– Помянём многообещающую молодую пару!
– Харли был замечательным молодым человеком, – грустно произнесла Полли.
– Коко он сразу понравился. Похоже, почти никто ничего не знает о его жене. Газета сообщила лишь, что они поженились в Лас-Вегасе, и я подумал, что это необычно. Богатым семьям из этих краёв больше по душе пышные свадьбы в Старой Каменной Церкви с дюжиной подружек и шаферов, пятью сотнями приглашенных гостей и приёмом и Кантри-клубе.
– Когда Дэвид и Джилл поженились, их свадьба обошлась в целое состояние.
– Жена Харли никогда не приходила в театральный клуб, однако же газета сообщила, что обе пары собирались на репетицию и что все они были соответствующим образом одеты.
Полли вздернула брови:
– Ты когда-нибудь встречал изложение новостей, которое бы полностью соответствовало действительности?
Они просмотрели меню. В «Типси» кухня была без выкрутасов, но повара чётко знали своё дело. Полли радовалась, что щука в сухарях вкусом напоминала всё же рыбу, а не поджаренные хлебные крошки. Квиллер остался доволен тем, что его бифштекс нужно было жевать.
– Я всегда подозрительно отношусь к говядине которая тает у меня во рту, – сказал он.
Разговор ни разу надолго не отклонялся от дела Фитчей. Полли беспокоилась о матери Харли, которая как попечительница входила в совет библиотеки.
– У Маргарет очень высокое давление. Как она переживет всё это. Она такой чудесный человек: всегда готова возглавить любую комиссию, взять на себя все хлопоты по сбору средств для доброго дела, и не только для библиотеки, но и для больницы, и для школы. Найджел такой же. Они прекрасные люди!
– Хмм… – хмыкнул Квиллер, не зная, как отреагировать на этот взрыв чувств, столь нетипичный для Полли. И осторожно заметил: – Да, Дэвиду придётся тяжело. Они с братом были очень близки.
– К тому же Дэвид – наиболее чувствительный из них двоих, но Джилл поддерживает его. Она умеет управлять своими эмоциями. Ты обратил внимание на то, что именно Джилл давала интервью газете? Во время их с Дэвидом свадьбы нервничали все, кроме невесты.
– Скажи, тебя не удивляет тот факт, что у нас в Пикаксе произошло вооруженное ограбление? спросил он.
– Оно непременно должно было произойти. Здесь полно огнестрельного оружия. Так много охотников, ты же знаешь, с ружьями, дробовиками, пистолетами. Большинство из них ответственные, соблюдающие закон спортсмены, но… в наши дни может произойти что угодно. – Она бросила на него быстрый вопросительный взгляд. – Я не охочусь, но у меня тоже есть пистолет.
Усы Квиллера встопорщились. Её сдержанный голос, величественная фигура, консервативная одежда – ничто не давало повода предположить, что она может иметь огнестрельное оружие.
– Живя в одиночестве и рядом с сельской дорогой, я считаю это лишь предосторожностью, – объяснила она. – То, что происходило в Центре, начинает происходить и здесь. Я предвидела это. И всё это мне не нравится.
– Почему бы тебе не переехать в город? – предложил он.
– Я живу в этом маленьком домике с тех пор, как умер Боб. Я обожаю свой маленький сад. Мне нравится открытое пространство. Нравится жить на отшибе и по дороге на работу видеть пасущихся коров.
– Иногда приходится идти на компромисс Полли.
– Мне компромиссы даются нелегко.
– Я это заметил, – сказал Квиллер.
Полли отказалась от десерта, но не смогла удержаться от пирога с лимоном и меренгами.
– Ты когда-нибудь видела поместье Фитчей? – спросил он.
– Несколько раз. Когда Маргарет и Найджел жили в большом доме, они на каждое Рождество устраивали вечеринку для совета библиотеки. У них сотни акров – прекрасная холмистая местность с лесами, лугами и речками и с изумительным видом с самого высокого холма на большое озеро. Дом, который Сайрус Фитч построил в двадцатых годах, большой и беспорядочный. Говорят, он сам его спроектировал. Он был воинственный индивидуалист! И страстный коллекционер. Харли и Дэвид выросли там – среди охотничьих трофеев, редких книг, мраморных скульптур, макетов китайских храмов, рыцарских доспехов и всех тех экзотических вещей, которые люди в двадцатых годах собирали, если у них водились деньги. Когда Дэвид женился на Джилл, его родители построили им на своих землях современный дом. Когда женился Харли, он с молодой женой переехал в фамильный особняк, а родители купили себе старинный двойной дом.
– В поместье можно попасть беспрепятственно?
– Это частная дорога, но там нет ничего, что помешало бы воспользоваться ею кому угодно.
– Что там могло привлечь грабителей? Не могу представить, чтобы воров могли заинтересовать редкие книги или чучела голов носорогов.
– Были драгоценности, которые передавались в семье из поколения в поколение. Полагаю, после свадьбы жена Харли получила кое-что из семейных реликвий.
Квиллер задумчиво поглаживал усы.
– У меня такое ощущение, что убийца или убийцы там уже бывали раньше.
Когда они вышли из «Типси» и с первым розовым отсветом заката пустились в обратный путь в Пикакс, он спросил:
– Как тебе понравилась «Всякая всячина»?
– Я рада, что у нас снова есть своя газета, но название просто ужасающее.
– Это только временно, пока читатели не предложат что-нибудь получше.
– Меня удивил её объём.
– Скоро она будет выходить на двадцати четырёх страницах. Планируется выпускать её по средам и субботам, пока не закончат строительство новой типографий, а потом пять раз в неделю. Я согласился вести раздел основных статей.
– А как же твой роман? – резко спросила Полли.
– Что ж, Полли, я пришел к малоутешительному выводу, что не создан для художественной литературы. Двадцать пять лет моя карьера строилась на том, чтобы вынюхивать факты, проверять факты, систематизировать факты и в точности их излагать. Похоже, это свело на нет моё воображение.
– Но ты же два года работал над своим романом!
– Я два года говорил о нём, – поправил он её. – Меня это ни к чему не привело. Возможно, я просто ленив.
– Ты разочаровываешь меня, Квилл.
– Ты меня переоцениваешь. Ты хотела, чтобы я оказался Фолкнером из северных лесов или сухопутным Мелвиллом?
– Я надеялась, что ты напишешь нечто, имеющее непреходящую ценность. А ты согласился производить очередную газетную продукцию, которую можно прочесть и выбросить. Твои колонки в «Дневном прибое» всегда были хорошо написаны, информативны и занимательны, но полностью ли они раскрывали твой талант?
