Что белы у него усы,
И ему закатили прощальный бал,
Золотые вручив часы.
„Ты видал крушенья, огонь и пар,
Ты прошёл через сто смертей!
Ты теперь – везунчик, поскольку стар
И на койке помрёшь своей“.
ХОР
„Хочу сквозь угольную гарь
Лететь без перемен!
Хочу безумствовать, как встарь!“ —
Взмолился Ози Пен.
Близ депо, тоскуя, старик бродил
И рассказывал всем подряд.
Как быстрее всех по путям водил
Он „девятку“ лет пятьдесят.
Как-то раз глядит – что за дивный вид!
Засияли глаза на миг!
У депо „девятка“ его стоит —
Верный боров, тот паровик!
Да, он снова здесь, подновленный весь
Для прогулки и пикника!
Шатуны блестят, и угля не счесть —
Полон тендер наверняка!
ХОР
„Хочу безумствовать опять!“ —
Воскликнул наш старик,
И слёз никак не мог унять
Он в этот сладкий миг.
И тогда, старинных дружков собрав,
Доживавших уже свой век,
Он сказал: „Угоним, друзья, состав —
И в последний пойдём пробег!
Вам придется спрыгнуть с паровика.
Чуть покажется поворот.
Ну а что до труса и слабака —
Ози Пен таких не берёт!“
И он взял в бригаду троих дружков,
В пассажиры взял пятьдесят.
Сиганул в кабину и был таков —
Ози Пену сам чёрт не брат!
ХОР
„Хочу безумствовать опять!“ —
Он часто повторял.
„Нельзя возможности терять!“ —
И он не потерял.
Под свисток, визжавший, как дикий кот.
Скорость начали набирать —
И уже предвидели наперёд.
Что „девятке“ несдобровать.
Раскалённый, бешеный, как фугас.
Пред обрывом взвыл паровоз,
И, как только „Прыгайте!“ был приказ,
Все попрыгали под откос.
Но, сжимая дроссель, сказал пятак:
„Мы с „девяткой“ – навек одно!“
Вместе с Ози боров нырнул во мрак
И с шипеньем пошёл на дно.
ХОР
„Безумствовать мне довелось
В последний самый миг!
Моё желание сбылось —
Погиб не как старик!“[7]
Слушатели захлопали Дереку и захотели узнать, сам ли он написал слова. Дерек взглянул на Квиллера, тот кивнул.
– Да, – не церемонясь, ответил народный сказитель.
– Он такой талантливый! – с блеском в глазах проговорила Элизабет.
Между тем с балкона за празднеством наблюдала Юм-Юм, мучимая запахом пиццы, доносившимся с основного этажа. Коко, всегда более предприимчивый, терся среди гостей, получая комплименты и кусочки ветчины. Он был недалеко и слышал, как Квиллер хвалил Дженифер за исполнение роли Гермии.
– Йау! – сказал он.
– Видите? Коко соглашается со мной. Думаю, его любимый персонаж у Шекспира – Гермия.
– Йау! – повторил Коко с удвоенной выразительностью.
После ухода гостей Квиллер стал размышлять над этим эпизодом. Сиамцы под кухонным столом наслаждались интимным послепразднеством, смакуя ветчину и сыр и привередливо избегая кусочков грибов и зелёного перца. Квиллер, наблюдавший за ними, вдруг произнёс:
– Гермия!
Коко поднял голову от тарелки и издал свой обычный комментарий.
Квиллер подумал: „В слове „Гермия“ его привлекает не только звук!“ Летом кот предавался многочисленным причудам, которые теперь уже не повторялись. Как только была раскрыта тайна исчезновения Флойда, Коко перестал пялиться в окно прихожей в направлении бетонного гаража. Тогда же он бросил своё надоедливое копание у Квиллера под локтем и потерял интерес к Панамскому каналу. После того как были раскрыты преступления Эдуарда Пена Тривильена и Джеймса Генри Дакера, он больше не воровал чёрные ручки и не сидел на каминном кубе рядом с манками для уток.
Было ли совпадением, что он так усердно предавался этим действиям? Объяснялось ли обычным кошачьим непостоянством то, что он прекратил этим заниматься? Квиллер думал иначе, Коко обладал даром интуиции и предвидения, которого были лишены средние люди – или даже обычных способностей коты, – и он прибегал к нестандартным способам коммуникации. Квиллера забавляла возможность перефразировать Шекспира: У Коко в голове сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио.
