Конни нахмурилась.
– Не совсем, – обронила она. – Не скажу за мужчин, но нашей женской половине её выбор показался скорее плохим. И не спрашивайте меня почему. Это так… ощущение…
В шесть часов прибыл Кеннет на взятой напрокат машине. Он привёз две коробки с ужином от Луизы и был с радостью встречен Квиллером и двумя любопытными сиамцами.
– Погодите, сейчас услышите, что я привёз! – сказал он, размахивая диктофоном.
– Да входи же. Послушаем, пока разогревается ужин. Садись вон туда. – И Квиллер указал на два кресла с подушками, стоявшие друг против друга на пушистом ковре ручной работы – в его густом ворсе ноги утопали по щиколотку.
– Вот это ковёр так ковёр! – воскликнул Кеннет.
– Кошки тоже так думают.
Квиллер разлил по стаканам коктейль К., и они стали слушать мужской голос – не старый, не молодой, – рассказавший следующую историю:
– Вы это всерьёз? Мистер Хаггис обещает ещё одну историю – как Хиббард-Хауз выдержал самый страшный в прошлом веке снегопад, когда ни снегоочистителей, ни телефонов и в помине не было. В доме ухода за престарелыми есть женщина, чья бабка служила у Хиббардов. Завтра я, пожалуй, схожу к ней после работы. Правда, вечером посетителей туда не пускают, но я попросил босса отпустить меня часа на два раньше – когда газету уже сверстают. Я сказал ему, что это для вас. Он разрешил.
Они ужинали за маленьким столиком у окна в обществе сиамцев, которые бегали вокруг.
– Они не попрошайничают, – объяснил Квиллер, – просто поддерживают компанию.
Некоторое время хозяин и гость жевали в дружеском молчании.
– И кто ещё, – прервал его Кеннет, – живёт в этом ряду?
– Миссис Дункан из книжного магазина, ветеринар из лечебницы для домашних животных и наш Человек Погоды.
– Мистер Гуд? Он же чокнутый!
– Он из Хорсрэдиша, а там все немного чокнутые! У него есть кот – Гольф Стрим, очень подходящее для него по многим причинам имечко… Кстати, раз мы заговорили о Хорсрэдише. Последняя представительница семьи Хиббардов только что вышла замуж за уроженца этого города. Было объявление в пятничном номере. Все только об этом и говорят.
Квиллер умолк, почувствовав перемену в радужном настроении своего гостя. Потом продолжал:
– Он намного младше неё, талантлив и красив, так что считается завидной партией. Но она – единственная наследница всего состояния Хиббардов, очаровательная и образованная женщина – тоже очень хорошая партия… особенно если учесть, что здоровье у неё неважное.
Квиллер говорил с той небрежностью, с какой сообщались городские новости в пресс-клубе, где свободно обменивались слухами и малопристойными фактами.
Кеннет перестал есть. Лицо его залила краска.
– Это мой отчим! – прервал он Квиллера.
– Вот как? – изобразил удивление Квиллер, хотя давно уже догадался. – Значит, его прежняя жена, убитая незадачливым стрелком, – твоя мать!
– Она вышла за него сразу после смерти отца, – сказал Кеннет задыхающимся голосом. – Люди только руками разводили. А потом и трёх лет не прошло – её застрелили, когда она ехала по проселку верхом. Стрелявшего так и не нашли. Так что сами понимаете, что говорили люди! Мой отчим завзятый охотник на уток. Каких только ружей у него нет, включая «ремингтон-тридцать ноль шесть». Для снайпера вполне годится!
– А что дало официальное расследование?
– Дело прекратили за недостатком улик. Вот почему я поехал не в журколледж, а в полицейскую академию.
– Могу понять твои чувства.
Сказано это было тем глубоко сочувственным тоном, который, словно ключик, отмыкал душу собеседника, выпуская на волю признания, исповеди, а иногда и слезы. Кеннет вскочил и, засунув руки в карманы брюк, заметался по комнате.
– Как насчёт сладкого? – спросил Квиллер.
– Спасибо, мне пора домой.
– Всё сказанное в этих стенах в них и останется, Кен, – сказал Квиллер.
Кеннет уехал. Кошки проводили его до дверей. Они всё время слушали.
Вторую половину дня Квиллер потратил на то, чтобы сделать что-то из ничего – как он отзывался о «Пере Квилла». Из книга про утиную охоту, одолженную ему братьями Виски, можно было многое почерпнуть, а статья о водоплавающих пришлась бы весьма кстати в «утиный сезон», как его называли охотники. Загвоздка была в том, что в этой богато иллюстрированной книге, как и следовало ожидать, говорилось исключительно об охоте. А охота не входила в число разнообразных интересов Квиллера.
Когда братья Виски приглашали его принять участие в одной из их охотничьих вылазок, он тотчас отказался: «Мы с ружьём друг друга не выносим». Как бы не так! В молодые годы он не раз выигрывал на карнавалах целлулоидных пупсов за стрельбу по двигающимся мишеням, и его меткость высоко ценили девицы, которым он раздавал свои призы.
Он родился и вырос в большом современном городе, где представителей дикой природы предлагалось наблюдать в зоопарке, а не стрелять по ним. Он не мог себе представить, чтобы стал целиться в какое-то мохнатое или пернатое существо.
Что же до уток, то он с удовольствием вспоминал дружескую стайку, навещавшую его, когда он отдыхал на Блэк-Крике.
Утки с утятами низко-низко летали над тихой водой, не подымая ряби, не вызывая всплеска. Тащить их домой на обед – да он и представить себе такого не мог!
