой, которая не текла, а скорее катилась, как ртуть. Снова наполнив термос, Галя неторопливо вышла на берег и, похлопав себя по бокам рукавицами, чтобы отряхнуть воду, приготовилась писать под диктовку Ольги Александровны.
Вдруг она заметила большой предмет, который какими-то странными рывками довольно быстро перемещался вдоль берега. При мягком ровном свете сиявшего моря он был похож на здоровенную корягу, которая, чудом ожив, торопливо ковыляла на своих сучьях. Очевидно, это было морское животное. Даже не подумав о том, что оно может оказаться опасным, охваченная одной только мыслью, как бы его не спугнуть, Галя мгновенно замерла. Затем осторожно, стараясь не делать резких движений, присела на корточки и, не спуская с него глаз, стала шарить по песку в поисках камеры и ракетницы. «Счастье, что я захватила их с собой! — подумала она. — Вот это будут кадры!»
Константин Степанович стоял к морю спиной, ничего не замечая. Ольга Александровна целиком ушла в работу и видела только свои приборы.
— Галя, записывай! — начала она диктовать. — Температура воздуха — двадцать один, температура воды на поверхности двадцать восемь, на глубине четверть метра — уже тридцать пять...
— Тш-ш! Вы его спугнёте! — зашипела Галя, забыв, что все они находятся в скафандрах и животное не может их слышать.
— Кого? — удивлённо спросила Ольга Александровна, поднимая голову.
— Там, в море... Только ради бога тише! — Галя, наконец, нащупала кинокамеру правой рукой.
Не обращая внимания на сыпавшиеся в воронку камни, Иван Тимофеевич, Маша и окончательно пришедший в себя, хотя и смертельно усталый Максим поползли на поиски Белова. Он лежал под концом крыла почти без признаков жизни. С огромным трудом они протащили его по песчаному тоннелю в кабину и освободили от скафандра.
Игорь Никитич был цел, но всё его тело было так избито, так густо покрыто кровоподтёками и синяками, что на него было страшно смотреть. Каркас скафандра кое-где лопнул, и острые концы его обломанных рёбер в нескольких местах впились в тело, причинив не опасные, но очень мучительные ранения.
Маша попробовала уложить Игоря Никитича в постель, но он только отмахнулся.
— Нет, нет, оставьте! Буду я валяться из-за трёх синяков! Включите-ка лучше радио.
Пока лётчики промывали ему раны, он, временами ёжась от боли, кричал в микрофон:
— Ольга Александровна! Николай Михайлович! Что вы там приуныли? Ну-ка, отзовитесь скорей!
— Игорь Никитич? Боже мой, как хорошо! — откликнулась Ольга Александровна. — Как вы себя чувствуете?
— Роскошно! Как новорождённый младенец! — ответил он со смехом, подмигивая окружающим» и показывая глазами на спеленавшие его бинты. — Николай Михайлович, не слышу вас!
— А что меня слушать? — довольно благодушно пророкотал «колючий геолог». — Лежу себе помаленьку да жду секурсу.
— Ну, лежите, лежите! Мы сию минуту выходим вас искать. Маша! Давайте-ка запасной скафандр,
— Но ведь он не по вашей фигуре, — вполголоса ответила Капитанская дочка, — Может быть, вы всё же останетесь?
— Хватит. Некогда спорить. Тащите его сюда!
Маша неохотно пошла в кладовую. Игорь Никитич приблизился к койке, на которой лежал Константин Степанович, и осторожно положил ему руку на лоб. Профессор с трудом поднял на Белова мутный, тяжёлый взгляд.
— Вы? — скорее догадался, чем услышал Игорь Никитич. Теперь всё хорошо! Всё хорошо.
Слабая улыбка тронула углы запёкшихся губ старого учёного.
— Конечно, хорошо! Вот мы только сходим сейчас за доктором. А вы пока поспите... Ладно?
Константин Степанович покорно закрыл глаза.
