Страница:
И все же первым делом, как только они вернулись домой, Ром приняла душ. Спустившись на кухню с заколотыми в пучок мокрыми рыжими кудрями, она увидела, что мальчишки уже справились с едой и вновь готовы пуститься в путь, а Кэмерон тоже приканчивает свою порцию. Удивительно, еще только десятый час.
— Не слишком ли поздний завтрак для фермера? — едко спросила она. Но ее настроение явно улучшилось, когда она увидела перед собой тарелку овсянки и яичницу с беконом.
— Должен вас огорчить, мэм, но это уже второй завтрак, — ответил Кэмерон.
— Для меня тоже. — Она усмехнулась и намазала тост джемом из диких яблок.
Кэмерон перевел взгляд с ее разрумянившегося лица на мокрые завитки волос, потом строго посмотрел на мальчуганов, собиравшихся уходить:
— Уж не пробовали ли вы купаться? Еще рановато.
Не успела Ром ответить, как все трое мальчиков наперебой заговорили:
— Можно, дядя Кэм? Можно, а? Честное слово, вода не очень холодная!
Нора, присев на стул, потягивала кофе, заботливо наблюдая, как Ром расправляется с завтраком.
— Слава Богу, у вас нормальный аппетит. Не то что у злобной ящерки с острым языком.
Пока Ром размышляла над этим странным сравнением, троих синклерят осенила новая идея.
— Слушай-ка, дядя, а не показать ли Ром скалу Ящерицы? Ей так понравилась Каменная гора, а скала Ящерицы очень похожа на нее, только поменьше. Зато она наша собственность.
Это, конечно же, предложил заводила — Адам. Томас немедленно подхватил:
— Она могла бы поехать на Хлое, идет? Кэмерон с интересом поднял бровь и переадресовал вопрос ей:
— Идет?
Ром управлялась с овсянкой и только отрицательно помотала головой. Она сама удивлялась, как это у нее не пропал аппетит: ведь вчера она так досадно поддалась ему. Нет, черт возьми, нечего уступать этому красавчику.
— Кто это — Хлоя? — спросила она, проглотив очередную ложку каши.
— Эту старушку еще несколько лет назад можно было списать, но мы привязались к ней, оставили, и вот она живет у нас, хорошо кушает и жиреет. — Кэмерон через стол дотянулся до ее подбородка и смахнул с него хлебную крошку. — Конечно, если вы наездница, мы подыщем вам кого-нибудь пободрее.
Ром наконец наелась и лениво откинулась на спинку кресла. Она не без хвастовства рассказала им, что однажды даже удержалась на спине у лошади целых пятнадцать минут. (Это было двадцать лет назад. Да и не на лошади, а на ослике. Но к чему вдаваться в такие подробности!) — Ха, на старушке Хлое любой удержится, — усмехнулся Адам. — У нее спина футов восемь шириной.
Договорились, что после ленча мальчики будут ждать ее у конюшни. Ром направилась в студию поразмыслить о пейзажах, а может быть, даже вздремнуть. Перед глазами у нее до сих пор пестрели долины в диких цветах. Кэмерон куда-то удалился — наверное, в свой кабинет. Интересно, будет ли он их сопровождать? И, не лукавя с собой, она вынуждена была честно признать, что ей бы этого хотелось.
Позднее, правда. Ром уверяла себя, что не огорчена отсутствием Кэмерона и на ленче, и у места сбора на конюшне. Она только что закончила два акварельных наброска и, довольная началом работы, переоделась в самые старые свои джинсы (они когда-то были цвета фуксии, а теперь приобрели благородный розоватый оттенок) и ботинки на резиновой подошве. У выхода она столкнулась с экономкой; Нора спросила ее, не берет ли она с собой шляпу.
— Я не привезла с собой шляп. А что?
— У вас голова закружится от солнца. Если вы думаете, что облезают от загара только на пляже, то глубоко заблуждаетесь. Пожалейте свою прелестную кожу.
Ром об этом как-то совсем не подумала. Она не очень-то заботилась о своем лице, только смазывала его увлажняющим кремом. Как правило, за лето кожа приобретала цвет спелого персика безо всяких ее усилий.
Нора протянула ей широкополую соломенную шляпу Кэмерона с затейливыми украшениями. Ром надвинула ее себе на голову и приняла театральную позу:
— Прощевайте, мэм!
— Гм-м, вы бы неплохо смотрелись, если бы не розовые штаны. Счастье еще, что старушка Хлоя способна только на прогулочный шаг. Во всяком случае, с нее вы не свалитесь и носа не разобьете. — Экономка усмехнулась и отправилась разделывать цыпленка.
Адам не очень-то преувеличивал, говоря о широкой спине старой кобылы. Вид у милого животного был вполне добродушный. Избавясь от последних сомнений, Ром прикидывала, как бы поэффектнее взобраться на это меланхоличное создание. Уж конечно, как-нибудь сумеет, раз даже детям это под силу. После нескольких попыток ей удалось усесться в потертое седло и развернуть лошадь в нужном направлении.
— Но-о, — тихонько проговорила она, чтобы ненароком ее не испугать.
— Послушайте, а вы ведь еще не видели жеребца дяди Кэма. Отменный конь! Его зовут Мастерчардж. Хотите взглянуть? — с жаром спросил Томас. Ему и Майку пришлось довольствоваться велосипедами, поскольку кобылу по имени Баффи отвезли на конный завод, а ездить на дядином жеребце никому не разрешалось. Оставались только Хлоя да маленькая резвая гнедая по имени Топаз; на ней обычно ездил Адам, и сейчас он уже нетерпеливо ерзал в седле.
Ром скорчила недовольную гримасу и наотрез отказалась:
— Нет уж, увольте, по второму разу я не взберусь. Старушка оказалась выше, чем я думала.
— Да ну, в ней всего-то ладоней пятнадцать. Вам непременно надо посмотреть жеребца — просто классный конь!
Насколько поняла Ром, у Хлои было два аллюра: один — медленный, второй — еще медленнее. При этом ее постоянно заносило вбок и так трясло, что даже зубы стучали. Адам лихо скакал вокруг нее на своей бодрой лошадке, а Ром изо всех сил старалась удержаться в седле и усердно молилась, чтобы это испытание поскорей закончилось.
Томас и Майк уже ждали их у подножия миниатюрного подобия Каменной горы.
— Да мне раз плюнуть забраться на нее! Хоть с закрытыми глазами! — похвалился Майк, на что Томас добавил, что он и слезет с нее с закрытыми глазами.
А Ром в эту минуту была озабочена только тем, как бы слезть со своего мучительного средства передвижения. Худо-бедно, но она одолела на Хлое старый сад, два пастбища, каменистое побережье и вдобавок еще несколько ручейков. Все, хватит с нее, это животное — просто горный козел! Сидеть ей уже нестерпимо больно, а поудобнее устроиться в этом несносном седле никак не удается. Когда она неловко оперлась на стремя и осторожно спустилась на землю, трое мальчуганов уже окликали ее с вершины старой скалы, прося принести чего-нибудь попить.