Книга сообщала много больше, чем ему нужно было знать об «охоте на водоплавающих»: о ружьях, амуниции, высоких сапогах и манках. Он узнал, что селезень – это утка-самец, а самка так и будет – утка… что охотнику за один раз разрешается отстрелять больше селезней, чем уток… что есть нырки, рыболовы, грязнушки и древесные утки. Среди знакомых видов были кряква, крокаль, шилохвость, свистуха и гоголь.
В книге содержалось много полезной информации, и она была прекрасно издана, но сообщала много больше того, чем ему требовалось – для «Пера Квилла».
ДВАДЦАТЬ ОДИН
ДВАДЦАТЬ ДВА
– Не совсем, – обронила она. – Не скажу за мужчин, но нашей женской половине её выбор показался скорее плохим. И не спрашивайте меня почему. Это так… ощущение…
В шесть часов прибыл Кеннет на взятой напрокат машине. Он привёз две коробки с ужином от Луизы и был с радостью встречен Квиллером и двумя любопытными сиамцами.
– Погодите, сейчас услышите, что я привёз! – сказал он, размахивая диктофоном.
– Да входи же. Послушаем, пока разогревается ужин. Садись вон туда. – И Квиллер указал на два кресла с подушками, стоявшие друг против друга на пушистом ковре ручной работы – в его густом ворсе ноги утопали по щиколотку.
– Вот это ковёр так ковёр! – воскликнул Кеннет.
– Кошки тоже так думают.
Квиллер разлил по стаканам коктейль К., и они стали слушать мужской голос – не старый, не молодой, – рассказавший следующую историю:
Меня зовут Генри Ньюсем, я художник и обойщик, уже отошедший от дел. В Хиббард-Хаузе я никогда не работал. Они приглашали только высокооплачиваемых мастеров из Центра. Но пока подрастал, кое-что слышал от моей матери. Девчонкой она устроилась к ним в дом прислугой, выполняла любую работу. Было это чуть ли не сто лет назад. Мне уже восемьдесят. Звали её Лавиния, так и я дальше буду её называть.– Замечательная история, Кен! Добудь ещё две-три таких же, и мы сделаем тебя помощником редактора.
(Покашливание.)
Прошу простить меня. Это аллергия. Мистер Мак-Мерчи говорит, вас интересуют всякие истории про этот огромный старый амбар. Не для хулы, а для дела. Так вот. Одну такую историю рассказывала моя мать… историю, из которой мировое кино можно сделать. Тогда, в молодые наши годы, мы так думали. А так это или не так… Вот она.
В ту пору хозяином дома был мистер Джеффри, как мы его тогда называли. Лавиния говорила о нём: хороший человек. А вот хозяйке его угодить было трудно. У них росла дочка, и всё у неё шло наперекосяк. В те дни таких называли шальными девчонками. Она сбежала с мужчиной в Милуоки или куда-то ещё. В доме её имя произносить не разрешалось.
(Кашель.)
Ну а парень оказался из драчунов, бил её смертным боем, и она приплелась обратно в Хиббард-Хауз, да с младенцем. Ничего не скажешь, она себя уронила. Мать ей беспрестанно повторяла: «Я тебе говорила!» А Лавиния её жалела.
(Кашель.)
Среди прочего велели Лавинии вывозить дитё дышать воздухом – когда позволяла погода. В доме была нарядная детская коляска, и Лавиния катила её кругом да кругом по грязным дорогам поместья. Их тогда не мостили. Автомобили только-только появлялись. У Хиббардов, правда, он был: открытый кузов и занавески по бокам.
Однажды, когда Лавиния толкала перед собой коляску, рядом вдруг вырулил автомобиль. Напугал её до смерти. В нём сидело двое мужчин, и один из них выскочил и схватил из коляски дитё. Лавиния кинулась в дом, крича; «Украли ребёнка! Ребёнка украли!» Она считала себя виноватой и так убивалась, что занемогла, и её уложили в постель. А миссис Хиббард сказала своей опозоренной дочери: «Я тебе говорила!» Бедняжка пошла и утопилась в одном из прудов.
(Кашель.)
Лавиния не захотела там дальше работать, взяла расчёт и ушла, а нам говорила, что так никто и не узнал, что случилось с ребёнком, да никто и не пытался узнать.
– Вы это всерьёз? Мистер Хаггис обещает ещё одну историю – как Хиббард-Хауз выдержал самый страшный в прошлом веке снегопад, когда ни снегоочистителей, ни телефонов и в помине не было. В доме ухода за престарелыми есть женщина, чья бабка служила у Хиббардов. Завтра я, пожалуй, схожу к ней после работы. Правда, вечером посетителей туда не пускают, но я попросил босса отпустить меня часа на два раньше – когда газету уже сверстают. Я сказал ему, что это для вас. Он разрешил.
Они ужинали за маленьким столиком у окна в обществе сиамцев, которые бегали вокруг.
– Они не попрошайничают, – объяснил Квиллер, – просто поддерживают компанию.
Некоторое время хозяин и гость жевали в дружеском молчании.
– И кто ещё, – прервал его Кеннет, – живёт в этом ряду?
– Миссис Дункан из книжного магазина, ветеринар из лечебницы для домашних животных и наш Человек Погоды.
– Мистер Гуд? Он же чокнутый!
– Он из Хорсрэдиша, а там все немного чокнутые! У него есть кот – Гольф Стрим, очень подходящее для него по многим причинам имечко… Кстати, раз мы заговорили о Хорсрэдише. Последняя представительница семьи Хиббардов только что вышла замуж за уроженца этого города. Было объявление в пятничном номере. Все только об этом и говорят.
Квиллер умолк, почувствовав перемену в радужном настроении своего гостя. Потом продолжал:
– Он намного младше неё, талантлив и красив, так что считается завидной партией. Но она – единственная наследница всего состояния Хиббардов, очаровательная и образованная женщина – тоже очень хорошая партия… особенно если учесть, что здоровье у неё неважное.
