Наполеон наложил на Пруссию жестокую контрибуцию. Сотни тысяч пудов пшеницы и ржи, овощей, мяса, сена, овса, миллионы бутылок вина и пива, тысячи лошадей для кавалерии и обозов отдал прусский народ за долги прусской монархии, получая взамен от французов налоговые квитанции.
Одновременно с мероприятиями, проводимыми непосредственно у границ России, далеко от них – в Голландии и Северной Франции, Наполеон формировал новые части, располагая их фронтом к морю против англичан. Хотя эти части назывались «обсервационным приморским корпусом», впоследствии они резко переменили фронт, перешли в Германию, составили два новых корпуса великой французской армии, вторгшейся в Россию.
В Италии у подножия Альп к сборным пунктам сводились подчиненные Наполеону войска. Все подвластные ему королевства, герцогства, княжества были «приглашены» выставить свои контингенты, и они беспрекословно выполнили приказ Бонапарта.
В самой Франции пополнялась отборными людьми краса и гордость наполеоновской армии, ее главный резерв – императорская гвардия.
Особенно заботился Наполеон о формировании огромных масс конницы и увеличении артиллерии. Так как его лучшие полки сильно поредели в предыдущих войнах, он пополнял их рекрутами, которых поручал старым солдатам для обучения военному делу.
Для устройства дорог и мостов формировались инженерные части. Для преодоления водных преград, лежащих на пути вторжения в Россию, был создан специальный понтонный парк. Наполеон сам приказал заготовить разные инструменты. Он заказал по усовершенствованному образцу новые повозки, организуя огромный обоз.
Сформированные части были расквартированы во Франции и Германии, в Италии и Австрии, в Польше и Голландии. Требовало подготовительной работы, точного расчета, огромного напряжения создание единой армии из разрозненных частей. Эту полумиллионную армию предстояло в глубокой тайне, чуть ли не на цыпочках, провести через всю Европу к границам России, не допуская, чтобы русские разгромили Польшу и отбросили от Вислы французские аванпосты и тем сорвали бы сосредоточение и развертывание французских войск. Наполеон этого очень боялся и пустил в ход все, чтобы обмануть Россию. Вся его дипломатия была направлена к тому, чтобы обеспечить марш своей армии.
По мере того как его войска продвигались вперед, все настойчивее становились его уверения и просьбы мирно покончить дело.
Поучая французского посла в России Лористона, Наполеон послал ему специальную инструкцию – образец дипломатического двурушничества. Наполеон писал:
«Когда весть о движении наших войск появится в виде неопределенных слухов, следует все решительно отрицать. Вы должны безусловно ничего не знать о движении войск вице-короля до тех пор, пока не получатся достоверные сведения, что его армия в Рагенсбурге. Тогда Вы скажете, что не верите этому, что думаете, что дело идет о нескольких батальонах, сформированных из рекрутов римских департаментов и т. д. Вы дадите объяснения в таких выражениях, чтобы не ставить себя в неловкое положение. Возможно, что таким образом Вы выиграете пять-шесть дней.
Когда заговорят с Вами о движении войск, которые стоят в Майнце и Мюнхене, Вы сначала не ответите на это и таким образом выиграете еще несколько дней. Затем Вы скажете, что необходимо иметь резерв на севере и что на время вздорожания хлеба нашли выгодным удалить из окрестностей Парижа известное количество потребителей.
После этого вы можете дать понять, что пока войска не перешли Одер… нет ни малейшего повода к замечаниям; что эти движения суть внутренние, а не враждебные.
Когда нельзя будет отрицать движения войск вице-короля, Вы скажете, что его величество действительно сосредоточивает свои силы; что Россия, ведя переговоры и не желая войны, давным-давно сосредоточила свои войска; что его величество тоже не хочет войны, но что ему угодно вести переговоры при одинаковых с Россией условиях. Вы должны соразмерить Ваши слова так, чтобы выиграть время. Вы должны каждый день говорить другое и признаваться в чем-либо тогда, когда в сообщенных Вам депешах будет указано, что это уже известно.
Особенно нужно позаботиться о том, чтобы предотвратить вторжение врага, когда головные колонны будут занимать территорию на Висле.
Установив сперва положение, что французы, занимая страны, состоящие под их протекторатом, не превышают своих прав и что в Варшаве они у себя дома, можно сказать, что, наоборот, если русские хоть на один шаг перейдут свои границы, – они тем самым совершат враждебный поступок и разрушат все надежды на мир. В тот день, когда хотя бы один казак вступит на территорию конфедерации, война будет объявлена».
Лористону рекомендуется быть скупым на предостережения, в его словах угроза должна только чувствоваться. Пользуясь кротостью и убеждением, неустанно говорить, что император хочет сохранить мир и укрепить союз и стремится начать переговоры.
В крайнем случае Лористону разрешается дать обещание, что французские войска за Вислу не перейдут. Как последнее средство можно дать согласие на свидание императоров, но при этом делать вид, что посол действует по собственной инициативе, дабы император мог уклониться от совещания…
«…Это последнее средство, – говорится в инструкции, – следует пустить в ход только при последней крайности – в том случае, если русские вздумают двинуться на Вислу; этому-то движению следует помешать предложением свидания, но не связывая императора никакими обязательствами».
Обмануть русских, используя весь арсенал дипломатической лжи и лицемерия, выиграть время, обеспечив стратегическое развертывание своих сил и внезапное вторжение в Россию, – вот чего требовал французский император от своих дипломатов. Но он обязывал их не только к дипломатической деятельности.
Одновременно с военной и дипломатической подготовкой Наполеон широко пользовался шпионажем и провокацией. В Польше он готовил восстание против России.
Посланнику в Варшаве, аббату Прадту, была передана инструкция, требовавшая сделать Варшаву центральным пунктом сбора всех сил антирусской пропаганды и подготовки восстаний. Прадту поручалось употребить часть доходов Варшавского герцогства на содержание великой армии, организовать бюро военных разведок, набрать агентов.
