Браун Картер. Леди доступна

Картер Браун
Леди доступна

Глава 1

   Мы поднялись на третий этаж. Сержант Полник тяжело переводил дыхание. Он остановился передохнуть и укоризненно посмотрел на меня.
   — Неплохой квартальчик, а, лейтенант? — проворчал он.
   — Похоже на то, — согласился я.
   — И домик такой приятный, тихий, верно?
   — У тебя на такое нюх, сержант, — с восхищением ответил я. — Мышиный писк прозвучит словно рев льва во время случки.
   — Должно быть, какой-то псих позвонил насчет убийства, — решил Полник. — Уж лучше бы поднял на ноги пожарников, а честному полицейскому дал бы спокойно поспать.
   — Как бы то ни было, мы здесь и будем выяснять ситуацию, — подвел итог я, — может, нам хоть бокал лимонада предложат.
   Наверху было всего две квартиры — 4А и 4Б. Я свернул к двери 4А и нажал кнопку звонка. Полник, тяжело сопя, продолжал подниматься.
   — Псих! — проговорил он, уже стоя рядом со мной и возвращаясь к старой теме:
   — Какая-нибудь сумасшедшая старуха, у которой шарики заехали за ролики.
   Внезапно Полник смолк. Челюсть у него отвисла, а на обезьяньей физиономии появилось выражение порочного восхищения.
   — Черт! — выдавил он.
   Я проследил направление его взгляда. Входная дверь приоткрылась, и выглянула хозяйка. Судя по выражению ее голубых глаз, мы не вызвали у нее особого интереса. Брюнетка, похожая на русалку. Парикмахером ей, должно быть, служил приморский ветерок волосы с нарочитой небрежностью спадали на плечи, обрамляя совершенный овал лица.
   Одета она была в белое неглиже свободного покроя длиной до бедер. Мягкие складки прикрывали высокую грудь. Спереди одеяние было испачкано красками, а на кончике вздернутого носика русалки красовалось малиновое пятнышко.
   — Мисс Бертран? — спросил я с некоторым недоверием.
   — Белла Бертран, — подтвердила она. Голос ее прозвучал так мягко и волнующе, словно шелест песка на тропической отмели в час прилива.
   — Лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, — представился я, — а это сержант Полник.
   — Здравствуйте. — Она одарила Полника ослепительной улыбкой, от которой у него судорожно дернулся кадык. — Вероятно, вы по поводу убийства?
   — Поганый способ зарабатывать на жизнь, — заметил я. — Но кто-то должен и трупами заниматься.
   — Не хотите войти?
   Белла Бертран вошла в квартиру. Когда она повернулась, в боковом разрезе рубашки соблазнительно обрисовалось выпуклое загорелое бедро.
   «Да, — подумалось мне, — если она психопатка, то против таких психопаток я ничего не имею».
   Квартира Беллы Бертран оказалась художественной мастерской. Огромна комната с застекленным потолком и двумя дверями, одна вела в ванную, друга — на кухню. Вокруг были картины — штук тридцать. Одни были развешаны на стенах или прислонены к ним, другие просто лежали на полу. На каждой картине изображена орхидея. Еще одна картина, почти законченная, стояла на мольберте — и это была все та же чертова орхидея.
   — Да-а! — Полник оглядел все это с видом глуповатым, но одобрительным. — Вы художница, да?
   — Надеюсь когда-нибудь ею стать, — серьезно ответила Белла Бертран, — но на это понадобится еще много времени.
   — Но где же труп, мисс Бертран? — спросил я. — Ведь это вы звонили в полицию насчет убийства?
   — Да, я. — Глаза ее расширились. — Но труп не здесь, это через коридор. Однако я не думала, что мне надо ждать вас там, краски могли бы высохнуть…
   — Конечно, — согласился я и строго взглянул на Полника. — И ты тоже не думал, что мисс Бертран бросит на произвол судьбы свою незавершенную картину и будет караулить труп, не так ли, сержант?