Квиллер говорил с той небрежностью, с какой сообщались городские новости в пресс-клубе, где свободно обменивались слухами и малопристойными фактами.
Кеннет перестал есть. Лицо его залила краска.
– Это мой отчим! – прервал он Квиллера.
– Вот как? – изобразил удивление Квиллер, хотя давно уже догадался. – Значит, его прежняя жена, убитая незадачливым стрелком, – твоя мать!
– Она вышла за него сразу после смерти отца, – сказал Кеннет задыхающимся голосом. – Люди только руками разводили. А потом и трёх лет не прошло – её застрелили, когда она ехала по проселку верхом. Стрелявшего так и не нашли. Так что сами понимаете, что говорили люди! Мой отчим завзятый охотник на уток. Каких только ружей у него нет, включая «ремингтон-тридцать ноль шесть». Для снайпера вполне годится!
– А что дало официальное расследование?
– Дело прекратили за недостатком улик. Вот почему я поехал не в журколледж, а в полицейскую академию.
– Могу понять твои чувства.
Сказано это было тем глубоко сочувственным тоном, который, словно ключик, отмыкал душу собеседника, выпуская на волю признания, исповеди, а иногда и слезы. Кеннет вскочил и, засунув руки в карманы брюк, заметался по комнате.
– Как насчёт сладкого? – спросил Квиллер.
– Спасибо, мне пора домой.
– Всё сказанное в этих стенах в них и останется, Кен, – сказал Квиллер.
Кеннет уехал. Кошки проводили его до дверей. Они всё время слушали.
Вторую половину дня Квиллер потратил на то, чтобы сделать что-то из ничего – как он отзывался о «Пере Квилла». Из книга про утиную охоту, одолженную ему братьями Виски, можно было многое почерпнуть, а статья о водоплавающих пришлась бы весьма кстати в «утиный сезон», как его называли охотники. Загвоздка была в том, что в этой богато иллюстрированной книге, как и следовало ожидать, говорилось исключительно об охоте. А охота не входила в число разнообразных интересов Квиллера.
Когда братья Виски приглашали его принять участие в одной из их охотничьих вылазок, он тотчас отказался: «Мы с ружьём друг друга не выносим». Как бы не так! В молодые годы он не раз выигрывал на карнавалах целлулоидных пупсов за стрельбу по двигающимся мишеням, и его меткость высоко ценили девицы, которым он раздавал свои призы.
Он родился и вырос в большом современном городе, где представителей дикой природы предлагалось наблюдать в зоопарке, а не стрелять по ним. Он не мог себе представить, чтобы стал целиться в какое-то мохнатое или пернатое существо.
Что же до уток, то он с удовольствием вспоминал дружескую стайку, навещавшую его, когда он отдыхал на Блэк-Крике.
Утки с утятами низко-низко летали над тихой водой, не подымая ряби, не вызывая всплеска. Тащить их домой на обед – да он и представить себе такого не мог!
Книга сообщала много больше, чем ему нужно было знать об «охоте на водоплавающих»: о ружьях, амуниции, высоких сапогах и манках. Он узнал, что селезень – это утка-самец, а самка так и будет – утка… что охотнику за один раз разрешается отстрелять больше селезней, чем уток… что есть нырки, рыболовы, грязнушки и древесные утки. Среди знакомых видов были кряква, крокаль, шилохвость, свистуха и гоголь.
В книге содержалось много полезной информации, и она была прекрасно издана, но сообщала много больше того, чем ему требовалось – для «Пера Квилла».
ДВАДЦАТЬ ОДИН
Материал для вторничной колонки Квиллер отправил с посыльным на мотоцикле – чтобы избежать случайной встречи с Кеннетом. Было что-то тревожащее в его вчерашней вспышке – в этом выплеске семейных секретов и немыслимых подозрений. И это никак нельзя было отнести на счёт «слишком много выпитого», так как ничего кроме «Скуунка» Квиллер на стол не ставили. Приведённые Кеннетом факты или фантазии накапливались в течение долгого времени. Они подавлялись, можно предположить, до того момента, пока сочувствующее ухо их не поощрило. Благоразумнее дать всему этому остыть.
И ещё он вручил посыльному книгу об утиной охоте, попросив вернуть её в офис фирмы риелторов «Виски-Виски». Вторничная колонка «Из-под пера Квилла» была целиком посвящена уткам – без единого слова об утиной охоте. Не беда. У «Всячины» имелся внештатный сотрудник, в чьё задание входило бросать все свои силы на такой предмет, как охота.
Вот такие мысли роились в голове Квиллера, пока он завтракал овсянкой с ломтиками бананов. Оба процесса прервал телефонный звонок от его адвоката.
– Никакого повода для беспокойства, Квилл. Хиббард-Хауз надежно защищён законом. Полный вперёд!
Пусть так, но у Квиллера на душе продолжали скрести кошки, работать не хотелось. И он вспомнил мудрый совет своей матери: «Если не знаешь, что делать с собой, пойди и сделай что-нибудь для другого».
Квиллер отправился в номер второй и нажал кнопку дверного звонка.
– Не нужен ли хозяйке мастер на все руки? Вот он я. Вознаграждения не требуется. Предложение в силе только на сегодняшний день, – сказал он.
– Нужен! Нужен! – закричала Конни. – Как насчёт распаковки книг? – У стены, целиком занятой пустыми полками, стояли двадцать ящиков. – Вот эти книжные полки меня сюда и заманили, – сказала она.
– Здесь жил торговец редкими книгами, он их и поставил. Он терпеть не мог пернатых и хвостатых, и думается, кошачьи концерты, доносившиеся с обеих сторон, сильно его донимали. Но с тех пор стены стали звуконепроницаемыми… Как прикажете расставлять книги?