Для организации восстания используется сейм; ведется работа в воеводствах, подготавливается и посылается к Наполеону депутация, которой он ответил, что «одобряет одушевляющие их чувства, но что все зависит от их – поляков – усердия». Не высказываясь официально по поводу будущего, посланник в Варшаве должен был действовать и говорить так, чтобы у поляков поддерживались самые безмерные надежды, чтобы опьянялось общественное мнение. «Нужно, чтобы восстание распространилось и на русские губернии», – требовал Наполеон, посылая туда своих агентов, прокламации, воззвания и добиваясь, чтобы польская знать в России сформировалась в военный отряд для действия в тылу русской армии.
Через командовавшего польскими войсками князя Понятовского Наполеон узнавал о работах по укреплению приграничных русских позиций и т. п. Сведения собирались также особыми агентами, жившими недалеко от границ. Опрашивались путешественники, прибывшие из России, использовались иезуиты в Полоцке, подслушивались разговоры среди офицеров.
Всей агентурно-шпионской работе Наполеон придал строгую систему. Французскому резиденту в Варшаве – барону Вильому – было поручено выбрать из числа способных и достойных доверия лиц, служивших на военной службе, трех старших агентов, которые знали бы хорошо: один – Литву, другой – Волынь, Подолию и Украину и третий – Лифляндию и Курляндию. Старшие агенты должны были избрать двенадцать низших агентов и держать их на важнейших путях в назначенных пунктах. На эту работу разрешалось расходовать по двенадцати тысяч франков ежемесячно.
Наконец при главном штабе Наполеон сформировал особое разведывательное бюро, оно ведало всей службой шпионов, допросами жителей и пленных, занималось перехватыванием и чтением корреспонденции, сбором всех сведений о русской армии, о театре военных действий, о дорогах, ведущих к Москве, о городах и крепостях, лежащих на пути французской армии.
День за днем руководил Наполеон из Парижа движением к Висле своих корпусов, днем и ночью прибывали к нему донесения маршалов, доклады интендантов, сообщения шпионов из России, Польши, Австрии, Пруссии.
Подготовка вторжения подходила к концу. Но даже в последние дни перед отъездом из Парижа на Вислу Наполеон по-прежнему стремился скрыть свои намерения. Своим приближенным он приказал покинуть Париж заблаговременно, запретив им даже попрощаться с родными. Употребив изощреннейшую дипломатическую ложь, Наполеон избежал встреч с русским послом Куракиным, добивавшимся от него объяснения, и, обманув его, покинул Париж.
И только днем позже, 10 мая 1812 года, в парижской газете «Moniteur» появилась заметка:
«Император отбыл сегодня из Парижа для осмотра собранной на Висле великой армии».
Сознавал ли Наполеон, начиная войну с Россией, какие затруднения она принесет Франции? Видел ли он опасности, которые она таит? Да, многое заставляло его и наиболее благоразумных его соратников с тревогой задумываться.
Не допуская мысли о поражении, Наполеон понимал все же, что ведет свою армию сражаться с лучшими в мире русскими солдатами и поход будет нелегким. Путь от Франции до России лежал через порабощенные им страны. Агенты и ставленники Бонапарта вместе с монархами и князьями, лебезившими и заискивающими перед ним, подавляли малейшие попытки покоренных народов восставать. Но Наполеон сознавал, что это только до поры до времени, до тех пор, пока он силен и власть его неограниченна.
Народ Испании несколько лет вел беспримерную героическую борьбу с войсками Франции, и конца этой борьбы не было видно. Биографы Наполеона пишут, что он задумывался, не лучше ли ему сначала покончить с Испанией, а потом двинуться на Россию. Но решил вести обе войны, считая, что хотя война в Испании и лишает его в войне с Россией двухсот тысяч солдат, но зато обеспечивает континентальную блокаду. Оттяжка же войны с Россией могла привести к краху всей его политики. И он начал поход на Москву в момент, когда его корпуса безуспешно сражались под Севильей и Бадахосом, в Валенсии и Андалузии.
Политикой императора был недоволен народ Франции. Он не хотел воевать ради интересов крупной буржуазии. Франция переживала тяжелый экономический кризис. Мастерские опустели, рабочие были без хлеба. Появились афиши с призывом к мятежу. В Нормандии вспыхнуло голодное восстание. Наполеон больше всего боялся голода и этот вопрос думал решить своим обычным средством – военной победой. Но одна война сменяла другую, гибли сотни тысяч людей, народ не видел этому конца, и новые призывы в армию вызывали сопротивление населения. Отряды жандармов охотились за уклонявшимися от рекрутчины людьми. За уклонение от призыва отвечал не только рекрут, но и семья, и родственники, и все те, кто дал работу или еду дезертиру.
Если уклонялись от мобилизации французы, то что же можно было сказать о рекрутах других стран? Маршал Удино в первые же дни похода сообщал, что в Швейцарском, да и в других полках, имелись сотни больных и слабых; маршал объяснял это тем, что рекруты были приведены к нему в кандалах, истомленные, обессиленные. Маршал Ней тоже доносил, что рекруты портят его старые испытанные батальоны. В Померании крестьяне уговаривали своих земляков-солдат бежать, и каждый дезертир мог рассчитывать, что крестьяне укроют его и накормят. Один из полков пришлось даже на ночь окружить специальными патрулями. Маршал Даву приказал каждого отставшего расстреливать как дезертира.
Не так охотно, как раньше, вели на войну свои корпуса и многие маршалы. Некоторым, разбогатевшим в войнах и походах, пресытившимся успехом и славой, не так уж хотелось покидать Париж, опять идти за неугомонным императором навстречу опасностям и лишениям.