   В ответ он как-то странно посмотрел на меня.
   — Как же, высохнет тут что-нибудь, пока она здесь торчит в этой ночной рубашке! — буркнул он.
   Белла Бертран, казалось, утратила всякий интерес к нам. Она повернулась к холсту на мольберте и слегка коснулась кистью орхидеи. Я остановился за спиной у девушки и несколько секунд не сводил глаз с картины.
   — Не люблю мешать чужой работе, — сказал я. — Но вы не возражаете, если мы немного поговорим об убийстве?
   — Не возражаю. — Она провела кистью по своей рубашке, оставив зеленый след. — Это другая дверь, лейтенант, я же сказала.
   — То есть другая квартира — 4А? — догадался я.
   — Правильно. — Она задумалась и потерла малиновый мазок на кончике носа. — Что вы видите на этом холсте?
   — Орхидею.
   — И все? — Мисс Бертран разочарованно вздохнула.
   — Разве недостаточно?
   — Нет! Она должна выражать самую сущность орхидеи! — страстно произнесла девушка. — Я не могу перейти к следующему этапу, пока не научусь отражать подлинную суть предмета. Это жестоко по существу, но так оно и есть. Вы все еще ничего не понимаете, не так ли?
   — Не понимаю, — признался я. — Но если вы позволите, я через пару дней вернусь сюда и часов восемь подряд буду внимательно изучать ваш рисунок. — Я набрал в грудь побольше воздуха и, не давая ей прервать меня, продолжал:
   — Между прочим, кто же был убит в той квартире? Каким образом вы обнаружили тело? И еще одно: когда вы ответите на эти два вопроса, у меня их останется всего сотен пять, так что пока не пытайтесь перевести разговор на другую тему.
   — Ну, разумеется, я знаю, кто убит. — Она оставила на холсте мазок цвета печени алкоголика. — Это Гил. — Она широко махнула белилами. — Там его мастерская.
   — Гил? — сдержанно переспросил я.
   — Гилберт Хардейкр, портретист. Мастерская напротив моей. Я пошла взглянуть, не варит ли он кофе. А он… он был там. — Ее кисть дрогнула. — Довольно неприятно, скажу я вам!
   — И когда же это случилось?
   — А вы запомнили, в котором часу я звонила в полицию?
   — В одиннадцать сорок, — гордо заявил Полник, — я записал, лейтенант.
   — Значит, я увидела его минут за пять до этого.
   — Когда вы вошли в квартиру напротив, он был уже мертв? — задал я совсем простой вопрос.
   — Дверь была не заперта, — также просто ответила девушка. — Гил никогда не запирался. Я тоже. Так можно познакомиться со многими интересными людьми, которых иначе и не заметишь.
   — Гилберт Хардейкр тоже так считал? — мягко полюбопытствовал я.
   — Левой — и в точку! — как сказал один французский скульптор, когда впервые увидел меня. Лейтенант, а почему бы вам самому не посмотреть на Гила? Вы мешаете мне сосредоточиться.
   Предложение прозвучало вполне разумно.
   — Почему бы и нет, — согласился я. — Но вы пока не уходите отсюда, мы еще вернемся.
   — Этого я и боялась.
   Я подхватил Полника под руку и выволок из мастерской Беллы. Дверь в квартиру напротив действительно оказалась незапертой. Стоило ее слегка толкнуть — и она широко распахнулась.
   — Не хотите ли войти первым, сержант? — вежливо предложил я. — На случай, если убийца еще там?
   — Первый раз в жизни встречаю настоящего живого художника, — уклонился от ответа Полник. — Это гораздо приятнее, чем я предполагал. Какая свобода! Ночная рубашка — и ничего под ней!
   — Ты, значит, посмотрел? — съязвил я.
   — Хотелось бы, — продолжал Полник с той грубоватой простотой, котора составляла по крайней мере половину его очарования, — но она не дала мне подобной возможности. Я все надеялся, что она что-нибудь уронит и нагнется, но, увы!..