Вскинув голову, она мрачно отозвалась:
— Если вы хотите, чтобы я туда вскарабкалась, придется вам изобрести какой-нибудь лифт. У меня больше нет сил.
— Ну пожалуйста. Ром! Мы ведь ради вас старались, думали, вам здесь очень понравится! Такой потрясный вид! Отсюда даже чуть-чуть виден шпиль церкви на Лосином отроге!
Уж как-нибудь она проживет без шпиля, подумала про себя Ром, тем более что виден он лишь чуть-чуть.
— Простите, ребята, душа хотела бы и все такое, но… — Она со стоном присела, выбрав самый травянистый уступ. — Вы просила попить?
— Ага! Нора дала нам с собой фляжки с ледяной водой. Они пристегнуты к великам. В дорогу нельзя отправляться без запасов, — философски сказал Майк.
Вот уж чего-чего, а воды на синклеровских просторах хватает, лениво отметила про себя Ром. Куда ни двинешься — обязательно наткнешься на ручей. Мальчишки все уши ей прожужжали о ручье Скалистой горы, о ручье Бычья голова. Вдовьем ручье и Большом песчаном, но путешествие было таким тряским и утомительным, что она не разобралась, через какие именно ей пришлось переправляться.
Она медленно встала, добрела до велосипеда, отстегнула фляжку, отвернула пробку и сделала несколько жадных глотков. При этом взгляд ее упал на вершину огромного, освещенного солнцем валуна: три пары завистливых глаз наблюдали за ней.
— Ну ладно, — проворчала она, — откуда мне лучше забраться?
Они наперебой стали ей объяснять, каждый по-своему. Ром прикинула, что в ботинках на резине лезть не так уж трудно: гляди себе под ноги, и дело с концом. Во всяком случае, это лучше, чем путешествие на проклятой кляче; а ведь придется тащиться на ней обратно. Легче неделю трястись в машине, пусть даже это будет последняя развалина.
Пока мальчишки утоляли жажду и обследовали гору — увы, небольшую, диаметром в основании не более полутора сотен футов, — Ром, воспользовавшись передышкой, растянулась на спине и закрыла лицо соломенной шляпой Кэмерона. На камнях даже было удобней, чем сидеть в этом жутком седле. Оно, видно, предназначалось для кого-то с совершенно иной анатомией, нежели ее собственная. Приходилось сильно наклоняться вперед и изо всех сил держаться, чтобы не упасть. Она не знала, сколько времени ей удалось подремать, но когда она подняла голову и осмотрелась, то увидела, что все трое ее спутников готовы к дальнейшим странствиям. Близнецы уже помчались на великах к лесу, а Томас, сидя на гнедой кобылке, не решался окликнуть ее, боясь разбудить.
— Как вы. Ром? Мы думали покататься, пока вы вздремнете. Э-э, вы не устали, нет?
Милый мальчик, как он внимателен. Поднявшись на локтях, Ром ответила ему с усмешкой:
— Честно говоря, я, видимо, вряд ли когда-либо еще соглашусь на такое рискованное предприятие. Но я вас не задерживаю — прокатитесь, если хочется. А мы с Хлоей притащимся домой попозже, когда я соберусь с силами.
Мальчик озадаченно глядел на нее своими янтарными глазами. (Господи, они у него точь-в-точь как у Кэмерона!) Ром с трудом уселась, опершись локтями о колени.
— Ничего страшного, милый. Беги себе, я тут немного передохну. Даже, может, попозже вернусь сюда с мольбертом и красками, — сказала Ром, а про себя добавила: «Если, конечно, у меня отрастут крылья».
Успокоенный, Томас развернул свою гнедую и ускакал. Она проводила его усталым взглядом и вздохнула с некоторой долей зависти: ей бы столько энергии, эти непоседы резвятся без передышки с утра до позднего вечера. Никакие пейзажи теперь уже ее не интересовали, она снова закрыла глаза и улеглась. Ночью ей спалось хорошо, но сейчас тоже не мешает вздремнуть.
Проснувшись, она увидела кружившего в небе ястреба. Что ж, рано или поздно он должен был появиться. Она поглядела со склона вниз. Невероятно, но гора за время ее сна подросла! Взобраться было сравнительно легко, но теперь она боялась, что не сможет спуститься, не разбив себе носа.
Она перепробовала несколько хитроумных способов, в том числе пыталась сползти на животе, ногами вперед, но ничего хорошего из этого не вышло — рубашка задралась, и она оцарапалась. Отчаявшись, Ром оставила свои попытки, уселась на скале, бессильно сжавшись в комок, и крепко выругалась. Собственная глупость злила ее. Незачем было хорохориться перед мальчишками, слабо ей тягаться с ними. Старалась, правда, для пользы дела — хотелось подружиться, чтобы потом вместе работать над портретами! А в результате она застряла на этой скале и абсолютно не знает, как отсюда спуститься.
Нет, завтра она без всяких там подходов поймает Томаса за шкирку, усадит туда, куда нужно, и, черт побери, пусть позирует до изнеможения, надо так надо. Вот дьяволенок, разыгрывает из себя доброго самаритянина — воплощенное сочувствие!
Внизу меланхоличная Хлоя мирно паслась у подножия горы Ящерицы.
— И еще ты, старая бочка! Дернуло же на тебя польститься, пропади ты пропадом со своими аллюрами и проклятым седлом…
Услышав ее голос, лошадь подняла голову и посмотрела на нее большими невинными глазами. Вдруг из соснового леса появился всадник, и они обе повернулись и уставились на него.
— А я как раз подумал, не требуется ли вам моя помощь, — сказал Кэмерон. На его губах играла чуть заметная усмешка.
Ром строго посмотрела на него.
— Смейтесь, смейтесь. Погодите, вот спущусь с этой чертовой горы — да как задам за дурацкую вашу ухмылку! — предупредила она. Хорошо ему щеголять на своем ловком скакуне: сидит — точно родился в седле.
— А вы упорная, — лениво заметил он, уже не скрывая улыбки. — Ну так что же? Чего вы ждете?
Ром смерила его испепеляющим взглядом и в который раз попробовала спуститься. Не может быть, чтобы она не одолела эту гору, взобралась-то на нее довольно легко, а мальчишки вообще плясали на ней будто на танцплощадке. Встав на четвереньки, она начала спускаться. Нетерпеливо бросив взгляд через плечо, она поняла, что Кэмерон с большим интересом наблюдает за мельканием розовых джинсов.
