– У вас здесь, говорят, кого-то утопили, и это скандальное происшествие имеет какое-то отношение к мастерской, – заметил Квиллер. – Когда это случилось?
Адвокат тяжко и с раздражением вздохнул:
– Этот несчастный случай, смею вас уверить, очень старая история. И всё-таки время от времени ваша газета – которой я мало восхищаюсь, простите за прямоту, – ваша газета раскапывает какой-нибудь эпизод этой печальной истории и печатает его под отталкивающим заголовком, очевидно в угоду читателям самого низкого морального уровня. Надеюсь, теперь, когда владельцем Центра искусств стал я, публикации подобного рода прекратятся. Если вы повлияете в этом отношении, я буду вам очень благодарен.
– Между прочим, – сказал Квиллер, – по-моему, не стоит запирать двери между мастерской и другими комнатами. Пожарный контроль не одобрит этого.
– Запасной выход, насколько я знаю, никогда не закрывается.
– Сегодня утром он был закрыт изнутри.
Маус не ответил, занятый пережёвыванием угря.
– Как вы полагаете, Грэм считается хорошим керамистом?
– Он прекрасный работник, замечательно разбирается в материалах и оборудовании. Но что касается, скажем, творческого начала, то здесь уместней, пожалуй, говорить не о мистере, а о миссис Грэм.
– Вы, должно быть, не слышали новость, – сказал Квиллер, – миссис Грэм покинула своего мужа. Возможно, она спрашивала вашего совета по поводу развода? Но так или иначе, прошлой ночью она исчезла
Маус продолжал задумчиво жевать, потом сказал:
– К несчастью, это так, если не сказать больше.
Квиллер следил за лицом адвоката: оно не изменилось, только глаза выдавали волнение. Глаз, под которым был синяк, уже стал лиловым.
Зелёный соус оказался отменным.
– Петрушка была добавлена, пожалуй, слегка рановато, – задумчиво произнес Маус, – я это могу сказать точно. Хотя относительно зелени существует множество самых различных мнений. На последней встрече Ассоциации почётных гастрономов, которая состоялась вчера, как раз обсуждался вопрос об укропе. И должен вам сказать, дебаты были бурные.
– Так это там вас так отделали? – полюбопытствовал Квиллер.
Маус аккуратно дотронулся до своего левого глаза:
– В пылу обсуждения, к моему сожалению, один из наших членов, очень порывистый человек, в неподходящий момент двинул кулаком в мою сторону.
Подали главное блюдо и белое вино; семь человек в волнении бегали, хлопоча вокруг стола. Маус попробовал вино и послал его обратно, пожаловался на курящих за соседним столом и обнаружил, что в соусе слишком много эстрагона.
Квиллер пожирал голодными глазами блюдо с телятиной и грибами, плавающими в деликатесном соусе. Однако он был намерен строго придерживаться своего диетического режима; три кусочка и ничего сверх того.
После первого он обратился к Маусу:
– Как вы думаете, Макс Сорэл будет подходящей фигурой для моей статьи?
Адвокат покивал головой в знак согласия:
– Его ресторан испытывает, скажем так, некоторые трудности в настоящее время, и положительные отклики, конечно, не вызовут одобрения у ряда недоброжелателей. Впрочем, лучше бы вам поговорить об этом с самим мистером Сорэлом.
– А Шарлот Руп?
Маус отложил вилку и нож, которые он использовал на европейский лад.
– Вот где таятся сокровища! Не обманитесь внешностью старой девы. Мисс Руп – женщина, сделавшая превосходную карьеру, прекрасная исполнительница, обладающая способностью к самоорганизации. Если у неё и есть кое-какие дефекты в характере, наша обязанность – не замечать их.
Квиллер проглотил предпоследний кусок.
– Розмари Уайтинг очень мила.
– Она из Канады, – сказал Маус. Его лицо выражало блаженство: он пробовал телятину, примирившись в конце концов с избытком эстрагона.
– Какое у неё любимое блюдо?
– Миссис Уайтинг, должен заметить с сожалением, предпочитает банальную пищу. Вы, должно быть, слышали её восхваления соевым бобам и семенам подсолнуха.
– А Хикси Райе, я так понял, пишет о еде. Маус патетически поднял руки – жест выражал покорность судьбе.
– Молодая леди пишет – ибо это диктуют печальные обстоятельства её служебных обязанностей – меню для ужасных третьеразрядных ресторанов. «Сегодня у нас особое блюдо – превосходное рагу из лучших частей молочного ягнёнка, со сладкой морковью только с грядки, отборным картофелем из Мичигана и горохом размером с жемчужину, всё это в превосходном соусе с ароматом Дальнего Востока». Это сочинение в стиле барокко означает, как вы догадываетесь, «остатки вчерашней еды в соусе из консервов, с достаточным количеством кэрри, чтобы заглушить прогорклость». Квиллер сделал третью попытку:
– И Уильям тоже по-своему интересен.
– К сожалению, он слишком много болтает и не может похвастаться особыми дарованиями, но он близок нам по духу и хорошо играет в бридж.
Официанты во главе с метрдотелем с тревогой смотрели, как медленно Квиллер управляется с едой. Среди них произошло некоторое движение, когда из кухня появился шеф-повар.
Он подошёл прямо к Квиллеру и спросил;
– Вам не нравится моя еда?
– Настоящий гурман никогда не наедается до отвала, – спокойно ответил журналист. – Еда превосходна, смею вас заверить. Я бы хотел взять остаток телятины домой для котов.
– Коты! Санта Мария! Значит, я готовил это для котов! – Шеф-повар выбросил в отчаянии руки вперед и ретировался в кухню.
После блюда из тушеного фенхеля с миндалем и салата из семян настурции, пюре из каштанов в бисквитных корзиночках и чашечки кофе Квиллер достал из кармана трубку, а вслед за нею бирюзового жучка, которого Коко нашёл на берегу.
– Вы видели это когда-нибудь?
Маус кивнул:
– Мистер Грэм был так добр, что подарил каждому из нас по скарабею как талисман, приносящий удачу. Я, к несчастью, потерял своего, что является плохим знаком, как вы можете себе представить.
Квиллер заплатил по счёту, радуясь, что «Прибой» оплачивает съеденное и выпитое. На эти деньги он мог бы прожить неделю. И поторопился вернуться домой. Он не делал никаких записей непосредственно за трапезой, когда Маус пространно излагал своё кулинарное кредо, но теперь спешил зафиксировать на бумаге множество пикантных гастрономических подробностей, которые от него услышал. Как только официант принёс остатки телятины для котов, завернутые в льняную салфетку, они поднялись и ушли: Маус – излучая удовольствие, Квиллер – с лёгким чувством голода и досадой на себя самого.