– Я знаю, на что способен, Полли. Ты ставишь передо мной нереальную цель.
Он начал ощущать досаду.
– Ведь это тебе пришло в голову написать роман.
– Рано или поздно каждому пишущему человеку приходит в голову идея написать роман, но не все из нас способны воплотить её в жизнь. У меня на письменном столе гора заметок и горстка наполовину исписанных страничек.
К несчастью, его голос начал повышаться.
– Мне нужна дисциплина работы в газете! Вот почему я буду вести раздел во «Всякой всячине». – Его тон был безапелляционным.
Они уже приближались к центру Пикакса. Полли взглянула на часы.
– Мне было приятно пообедать с тобой.
– Ты не зайдешь ко мне выпить чего-нибудь?
– Не сегодня, спасибо. У меня дела. – Её голос звучал сухо.
Последние несколько кварталов они проехали молча. На стоянке перед библиотекой она с коротким пожеланием доброй ночи пересела в собственную машину – двухдверную, малинового цвета, которую он подарил ей на Рождество во время очередной вспышки праздничного настроения, чувства благодарности и эмоционального бреда. Когда она уехала, синий шёлковый шарф в подарочной коробке так и остался лежать на заднем сиденье.
«Это было слишком хорошо, чтобы так долго продолжаться», – подумал он, проезжая по Пикакской площади. Его отношения с Полли неизбежно близились к концу. Когда-то любящая и приятная, она стала критичной. Она считала, что их близость даёт ей право управлять его жизнью, но он принадлежит сам себе. По этой же причине не удался его брак двенадцать лет назад.
Отпирая входную дверь, он услышал телефонный звонок и побежал по ступенькам, надеясь… надеясь, что Полли передумала… надеясь, что она проехала несколько кварталов и остановилась у телефонной будки…
Голос, который он услышал, принадлежал, однако, мистеру О'Деллу, седовласому мужчине, который сорок лет проработал привратником в школе, а теперь помогал Квиллеру по дому.
– Точно, сегодня это плохая новость, – сказал мистер О'Делл. – Молодой Харли был хорошим парнишкой, да не на той кобылке женился, я думаю. Нужен я вам буду завтра или как? В Кеннебеке у меня родился внук, очень тянет поглазеть на кроху мальчонку.
– Разумеется, возьмите выходной, мистер О'Делл, – сказал Квиллер. – Без меня всё было в порядке?
– Всё, только вот малышка… Она опять напачкала рядом с кошачьим туалетом. Беспокоит её что-то, точно.
Квиллер тотчас позвонил Лори Бамба, молодой леди, знавшей, казалось, о кошках всё, и описал ситуацию.
– У Юм-Юм всё до сих пор было нормально. Я купил второй кошачий туалет, полагая, что она хочет иметь собственные удобства, но она его игнорирует и оставляет свои сувениры на полу в ванной.
– Это может быть стресс, – сказала Лори. – Она у вас в стрессовой ситуации.
– Стресс! – завопил он в трубку. – Это я в стрессовой ситуации! Она ведет абсолютно спокойную жизнь. У неё комфортабельные апартаменты со всеми удобствами, изысканная еда и причесывание три раза в неделю. Каждый раз, когда я сажусь в кресло, ей зарезервировано место у меня на коленях. Я веду с ними обоими разумные беседы, как вы и советовали.
– Вы что-нибудь недавно меняли в её окружении?
– Только переклеил обои в гостиной. Не вижу, как это может её касаться.
– Что ж, – сказала Лори, – вам следует внимательно за ней понаблюдать, и, если разовьются ещё какие-то симптомы, покажите её врачу.
В эту ночь Квиллер спал плохо. Когда с сиамцами что-то было не так, он всегда невероятно переживал. Он также сожалел и о том, что происходило между ним и Полли. Кроме того, он не мог не горевать из-за хладнокровного убийства, повергшего весь городок в уныние и страх. Лёжа без сна, он слышал, как грузовой поезд, проходящий в час тридцать, издаёт свой печальный гудок у неохраняемого переезда близ границ городка. Погода была ясной, и, приложив голову к подушке, он мог слышать глухой стук колёс о рельсы, хотя они находились почти в полумиле. Когда город пересекал другой грузовой поезд, уже в два тридцать, он всё ещё бодрствовал.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
– Харли был замечательным молодым человеком, – грустно произнесла Полли.
– Коко он сразу понравился. Похоже, почти никто ничего не знает о его жене. Газета сообщила лишь, что они поженились в Лас-Вегасе, и я подумал, что это необычно. Богатым семьям из этих краёв больше по душе пышные свадьбы в Старой Каменной Церкви с дюжиной подружек и шаферов, пятью сотнями приглашенных гостей и приёмом и Кантри-клубе.
– Когда Дэвид и Джилл поженились, их свадьба обошлась в целое состояние.
– Жена Харли никогда не приходила в театральный клуб, однако же газета сообщила, что обе пары собирались на репетицию и что все они были соответствующим образом одеты.
Полли вздернула брови:
– Ты когда-нибудь встречал изложение новостей, которое бы полностью соответствовало действительности?
Они просмотрели меню. В «Типси» кухня была без выкрутасов, но повара чётко знали своё дело. Полли радовалась, что щука в сухарях вкусом напоминала всё же рыбу, а не поджаренные хлебные крошки. Квиллер остался доволен тем, что его бифштекс нужно было жевать.
– Я всегда подозрительно отношусь к говядине которая тает у меня во рту, – сказал он.
Разговор ни разу надолго не отклонялся от дела Фитчей. Полли беспокоилась о матери Харли, которая как попечительница входила в совет библиотеки.
– У Маргарет очень высокое давление. Как она переживет всё это. Она такой чудесный человек: всегда готова возглавить любую комиссию, взять на себя все хлопоты по сбору средств для доброго дела, и не только для библиотеки, но и для больницы, и для школы. Найджел такой же. Они прекрасные люди!
– Хмм… – хмыкнул Квиллер, не зная, как отреагировать на этот взрыв чувств, столь нетипичный для Полли. И осторожно заметил: – Да, Дэвиду придётся тяжело. Они с братом были очень близки.
– К тому же Дэвид – наиболее чувствительный из них двоих, но Джилл поддерживает его. Она умеет управлять своими эмоциями. Ты обратил внимание на то, что именно Джилл давала интервью газете? Во время их с Дэвидом свадьбы нервничали все, кроме невесты.