– По разделам. На каждой коробке есть наклейка: «История», «Биографии» или какая-то другая. Я пойду распаковывать вещи на кухне.
– Тут, как я посмотрю, много коробок, помеченных словом «Наука». Это всё ветеринария?
– Нет. Там книги, принадлежавшие моему отцу. Он преподавал естествознание в средней школе, и у него было хобби – читать всё, что писали по всем отраслям науки. Я пыталась приохотить его к детективам – надо же и расслабиться! – но он считал беллетристику пустой тратой времени.
Для Квиллера не было большего удовольствия, как возиться с книгами, и он с трудом удерживался, чтобы не раскрыть каждую и не прочитать хотя бы страницу, особенно когда попадалось какое-нибудь заковыристое название, например: «Квантумный контроль над молекулярными процессами» или «Физические свойства углеродных нанотуб».
Когда с распаковкой-расстановкой было покончено и пустые коробки снесли в подвал, он сказал Конни:
– Всякий раз, когда вам захочется передохнуть и выпить кофе, милости прошу ко мне: могу предложить моё пресловутое варево с шотландскими булочками. Это обычные булочки; только поменьше и подешевле. Я иду ставить кофе. А будете готовы – сразу приходите.
Когда она явилась – в джинсах и серой хлопчатобумажной рубашке, – Коко отнесся к ней, как если бы понимал, что она – это она, но надо бы спросить документы. Когда они уселись за закусочным столиком у кухонного окна, Квиллер снова обратился к волновавшей его теме:
– Мы уже говорили об этом, но позвольте мне опять спросить, как, по вашим впечатлениям, обитатели Хиббард-Хауза отнеслись к присутствию в доме Олдена и такому неожиданному замужеству Вайолет?
– Собственно говоря… Как я сказала, Квилл, в последние недели в доме происходили перемены – одна из причин, почему я решила уехать. Раньше там царила чудесная семейная атмосфера. Вайолет была бесподобной хозяйкой. Но когда появился Олден, она предоставила ему выбор меню и вечерних развлечений. Олден стал распоряжаться винным погребом и взял на себя Тассо, сторожевого пса. Я знаю, он любит собак, но остальным жильцам дома тоже доставляло удовольствие в свою очередь выгуливать Тассо… Ну а замужество Вайолет было не столько шоком, сколько разочарованием. Женская половина считала, что Джад Амхёрст больше ей подходит… Право, не знаю, следует ли мне всё это вам рассказывать…
– Не мучайте себя угрызениями совести, Конни, – успокоил её Квиллер. – Я спрашиваю исключительно потому, что переживаю за прекрасный старый дом, историю которого мне поручили рассказать. Как вам известно, я пишу книгу о Хиббард-Хаузе. Может, припомните какие-нибудь забавные случаи, которые стоило бы в неё включить?
– Так, на ходу – нет, но я подумаю.
– Скажите, с появлением Олдена атмосфера в доме изменилась?
– Ну… он играет на фортепьяно, и при нём устроили несколько вечеров пения, и это было мило. Одден умеет стряпать, и он научил Вайолет готовить утку l'orange21 . И я слышала, у них, в мужском флигеле, играли в карты, иногда ночь напролёт… Если я вспомню что-то ещё, я вам расскажу.
Едва начало смеркаться, Квиллеру позвонила Хикси Райс, занимавшая во «Всячине» должность заведующей отделом рекламы и объявлений. Судя по качеству связи, она говорила по мобильнику с обочины забитого машинами шоссе.
– Квилл, ты будешь на месте ближайшие несколько минут? Меня попросили передать тебе небольшой пакет.
– Кто попросил? Ты этого человека знаешь? Что за пакет? Очень подозрительный?
– Да ну тебя! Только бы пошутить! – отвечала она с довольным смехом. – Наш рассыльный попросил меня передать тебе магнитофонную запись. Он говорит, тебе она срочно нужна.
– Приезжай. Сможешь задержаться? Пропустим по стаканчику!
– На этот раз – нет. Благодарю. Ужинаю с одним типом – перспективная деловая связь.
– Деловая? Не сомневаюсь!
Несколько минут спустя, припарковавшись на обочине, не выключая мотора, она уже бежала по тропинке, вся такая стремительная, порывистая: волосы развеваются, юбка колышется!.. Хикси всегда напоминала шаровую молнию, вот-вот готовую взорваться от переполнявшей её жажды деятельности.
Она отдала запись и помчалась обратно к своему автомобилю, остановившись только затем, чтобы крикнуть:
– Комитет по празднованию полуторастолетия заседает в пятницу вечером, в отеле. Желательно твоё присутствие.
И отбыла, оставив сделанную Кеннетом запись и легкий аромат дорогих духов. В Пикаксе уже была составлена программа празднования (торжества намечались на минувшее лето), когда выяснилось, что кто-то (возможно, Хикси) ошибся в дате. По мнению Квиллера, так было даже лучше. Новый книжный магазин и Данди плюс стопятидесятилетие – слишком много для такого небольшого городка, как Пикакс.
Он немедленно подошёл к диктофону и стал слушать резковатый старческий голос.
Так что подошло уже к девяти, когда Квиллер набрал номер своего помощника. К его удивлению, из трубки прозвучало: «Этот номер больше не обслуживается».
С другой стороны, ничего удивительного тут не было. Кеннет, вполне возможно, съехался с кем-нибудь из приятелей, чтобы снизить расходы на жилье. С кем и почему – вопросы, которыми не стоило задаваться.
Тем не менее Квиллер почувствовал легкое покалывание в верхней губе и немного покрутил усы.
