– Это утешает, особенно старые книги и гравюры,
   – Тебе нравится жить здесь?
   – К моему удивлению – да. Я всегда жил в больших городах, и у меня взгляд на жизнь обитателя большого города, но в провинции люди думают по-другому, и я приспособился. В городах таких размеров более ощутим человеческий масштаб и утешает медленный ритм жизни.
   – Второй раз за полторы минуты ты говоришь об утешении. Это признак старости?
   – Старше значит умнее. В Пикаксе я много хожу; похудел, и дышится легче. У нас свежий воздух, безопасные улицы, минимум движения, дружелюбные люди, катание на лодках летом и на лыжах зимой…
   – Пикаксу нужен архитектор? Молодая, талантливая, дружелюбная женщина хотела бы подать заявление.
   – Вскоре мне может понадобиться, – ответил Квиллер. – Я собираюсь переделывать старый амбар под жилое помещение.
   – Я всегда мечтала переделать именно амбар.
   – Мы пообедаем сегодня вечером в старой мельнице, переделанной под ресторан. Думаю, ты одобришь и пищу, и архитектуру. Но сначала я хотел бы провести для тебя обзорную экскурсию по Мускаунти.
   – Поехали, – сказала она, осушая свой стакан.
 
   Они проезжали мимо ферм, лесов, озёр и старых выработок. Элкокови удивлялась причудливым формам заброшенных шахт и полуразвалившихся рабочих строений, городам-призракам, живописным каменным фермам и целому бревенчатому городу на берегу озера.
   – А теперь мы подъезжаем к месту, где расположены имения богатых семей.
   Дорога бежала то вверх, то вниз по зелёным холмам, обрамленная низкими каменными стенами. Затем машина свернула на дорогу между опорами, отмечающими границу владений.
   – Это поместье Фитчей – сотни акров. Я никогда не был здесь раньше. Говорят, здесь стоят два интересных дома. Один – двадцати двух комнатный особняк, возведённый ещё в двадцатые годы, а другой – современный дом, который был сфотографирован для одного центрального журнала.
   Дорога, обогнув холм, поднялась на скругленный гребень и снова стала спускаться, извиваясь между лесами и лугами.
   – Великолепные пейзажи! – восклицала Элкокови. – Это работа ледников или бульдозеров?
   Они снова поднялись на холм и внезапно увидели длинный каменный дом со множеством труб и две полицейские машины на дороге.
   – Во вторник здесь произошло убийство, – объяснил Квиллер.
   – Ты об убийстве банкира и его жены? – спросила Элкокови. – Я слышала об этом от строителей.
   Машина шерифа перегородила дорогу, как только Квиллер подъехал к дому, и шериф в коричневой униформе подошёл к нему:
   – Эта дорога закрыта, сэр. Могу я взглянуть на ваши права? – Он взял документы, предъявленные Квиллером, и выражение его лица потеплело, как только он прочёл имя богатейшего человека в округе. – Вы кого-то ищете, сэр? Ни здесь, ни в другом доме никого нет.
   – Моя пассажирка – архитектор из Цинциннати, – ответил Квиллер. – Она просто хотела увидеть дом Дэвида Фитча. О нём ходят слухи.
   – Понимаю, – медленно сказал шериф, задумчиво кивая головой, так что кисточки на его широкополой шляпе затанцевали. – Вы можете проехать туда, если хотите. Я провожу вас. На дороге несколько хитрых развилок и топких луж.
   Две машины медленно ползли по извивающейся дороге.
   – Откуда здесь лужи?! – воскликнул Квиллер. – Уже неделю не было дождя. И развилок на дороге тоже нет.
   Они ехали вверх и вниз по пологим холмам, и наконец появился эффектный дом.
   – Фантастика! – закричала Элкокови. – Архитектора вдохновили эти домики на старых рудниках!
   Дом представлял собой пятиэтажную пирамиду неправильной формы, с верхнего этажа которой открывался прекрасный вид на долину.
