— Неужели? Но вам это понравилось.
   И прежде чем Сейдж смогла что-то возразить, Харлан проскользнул в дверь.
 
   В семь часов следующего утра Лори, Девон и Сейдж готовили на кухне рождественский обед. Лори мучилась с огромной индейкой и очень боялась, что не сможет приготовить ее как следует.
   Сидя за кухонным столом, Харлан молча съел свой завтрак, а потом выразил желание принести дров и разжечь огонь в гостиной. Лори одарила его одной из своих особенных улыбок. Сейдж же предпочла бы, чтобы он испарился.
   Вошел Лаки и обратился к Девон:
   — Лорен накормлена, вымыта и лежит в своей кроватке.
   Сейдж отложила в сторону кусок мяса, который только что отбивала, и повернулась к брату:
   — Ты как ребенок!
   — Что, что? — пробормотал тот, наливая себе чашку кофе и разворачивая газету.
   — Немногие купают своих дочерей.
   — Ах, я хотел бы быть единственным мужчиной, который будет ее купать.
   — Почему, Лаки? Что за странные вещи ты говоришь? — в изумлении вскинула ресницы Девон.
   Муж посмотрел на нее, потом уткнулся головой в газету и через несколько минут воскликнул:
   — Эй, Девон, это самая лучшая из твоих статей. Мама, Сейдж, вы читали это?
   Обе ответили утвердительно. Да, они читали рождественскую передовицу, посвященную бездомным в Америке, и это было в равной степени проникновенно и остро.
   Поздним утром Пэт принес свои подарки. Лаки забрал их, чтобы положить под елкой в гостиной.
   — Когда мы посмотрим свои подарки? — спросила Сейдж.
   — После обеда.
   — Ах, мама. После обеда!
   — Да, после обеда.
   Тем не менее после долгожданного приезда Чейза и его семьи планы изменились. Лори прослезилась, когда взяла на руки своего первого внука. Она сразу же забыла об индейке и с новорожденным на руках опустилась в глубокое кресло в гостиной. Чейз заботливо помог Марси усесться на стул, хотя, по мнению Сейдж, она выглядела достаточно окрепшей, чтобы сделать это самостоятельно.
   — Надеюсь, за вашим столом хватит для нас места? — с улыбкой произнесла Марси. — Я знаю, вы не рассчитывали на меня, но когда утром доктор осмотрел нас, мы с Чейзом решили приехать на обед.
   — До тех пор, пока Марси не устанет. — Чейз обнял жену за плечи. — Разве она не великолепно выглядит?
   Действительно, рыжие волосы Марси каскадом свободно ниспадали на плечи. В любом случае, ее комплекция несколько изменилась в лучшую сторону — она немного пополнела.
   — Вы действительно украсили мне Рождество, — сказала Лори, сладко улыбаясь Джимми.
   Все собрались вокруг, выражая восхищение новорожденным. Сейдж предложила открыть рождественские подарки, раз уж они собрались все вместе. Ее поддержали.
   Пэт изобразил Санта Клауса, достав подарки из-под елки, которая, по мнению Сейдж, была украшена так, как и должна быть украшена рождественская елка. Среди конфет и шаров на ней были украшения, которые они с братьями делали еще в школе. Может быть, они и были сделаны не совсем профессионально, но каждый год вызывали чувство гордости у их создателей.
   Сейдж была довольна всеми подарками, но особенно плеткой для верховой езды от Чейза и Марси.
   — Я знаю, ты никогда не коснешься тела животного, — сказал брат, — но смотрится она отлично.
   — Это тоже для тебя, Сейдж, — произнес Пэт, передавая ей нарядно упакованную коробочку. — Это от… — заключил он, осматривая подарок, — от Харлана.
   — Харлан! — ледяным тоном произнесла Сейдж. И чтобы как-то смягчить это невольное восклицание, девушка взглянула на парня и пробормотала: — Мы только недавно встретились. Вам в самом деле не следовало делать это.
   — А мне очень хотелось.