Когда они вернулись в «Мышеловку», адвокат отправился на кухню, а Квиллер поднялся по главной лестнице, но на площадке почему-то повернул не направо, а налево. Какой-то внезапный импульс направил его к комнате Хикси.
Он только-только собрался постучать, когда из-за двери послышался мужской голос, и Квиллер заколебался. Через толстые дубовые доски он слышал только гудение голоса, не различая слов, но по интонации понял, что человек что-то доказывал и спорил. Сначала голоса были безличны, как в телевизионной драме, но потом Квиллер узнал второй голос.
Хикси говорила:
– Нет! Это окончательно!.. Большое спасибо, но нет, спасибо! – Она понизила голос, отвечая на вопрос. – Конечно, но вы не должны были приходить сюда. Мы договорились, что вы никогда больше сюда не придёте… Хорошо, один бокал, и вы уйдёте.
Квиллер постучал.
На несколько минут воцарилась тишина, потом послышалось цоканье каблуков, приближающееся к двери.
– Кто там? – Хикси осторожно открыла дверь. – А это вы! – сказала она с нервной улыбкой. – Я говорила по телефону. Извините, что заставила вас ждать. – Она не пригласила его войти.
– Я бы хотел узнать, пойдёте ли вы на дегустацию сыра завтра во второй половине дня. Это обед, устраиваемый для прессы.
– Да, с удовольствием. Где мы встречаемся? – В холле отеля «Силтон», вы не против?
– Прекрасно. Вы знаете меня, я люблю поесть.
– Там будет и спиртное, конечно.
– Выпить я тоже люблю. – Она заморгала длинными накладными ресницами.
Квиллер попытался заглянуть ей через плечо, но дверь была открыта не полностью, а комната погружена в полумрак. Он увидел только лёгкое движение – птица, порхающая по клетке.
– До завтра, – сказал он.
Квиллер предпочитал назначать свидания женщинам с фигурой поизящнее и одевающимся с большим вкусом, но ему надо было получить ответы на ряд вопросов, а Хикси, несомненно, любит поболтать. Направляясь к себе по галерее, он решил держать ухо востро. Интересно, кто после «всего одного бокала» выйдет тайком из комнаты Хикси и куда он направится? «И почему это мне вздумалось подслушивать?» – спросил он себя. Но едва он открыл дверь в номер шесть и ступил в комнату, как тотчас забыл своё любопытство. Комната была в полнейшем хаосе.
Все картинки над книжным шкафом были ободраны, несколько книжек валялись на полу в открытом виде и с порванными страницами. Корзина для бумаги оказалась перевёрнутой, и всё, что в ней находилось прежде, разбросано по полу. Подушки тоже лежали на полу, с письменного стола всё, за исключением пишущей машинки, было сметено вчистую. Взлом? Разбой? Квиллер быстро огляделся, прежде чем пройти в комнату. Он наступил на какой-то маленький предмет, который хрустнул и вылетел из-под ноги. Он быстро отступил. Хрусть! На полу были разбросаны десятки маленьких коричневых шариков, медвежьей шкуры не было видно… Нет, вот она, под столом.
– Вы дьяволы! – взревел Квиллер. Эти шарики были рыбным сухим кормом! Открытая коробка лежала на полу в кухне, пустая, около неё стояла нетронутая миска с «Паштетом для киски», который высох и покрылся омерзительного вида коркой. Всё ясно. Разгром учинили, в знак протеста, два воинственных кота.
Виновники спали на кровати: Юм-Юм – свернувшись в плотный шар, а Коко – растянувшись во всю длину, в позе полного изнеможения. Однако, когда Квиллер развернул льняную салфетку, носы повернулись, уши насторожились, и два бандита направились на кухню, дабы там жалостливым дуэтом из баритона и сопрано испросить подаяние в виде тушёной телятины под соусом с эстрагоном.
– Только полный простак дал бы вам есть после того, что вы учинили здесь, – сказал им Квиллер.
Подняв картинки, собрав сухой корм изо всех четырёх углов комнаты, он переобулся, зажёг трубку и сел за пишущую машинку, чтобы записать свои впечатления от «Толедских тостов» и взгляды на еду заслуженного гастронома. Что-то предчувствуя, он взглянул на лист бумаги, который, по обыкновению, оставлял в пишущей машинке. Он увидел три аккуратно напечатанные буквы. Надев очки, он наклонился ближе. На этот раз Коко поработал, не переключая регистр. И напечатано было слово «бой».
Изумленный, Квиллер посмотрел на кота, который в это время усердно лизал лапу.
– Коко, – сказал он, – это уже слишком.
СЕМЬ
ВОСЕМЬ
Адвокат тяжко и с раздражением вздохнул:
– Этот несчастный случай, смею вас уверить, очень старая история. И всё-таки время от времени ваша газета – которой я мало восхищаюсь, простите за прямоту, – ваша газета раскапывает какой-нибудь эпизод этой печальной истории и печатает его под отталкивающим заголовком, очевидно в угоду читателям самого низкого морального уровня. Надеюсь, теперь, когда владельцем Центра искусств стал я, публикации подобного рода прекратятся. Если вы повлияете в этом отношении, я буду вам очень благодарен.
– Между прочим, – сказал Квиллер, – по-моему, не стоит запирать двери между мастерской и другими комнатами. Пожарный контроль не одобрит этого.
– Запасной выход, насколько я знаю, никогда не закрывается.
– Сегодня утром он был закрыт изнутри.
Маус не ответил, занятый пережёвыванием угря.
– Как вы полагаете, Грэм считается хорошим керамистом?
– Он прекрасный работник, замечательно разбирается в материалах и оборудовании. Но что касается, скажем, творческого начала, то здесь уместней, пожалуй, говорить не о мистере, а о миссис Грэм.
– Вы, должно быть, не слышали новость, – сказал Квиллер, – миссис Грэм покинула своего мужа. Возможно, она спрашивала вашего совета по поводу развода? Но так или иначе, прошлой ночью она исчезла
Маус продолжал задумчиво жевать, потом сказал:
– К несчастью, это так, если не сказать больше.
Квиллер следил за лицом адвоката: оно не изменилось, только глаза выдавали волнение. Глаз, под которым был синяк, уже стал лиловым.
Зелёный соус оказался отменным.