Любуйся, любуйся, черт с тобой. Сейчас не до приличных телодвижений. Если удастся слезть с этой проклятой горы, она никогда в жизни даже метровую высоту без лестницы или подъемника покорять не станет.
— Ну, довольно. Теперь выпрямитесь, и я вас сниму.
— Вот еще! Совсем не нужно меня снимать.
— Делайте, как вам говорят, черт бы вас побрал! Не торчать же мне тут весь день, пока вы ползаете раскорякой, как Моисеева бабушка на роликах. — Он ухватил ее сперва за ступни, затем за голени, и не успела она опомниться, как он снял ее с выступа и поставил на твердую землю.
Ром еще нетвердо стояла на ногах и потому не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Он бесил ее своей озорной ухмылкой. Но она сведет с ним счеты потом, когда немного отдышится. А сейчас она просто тихо радовалась, что оказалась на земле.
— Еще одно очко в пользу этих дьяволят. — Его теплое, дурманящее дыхание коснулось ее растрепавшихся волос. Вдруг она припомнила что-то и невольно охнула:
— Боже, ваша шляпа… — Она взглянула наверх. Да, шляпа лежала там, куда она зашвырнула ее, беседуя с Томасом. — О, чтоб мне провалиться! А все потому, что вы не дали мне слезть самой!
— Ну ничего, за наказанием дело не станет… если, конечно, вы ее сей же час не вернете… И тут Ром с внезапной остротой ощутила жар его рук на спине, прикрытой лишь тонкой рубашкой. Высвобождаясь из его объятий, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать, чтобы он отстал. Но тут до нее дошло, что она попала в ловушку между скалой и его руками, и всякая мысль о сопротивлении исчезла. Она затравленно смотрела, как его прищуренные от солнца глаза в лучиках крохотных морщинок приближаются, становятся все больше и все темнее.
Позднее она бы объяснила свое безволие физической усталостью, но сейчас лишь неподвижно наблюдала, как его лицо склонялось к ней. Ее дыхание где-то словно запнулось, веки неумолимо тяжелели, тонкие ноздри жадно ловили пьянящий запах согретого солнцем тела, запах здорового мужского пота.
Глаза Кэмерона превратились в блестящие черные щелочки. Он ловко провел кончиком языка по красивой линии ее губ и легко разомкнул их. Ром не в силах была противиться этому сладостному ощущению. Ее руки медленно обхватили его за плечи — выше, выше — и судорожно обвили шею, а ладони утонули в теплой гуще кудрей.
Конечно, силы были неравны: Ром еще не пришла в себя от «скалолазания», и обаяние Кэмерона оказалось непобедимым. Его губы сперва исследовали ее нежный рот, то лаская, то чуть щекоча его, и наконец искусно добились желанного ответа. В его руках не чувствовалось жадной и грубой страсти, он лишь медленно скользил ладонями вдоль округлых очертаний ее цветущей фигуры, ощупывал, гладил, ласкал. И все это было так просто и естественно, как послеполуденное солнце, палившее их непокрытые головы, как прохладный и густой аромат сосновой рощи.
Кэмерон коснулся губами ее тонкого лица, потом ямочки на заостренном подбородке. Дрожь пробежала по всему телу Ром, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Губы чувствовали биение его пульса; она приоткрыла рот и кончиком языка с наслаждением дотронулась до его солоноватой кожи.
Они полулежали на горе Ящерицы, на прогретом солнцем пологом склоне. Кэмерон скользнул ладонями по ее бедрам и крепко притянул Ром к своему мускулистому торсу; у нее закружилась голова, и она покорно приникла к нему. Разум, что до сей поры на протяжении многих лет безотказно служил ей как художнику, в одно мгновение отказал под напором неодолимого желания. Потаенно тлевшее, оно вдруг безотказно завладело ею.
Она почувствовала, как пальцы Кэмерона легли ей на обнаженную спину и расстегнули лифчик. Сопротивляться было невозможно. Он покусывал ее нижнюю губу, потом снова принялся медленно, волнующе и удивительно нежно целовать ей рот, глаза, шею — будто бы узнавал ее, как слепой, на ощупь. Его руки сбежали с ее спины и покорили холмики прохладных мягких грудей. Они уже поднялись ему навстречу, прильнув горделивыми кончиками к теплу его ладоней и подключив все тело к умопомрачительной страсти.
Тяжело и прерывисто дыша, он пристально смотрел в ее потемневшие полузакрытые глаза. Его зрачки расширились, и от радужки остался лишь тонкий золотистый ободок. Очертания скул явственно выделились на фоне гладких впалых щек.
— Может, нам укрыться в каком-нибудь более уединенном месте? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел продолжение.
Голос его пробудил в ней слабый проблеск разума, и Ром обеими руками отчаянно уперлась ему в грудь, силясь вырваться. Безумие! Как она могла подпустить к себе такого человека?
Кэмерон крепко обнял ее за талию и вскинул голову, внимательно всматриваясь в лицо. Ром ослабила сопротивление, поняв, что он угадал ее мысли.
— Послушайте, это просто… досадное недоразумение, — выпалила она. — Простите, если я ввела вас в соблазн, но я не хотела.
— Не хотела? — бархатным баритоном переспросил он. — Подумать только. Что-то не очень верится. Но если вам нравится лепетать всякие символические протесты — ради Бога.
Наконец-то! Вот он и раскрылся, наконец-то она поняла умом то, чему противилась ее плоть, — бесподобная самоуверенность этого красавчика ставит все на свои места.
— Придется поверить! Вы мне безразличны! Она рванулась из его объятий, смерив полным негодования взглядом и втайне надеясь, что он не заметит, как неистово пульсирует жилка у нее на шее.
— Так нет?
Сколько насмешливого недоверия в его тоне! Черт бы его побрал, он уже овладел собой, а она все еще в волнении. Он намеренно дерзко дотянулся до ее рубашки и стал с наигранным безразличием застегивать. Ром зло отшвырнула его руку и взялась за дело сама, торопливо всовывая пуговицы в какие попало петли.
— Что было у вас на уме, когда вы обнажились и разлеглись возле того ручья? — продолжал он, не сводя с нее скептического взгляда.
— Совсем не то, что вы думаете, — процедила она. — К тому же не преувеличивайте, я сняла только брюки. Просто у меня болела голова. Поймите, я приехала сюда затем, и лишь затем, чтобы написать три портрета. Не надо принимать меня за куколку для летних развлечений.
До чего же трудно держаться с достоинством, когда стоишь в рубашке, застегнутой сикось-накось!
— Хм, весьма остроумный способ для избавления от головной боли, — пожал он плечами. — Могу показать вам еще одно премиленькое, совершенно уединенное местечко на случай, если у вас снова разболится голова. — Он заправил рубашку и достал тонкую сигарету.