А затем крикнул: «Книга!» – и сразу примчался Коко. С разбега взлетел на полку и, не останавливаясь, чтобы принять решение, столкнул «Старинные побасенки» Джорджа Эйда.
Когда в одиннадцать часов Квиллер звонил Полли, его первыми словами были:
– Что ты знаешь о Джордже Эйде?
– Американский юморист, – отвечала она. – Конец девятнадцатого столетия.
– Библиотекарь всегда библиотекарь, – прокомментировал он.
И ещё он вручил посыльному книгу об утиной охоте, попросив вернуть её в офис фирмы риелторов «Виски-Виски». Вторничная колонка «Из-под пера Квилла» была целиком посвящена уткам – без единого слова об утиной охоте. Не беда. У «Всячины» имелся внештатный сотрудник, в чьё задание входило бросать все свои силы на такой предмет, как охота.
Вот такие мысли роились в голове Квиллера, пока он завтракал овсянкой с ломтиками бананов. Оба процесса прервал телефонный звонок от его адвоката.
– Никакого повода для беспокойства, Квилл. Хиббард-Хауз надежно защищён законом. Полный вперёд!
Пусть так, но у Квиллера на душе продолжали скрести кошки, работать не хотелось. И он вспомнил мудрый совет своей матери: «Если не знаешь, что делать с собой, пойди и сделай что-нибудь для другого».
Квиллер отправился в номер второй и нажал кнопку дверного звонка.
– Не нужен ли хозяйке мастер на все руки? Вот он я. Вознаграждения не требуется. Предложение в силе только на сегодняшний день, – сказал он.
– Нужен! Нужен! – закричала Конни. – Как насчёт распаковки книг? – У стены, целиком занятой пустыми полками, стояли двадцать ящиков. – Вот эти книжные полки меня сюда и заманили, – сказала она.
– Здесь жил торговец редкими книгами, он их и поставил. Он терпеть не мог пернатых и хвостатых, и думается, кошачьи концерты, доносившиеся с обеих сторон, сильно его донимали. Но с тех пор стены стали звуконепроницаемыми… Как прикажете расставлять книги?
– По разделам. На каждой коробке есть наклейка: «История», «Биографии» или какая-то другая. Я пойду распаковывать вещи на кухне.
– Тут, как я посмотрю, много коробок, помеченных словом «Наука». Это всё ветеринария?
– Нет. Там книги, принадлежавшие моему отцу. Он преподавал естествознание в средней школе, и у него было хобби – читать всё, что писали по всем отраслям науки. Я пыталась приохотить его к детективам – надо же и расслабиться! – но он считал беллетристику пустой тратой времени.
Для Квиллера не было большего удовольствия, как возиться с книгами, и он с трудом удерживался, чтобы не раскрыть каждую и не прочитать хотя бы страницу, особенно когда попадалось какое-нибудь заковыристое название, например: «Квантумный контроль над молекулярными процессами» или «Физические свойства углеродных нанотуб».
Когда с распаковкой-расстановкой было покончено и пустые коробки снесли в подвал, он сказал Конни:
– Всякий раз, когда вам захочется передохнуть и выпить кофе, милости прошу ко мне: могу предложить моё пресловутое варево с шотландскими булочками. Это обычные булочки; только поменьше и подешевле. Я иду ставить кофе. А будете готовы – сразу приходите.
Когда она явилась – в джинсах и серой хлопчатобумажной рубашке, – Коко отнесся к ней, как если бы понимал, что она – это она, но надо бы спросить документы. Когда они уселись за закусочным столиком у кухонного окна, Квиллер снова обратился к волновавшей его теме:
– Мы уже говорили об этом, но позвольте мне опять спросить, как, по вашим впечатлениям, обитатели Хиббард-Хауза отнеслись к присутствию в доме Олдена и такому неожиданному замужеству Вайолет?
– Собственно говоря… Как я сказала, Квилл, в последние недели в доме происходили перемены – одна из причин, почему я решила уехать. Раньше там царила чудесная семейная атмосфера. Вайолет была бесподобной хозяйкой. Но когда появился Олден, она предоставила ему выбор меню и вечерних развлечений. Олден стал распоряжаться винным погребом и взял на себя Тассо, сторожевого пса. Я знаю, он любит собак, но остальным жильцам дома тоже доставляло удовольствие в свою очередь выгуливать Тассо… Ну а замужество Вайолет было не столько шоком, сколько разочарованием. Женская половина считала, что Джад Амхёрст больше ей подходит… Право, не знаю, следует ли мне всё это вам рассказывать…
– Не мучайте себя угрызениями совести, Конни, – успокоил её Квиллер. – Я спрашиваю исключительно потому, что переживаю за прекрасный старый дом, историю которого мне поручили рассказать. Как вам известно, я пишу книгу о Хиббард-Хаузе. Может, припомните какие-нибудь забавные случаи, которые стоило бы в неё включить?
– Так, на ходу – нет, но я подумаю.
– Скажите, с появлением Олдена атмосфера в доме изменилась?
– Ну… он играет на фортепьяно, и при нём устроили несколько вечеров пения, и это было мило. Одден умеет стряпать, и он научил Вайолет готовить утку l'orange21 . И я слышала, у них, в мужском флигеле, играли в карты, иногда ночь напролёт… Если я вспомню что-то ещё, я вам расскажу.
Едва начало смеркаться, Квиллеру позвонила Хикси Райс, занимавшая во «Всячине» должность заведующей отделом рекламы и объявлений. Судя по качеству связи, она говорила по мобильнику с обочины забитого машинами шоссе.
– Квилл, ты будешь на месте ближайшие несколько минут? Меня попросили передать тебе небольшой пакет.
– Кто попросил? Ты этого человека знаешь? Что за пакет? Очень подозрительный?