   Его беспечный тон сильно задел Сейдж. Она распаковала коробочку.
   — Это закладка для книг.
   — На ней кое-что написано, — сказал Харлан, привлекая всеобщее внимание.
   Сейдж внимательно изучила написанное, потом хмуро взглянула на него.
   — Что там такое, Сейдж? — поинтересовался Чейз. — Прочитай нам.
   — Это просто изречение, — ответила девушка с надеждой, что ее оставят в покое. Но напрасно, все выжидающе смотрели на нее. Она оказалась в центре внимания. Именно этого и добивался Харлан! Абсолютно безучастным голосом Сейдж прочитала:
   — Совесть — тот внутренний голос, который предупреждает нас, что кто-то на нас смотрит.
   Лаки рассмеялся:
   — Тебе стоит отдать это мне!
   — А что ты такого сделал, что тебе стоит об этом напоминать? — спросила Девон, прищурив глаза.
   Всеобщее внимание обратилось на них. Сейдж, глядя в упор на Харлана, положила закладку обратно в коробочку и встала.
   — Пойду посмотрю за индейкой.
   Ощущая всей спиной его смеющийся взгляд, она ретировалась.
   За исключением подарка от Харлана, Сейдж получила необыкновенное удовольствие от рождественского обеда. Это так замечательно — быть дома, в окружении людей, которых любишь. Во время трапезы девушка вдруг поняла, что впервые за долгий период времени смогла полностью расслабиться, и в значительной степени потому, что рядом не было Трейвиса.
   Он всегда досаждал ее братьям, а они раздражали его. Сейдж была вынуждена стать своего рода буфером между ними, пытаясь успокоить и примирить их. Ей было трудно справляться со сверхвосприимчивостью Трейвиса.
   Словно ее мысли стали своеобразным заклинанием: зазвонил телефон, как только они начали убирать со стола, Лори взяла трубку:
   — Сейдж, это тебя! Трейвис.
   Выходя из столовой к телефону, девушка поймала через плечо чуть насмешливый взгляд Харлана. Она взяла у матери трубку, поднесла ее к уху и достаточно громко, чтобы все могли слышать, произнесла:
   — С Рождеством тебя, дорогой!
   — Да, с Рождеством, — эхом отозвался Трейвис. Он никак не ожидал услышать такой радостный голос. — Я только позвонил, чтобы удостовериться, что ты благополучно добралась до дома.
   — Тебе не стоит беспокоиться за меня. Со мной все в порядке.
   — Да, это хорошо. Рад это слышать.
   Он даже не спросил, как Сейдж сделала это. Он беспокоился? Разве это не смешно?
   — Малыш Марси — мальчик, — сказала она Трейвису. — Его назвали Джимми.
   — Действительно? Это хорошо.
   — Подождем, пока ты увидишь его, Трейвис. Он настолько забавный.
   — Сейдж, я… Я хотел сказать, что ничего не изменилось. Я звоню только для того, чтобы убедиться, что ты цела. Ты была не в самом лучшем настроении, когда уходила. Горничная нашла браслет, который я тебе подарил, на прикроватной тумбочке в спальне.
   — Совершенно верно.
   — Я хочу, чтобы он остался у тебя, Сейдж.
   — Почему?
   — Ты знаешь, я чувствовал себя отвратительно, когда сказал тебе, что мы расстаемся. Я больно ударил тебя… И видел это… Но сейчас, когда у тебя было время, чтобы примириться с происшедшим, как ты воспринимаешь все это? Я не хочу, чтобы ты слишком расстраивалась.
   Итак, он звонил не для того, чтобы помириться и протянуть ей символ мира — оливковую ветвь, а только, чтобы передать свои соболезнования и золотой браслет, успокоив тем самым свою совесть.
   По тональности его голоса Сейдж отчетливо поняла, что у Трейвиса и в мыслях не было приползти к ней назад. В течение последних нескольких дней она успокаивала себя мыслями, что это возможно. Но реальность возобладала. Это был конец! То, что она слышала в его голосе, не свидетельствовало ни о чем, кроме жалости.