— Я все-таки надеюсь, что мы поняли друг друга, — пробормотала она неуверенно. Под его холодным, испытующим взглядом она остро ощущала свою растерянность. И как он смеет так невозмутимо глазеть на нее!
— О да, думаю, друг друга мы поняли, Ромэни Кэрис. Но если вам еще нужно привыкнуть к этой мысли, я подожду. У нас впереди все лето.
— Я, по-моему, ясно выразилась: вы мне безразличны. Случайные связи не по мне. Это скучно.
Уму непостижимо, сколько нескрываемого нахальства можно вложить в простую усмешку. Он чуть повел бровью и произнес:
— Ну что ж, если вы уже высказались и остыли, давайте я вас подсажу.
Единственное, что могло заглушить ее смятение, так это мысль о том, что придется снова влезать на разнесчастную кобылу. Воспоминания об упоительных ласках его рук и губ тотчас улетучились, стоило ей подумать о своих многочисленных царапинах, синяках, ссадинах и волдырях.
— Послушайте, а не пойти ли мне обратно пешком? Вы ведь могли бы отвести эту железную деву домой, не так ли?
— Никогда не поверю, что Хлоя могла оказаться чересчур резвой для вас.
— Это как сказать, — сухо ответила Ром. Старушка меж тем тяжело переступала неподалеку, мерно покачивая головой. Кэмерон подозвал ее и осмотрел седло, потом обернулся к Ром. Она тихо стояла, прислонившись к скале и скрестив руки на груди.
— На кой черт понадобилось вам это седло? Разве вы не видели, что оно испорчено? Кто-то из ребят оставил его под дождем недели две назад.
Ром пожала плечами:
— А мне оно показалось нормальным.
Она решила не объяснять ему, что, когда подошла к конюшне, лошадь уже была оседлана. А ей вовсе невдомек было, как все это делается.
— А стремена вы подтянули?
— То есть? Что вы имеете в виду?
— То есть отрегулировали вы их по ноге? Вот что я имею в виду, — ответил он с некоторым раздражением, провел рукой по лошадиному боку и шлепком послал старушенцию вперед. Хлоя покорно повернулась и направилась к лесу, пошатываясь и виляя массивным крупом.
С плохо скрываемым участием Кэмерон стал объяснять ей, что надо было догадаться и проверить все еще у конюшни. Ром уперла кулаки в бока и приняла воинственный вид.
— Это все мальчишки — они усадили меня в это проклятое седло… Чего еще можно от них ожидать, Господи?
Покачав головой, Кэмерон вскочил на своего коня, ловко уселся и протянул ей руку. Она отступила в сторону.
— Погодите. С вашего позволения, я, пожалуй, все-таки пойду пешком. Да, кстати, просто ради интереса: что же мне нужно было сделать со стременами? — (Вот уж действительно из чистого интереса: к лошади она теперь и близко не подойдет.) Ром понадеялась, что своим вопросом как-то выиграет время. Но не тут-то было: Кэмерон, лихо развернувшись, осадил скакуна прямехонько рядом с ней, наклонился и бесцеремонно ухватил ее за руку.
— Да вы что? Идите к черту! — невнятно бормотала она, пока он усаживал ее перед собой. Ну и дела, из огня да в полымя. Нехотя покорившись судьбе, она постаралась устроиться так, чтобы ее бедное тело ныло как можно меньше. Идти, наверное, тоже было бы не легче, даже если бы она знала дорогу к дому.
Они уже отъехали от горы довольно далеко, когда она наконец устроилась более или менее удобно. Кэмерон сильной рукой обхватил ее и прижал к себе.
— Не шевелитесь, — приказал он, потом добавил насмешливым тоном:
— Просто ради интереса: вам всего-навсего нужно было подтянуть стремена.
— Подтянуть куда?
Он глухо выругался и пустил жеребца легким галопом.
— Забудьте об этом. Я постараюсь доставить вас домой без новых травм.
Ром сидела как можно прямее, стараясь поменьше прижиматься плечом к его груди. Слава Богу, хоть на сей раз она сидит не по-мужски. Он приладил ее чуть ли не на шею бедному животному, как какой-нибудь мешок с зерном.
Мало-помалу ее напряжение стало спадать. Правда, одна боль сменилась другой: она все явственнее чувствовала, как его рука прижимает ее, держа прямо под грудью. От избытка впечатлений мысли ее рассеялись, и вскоре она уже с трудом отдавала себе отчет, где находится. И все же так неудобно сидеть.
— Расслабьтесь, отдохните, — мурлыкал ей Кэмерон. — Закройте глазки…
«Видимо, думает, что я ерзаю от страха», — подумала Ром. Грохнуться с такой высоты, конечно, приятного мало, но волнует ее совсем не это, а тепло его руки под самой грудью, о чем он, к счастью, не догадывается. Подчинившись его уговорам, она закрыла глаза, и скоро ее голова уже покоилась на его груди.
— Что же вы сразу не сказали, что не любите лошадей? — донесся до нее приятный низкий голос.
Она лениво приоткрыла глаза и вновь их закрыла.
— Я люблю, но… теперь они мне нравятся… э-э… на почтительном расстоянии. Очевидно, мне не приходило в голову, что ездить верхом — это не просто сидеть себе в седле, болтая поводьями…
— Устали?
— Измучилась.
— И из-за этого вы ерзаете? — лукаво спросил он, дыханием шевеля пряди ее волос; завитки щекотали ее лицо.
«О, он прекрасно знает, что меня беспокоит», — с ненавистью подумала Ром, и как бы в подтверждение его длинные пальцы тронули и приподняли ее мягкую грудь. Она выпрямилась, вцепилась ему в руку и отбросила ее. Мастерчардж не ожидал таких резких движений и дернулся. Ром пришлось ухватиться за Кэмерона, чтобы не упасть, а тот расхохотался ей в лицо.
— Спокойнее, моя радость. Здесь все свои.
— Послушайте, Кэмерон! Полагаю, что нам не мешает кое о чем договориться, а то дальше нам будет не по пути. Я очень серьезно отношусь к своему делу, и меня действительно ничего больше не интересует.
— Вот уж не подумал бы, особенно судя по тому, какой пыл вы ухитрились проявить там, у горы, — поддразнил он ее. В каждой ноте его голоса, не стихая, звучал едкий смешок.
Полунегодуя-полуиграя, Ром воскликнула:
— Но я не шучу! Верите вы мне или нет, но меня не взволновал ваш довольно-таки земной образ. Поймите меня правильно: я с удовольствием смотрю как на привлекательного мужчину, так и на красивую женщину, для меня это одно и то же. Так же я любуюсь закатами, диким разнотравьем, хрусталем ручной работы.