   Шериф подошёл к гостям легкой пружинистой походкой.
   – Можете прогуляться вдоль террасы, если хотите. Отсюда хороший вид. Можно увидеть большое озеро.
   – Вы знаете, кто построил дом? – спросила Элкокови.
   – Каспар Янг, мэм.
   – Вы знаете архитектора?
   – Нет, мэм.
   Изучая дом со всех сторон, она обратила внимание на массивные бревна консольного типа, соединённые с пристройкой, которые вносили путаницу в ориентацию стен, углов и окон.
   На шерифа дом тоже произвёл впечатление.
   Квиллер поблагодарил его и, посматривая на часы, поехал за машиной шерифа вниз по дороге.
   – Хочу посмотреть, – сказал он Элкокови, – сколько времени займет путь отсюда до каменного дома, хочу уточнить, в какой момент он будет виден, Мне интересно знать, сколько предупреждений было сделано взломщикам – сколько времени было на то, чтобы запаковать добычу и скрыться. Дэвид и Джилл собирались забрать Харли и Белл. Но у них случилась авария с водопроводом. Следовательно, если бы не авария, ничего бы не произошло. Значит, кто-то хотел, чтобы они опоздали. Кто-то специально вывел водопровод из строя?
   – Я подозреваю водопроводчика, – сказала Элкокови. – Мне все водопроводчики кажутся подозрительными.
   Они миновали городок Брр, расположенный на берегу озера, после чего направились к «Старой мельнице».
   Здание бывшей мельницы, гнездившейся на деревянном основании, совершенно очаровало Элкокови. Старое мельничное колесо поворачивалось, скрипело и вздрагивало, как если бы по-прежнему мололо пшеницу и кукурузу. Внутри мельницы стены и полы были выкрашены в цвет меда, а светлые столы и кресла выглядели весьма шикарно.
   – Привет, Дерек, – сказал Квиллер высокому бармену, с хозяйским видом наполнявшему стаканы, – Много сегодня работы?
   – Пятница, ты же знаешь, – объяснил Дерек. – Кошкам понравился тушеный лосось на завтрак?
   – Спрашиваешь! Они съели даже чешуйки. – Поворачиваясь к своей гостье, Квиллер представил ей бармена: – Это Дерек Катлбринк, поставщик изысканной пищи для моих кошек и член театрального клуба.
   – Привет! – сказал Дерек.
   – Моя гостья проделала путь из Цинциннати, чтобы попробовать твоего знаменитого тушёного лосося, Дерек.
   – У меня есть родственница в Цинциннати, – сказал он.
   – В Цинциннати полно родственников, – ответила Элкокови с улыбкой,
   – Где моя любимая официантка? – спросил Квиллер.
   – Отдыхает. Сегодня у нас новая девочка. Это её первый день. Она нервничает и поэтому опаздывает, так что не дергай её.
   В конце концов хрупкая пугливая девочка предстала перед столом.
   – Я С-с-салли, ваша официантка. Сегодня с-с-спе-циальные тушёные моллюски, устрицы Рокфеллера и тушёный л-л-лосось. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
   – Да, Салли, – сказал Квиллер. – Для дамы натуральное ирландское виски, а для меня воды с долькой лимона.
   – Вода с… чем?
   Элкокови стремилась поговорить о театре и описывала изящные лестницы в вестибюле, уклон амфитеатра, открытость сцены.
   – Скажи, у вас хорошая театральная труппа? – спросила она.
   – Любители, но хорошие, – ответил он. – Труппа основана сто лет назад, и тогда она называлась – Драматический театр. Но нынешнее поколение думает, что такое название не соответствует истине, так что теперь это просто театральный клуб. Молодой человек, которого убили во вторник, был одним из наших лучших актеров.
   – При каких обстоятельствах его убили?
   – Он и его жена были застрелены в своём доме, – каменный дом, где мы неожиданно встретили полицейских.