   Насколько же Трейвис самонадеян! Может быть, он ждет, что Сейдж прыгнет с моста? Или затворится в доме, распростершись на кровати с холодным компрессом на заплаканных глазах? Очевидно, так.
   «Нет, черт возьми!» — зло подумала девушка. Она предпочтет иметь кандалы на своем запястье, нежели браслет, который Трейвис хотел вручить ей в качестве утешительного приза. Сейдж просто мечтала о возможности унизить его.
   Специально для тех, кто слушал их разговор, она преувеличенно доброжелательным тоном произнесла:
   — Хорошо. Я должна бежать, Трейвис. Спасибо за звонок. Счастливого Рождества.
   Положив трубку, Сейдж несколько секунд простояла замерев, чувствуя, как бравада покидает ее. Она все же не собиралась испортить всем присутствующим праздник объявлением о том, что они с Трейвисом больше не собираются пожениться. Пока Сейдж не придумала, как бы поизящнее преподнести эту новость своей семье, не унижая себя. Девушка собиралась вести себя нагло.
   Но ей было необходимо несколько минут, чтобы собраться с духом. Прежде чем вернуться в столовую, Сейдж решила подняться наверх. У двери комнаты, в которой она теперь спала, Сейдж услышала голоса.
   Марси лежала на кровати. Джимми жадно сосал ее грудь. Чейз с обожанием глядел на обоих.
   — О, прости, пожалуйста, Сейдж, — сказала Марси, увидев ее в дверном проеме. — Мы найдем другое место.
   Спрятав за улыбкой свое отчаяние, Сейдж возразила:
   — Не глупи. Я только возьму свою помаду.
   Она подошла к туалетному столику и взяла зеркало, чтобы взглянуть на выражение своего лица. Ничего особенного на нем не было заметно. Девушка накрасила губы, а потом подошла к кровати и уселась на противоположной стороне от Чейза, который был не в состоянии отвести глаза от жены и ребенка.
   Эта троица была олицетворением блаженства. На глаза Сейдж снова навернулись слезы, но теперь они были легко объяснимы. Нельзя было без умиления смотреть на ребенка.
   — Джимми просто великолепен, — мягко сказала девушка. — Просто очарователен!
   — Спасибо. Мы тоже так думаем.
   Когда глаза Марси и Чейза встретились, они посмотрели друг на друга с такой всепоглощающей любовью и нежностью, что Сейдж тут же почувствовала неуместность своего присутствия. Через минуту Чейз сказал:
   — У меня не было возможности вовремя поздравить тебя. Мы гордимся тобой.
   — Спасибо.
   — Очень жаль, что Трейвис не смог отметить Рождество вместе с нами, — произнесла Марси. — Боюсь, мы с Джимми разрушили ваши планы.
   — Это не важно. Мы…
   Если Сейдж и могла рассказать кому-нибудь, что ее помолвка расстроена, это только Чейзу и Марси. Марси была особенно отзывчива на переживания других. Чейз всегда был серьезнее Лаки, который считал свою сестру кокеткой и частенько изводил ее.
   Но Сейдж не смогла заставить себя раскрыть свой секрет. Их жалость, как и жалость Трейвиса, будет непереносимой для нее. Девушка предпочла миф о том, что она помолвлена.
   — Мы уже так много раз меняли свои планы, что изменить их еще один раз не страшно.
   — Эй, Чейз! — В дверь постучал Лаки. — Ты можешь заставить себя оторваться от жены и ребенка, чтобы посмотреть соревнование ковбоев?
   Чейз виновато посмотрел на Марси, она улыбнулась.
   — Я не хочу, чтобы ты пропустил это зрелище!
   — Я мог бы посмотреть игры и дома.
   — Нет. Со мной все в порядке. Когда Джимми наестся, я немного отдохну.
   — Точно?
   — Точно.
   Чейз наклонился и поцеловал жену в губы, а затем вышел из комнаты. Марси проводила его взглядом. Джимми перестал сосать. Женщина убрала грудь и положила ребенка сбоку.