   Я слегка шлепнул его по спине между лопаток и следом за ним вошел в квартиру. Дверь я за собой прикрыл. Мастерская Хардейкра была спланирована точно так же, как мастерская Беллы Бертран, но на этом всякое сходство кончалось. Пол комнаты покрывал дорогой ковер, простота драпировок напоминала японский стиль. Все это, конечно, стоило немалых денег.
   Полник влетел в комнату и замер секунд на пять перед низким столиком тикового дерева. Затем он медленно повернулся ко мне:
   — Лейтенант! — Глаза его разом утратили выражение телячьего восторга, вызванное знакомством с Беллой Бертран. — Он здесь, за диваном.
   Я подошел к Полнику и увидел распростертое на полу тело. Это было то самое, что Белла Бертран обозначила словечком «неприятно». Эта девица, кажется, не страдала особой чувствительностью. Кто-то проткнул грудь Гилберта Хардейкра, и проткнул довольно давно. Конечно, никакого оруди убийства рядом не оказалось — несомненное проявление бережливости со стороны убийцы.
   Я огляделся и заметил в дальнем углу мольберт с холстом — единственное зримое доказательство того, что Хардейкр был художником. Я обошел диван и направился к мольберту. Полник потащился за мной. Рассматривая холст, пришел к выводу, что Хардейкр был хорошим художником. Изображено было нагое женское тело — от шеи до колен, — и тело это выглядело живым, пылким, чувственным. Убийцей вполне мог оказаться один из чрезмерно суровых критиков, холст был по диагонали крест-накрест перечеркнут кровью. Кровь почти высохла и явно принадлежала Хардейкру.
   — Хорошенькое дельце! — пробормотал Полник. — А ведь этот парень умел рисовать, а, лейтенант?
   — Точно! — согласился я. — А как ты полагаешь, натурщица была блондинкой или брюнеткой?
   — Понятия не имею! — Полник остановил пристальный взгляд на картине. — Но какой бы она ни была, ясно одно: она, что называется, доступная женщина.
   — Мне кажется, слишком доступная, — уточнил я. — Позвони-ка шерифу, чтобы прислал дока Мэрфи, а тот пусть захватит парочку лаборантов из городского отдела убийств.
   На скошенном лбу Полника появилась жирная складка. Я не сразу понял, что это выражение грусти.
   — А вы собираетесь еще поговорить с девушкой в ночной рубашке? — печально спросил он.
   — Да, — коротко ответил я. — Поговорю. Исключительно по долгу службы.
   — Эх! — Он вздохнул, и вздох этот прозвучал как завывание бури. — А как вы думаете, не ее ли он рисовал?
   — Толковый вопрос! — подхватил я. — Непременно спрошу ее. А ты дай мне знать, когда приедут док и остальные.
   — Конечно. — Полник бросил на меня мрачный взгляд. — Вы что-то подозреваете? Иной раз мне кажется, вы работаете вместе с моей старухой.
   Когда я вернулся в мастерскую Беллы, красавица уже не рисовала, а сидела в старинном кресле, положив ногу на ногу, курила сигарету и, должно быть, размышляла об орхидеях.
   — Хотите кофе? — предложила она грудным голосом, пока я шел к ней через всю комнату. — Или глоток чего-нибудь покрепче для успокоения нервов? Впрочем, у полицейских должны быть крепкие нервы.
   — Это у вас крепкие нервы, мисс Бертран, — тихо произнес я. — После того как вы обнаружили тело и позвонили нам, вы вернулись к себе и продолжали рисовать.
   — Мне необходимо было на чем-то сосредоточиться, — возразила она. — И называйте меня, пожалуйста, просто Беллой. Это ваше «мисс Бертран» сразу наводит на мысль о стенографистке, которая в собственных интересах каждую пятницу всю ночь напролет играет в разные игры со своим шефом в конторе на диване.