Но Наполеон верил в непобедимость своей армии. Ему казалось, что нет конца его силе. По всей Европе сплошным потоком шли его корпуса на Россию:
1-й корпус маршала Даву,
2-й корпус маршала Удино,
3-й корпус маршала Нея,
4-й корпус вице-короля Евгения,
5-й корпус князя Понятовского,
6-й корпус Сен-Сира,
7-й корпус Ренье,
8-й корпус Вандамма, 9-й корпус маршала Виктора, 10-й корпус маршала Макдональда, 11-й корпус маршала Ожеро, 12-й корпус Шварценберга.
Шли десятки тысяч кавалерии, могущественная артиллерия, шла гордость Наполеона – лично ему подчиненная императорская гвардия под командованием маршалов Леферфа, Мортье и Бесьера. Двигались на Россию и польские легионы, баварские и саксонские, прусские и австрийские, голландские и итальянские, швейцарские и португальские полки.
С Наполеоном не было многих храбрых и талантливых командиров. Погиб маршал Ланн, не было и опытного Массена, в Испании сражались Сульт и Мармон. Но зато в походе на Россию рядом с императором Франции был маршал Даву – герцог Ауэрштедтский, принц Экмюльский. Суровый бургундец, способный, железной воли неустрашимый полководец, он учился вместе с Наполеоном в военной школе и в 1804 году стал уже маршалом, в 1806 году с двадцатью семью тысячами солдат разгромил под Ауэрштедтом пятидесятитысячную прусскую армию, участвовал в битвах с русскими под Аустерлицем, Эйлау и Фридландом. Опять был с Наполеоном участник всех его походов, начальник штаба маршал Бертье – принц Ваграм-Невшательский, беспрекословный, неутомимый исполнитель приказов и распоряжений императора. Был с Наполеоном прославленный кавалерийский начальник Мюрат – король Неаполитанский, пришедший к Наполеону подпоручиком еще в 1795 году и участвовавший почти во всех сражениях, которые вел император. Вел свои полки и храбрейший из храбрых маршал Ней – герцог Эльхингенский, впоследствии за решительные действия под Бородином получивший титул «князя Московского». Начав службу простым гусаром, к двадцати семи годам он стал уже бригадным генералом. «Это лев!» – говорил о нем Наполеон и ему поручал самые опасные и трудные боевые дела.
За ними была целая плеяда генералов, прошедших с Наполеоном все походы, выросших в битвах, честолюбивых, смелых. Правда, сейчас они не дружны, не любят делить славы, ссорятся друг с другом, но все они беспрекословно подчиняются императору.
Проносясь в своей карете мимо войск, Наполеон слышал приветственные крики. Он видел в рядах старых боевых ветеранов, любивших своего полководца и веривших в него. Они помогли Наполеону увлечь и значительную часть молодых солдат, которых опьяняла близость легкой победы, славы, наград, почестей.
Вот что писал молодой французский солдат своему отцу:
«…Мы вступим сначала в Россию, где мы должны посражаться немного, чтобы открыть себе проход дальше. Император должен прибыть в Россию, чтобы объявить войну их ничтожному императору. О, мы скоро расколотим их в пух и в прах! Ах, отец, идут удивительные приготовления к войне. Старые солдаты говорят, что они никогда не видали ничего подобного. Это правда, ибо собирают огромные силы. Мы не знаем только, против одной ли России это. Один говорит, что это для похода в Индию, другой – что для похода в Египет, не знаешь, кому и верить. Мне все равно. Я хотел бы, чтобы мы дошли до самого конца света».
Наполеон прибыл в Дрезден.
Если он сам и некоторые из его сподвижников сознавали всю трудность затеянной войны с Россией, то обстановка в Дрездене, люди, окружавшие Наполеона в те дни, сделали все, чтобы подчеркнуть его неограниченную власть над Европой, его сверхчеловеческую силу, его «неземной» гений, для которого нет ничего недоступного.
Австрийский император и прусский король, министры и дипломаты, герцоги и князья, их дочери и жены – все они буквально пресмыкались перед ним, вознося его до степени божества.
Покинув Дрезден, Наполеон направился к берегам Немана, где начиналась необъятная страна, заселенная великим русским народом.
24 июня 1812 года с границы без объявления войны, говоря все время о мире, Наполеон начал вторжение в Россию.
Европа в напряженном молчании ожидала развязки событий.
ГЛАВА II
Одновременно с мероприятиями, проводимыми непосредственно у границ России, далеко от них – в Голландии и Северной Франции, Наполеон формировал новые части, располагая их фронтом к морю против англичан. Хотя эти части назывались «обсервационным приморским корпусом», впоследствии они резко переменили фронт, перешли в Германию, составили два новых корпуса великой французской армии, вторгшейся в Россию.
В Италии у подножия Альп к сборным пунктам сводились подчиненные Наполеону войска. Все подвластные ему королевства, герцогства, княжества были «приглашены» выставить свои контингенты, и они беспрекословно выполнили приказ Бонапарта.
В самой Франции пополнялась отборными людьми краса и гордость наполеоновской армии, ее главный резерв – императорская гвардия.
Особенно заботился Наполеон о формировании огромных масс конницы и увеличении артиллерии. Так как его лучшие полки сильно поредели в предыдущих войнах, он пополнял их рекрутами, которых поручал старым солдатам для обучения военному делу.
Для устройства дорог и мостов формировались инженерные части. Для преодоления водных преград, лежащих на пути вторжения в Россию, был создан специальный понтонный парк. Наполеон сам приказал заготовить разные инструменты. Он заказал по усовершенствованному образцу новые повозки, организуя огромный обоз.
Сформированные части были расквартированы во Франции и Германии, в Италии и Австрии, в Польше и Голландии. Требовало подготовительной работы, точного расчета, огромного напряжения создание единой армии из разрозненных частей. Эту полумиллионную армию предстояло в глубокой тайне, чуть ли не на цыпочках, провести через всю Европу к границам России, не допуская, чтобы русские разгромили Польшу и отбросили от Вислы французские аванпосты и тем сорвали бы сосредоточение и развертывание французских войск. Наполеон этого очень боялся и пустил в ход все, чтобы обмануть Россию. Вся его дипломатия была направлена к тому, чтобы обеспечить марш своей армии.