— А вы куда? — изумился Белов, увидев Машу, одетую в скафандр. — Сейчас же снимайте, вы остаётесь дежурить. Да смотрите хорошенько за профессором! — прибавил он шёпотом.
Маша охнула, но не осмелилась спорить. Только в горящих глазах её сквозили непокорство и глухая обида.
А Игорь Никитич, быстро надевая запасной скафандр, вслух соображал:
— Компас есть... Маша! Уточните пеленг! Так... Значит, азимут восемнадцати.. Отметим... Кирки с собой. Максим, возьмите нить Ариадны!
— ???
— Ну, моток тонкой стальной проволоки, да побольше! Так. Теперь, кажется, всё. Пошли!
Найти заживо погребённых Петрову и Синицына не представляло труда, так как направление поисков было известно. Мужчины ползли, постепенно разматывая проволоку, соединявшую их с кораблём. Часа за полтора им удалось отползти от корабля на четыреста с лишним метров. Двигаться приходилось почти против ветра, который за последние часы несколько изменил направление. Время от времени Белов бил плашмя киркой по песку и спрашивал у засыпанных, слышат ли они звуки ударов. Те отвечали с досадой, что ничего не слышно. Синицын не удержался от восклицаний о том, что спасательный отряд, видимо, ищет их совсем не там, где надо. Волнуясь и сбиваясь, слабеющим голосом он просил Белова снова начать поиски от корабля. Было ужасно обидно слышать над самым ухом голоса изнемогающих товарищей и не иметь возможности оказать им помощь.
Наконец Ольга Александровна, попросив Синицына помолчать, сказала, что она слышит какой-то шум.
— Сейчас я ударю три раза подряд, с интервалом в одну секунду, — предупредил Белов.
Едва прозвучал последний удар, как Ольга Александровна радостно воскликнула:
— Слышу! Ясно слышу слева!
— А я почти над собой! — подал голос Синицын.
Долго велись осторожные раскопки, которые стоили нечеловеческих трудов измученным людям. Как ни старался ветер уничтожить их труд, человеческое упорство преодолело всё, и через два часа Николай Михайлович и Ольга Александровна сидели на песке, ослабевшие, помятые, но живые.
Игорь Никитич предложил им ползти в сопровождении Максима к кораблю, но узнав, что Белов и Сидоренко остаются на розыски Гали, оба категорически отказались.
В том, что Галю надо найти живой или мёртвой, никто не сомневался. Но где её искать? Кто мог на это ответить?
Ольга Александровна видела её в последний раз в тот момент, когда она приподнялась на локтях и была унесена ветром.
Николай Михайлович вообще ничего не видел, потому что в момент катастрофы думал лишь о том, как спасти сумку с образцами минералов. Это ему вполне удалось, пояснил он, похлопывая по солидному мешку весом едва ли не в пару пудов, который был доверху набит камнями.
Больше других мог бы сказать сам Белов, Он видел, как Галя, пролетев по воздуху метров пятнадцать, упала на землю. Когда она пыталась повернуться, гонимый ураганом большущий камень налетел на неё и смял, как танк сминает придорожный куст. Затем туча песка от смерча, рухнувшего под напором «Урана», засыпала и её и всех, кто был поблизости. Белов успел проследить и заметить место падения корабля. Он пополз к бугру, ставшему общей могилой, надеясь кому-нибудь помочь, но неосторожно приподнялся и был подхвачен мощной воздушной струёй.
Однако Игорь Никитич молчал. Угрюмый, сидел он рядом с друзьями и глядел на мрачную пустыню, по которой разгуливал ветер.
Где-то рядом, в каких-нибудь двадцати шагах лежала под песком чудесная синеглазая девушка, дороже которой не было никого на свете! Может быть, она была ещё жива, может быть, звала его в предсмертных муках, а он, победивший земное притяжение, не мог ей помочь. Нет, нельзя сдаваться!