   — С удовольствием буду называть вас Беллой, — согласился я. — Итак, Белла, мне хотелось бы получить ответ на остальные пятьсот вопросов.
   — Я так и думала. — Она сморщила носик. — А вы уверены, что не хотите кофе?
   — Уверен. Итак, вы вошли в мастерскую Хардейкра с намерением посмотреть, не варит ли он кофе, и увидели, что он мертв позвонили в полицию, потом вернулись к себе, так?
   — Именно так. — Она отбросила назад длинную прядь волос. — Вы абсолютно точны, лейтенант.
   — И после того как вы вернулись, вы уже никуда не уходили?
   — Я работала. — Она указала на мольберт. — И ничего такого не слышала, если вы это имеете в виду.
   — Вы видели в мастерской Хардейкра картину на мольберте?
   — На которой изображена главным образом пышная задница? — Темно-голубые глаза Беллы насмешливо блеснули. — Классический образчик творчества Гила. Как художник, он был величайшим рисовальщиком с душой ростовщика.
   — А вы, случайно, не позировали ему?
   — Лейтенант! — Она буквально задохнулась от смеха. — Вы намерены сравнить мою задницу с той, которую Гил обессмертил на своем холсте?
   — Это было бы очень приятно, — сказал я. — Но вы могли бы сберечь мое время.
   — Проще простого. — Она озорно улыбнулась. — Стоит мне только поднять подол… Да вы не нервничайте, лейтенант, у меня сейчас просто нет сил встать с кресла.
   — Я и говорю, что готов поверить вам на слово.
   — Я никогда не позировала Гилу. Он был парень деловой и писал портреты с тех, у кого имелись деньги. Что за портреты? В основном милые идеализированные версии неприятной реальности. А эта обнаженная без головы, она совсем другое. Я была удивлена, когда увидела…
   — Вы не знаете натурщицу?
   — Думаю, что знаю. Он всегда работал только над одной картиной, никогда — над несколькими сразу. Наверное, это написано с той женщины, котора последнее время бывала в мастерской. — Белла задумчиво помолчала, затем продолжила — На прошлой неделе случилось так, что я зашла к нему не вовремя. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю. И ему не оставалось ничего иного, как представить меня своей даме. Миссис Жанин Майер. Одна из этих светских пошлячек. Меценатка! Свихнулась на культуре и не переносит, когда молодые художники продают свой талант где-нибудь, кроме ее спальни. Представляете себе ситуацию — я и этот безмозглый ком плоти! Конечно, она больше интересовалась Гилом, чем своим портретом, написанным, между прочим, маслом. Может быть, она просто намеревалась раздеться. Разумеется, только в интересах искусства.
   — Понятно, — сказал я. — А как вы полагаете, мог кто-нибудь желать смерти Хардейкра?
   — Думаю, нет, — поспешно ответила она. — В Гиле, ясное дело, было много неприятного, но особо мерзким его никак нельзя было назвать. Он не был настолько выдающейся личностью, чтобы разбудить инстинкт убийства в ком-нибудь из своих знакомых.
   Она помолчала, прикусив крепкими белыми зубами нижнюю губу, затем спросила:
   — Я не правильно даю показания?

Глава 2

   Шериф Лейверс вынул изо рта сигарету и нахмурился.
   — Больше всего меня восхищает в вас, Уилер, — пророкотал он, — чувство долга. Обычно вас не увидишь в офисе раньше одиннадцати утра. Но если вы расследуете убийство, то являетесь уже в десять тридцать.
   — Я закончил предварительное расследование в четыре утра, — холодно возразил я. — Я, ваш помощник, заменил вас.
   Ангельский лик шерифа мгновенно преобразился в физиономию ухмыляющегос сатира.
   — Вы заменили меня? Что это вы, мой друг, такой чувствительный сегодня?
   — Защищаюсь от вашей бесчувственности! — парировал я.
   — Ладно! Расскажите, что вам удалось узнать.