По мере того как его войска продвигались вперед, все настойчивее становились его уверения и просьбы мирно покончить дело.
Поучая французского посла в России Лористона, Наполеон послал ему специальную инструкцию – образец дипломатического двурушничества. Наполеон писал:
«Когда весть о движении наших войск появится в виде неопределенных слухов, следует все решительно отрицать. Вы должны безусловно ничего не знать о движении войск вице-короля до тех пор, пока не получатся достоверные сведения, что его армия в Рагенсбурге. Тогда Вы скажете, что не верите этому, что думаете, что дело идет о нескольких батальонах, сформированных из рекрутов римских департаментов и т. д. Вы дадите объяснения в таких выражениях, чтобы не ставить себя в неловкое положение. Возможно, что таким образом Вы выиграете пять-шесть дней.
Когда заговорят с Вами о движении войск, которые стоят в Майнце и Мюнхене, Вы сначала не ответите на это и таким образом выиграете еще несколько дней. Затем Вы скажете, что необходимо иметь резерв на севере и что на время вздорожания хлеба нашли выгодным удалить из окрестностей Парижа известное количество потребителей.
После этого вы можете дать понять, что пока войска не перешли Одер… нет ни малейшего повода к замечаниям; что эти движения суть внутренние, а не враждебные.
Когда нельзя будет отрицать движения войск вице-короля, Вы скажете, что его величество действительно сосредоточивает свои силы; что Россия, ведя переговоры и не желая войны, давным-давно сосредоточила свои войска; что его величество тоже не хочет войны, но что ему угодно вести переговоры при одинаковых с Россией условиях. Вы должны соразмерить Ваши слова так, чтобы выиграть время. Вы должны каждый день говорить другое и признаваться в чем-либо тогда, когда в сообщенных Вам депешах будет указано, что это уже известно.
Особенно нужно позаботиться о том, чтобы предотвратить вторжение врага, когда головные колонны будут занимать территорию на Висле.
Установив сперва положение, что французы, занимая страны, состоящие под их протекторатом, не превышают своих прав и что в Варшаве они у себя дома, можно сказать, что, наоборот, если русские хоть на один шаг перейдут свои границы, – они тем самым совершат враждебный поступок и разрушат все надежды на мир. В тот день, когда хотя бы один казак вступит на территорию конфедерации, война будет объявлена».
Лористону рекомендуется быть скупым на предостережения, в его словах угроза должна только чувствоваться. Пользуясь кротостью и убеждением, неустанно говорить, что император хочет сохранить мир и укрепить союз и стремится начать переговоры.
В крайнем случае Лористону разрешается дать обещание, что французские войска за Вислу не перейдут. Как последнее средство можно дать согласие на свидание императоров, но при этом делать вид, что посол действует по собственной инициативе, дабы император мог уклониться от совещания…
«…Это последнее средство, – говорится в инструкции, – следует пустить в ход только при последней крайности – в том случае, если русские вздумают двинуться на Вислу; этому-то движению следует помешать предложением свидания, но не связывая императора никакими обязательствами».
Обмануть русских, используя весь арсенал дипломатической лжи и лицемерия, выиграть время, обеспечив стратегическое развертывание своих сил и внезапное вторжение в Россию, – вот чего требовал французский император от своих дипломатов. Но он обязывал их не только к дипломатической деятельности.
Одновременно с военной и дипломатической подготовкой Наполеон широко пользовался шпионажем и провокацией. В Польше он готовил восстание против России.
Посланнику в Варшаве, аббату Прадту, была передана инструкция, требовавшая сделать Варшаву центральным пунктом сбора всех сил антирусской пропаганды и подготовки восстаний. Прадту поручалось употребить часть доходов Варшавского герцогства на содержание великой армии, организовать бюро военных разведок, набрать агентов.
Для организации восстания используется сейм; ведется работа в воеводствах, подготавливается и посылается к Наполеону депутация, которой он ответил, что «одобряет одушевляющие их чувства, но что все зависит от их – поляков – усердия». Не высказываясь официально по поводу будущего, посланник в Варшаве должен был действовать и говорить так, чтобы у поляков поддерживались самые безмерные надежды, чтобы опьянялось общественное мнение. «Нужно, чтобы восстание распространилось и на русские губернии», – требовал Наполеон, посылая туда своих агентов, прокламации, воззвания и добиваясь, чтобы польская знать в России сформировалась в военный отряд для действия в тылу русской армии.
Через командовавшего польскими войсками князя Понятовского Наполеон узнавал о работах по укреплению приграничных русских позиций и т. п. Сведения собирались также особыми агентами, жившими недалеко от границ. Опрашивались путешественники, прибывшие из России, использовались иезуиты в Полоцке, подслушивались разговоры среди офицеров.
Всей агентурно-шпионской работе Наполеон придал строгую систему. Французскому резиденту в Варшаве – барону Вильому – было поручено выбрать из числа способных и достойных доверия лиц, служивших на военной службе, трех старших агентов, которые знали бы хорошо: один – Литву, другой – Волынь, Подолию и Украину и третий – Лифляндию и Курляндию. Старшие агенты должны были избрать двенадцать низших агентов и держать их на важнейших путях в назначенных пунктах. На эту работу разрешалось расходовать по двенадцати тысяч франков ежемесячно.
Наконец при главном штабе Наполеон сформировал особое разведывательное бюро, оно ведало всей службой шпионов, допросами жителей и пленных, занималось перехватыванием и чтением корреспонденции, сбором всех сведений о русской армии, о театре военных действий, о дорогах, ведущих к Москве, о городах и крепостях, лежащих на пути французской армии.
День за днем руководил Наполеон из Парижа движением к Висле своих корпусов, днем и ночью прибывали к нему донесения маршалов, доклады интендантов, сообщения шпионов из России, Польши, Австрии, Пруссии.