Когда сиамцы покончили со своей трапезой и умылись, все трое неторопливо отправились в библиотеку почитать.
– Что бы нам взять? – спросил Квиллер. Он уже задавал этот вопрос несколько недель назад, и тогда выбор Коко пал на „Швейцарского Робинзона“. И что же случилось? Селил Робинсон переехала в Пикакс, а дамы семьи Тривильен улетели в Швейцарию. Совпадение? – Конечно, – посмеиваясь, сказал Квиллер.
На этот раз Коко обнюхал полку с драматургией и подцепил когтем „Андрокла и Льва“.
– Несколько недель назад мы уже брали эту книжку, – напомнил ему Квиллер. – Попробуй ещё раз.
Теперь Коко выбрал небольшую книжицу в бумажной обложке – сценарий Фран Броуди по „Льву зимой“.
В мгновение ока Квиллера осенило. Он вспомнил молодую женщину в Пикаксском народном банке: Летицию Пен, оказавшуюся Легацией Тривильен… у которой была подруга по имени Лионелла. Потом выяснилось, что уменьшительное от одного имени – Тиш, а от второго – Нелла.
Вот и ответ! Этот удивительный кот с самого начала знал, что ламбертаунекое мошенничество задумала и осуществила Нелла, полностью Лионелла! Так Квиллер разгадал загадку „Коко и львы“, но как же быть с Гермией? Что-то заключалось в этом слове на „Г“, что приводило в движение извилины Коко и должно было расшевелить извилины Квиллера?! Квиллер всё ещё был в тупике – пока не вспомнил о словаре.
Квиллер отправился на балкон, чтобы выяснить, что скажут по этому поводу учёные страницы; сиамцы, задрав хвосты трубой, последовали за ним. По такому случаю Квиллер допустил их в свою святая святых – кабинет. Один из них тут же обследовал пишущую машинку и оставил несколько шерстинок между клавишами; другая не теряла времени даром и сбросила со стола ручку с золотым пером.
Открыв словарь на статье о Гермии, Квиллер прочёл то, что и без того знал: Гермия – девушка, влюблённая в Лизандра из „Сна в летнюю ночь“. Однако на той же странице имелись и другие имена собственные, произношение которых могло показаться кошачьему уху сходным. Квиллер прочел их вслух: Гермо… Гермион… Гермес… Ничто не привлекло внимания Коко, пока Квиллер не добрался до „Гермафродита“.
Произнесение этого слова вызвало тревожный отклик, начавшийся с фальцета, от которого закладывало уши, и кончившийся угрожающим рыком.
Квиллер просмотрел статью о гермафродите. Это слово означало двухмачтовое судно с прямым парусным вооружением впереди и косой оснасткой, как у шхуны, в кормовой части. Было и ещё значение – „позвоночные или беспозвоночные, соединяющие признаки мужского и женского пола“.
Дальше он читать не стал. Он схватил телефон и набрал домашний номер шефа полиции.
– Энди! Мне пришла в голову великолепная идея!
– Давай выкладывай, но побыстрее. Моя любимая передача как раз началась.
– Это всего лишь догадка, но она может помочь твоим коллегам в розыске этой женщины. Во-первых, имя Нелла – уменьшительное от Лионелла. Во-вторых, я подозреваю, что настоящее имя этой особы – Лионель. Сыщики охотятся за подозреваемым другого пола! Превосходно придумано, будто участником преступления была женщина! Пока Нелла Хупер в списке разыскиваемых, Лионель Хупер, возможно, отрастил себе бороду… А теперь вешай трубку и смотри свой ящик.
Квиллер вернулся в гостиную и повалился на диван. Сиамцы устроились повыше, на журнальном столике, куда попадали через высокое окно последние сегодняшние лучи солнца, ласкавшие их спинки и делавшие каждый волосок их шерсти похожим на золотую канитель, а усы – на платину. Юм-Юм уютно, как все обычные кошки, легла на животик. Коко сидел прямо, подобно древнеегипетскому божеству.
– Тебе опять это удалось, молодой человек! – восхищённо сказал Квиллер. – Ты дал сигнал целой команде!
Коко взглянул на человека голубыми таинственными глазами, в которых читалось превосходство, словно думая: „Как безумен род людской!“
И ему закатили прощальный бал,
Золотые вручив часы.