– Скажи, тебя не удивляет тот факт, что у нас в Пикаксе произошло вооруженное ограбление? спросил он.
– Оно непременно должно было произойти. Здесь полно огнестрельного оружия. Так много охотников, ты же знаешь, с ружьями, дробовиками, пистолетами. Большинство из них ответственные, соблюдающие закон спортсмены, но… в наши дни может произойти что угодно. – Она бросила на него быстрый вопросительный взгляд. – Я не охочусь, но у меня тоже есть пистолет.
Усы Квиллера встопорщились. Её сдержанный голос, величественная фигура, консервативная одежда – ничто не давало повода предположить, что она может иметь огнестрельное оружие.
– Живя в одиночестве и рядом с сельской дорогой, я считаю это лишь предосторожностью, – объяснила она. – То, что происходило в Центре, начинает происходить и здесь. Я предвидела это. И всё это мне не нравится.
– Почему бы тебе не переехать в город? – предложил он.
– Я живу в этом маленьком домике с тех пор, как умер Боб. Я обожаю свой маленький сад. Мне нравится открытое пространство. Нравится жить на отшибе и по дороге на работу видеть пасущихся коров.
– Иногда приходится идти на компромисс Полли.
– Мне компромиссы даются нелегко.
– Я это заметил, – сказал Квиллер.
Полли отказалась от десерта, но не смогла удержаться от пирога с лимоном и меренгами.
– Ты когда-нибудь видела поместье Фитчей? – спросил он.
– Несколько раз. Когда Маргарет и Найджел жили в большом доме, они на каждое Рождество устраивали вечеринку для совета библиотеки. У них сотни акров – прекрасная холмистая местность с лесами, лугами и речками и с изумительным видом с самого высокого холма на большое озеро. Дом, который Сайрус Фитч построил в двадцатых годах, большой и беспорядочный. Говорят, он сам его спроектировал. Он был воинственный индивидуалист! И страстный коллекционер. Харли и Дэвид выросли там – среди охотничьих трофеев, редких книг, мраморных скульптур, макетов китайских храмов, рыцарских доспехов и всех тех экзотических вещей, которые люди в двадцатых годах собирали, если у них водились деньги. Когда Дэвид женился на Джилл, его родители построили им на своих землях современный дом. Когда женился Харли, он с молодой женой переехал в фамильный особняк, а родители купили себе старинный двойной дом.
– В поместье можно попасть беспрепятственно?
– Это частная дорога, но там нет ничего, что помешало бы воспользоваться ею кому угодно.
– Что там могло привлечь грабителей? Не могу представить, чтобы воров могли заинтересовать редкие книги или чучела голов носорогов.
– Были драгоценности, которые передавались в семье из поколения в поколение. Полагаю, после свадьбы жена Харли получила кое-что из семейных реликвий.
Квиллер задумчиво поглаживал усы.
– У меня такое ощущение, что убийца или убийцы там уже бывали раньше.
Когда они вышли из «Типси» и с первым розовым отсветом заката пустились в обратный путь в Пикакс, он спросил:
– Как тебе понравилась «Всякая всячина»?
– Я рада, что у нас снова есть своя газета, но название просто ужасающее.
– Это только временно, пока читатели не предложат что-нибудь получше.
– Меня удивил её объём.
– Скоро она будет выходить на двадцати четырёх страницах. Планируется выпускать её по средам и субботам, пока не закончат строительство новой типографий, а потом пять раз в неделю. Я согласился вести раздел основных статей.
– А как же твой роман? – резко спросила Полли.
– Что ж, Полли, я пришел к малоутешительному выводу, что не создан для художественной литературы. Двадцать пять лет моя карьера строилась на том, чтобы вынюхивать факты, проверять факты, систематизировать факты и в точности их излагать. Похоже, это свело на нет моё воображение.
– Но ты же два года работал над своим романом!
– Я два года говорил о нём, – поправил он её. – Меня это ни к чему не привело. Возможно, я просто ленив.
– Ты разочаровываешь меня, Квилл.
– Ты меня переоцениваешь. Ты хотела, чтобы я оказался Фолкнером из северных лесов или сухопутным Мелвиллом?
– Я надеялась, что ты напишешь нечто, имеющее непреходящую ценность. А ты согласился производить очередную газетную продукцию, которую можно прочесть и выбросить. Твои колонки в «Дневном прибое» всегда были хорошо написаны, информативны и занимательны, но полностью ли они раскрывали твой талант?
– Я знаю, на что способен, Полли. Ты ставишь передо мной нереальную цель.
Он начал ощущать досаду.
– Ведь это тебе пришло в голову написать роман.
– Рано или поздно каждому пишущему человеку приходит в голову идея написать роман, но не все из нас способны воплотить её в жизнь. У меня на письменном столе гора заметок и горстка наполовину исписанных страничек.
К несчастью, его голос начал повышаться.
– Мне нужна дисциплина работы в газете! Вот почему я буду вести раздел во «Всякой всячине». – Его тон был безапелляционным.
Они уже приближались к центру Пикакса. Полли взглянула на часы.
– Мне было приятно пообедать с тобой.
– Ты не зайдешь ко мне выпить чего-нибудь?
– Не сегодня, спасибо. У меня дела. – Её голос звучал сухо.
Последние несколько кварталов они проехали молча. На стоянке перед библиотекой она с коротким пожеланием доброй ночи пересела в собственную машину – двухдверную, малинового цвета, которую он подарил ей на Рождество во время очередной вспышки праздничного настроения, чувства благодарности и эмоционального бреда. Когда она уехала, синий шёлковый шарф в подарочной коробке так и остался лежать на заднем сиденье.
«Это было слишком хорошо, чтобы так долго продолжаться», – подумал он, проезжая по Пикакской площади. Его отношения с Полли неизбежно близились к концу. Когда-то любящая и приятная, она стала критичной. Она считала, что их близость даёт ей право управлять его жизнью, но он принадлежит сам себе. По этой же причине не удался его брак двенадцать лет назад.
Отпирая входную дверь, он услышал телефонный звонок и побежал по ступенькам, надеясь… надеясь, что Полли передумала… надеясь, что она проехала несколько кварталов и остановилась у телефонной будки…
Голос, который он услышал, принадлежал, однако, мистеру О'Деллу, седовласому мужчине, который сорок лет проработал привратником в школе, а теперь помогал Квиллеру по дому.
– Точно, сегодня это плохая новость, – сказал мистер О'Делл. – Молодой Харли был хорошим парнишкой, да не на той кобылке женился, я думаю. Нужен я вам буду завтра или как? В Кеннебеке у меня родился внук, очень тянет поглазеть на кроху мальчонку.