– Петрушка была добавлена, пожалуй, слегка рановато, – задумчиво произнес Маус, – я это могу сказать точно. Хотя относительно зелени существует множество самых различных мнений. На последней встрече Ассоциации почётных гастрономов, которая состоялась вчера, как раз обсуждался вопрос об укропе. И должен вам сказать, дебаты были бурные.
– Так это там вас так отделали? – полюбопытствовал Квиллер.
Маус аккуратно дотронулся до своего левого глаза:
– В пылу обсуждения, к моему сожалению, один из наших членов, очень порывистый человек, в неподходящий момент двинул кулаком в мою сторону.
Подали главное блюдо и белое вино; семь человек в волнении бегали, хлопоча вокруг стола. Маус попробовал вино и послал его обратно, пожаловался на курящих за соседним столом и обнаружил, что в соусе слишком много эстрагона.
Квиллер пожирал голодными глазами блюдо с телятиной и грибами, плавающими в деликатесном соусе. Однако он был намерен строго придерживаться своего диетического режима; три кусочка и ничего сверх того.
После первого он обратился к Маусу:
– Как вы думаете, Макс Сорэл будет подходящей фигурой для моей статьи?
Адвокат покивал головой в знак согласия:
– Его ресторан испытывает, скажем так, некоторые трудности в настоящее время, и положительные отклики, конечно, не вызовут одобрения у ряда недоброжелателей. Впрочем, лучше бы вам поговорить об этом с самим мистером Сорэлом.
– А Шарлот Руп?
Маус отложил вилку и нож, которые он использовал на европейский лад.
– Вот где таятся сокровища! Не обманитесь внешностью старой девы. Мисс Руп – женщина, сделавшая превосходную карьеру, прекрасная исполнительница, обладающая способностью к самоорганизации. Если у неё и есть кое-какие дефекты в характере, наша обязанность – не замечать их.
Квиллер проглотил предпоследний кусок.
– Розмари Уайтинг очень мила.
– Она из Канады, – сказал Маус. Его лицо выражало блаженство: он пробовал телятину, примирившись в конце концов с избытком эстрагона.
– Какое у неё любимое блюдо?
– Миссис Уайтинг, должен заметить с сожалением, предпочитает банальную пищу. Вы, должно быть, слышали её восхваления соевым бобам и семенам подсолнуха.
– А Хикси Райе, я так понял, пишет о еде. Маус патетически поднял руки – жест выражал покорность судьбе.
– Молодая леди пишет – ибо это диктуют печальные обстоятельства её служебных обязанностей – меню для ужасных третьеразрядных ресторанов. «Сегодня у нас особое блюдо – превосходное рагу из лучших частей молочного ягнёнка, со сладкой морковью только с грядки, отборным картофелем из Мичигана и горохом размером с жемчужину, всё это в превосходном соусе с ароматом Дальнего Востока». Это сочинение в стиле барокко означает, как вы догадываетесь, «остатки вчерашней еды в соусе из консервов, с достаточным количеством кэрри, чтобы заглушить прогорклость». Квиллер сделал третью попытку:
– И Уильям тоже по-своему интересен.
– К сожалению, он слишком много болтает и не может похвастаться особыми дарованиями, но он близок нам по духу и хорошо играет в бридж.
Официанты во главе с метрдотелем с тревогой смотрели, как медленно Квиллер управляется с едой. Среди них произошло некоторое движение, когда из кухня появился шеф-повар.
Он подошёл прямо к Квиллеру и спросил;
– Вам не нравится моя еда?
– Настоящий гурман никогда не наедается до отвала, – спокойно ответил журналист. – Еда превосходна, смею вас заверить. Я бы хотел взять остаток телятины домой для котов.
– Коты! Санта Мария! Значит, я готовил это для котов! – Шеф-повар выбросил в отчаянии руки вперед и ретировался в кухню.
После блюда из тушеного фенхеля с миндалем и салата из семян настурции, пюре из каштанов в бисквитных корзиночках и чашечки кофе Квиллер достал из кармана трубку, а вслед за нею бирюзового жучка, которого Коко нашёл на берегу.
– Вы видели это когда-нибудь?
Маус кивнул:
– Мистер Грэм был так добр, что подарил каждому из нас по скарабею как талисман, приносящий удачу. Я, к несчастью, потерял своего, что является плохим знаком, как вы можете себе представить.
Квиллер заплатил по счёту, радуясь, что «Прибой» оплачивает съеденное и выпитое. На эти деньги он мог бы прожить неделю. И поторопился вернуться домой. Он не делал никаких записей непосредственно за трапезой, когда Маус пространно излагал своё кулинарное кредо, но теперь спешил зафиксировать на бумаге множество пикантных гастрономических подробностей, которые от него услышал. Как только официант принёс остатки телятины для котов, завернутые в льняную салфетку, они поднялись и ушли: Маус – излучая удовольствие, Квиллер – с лёгким чувством голода и досадой на себя самого.
Когда они вернулись в «Мышеловку», адвокат отправился на кухню, а Квиллер поднялся по главной лестнице, но на площадке почему-то повернул не направо, а налево. Какой-то внезапный импульс направил его к комнате Хикси.
Он только-только собрался постучать, когда из-за двери послышался мужской голос, и Квиллер заколебался. Через толстые дубовые доски он слышал только гудение голоса, не различая слов, но по интонации понял, что человек что-то доказывал и спорил. Сначала голоса были безличны, как в телевизионной драме, но потом Квиллер узнал второй голос.
Хикси говорила:
– Нет! Это окончательно!.. Большое спасибо, но нет, спасибо! – Она понизила голос, отвечая на вопрос. – Конечно, но вы не должны были приходить сюда. Мы договорились, что вы никогда больше сюда не придёте… Хорошо, один бокал, и вы уйдёте.
Квиллер постучал.
На несколько минут воцарилась тишина, потом послышалось цоканье каблуков, приближающееся к двери.
– Кто там? – Хикси осторожно открыла дверь. – А это вы! – сказала она с нервной улыбкой. – Я говорила по телефону. Извините, что заставила вас ждать. – Она не пригласила его войти.
– Я бы хотел узнать, пойдёте ли вы на дегустацию сыра завтра во второй половине дня. Это обед, устраиваемый для прессы.
– Да, с удовольствием. Где мы встречаемся? – В холле отеля «Силтон», вы не против?
– Прекрасно. Вы знаете меня, я люблю поесть.
– Там будет и спиртное, конечно.
– Выпить я тоже люблю. – Она заморгала длинными накладными ресницами.
Квиллер попытался заглянуть ей через плечо, но дверь была открыта не полностью, а комната погружена в полумрак. Он увидел только лёгкое движение – птица, порхающая по клетке.
– До завтра, – сказал он.