Подготовка вторжения подходила к концу. Но даже в последние дни перед отъездом из Парижа на Вислу Наполеон по-прежнему стремился скрыть свои намерения. Своим приближенным он приказал покинуть Париж заблаговременно, запретив им даже попрощаться с родными. Употребив изощреннейшую дипломатическую ложь, Наполеон избежал встреч с русским послом Куракиным, добивавшимся от него объяснения, и, обманув его, покинул Париж.
И только днем позже, 10 мая 1812 года, в парижской газете «Moniteur» появилась заметка:
«Император отбыл сегодня из Парижа для осмотра собранной на Висле великой армии».
Сознавал ли Наполеон, начиная войну с Россией, какие затруднения она принесет Франции? Видел ли он опасности, которые она таит? Да, многое заставляло его и наиболее благоразумных его соратников с тревогой задумываться.
Не допуская мысли о поражении, Наполеон понимал все же, что ведет свою армию сражаться с лучшими в мире русскими солдатами и поход будет нелегким. Путь от Франции до России лежал через порабощенные им страны. Агенты и ставленники Бонапарта вместе с монархами и князьями, лебезившими и заискивающими перед ним, подавляли малейшие попытки покоренных народов восставать. Но Наполеон сознавал, что это только до поры до времени, до тех пор, пока он силен и власть его неограниченна.
Народ Испании несколько лет вел беспримерную героическую борьбу с войсками Франции, и конца этой борьбы не было видно. Биографы Наполеона пишут, что он задумывался, не лучше ли ему сначала покончить с Испанией, а потом двинуться на Россию. Но решил вести обе войны, считая, что хотя война в Испании и лишает его в войне с Россией двухсот тысяч солдат, но зато обеспечивает континентальную блокаду. Оттяжка же войны с Россией могла привести к краху всей его политики. И он начал поход на Москву в момент, когда его корпуса безуспешно сражались под Севильей и Бадахосом, в Валенсии и Андалузии.
Политикой императора был недоволен народ Франции. Он не хотел воевать ради интересов крупной буржуазии. Франция переживала тяжелый экономический кризис. Мастерские опустели, рабочие были без хлеба. Появились афиши с призывом к мятежу. В Нормандии вспыхнуло голодное восстание. Наполеон больше всего боялся голода и этот вопрос думал решить своим обычным средством – военной победой. Но одна война сменяла другую, гибли сотни тысяч людей, народ не видел этому конца, и новые призывы в армию вызывали сопротивление населения. Отряды жандармов охотились за уклонявшимися от рекрутчины людьми. За уклонение от призыва отвечал не только рекрут, но и семья, и родственники, и все те, кто дал работу или еду дезертиру.
Если уклонялись от мобилизации французы, то что же можно было сказать о рекрутах других стран? Маршал Удино в первые же дни похода сообщал, что в Швейцарском, да и в других полках, имелись сотни больных и слабых; маршал объяснял это тем, что рекруты были приведены к нему в кандалах, истомленные, обессиленные. Маршал Ней тоже доносил, что рекруты портят его старые испытанные батальоны. В Померании крестьяне уговаривали своих земляков-солдат бежать, и каждый дезертир мог рассчитывать, что крестьяне укроют его и накормят. Один из полков пришлось даже на ночь окружить специальными патрулями. Маршал Даву приказал каждого отставшего расстреливать как дезертира.
Не так охотно, как раньше, вели на войну свои корпуса и многие маршалы. Некоторым, разбогатевшим в войнах и походах, пресытившимся успехом и славой, не так уж хотелось покидать Париж, опять идти за неугомонным императором навстречу опасностям и лишениям.
Но Наполеон верил в непобедимость своей армии. Ему казалось, что нет конца его силе. По всей Европе сплошным потоком шли его корпуса на Россию:
1-й корпус маршала Даву,
2-й корпус маршала Удино,
3-й корпус маршала Нея,
4-й корпус вице-короля Евгения,
5-й корпус князя Понятовского,
6-й корпус Сен-Сира,
7-й корпус Ренье,
8-й корпус Вандамма, 9-й корпус маршала Виктора, 10-й корпус маршала Макдональда, 11-й корпус маршала Ожеро, 12-й корпус Шварценберга.
Шли десятки тысяч кавалерии, могущественная артиллерия, шла гордость Наполеона – лично ему подчиненная императорская гвардия под командованием маршалов Леферфа, Мортье и Бесьера. Двигались на Россию и польские легионы, баварские и саксонские, прусские и австрийские, голландские и итальянские, швейцарские и португальские полки.
С Наполеоном не было многих храбрых и талантливых командиров. Погиб маршал Ланн, не было и опытного Массена, в Испании сражались Сульт и Мармон. Но зато в походе на Россию рядом с императором Франции был маршал Даву – герцог Ауэрштедтский, принц Экмюльский. Суровый бургундец, способный, железной воли неустрашимый полководец, он учился вместе с Наполеоном в военной школе и в 1804 году стал уже маршалом, в 1806 году с двадцатью семью тысячами солдат разгромил под Ауэрштедтом пятидесятитысячную прусскую армию, участвовал в битвах с русскими под Аустерлицем, Эйлау и Фридландом. Опять был с Наполеоном участник всех его походов, начальник штаба маршал Бертье – принц Ваграм-Невшательский, беспрекословный, неутомимый исполнитель приказов и распоряжений императора. Был с Наполеоном прославленный кавалерийский начальник Мюрат – король Неаполитанский, пришедший к Наполеону подпоручиком еще в 1795 году и участвовавший почти во всех сражениях, которые вел император. Вел свои полки и храбрейший из храбрых маршал Ней – герцог Эльхингенский, впоследствии за решительные действия под Бородином получивший титул «князя Московского». Начав службу простым гусаром, к двадцати семи годам он стал уже бригадным генералом. «Это лев!» – говорил о нем Наполеон и ему поручал самые опасные и трудные боевые дела.