– Да ну тебя! Только бы пошутить! – отвечала она с довольным смехом. – Наш рассыльный попросил меня передать тебе магнитофонную запись. Он говорит, тебе она срочно нужна.
– Приезжай. Сможешь задержаться? Пропустим по стаканчику!
– На этот раз – нет. Благодарю. Ужинаю с одним типом – перспективная деловая связь.
– Деловая? Не сомневаюсь!
Несколько минут спустя, припарковавшись на обочине, не выключая мотора, она уже бежала по тропинке, вся такая стремительная, порывистая: волосы развеваются, юбка колышется!.. Хикси всегда напоминала шаровую молнию, вот-вот готовую взорваться от переполнявшей её жажды деятельности.
Она отдала запись и помчалась обратно к своему автомобилю, остановившись только затем, чтобы крикнуть:
– Комитет по празднованию полуторастолетия заседает в пятницу вечером, в отеле. Желательно твоё присутствие.
И отбыла, оставив сделанную Кеннетом запись и легкий аромат дорогих духов. В Пикаксе уже была составлена программа празднования (торжества намечались на минувшее лето), когда выяснилось, что кто-то (возможно, Хикси) ошибся в дате. По мнению Квиллера, так было даже лучше. Новый книжный магазин и Данди плюс стопятидесятилетие – слишком много для такого небольшого городка, как Пикакс.
Он немедленно подошёл к диктофону и стал слушать резковатый старческий голос.
Меня зовут Хелен Уэнтли. Эту ужасную историю я в детстве слышала много раз. Мои прадеды приехали сюда из Финляндии, чтобы добывать уголь. Бабушка – она была экономкой в Хиббард-Хаузе – рассказывала, как снегопад на три недели запер их в большом доме на холме. Тогда не было телефонов, и они не могли позвать на помощь, и снегоочистителей не было, это уж точно.На Квиллера рассказ произвёл большое впечатление. Он уже было снял трубку, чтобы позвонить Кеннету, но передумал и решил немного подождать. В этот час Кен наверняка обедал со своими соседями в Уинстон-парке. Пегги говорила, что совместное застолье стало одним из ритуалов, который они исполняли дважды в неделю.
Вначале все собирались поближе к огню и рассказывали разные истории. Но снег всё шёл и шёл. В большом доме становилось всё холоднее и холоднее. Приходилось беречь каждую хворостину. И мистер Хиббард решил, что все будут жить в библиотеке: эту комнату легче других было натопить. Все, то есть четверо Хиббардов, бабушка, слуга и горничная.
Бабушке пришлось учиться стряпать в камине. Она говорила, что ели они всё больше супы и овсянку. Слуге поручили носить дрова, но поленница всё убывала и убывала, и кончилось тем, что, прежде чем утих снегопад, они стали рубить мебель и даже жечь книги!
В библиотеку снесли со всего дома подушки и одеяла, а спали на полу. Днём ходили в шапках, напяливали что-нибудь из верхней одежды и гамаши. Мистер Хиббард читал вслух. А миссис Хиббард заставляла всех петь песни и играть в слова и другие умственные игры.
Потом стало туго с едой. У них было несколько кур-несушек и дойная корова в сарае, и ещё в погребе порядком припасенных на зиму фруктов. Но становилось всё труднее и труднее туда прорываться через сугробы и снегопад, который ни на минуту не останавливался. И все маялись животами из-за того, что ели много фруктов да овсянку – ну, вы понимаете, о чём я говорю.
Тогда мистер Хиббард решил, что надо прирезать корову и кур и пустить их на еду. Всё равно кормить их было нечем и они могли только замерзнуть до смерти. С лошадьми так оно и случилось. Они перемёрзли.
Когда кто-то предложил взять лошадей в гостиную, все хохотали до колик. Бабушка говорила, у них тогда у всех понемногу мозги поехали.
Вот тогда-то слуга и решил добраться до города на самодельных лыжах – просить о помощи. Туда было семь миль, а кругом всё ещё мело. И не было от него ни слуху ни духу. А когда весной снег растаял, нашли его тело.
Так снег всё шёл… и шёл. Даже мистер Хиббард пал духом. Бабушка сказала: «Надо молиться». Он не был шибко верующим, но они все стали молиться.
И тогда случилось чудо, как рассказывала бабушка. Один небольшой приход в Кеннебеке снаряжал поисковые партии – вызволять людей в дальних, на отшибе, домах и домишках, и по внезапному наитию они решили пробиться в большой дом на холме.
Так что подошло уже к девяти, когда Квиллер набрал номер своего помощника. К его удивлению, из трубки прозвучало: «Этот номер больше не обслуживается».
С другой стороны, ничего удивительного тут не было. Кеннет, вполне возможно, съехался с кем-нибудь из приятелей, чтобы снизить расходы на жилье. С кем и почему – вопросы, которыми не стоило задаваться.
Тем не менее Квиллер почувствовал легкое покалывание в верхней губе и немного покрутил усы.
А затем крикнул: «Книга!» – и сразу примчался Коко. С разбега взлетел на полку и, не останавливаясь, чтобы принять решение, столкнул «Старинные побасенки» Джорджа Эйда.
Когда в одиннадцать часов Квиллер звонил Полли, его первыми словами были:
– Что ты знаешь о Джордже Эйде?
– Американский юморист, – отвечала она. – Конец девятнадцатого столетия.
– Библиотекарь всегда библиотекарь, – прокомментировал он.
ДВАДЦАТЬ ДВА
В среду утром Квиллер покормил сиамцев и процитировал им несколько строк из Редьярда Киплинга – пища для ума на день грядущий. Сам он похлебал овсянки и закусил дольками банана, за которыми последовала обязательная чашка кофе.
Подкрепив таким образом свои силы, он позвонил в отдел городских новостей и попросил позвать Бородача.