   – Они находились под действием наркотиков?
   Квиллер холодно посмотрел на неё:
   – Никто здесь не принимает наркотиков, Элкокови.
   – Это ты так думаешь. Полиция знает, из-за чего произошло убийство?
   – Очевидным мотивом считают кражу. Говорят в доме были богатые коллекции, собранные предыдущими поколениями Фитчей. Фитчи не нувориши, их здесь любят. Харли и его брат – люди общительные, доброжелательные, со стилем.
   – Что известно о жене Харли?
   – Они поженились совсем недавно. Я не был с ней знаком.
   – Не знаю, стоит ли говорить об этом, но… строители сказали, что она была гулящей.
   – Они представили какие-нибудь доказательства?
   – Нет, но все они стоят на этом. Почему такой мужчина, как Харли, женился на девушке с подобной репутацией?
   – Хороший вопрос. Меня это тоже интересует.
   На миг она отвлеклась, потом произнесла:
   – Там сидит женщина, которая неотрывно смотрит на нас. С ней другая женщина.
   – Опиши её.
   – Среднего возраста, выглядит интеллигентно, некрашеные волосы, приятное лицо. Простой серый костюм, простая белая блузка.
   – Шестнадцатый размер? Прогулочные туфли? Это моя библиотекарша, – сказал он. – Я говорил ей, что буду обедать с приезжим архитектором, и она, вероятно, думала, что архитектор с бородой и курит трубку, Я не пускался в объяснения. Теперь я оказался в неудобном положении.
   – Если тебе нужно утешение, – сказала Элкокови, – молодая, талантливая женщина-архитектор может его предоставить.
   Внезапно настроение в ресторане изменилось. Приятный гул голосов обедающих был прерван возбужденным шумом в дальнем углу комнаты. Двери в кухню захлопали. Официантки что-то сообщали своим клиентам, а те отвечали им, сокрушенно восклицая. Одна официантка уронила поднос на пол. Это была Салли. Встав на колени, она начала торопливо собирать сырный пирог.
   Квиллер окликнул Дерека:
   – Что происходит?
   – Салли узнала новости и подняла переполох. К счастью, это был сырный пирог, а не суп или что-нибудь ещё.
   – Какие новости? – взревел Квиллер.
   – Ты в курсе, что мать Харли в больнице?
   – Конечно, – сказал Квиллер нетерпеливо. Дерек посмотрел в сторону кухни.
   – Мать нашей официантки работает санитаркой в больнице. Она только что позвонила и сказала, что миссис Фитч умерла.
   – О Боже! – простонал Квиллер и объяснил Элкокови: – У миссис Фитч случился удар, когда она узнала о сыне.
   – Ага, – сказал Дерек. – Когда она умерла, её муж ещё находился в больнице. Узнав о случившемся, он сел в машину и застрелился.

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Место действия: редакция «Всякой всячины».
   Время действия: субботний вечер.
 
   Читатели высказали свое мнение, «Всякая всячина» стало официальным названием газеты, хотя это раздражало и смущало Арчи Райкера.
   – Я всегда хотел быть главным редактором, но я никогда не хотел быть редактором газеты с таким названием! Ребята из Центра уже присылают ругательные отклики по телефону, почте и с курьерскими голубями, и боюсь, это только начало, – сказал он.
   Тем не менее в субботу вечером он принимал гостей. Столы в кабинете сдвинули вместе, и они служили одновременно и баром и буфетом, а хозяин раздавал всё: от пива до шампанского. Вокруг столов вертелись редакторы, репортеры, обозреватели; один фотограф пил за троих. Были здесь и музыканты из отдалённых городов, и персонал офиса, и сотрудники рекламного отдела, а также отдела по распространению газеты.
   Несмотря на усталость после выхода в свет первого номера, сотрудники газеты сумели подготовить праздничный обзор на тридцати шести страницах. Он ушел в печать настолько быстро, что не отразил новостей о смерти Маргарет и Найджела Фитч, и крупный заголовок во всю первую полосу сообщал: «Дикие индюки возвращаются в Мускаунти».