За ними была целая плеяда генералов, прошедших с Наполеоном все походы, выросших в битвах, честолюбивых, смелых. Правда, сейчас они не дружны, не любят делить славы, ссорятся друг с другом, но все они беспрекословно подчиняются императору.
Проносясь в своей карете мимо войск, Наполеон слышал приветственные крики. Он видел в рядах старых боевых ветеранов, любивших своего полководца и веривших в него. Они помогли Наполеону увлечь и значительную часть молодых солдат, которых опьяняла близость легкой победы, славы, наград, почестей.
Вот что писал молодой французский солдат своему отцу:
«…Мы вступим сначала в Россию, где мы должны посражаться немного, чтобы открыть себе проход дальше. Император должен прибыть в Россию, чтобы объявить войну их ничтожному императору. О, мы скоро расколотим их в пух и в прах! Ах, отец, идут удивительные приготовления к войне. Старые солдаты говорят, что они никогда не видали ничего подобного. Это правда, ибо собирают огромные силы. Мы не знаем только, против одной ли России это. Один говорит, что это для похода в Индию, другой – что для похода в Египет, не знаешь, кому и верить. Мне все равно. Я хотел бы, чтобы мы дошли до самого конца света».
Наполеон прибыл в Дрезден.
Если он сам и некоторые из его сподвижников сознавали всю трудность затеянной войны с Россией, то обстановка в Дрездене, люди, окружавшие Наполеона в те дни, сделали все, чтобы подчеркнуть его неограниченную власть над Европой, его сверхчеловеческую силу, его «неземной» гений, для которого нет ничего недоступного.
Австрийский император и прусский король, министры и дипломаты, герцоги и князья, их дочери и жены – все они буквально пресмыкались перед ним, вознося его до степени божества.
Покинув Дрезден, Наполеон направился к берегам Немана, где начиналась необъятная страна, заселенная великим русским народом.
24 июня 1812 года с границы без объявления войны, говоря все время о мире, Наполеон начал вторжение в Россию.
Европа в напряженном молчании ожидала развязки событий.
ГЛАВА II
В том, что русская армия будет разбита в первом же пограничном сражении, никто в Европе не сомневался. И не только потому, что всемогущим казался Наполеон, но и потому, что Александр I плохо подготовил Россию к войне 1812 года. Континентальная блокада сократила экспорт России и пагубно отражалась на ее экономике. Непрерывные войны требовали все новых расходов и расстроили финансы России. Разрыв с Англией после Тильзитского мира бил по интересам дворянства, вызвал его недовольство, и в столичных салонах открыто и резко осуждали политику царя. Оказалась недовольной и буржуазия. Начавшееся развитие русской промышленности тормозилось крепостным правом. Крестьянство изнемогало от рекрутчины, от податей и налогов. Обещанные Александром I при вступлении на престол реформы осуществлены не были, и крестьянство глухо роптало.
Дипломатические успехи, достигнутые перед войной, облегчали положение России, но коренным образом соотношения сил в Европе не изменили. Русские дипломаты в своих планах рассчитывали на Пруссию, полагали, что воевать придется с Турцией и со Швецией – противниками более слабыми. Рассуждая же о возможности войны с Францией, они говорили, что «война с сильной державой рождает обыкновенно союз с другой». Но союзы, которые они заключали, не дали России желаемого результата. Победа Кутузова и заключенный им Бухарестский мир позволили перебросить часть войск с Дуная на Неман. Договор со Швецией освобождал войска с финляндского театра войны, союз с Англией принес финансовую помощь, а Испания оттянула часть сил Наполеона на себя. Все же вооруженной поддержки ждать было неоткуда.
Перед лицом Франции, за которой шла почти вся Европа, Россия в войне 1812 года оказалась одна.
Против полумиллионной армии Наполеона на западных границах России было только около 200 тысяч солдат.
Комплектование русской армии происходило по системе рекрутских наборов. В начале царствования Александра I были попытки установить норму – один рекрут с пятисот душ населения при одном наборе в год. Однако войны потребовали 18 рекрутов с пятисот душ населения, и производился не один, а несколько наборов в год. У русского народа рекрутчина была одной из самых мрачных страниц его истории. Но в 1812 году картина изменилась. Русский народ готов был на новые жертвы для защиты родины от иноземного вторжения, и сила страны заключалась прежде всего в людских резервах.
Александр несколько раз задумывал создать милицию, люди которой «доколе не будут двинуты с места, должны оставаться в своих селениях и, пребывая в крестьянском их быту, исправлять все те повинности, коими они обязаны по земскому и волостному их управлению…». Предполагалось, что в милиции будет 600 тысяч человек.
Но если оставались на бумаге другие, более невинные реформы Александра, то идея милиции была тем более мертворожденной. Вооружения народа дворянство и сам царь боялись больше, чем иноземного вторжения. Один из противников милиции откровенно писал:
«Милиция опасна возможностью появления среди нее такой головы, которая, видя себя вне зависимости от регулярного войска, постарается дойти до полной независимости. История дает факт, что безграмотный донской казак собрал себе сообщников, возмутил народ и потрясал государство…»
Даже ополчение, которое Александр оказался вынужденным призвать, когда Наполеон находился уже в центре России, он разоружил сразу же после изгнания Наполеона и создал военные поселения, где жизнь была настоящим кошмаром.
Но и эти 200 тысяч русских воинов были достойными противниками войскам Наполеона. На берегах Немана стояли полки и дивизии, штурмовавшие Измаил и крепости Италии, побывавшие на вершинах Альп и в болотах Польши, на берегах Дуная и Финского залива. Тут были ветераны сражений Суворова, герои кутузовских походов, дважды встречавшиеся с французами и не уступавшие им храбростью в бою. Русские оружейные заводы, учрежденные еще Петром I, научились изготовлять хорошие пушки и ружья, часть вооружения поставляла Англия, и к 1812 году русская армия была вооружена не хуже французской.