Квиллер предпочитал назначать свидания женщинам с фигурой поизящнее и одевающимся с большим вкусом, но ему надо было получить ответы на ряд вопросов, а Хикси, несомненно, любит поболтать. Направляясь к себе по галерее, он решил держать ухо востро. Интересно, кто после «всего одного бокала» выйдет тайком из комнаты Хикси и куда он направится? «И почему это мне вздумалось подслушивать?» – спросил он себя. Но едва он открыл дверь в номер шесть и ступил в комнату, как тотчас забыл своё любопытство. Комната была в полнейшем хаосе.
Все картинки над книжным шкафом были ободраны, несколько книжек валялись на полу в открытом виде и с порванными страницами. Корзина для бумаги оказалась перевёрнутой, и всё, что в ней находилось прежде, разбросано по полу. Подушки тоже лежали на полу, с письменного стола всё, за исключением пишущей машинки, было сметено вчистую. Взлом? Разбой? Квиллер быстро огляделся, прежде чем пройти в комнату. Он наступил на какой-то маленький предмет, который хрустнул и вылетел из-под ноги. Он быстро отступил. Хрусть! На полу были разбросаны десятки маленьких коричневых шариков, медвежьей шкуры не было видно… Нет, вот она, под столом.
– Вы дьяволы! – взревел Квиллер. Эти шарики были рыбным сухим кормом! Открытая коробка лежала на полу в кухне, пустая, около неё стояла нетронутая миска с «Паштетом для киски», который высох и покрылся омерзительного вида коркой. Всё ясно. Разгром учинили, в знак протеста, два воинственных кота.
Виновники спали на кровати: Юм-Юм – свернувшись в плотный шар, а Коко – растянувшись во всю длину, в позе полного изнеможения. Однако, когда Квиллер развернул льняную салфетку, носы повернулись, уши насторожились, и два бандита направились на кухню, дабы там жалостливым дуэтом из баритона и сопрано испросить подаяние в виде тушёной телятины под соусом с эстрагоном.
– Только полный простак дал бы вам есть после того, что вы учинили здесь, – сказал им Квиллер.
Подняв картинки, собрав сухой корм изо всех четырёх углов комнаты, он переобулся, зажёг трубку и сел за пишущую машинку, чтобы записать свои впечатления от «Толедских тостов» и взгляды на еду заслуженного гастронома. Что-то предчувствуя, он взглянул на лист бумаги, который, по обыкновению, оставлял в пишущей машинке. Он увидел три аккуратно напечатанные буквы. Надев очки, он наклонился ближе. На этот раз Коко поработал, не переключая регистр. И напечатано было слово «бой».
Изумленный, Квиллер посмотрел на кота, который в это время усердно лизал лапу.
– Коко, – сказал он, – это уже слишком.
СЕМЬ
Квиллер намеревался завести будильник в среду вечером, но забыл. И в четверг утром он проснулся от странных звуков. Коко и Юм-Юм сидели на подоконнике и, казалось, скрежетали зубами, следя за голубями, которые преспокойно разгуливали по карнизу, отделённые от кошек всего лишь оконным стеклом. Квиллер проснулся с ощущением какой-то потери. Означало ли это, что бегство Джой было к добру? Или это было просто совпадением, что Коко напечатал «30», старый газетный символ, означающий «конец материала».
Внезапно он вспомнил последнее послание в машинке. Что оно означало, если означало что-то?
– Б-О-Й, – произнёс он вслух и выскочил из кровати с созревшим вопросом в голове.
Он хотел задать его Роберту Маусу за завтраком, но тот уже ушёл. Он спросил миссис Мэрон – она не могла ему помочь. Он поинтересовался у Хикси, когда она зашла, чтобы съесть ветчину с яйцами и поджарку с гренками, посыпанными корицей. Но она не имела об этом ни малейшего понятия. Дэн Грэм не появился на завтрак, и когда Квиллер позвонил ему позже, телефон не ответил. Наконец он зашел к Роберту Маусу в офис.
– Мне жаль… Я не помню, – сказал адвокат. – Мне нужно посмотреть копию контракта.
Квиллер пробормотал в оправдание, что пишет статью и ему срочно нужна информация.
– Нет, – сказал Маус, прочитав досье. – Я не вижу никаких признаков второго имени или инициалов.
Квиллер позвонил Арчи Райкеру на работу и рассказал ему о трёхбуквенном слове в пишущей машинке.
– Я был уверен – сказал Квиллер, – что Дэн Грэм является как раз тем типом, который должен иметь второе имя наподобие Карла, Александра или даже Наполеона. Ну что-нибудь претенциозно-милитаристское, связанное с «боями» и победами. Коко пытался что-то сказать мне. В прошлом он находил ключевые слова, которые были не менее фантастичны.
– Я рад, что он учится печатать, – через шесть месяцев он сможет приступить к работе над твоей новой колонкой. Как ты поужинал вчера вечером?
– Прекрасно. Но я не многое узнал. Маус рассказал мне неправдоподобную историю о том, как получил синяк под глазом.
– Ты появишься сегодня в редакции?
– Нет, хочу остаться дома и напечатать статью о «Толедских тостах». Это заведение для гурманов полно абсурда, и выбрать правильный тон – очень тяжело, а иначе это будет что-то между грубой лестью и лошадиным ржанием.
– Смотри не оскорби кого-нибудь из владельцев ресторана, – предупредил его Арчи, – или мне придется взять управление рекламным отделом на себя. Какие-нибудь новости от Джой?
– Нет, ничего.
У Квиллера была ещё одна причина остаться дома – быть у телефона, в случае если Джой позвонит. Он знал, что ожидать сообщений по почте ещё рано. Она сбежала всего двадцать четыре часа назад. И всё-таки он спустился в холл, когда в одиннадцать часов принесли почту. Напрасно. Впрочем, решил он, если Джой и напишет ему, то наверняка отправит письмо по адресу редакции. Она достаточно сообразительна для этого. Письмо, написанное её почерком, сразу узнают в «Мышеловке». Одно его беспокоило: справится ли почта с её почерком, слишком уж он своеобразен.
Он провёл час за пишущей машинкой, пытаясь создать хотя бы приблизительный отчёт о «Толедских тостах». Он несколько раз начинал, но вскоре бросил эту тему и переключился на образ Роберта Мауса, с его гордостью (острые ножи и очень много масла) и множеством предрассудков. Маус ненавидел чай в баночках, герметичные кастрюли, консервированные фруктовые коктейли, майонез в бутылках, растворимый кофе, капустный салат, яйца, сваренные в мешочек, стандартные обеды из Новой Англии и всё остальное, что напоминало шведский стол, салатный бар или буфет, в котором можно купить все виды готовых блюд.