   Сейдж протянула руки:
   — Ты не возражаешь, если я подержу его?
   — Конечно, нет.
   С рождением Лорен Сейдж научилась обращаться с младенцами, но и сейчас она подняла ребенка с внутренним трепетом.
   Глядя на нее, Марси произнесла:
   — Тебе нужно немного попрактиковаться перед тем, как у тебя появится собственный ребенок. Надеюсь, это произойдет довольно скоро.
   Сейдж отрицательно покачала головой:
   — Нет, я так не думаю.
   — Вы с Трейвисом обсуждали вопрос о будущем ребенке?
   — Да, конечно. Но мы собирались отложить это по крайней мере лет на пять.
   — Вы думаете предохраняться? — Сейдж побледнела, а Марси слабо улыбнулась: — Иногда это не действует.
   — Чейз говорил, что вы предохранялись в первую брачную ночь.
   — Это верно, мы думали, что предохранены. Слава Богу, это оказалось не так, — сказала Марси с любовью глядя на сына.
   Сейдж склонила голову над спящим на ее руках ребенком и потерлась щекой о его мягкую, теплую головку.
   — Он настоящий ангел.
   Чуть позже девушка вернула ребенка матери. Казалось, Марси удобно лежать здесь и смотреть, как он спит. Женщина выглядела совершенно безмятежной, уверенной в том, что она любит и любима.
   — А как твой бизнес? — спросила Сейдж.
   — Я буду в отпуске, по крайней мере пока Джимми еще слаб и не привык к бутылочке. У меня есть два хороших агента. Дело в надежных руках.
   Сейдж почувствовала острый укол зависти к Марси. Она не намного была моложе невестки, но тем не менее достигла в жизни так мало. Сейдж не сделала карьеру. У нее не было ребенка, во всем зависевшего от нее и оправдывавшего ее существование. У нее не было мужчины, который бы нуждался в ней и восхищался бы ею, мечтая иметь ее в будущем спутницей жизни.
   Неожиданно стены комнаты словно надвинулись на нее.
   — Пойду-ка, опробую новую плетку для верховой езды.
   И без дополнительных объяснений Сейдж быстро выбежала из комнаты.
   На девушке были брюки, поэтому ей не надо было переодеваться. В минуту она выбежала из дома через заднее крыльцо, вскочила в седло и галопом помчалась через пастбище.
   Был восхитительный день. Небо было таким ясным и синим, что глазам было больно смотреть на него. Теплые солнечные лучи согревали лицо, но ветер был холодным. Он развевал ее волосы, от ветра слезились глаза. По крайней мере именно так Сейдж объяснила себе эти жаркие слезы.
   Чего стоит ее жизнь? Ничего. Куда она направляется? Никуда.
   Когда они только начали встречаться, замужество с Трейвисом Белчером казалось ей идеальным будущим. Сейчас девушка отчетливо поняла, что молодой человек был прав — она только убедила себя в том, что любит его. Их отношения были абсолютно свободными. Это было безопасно, потому что Сейдж не любила Трейвиса настолько сильно, чтобы он мог причинить ей боль. Его отказ безусловно ударил ее, но не потому, что она была эмоционально зависима от него.
   Теперь Сейдж осознала это. Она была не столько влюблена в Трейвиса, сколько идеализировала его. Потеря его, как человека, не была столь уж велика, если не принимать во внимание то, что в результате образовалась зияющая дыра в ее будущем. Ведь этому замужеству в жизни Сейдж отводилось определяющее место. Да, потеря была тяжела. Именно это оплакивала Сейдж. Что она будет делать всю оставшуюся жизнь?
   Если Сейдж объяснит членам своей семьи, чего она в действительности хочет, они будут поражены, похлопают ее по голове и скажут, что это было лишь развлечением. Никто не воспримет «отродье» всерьез. Никогда!