На основе опыта войн улучшилась и организация войск. Роты, батальоны, полки, батареи, эскадроны были организованы соответственно боевым требованиям, а дивизия, оснащенная артиллерией, стала сильной и удобоуправляемой. Пехота, артиллерия и кавалерия научились взаимодействию в бою. Возрождалась суворовская тактика, обогащенная опытом войн с Наполеоном.
Напуганный Аустерлицем, Александр I присмирел и дал волю передовым русским генералам руководить боевой подготовкой армии. Сам же он в Петербурге разыгрывал маневры по отражению десанта на Васильевские острова, командовал «обороной» Петербурга, а брат его Константин лихо сбрасывал «вражеский десант» в залив и приказывал адъютанту донести императору, что «противник едва успевает достигнуть своих лодок – совершенная победа с нашей стороны и с нею поздравьте государя…».
В столь мирном занятии царю помогали гатчинцы, не показывавшиеся, однако, в настоящих боях. И когда через пятьдесят лет в гатчинской церкви решили отпевать героев, погибших в боях за Россию, гатчинцев среди них оказался лишь один, а участников, достойных занесения на мраморную доску, – двое.
Где им, трусам, вооруженным палками для наказания солдат, вести воинов в бой, если в 1812 году инструкция офицерам требовала: «Когда фронтом идут на штыки, то ротному командиру должно также идти впереди своей роты с оружием в руках и быть в полной надежде, что подчиненные, одушевленные таким примером, никогда не допустят его одного ворваться во фронт неприятельский…»
Инструкция указывала, что «офицер может заслужить почетнейшее для военного человека название – друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличиться».
Но эта же инструкция требовала, чтобы солдат был прогнан сквозь строй, если он в бою сеет панику, кричит «нас отрезали», а офицер за это же изгонялся из полка. Войскам объясняли, что храбрый не может быть отрезан и, где бы враг ни оказался, «нужно к нему повернуться грудью, идти на него и разбить». Войска закалялись, и от них требовали «к духу смелости и отваге непременно присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны… Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу».
«Подтвердите во всех ротах, – писал накануне Бородина начальник артиллерии Кутайсов, – чтобы они с позиции не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем господам офицерам, что, только отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно достигнуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции.
Артиллерия должна жертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор… Если бы за всем этим батарея и была взята, хотя можно почти поручиться в противном, то она уже вполне искупила потерю орудий…»
Эти замечательные документы, созданные подлинными патриотами – суворовскими учениками, отражали суворовские традиции, и в войну 1812 года войска твердо следовали им в боях.
Война 1812 года призвала в строй множество отличных офицеров. Среди них были вернувшиеся из отставки суворовцы, появилась и молодежь. Два кадетских корпуса, одним из которых руководил Кутузов, выпустили таких образованных офицеров, как Толь, ближайший помощник Кутузова в 1812 году, Хатов, переводивший лучшие военные произведения Жомини.
«Желал бы я, – писал Барклай-де-Толли, – чтобы государь не пожалел издержек на приведение генерального штаба в более цветущее состояние и для пополнения его способными людьми. Можно найти их в нашей армии в достаточном числе, стоит только дать себе труд поискать их: истинное достоинство не навязывается…»
И хотя не сразу и не по воле государя, но в ходе войны под руководством таких полководцев, как Кутузов, Барклай-де-Толли, Багратион, выросли замечательные штабные офицеры.
Передовая дворянская молодежь стремилась к культуре и увлекалась военной наукой. Она посещала «Вольное российское общество, пекущееся о распространении наук» и «Общество друзей словесных наук», она слушала в Академии наук лекции по минералогии, химии, физике, металлургии.
В 1810 году студент Московского университета М. Н. Муравьев создал со своими товарищами «Общество математиков», президентом которого был избран отец М. Н. Муравьева – отставной боевой офицер Н. Н. Муравьев.
В уставе этого общества было сказано: «Но как из прикладных частей математики вообще самые полезные суть механика и военное искусство, то наипаче на них общество обратило свое внимание и устремило все труды к приготовлению молодых людей, особенно в военную службу…»
Любовь к родине, рост культуры привели передовую молодежь к необходимости овладения военным искусством, к службе в русской армии.
Из этого общества вышли отличные колонновожатые, топографы, офицеры квартирмейстерской части и боевые командиры, отличившиеся в Отечественной войне 1812 года. Многие из них стали впоследствии декабристами.
Дипломатические успехи, достигнутые перед войной, облегчали положение России, но коренным образом соотношения сил в Европе не изменили. Русские дипломаты в своих планах рассчитывали на Пруссию, полагали, что воевать придется с Турцией и со Швецией – противниками более слабыми. Рассуждая же о возможности войны с Францией, они говорили, что «война с сильной державой рождает обыкновенно союз с другой». Но союзы, которые они заключали, не дали России желаемого результата. Победа Кутузова и заключенный им Бухарестский мир позволили перебросить часть войск с Дуная на Неман. Договор со Швецией освобождал войска с финляндского театра войны, союз с Англией принес финансовую помощь, а Испания оттянула часть сил Наполеона на себя. Все же вооруженной поддержки ждать было неоткуда.
Перед лицом Франции, за которой шла почти вся Европа, Россия в войне 1812 года оказалась одна.
Против полумиллионной армии Наполеона на западных границах России было только около 200 тысяч солдат.
Комплектование русской армии происходило по системе рекрутских наборов. В начале царствования Александра I были попытки установить норму – один рекрут с пятисот душ населения при одном наборе в год. Однако войны потребовали 18 рекрутов с пятисот душ населения, и производился не один, а несколько наборов в год. У русского народа рекрутчина была одной из самых мрачных страниц его истории. Но в 1812 году картина изменилась. Русский народ готов был на новые жертвы для защиты родины от иноземного вторжения, и сила страны заключалась прежде всего в людских резервах.