Раз или два чей-то поющий, живой, явно не в записи, голос прерывал течение мыслей Квиллера. Живое пение – это была такая редкость в «Мышеловке»! Кто-то пел шотландскую народную песню, взволновавшую Квиллера.
Квиллер стучал по клавишам, воспроизводя слова Мауса, выражавшие его ужас от запеченной в фольге картошки, когда кто-то постучал в дверь. Там стояла его соседка – пожилая дама, белая как лунь, с густо покрытым пудрой лицом и большим количеством украшений. В руке она держала кроссворд.
– Простите за вторжение, – сказала мисс Руп, перебирая три ряда бус, – этот кроссворд поставил меня в тупик. Я думаю, вы знаете это слово. Вид орхидеи из одиннадцати букв. Начинается с «к» и заканчивается на «м».
– Киприпедиум, – выпалил Квиллер, а затем произнёс слово по буквам.
Мисс Рун вздохнула, и восхищение появилось в её маленьких голубых, обрамленных морщинками глазах.
– Вы изумительны, мистер Квиллер!
Он принял комплимент, утаив, что сам узнал это слово лишь несколько месяцев назад, когда играл в словесную игру с Коко.
– Не зайдёте ли? – пригласил он.
Она хотела было уйти:
– Вы, вероятно, очень заняты вашей превосходной статьей, – но её глаза выдавали нетерпение.
– Мне как раз пора отдохнуть. Заходите, пожалуйста.
– Вы уверены, что я не помешаю?
Прежде чем войти, она со слегка виноватым видом поглядела в обе стороны коридора.
Квиллер закрыл за ней дверь. Она слегка удивилась, и пришлось объяснить ей, что кошки могут выбежать в холл. Коко и Юм-Юм лежали на голубой подушке на обеденном столе. Мисс Руп посмотрела на них и заметно сникла.
Коко растянулся во всю длину, а Юм-Юм играла его хвостом. Пушистая шерсть сверкала в потоках света, льющегося из окна.
Безжалостное солнце освещало и два ряда морщинок на лбу мисс Руп, неодобрительно поднявшей брови.
Коко уловил её осуждающий взгляд и прекратил играть. Он перевернулся, поднял заднюю лапу и принялся лизать себя у основания хвоста. Она быстро отвернулась.
– Присядьте, пожалуйста. – Квиллер предложил ей одно из обеденных кресел, решив, что она любит сидеть выпрямившись. Он предложил ей растворимого кофе, но она поспешно, словно он предлагал что-то неприличное, отклонила предложение.
Потом он спросил с невинным видом:
– Что-нибудь покрепче?
– Мистер Квиллер, я скажу вам прямо, что не одобряю употребления спиртного.
– Я тоже не пью, – признался он добродушно, не объяснив, однако, почему.
И снова она посмотрела на него с такой нежностью, что сама смутилась, и стала говорить, следя за своей речью, – слишком много, слишком громко и слишком быстро.
– Мне очень нравится моя работа. Мистер Хэшман был хорошим человеком, царство ему небесное. Это он научил меня всему, что я знаю об управлении рестораном. Он продал своё дело много лет назад, и теперь его закусочные «Райские уголки» составляют огромную сеть заведений – вы, очевидно, знаете об этом. Корпорацией управляют три прекрасных бизнесмена…
– Вероятно, я напишу статью об истории «Райских уголков», поскольку она берёт начало в этом городе. – Квиллер подумал, что это было бы наилучшим способом умолчать о качестве продуктов. – Вы бы хотели дать интервью?
– О нет, нет! Что вы! Лучше напишите о трёх бизнесменах, которые увеличили число ресторанов с трёх до восьмидесяти девяти.
Скучная посредственность, как и все остальные, подумал Квиллер. Он полез в карман за трубкой, но передумал, убежденный, что его гостья не одобрит этого. Надо выманить из неё хоть какую-нибудь информацию.
– Я подумываю написать несколько статей о гурманах, которые живут в «Мышеловке». Вы не могли бы мне подсказать, с чего начать?
– О, все они интересны как личности, я ручаюсь, – произнесла она с энтузиазмом.
– Разнородная компания. И все ладят друг с другом?
– О да, они все такие приятные люди, очень уступчивые.
– Что вы скажете о Максе Сорэле? Он добился успеха как владелец ресторана?
– Да, он превосходный бизнесмен. Я восхищаюсь им.
– Кажется, он заглядывается на женщин.
– Он красивый мужчина, обаятелен и очень щепетилен.
Квиллеру казалось, что он говорит с компьютером. Он прочистил горло и попробовал подойти с другой стороны:
– Вы не были за столом во вторник вечером? Произошло столкновение. Уильяма, кажется, обвинили в некомпетентности.
– Мы должны быть снисходительны к юности, – сказала мисс Руп твёрдо. – Он хороший мальчик, очень дружелюбный, я старая женщина с седыми волосами, а он разговаривает со мной, как разговаривал бы с человеком своего возраста.
Квиллер обладал способностью вызывать людей на откровенность. Выражение сочувствия в глазах и свисающие усы придавали ему вид искренней симпатии, даже когда он просто любопытствовал. Но с Шарлот Рун его приём не сработал. Он узнал лишь, что Розмари привлекательна, Хикси хохотушка, ну а Роберт Маус так и вовсе прелесть,
– Полагаю, вам известно, – сказал он, отбросив осторожность, – что мы потеряли нашу милую сотрапезницу. Совершенно внезапно и загадочно миссис Грэм покинула своего мужа.
Мисс Руп гордо выдвинула подбородок вперёд:
– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням, мистер Квиллер.
– Надеюсь, с ней не случилось никакого несчастья, – продолжал он. – Я слышал крик в ночь её исчезновения, и это беспокоит меня.
– Миссис Грэм в полнейшем порядке, я уверена, – сказала мисс Руп. – Мы должны быть всегда оптимистами и мыслить конструктивно.
– Вы хорошо её знаете?
– Мы часто с ней говорили. Я много узнала о её работе. Я восхищаюсь ею безмерно. Умная женщина, а муж её такой приятный человек. Они прекрасная пара.
Коко издал резкий звук, спрыгнул со стола в поисках пустой туфли. Квиллер схватил его и быстро отнёс в ванную.
– Извините меня, – сказал он гостье, когда кризис миновал. – Коко вырвало. Это, должно быть, шерсть.
Мисс Руп взглянула на кота с легкой неприязнью,
– Интересно, что случилось с котом миссис Грэм? – спросил Квиллер. – Она так расстроилась, когда он пропал.