   Лошадь притомилась до того, как Сейдж решила, что ей следует предпринять. Единственное, что она осознала, так это то, что случившееся пока будет оставаться тайной для всех.
   Девушка отвела лошадь в стойло, обтерла и дала ей охапку овса. Уже направляясь к выходу, она почувствовала какое-то движение и краем глаза увидела, как в дверном проеме показался Харлан.
   — Что вам здесь надо? — холодно спросила Сейдж, тайно надеясь, что косметика не размазалась по ее лицу.
   — Только проветриться и размять ноги.
   — Я думала, что вы смотрите футбол.
   — Сейчас перерыв.
   — Кто выигрывает?
   — «Редскинс».
   — Ясно.
   — У вас не очень-то праздничное настроение. Полагаю, кое-чей телефонный звонок мог бы поднять его.
   — Возможно.
   — А он извинился?
   — Он кое-что предложил, — Сейдж отчаянно лгала. Ее совесть не протестовала против этого, когда речь шла о Харлане. — У каждого жениха перед свадьбой, по крайней мере хоть один раз, сдают нервы.
   — Не у каждого!
   — Вы когда-нибудь были в такой ситуации? — требовательно спросила Сейдж, уперев руки в бока.
   — Не могу сказать, что был.
   — Так какого черта вы беретесь судить, что делают или не делают в таком положении?!
   Харлан присвистнул.
   — Это уже слишком. Нам надо что-то срочно сделать, чтобы вывести вас из состояния того ужаса, в котором вы находитесь.
   — Мое рождественское настроение улетучилось, когда я увидела ваш глупый подарок.
   Харлан лукаво усмехнулся:
   — Он вам не понравился? Когда я увидел его, он словно взмолился: «Купи меня для Сейдж!».
   — Вам стоило поберечь деньги.
   — Хорошо, теперь я действительно чувствую себя виноватым в том, что ваше рождественское веселье испорчено. — Харлан взглянул чуть вверх. — Может быть, это поможет?
   Сейдж тоже подняла глаза. Свежая ветка омелы свешивалась с дверного косяка.
   — Кто это сделал? Ее не было здесь раньше! — Девушка пристально посмотрела на молодого человека. — О, это очень мило.
   — Считайте это милосердием. Я не хочу, чтобы вы ощущали отсутствие Трейвиса. Поскольку он не появился здесь, чтобы подарить вам рождественский поцелуй…
   Харлан раскинул руки в стороны так, словно предлагал Сейдж свои услуги.
   — Вы серьезно?! — воскликнула девушка.
   — Как никогда.
   — Вы ждете, чтобы я поцеловала вас?
   Скользнув руками в задние карманы джинсов, он склонил голову на бок.
   — А почему бы и нет? Это будет не в первый раз.
   — Я никогда не целовала вас раньше!
   — Я помню иное…
   — Вы вынудили меня, силой прижав ваши губы!
   — Это была шутка, не так ли?
   — Вряд ли!
   Харлан рассмеялся, словно поддразнивая ее.
   — Продолжайте! Что вы сказали?
   — Что продолжать?
   Молодой человек пододвинулся к Сейдж так, что они почти соприкасались.
   — Вас не испугает, если это повторится?
   Его вызов был столь же бесстыден, сколь и чувственен. Если Сейдж не наберется отваги, ее можно будет дразнить цыпленком или плаксой. Возможно, Харлан чувствует нерешительность девушки и специально провоцирует ее. Даже если так, Сейдж не может отступить перед таким скандальным вызовом.
   — Ах, ну и что, черт побери?! Один поцелуй под веткой омелы. Экое событие?!

6

   Да, он умел целоваться! И если бы в конюшню пригласили группу экспертов по поцелуям, Харлан Бойд непременно потряс бы их своими талантами.
   Да, его поцелуи заставляли трепетать все ее тело с головы до ног.
   Сейдж хотела спровоцировать его, ответить коротким и целомудренным поцелуем, чтобы дать почувствовать, что на нее не действуют его чары. Даже тогда, когда Харлан обхватил ее голову обеими руками, уверенный в успехе, Сейдж не запаниковала. Она могла справиться с ситуацией. В конце концов, Харлан был всего-навсего просто человеком. И это был просто поцелуй.