„Ты видал крушенья, огонь и пар,
Ты прошёл через сто смертей!
Ты теперь – везунчик, поскольку стар
И на койке помрёшь своей“.
ХОР
„Хочу сквозь угольную гарь
Лететь без перемен!
Хочу безумствовать, как встарь!“ —
Взмолился Ози Пен.
Близ депо, тоскуя, старик бродил
И рассказывал всем подряд.
Как быстрее всех по путям водил
Он „девятку“ лет пятьдесят.
Как-то раз глядит – что за дивный вид!
Засияли глаза на миг!
У депо „девятка“ его стоит —
Верный боров, тот паровик!
Да, он снова здесь, подновленный весь
Для прогулки и пикника!
Шатуны блестят, и угля не счесть —
Полон тендер наверняка!
ХОР
„Хочу безумствовать опять!“ —
Воскликнул наш старик,
И слёз никак не мог унять
Он в этот сладкий миг.
И тогда, старинных дружков собрав,
Доживавших уже свой век,
Он сказал: „Угоним, друзья, состав —
И в последний пойдём пробег!
Вам придется спрыгнуть с паровика.
Чуть покажется поворот.
Ну а что до труса и слабака —
Ози Пен таких не берёт!“
И он взял в бригаду троих дружков,
В пассажиры взял пятьдесят.
Сиганул в кабину и был таков —
Ози Пену сам чёрт не брат!
ХОР
„Хочу безумствовать опять!“ —
Он часто повторял.
„Нельзя возможности терять!“ —
И он не потерял.
Под свисток, визжавший, как дикий кот.
Скорость начали набирать —
И уже предвидели наперёд.
Что „девятке“ несдобровать.
Раскалённый, бешеный, как фугас.
Пред обрывом взвыл паровоз,
И, как только „Прыгайте!“ был приказ,
Все попрыгали под откос.
Но, сжимая дроссель, сказал пятак:
„Мы с „девяткой“ – навек одно!“
Вместе с Ози боров нырнул во мрак
И с шипеньем пошёл на дно.
ХОР
„Безумствовать мне довелось
В последний самый миг!
Моё желание сбылось —
Погиб не как старик!“[7]
Слушатели захлопали Дереку и захотели узнать, сам ли он написал слова. Дерек взглянул на Квиллера, тот кивнул.
– Да, – не церемонясь, ответил народный сказитель.
– Он такой талантливый! – с блеском в глазах проговорила Элизабет.
Между тем с балкона за празднеством наблюдала Юм-Юм, мучимая запахом пиццы, доносившимся с основного этажа. Коко, всегда более предприимчивый, терся среди гостей, получая комплименты и кусочки ветчины. Он был недалеко и слышал, как Квиллер хвалил Дженифер за исполнение роли Гермии.
– Йау! – сказал он.
– Видите? Коко соглашается со мной. Думаю, его любимый персонаж у Шекспира – Гермия.
– Йау! – повторил Коко с удвоенной выразительностью.
После ухода гостей Квиллер стал размышлять над этим эпизодом. Сиамцы под кухонным столом наслаждались интимным послепразднеством, смакуя ветчину и сыр и привередливо избегая кусочков грибов и зелёного перца. Квиллер, наблюдавший за ними, вдруг произнёс:
– Гермия!
Коко поднял голову от тарелки и издал свой обычный комментарий.
Квиллер подумал: „В слове „Гермия“ его привлекает не только звук!“ Летом кот предавался многочисленным причудам, которые теперь уже не повторялись. Как только была раскрыта тайна исчезновения Флойда, Коко перестал пялиться в окно прихожей в направлении бетонного гаража. Тогда же он бросил своё надоедливое копание у Квиллера под локтем и потерял интерес к Панамскому каналу. После того как были раскрыты преступления Эдуарда Пена Тривильена и Джеймса Генри Дакера, он больше не воровал чёрные ручки и не сидел на каминном кубе рядом с манками для уток.
Было ли совпадением, что он так усердно предавался этим действиям? Объяснялось ли обычным кошачьим непостоянством то, что он прекратил этим заниматься? Квиллер думал иначе, Коко обладал даром интуиции и предвидения, которого были лишены средние люди – или даже обычных способностей коты, – и он прибегал к нестандартным способам коммуникации. Квиллера забавляла возможность перефразировать Шекспира: У Коко в голове сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио.