Белов попытался сосредоточиться. Здесь, на месте ямы, тогда лежала Ольга Александровна. Галя лежала рядом со стороны моря. Но откуда же дул ветер? Да, да, он дул вдоль берега. Это был чистый норд. А сейчас он дует с моря, почти с запада. Значит...
Ольга Александровна с беспокойством наблюдала за странными манёврами Белова. Он осторожно выполз из ямы и лёг на бок. Затем, выбрав направление, куда-то пополз, стараясь, чтобы его не сносил ветер. И вдруг закричал:
— Здесь надо рыть!
Глядя, с каким ожесточением Игорь Никитич разгребает подхватываемые ветром мелкие камни, спутники его в недоумении подтолкнули друг друга. На мгновение им показалось, что Игорь Никитич сошёл с ума. Почему надо искать именно в том месте, а не в другом? Чтобы найти Галю, надо методически срывать весь этот песчаный массив.
Ольга Александровна совершенно не к месту вспомнила анекдот о том, как некий «учёный», чтобы поймать живого льва, предложил просеять весь песок Сахары. Ей стало вдруг очень смешно. Помешавшийся Белов, откапывающий в несуразном месте труп Гали? Ха, ха, ха!
«Профессор Петрова, придите в себя, у вас приступ истерии!»- мысленно скомандовала она себе.
Чтобы овладеть собой, Ольга Александровна схватила первую попавшуюся под руку кирку, подползла к Белову и молча стала помогать ему разгребать песок. Через несколько минут к ним присоединились остальные, и работа закипела.
— Фронтом, фронтом копайте, от меня до Максима! Ведь я определил место на глазок и мог ошибиться! — командовал Игорь Никитич, расставляя людей.
Яма росла. А Игорем Никитичем и Ольгой Александровной овладевало нестерпимое беспокойство: первым — за точность своего расчёта, второй — за последствия разочарования, которое рано или поздно ожидало Белова.
Когда кирка в руках Максима заскрежетала по большому круглому камню, похожему на наши ледниковые валуны, Игорь Никитич сразу насторожился. Он подполз и, отстранив Максима, начал осторожно окапывать камень. Затем, подсунув под него руки, приподнял над краем ямы и выкатил вон. Продолжая осторожно отгребать песок; он скоро обнаружил кинокамеру. Теперь они у кого не оставалось сомнений, что поиски идут по верному следу. У всех была единственная мысль: скорее найти Галю, не повредив её скафандр неосторожным ударом.
Ольга Александровна про себя изумлялась, каким поразительным глазомером, а сейчас скорее чудесной интуицией одарён Игорь Никитич, который сумел так просто решить, казалось, безнадёжную задачу. И тут же в её уме закопошилась скверная мыслишка: оказался бы Белов таким же гениальным угадчиком, если бы под песком лежала не Галя, а кто-нибудь другой, например она сама? «Да!» — подсказал ей внутренний голос.
У неё мелькнуло нелепое желание очутиться на Галином месте. Ольга Александровна тяжело вздохнула... и внезапно нащупала рукой ткань скафандра!
Галя лежала на песке без признаков жизни. Сквозь стёкла при свете нагрудных фонарей виднелось её бледное лицо с закрытыми глазами.
— Здесь я бессильна ей помочь, — сказала Ольга Александровна. — Надо перенести её в кабину.
Как ни осторожно тащили друзья Галю по мокрому песку, очевидно, растрясли её основательно, потому что неожиданно послышался тихий стон. Он прозвучал для всех, как музыка: Галя была жива!
И вот в кабине «Урана» снова были все восемь путешественников. Правда, двое из них лежали в постелях. Константин Степанович — с сотрясением мозга, Галя — с тяжёлым ушибом спины. Ольга Александровна нашла у неё перелом двух рёбер и отёк правого лёгкого. Счастье ещё, что камень ударил сбоку. Попади он в позвоночник — и не было бы с ними Той, Что Грезит.
На лице Маши было написано ликование: скафандры оказались превыше похвал. Они спасли жизнь всем, кто побывал в объятиях урагана.