   Но прежде чем девушка поняла, как он сделал это, ее губы невольно раздвинулись и она впустила его язык, приняла его. «Приняла» — самое подходящее слово. Не было грубых толчков, какого-либо насилия, ее губы не ощутили ни ударов, ни боли, как это было, когда менее опытные и талантливые партнеры пытались разжечь ее, возбудить в ней страсть.
   Его язык вошел как друг, лениво поглаживая, медленно исследуя, наслаждаясь. Но реакция Сейдж была неожиданной, как ток. Губы у Харлана не были расслабленными и пассивными. В них чувствовалась настойчивость, твердость, и было их именно столько, сколько нужно, так же как и это восхитительное подсасывание. Его искусство было пугающим, но таким изумительным! Отказаться от того, что он делал, было все равно, что отрубить руки талантливому фокуснику.
   Харлан очаровывал по-своему, как никто другой. Сейдж почувствовала тяжесть в руках и ногах, а в животе — легкость и пустоту. Голова закружилась, и задрожали даже мочки ушей. Ее грудь затрепетала, особенно соски. В бедрах девушка почувствовала тупую нарастающую боль.
   Не отпуская ее рта, молодой человек переместил руки с ее затылка на плечи, потом они скользнули по спине, потом ниже. Харлан прижал Сейдж к себе.
   Почувствовав, как он весь напрягся, девушка вся обмякла. В коленях появилась слабость, большая, чем когда они были прошлой ночью в церкви. Ее кости, казалось, потеряли упругость, ноги подкосились, и Сейдж обессиленная приникла к молодому человеку. Ее губы прильнули к его губам, а пальцы невольно впились в его сильную грудь.
   — Боже мой, Сейдж, — прошептал он, отпуская ее губы и с изумлением оглядывая ее.
   Ее веки налились такой же тяжестью, как и все тело. Она едва могла поднять их. Позже, Сейдж не сомневалась в этом, она горько пожалеет обо всем, но сейчас девушка думала, что умерла бы, если бы Харлан перестал целовать ее.
   Очевидно, он чувствовал то же самое, потому что повлек девушку вглубь конюшни, чтобы никто, случайно выглянув в окно, не смог их увидеть. Молодой человек не остановился до тех пор, пока Сейдж не уперлась спиной в перекладину первого стойла.
   Запах конюшни перехватил ей дыхание: запах животных, и свежего сена, и старых кож… и запах Харлана. Его запах был запахом мужчины и одеколона, запах улицы и зноя. Здоровый. Сексуальный. Сильный.
   Как только Харлан снова наклонил голову, Сейдж сама нашла его губы. И когда его язык проник в ее ласково зовущий рот, он издал какой-то низкий звук, полный страсти, и весь изогнулся, вжимая ее в себя, а себя — в ее мягкое, податливое тело. Сейдж обвила его голову руками, утопив свои пальцы в мягких волосах.
   К тому времени, когда молодые люди отстранились друг от друга, чтобы набрать воздух в легкие, их сердца сильно бились, они задыхались, кровь прилила к лицам, их тела горели огнем сильного желания, их бедра сводило от вожделения.
   — Боже мой, — прошептал Харлан, снова пряча лицо у нее на шее.
   Он жадно целовал Сейдж, широко открыв рот и забирая кожу зубами. Когда-то девушка грозилась убить того мужчину, который оставит какой-нибудь знак на ее теле. Теперь же, откинувшись назад, перебирая руками мышцы на его спине, Сейдж только поощряла его поцелуи.
   Сначала Харлан целовал ей шею только возле воротничка. Потом он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке и покрыл поцелуями впадинку на горле. Сейдж стонала и изгибалась так, что ее тело плотно прижималось к нему. Харлан расстегнул вторую пуговицу, потом третью. Когда они уже не мешали ему, парень жадными губами проник в это благоухающее пространство.