   — То, что вам уже известно. Доктор Мэрфи утверждает, что художника проткнули острым тонким предметом длиной около четырех с половиной дюймов. Кололи несколько раз. Убийца — существо весьма темпераментное либо просто маньяк.
   Лейверс бросил взгляд на раскрытый на столе рапорт! «По словам врача, смерть наступила прошлым вечером между девятью и десятью часами».
   — А Белла Бертран обнаружила тело в одиннадцать тридцать, — добавил я. — Мы опросили остальных жильцов дома, никто ничего не видел и не слышал.
   Маньяк-тихоня.
   — А красные полосы на картине? — спросил он.
   — Это в самом деле кровь Хардейкра. Мэрфи проверил.
   — Символично и попахивает психиатрией.
   — Может быть, — согласился я без особого энтузиазма. — Или это сделано специально, чтобы заставить нас предполагать, будто убийство совершил психопат.
   — Кто-нибудь позировал для картины?
   — Конечно! Возможно, Белла Бертран, но она это отрицает. Или миссис Майер. Хардейкр как раз писал ее портрет, и его интерес был не только профессиональный, как утверждает Белла. В ящике стола Хардейкра обнаружено письмо от мужа миссис Майер — Джорджа Майера. Он заказал художнику портрет жены за тысячу долларов.
   — Вы уже допросили Майера? — с иронией спросил Лейверс.
   Прошло секунд пять. Я упорно молчал. Наконец он все понял и посмотрел мне прямо в глаза.
   — Да, да, — пробормотал он. — Конечно, у вас не было времени. Что удалось узнать о Хардейкре?
   — Имел кредит в банке. В кошельке нашлась сотня долларов. Записка от какого-то Ламберта Пирса, сегодня вечером Хардейкр должен был бы с ним обедать. Этот Пирс напоминает, чтобы Хардейкр не забыл принести деньги. Вот, пожалуй, и все.
   — Что ж, неплохо. — Шериф явно был доволен.
   — Ребята из лаборатории что-нибудь нашли? — спросил в свою очередь я.
   — Нет еще. — Лейверс покачал головой. — Но кажется, сейчас самый подходящий момент, как говорится, для хода конем.
   — Что вы имеете в виду?
   — Возьми картину с собой, когда отправишься навестить миссис Майер. — Грубое кудахтанье должно было означать смех.
   — Чтобы сравнить две задницы? — спокойно спросил я. — С Беллой я уже все выяснил.
   — Держу пари, что так! — хохотнул он еще грубее и откровеннее.
   После того как Лейверс в общих чертах наметил мои дальнейшие действия, покинул его кабинет с выражением праведного негодования на лице, как цензор, которого поймали с поличным за чтением им же запрещенной книги.
   У Аннабел Джексон, секретарши шефа, волосы были цвета меда. Когда хлопнул дверью, она подняла глаза.
   — У вас такой вид, словно вам не хватило аргументов в споре, — заявила она с довольным видом.
   — Да, — ответил я. — Мы спорили о том, кто у нас в офисе самый сексуальный. Я назвал вас, Аннабел.
   — А шеф?
   — Он сказал, что Полник. Как вы считаете, он не в себе?
   — Тогда позвольте высказаться мне? — кокетливо произнесла она.
   — Позволяю, радость моя! Кажется, это будет впервые за время нашей совместной службы в управлении.
   — Девушка должна держать ухо востро с вами, Эл Уилер. — Она улыбнулась. — Иначе не успеешь оглянуться, как будет поздно.
   Я подошел к ее столу, облокотился и наклонился к ней.
   — Аннабел Джексон, — начал я ласково, — вы восхитительное средоточие женственного шарма, и я думаю, мы могли бы…
   — Если вы наклонитесь чуть ниже, Эл Уилер, — пропела она сладким голоском, — мне ничего не останется, как окончательно потерять голову!
   — Почему бы нам не встретиться завтра вечером? — продолжал я гнуть свое.