Александр несколько раз задумывал создать милицию, люди которой «доколе не будут двинуты с места, должны оставаться в своих селениях и, пребывая в крестьянском их быту, исправлять все те повинности, коими они обязаны по земскому и волостному их управлению…». Предполагалось, что в милиции будет 600 тысяч человек.
Но если оставались на бумаге другие, более невинные реформы Александра, то идея милиции была тем более мертворожденной. Вооружения народа дворянство и сам царь боялись больше, чем иноземного вторжения. Один из противников милиции откровенно писал:
«Милиция опасна возможностью появления среди нее такой головы, которая, видя себя вне зависимости от регулярного войска, постарается дойти до полной независимости. История дает факт, что безграмотный донской казак собрал себе сообщников, возмутил народ и потрясал государство…»
Даже ополчение, которое Александр оказался вынужденным призвать, когда Наполеон находился уже в центре России, он разоружил сразу же после изгнания Наполеона и создал военные поселения, где жизнь была настоящим кошмаром.
Но и эти 200 тысяч русских воинов были достойными противниками войскам Наполеона. На берегах Немана стояли полки и дивизии, штурмовавшие Измаил и крепости Италии, побывавшие на вершинах Альп и в болотах Польши, на берегах Дуная и Финского залива. Тут были ветераны сражений Суворова, герои кутузовских походов, дважды встречавшиеся с французами и не уступавшие им храбростью в бою. Русские оружейные заводы, учрежденные еще Петром I, научились изготовлять хорошие пушки и ружья, часть вооружения поставляла Англия, и к 1812 году русская армия была вооружена не хуже французской.
На основе опыта войн улучшилась и организация войск. Роты, батальоны, полки, батареи, эскадроны были организованы соответственно боевым требованиям, а дивизия, оснащенная артиллерией, стала сильной и удобоуправляемой. Пехота, артиллерия и кавалерия научились взаимодействию в бою. Возрождалась суворовская тактика, обогащенная опытом войн с Наполеоном.
Напуганный Аустерлицем, Александр I присмирел и дал волю передовым русским генералам руководить боевой подготовкой армии. Сам же он в Петербурге разыгрывал маневры по отражению десанта на Васильевские острова, командовал «обороной» Петербурга, а брат его Константин лихо сбрасывал «вражеский десант» в залив и приказывал адъютанту донести императору, что «противник едва успевает достигнуть своих лодок – совершенная победа с нашей стороны и с нею поздравьте государя…».
В столь мирном занятии царю помогали гатчинцы, не показывавшиеся, однако, в настоящих боях. И когда через пятьдесят лет в гатчинской церкви решили отпевать героев, погибших в боях за Россию, гатчинцев среди них оказался лишь один, а участников, достойных занесения на мраморную доску, – двое.
Где им, трусам, вооруженным палками для наказания солдат, вести воинов в бой, если в 1812 году инструкция офицерам требовала: «Когда фронтом идут на штыки, то ротному командиру должно также идти впереди своей роты с оружием в руках и быть в полной надежде, что подчиненные, одушевленные таким примером, никогда не допустят его одного ворваться во фронт неприятельский…»
Инструкция указывала, что «офицер может заслужить почетнейшее для военного человека название – друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличиться».
Но эта же инструкция требовала, чтобы солдат был прогнан сквозь строй, если он в бою сеет панику, кричит «нас отрезали», а офицер за это же изгонялся из полка. Войскам объясняли, что храбрый не может быть отрезан и, где бы враг ни оказался, «нужно к нему повернуться грудью, идти на него и разбить». Войска закалялись, и от них требовали «к духу смелости и отваге непременно присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны… Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу».
«Подтвердите во всех ротах, – писал накануне Бородина начальник артиллерии Кутайсов, – чтобы они с позиции не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем господам офицерам, что, только отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно достигнуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции.
Артиллерия должна жертвовать собой. Пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор… Если бы за всем этим батарея и была взята, хотя можно почти поручиться в противном, то она уже вполне искупила потерю орудий…»
Эти замечательные документы, созданные подлинными патриотами – суворовскими учениками, отражали суворовские традиции, и в войну 1812 года войска твердо следовали им в боях.
Война 1812 года призвала в строй множество отличных офицеров. Среди них были вернувшиеся из отставки суворовцы, появилась и молодежь. Два кадетских корпуса, одним из которых руководил Кутузов, выпустили таких образованных офицеров, как Толь, ближайший помощник Кутузова в 1812 году, Хатов, переводивший лучшие военные произведения Жомини.
«Желал бы я, – писал Барклай-де-Толли, – чтобы государь не пожалел издержек на приведение генерального штаба в более цветущее состояние и для пополнения его способными людьми. Можно найти их в нашей армии в достаточном числе, стоит только дать себе труд поискать их: истинное достоинство не навязывается…»
И хотя не сразу и не по воле государя, но в ходе войны под руководством таких полководцев, как Кутузов, Барклай-де-Толли, Багратион, выросли замечательные штабные офицеры.
Передовая дворянская молодежь стремилась к культуре и увлекалась военной наукой. Она посещала «Вольное российское общество, пекущееся о распространении наук» и «Общество друзей словесных наук», она слушала в Академии наук лекции по минералогии, химии, физике, металлургии.
В 1810 году студент Московского университета М. Н. Муравьев создал со своими товарищами «Общество математиков», президентом которого был избран отец М. Н. Муравьева – отставной боевой офицер Н. Н. Муравьев.
В уставе этого общества было сказано: «Но как из прикладных частей математики вообще самые полезные суть механика и военное искусство, то наипаче на них общество обратило свое внимание и устремило все труды к приготовлению молодых людей, особенно в военную службу…»
Любовь к родине, рост культуры привели передовую молодежь к необходимости овладения военным искусством, к службе в русской армии.
Из этого общества вышли отличные колонновожатые, топографы, офицеры квартирмейстерской части и боевые командиры, отличившиеся в Отечественной войне 1812 года. Многие из них стали впоследствии декабристами.