– Разумеется, возьмите выходной, мистер О'Делл, – сказал Квиллер. – Без меня всё было в порядке?
– Всё, только вот малышка… Она опять напачкала рядом с кошачьим туалетом. Беспокоит её что-то, точно.
Квиллер тотчас позвонил Лори Бамба, молодой леди, знавшей, казалось, о кошках всё, и описал ситуацию.
– У Юм-Юм всё до сих пор было нормально. Я купил второй кошачий туалет, полагая, что она хочет иметь собственные удобства, но она его игнорирует и оставляет свои сувениры на полу в ванной.
– Это может быть стресс, – сказала Лори. – Она у вас в стрессовой ситуации.
– Стресс! – завопил он в трубку. – Это я в стрессовой ситуации! Она ведет абсолютно спокойную жизнь. У неё комфортабельные апартаменты со всеми удобствами, изысканная еда и причесывание три раза в неделю. Каждый раз, когда я сажусь в кресло, ей зарезервировано место у меня на коленях. Я веду с ними обоими разумные беседы, как вы и советовали.
– Вы что-нибудь недавно меняли в её окружении?
– Только переклеил обои в гостиной. Не вижу, как это может её касаться.
– Что ж, – сказала Лори, – вам следует внимательно за ней понаблюдать, и, если разовьются ещё какие-то симптомы, покажите её врачу.
В эту ночь Квиллер спал плохо. Когда с сиамцами что-то было не так, он всегда невероятно переживал. Он также сожалел и о том, что происходило между ним и Полли. Кроме того, он не мог не горевать из-за хладнокровного убийства, повергшего весь городок в уныние и страх. Лёжа без сна, он слышал, как грузовой поезд, проходящий в час тридцать, издаёт свой печальный гудок у неохраняемого переезда близ границ городка. Погода была ясной, и, приложив голову к подушке, он мог слышать глухой стук колёс о рельсы, хотя они находились почти в полумиле. Когда город пересекал другой грузовой поезд, уже в два тридцать, он всё ещё бодрствовал.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Место действия: центр Пикакса.
Время действия: день накануне похорон Фитчей.
Квиллер каждые полчаса настраивался на волну, передающую новости по радио, надеясь услышать, что подозреваемые в убийстве Харли и Белл Фитч уже допрашиваются, или что произведён арест и предъявлено обвинение, или что убийца сдался, или что он совершил самоубийство, оставив признание в предсмертной записке. Но ничего подобного не происходило. Сообщалось только, что полиция ведёт расследование.
Ещё прозвучало объявление, что похороны состоятся в пятницу и что по желанию семьи они будут камерными. Квиллер знал, что подобное решение разочарует большинство местных граждан: хождение на похороны и наблюдение за траурными процессиями в Пикаксе было излюбленным занятием.
Далее говорилось, что Маргарет Фитч, мать убитого, стала жертвой тяжёлого инсульта и в критическом состоянии доставлена в больницу Пикакса.
Всё это только ещё больше подогревало желание Квиллера узнать в точности, что же происходит, и он отправился в полицейский участок поговорить с Броуди. Шёл он не так бодро, как обычно: сказывалась бессонная ночь. Со дня происшествия в Вест-Хаммоке они ещё не виделись друг с другом, и Квиллер надеялся, что Броуди поделится с ним несколькими фактами вне протокола.
– Плохо дело, Броуди, – произнёс Квиллер, войдя в кабинет.
– Плохо дело, – эхом повторил шеф полиции, не поднимая глаз от бумаг, над которыми работал.
– Подозреваемые есть?
– Не мне об этом говорить, это не моё дело.
– Полагаю, Вест-Миддл-Хаммок – поле деятельности шерифа.
Броуди кивнул:
– И полиция штата помогает.
– Без протокола, Броуди: ты подозреваешь панков из Чипмунка?
Начальник полиции посмотрел Квиллеру прямо в глаза и холодно сказал:
– Без комментариев.
Этот ответ был удивителен в устах обычно разговорчивого юриста, но Квиллер понял, что понапрасну тратит время.
– Ты там полегче, – посоветовал он на прощанье.
Его следующая остановка была в офисе «Всякой всячины». В общей комнате газеты всегда можно услышать какую-либо информацию, правдивую или ложную. Однако он обнаружил, что Джуниор Гудвинтер взял выходной, поскольку с начала проекта трудился по семь дней в неделю, а Роджер Мак-Гилеврей где-то рыскал, собирая материал о диких индюках.
Арчи Райкер сидел один, работая за своим письменным столом, но никаких слухов до него ещё не дошло, и он не смог ответить ни на один вопрос.
– Мне хотелось бы раскопать прошлое Белл Фитч, – сказал Квиллер. – Мой дорогой О'Делл говорит, что Харли женился не на той женщине.
– Ах ты пёс! – взорвался Райкер, нетерпеливо отодвигаясь от стола. – Ты только тогда живёшь полной жизнью, когда вынюхиваешь то, что тебя абсолютно не касается!
Удивленный язвительным замечанием друга, Квиллер поддразнил его:
– Что тебя терзает. Арчи? Неужели Аманда отказалась выйти за тебя замуж?
– Это тебя тоже не касается, – рявкнул редактор. – Когда мы получим твою первую колонку?
– А когда ты хочешь?
– Завтра в полдень, для воскресного выпуска.
Это был совершенно невозможный срок, но он разогревал Квиллеру кровь, сосредоточивал внимание и задавал ход потоку идей.
– Как насчёт статьи об эксцентричном букинисте, который занимается своим делом в бывшей кузнице?
– А как насчёт фотографий? У тебя есть фотоаппарат?
– Не настолько хороший, чтобы снимать тёмные книги и тёмную кошку в тёмной лавке.
– Ладно, займись им, а мы отправим туда нашего внештатного фотографа, если сможем его найти и если он захочет найти свой фотоаппарат.
Воспрянув духом, Квиллер покинул редакцию. Что касается позднего романа Райкера, тут он испытывал двоякое чувство. Они оба выросли в Чикаго, и ему было бы жаль, если б его друга постигло разочарование. С другой стороны, это означало бы, что Райкер остался бы открыт для холостяцких обедов в «Старой мельнице» и мужских встреч в барах.
В общей комнате он подобрал магнитофон и блокнот и резво зашагал к магазину Эддингтона Смита. Колокольчик на двери звякнул, и хозяин появился из мрака.