   Наконец Харлан поднял голову, чтобы можно было увидеть ее груди. Они быстро поднимались и опускались, чуть ли не выпрыгивая из прозрачных кружевных чашечек ее низко вырезанного бюстгальтера. Чашечки, как паутинка, едва сдерживали набухшие и напряженные соски.
   — Боже мой, Сейдж! — едва слышно прошептал сквозь зубы Харлан и взял в руки каждую грудь.
   Ее глаза закрылись и послышался длинный вздох и ошеломляющее:
   — Да!..
   Харлан гладил ее груди ладонями там, где были твердые соски.
   — Да, да…
   Она стонала и слегка покачивалась.
   Вдруг девушка перестала чувствовать его руки и тепло. Сейдж с трудом открыла глаза и нашла его взглядом. Руки, которые так нежно ласкали ее, теперь были с решительностью спрятаны в карманы брюк, как будто им не доверяли. Харлан еще не мог отвести взгляда от ее грудей. Он кусал губы и едва слышно произносил проклятия.
   Сейдж как будто очнулась от гипнотического сна. Если бы она обнаружила, что разгуливает обнаженной перед публикой в какой-нибудь интермедии, и то бы так не разозлилась на своего гипнотизера. В один прыжок девушка оказалась рядом с Харланом и ударила его по лицу с такой силой, на какую только была способна.
   К ее ужасу, про себя Сейдж подумала, что ударила парня не за то, что он сделал, а за то, что он перестал это делать.
   Потирая щеку, молодой человек сказал:
   — Да, почти сработало.
   — До этого даже и не дошло, — сказала Сейдж глухим, дрожащим от гнева голосом. — Ты ничего не сделал, за что мог бы себя похвалить. — Она стала неуклюже застегивать блузку, потом бросила это хитроумное занятие и прикрыла грудь, натянув на себя жакет. — Я совершенно ничего не почувствовала.
   — Я не имел в виду себя и свои попытки, — спокойно заметил Харлан. — Я имел в виду тебя, твои попытки.
   В его словах не было смысла или Сейдж была слишком зла, чтобы соединить слова в какую-то понятную мысль. Она откинула назад растрепанные волосы.
   — О чем ты говоришь? Впрочем, мне это все равно.
   — Я говорю о твоей неудавшейся попытке избавиться от меня.
   Сейдж тупо уставилась на него ничего не понимающими глазами. Ее непонимание стало, казалось, раздражать его. Покусывая нижнюю губу, Харлан сказал:
   — Мне совершенно ясно, что ты замышляла, Сейдж.
   — Я ничего не замышляла!
   Харлан насмешливо фыркнул.
   — Я ведь не вчера родился. — Потом, подойдя ближе и наклонившись к ней, он добавил: — Женщина никогда не превратится из сосульки в сексуальную бомбу молниеносно, если у нее нет на это настоящей причины.
   — Сосулька? Секс-бомба! Причина?
   Сейдж, казалось, была в сомнении, на какое из этих слов отреагировать в первую очередь.
   — У тебя есть основания хотеть выбросить меня из своей жизни. И ты надеялась, что заставишь меня сделать что-нибудь с тобой, а потом побежишь с воплями к своим братьям, не так ли?
   — Что?! — произнесла Сейдж и тут же онемела от изумления.
   — Да, да! Ты думала, что если я свяжусь с тобой, они выкинут меня отсюда, как пробку. Возможно, ты правильно рассчитала. Только у тебя ничего не получилось. — Харлан снова взглянул на ее груди. — Ты почти добилась своего, но я пришел в себя как раз вовремя.
   Сказав это, молодой человек повернулся и медленно пошел к выходу.
   Какую-то долю секунды Сейдж смотрела ему вслед. Потом бросилась за ним, схватила за рукав и быстро развернула лицом к себе.
   — Никогда в жизни меня не обвиняли в такой гадости и подлости, такой… За кого ты меня принимаешь?
   — Ты — лгунья.
   — Нет, я не лгунья.