– Ничего, миссис Грэм с этим справится. Она очень чувствительная женщина, но у неё сильный характер.
– Да? Мне говорили другое – что она капризна и весьма легкомысленна.
– О нет! Я видела её за работой. Она знает, чего хочет. И целиком отдаёт себя искусству. Однажды она сидела за гончарным кругом, раскручивая кувшин, – как это называется, ровнять кувшин?
– Формировать кувшин, – поправил её Квиллер.
– Да, она лепила кувшин, раскручивая колесо своей маленькой изящной ножкой, и я спросила, почему она не использует электрическое колесо. Это было бы гораздо легче и куда эффективней. Но она возразила: «Тогда в кувшине будет гораздо меньше моей души». Прекрасная мысль. Она настоящий художник. – Мисс Руп поднялась, чтобы уходить. – Я и так слишком долго отрываю вас от работы.
Квиллер запротестовал, и она добавила:
– Нет, я пойду вниз, перекушу.
Когда Шарлот Руп ушла, Квиллер сказал Коко:
– Ты слышал, что она сказала про колесо?
– Йау, – воззвал Коко, который снова был на столе, совершая туалет в лучах солнца.
– Дэн сказал, что спас Джой от неизбежной травмы, выключив механизм. Небольшое несовпадение, как по-твоему?
Коко кивнул в знак согласия – так показалось Квиллеру. Или он просто лизнул белое пятнышко у себя на груди?
– Надо найти какой-нибудь способ, чтобы ты мог проникнуть в мастерскую, – сказал Квиллер. – Ручаюсь, ты обнаружишь там что-нибудь любопытное.
Уже не раз в прошлом Коко делал неожиданные открытия. Возможно, он, подобно усам Квиллера, обладал повышенной чувствительностью в опасных ситуациях.
Так или иначе, но у Квиллера вновь появилось ужасное предчувствие. С Джой плохо. Очень плохо. Её больше нет. И так не хотелось этому верить.
Внезапно он вспомнил последнее послание в машинке. Что оно означало, если означало что-то?
– Б-О-Й, – произнёс он вслух и выскочил из кровати с созревшим вопросом в голове.
Он хотел задать его Роберту Маусу за завтраком, но тот уже ушёл. Он спросил миссис Мэрон – она не могла ему помочь. Он поинтересовался у Хикси, когда она зашла, чтобы съесть ветчину с яйцами и поджарку с гренками, посыпанными корицей. Но она не имела об этом ни малейшего понятия. Дэн Грэм не появился на завтрак, и когда Квиллер позвонил ему позже, телефон не ответил. Наконец он зашел к Роберту Маусу в офис.
– Мне жаль… Я не помню, – сказал адвокат. – Мне нужно посмотреть копию контракта.
Квиллер пробормотал в оправдание, что пишет статью и ему срочно нужна информация.
– Нет, – сказал Маус, прочитав досье. – Я не вижу никаких признаков второго имени или инициалов.
Квиллер позвонил Арчи Райкеру на работу и рассказал ему о трёхбуквенном слове в пишущей машинке.
– Я был уверен – сказал Квиллер, – что Дэн Грэм является как раз тем типом, который должен иметь второе имя наподобие Карла, Александра или даже Наполеона. Ну что-нибудь претенциозно-милитаристское, связанное с «боями» и победами. Коко пытался что-то сказать мне. В прошлом он находил ключевые слова, которые были не менее фантастичны.
– Я рад, что он учится печатать, – через шесть месяцев он сможет приступить к работе над твоей новой колонкой. Как ты поужинал вчера вечером?
– Прекрасно. Но я не многое узнал. Маус рассказал мне неправдоподобную историю о том, как получил синяк под глазом.
– Ты появишься сегодня в редакции?
– Нет, хочу остаться дома и напечатать статью о «Толедских тостах». Это заведение для гурманов полно абсурда, и выбрать правильный тон – очень тяжело, а иначе это будет что-то между грубой лестью и лошадиным ржанием.
– Смотри не оскорби кого-нибудь из владельцев ресторана, – предупредил его Арчи, – или мне придется взять управление рекламным отделом на себя. Какие-нибудь новости от Джой?
– Нет, ничего.
У Квиллера была ещё одна причина остаться дома – быть у телефона, в случае если Джой позвонит. Он знал, что ожидать сообщений по почте ещё рано. Она сбежала всего двадцать четыре часа назад. И всё-таки он спустился в холл, когда в одиннадцать часов принесли почту. Напрасно. Впрочем, решил он, если Джой и напишет ему, то наверняка отправит письмо по адресу редакции. Она достаточно сообразительна для этого. Письмо, написанное её почерком, сразу узнают в «Мышеловке». Одно его беспокоило: справится ли почта с её почерком, слишком уж он своеобразен.
Он провёл час за пишущей машинкой, пытаясь создать хотя бы приблизительный отчёт о «Толедских тостах». Он несколько раз начинал, но вскоре бросил эту тему и переключился на образ Роберта Мауса, с его гордостью (острые ножи и очень много масла) и множеством предрассудков. Маус ненавидел чай в баночках, герметичные кастрюли, консервированные фруктовые коктейли, майонез в бутылках, растворимый кофе, капустный салат, яйца, сваренные в мешочек, стандартные обеды из Новой Англии и всё остальное, что напоминало шведский стол, салатный бар или буфет, в котором можно купить все виды готовых блюд.
Раз или два чей-то поющий, живой, явно не в записи, голос прерывал течение мыслей Квиллера. Живое пение – это была такая редкость в «Мышеловке»! Кто-то пел шотландскую народную песню, взволновавшую Квиллера.
Квиллер стучал по клавишам, воспроизводя слова Мауса, выражавшие его ужас от запеченной в фольге картошки, когда кто-то постучал в дверь. Там стояла его соседка – пожилая дама, белая как лунь, с густо покрытым пудрой лицом и большим количеством украшений. В руке она держала кроссворд.
– Простите за вторжение, – сказала мисс Руп, перебирая три ряда бус, – этот кроссворд поставил меня в тупик. Я думаю, вы знаете это слово. Вид орхидеи из одиннадцати букв. Начинается с «к» и заканчивается на «м».
– Киприпедиум, – выпалил Квиллер, а затем произнёс слово по буквам.
Мисс Рун вздохнула, и восхищение появилось в её маленьких голубых, обрамленных морщинками глазах.
– Вы изумительны, мистер Квиллер!
Он принял комплимент, утаив, что сам узнал это слово лишь несколько месяцев назад, когда играл в словесную игру с Коко.