– Ужасное дело, – сказал человечек голосом, который выдавал нескрываемое горе. – Есть какие-нибудь новости об убийстве?
В этот момент Квиллер впервые осознал, что вечная улыбка на лице букиниста скорее похожа на маску.
– Полиция ведёт расследование, – сказал он. – Это всё, что мне известно. Возможно, вы слышали, что у миссис Фитч случился удар. Она в критическом состоянии.
Букинист грустно покачал головой:
– Я знал всю семью. Просто не верится, что такое происходит на самом деле. Весь мир – театр, а люди в нем актеры, как сказал кто-то.
В тёмном углу послышалось тоненькое мяуканье, и в ореоле света появился Уинстон, размахивая своим пушистым хвостом и перепрыгивая со стола на стол – с медицинских справочников на биографии, с детективов на поваренные книги.
Квиллер погладил пушистую дымчатую спинку.
– Мне хотелось бы написать о вашем предприятии, Эд. В своей рекламе вы упоминали о реставрации книг. А много ли наберётся таких книг в подобном городишке?
– Не много. Однако библиотека даёт мне кое-что Миссис Дункан очень милая. А сегодня утром одна дама из Содаст-сити принесла мне на реставрацию семейную Библию. Она увидела мою рекламу.
– И где же вы эту работу выполняете?
– Переплётная мастерская находится в задней части дома. Хотите посмотреть?
– Да, и ещё мне хотелось бы включить магнитофон и задать вам несколько вопросов.
Эддингтон проводил его в заднюю комнату, а Уинстон соскочил с книг и последовал за ними.
– Вы когда-нибудь видели ручную переплётную мастерскую? – с явной гордостью спросил букинист. Он потянул за свисающие с потолка шнуры, и флюоресцентные трубки осветили комнату, заполненную книжными прессами, резаками, точилом, рабочими верстаками, различной высоты табуретами, маленькой газовой плитой и необычными инструментами.
Квиллер включил магнитофон и начал описывать увиденное; дойдя до маленькой плиты, он замешкался.
– Это чтобы разогревать клей, – сказал Эддингтон, придя на помощь. – И суп.
Оба собеседника взгромоздились на табуреты, и Эддингтон вручил Квиллеру открытую книгу.
– Взгляните на двадцать вторую страницу. Японская прозрачная лента и капельки крахмального клейстера делают разрыв незаметным.
И на самом деле двадцать вторая страница выглядела безупречно.
Когда Уинстон запрыгнул на верстак, за которым они сидели, букинист сказал:
– Он всегда приходит в переплётную, когда я работаю. Ему нравится запах клея и клейстера.
– Коко тоже нравится нюхать клей. Вы каким пользуетесь?
– Никакой синтетики. Я делаю свой клейстер из пшеничной муки или крахмала. Клей делают из шкур животных. Я покупаю его в плитках, а потом растапливаю. Вы знаете, что именно клей, который используется в переплётном деле, привлекает книжных червей?
Когда Эддингтон говорил о своём ремесле, он вовсе не казался робким человечком, который держит нерентабельный книжный магазин и шёпотом произносит свою роль в театральном клубе. Он говорил тихо, но с уверенностью и демонстрировал различные переплётные операции со знанием дела.
– Как вышло, что вы заинтересовались книгами? – спросил Квиллер.
– Мой прапрадед коллекционировал книги. Вы знаете городок под названием Причуда Смита? Он основал его в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. Его шахта дважды прогорала, но на третий раз он напал на золотую жилу.
– Что же случилось с состоянием вашего прапрадеда? – спросил Квиллер, оглядывая комнату.
В дальнем углу стояли неудобная на вид койка, складной карточный стол с одиноким тоже складным стулом и маленький умывальник с зеркалом, была ещё там полка с тарелками и консервами.
– К сожалению, должен сказать, что следующее поколение растратило наследство на прекрасных дам, – сказал Эддингтон, заливаясь нездоровым багровым румянцем. – Мой отец был вынужден зарабатывать себе на хлеб, продавая книги.
– Какого рода книги?
– Классиков, словари, энциклопедии, книги по этикету – такого рода вещи. Необразованные люди хотели поднять свой культурный уровень, а мой отец выступал в роли миссионера, убеждая их читать и вести более правильный образ жизни. Он никогда много не зарабатывал, но был честен и уважаем. Кто-то сказал: добродетель и богатство редко уживаются в одном человеке.
– А каким образом вы сами начали заниматься ремеслом букиниста?
– Умер один старик, а его книги выбросили на свалку. Я их увидел в тачке и увёз. Мне было тогда всего четырнадцать лет. Теперь я покупаю книги в поместьях. Иногда в пачке попадается одна книга, которая чего-то стоит. Как-то в ящике со старыми учебниками и книгами по этикету мне посчастливилось найти первое издание Марка Твена. А однажды я нашёл книгу с дарственной надписью, сделанной Лонгфелло Готорну.
– В своей рекламе вы упоминаете как одну из выполняемых услуг уход за книжными собраниями. Что это значит? – спросил Квиллер.
– Если у клиента хорошая частная библиотека, я прихожу и убираю пыль, обрабатываю кожаные переплёты и смотрю, чтобы не завелась плесень или книжные черви. Большинство людей даже не знают, как надо ставить книги на полки. Если они стоят слишком свободно, они «зевают», а если слишком тесно, они не дышат.
– В этих краях много хороших частных библиотек?
– Не так много, как раньше. Люди их наследуют и продают, чтобы купить яхты или дать детям образование в колледже.
– Вы могли бы назвать некоторых из ваших клиентов?
– О нет, это было бы неэтично, но я могу сказать, что, когда Старая леди была жива, я ухаживал за библиотекой Клингеншоенов.
– А как насчёт усадьбы Фитчей? Это не для записи, не волнуйтесь. – Квиллер выключил магнитофон. – Я слышал, что у них есть редкие книги.
Почти шёпотом букинист сказал:
– Коллекция Сайруса Фитча теперь миллионы стоит. Если они продадут свои книги на аукционе, эта новость облетит весь свет.
– Вы полагаете, что преступники, убившие молодую пару, охотились за редкими книгами?
– Я так не думаю. Не в этих краях. Если только…
– Если только что?
– О, ничего. Просто глупая мысль.
Эддингтон смутился,
– Здесь есть профессиональные книжные воры – вроде тех, что в искусстве специализируются на кражах картин старых мастеров, – которые могли бы приехать сюда из Центра?
– Я об этом никогда не думал. Нужно будет проверить книги по списку. Но сначала следует посоветоваться с юристом.