   — Мы уже назначали время.
   — Это было в прошлом году, — торопливо уточнил я. — Почему бы не попробовать снова? Возможно, кое-что изменилось с тех пор.
   — У вас уже нет этого допотопного проигрывателя? — с невинным видом полюбопытствовала она. — И от огромного скрипучего дивана вы тоже избавились, оставив себе только стулья с прямыми спинками? А что лампы? Они уже в исправности и их можно включать и выключать?
   — Главное — суть, а не внешность! — парировал я. — Почему бы нам снова не попытать счастья?
   — А стоит ли? — Она улыбнулась ангельской улыбкой. — Во всяком случае, любопытно будет взглянуть на Уилера, изменившего свою суть. Ждите мен завтра, часам к восьми вечера.
   — Вся беда в том, что вы утратили веру, — с горечью произнес я.
   — Да нет, должно быть, не совсем утратила, если соглашаюсь попытать счастья с таким, как вы.
   Я пожал плечами и вскоре уже стоял на тротуаре возле полицейского управления.
 
   Адрес Майеров я узнал из письма, обнаруженного в ящике стола Хардейкра. Я ожидал чего угодно, но только не той роскоши, которая предстала перед моими глазами спустя полчаса. Дом располагался на самой роскошной улице в фешенебельном районе Пайн-Сити. Точно такие копии псевдоанглийских загородных помещичьих домов строили в Голливуде до тех пор, пока с появлением звукового кино не окончился золотой век Великого немого.
   По широкой дороге между идеально подстриженными газонами и геометрически точно распланированными клумбами я доехал до стоянки у парадного входа. Вышел из машины и потащился к подъезду.
   Мне казалось, что громада кирпичного фасада вот-вот навалится на меня и раздавит в лепешку.
   Вышедшая на мой звонок горничная посмотрела на меня с таким видом, будто хотела спросить, почему я не вхожу через черный ход, как положено водопроводчику или полотеру. Это была блондинка лет тридцати она вполне могла бы выглядеть привлекательной, если бы не считала себя такой всезнающей.
   — Да? — Ее голос напоминал хруст печенья в рекламном ролике.
   — Существует много различных приветствий, — вежливо проинформировал я. — Но «да» не имеет к ним отношения.
   — Вы что-нибудь продаете? — спросила она недоверчиво.
   — В столь паршивое утро, как это, я мог бы предложить вам только правила хорошего тона.
   — Вы сумасброд, — тонко подметила она. — Если сейчас же не уйдете, то я…
   — Я хотел бы повидать миссис Майер. — Не обратив внимания на угрожающие нотки в голосе блондинки, я помахал перед ее носом своим удостоверением:
   — Окружное полицейское управление. Помощник шерифа.
   Кажется, она мне не очень-то поверила.
   — Подождите, лейтенант, я узнаю, удобно ли это! — Гонор ее заметно уменьшился.
   — Лейтенант Уилер к вашим услугам. — Я широко улыбнулся, глядя ей прямо в глаза. — Между прочим, я без ума от блондинок. Особенно когда на них голубые форменные платья, а под платьями, возможно, кружевное белье черного цвета. Я полагаю, вы… — Но горничная уже ушла.
   Вернулась она через минуту. Теперь она вежливо улыбалась и вообще держалась отнюдь не враждебно.
   — Миссис Майер примет вас немедленно, — торжественно возвестила она. — Проходите, пожалуйста.
   Я проследовал за ней через просторную прихожую, пройдя под внушительных размеров крутой лестницей.
   Горничная остановилась у запертой двери и обернулась ко мне.
   — Миссис Майер там, в гостиной. — И она указала на дверь.
   — Спасибо, — ответил я.
   Однако она не спешила уступать мне дорогу.
   — Меня зовут Хильда. Хильда Дэвис, — представилась почти робко. — Только что я была груба с вами. Простите меня.
   — Забудьте! — Я снова широко улыбнулся. — Я тоже не был особенно вежлив.