– Не зайдёте ли? – пригласил он.
Она хотела было уйти:
– Вы, вероятно, очень заняты вашей превосходной статьей, – но её глаза выдавали нетерпение.
– Мне как раз пора отдохнуть. Заходите, пожалуйста.
– Вы уверены, что я не помешаю?
Прежде чем войти, она со слегка виноватым видом поглядела в обе стороны коридора.
Квиллер закрыл за ней дверь. Она слегка удивилась, и пришлось объяснить ей, что кошки могут выбежать в холл. Коко и Юм-Юм лежали на голубой подушке на обеденном столе. Мисс Руп посмотрела на них и заметно сникла.
Коко растянулся во всю длину, а Юм-Юм играла его хвостом. Пушистая шерсть сверкала в потоках света, льющегося из окна.
Безжалостное солнце освещало и два ряда морщинок на лбу мисс Руп, неодобрительно поднявшей брови.
Коко уловил её осуждающий взгляд и прекратил играть. Он перевернулся, поднял заднюю лапу и принялся лизать себя у основания хвоста. Она быстро отвернулась.
– Присядьте, пожалуйста. – Квиллер предложил ей одно из обеденных кресел, решив, что она любит сидеть выпрямившись. Он предложил ей растворимого кофе, но она поспешно, словно он предлагал что-то неприличное, отклонила предложение.
Потом он спросил с невинным видом:
– Что-нибудь покрепче?
– Мистер Квиллер, я скажу вам прямо, что не одобряю употребления спиртного.
– Я тоже не пью, – признался он добродушно, не объяснив, однако, почему.
И снова она посмотрела на него с такой нежностью, что сама смутилась, и стала говорить, следя за своей речью, – слишком много, слишком громко и слишком быстро.
– Мне очень нравится моя работа. Мистер Хэшман был хорошим человеком, царство ему небесное. Это он научил меня всему, что я знаю об управлении рестораном. Он продал своё дело много лет назад, и теперь его закусочные «Райские уголки» составляют огромную сеть заведений – вы, очевидно, знаете об этом. Корпорацией управляют три прекрасных бизнесмена…
– Вероятно, я напишу статью об истории «Райских уголков», поскольку она берёт начало в этом городе. – Квиллер подумал, что это было бы наилучшим способом умолчать о качестве продуктов. – Вы бы хотели дать интервью?
– О нет, нет! Что вы! Лучше напишите о трёх бизнесменах, которые увеличили число ресторанов с трёх до восьмидесяти девяти.
Скучная посредственность, как и все остальные, подумал Квиллер. Он полез в карман за трубкой, но передумал, убежденный, что его гостья не одобрит этого. Надо выманить из неё хоть какую-нибудь информацию.
– Я подумываю написать несколько статей о гурманах, которые живут в «Мышеловке». Вы не могли бы мне подсказать, с чего начать?
– О, все они интересны как личности, я ручаюсь, – произнесла она с энтузиазмом.
– Разнородная компания. И все ладят друг с другом?
– О да, они все такие приятные люди, очень уступчивые.
– Что вы скажете о Максе Сорэле? Он добился успеха как владелец ресторана?
– Да, он превосходный бизнесмен. Я восхищаюсь им.
– Кажется, он заглядывается на женщин.
– Он красивый мужчина, обаятелен и очень щепетилен.
Квиллеру казалось, что он говорит с компьютером. Он прочистил горло и попробовал подойти с другой стороны:
– Вы не были за столом во вторник вечером? Произошло столкновение. Уильяма, кажется, обвинили в некомпетентности.
– Мы должны быть снисходительны к юности, – сказала мисс Руп твёрдо. – Он хороший мальчик, очень дружелюбный, я старая женщина с седыми волосами, а он разговаривает со мной, как разговаривал бы с человеком своего возраста.
Квиллер обладал способностью вызывать людей на откровенность. Выражение сочувствия в глазах и свисающие усы придавали ему вид искренней симпатии, даже когда он просто любопытствовал. Но с Шарлот Рун его приём не сработал. Он узнал лишь, что Розмари привлекательна, Хикси хохотушка, ну а Роберт Маус так и вовсе прелесть,
– Полагаю, вам известно, – сказал он, отбросив осторожность, – что мы потеряли нашу милую сотрапезницу. Совершенно внезапно и загадочно миссис Грэм покинула своего мужа.
Мисс Руп гордо выдвинула подбородок вперёд:
– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням, мистер Квиллер.
– Надеюсь, с ней не случилось никакого несчастья, – продолжал он. – Я слышал крик в ночь её исчезновения, и это беспокоит меня.
– Миссис Грэм в полнейшем порядке, я уверена, – сказала мисс Руп. – Мы должны быть всегда оптимистами и мыслить конструктивно.
– Вы хорошо её знаете?
– Мы часто с ней говорили. Я много узнала о её работе. Я восхищаюсь ею безмерно. Умная женщина, а муж её такой приятный человек. Они прекрасная пара.
Коко издал резкий звук, спрыгнул со стола в поисках пустой туфли. Квиллер схватил его и быстро отнёс в ванную.
– Извините меня, – сказал он гостье, когда кризис миновал. – Коко вырвало. Это, должно быть, шерсть.
Мисс Руп взглянула на кота с легкой неприязнью,
– Интересно, что случилось с котом миссис Грэм? – спросил Квиллер. – Она так расстроилась, когда он пропал.
– Ничего, миссис Грэм с этим справится. Она очень чувствительная женщина, но у неё сильный характер.
– Да? Мне говорили другое – что она капризна и весьма легкомысленна.
– О нет! Я видела её за работой. Она знает, чего хочет. И целиком отдаёт себя искусству. Однажды она сидела за гончарным кругом, раскручивая кувшин, – как это называется, ровнять кувшин?
– Формировать кувшин, – поправил её Квиллер.
– Да, она лепила кувшин, раскручивая колесо своей маленькой изящной ножкой, и я спросила, почему она не использует электрическое колесо. Это было бы гораздо легче и куда эффективней. Но она возразила: «Тогда в кувшине будет гораздо меньше моей души». Прекрасная мысль. Она настоящий художник. – Мисс Руп поднялась, чтобы уходить. – Я и так слишком долго отрываю вас от работы.
Квиллер запротестовал, и она добавила:
– Нет, я пойду вниз, перекушу.
Когда Шарлот Руп ушла, Квиллер сказал Коко:
– Ты слышал, что она сказала про колесо?
– Йау, – воззвал Коко, который снова был на столе, совершая туалет в лучах солнца.