Квиллер спросил:
– Как давно вы посещаете Фитчей?
– Почти двадцать пять лет, а когда мистер и миссис Фитч выехали, они попросили меня продолжать заботиться о библиотеке.
– Значит, вы знали жену Харли. Какой она была?
Эддингтон колебался.
– У неё было хорошенькое личико – очень хорошенькое. Личико маленькой девочки. Я не хочу сказать ничего плохого, но… она, бывало, произносила некоторые слова, которые я не мог бы повторить даже в присутствии Уинстона.
– А где она воспитывалась?
– Её девичья фамилия Уркл. Она из Чипмунка. Конечно, я знал её ещё до того, как Харли на ней женился. Она была одной из горничных миссис Фитч.
Квиллер вспомнил замечание мистера О'Делла: «Он не на той кобылке женился». А у Эддингтона спросил:
– Любопытно, зачем Харли выбрал девушку такого происхождения?
– Любовь из нас делает дураков. Кажется, это Теккерей сказал, – заявил букинист.
Квиллер встал.
– Это была очень поучительная встреча, Эд. Завтра фотограф придет сделать несколько снимков.
– Может, мне следует вымыть витрину?
– Не перестарайтесь!
На пути к выходу Квиллер остановился и спросил:
– Когда вы, не случись эта трагедия, собирались навестить коллекцию Фитчей?
– Через вторник, но теперь я не знаю, что и делать. Мне придётся поговорить с юристом. Я не хочу беспокоить мистера Фитча, но книги требуют ухода.
– Я был бы благодарен вам, если бы вы взяли меня с собой, – сказал Квиллер. – Я мог бы что-нибудь узнать.
– Мне следует спросить совета у юриста, можно ли это сделать?
– Нет, просто возьмите меня с собой как помощника. Я хорошо вытираю пыль.
По дороге домой Квиллер дивился знаниям скромного маленького самоучки, его всепоглощающей страсти к книгам и его убогому жилищу. Он вспомнил узенькую койку, и несчастные стол и стул, и полку над раковиной. На ней стояли чашка и тарелка, выщербленное блюдце, полпачки консервированного супа, банка сардин, рядом лежали бритва, расческа и пистолет.
Вернувшись домой, он, даже не дойдя до верхних ступенек, знал, что на автоответчике его ждет сообщение. Коко бешено носился взад и вперёд: это говорило о том, что в его отсутствие звонил телефон.
Сообщение было от Франчески. Она забежит в пять. У неё есть потрясающие образцы обоев для его спальни. И ещё есть свежие новости.
Время действия: день накануне похорон Фитчей.
Квиллер каждые полчаса настраивался на волну, передающую новости по радио, надеясь услышать, что подозреваемые в убийстве Харли и Белл Фитч уже допрашиваются, или что произведён арест и предъявлено обвинение, или что убийца сдался, или что он совершил самоубийство, оставив признание в предсмертной записке. Но ничего подобного не происходило. Сообщалось только, что полиция ведёт расследование.
Ещё прозвучало объявление, что похороны состоятся в пятницу и что по желанию семьи они будут камерными. Квиллер знал, что подобное решение разочарует большинство местных граждан: хождение на похороны и наблюдение за траурными процессиями в Пикаксе было излюбленным занятием.
Далее говорилось, что Маргарет Фитч, мать убитого, стала жертвой тяжёлого инсульта и в критическом состоянии доставлена в больницу Пикакса.
Всё это только ещё больше подогревало желание Квиллера узнать в точности, что же происходит, и он отправился в полицейский участок поговорить с Броуди. Шёл он не так бодро, как обычно: сказывалась бессонная ночь. Со дня происшествия в Вест-Хаммоке они ещё не виделись друг с другом, и Квиллер надеялся, что Броуди поделится с ним несколькими фактами вне протокола.
– Плохо дело, Броуди, – произнёс Квиллер, войдя в кабинет.
– Плохо дело, – эхом повторил шеф полиции, не поднимая глаз от бумаг, над которыми работал.
– Подозреваемые есть?
– Не мне об этом говорить, это не моё дело.
– Полагаю, Вест-Миддл-Хаммок – поле деятельности шерифа.
Броуди кивнул:
– И полиция штата помогает.
– Без протокола, Броуди: ты подозреваешь панков из Чипмунка?
Начальник полиции посмотрел Квиллеру прямо в глаза и холодно сказал:
– Без комментариев.
Этот ответ был удивителен в устах обычно разговорчивого юриста, но Квиллер понял, что понапрасну тратит время.
– Ты там полегче, – посоветовал он на прощанье.
Его следующая остановка была в офисе «Всякой всячины». В общей комнате газеты всегда можно услышать какую-либо информацию, правдивую или ложную. Однако он обнаружил, что Джуниор Гудвинтер взял выходной, поскольку с начала проекта трудился по семь дней в неделю, а Роджер Мак-Гилеврей где-то рыскал, собирая материал о диких индюках.
Арчи Райкер сидел один, работая за своим письменным столом, но никаких слухов до него ещё не дошло, и он не смог ответить ни на один вопрос.
– Мне хотелось бы раскопать прошлое Белл Фитч, – сказал Квиллер. – Мой дорогой О'Делл говорит, что Харли женился не на той женщине.
– Ах ты пёс! – взорвался Райкер, нетерпеливо отодвигаясь от стола. – Ты только тогда живёшь полной жизнью, когда вынюхиваешь то, что тебя абсолютно не касается!
Удивленный язвительным замечанием друга, Квиллер поддразнил его:
– Что тебя терзает. Арчи? Неужели Аманда отказалась выйти за тебя замуж?
– Это тебя тоже не касается, – рявкнул редактор. – Когда мы получим твою первую колонку?
– А когда ты хочешь?
– Завтра в полдень, для воскресного выпуска.
Это был совершенно невозможный срок, но он разогревал Квиллеру кровь, сосредоточивал внимание и задавал ход потоку идей.
– Как насчёт статьи об эксцентричном букинисте, который занимается своим делом в бывшей кузнице?
– А как насчёт фотографий? У тебя есть фотоаппарат?
– Не настолько хороший, чтобы снимать тёмные книги и тёмную кошку в тёмной лавке.
– Ладно, займись им, а мы отправим туда нашего внештатного фотографа, если сможем его найти и если он захочет найти свой фотоаппарат.
Воспрянув духом, Квиллер покинул редакцию. Что касается позднего романа Райкера, тут он испытывал двоякое чувство. Они оба выросли в Чикаго, и ему было бы жаль, если б его друга постигло разочарование. С другой стороны, это означало бы, что Райкер остался бы открыт для холостяцких обедов в «Старой мельнице» и мужских встреч в барах.