Они уже доехали до второго пастбища, ближайшего к дому. Выйдя из леса на простор, жеребец снова поскакал легким галопом; при таком аллюре, хоть они и проехали уже порядочно, сидеть ей было довольно-таки удобно. Поскорей бы закончилась эта нелепая прогулка, а то она совсем потеряет самообладание.
— Не слишком ли поздний завтрак для фермера? — едко спросила она. Но ее настроение явно улучшилось, когда она увидела перед собой тарелку овсянки и яичницу с беконом.
— Должен вас огорчить, мэм, но это уже второй завтрак, — ответил Кэмерон.
— Для меня тоже. — Она усмехнулась и намазала тост джемом из диких яблок.
Кэмерон перевел взгляд с ее разрумянившегося лица на мокрые завитки волос, потом строго посмотрел на мальчуганов, собиравшихся уходить:
— Уж не пробовали ли вы купаться? Еще рановато.
Не успела Ром ответить, как все трое мальчиков наперебой заговорили:
— Можно, дядя Кэм? Можно, а? Честное слово, вода не очень холодная!
Нора, присев на стул, потягивала кофе, заботливо наблюдая, как Ром расправляется с завтраком.
— Слава Богу, у вас нормальный аппетит. Не то что у злобной ящерки с острым языком.
Пока Ром размышляла над этим странным сравнением, троих синклерят осенила новая идея.
— Слушай-ка, дядя, а не показать ли Ром скалу Ящерицы? Ей так понравилась Каменная гора, а скала Ящерицы очень похожа на нее, только поменьше. Зато она наша собственность.
Это, конечно же, предложил заводила — Адам. Томас немедленно подхватил:
— Она могла бы поехать на Хлое, идет? Кэмерон с интересом поднял бровь и переадресовал вопрос ей:
— Идет?
Ром управлялась с овсянкой и только отрицательно помотала головой. Она сама удивлялась, как это у нее не пропал аппетит: ведь вчера она так досадно поддалась ему. Нет, черт возьми, нечего уступать этому красавчику.
— Кто это — Хлоя? — спросила она, проглотив очередную ложку каши.
— Эту старушку еще несколько лет назад можно было списать, но мы привязались к ней, оставили, и вот она живет у нас, хорошо кушает и жиреет. — Кэмерон через стол дотянулся до ее подбородка и смахнул с него хлебную крошку. — Конечно, если вы наездница, мы подыщем вам кого-нибудь пободрее.
Ром наконец наелась и лениво откинулась на спинку кресла. Она не без хвастовства рассказала им, что однажды даже удержалась на спине у лошади целых пятнадцать минут. (Это было двадцать лет назад. Да и не на лошади, а на ослике. Но к чему вдаваться в такие подробности!) — Ха, на старушке Хлое любой удержится, — усмехнулся Адам. — У нее спина футов восемь шириной.
Договорились, что после ленча мальчики будут ждать ее у конюшни. Ром направилась в студию поразмыслить о пейзажах, а может быть, даже вздремнуть. Перед глазами у нее до сих пор пестрели долины в диких цветах. Кэмерон куда-то удалился — наверное, в свой кабинет. Интересно, будет ли он их сопровождать? И, не лукавя с собой, она вынуждена была честно признать, что ей бы этого хотелось.
Позднее, правда. Ром уверяла себя, что не огорчена отсутствием Кэмерона и на ленче, и у места сбора на конюшне. Она только что закончила два акварельных наброска и, довольная началом работы, переоделась в самые старые свои джинсы (они когда-то были цвета фуксии, а теперь приобрели благородный розоватый оттенок) и ботинки на резиновой подошве. У выхода она столкнулась с экономкой; Нора спросила ее, не берет ли она с собой шляпу.
— Я не привезла с собой шляп. А что?
— У вас голова закружится от солнца. Если вы думаете, что облезают от загара только на пляже, то глубоко заблуждаетесь. Пожалейте свою прелестную кожу.
Ром об этом как-то совсем не подумала. Она не очень-то заботилась о своем лице, только смазывала его увлажняющим кремом. Как правило, за лето кожа приобретала цвет спелого персика безо всяких ее усилий.
Нора протянула ей широкополую соломенную шляпу Кэмерона с затейливыми украшениями. Ром надвинула ее себе на голову и приняла театральную позу:
— Прощевайте, мэм!
— Гм-м, вы бы неплохо смотрелись, если бы не розовые штаны. Счастье еще, что старушка Хлоя способна только на прогулочный шаг. Во всяком случае, с нее вы не свалитесь и носа не разобьете. — Экономка усмехнулась и отправилась разделывать цыпленка.
Адам не очень-то преувеличивал, говоря о широкой спине старой кобылы. Вид у милого животного был вполне добродушный. Избавясь от последних сомнений, Ром прикидывала, как бы поэффектнее взобраться на это меланхоличное создание. Уж конечно, как-нибудь сумеет, раз даже детям это под силу. После нескольких попыток ей удалось усесться в потертое седло и развернуть лошадь в нужном направлении.
— Но-о, — тихонько проговорила она, чтобы ненароком ее не испугать.
— Послушайте, а вы ведь еще не видели жеребца дяди Кэма. Отменный конь! Его зовут Мастерчардж. Хотите взглянуть? — с жаром спросил Томас. Ему и Майку пришлось довольствоваться велосипедами, поскольку кобылу по имени Баффи отвезли на конный завод, а ездить на дядином жеребце никому не разрешалось. Оставались только Хлоя да маленькая резвая гнедая по имени Топаз; на ней обычно ездил Адам, и сейчас он уже нетерпеливо ерзал в седле.
Ром скорчила недовольную гримасу и наотрез отказалась:
— Нет уж, увольте, по второму разу я не взберусь. Старушка оказалась выше, чем я думала.
— Да ну, в ней всего-то ладоней пятнадцать. Вам непременно надо посмотреть жеребца — просто классный конь!
Насколько поняла Ром, у Хлои было два аллюра: один — медленный, второй — еще медленнее. При этом ее постоянно заносило вбок и так трясло, что даже зубы стучали. Адам лихо скакал вокруг нее на своей бодрой лошадке, а Ром изо всех сил старалась удержаться в седле и усердно молилась, чтобы это испытание поскорей закончилось.
Томас и Майк уже ждали их у подножия миниатюрного подобия Каменной горы.
— Да мне раз плюнуть забраться на нее! Хоть с закрытыми глазами! — похвалился Майк, на что Томас добавил, что он и слезет с нее с закрытыми глазами.
А Ром в эту минуту была озабочена только тем, как бы слезть со своего мучительного средства передвижения. Худо-бедно, но она одолела на Хлое старый сад, два пастбища, каменистое побережье и вдобавок еще несколько ручейков. Все, хватит с нее, это животное — просто горный козел! Сидеть ей уже нестерпимо больно, а поудобнее устроиться в этом несносном седле никак не удается. Когда она неловко оперлась на стремя и осторожно спустилась на землю, трое мальчуганов уже окликали ее с вершины старой скалы, прося принести чего-нибудь попить.