   Кевин Дун, который нес покрывало на похоронах Харли и Белл, отдавал теперь должное напиткам из бара.
   – Мне нужно выпить, – сказал он Квиллеру, поднимая бокал с мартини. – Эти похороны оказались самым трудным делом в моей жизни. Харли был моим родственником, ты знаешь, и прекрасным парнем. Когда Броуди заиграл на волынке – мы в тот момент спускались по церковным ступенькам, – я почувствовал, что разваливаюсь на куски! Дэвид хотел, чтобы волынка играла и в церкви, и на кладбище, потому что Харли всегда нравилась такая музыка. Господи! Это звучало душераздирающе! А теперь тётушка Маргарет ушла. И Найджел… Я должен ещё выпить. – Кевин рванулся к бару.
   Журналистка отдела социальных новостей Сьюзан Эксбридж поймала взгляд Квиллера.
   – Любимый, зачем мы здесь? – говорила она, размахивая руками и проливая свой напиток. С тех пор как она получила развод и вступила в театральный клуб, она стала чрезмерно драматичной. – Мы все должны сидеть по домам и оплакивать Найджела, – какой красивый был мужчина!
   Квиллер согласился, что президент банка выглядел эффектно: высокий, стройный, загорелый, с изысканными манерами и всегда приветливый.
   – Как он отважился на это? – спросил он Сьюзан.
   – Он не смог бы жить без Маргарет, – объяснила она. – Они были преданы друг другу. И конечно, все знали, что именно ей он обязан своим успехом. Он был приятным мужчиной, но без неё он стал бы никем. Она всем управляла.
   Квиллер нёс свой бокал имбирного эля, осторожно обходя столпившихся пьющих сотрудников, поздравлявших друг друга с успехом новой газеты.
   Одна из сотрудниц, Милдред Хенстейбл, миловидная учительница старших классов в Пикаксе, где она преподавала домоводство, ставила пьесы в драмкружке и тренировала волейбольную команду девочек, теперь вела кулинарную колонку.
   Квиллер обратился к ней со словами:
   – Милдред, я вчитывался в каждое слово твоего обозрения, хотя ты довольно популярно рассказываешь, как надо резать кубиками овощи. Однако для меня все эти рецепты звучат, как греческий язык, особенно рецепт китайского супа из хризантем.
   – Когда ты научишься готовить, Квилл?
   – Извини, но я никогда не питал склонности к копчению яиц. Я также ничего не понимаю в страховой политике и в моих собственных налоговых декларациях.
   – Я могла бы научить тебя варить яйца, – сказала она с добрым смехом. – Я даю частные уроки!
   Весёлое выражение лица Квиллера сменилось на печальное.
   – Этой ночью предполагалась домашняя вечеринка у Харли и Белл. Скажи мне что-нибудь, Милдред. Учителя и полицейские в маленьком городе знают всё и всех. Что ты знаешь о Белл Уркл?
   – Хорошо, расскажу. Она бросила школу. Ей хотелось работать у богатых людей и жить в большом доме. Ты вряд ли обвинил бы её, если бы увидел, как живут люди в Чипмунке. Она служила горничной в доме Фитча, но я не могу понять, что побудило Харли жениться на ней.
   – Любовь? Страсть? Похоть?
   – Ни то, ни другое, ни третье не обязывало жениться на ней и смущать семью, не так ли? Как только я услышала об убийстве, я достала гадальные карты и прочла по ним: «В это дело вовлечена лживая женщина!»
   – Хмм… – вежливо хмыкнул Квиллер. Он скептически относился к гадальным картам. – Налить тебе чего-нибудь, Милдред?
   Вернувшись с её виски и своим имбирным элем, он небрежно спросил о школьной биографии Харли.