В общей комнате он подобрал магнитофон и блокнот и резво зашагал к магазину Эддингтона Смита. Колокольчик на двери звякнул, и хозяин появился из мрака.
– Ужасное дело, – сказал человечек голосом, который выдавал нескрываемое горе. – Есть какие-нибудь новости об убийстве?
В этот момент Квиллер впервые осознал, что вечная улыбка на лице букиниста скорее похожа на маску.
– Полиция ведёт расследование, – сказал он. – Это всё, что мне известно. Возможно, вы слышали, что у миссис Фитч случился удар. Она в критическом состоянии.
Букинист грустно покачал головой:
– Я знал всю семью. Просто не верится, что такое происходит на самом деле. Весь мир – театр, а люди в нем актеры, как сказал кто-то.
В тёмном углу послышалось тоненькое мяуканье, и в ореоле света появился Уинстон, размахивая своим пушистым хвостом и перепрыгивая со стола на стол – с медицинских справочников на биографии, с детективов на поваренные книги.
Квиллер погладил пушистую дымчатую спинку.
– Мне хотелось бы написать о вашем предприятии, Эд. В своей рекламе вы упоминали о реставрации книг. А много ли наберётся таких книг в подобном городишке?
– Не много. Однако библиотека даёт мне кое-что Миссис Дункан очень милая. А сегодня утром одна дама из Содаст-сити принесла мне на реставрацию семейную Библию. Она увидела мою рекламу.
– И где же вы эту работу выполняете?
– Переплётная мастерская находится в задней части дома. Хотите посмотреть?
– Да, и ещё мне хотелось бы включить магнитофон и задать вам несколько вопросов.
Эддингтон проводил его в заднюю комнату, а Уинстон соскочил с книг и последовал за ними.
– Вы когда-нибудь видели ручную переплётную мастерскую? – с явной гордостью спросил букинист. Он потянул за свисающие с потолка шнуры, и флюоресцентные трубки осветили комнату, заполненную книжными прессами, резаками, точилом, рабочими верстаками, различной высоты табуретами, маленькой газовой плитой и необычными инструментами.
Квиллер включил магнитофон и начал описывать увиденное; дойдя до маленькой плиты, он замешкался.
– Это чтобы разогревать клей, – сказал Эддингтон, придя на помощь. – И суп.
Оба собеседника взгромоздились на табуреты, и Эддингтон вручил Квиллеру открытую книгу.
– Взгляните на двадцать вторую страницу. Японская прозрачная лента и капельки крахмального клейстера делают разрыв незаметным.
И на самом деле двадцать вторая страница выглядела безупречно.
Когда Уинстон запрыгнул на верстак, за которым они сидели, букинист сказал:
– Он всегда приходит в переплётную, когда я работаю. Ему нравится запах клея и клейстера.
– Коко тоже нравится нюхать клей. Вы каким пользуетесь?
– Никакой синтетики. Я делаю свой клейстер из пшеничной муки или крахмала. Клей делают из шкур животных. Я покупаю его в плитках, а потом растапливаю. Вы знаете, что именно клей, который используется в переплётном деле, привлекает книжных червей?
Когда Эддингтон говорил о своём ремесле, он вовсе не казался робким человечком, который держит нерентабельный книжный магазин и шёпотом произносит свою роль в театральном клубе. Он говорил тихо, но с уверенностью и демонстрировал различные переплётные операции со знанием дела.
– Как вышло, что вы заинтересовались книгами? – спросил Квиллер.
– Мой прапрадед коллекционировал книги. Вы знаете городок под названием Причуда Смита? Он основал его в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. Его шахта дважды прогорала, но на третий раз он напал на золотую жилу.
– Что же случилось с состоянием вашего прапрадеда? – спросил Квиллер, оглядывая комнату.
В дальнем углу стояли неудобная на вид койка, складной карточный стол с одиноким тоже складным стулом и маленький умывальник с зеркалом, была ещё там полка с тарелками и консервами.
– К сожалению, должен сказать, что следующее поколение растратило наследство на прекрасных дам, – сказал Эддингтон, заливаясь нездоровым багровым румянцем. – Мой отец был вынужден зарабатывать себе на хлеб, продавая книги.
– Какого рода книги?
– Классиков, словари, энциклопедии, книги по этикету – такого рода вещи. Необразованные люди хотели поднять свой культурный уровень, а мой отец выступал в роли миссионера, убеждая их читать и вести более правильный образ жизни. Он никогда много не зарабатывал, но был честен и уважаем. Кто-то сказал: добродетель и богатство редко уживаются в одном человеке.
– А каким образом вы сами начали заниматься ремеслом букиниста?
– Умер один старик, а его книги выбросили на свалку. Я их увидел в тачке и увёз. Мне было тогда всего четырнадцать лет. Теперь я покупаю книги в поместьях. Иногда в пачке попадается одна книга, которая чего-то стоит. Как-то в ящике со старыми учебниками и книгами по этикету мне посчастливилось найти первое издание Марка Твена. А однажды я нашёл книгу с дарственной надписью, сделанной Лонгфелло Готорну.
– В своей рекламе вы упоминаете как одну из выполняемых услуг уход за книжными собраниями. Что это значит? – спросил Квиллер.
– Если у клиента хорошая частная библиотека, я прихожу и убираю пыль, обрабатываю кожаные переплёты и смотрю, чтобы не завелась плесень или книжные черви. Большинство людей даже не знают, как надо ставить книги на полки. Если они стоят слишком свободно, они «зевают», а если слишком тесно, они не дышат.
– В этих краях много хороших частных библиотек?
– Не так много, как раньше. Люди их наследуют и продают, чтобы купить яхты или дать детям образование в колледже.
– Вы могли бы назвать некоторых из ваших клиентов?
– О нет, это было бы неэтично, но я могу сказать, что, когда Старая леди была жива, я ухаживал за библиотекой Клингеншоенов.
– А как насчёт усадьбы Фитчей? Это не для записи, не волнуйтесь. – Квиллер выключил магнитофон. – Я слышал, что у них есть редкие книги.
Почти шёпотом букинист сказал:
– Коллекция Сайруса Фитча теперь миллионы стоит. Если они продадут свои книги на аукционе, эта новость облетит весь свет.
– Вы полагаете, что преступники, убившие молодую пару, охотились за редкими книгами?
– Я так не думаю. Не в этих краях. Если только…
– Если только что?