Но Сидоренко и Белов были угрюмы — предварительный осмотр «Урана» не предвещал ничего хорошего. Крылья и воздушные двигатели были сильно повреждены. Радиолокаторная установка разбилась вдребезги. Многие приборы управления испортились, и было неясно, можно ли их исправить. По-видимому, разбилось и шасси, хотя это и не было еще установлено. Многие внутренние механизмы были также повреждены. К счастью, уцелел главный двигатель. Значит, оставалась надежда на спасение.
Собрав всех здоровых членов экипажа, Игорь Никитич подытожил результаты:
— Повреждения огромны, но исправить их можно. У нас, будем смотреть правде в глаза, остаётся на это суток двадцать, может быть, чуточку больше. Солнце зашло сутки назад. Ночь продлится ещё суток шестнадцать. Кроме того, у нас в резерве есть раннее утро, когда ещё не будет ураганов и стоградусной жары. Вы сами знаете, что первый же смерч, который здесь пройдёт, прикончит наш корабль. Значит, надо закончить ремонт до утра. Иначе...
— Позвольте, Игорь Никитич! — перебил «колючий геолог».
— Подождите, я ещё не кончил. Ясно, что мы не сумеем восстановить всё. «Уран» больше не сможет летать как вертолёт. Не знаю, хорош ли он будет и как самолёт. У нас больше нет ни радара, ни прожекторов. Значит, если даже мы всё, что можно, исправим, нам придётся сейчас же покинуть Венеру. Оставаться на месте нельзя, а поднявшись в воздух, мы уже не сможем снова опуститься на планету. Я знаю, что вы спросите, как быть со сроком пребывания на Венере? — продолжал он, сдерживая взглядом Николая Михайловича, который всё время порывался вступить в разговор. — Ведь мы должны были пробыть здесь год и три месяца в ожидании нужного расположения Венеры и Земли. Но есть хороший выход: мы будем ждать подхода Земли не здесь, а в мировом пространстве.
Синицын растерянно озирался. Опыт говорил ему, что слова Игоря Никитича никогда еще не расходились с делом, но как он собирается выйти из положения на этот раз, ни он, ни остальные путешественники, кроме астрономов, не могли понять. Все усвоили, что путь космического корабля между двумя планетами лежит по полуэллипсу. Лететь напрямик — не хватит рабочего вещества. Остановить корабль на орбите Земли и там ждать её приближения — тем более. Догонять Землю по орбите — совсем невозможно.
«Как же он думает решить эту задачу, если по точным подсчётам облегчённый до предела «Уран» с полными баками жидкого водорода может развить скорость не свыше двадцати одного километра в секунду, из которых десять с лишком нужны для отлёта с Венеры, три с половиной — для преодоления поля солнечного тяготения, а остальные семь — аварийный резерв для манёвров при подходе к Земле?» — размышлял «колючий геолог».
— Ключ к решению таков. Большая часть энергии, затрачиваемой кораблём при полёте между планетами, идёт на преодоление притяжения во время взлёта. Работа, затрачиваемая при полёте с Венеры по полуэллиптической орбите и на Меркурий, и на Землю, и на Марс, примерно одинакова. Небольшая разница возникает из-за различного воздействия солнечного притяжения. Путь надо рассчитать так, чтобы корабль встретился с нужной планетой на заданной точке её орбиты.
Конечно, для нас было бы гораздо полезнее ждать времени вылета здесь, на Венере. Но если мы волей-неволей должны отсюда убираться, то кто нам мешает встретиться с Землёй, побывав сначала на орбите Марса? А пока мы туда слетаем, Земля успеет нас нагнать. Вот смотрите!
Игорь Никитич положил на стол небольшой чертёж. На нём был изображён зодиакальный круг, разбитый на градусы, с началом отсчёта в точке весеннего равноденствия.