   – Оба были хорошими, талантливыми мальчиками. Дэвид делал превосходные этюды карандашом и чернилами, а Харли строил модели кораблей с изящными деталями. Оба участвовали в школьных спектаклях, и я полагаю, в колледже они всерьёз увлекались театром. Возможно, ты не знаешь этого, Квилл, – сказала она, пододвинувшись поближе, – но Харли исчез на год!
   – Что ты под этим подразумеваешь?
   – Ожидалось, что по окончании колледжа оба мальчика приедут домой работать в банке. Харли не приехал.
   В этот момент вмешался Джуниор Гудвинтер:
   – Не хотите ли, ребята, поесть? У нас есть индейка и сандвичи.
   – Мы подойдем попозже, – успокоил его Квиллер. – Милдред делится со мной своими кулинарными секретами.
   – В мой лимонный пирог я всегда добавляю ложку горьких… – сказала она, подхватывая его реплику, а когда Джуниор отошёл, продолжила: – Никто не знает в действительности, что случилось с Харли. Родители говорили, что он путешествует, но, конечно, ходило много слухов.
   Их снова перебили. Зять Милдред поинтересовался:
   – Что вы тут придумываете, заговорщики?
   – Мы помогаем полиции расследовать дело Фитчей, – сообщил ему Квиллер.
   – Извините меня, – сказала Милдред. – Я ещё выпью.
   – В полдень я узнал кое-что интересное, Квилл, – заявил Роджер. – За несколько часов до того, как Найджел застрелился, он продиктовал заявление об увольнении из банка – на Дэвида и на себя. Его самоубийство, очевидно, было хорошо продуманным.
   – Но зачем Дэвиду нужно было увольняться? – спросил Квиллер.
   Прежде чем Роджер смог придумать ответ, Хикси вмешалась в их разговор со своим обычным энтузиазмом:
   – Вы никогда не поверите в то, что произошло в полдень. Я подстригалась в «Дельфине», и вдруг огромный олень вломился туда через переднее окно. Он пробежал прямо через магазин и выбежал через заднее окно. Везде осколки! И ужасная паника!
   Квиллер посмотрел с сомнением:
   – Ты запатентовала эту историю, Хикси?
   – Я говорю правду! Спроси в «Дельфине»! Сейчас окна обшиты досками, а вывеска гласит: «Здесь останавливался олень». Я не могу понять, почему он не боднул пару посетителей.
   – Почему это не произошло до выхода нашей газеты? Всё, что у нас есть, – жалкая стая диких индюков, – сказал Роджер.
   Арчи только успевал поворачиваться, играя роль доброго хозяина. Аманда тоже была здесь, пила бурбон, хмурилась и жаловалась. Кольцо с бриллиантом на её левой руке притягивало внимание.
   Райкер, стоящий рядом, отвел Квиллера в сторону:
   – У нас всё на мази, старик. Она может быть сварливой, но я обожаю её. Она вела успешный бизнес двадцать пять лет и служила в городском совете последние десять лет. И она ни от кого не терпит пустой болтовни!
   – Она замечательная женщина, – согласился Квиллер.
   Аманда, нахмурившись, выступила вперёд.
   – Кто назвал меня замечательной женщиной? – вопросила она воинственно. – Вы никогда не слышали слов «замечательный мужчина»! Он удачливый, умный или остроумный, Но если женщина имеет одно из этих качеств, так она просто «замечательная женщина» и всё!
   – Прошу прощения, – сказал Квиллер. – Ты абсолютно права. Это избитая фраза, и я виноват. Ты не замечательная женщина, ты умная и остроумная.
   – А ты врун! – проворчала она.
   Райкер усмехнулся и, оттаскивая её в сторону, отнял стакан с бурбоном.
   Квиллер отыскал глазами Милдред. Он хотел дослушать историю об исчезновении Харли, но она вела серьёзный разговор с одним музыкантом. Квиллер пошёл к буфету. Потянувшись за вторым сандвичем, он увидел Гомера Тиббита, ведущего в газете исторические обзоры. Тот собрался уходить.