– Он здесь больше не работает, – ответил секретарь.
– Как давно? – Квиллер не верил своим ушам.
– Со вчерашнего дня.
– Что произошло?
– Не знаю. Говорите с боссом.
Квиллер налил себе вторую чашку кофе и стал соображать. Его уволили? Сам взял расчёт? И в том и в другом случае – по какой причине? С ним случилась беда? Испугался, что выболтал слишком много, поддавшись воздействию «Скуунка» и доброжелательного слушателя?
Квиллер позвонил выпускающему редактору.
– Джуниор! Что случилось с Бородачом?
– Он взял расчёт, возвращается в академию.
– Так, с бухты-барахты?
– Ну, знаешь… эта молодая поросль… они никогда не знают, чего хотят.
– Он оставил адрес для пересылки почты? Я должен ему за сбор информации.
– Нет, адреса нет. Он, верно, вышлет тебе счёт. Слушай, не напишешь для нас что-нибудь такое-этакое с продолжением, пока мы не подыщем замену?
– Я вам не по карману.
Квиллер резко опустил трубку и тут же позвонил Пегги по домашнему номеру в Уинстон-парке.
– Это Квилл. Что случилось с вашим бородатым соседом?
– Право, не знаю. Меня вчера пригласил на ужин – догадайтесь кто? – Уэзерби Гуд! И мы отправились – отгадайте куда? – в «Конь-огонь»! А когда я вернулась домой, нашла записку от Кеннета. Он просил меня возвратить арендованный им автомобиль и забрать у вас то, что вы должны ему за выполненное задание. Ума не приложу, что всё это значит.
– Что – я понимаю, но вот чего я не понимаю, так это почему. Он оставил какой-нибудь адрес?
– Ничего! Мне казалось, вы с Кеном вполне сработались.
– Так оно и было, и он отлично справился с заданием. Вот почему его бегство для меня абсолютная неожиданность. Сообщите мне, если надо будет оплатить какие-то расходы. Как вам понравился «Конь-огонь»?
– Высший класс! Уэзерби предупредил, мол, там непринужденная обстановка, и я ожидала чего-то типа сельской разлюли-малины, но у них вполне классно, несмотря на весь их лошадиный антураж.
Квиллерово знакомство с Джадом Амхёрстом можно было назвать шапочным: однажды вечером они встретились в Хиббард-Хаузе и обменялись рукопожатием завзятых скуункеров. В Мускаунти росло число сознательных граждан, предпочитавших утолять жажду минеральной водой «Скуунк».
Теперь Конни назвала Джада лучшим знатоком повседневного быта нынешнего Большого Дома на Холме. И Квиллер позвонил ему и пригласил в Индейскую Деревню, чтобы скоротать вечер за беседой о Хиббард-Хаузе. Джад Амхёрст, как запомнилось Квиллеру, был благообразным инженером на пенсии. Его седая шевелюра не была такой густой и буйной, как у Торнтона Хаггиса, но Коко и Юм-Юм её одобрили.
Они встретили Джада в прихожей «номера четвертого», приветливо махая хвостами.
– Так это и есть те два проказника, которые пишут колонку «Из-под пера Квилла»? – спросил он.
– Тайна разгадана! Надеюсь, дальше это не пойдет. Вы уже бывали в Индейской Деревне?
– Я присутствовал на двух-трёх собраниях Орнитологического клуба и однажды выступил с сообщением о птицах, населяющих поместье Хиббардов. Пришлось порядком попыхтеть, но мне это было в удовольствие.
– Похоже на материал, который можно использовать в книге о Хиббард-Хаузе. У вас остались записи?
– Всё гораздо лучше. В Птичьем клубе сделали магнитофонную запись моих штудий, и её можно прослушать.
Они сидели в двух удобных мягких креслах друг против друга, утопив ступни в пушистом ковре.
– Он даже мохнатее, чем у Олдена, – заметил Джад. – У Олдена гостиная обставлена по последнему слову моды.
Потом он объяснил, что постояльцы-мужчины живут в каменном гостевом доме у подножия холма, на котором стоит деревянный особняк.
– Сайрус, первый Хиббард, владелец лесопильных заводов, был помешан на дереве – что само по себе хорошо, но вот его потомки жили в вечном страхе из-за угрозы пожара.
– Я хотел бы записать всё на диктофон.
Так на магнитофонной ленте появилась следующая запись:
– Вы, как и остальные, тоже увлекаетесь охотой на уток?
– Нет. Я – книжный червь. Поселиться в этом доме меня побудила богатая библиотека. Правда, Вайолет пожертвовала массу книг ЦЭС, но сотни остались – не нынешние бестселлеры, а знаменитые старые романы, такие как «Женский портрет»22 или «Мельница на Флоссе»23 . Что мне нравится в Олдене, так это то, что с ним можно поговорить о книгах. Мне не попадались люди, которые разделяли бы этот мой интерес. А так… мы смотрим спортивные состязания по телевизору и играем в карты.
Подкрепив таким образом свои силы, он позвонил в отдел городских новостей и попросил позвать Бородача.
– Он здесь больше не работает, – ответил секретарь.
– Как давно? – Квиллер не верил своим ушам.
– Со вчерашнего дня.
– Что произошло?
– Не знаю. Говорите с боссом.
Квиллер налил себе вторую чашку кофе и стал соображать. Его уволили? Сам взял расчёт? И в том и в другом случае – по какой причине? С ним случилась беда? Испугался, что выболтал слишком много, поддавшись воздействию «Скуунка» и доброжелательного слушателя?
Квиллер позвонил выпускающему редактору.
– Джуниор! Что случилось с Бородачом?
– Он взял расчёт, возвращается в академию.
– Так, с бухты-барахты?