Когда сиамцы покончили со своей трапезой и умылись, все трое неторопливо отправились в библиотеку почитать.
– Что бы нам взять? – спросил Квиллер. Он уже задавал этот вопрос несколько недель назад, и тогда выбор Коко пал на „Швейцарского Робинзона“. И что же случилось? Селил Робинсон переехала в Пикакс, а дамы семьи Тривильен улетели в Швейцарию. Совпадение? – Конечно, – посмеиваясь, сказал Квиллер.
На этот раз Коко обнюхал полку с драматургией и подцепил когтем „Андрокла и Льва“.
– Несколько недель назад мы уже брали эту книжку, – напомнил ему Квиллер. – Попробуй ещё раз.
Теперь Коко выбрал небольшую книжицу в бумажной обложке – сценарий Фран Броуди по „Льву зимой“.
В мгновение ока Квиллера осенило. Он вспомнил молодую женщину в Пикаксском народном банке: Летицию Пен, оказавшуюся Легацией Тривильен… у которой была подруга по имени Лионелла. Потом выяснилось, что уменьшительное от одного имени – Тиш, а от второго – Нелла.
Вот и ответ! Этот удивительный кот с самого начала знал, что ламбертаунекое мошенничество задумала и осуществила Нелла, полностью Лионелла! Так Квиллер разгадал загадку „Коко и львы“, но как же быть с Гермией? Что-то заключалось в этом слове на „Г“, что приводило в движение извилины Коко и должно было расшевелить извилины Квиллера?! Квиллер всё ещё был в тупике – пока не вспомнил о словаре.
Квиллер отправился на балкон, чтобы выяснить, что скажут по этому поводу учёные страницы; сиамцы, задрав хвосты трубой, последовали за ним. По такому случаю Квиллер допустил их в свою святая святых – кабинет. Один из них тут же обследовал пишущую машинку и оставил несколько шерстинок между клавишами; другая не теряла времени даром и сбросила со стола ручку с золотым пером.
Открыв словарь на статье о Гермии, Квиллер прочёл то, что и без того знал: Гермия – девушка, влюблённая в Лизандра из „Сна в летнюю ночь“. Однако на той же странице имелись и другие имена собственные, произношение которых могло показаться кошачьему уху сходным. Квиллер прочел их вслух: Гермо… Гермион… Гермес… Ничто не привлекло внимания Коко, пока Квиллер не добрался до „Гермафродита“.
Произнесение этого слова вызвало тревожный отклик, начавшийся с фальцета, от которого закладывало уши, и кончившийся угрожающим рыком.
Квиллер просмотрел статью о гермафродите. Это слово означало двухмачтовое судно с прямым парусным вооружением впереди и косой оснасткой, как у шхуны, в кормовой части. Было и ещё значение – „позвоночные или беспозвоночные, соединяющие признаки мужского и женского пола“.
Дальше он читать не стал. Он схватил телефон и набрал домашний номер шефа полиции.
– Энди! Мне пришла в голову великолепная идея!
– Давай выкладывай, но побыстрее. Моя любимая передача как раз началась.
– Это всего лишь догадка, но она может помочь твоим коллегам в розыске этой женщины. Во-первых, имя Нелла – уменьшительное от Лионелла. Во-вторых, я подозреваю, что настоящее имя этой особы – Лионель. Сыщики охотятся за подозреваемым другого пола! Превосходно придумано, будто участником преступления была женщина! Пока Нелла Хупер в списке разыскиваемых, Лионель Хупер, возможно, отрастил себе бороду… А теперь вешай трубку и смотри свой ящик.
Квиллер вернулся в гостиную и повалился на диван. Сиамцы устроились повыше, на журнальном столике, куда попадали через высокое окно последние сегодняшние лучи солнца, ласкавшие их спинки и делавшие каждый волосок их шерсти похожим на золотую канитель, а усы – на платину. Юм-Юм уютно, как все обычные кошки, легла на животик. Коко сидел прямо, подобно древнеегипетскому божеству.
– Тебе опять это удалось, молодой человек! – восхищённо сказал Квиллер. – Ты дал сигнал целой команде!
Коко взглянул на человека голубыми таинственными глазами, в которых читалось превосходство, словно думая: „Как безумен род людской!“