   — Здесь постоянно шатаются эти коммивояжеры. Вы ведь знаете, какие они? — Она раздвинула губы в улыбке, обнажив сверкающие белизной зубы. Теперь она выглядела поистине привлекательной.
   — Конечно, — неопределенно обронил я. Она подошла совсем близко ко мне:
   — Я свободна по вечерам в четверг и в пятницу, но даже тогда мне нельз выходить надолго, вы понимаете? — Она как бы непроизвольно дотронулась до моего рукава.
   — Понимаю, — ответил я многозначительно. — Но думаю, нам не следует заставлять миссис Майер ждать.
   — Нет, конечно же нет, — поспешно ответила она, но даже не шевельнулась.
   Мне пришлось отодвинуть ее. Но когда ее губы оказались дюймах в шести от моего уха, я услышал шепот:
   — У меня всегда припасено белье, черное кружевное, для особых случаев. Например, для одного из моих свободных вечеров.
   Столь интимная беседа несколько расшатала мои нервы, но времени на то, чтобы приходить в себя, уже не было. Я широко распахнул дверь и заметил в дальнем конце комнаты женщину, которая поднялась со стула, чтобы поздороваться со мной.
   Я в свою очередь направился к ней. Посредине огромной гостиной мы встретились.
   — Лейтенант Уилер, — заговорила она безразличным тоном, — я Жанин Майер.
   Одета она была в платье из тяжелого шелка цвета пламени, что очень шло к ее бронзовым волосам. Взгляд ее серых с темными точками глаз казалс несколько надменным. Впрочем, все кругом выглядело надменным.
   — Присаживайтесь, лейтенант.
   Я опустился в глубокое удобное кресло. Жанин Майер расположилась в кресле напротив, скрестила ноги и одернула юбку — одна из самых неприятных женских привычек, насколько мне известно. Она явно ждала, пока я заговорю первым, спокойная, весьма уравновешенная руки она положила на подлокотники, и ее, кажется, даже не удивлял неожиданный визит полицейского в столь ранний час.
   — Прошлой ночью убит художник Гилберт Хардейкр, — сразу взял я быка за рога.
   — Да, я слышала по радио, — отозвалась она. — Ужасно! Не могу поверить!
   — Вы хорошо знали его?
   — Примерно недель шесть назад муж заказал ему мой портрет. — Теперь она вновь заговорила спокойно. — Я, естественно, познакомилась с ним и раз шесть или семь позировала. Он показался мне очень милым человеком. Трудно себе представить, что кому-то захотелось убить его.
   — Увы, но он убит. — Я пожал плечами. — А как вам понравился портрет?
   — Не знаю, ничего не могу сказать. — Она криво улыбнулась. — Когда я была в мастерской последний раз, портрет еще не был закончен. Теперь я, должно быть, уже никогда не узнаю, удался ли портрет.
   — На мольберте мы видели законченную картину. Похоже, она не понравилась убийце. Он перечеркнул ее крест-накрест кровью Хардейкра.
   На несколько секунд Жанин Майер прикрыла глаза.
   — Теперь я совсем не хочу видеть эту картину, — произнесла она слабым голосом.
   — Вы полагаете, на мольберте был ваш портрет?
   — Я не видела, чтобы он работал над какой-то другой картиной. — Жанин широко раскрыла глаза. — А разве не видно, что это мой портрет?
   — Нет. — Я был не вполне правдив, но, по крайней мере, абсолютно вежлив. — Миссис Майер, какого рода отношения связывали вас с Гилбертом Хардейкром?
   — Отношения? — Она явно пыталась что-то прочесть на моем лице. — Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   — Возможно, вас связывали какие-то взаимные чувства? — настаивал я.
   — Лейтенант. — Тон ее сделался ледяным. — Я не понимаю, к чему вы клоните, но мне это определенно не нравится. О каких чувствах может идти речь? Речь идет о художнике, которому муж заказал мой портрет.