– Дэн сказал, что спас Джой от неизбежной травмы, выключив механизм. Небольшое несовпадение, как по-твоему?
Коко кивнул в знак согласия – так показалось Квиллеру. Или он просто лизнул белое пятнышко у себя на груди?
– Надо найти какой-нибудь способ, чтобы ты мог проникнуть в мастерскую, – сказал Квиллер. – Ручаюсь, ты обнаружишь там что-нибудь любопытное.
Уже не раз в прошлом Коко делал неожиданные открытия. Возможно, он, подобно усам Квиллера, обладал повышенной чувствительностью в опасных ситуациях.
Так или иначе, но у Квиллера вновь появилось ужасное предчувствие. С Джой плохо. Очень плохо. Её больше нет. И так не хотелось этому верить.
ВОСЕМЬ
День тянулся бесконечно долго. Он пропустил ланч. В полдень Розмари стояла у его дверей с клубком пряжи: она приводила в порядок свою корзинку для вязания и решила, что котам понравится играть с клубком шерсти. Квиллер пригласил её войти, но она спешила на работу. После обеда солнце пропало за серыми тучами, и холодный свет, струящийся через огромное окно, наполнил комнату унылостью. Кошки чувствовали прохладу. Даже не посмотрев на клубок, они заползли за книги в книжном шкафу, чтобы там провести свой послеобеденный отдых.
Квиллер был рад, когда пришло время отправляться в «Силтон». Он нуждался в перемене места, в перемене мыслей. И был даже рад, что пригласил разговорчивую Хикси Райе. По дороге в отель он зашёл в редакцию за почтой и, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, взял в библиотеке клип по гончарной мастерской на Ривер-роуд, «Мастерской Пенниманов», как она официально именовалась.
Он встретил Хикси в холле отеля. Казалось, она излучает отчаянную весёлость – в своём вишнёво-красном костюме и креветочно-розовой шляпе с соломенной морковью, турнепсом и редисом.
– Прекрасная шляпка, – заметил Квиллер.
– Мерси, месье. – Она замигала ровными рядами ресниц. – Я рада, что вам понравилась.
– Я этого не говорил.
– О, вы шутник! – Хикси игриво подтолкнула его. Мне страшно нравятся эти соломенные lйgumes[3] Вы ведь знаете меня!.. Вы говорите по-французски?
– Ровно настолько, чтобы у меня не было проблем в Париже.
– Я занимаюсь по курсу Берлина. Скажите что-нибудь по-французски,
– Камамбер, рокфор, бри, – сказал Квиллер.
Ежегодный фестиваль сыроделов был организован производителями сыра в танцевальном зале отеля. Сотня или около сотни гостей собрались возле бара, игнорируя длинные столы с отборным сыром.
– Это типичная вечеринка для прессы, – объяснил Квиллер. – Шесть человек из гостей работают в прессе, и никто не знает, кто такие остальные и почему они приглашены.
Он выпустил дым из трубки и попробовал датский сыр, сделанный из сливок. Хикси отпила из стакана и попробовала бри, камамбер, чешир, эдам, горгондзолу, гауду, грюйер, херкимер, ледекранц, моцареллу, муэнстер, пармезан, пор-дю-салю и рокфор.
– А вы так ничего больше и не отведаете? – спросила она.
– Я возьму немного рокфора для Коко, – сказал Квиллер, а затем добавил: – У нас сегодня был неожиданный гость – мисс Руп. Я думаю, она не одобрила моих котов. И Коко тоже не одобрил её.
– Шарлот ничего не одобряет, – сказала Хикси. – Курение, питье, игры, разводы, короткие юбки, истории о лохматых собаках, иностранцы, мотоциклы, фильмы с несчастливым концом, политики, жвачка, романы, написанные после тысяча девятьсот сорокового года, слишком большие чаевые официантам и секс – всё это не по ней.
У таких всегда есть скелет в чулане, подумал Квиллер.
– У неё был хоть раз в жизни роман? – спросил он свою хорошо информированную собеседницу.
Квиллер был рад, когда пришло время отправляться в «Силтон». Он нуждался в перемене места, в перемене мыслей. И был даже рад, что пригласил разговорчивую Хикси Райе. По дороге в отель он зашёл в редакцию за почтой и, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, взял в библиотеке клип по гончарной мастерской на Ривер-роуд, «Мастерской Пенниманов», как она официально именовалась.
Он встретил Хикси в холле отеля. Казалось, она излучает отчаянную весёлость – в своём вишнёво-красном костюме и креветочно-розовой шляпе с соломенной морковью, турнепсом и редисом.
– Прекрасная шляпка, – заметил Квиллер.
– Мерси, месье. – Она замигала ровными рядами ресниц. – Я рада, что вам понравилась.
– Я этого не говорил.
– О, вы шутник! – Хикси игриво подтолкнула его. Мне страшно нравятся эти соломенные lйgumes[3] Вы ведь знаете меня!.. Вы говорите по-французски?
– Ровно настолько, чтобы у меня не было проблем в Париже.
– Я занимаюсь по курсу Берлина. Скажите что-нибудь по-французски,
– Камамбер, рокфор, бри, – сказал Квиллер.
Ежегодный фестиваль сыроделов был организован производителями сыра в танцевальном зале отеля. Сотня или около сотни гостей собрались возле бара, игнорируя длинные столы с отборным сыром.
– Это типичная вечеринка для прессы, – объяснил Квиллер. – Шесть человек из гостей работают в прессе, и никто не знает, кто такие остальные и почему они приглашены.
Он выпустил дым из трубки и попробовал датский сыр, сделанный из сливок. Хикси отпила из стакана и попробовала бри, камамбер, чешир, эдам, горгондзолу, гауду, грюйер, херкимер, ледекранц, моцареллу, муэнстер, пармезан, пор-дю-салю и рокфор.
– А вы так ничего больше и не отведаете? – спросила она.
– Я возьму немного рокфора для Коко, – сказал Квиллер, а затем добавил: – У нас сегодня был неожиданный гость – мисс Руп. Я думаю, она не одобрила моих котов. И Коко тоже не одобрил её.
– Шарлот ничего не одобряет, – сказала Хикси. – Курение, питье, игры, разводы, короткие юбки, истории о лохматых собаках, иностранцы, мотоциклы, фильмы с несчастливым концом, политики, жвачка, романы, написанные после тысяча девятьсот сорокового года, слишком большие чаевые официантам и секс – всё это не по ней.
У таких всегда есть скелет в чулане, подумал Квиллер.
– У неё был хоть раз в жизни роман? – спросил он свою хорошо информированную собеседницу.