В центре круга было нарисовано Солнце, окружённое орбитами ближних планет. Орбиты были нанесены с тщательным соблюдением масштаба и положения их главных осей. На орбитах было показано положение планет в основные моменты перелёта. Для обозначений была использована старинная символика. Меркурий был обозначен знаком +o<. Венера — +O, Земля — o+ и Марс — o->. Так как масштаб не позволял разместить на чертеже орбиты остальные планеты, то на стыке Рыб и Овна был показан знак Юпитера — 4, а на стыке Козерога и Водолея — знак h , указывающий направление на Сатурн. Так как период обращения этих планет вокруг Солнца равен приблизительно двенадцати и двадцати девяти земным годам, то положение их среди звёзд в течение перелёта не могло намного измениться.
Путь «Урана» был обозначен жирной спиралеобразной линией.
— Двадцать пятого марта тысяча девятьсот... года мы покинули Землю. Летя по полуэллипсу, восемнадцатого августа того же самого года мы прибыли на Венеру. — Игорь Никитич показал на чертеже траекторию корабля. На Венере мы пробудем, вероятнее всего, до девятнадцатого сентября. К этому времени она окажется в точке орбиты, на которой стоит эта дата. Земля из положения, в котором она была двадцать пятого марта, переместится в положение, отмеченное девятнадцатым сентября. Видите, как далеко мы её опередили?
Нам нужно вылететь отсюда по такой кривой, которая позволит Земле нас догнать. Эту кривую рассчитала Мария Ивановна.
Маша молча наклонила голову.
— Вот эта орбита, смотрите! — показал Игорь Никитич остриём карандаша на продолжение жирной черты. — Двигаясь по ней, мы к маю будущего, тысяча девятьсот... года долетим почти до орбиты Марса. К нашему счастью, его там не окажется, а то бы он своим притяжением спутал нам все расчёты. Он будет находиться на шестьдесят с лишним градусов позади. На таком расстоянии его влияние ничтожно. Затем мы начнём сближаться с Землёй и пересечём её орбиту пятого августа того же тысяча девятьсот... года, как раз в тот момент, когда она подлетит к нужной точке. Придётся, конечно, полетать несколько лишних месяцев, но тут уж ничего не поделаешь!
— Если только это выполнимо, то выход очень неплох! — заметил Николай Михайлович.
— А вы проверьте! — съязвила Маша.
— Подлетая к Земле, — продолжал Белов, — мы разовьём такую скорость, что земной шар нас не сможет удержать. Но направление нашего полёта он резко изменит. Мы обогнём его по параболе и устремимся прочь, теряя скорость под действием притяжения. Когда скорость уменьшится, мы включим двигатель и чуточку подправим траекторию полёта, чтобы она из параболической стала эллиптической. Тогда «Уран» станет спутником Земли.
Я вам как-то уже говорил, что скорость любого малого космического тела тем меньше, чем дальше точка орбиты, в которой оно находится в данный момент от притягивающей его центральной массы. Поэтому для нас очень выгодно вращаться вокруг Земли по вытянутой орбите. Когда мы будем медленно лететь по самой удалённой от Земли части нашей траектории, мы запустим двигатель и уничтожим нашу и без того незначительную скорость.
— Что же будет дальше? — не вытерпел Синицын.
— А дальше мы на мгновение повиснем над Землёй и начнём падать на неё. Чтобы не удариться в её середину, а скользнуть сбоку, задев лишь атмосферу, мы оставим какую-то ничтожную орбитальную скорость, Так как мы будем падать только под воздействием земного притяжения, наша скорость будет не очень велика, и, промчавшись мимо Земли, мы не сможем безвозвратно улететь. Очень скоро земное притяжение повернёт нас обратно, и мы снова врежемся в атмосферу, но ещё медленнее, чем в первый раз. Остальное в руках Ивана Тимофеевича. Уж это его дело посадить нас в целости на Землю.
— Ну, знаете, Игорь Никитич! Вы просто... Я не нахожу слов! — воскликнул Николай Михайлович.