   – Гомер! Куда вы? Вечеринка только начинается!
   – Я домой. Половина девятого – это позже, чем я обычно ложусь спать, – сказал девяностодевятилетний отставной школьный директор высоким пронзительным голосом. – Мои дни становятся короче. Когда мне исполнится сто, я буду ложиться спать до того, как надо вставать.
   – Я только хотел спросить, насколько хорошо вы знали семью Фитчей.
   – Фитчи? Мальчики пришли после того, как я уволился, но Найджел посещал мои уроки математики и истории. Отца Найджела я тоже знал. У Сайруса был стальной характер!
   – Это он построил большой дом в Миддл-Хаммоке?
   – Сайрус? Да, действительно. Он был большим мотом, азартным охотником, страстным коллекционером и преуспевающим торговцем спиртного без лицензии.
   – Вы сказали, торговцем спиртного?
   – Это то, что он делал на стороне. Возможно, семейные деньги пришли к Сайрусу с шахт. Он построил свой дом в Вест-Миддл-Хаммоке так, чтобы с вершины одного из холмов было видно озеро. Ему доставляли контрабандно ром из Канады и всё сгружали на берегу озера.
   – Как он сумел скрывать это?
   – Скрывать? Однажды ночью явился шериф и конфисковал весь груз, вылив содержимое в озеро. Вот почему вода в Скуунке так хороша для вас! Ладно, мне уже давно пора спать. Спокойной ночи.
   Квиллер смотрел, как старик шел к выходу, с усилием передвигая костлявые ноги. После этого он застал Милдред одну в баре.
   – Ты мне рассказывала кое-что интересное о Харли, когда нас перебили, – напомнил он.
   – Я рассказывала? – задумалась она. – Я выпила немного… Это о гадальных картах?
   – Нет, Милдред. Это что-то об исчезновении Харли после того, как он закончил колледж.
   – О!.. Да… Он путешествовал… Это то, что говорила семья… Никто в это не верил.
   – Почему люди не верили в это?
   – Ладно… Ты знаешь… Люди здесь… болтливы.
   – Где, они думали, он был?
   – Кто?
   – Харли.
   – О!.. Давай подумаем… Спроси Роджера… Я сяду.
   Квиллер отвел её к креслу.
   – Будешь кофе?
   – Что?
   – Кофе.
   – A!.. Чёрный.
   Когда он вернулся с сандвичами и кофе, кто-то сказал ему, что Милдред ушла в комнату отдыха для персонала полежать, поэтому он съел всё сам и нашёл её зятя.
   – Присмотри за Милдред, приятель. Она выпила слишком много.
   – Где она?
   – Прилегла отдохнуть. Она упомянула о загадочном исчезновении Харли пару лет назад. Знаешь что-нибудь об этом?
   – О, конечно. Родня говорила, что он путешествовал, но ты же знаешь, какие мы здесь. Правда нас утомляет, и мы всё время должны что-то придумывать. Некоторые полагали, будто он выполнял секретное поручение правительства. Я считал, что он ходил матросом на грузовом судне. Ему нравились лодки. Вероятно, он отращивал бороду, надевал лоскуток на глаз, как одноглазый Дик.
   – Он женился на Белл в Лас-Вегасе. Он был игрок?
   – Я никогда ничего такого не слышал. Если у него и была страсть, то страсть к морю. «Ведьма Фитч» – хорошая лодка, двадцать семь футов. Они с Гарри Праттом не раз участвовали в гонках и выигрывали призы.
   – Хм… – сказал Квиллер.
   Его усы подозрительно дернулись.
   За несколько дней, прошедших с момента убийства Харли, Коко проявил внезапный интерес к морской теме. Несколько раз он сдвигал картину с изображением канонерской лодки. И книги, которые он начал обнюхивать на книжной полке, были морскими и ториями: сначала «Моби Дик», затем «Два года и жизни матроса» и, наконец, «Путешествие на Баунти» Себе и другим Квиллер объяснял, что все коты любопытны, все они любят тереть мордочки об острые углы рамок картин и нюхать клей, используемый в переплетах.