Вскинув голову, она мрачно отозвалась:
— Если вы хотите, чтобы я туда вскарабкалась, придется вам изобрести какой-нибудь лифт. У меня больше нет сил.
— Ну пожалуйста. Ром! Мы ведь ради вас старались, думали, вам здесь очень понравится! Такой потрясный вид! Отсюда даже чуть-чуть виден шпиль церкви на Лосином отроге!
Уж как-нибудь она проживет без шпиля, подумала про себя Ром, тем более что виден он лишь чуть-чуть.
— Простите, ребята, душа хотела бы и все такое, но… — Она со стоном присела, выбрав самый травянистый уступ. — Вы просила попить?
— Ага! Нора дала нам с собой фляжки с ледяной водой. Они пристегнуты к великам. В дорогу нельзя отправляться без запасов, — философски сказал Майк.
Вот уж чего-чего, а воды на синклеровских просторах хватает, лениво отметила про себя Ром. Куда ни двинешься — обязательно наткнешься на ручей. Мальчишки все уши ей прожужжали о ручье Скалистой горы, о ручье Бычья голова. Вдовьем ручье и Большом песчаном, но путешествие было таким тряским и утомительным, что она не разобралась, через какие именно ей пришлось переправляться.
Она медленно встала, добрела до велосипеда, отстегнула фляжку, отвернула пробку и сделала несколько жадных глотков. При этом взгляд ее упал на вершину огромного, освещенного солнцем валуна: три пары завистливых глаз наблюдали за ней.
— Ну ладно, — проворчала она, — откуда мне лучше забраться?
Они наперебой стали ей объяснять, каждый по-своему. Ром прикинула, что в ботинках на резине лезть не так уж трудно: гляди себе под ноги, и дело с концом. Во всяком случае, это лучше, чем путешествие на проклятой кляче; а ведь придется тащиться на ней обратно. Легче неделю трястись в машине, пусть даже это будет последняя развалина.
Пока мальчишки утоляли жажду и обследовали гору — увы, небольшую, диаметром в основании не более полутора сотен футов, — Ром, воспользовавшись передышкой, растянулась на спине и закрыла лицо соломенной шляпой Кэмерона. На камнях даже было удобней, чем сидеть в этом жутком седле. Оно, видно, предназначалось для кого-то с совершенно иной анатомией, нежели ее собственная. Приходилось сильно наклоняться вперед и изо всех сил держаться, чтобы не упасть. Она не знала, сколько времени ей удалось подремать, но когда она подняла голову и осмотрелась, то увидела, что все трое ее спутников готовы к дальнейшим странствиям. Близнецы уже помчались на великах к лесу, а Томас, сидя на гнедой кобылке, не решался окликнуть ее, боясь разбудить.
— Как вы. Ром? Мы думали покататься, пока вы вздремнете. Э-э, вы не устали, нет?
Милый мальчик, как он внимателен. Поднявшись на локтях, Ром ответила ему с усмешкой:
— Честно говоря, я, видимо, вряд ли когда-либо еще соглашусь на такое рискованное предприятие. Но я вас не задерживаю — прокатитесь, если хочется. А мы с Хлоей притащимся домой попозже, когда я соберусь с силами.
Мальчик озадаченно глядел на нее своими янтарными глазами. (Господи, они у него точь-в-точь как у Кэмерона!) Ром с трудом уселась, опершись локтями о колени.
— Ничего страшного, милый. Беги себе, я тут немного передохну. Даже, может, попозже вернусь сюда с мольбертом и красками, — сказала Ром, а про себя добавила: «Если, конечно, у меня отрастут крылья».
Успокоенный, Томас развернул свою гнедую и ускакал. Она проводила его усталым взглядом и вздохнула с некоторой долей зависти: ей бы столько энергии, эти непоседы резвятся без передышки с утра до позднего вечера. Никакие пейзажи теперь уже ее не интересовали, она снова закрыла глаза и улеглась. Ночью ей спалось хорошо, но сейчас тоже не мешает вздремнуть.
Проснувшись, она увидела кружившего в небе ястреба. Что ж, рано или поздно он должен был появиться. Она поглядела со склона вниз. Невероятно, но гора за время ее сна подросла! Взобраться было сравнительно легко, но теперь она боялась, что не сможет спуститься, не разбив себе носа.
Она перепробовала несколько хитроумных способов, в том числе пыталась сползти на животе, ногами вперед, но ничего хорошего из этого не вышло — рубашка задралась, и она оцарапалась. Отчаявшись, Ром оставила свои попытки, уселась на скале, бессильно сжавшись в комок, и крепко выругалась. Собственная глупость злила ее. Незачем было хорохориться перед мальчишками, слабо ей тягаться с ними. Старалась, правда, для пользы дела — хотелось подружиться, чтобы потом вместе работать над портретами! А в результате она застряла на этой скале и абсолютно не знает, как отсюда спуститься.
Нет, завтра она без всяких там подходов поймает Томаса за шкирку, усадит туда, куда нужно, и, черт побери, пусть позирует до изнеможения, надо так надо. Вот дьяволенок, разыгрывает из себя доброго самаритянина — воплощенное сочувствие!
Внизу меланхоличная Хлоя мирно паслась у подножия горы Ящерицы.
— И еще ты, старая бочка! Дернуло же на тебя польститься, пропади ты пропадом со своими аллюрами и проклятым седлом…
Услышав ее голос, лошадь подняла голову и посмотрела на нее большими невинными глазами. Вдруг из соснового леса появился всадник, и они обе повернулись и уставились на него.
— А я как раз подумал, не требуется ли вам моя помощь, — сказал Кэмерон. На его губах играла чуть заметная усмешка.
Ром строго посмотрела на него.
— Смейтесь, смейтесь. Погодите, вот спущусь с этой чертовой горы — да как задам за дурацкую вашу ухмылку! — предупредила она. Хорошо ему щеголять на своем ловком скакуне: сидит — точно родился в седле.
— А вы упорная, — лениво заметил он, уже не скрывая улыбки. — Ну так что же? Чего вы ждете?
Ром смерила его испепеляющим взглядом и в который раз попробовала спуститься. Не может быть, чтобы она не одолела эту гору, взобралась-то на нее довольно легко, а мальчишки вообще плясали на ней будто на танцплощадке. Встав на четвереньки, она начала спускаться. Нетерпеливо бросив взгляд через плечо, она поняла, что Кэмерон с большим интересом наблюдает за мельканием розовых джинсов.
Любуйся, любуйся, черт с тобой. Сейчас не до приличных телодвижений. Если удастся слезть с этой проклятой горы, она никогда в жизни даже метровую высоту без лестницы или подъемника покорять не станет.