— А тут и находить нечего. Это общеизвестно! — снова оборвала его Маша.
Игорь Никитич строго взглянул на неё, затем, обратившись ко всем, заключил:
— А теперь, товарищи, за дело! Первым Долгом надо вытащить «Уран» на поверхность. Руками нам не откопать его и за месяц. Я предлагаю отрыть только крылья, а затем вытащить его с помощью лебёдок. Иван Тимофеевич, командуйте!
Все, кроме больных, надели скафандры и отправились работать.
Игорь Никитич остался один, если не считать спящих Константина Степановича и Гали.
Думая, что его никто не видит, Белов опёрся локтями на стол и, охватив голову, сжал её изо всех сил.
— Что делать, что делать! — простонал он, раскачиваясь, как от сильной боли.
— Да, другого выхода нет! — неожиданно произнёс Константин Степанович, открывая глаза.
Игорь Никитич вздрогнул, обернулся и испуганно взглянул на старого астронома.
— Я всё слышал! — вздохнул Константин Степанович, пытаясь повернуться на бок. — Дело, конечно, швах. Своими руками ввести корабль в такой мощный метеорный поток, как Персеиды, — ужасно. Но что поделаешь, если нет другого пути? Как штурман корабля, беру ответственность и на себя.
Белов подошёл к койке Константина Степановича и присел на край.
— Сколько, по-вашему, у нас шансов на благополучный исход? — спросил он, с волнением глядя на старого астронома.
— Если учесть, что придётся сделать вокруг Земли по крайней мере один полный оборот, то шансов сорок из ста, может, и останется, — ответил Константин Степанович, горько усмехаясь.
Оба замолчали, обдумывая положение.
— Ну, а сколько шансов у нас на взлёт с Венеры? — в свою очередь спросил он у Белова.
Игорь Никитич как-то странно улыбнулся и, отведя глаза, ответил нарочито равнодушно:
— О, на этот счёт можете быть совершенно спокойны!
Астроном и Белов были так заняты своими мыслями, что не услышали тихий вздох, донёсшийся с той стороны, где спала Галя.
Девушка лежала с широко раскрытыми глазами и старалась не дышать. Она испугалась, что выдала себя и теперь её заставят дать слово о молчании. Молчать об этом невольно подслушанном разговоре, конечно, нужно. Но гораздо приятнее молчать без всяких обязательств. Сначала всё происходящее вокруг воспринималось ею как болезненный сон, как наваждение, но мало-помалу сознание возвращало её к действительности, и, наконец, слова Константина Степановича обожгли мозг... Персейды! Ещё одно чудовище Зодиака! Самый мощный из метеорных потоков. И в него войдёт «Уран», когда приблизится к Земле в начале августа будущего года. Значит, на то, чтобы встретиться с Землёй раньше, не хватает рабочего вещества! Недаром Маша всё время, пока шёл осмотр корабля, сидела за расчётами. Правда, самую густую часть потока Земля пересекает только двенадцатого августа, пятого он будет ещё не очень силён... Но всё-таки какой риск! »
Выздоровев, Галя сдержала данное себе слово: никто никогда не узнал, что она случайно проникла в тайну руководителей экспедиции. Но тогда ей даже в голову не приходило, что у Игоря Никитича была другая тайна, которую он скрывал от всех, даже от Константина Степановича. А эта тайна была гораздо страшнее!
Глава 9
МЕЖДУ СЦИЛЛОЙ И ХАРИБДОЙ
Гвозди бы делать из этих людей.Прошло больше недели, а восстановительные работы подвигались медленно, причём не из-за плохой погоды. Левое крыло «Урана» было так погнуто, что в некоторых местах лопнули сварные швы. Крыло, было сделано из магниевого сплава, поэтому сварить его кустарным способом оказалось совершенно невозможным, а надёжно склепать не удавалось из-за недоступности повреждённых участков.
В мире не было б крепче гвоздей!