– О, ничего. Просто глупая мысль.
Эддингтон смутился,
– Здесь есть профессиональные книжные воры – вроде тех, что в искусстве специализируются на кражах картин старых мастеров, – которые могли бы приехать сюда из Центра?
– Я об этом никогда не думал. Нужно будет проверить книги по списку. Но сначала следует посоветоваться с юристом.
Квиллер спросил:
– Как давно вы посещаете Фитчей?
– Почти двадцать пять лет, а когда мистер и миссис Фитч выехали, они попросили меня продолжать заботиться о библиотеке.
– Значит, вы знали жену Харли. Какой она была?
Эддингтон колебался.
– У неё было хорошенькое личико – очень хорошенькое. Личико маленькой девочки. Я не хочу сказать ничего плохого, но… она, бывало, произносила некоторые слова, которые я не мог бы повторить даже в присутствии Уинстона.
– А где она воспитывалась?
– Её девичья фамилия Уркл. Она из Чипмунка. Конечно, я знал её ещё до того, как Харли на ней женился. Она была одной из горничных миссис Фитч.
Квиллер вспомнил замечание мистера О'Делла: «Он не на той кобылке женился». А у Эддингтона спросил:
– Любопытно, зачем Харли выбрал девушку такого происхождения?
– Любовь из нас делает дураков. Кажется, это Теккерей сказал, – заявил букинист.
Квиллер встал.
– Это была очень поучительная встреча, Эд. Завтра фотограф придет сделать несколько снимков.
– Может, мне следует вымыть витрину?
– Не перестарайтесь!
На пути к выходу Квиллер остановился и спросил:
– Когда вы, не случись эта трагедия, собирались навестить коллекцию Фитчей?
– Через вторник, но теперь я не знаю, что и делать. Мне придётся поговорить с юристом. Я не хочу беспокоить мистера Фитча, но книги требуют ухода.
– Я был бы благодарен вам, если бы вы взяли меня с собой, – сказал Квиллер. – Я мог бы что-нибудь узнать.
– Мне следует спросить совета у юриста, можно ли это сделать?
– Нет, просто возьмите меня с собой как помощника. Я хорошо вытираю пыль.
По дороге домой Квиллер дивился знаниям скромного маленького самоучки, его всепоглощающей страсти к книгам и его убогому жилищу. Он вспомнил узенькую койку, и несчастные стол и стул, и полку над раковиной. На ней стояли чашка и тарелка, выщербленное блюдце, полпачки консервированного супа, банка сардин, рядом лежали бритва, расческа и пистолет.
Вернувшись домой, он, даже не дойдя до верхних ступенек, знал, что на автоответчике его ждет сообщение. Коко бешено носился взад и вперёд: это говорило о том, что в его отсутствие звонил телефон.
Сообщение было от Франчески. Она забежит в пять. У неё есть потрясающие образцы обоев для его спальни. И ещё есть свежие новости.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Место действия: квартира Квиллера; позже – ресторан «У Стефани».
Время действия: тот же день.
Квиллер прошёл в свой кабинет, чтобы собраться с мыслями и придумать броский заголовок для статьи об Эддингтоне Смите, предварительно позаботившись о том, чтобы закрыть кошек в их апартаментах. Обычно они помогали его творческому процессу, сидя на записях, кусая его ручку и наступая на клавишу верхнего регистра пишущей машинки, однако на сей раз у него был очень сжатый срок сдачи материала. Сиамцы были изгнаны.
Работа требовала сосредоточенности. В своей мастерской Эддингтон использовал странный словарь: «верстка» и «глазировка»; «общипывание», «окантовка», «прошивка», «выжимка» и «просеивание», «оправка», «шнуровка» и «склейка».
Эддингтон сказал, что Уинстону нравится процесс склейки. Может быть, Коко, нюхая клей и водя носом по книжным корешкам, читал их названия? Но мог ли кот действительно учуять клей на семидесятипятилетнем томике Диккенса или столетнем Шекспире? Вряд ли. Но если исключить клей как притягивающее средство, то зачем тогда Коко обнюхивает книги? Почему он принюхивается к одним названиям и оставляет без внимания другие? А вдруг в переплетах завелись черви? Может ли Коко учуять их? Когда они проводили лето за городом, сиамцев на закрытой веранде всегда зачаровывали муравьи, пауки и божьи коровки. Почему бы и не книжные черви? Квиллер решил попросить Эддингтона проинспектировать любимые книги Коко. Кот неожиданно заинтересовался «Моби Диком» и «Отважным капитаном».
Подобные размышления не помогали ему в работе, но, когда пришла Франческа со своими образцами обоев, он сказал:
– Извини, меня немного шатает. Работал над статьей об Эдди Смите и весь в книжном тумане. Рассказывай свои новости, Фран.
Время действия: тот же день.
Квиллер прошёл в свой кабинет, чтобы собраться с мыслями и придумать броский заголовок для статьи об Эддингтоне Смите, предварительно позаботившись о том, чтобы закрыть кошек в их апартаментах. Обычно они помогали его творческому процессу, сидя на записях, кусая его ручку и наступая на клавишу верхнего регистра пишущей машинки, однако на сей раз у него был очень сжатый срок сдачи материала. Сиамцы были изгнаны.
Работа требовала сосредоточенности. В своей мастерской Эддингтон использовал странный словарь: «верстка» и «глазировка»; «общипывание», «окантовка», «прошивка», «выжимка» и «просеивание», «оправка», «шнуровка» и «склейка».
Эддингтон сказал, что Уинстону нравится процесс склейки. Может быть, Коко, нюхая клей и водя носом по книжным корешкам, читал их названия? Но мог ли кот действительно учуять клей на семидесятипятилетнем томике Диккенса или столетнем Шекспире? Вряд ли. Но если исключить клей как притягивающее средство, то зачем тогда Коко обнюхивает книги? Почему он принюхивается к одним названиям и оставляет без внимания другие? А вдруг в переплетах завелись черви? Может ли Коко учуять их? Когда они проводили лето за городом, сиамцев на закрытой веранде всегда зачаровывали муравьи, пауки и божьи коровки. Почему бы и не книжные черви? Квиллер решил попросить Эддингтона проинспектировать любимые книги Коко. Кот неожиданно заинтересовался «Моби Диком» и «Отважным капитаном».
Подобные размышления не помогали ему в работе, но, когда пришла Франческа со своими образцами обоев, он сказал:
– Извини, меня немного шатает. Работал над статьей об Эдди Смите и весь в книжном тумане. Рассказывай свои новости, Фран.