— Ну, довольно. Теперь выпрямитесь, и я вас сниму.
— Вот еще! Совсем не нужно меня снимать.
— Делайте, как вам говорят, черт бы вас побрал! Не торчать же мне тут весь день, пока вы ползаете раскорякой, как Моисеева бабушка на роликах. — Он ухватил ее сперва за ступни, затем за голени, и не успела она опомниться, как он снял ее с выступа и поставил на твердую землю.
Ром еще нетвердо стояла на ногах и потому не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Он бесил ее своей озорной ухмылкой. Но она сведет с ним счеты потом, когда немного отдышится. А сейчас она просто тихо радовалась, что оказалась на земле.
— Еще одно очко в пользу этих дьяволят. — Его теплое, дурманящее дыхание коснулось ее растрепавшихся волос. Вдруг она припомнила что-то и невольно охнула:
— Боже, ваша шляпа… — Она взглянула наверх. Да, шляпа лежала там, куда она зашвырнула ее, беседуя с Томасом. — О, чтоб мне провалиться! А все потому, что вы не дали мне слезть самой!
— Ну ничего, за наказанием дело не станет… если, конечно, вы ее сей же час не вернете… И тут Ром с внезапной остротой ощутила жар его рук на спине, прикрытой лишь тонкой рубашкой. Высвобождаясь из его объятий, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать, чтобы он отстал. Но тут до нее дошло, что она попала в ловушку между скалой и его руками, и всякая мысль о сопротивлении исчезла. Она затравленно смотрела, как его прищуренные от солнца глаза в лучиках крохотных морщинок приближаются, становятся все больше и все темнее.
Позднее она бы объяснила свое безволие физической усталостью, но сейчас лишь неподвижно наблюдала, как его лицо склонялось к ней. Ее дыхание где-то словно запнулось, веки неумолимо тяжелели, тонкие ноздри жадно ловили пьянящий запах согретого солнцем тела, запах здорового мужского пота.
Глаза Кэмерона превратились в блестящие черные щелочки. Он ловко провел кончиком языка по красивой линии ее губ и легко разомкнул их. Ром не в силах была противиться этому сладостному ощущению. Ее руки медленно обхватили его за плечи — выше, выше — и судорожно обвили шею, а ладони утонули в теплой гуще кудрей.
Конечно, силы были неравны: Ром еще не пришла в себя от «скалолазания», и обаяние Кэмерона оказалось непобедимым. Его губы сперва исследовали ее нежный рот, то лаская, то чуть щекоча его, и наконец искусно добились желанного ответа. В его руках не чувствовалось жадной и грубой страсти, он лишь медленно скользил ладонями вдоль округлых очертаний ее цветущей фигуры, ощупывал, гладил, ласкал. И все это было так просто и естественно, как послеполуденное солнце, палившее их непокрытые головы, как прохладный и густой аромат сосновой рощи.
Кэмерон коснулся губами ее тонкого лица, потом ямочки на заостренном подбородке. Дрожь пробежала по всему телу Ром, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Губы чувствовали биение его пульса; она приоткрыла рот и кончиком языка с наслаждением дотронулась до его солоноватой кожи.
Они полулежали на горе Ящерицы, на прогретом солнцем пологом склоне. Кэмерон скользнул ладонями по ее бедрам и крепко притянул Ром к своему мускулистому торсу; у нее закружилась голова, и она покорно приникла к нему. Разум, что до сей поры на протяжении многих лет безотказно служил ей как художнику, в одно мгновение отказал под напором неодолимого желания. Потаенно тлевшее, оно вдруг безотказно завладело ею.
Она почувствовала, как пальцы Кэмерона легли ей на обнаженную спину и расстегнули лифчик. Сопротивляться было невозможно. Он покусывал ее нижнюю губу, потом снова принялся медленно, волнующе и удивительно нежно целовать ей рот, глаза, шею — будто бы узнавал ее, как слепой, на ощупь. Его руки сбежали с ее спины и покорили холмики прохладных мягких грудей. Они уже поднялись ему навстречу, прильнув горделивыми кончиками к теплу его ладоней и подключив все тело к умопомрачительной страсти.
Тяжело и прерывисто дыша, он пристально смотрел в ее потемневшие полузакрытые глаза. Его зрачки расширились, и от радужки остался лишь тонкий золотистый ободок. Очертания скул явственно выделились на фоне гладких впалых щек.
— Может, нам укрыться в каком-нибудь более уединенном месте? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел продолжение.
Голос его пробудил в ней слабый проблеск разума, и Ром обеими руками отчаянно уперлась ему в грудь, силясь вырваться. Безумие! Как она могла подпустить к себе такого человека?
Кэмерон крепко обнял ее за талию и вскинул голову, внимательно всматриваясь в лицо. Ром ослабила сопротивление, поняв, что он угадал ее мысли.
— Послушайте, это просто… досадное недоразумение, — выпалила она. — Простите, если я ввела вас в соблазн, но я не хотела.
— Не хотела? — бархатным баритоном переспросил он. — Подумать только. Что-то не очень верится. Но если вам нравится лепетать всякие символические протесты — ради Бога.
Наконец-то! Вот он и раскрылся, наконец-то она поняла умом то, чему противилась ее плоть, — бесподобная самоуверенность этого красавчика ставит все на свои места.
— Придется поверить! Вы мне безразличны! Она рванулась из его объятий, смерив полным негодования взглядом и втайне надеясь, что он не заметит, как неистово пульсирует жилка у нее на шее.
— Так нет?
Сколько насмешливого недоверия в его тоне! Черт бы его побрал, он уже овладел собой, а она все еще в волнении. Он намеренно дерзко дотянулся до ее рубашки и стал с наигранным безразличием застегивать. Ром зло отшвырнула его руку и взялась за дело сама, торопливо всовывая пуговицы в какие попало петли.
— Что было у вас на уме, когда вы обнажились и разлеглись возле того ручья? — продолжал он, не сводя с нее скептического взгляда.
— Совсем не то, что вы думаете, — процедила она. — К тому же не преувеличивайте, я сняла только брюки. Просто у меня болела голова. Поймите, я приехала сюда затем, и лишь затем, чтобы написать три портрета. Не надо принимать меня за куколку для летних развлечений.
До чего же трудно держаться с достоинством, когда стоишь в рубашке, застегнутой сикось-накось!
— Хм, весьма остроумный способ для избавления от головной боли, — пожал он плечами. — Могу показать вам еще одно премиленькое, совершенно уединенное местечко на случай, если у вас снова разболится голова. — Он заправил рубашку и достал тонкую сигарету.
— Я все-таки надеюсь, что мы поняли друг друга, — пробормотала она неуверенно. Под его холодным, испытующим взглядом она остро ощущала свою растерянность. И как он смеет так невозмутимо глазеть на нее!