Н. Тихонов
Игорь Никитич боялся, что крепление крыла окажется непрочным и разрушится при взлёте с Венеры или при входе в атмосферу Земли. Поэтому все силы были отданы решению этой главной задачи. А на остальное волей-неволей не обращалось внимания.
Механизм для поворота передних крыльев был полностью разрушен. Поэтому оба крыла пришлось установить намертво, под нулевым углом атаки. Это очень снижало лётные качества корабля, зато упрощало вход в атмосферу при посадке. К счастью, Задние крылья и все их механизмы уцелели. Значит, «Уран» должен был сохранить способность маневрировать в воздухе, хотя бы и с неимоверными трудностями для лётчиков. В какой-то мере это искупало его другие недостатки.
Путешественники воспрянули духом. Они с энтузиазмом восстанавливали корабль. Игорь Никитич был весел, шутил, заражая всех своей неутомимостью в труде. Но сердце его терзала мысль, которую он боялся высказать даже себе самому: — как на неподвижных крыльях, без стартовой дорожки для разбега поднять «Уран» в воздух?
Никому, даже проницательной Ольге Александровне, не приходило в голову, что космический капитан бессонными ночами обливается холодным потом в поисках пути к спасению экспедиции. Чтобы не отнимать надежды у людей, Белов упрямо молчал, надеясь, что время само решит эту безнадёжную задачу.
А время шло. Трёхнедельная ночь вступала в свои права. После случайного и, по здешним масштабам, несильного урагана наступил период, когда ветер перестал валить людей с ног и температура воздуха упала до вполне терпимых пределов.
Однажды море расцвело чудесным фосфорическим сиянием. Как ни дорога была каждая минута и ни ценны каждые рабочие руки, Игорь Никитич освободил на несколько часов от работы Ольгу Александровну и, придав ей в помощь поправлявшихся Галю и Иванова, послал на берег для проведения научных наблюдений. Вооружившись термосами для взятия проб воды и целым арсеналом измерительных приборов, исследователи тронулись в недальний путь. На всякий случай Галя прихватила свою верную кинокамеру и ракетницу с десятком осветительных ракет.
Отряд расположился у самой воды и сразу приступил к работе. Галя по колени вошла в светящуюся воду и, окунув в неё термос, с восторгом глядела, как играет льющаяся в него влага. Чтобы уравнять температуру термоса, она высоко подняла его над головой и вылила воду тоненькой струйкой, которая не текла, а скорее катилась, как ртуть. Снова наполнив термос, Галя неторопливо вышла на берег и, похлопав себя по бокам рукавицами, чтобы отряхнуть воду, приготовилась писать под диктовку Ольги Александровны.
Вдруг она заметила большой предмет, который какими-то странными рывками довольно быстро перемещался вдоль берега. При мягком ровном свете сиявшего моря он был похож на здоровенную корягу, которая, чудом ожив, торопливо ковыляла на своих сучьях. Очевидно, это было морское животное. Даже не подумав о том, что оно может оказаться опасным, охваченная одной только мыслью, как бы его не спугнуть, Галя мгновенно замерла. Затем осторожно, стараясь не делать резких движений, присела на корточки и, не спуская с него глаз, стала шарить по песку в поисках камеры и ракетницы. «Счастье, что я захватила их с собой! — подумала она. — Вот это будут кадры!»
Константин Степанович стоял к морю спиной, ничего не замечая. Ольга Александровна целиком ушла в работу и видела только свои приборы.
— Галя, записывай! — начала она диктовать. — Температура воздуха — двадцать один, температура воды на поверхности двадцать восемь, на глубине четверть метра — уже тридцать пять...
— Тш-ш! Вы его спугнёте! — зашипела Галя, забыв, что все они находятся в скафандрах и животное не может их слышать.
— Кого? — удивлённо спросила Ольга Александровна, поднимая голову.
— Там, в море... Только ради бога тише! — Галя, наконец, нащупала кинокамеру правой рукой.