– Ну, знаешь… эта молодая поросль… они никогда не знают, чего хотят.
– Он оставил адрес для пересылки почты? Я должен ему за сбор информации.
– Нет, адреса нет. Он, верно, вышлет тебе счёт. Слушай, не напишешь для нас что-нибудь такое-этакое с продолжением, пока мы не подыщем замену?
– Я вам не по карману.
Квиллер резко опустил трубку и тут же позвонил Пегги по домашнему номеру в Уинстон-парке.
– Это Квилл. Что случилось с вашим бородатым соседом?
– Право, не знаю. Меня вчера пригласил на ужин – догадайтесь кто? – Уэзерби Гуд! И мы отправились – отгадайте куда? – в «Конь-огонь»! А когда я вернулась домой, нашла записку от Кеннета. Он просил меня возвратить арендованный им автомобиль и забрать у вас то, что вы должны ему за выполненное задание. Ума не приложу, что всё это значит.
– Что – я понимаю, но вот чего я не понимаю, так это почему. Он оставил какой-нибудь адрес?
– Ничего! Мне казалось, вы с Кеном вполне сработались.
– Так оно и было, и он отлично справился с заданием. Вот почему его бегство для меня абсолютная неожиданность. Сообщите мне, если надо будет оплатить какие-то расходы. Как вам понравился «Конь-огонь»?
– Высший класс! Уэзерби предупредил, мол, там непринужденная обстановка, и я ожидала чего-то типа сельской разлюли-малины, но у них вполне классно, несмотря на весь их лошадиный антураж.
Квиллерово знакомство с Джадом Амхёрстом можно было назвать шапочным: однажды вечером они встретились в Хиббард-Хаузе и обменялись рукопожатием завзятых скуункеров. В Мускаунти росло число сознательных граждан, предпочитавших утолять жажду минеральной водой «Скуунк».
Теперь Конни назвала Джада лучшим знатоком повседневного быта нынешнего Большого Дома на Холме. И Квиллер позвонил ему и пригласил в Индейскую Деревню, чтобы скоротать вечер за беседой о Хиббард-Хаузе. Джад Амхёрст, как запомнилось Квиллеру, был благообразным инженером на пенсии. Его седая шевелюра не была такой густой и буйной, как у Торнтона Хаггиса, но Коко и Юм-Юм её одобрили.
Они встретили Джада в прихожей «номера четвертого», приветливо махая хвостами.
– Так это и есть те два проказника, которые пишут колонку «Из-под пера Квилла»? – спросил он.
– Тайна разгадана! Надеюсь, дальше это не пойдет. Вы уже бывали в Индейской Деревне?
– Я присутствовал на двух-трёх собраниях Орнитологического клуба и однажды выступил с сообщением о птицах, населяющих поместье Хиббардов. Пришлось порядком попыхтеть, но мне это было в удовольствие.
– Похоже на материал, который можно использовать в книге о Хиббард-Хаузе. У вас остались записи?
– Всё гораздо лучше. В Птичьем клубе сделали магнитофонную запись моих штудий, и её можно прослушать.
Они сидели в двух удобных мягких креслах друг против друга, утопив ступни в пушистом ковре.
– Он даже мохнатее, чем у Олдена, – заметил Джад. – У Олдена гостиная обставлена по последнему слову моды.
Потом он объяснил, что постояльцы-мужчины живут в каменном гостевом доме у подножия холма, на котором стоит деревянный особняк.
– Сайрус, первый Хиббард, владелец лесопильных заводов, был помешан на дереве – что само по себе хорошо, но вот его потомки жили в вечном страхе из-за угрозы пожара.
– Я хотел бы записать всё на диктофон.
Так на магнитофонной ленте появилась следующая запись:
Дед Вайолет, Джеффри, получил образование в учебных заведениях Новой Англии и за рубежом. Был он человеком чрезвычайно общительным. Летом, бывало, приглашал к себе всех однокашников, по нескольку человек за раз. Они приезжали поездом, заменившим почтовую карету. И жили неделями, обосновавшись в гостевом доме из бутового камня, который Джеффри построил у подножия холма на берегу живописного пруда. Это был обычный лягушачий пруд, и по ночам лягушки своим любовным кваканьем не давали гостям спать. Джеффри дал изящному гостевому флигелю вычурное французское название, но злоязычные гости переименовали его в Лягушатник, и лягушачьи лапки по-провансальски стали частым блюдом в меню.Квиллер выключил диктофон и спросил:
На ужин мужчины приходили в галстуках-бабочках, рассказывала Вайолет, играло струнное трио, закуски подавали лакеи, а вино разливал дворецкий.
Но в двадцатом веке жизнь стала проще, непринужденнее, и отец Вайолет, Джесмор. Интересовался больше литературой, чем дружескими застольями, и при нём Лягушатник стоял заколоченный. Он ожил только, когда поместье унаследовала Вайолет – и под новым именем. Олден называет его: Старая Каменная Груда.
Условия для проживания – фантастические. У каждого из нас не только спальня, но и гостиная, богато обставленная, и ванная с джакузи. А вечера в главном доме, благодаря радушию Вайолет, вообще нечто особенное… Вот и вся история!
– Вы, как и остальные, тоже увлекаетесь охотой на уток?
– Нет. Я – книжный червь. Поселиться в этом доме меня побудила богатая библиотека. Правда, Вайолет пожертвовала массу книг ЦЭС, но сотни остались – не нынешние бестселлеры, а знаменитые старые романы, такие как «Женский портрет»22 или «Мельница на Флоссе»23 . Что мне нравится в Олдене, так это то, что с ним можно поговорить о книгах. Мне не попадались люди, которые разделяли бы этот мой интерес. А так… мы смотрим спортивные состязания по телевизору и играем в карты.