— О да, думаю, друг друга мы поняли, Ромэни Кэрис. Но если вам еще нужно привыкнуть к этой мысли, я подожду. У нас впереди все лето.
— Я, по-моему, ясно выразилась: вы мне безразличны. Случайные связи не по мне. Это скучно.
Уму непостижимо, сколько нескрываемого нахальства можно вложить в простую усмешку. Он чуть повел бровью и произнес:
— Ну что ж, если вы уже высказались и остыли, давайте я вас подсажу.
Единственное, что могло заглушить ее смятение, так это мысль о том, что придется снова влезать на разнесчастную кобылу. Воспоминания об упоительных ласках его рук и губ тотчас улетучились, стоило ей подумать о своих многочисленных царапинах, синяках, ссадинах и волдырях.
— Послушайте, а не пойти ли мне обратно пешком? Вы ведь могли бы отвести эту железную деву домой, не так ли?
— Никогда не поверю, что Хлоя могла оказаться чересчур резвой для вас.
— Это как сказать, — сухо ответила Ром. Старушка меж тем тяжело переступала неподалеку, мерно покачивая головой. Кэмерон подозвал ее и осмотрел седло, потом обернулся к Ром. Она тихо стояла, прислонившись к скале и скрестив руки на груди.
— На кой черт понадобилось вам это седло? Разве вы не видели, что оно испорчено? Кто-то из ребят оставил его под дождем недели две назад.
Ром пожала плечами:
— А мне оно показалось нормальным.
Она решила не объяснять ему, что, когда подошла к конюшне, лошадь уже была оседлана. А ей вовсе невдомек было, как все это делается.
— А стремена вы подтянули?
— То есть? Что вы имеете в виду?
— То есть отрегулировали вы их по ноге? Вот что я имею в виду, — ответил он с некоторым раздражением, провел рукой по лошадиному боку и шлепком послал старушенцию вперед. Хлоя покорно повернулась и направилась к лесу, пошатываясь и виляя массивным крупом.
С плохо скрываемым участием Кэмерон стал объяснять ей, что надо было догадаться и проверить все еще у конюшни. Ром уперла кулаки в бока и приняла воинственный вид.
— Это все мальчишки — они усадили меня в это проклятое седло… Чего еще можно от них ожидать, Господи?
Покачав головой, Кэмерон вскочил на своего коня, ловко уселся и протянул ей руку. Она отступила в сторону.
— Погодите. С вашего позволения, я, пожалуй, все-таки пойду пешком. Да, кстати, просто ради интереса: что же мне нужно было сделать со стременами? — (Вот уж действительно из чистого интереса: к лошади она теперь и близко не подойдет.) Ром понадеялась, что своим вопросом как-то выиграет время. Но не тут-то было: Кэмерон, лихо развернувшись, осадил скакуна прямехонько рядом с ней, наклонился и бесцеремонно ухватил ее за руку.
— Да вы что? Идите к черту! — невнятно бормотала она, пока он усаживал ее перед собой. Ну и дела, из огня да в полымя. Нехотя покорившись судьбе, она постаралась устроиться так, чтобы ее бедное тело ныло как можно меньше. Идти, наверное, тоже было бы не легче, даже если бы она знала дорогу к дому.
Они уже отъехали от горы довольно далеко, когда она наконец устроилась более или менее удобно. Кэмерон сильной рукой обхватил ее и прижал к себе.
— Не шевелитесь, — приказал он, потом добавил насмешливым тоном:
— Просто ради интереса: вам всего-навсего нужно было подтянуть стремена.
— Подтянуть куда?
Он глухо выругался и пустил жеребца легким галопом.
— Забудьте об этом. Я постараюсь доставить вас домой без новых травм.
Ром сидела как можно прямее, стараясь поменьше прижиматься плечом к его груди. Слава Богу, хоть на сей раз она сидит не по-мужски. Он приладил ее чуть ли не на шею бедному животному, как какой-нибудь мешок с зерном.
Мало-помалу ее напряжение стало спадать. Правда, одна боль сменилась другой: она все явственнее чувствовала, как его рука прижимает ее, держа прямо под грудью. От избытка впечатлений мысли ее рассеялись, и вскоре она уже с трудом отдавала себе отчет, где находится. И все же так неудобно сидеть.
— Расслабьтесь, отдохните, — мурлыкал ей Кэмерон. — Закройте глазки…
«Видимо, думает, что я ерзаю от страха», — подумала Ром. Грохнуться с такой высоты, конечно, приятного мало, но волнует ее совсем не это, а тепло его руки под самой грудью, о чем он, к счастью, не догадывается. Подчинившись его уговорам, она закрыла глаза, и скоро ее голова уже покоилась на его груди.
— Что же вы сразу не сказали, что не любите лошадей? — донесся до нее приятный низкий голос.
Она лениво приоткрыла глаза и вновь их закрыла.
— Я люблю, но… теперь они мне нравятся… э-э… на почтительном расстоянии. Очевидно, мне не приходило в голову, что ездить верхом — это не просто сидеть себе в седле, болтая поводьями…
— Устали?
— Измучилась.
— И из-за этого вы ерзаете? — лукаво спросил он, дыханием шевеля пряди ее волос; завитки щекотали ее лицо.
«О, он прекрасно знает, что меня беспокоит», — с ненавистью подумала Ром, и как бы в подтверждение его длинные пальцы тронули и приподняли ее мягкую грудь. Она выпрямилась, вцепилась ему в руку и отбросила ее. Мастерчардж не ожидал таких резких движений и дернулся. Ром пришлось ухватиться за Кэмерона, чтобы не упасть, а тот расхохотался ей в лицо.
— Спокойнее, моя радость. Здесь все свои.
— Послушайте, Кэмерон! Полагаю, что нам не мешает кое о чем договориться, а то дальше нам будет не по пути. Я очень серьезно отношусь к своему делу, и меня действительно ничего больше не интересует.
— Вот уж не подумал бы, особенно судя по тому, какой пыл вы ухитрились проявить там, у горы, — поддразнил он ее. В каждой ноте его голоса, не стихая, звучал едкий смешок.
Полунегодуя-полуиграя, Ром воскликнула:
— Но я не шучу! Верите вы мне или нет, но меня не взволновал ваш довольно-таки земной образ. Поймите меня правильно: я с удовольствием смотрю как на привлекательного мужчину, так и на красивую женщину, для меня это одно и то же. Так же я любуюсь закатами, диким разнотравьем, хрусталем ручной работы.
Они уже доехали до второго пастбища, ближайшего к дому. Выйдя из леса на простор, жеребец снова поскакал легким галопом; при таком аллюре, хоть они и проехали уже порядочно, сидеть ей было довольно-таки удобно. Поскорей бы закончилась эта нелепая прогулка, а то она совсем потеряет самообладание.