   Тем не менее связь с морем – курьёзное совпадение, думал он. Но одно настораживало: Коко был чрезвычайно внимателен к Харли на дне рождения, менее чем за двадцать четыре часа до его убийства, как если бы он знал, что что-то должно случиться.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ

   Место действия: квартира Квиллера.
   Время действия: раннее утро понедельника
   и слишком раннее утро вторника.
 
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Пит Паррот, обойщик из Брр.
 
   Телефон зазвонил рано. Это была Франческа.
   – Пит уже пришёл? – спросила она.
   – Кто?
   – Пит, обойщик. У него есть обои для твоей студии, и он собирается принести их сегодня утром. Он может выполнить всю работу сегодня или, если хочешь, отложить её на пару дней.
   – Чем скорее, тем лучше, – решил Квиллер. – Мне понадобится студия на этой неделе. А какая фамилия у Пита?
   – Паррот. Пит Паррот. Он же отделывал твою гостиную, когда ты уезжал. Он лучший в городе обойщик.
   – И самый дорогой, я надеюсь.
   – Ты можешь себе это позволить, – сказала она с дерзостью, которая его рассердила. Ему не нравилось, когда ему подсказывали, как надо тратить деньги, будь их у него много или мало.
   Он начал быстро прибирать свою студию, складывать бумаги в ящики стола и разбирать беспорядок своего холостяцкого жилья: две кофейные кружки, галстук, смятая бумага, которая не попала в корзину, пара ботинок, старые газеты, ещё кружка кофе, липкая тарелка, свитер. Он также закрыл кошек в их комнате, несмотря на отчаянные протесты. Дерек не привёз ещё им завтрак.
   После этого Квиллер сел в кресло, ожидая звонка в дверь. Когда наконец он зазвонил в девять часов, это оказался Дерек Катлбринк, привезший паштет из куриной печени и две костлявые лягушачьи лапы для вопящих сиамцев. Официант не спешил возвращаться на работу; он хотел поговорить о театральном клубе.
   – Жаль, что они отменили представление только потому, что Харли больше нет, – сказал он. – У меня была вполне сносная роль – полицейского, ты знаешь. Я даже достал хорошо подогнанную полицейскую форму. Они должны были удлинить брюки и рукава.
   – Осенью поставят другую пьесу, и ты сможешь снова играть, – успокоил его Квиллер.
   – Осенью я, наверное, вернусь в школу и продолжу изучать юриспруденцию. Это намного лучше, чем складывать грязную посуду. Носить униформу и ездить на машине весь день мне нравится больше!
   – Работа полицейского – не только носить униформу и ездить на машине, Дерек, но твоя идея завершить образование – хорошая. Между прочим, как поживает наша нервная официантка, которая бросила поднос с сырным пирогом в пятницу вечером?
   – Салли? Она в порядке. Уже освоилась. Но она собирается осенью в школу искусств где-то в Центре. Жаль, что мне повезло меньше, чем ей. Вся плата за её обучение внесена мистером Фитчем.
   – Харли Фитчем? – переспросил Квиллер с внезапным интересом.
   – Нет, его отцом. Вот почему она была так потрясена, когда он застрелился, хотя деньги она уже получила.
   Квиллер сопоставил учтивого, утонченного, красивого банкира с робкой, костлявой, заикающейся официанткой, пытаясь представить какую-нибудь незаконную связь.
   Бармен объяснил, словно прочитав его мысли:
   – Отец Салли – дворник в банке.
   – Это уникальная привилегия, – сказал Квиллер. – Думаю, ты должен рассмотреть возможность быть дворником вместо полицейского.
   В десять часов обойщика всё ещё не было. Белый коммерческий фургон наконец-то подтащился к амбару в четырнадцать тридцать.