Но Ульрих был не только чертовски смелым, но и невероятно везучим. Бесчувственное тело, рухнув грудью на перила, согнулось пополам и заскользило вниз. Преодолев несколько метров (его дважды пытались поймать, но безуспешно), Ульрих нарушил призрачное равновесие и, имея шансы пятьдесят на пятьдесят, опять выиграл – свалившись на лестницу, а не рухнув вниз с двадцатиметровой высоты. Громыхая доспехами, Победоносный докатился до конца лестничного пролета, где и остался лежать до тех самых пор, пока не пришел в чувство.
   Вообще-то профессиональные воины достаточно спокойно относятся к смерти, считая ее неотъемлемой составляющей своей профессии, но иногда даже у закаленного в боях ветерана могут сдать нервы…
   На этот раз дрогнуло сердце бесчувственного и самовлюбленного «символа».
   Двести человек, увлекаемые своим командиром, самоотверженно бросились на семерых чудовищ – и в пылу битвы не заметили, как за их спинами возникли еще несколько кредхов. Неуязвимые марионетки коварного Мио, взяв атакующих рыцарей в тиски, уничтожили их за несколько кратких минут.
   Очнувшийся Ульрих застал окончание жуткой резни, пережить которую удалось только ему и еще одному счастливчику, потерявшему руку, но сохранившему жизнь.
   В сложившейся ситуации не оставалось ничего иного, как оставить место страшного побоища. Что Ульрих и сделал. Помогая ослабевшему от потери крови товарищу, изрядно помятый Победоносный спустился по лестнице. Он покидал своды проклятой башни, ставшей могилой для двух сотен отличных воинов.
   – Коварный колдун заманил нас в ловушку и всех уничтожил… – Надтреснутый голос, казалось, принадлежал не блестящему «символу», а смертельно уставшему человеку.
   Если бы Ульрих вышел из Башни Смерти один, не вытащив ослабевшего раненого, то у некоторых особо подозрительных личностей могли возникнуть нехорошие мысли: не подменили ли их командира?
   – Что там?
   – Что случилось?
   – Как все произошло?
   Вопросы сыпались со всех сторон, и для того, чтобы ответить, Ульриху пришлось собрать воедино остатки сил и громко рявкнуть:
   – МОЛЧАТЬ! Забыли, ……. кто здесь главный?
   Если у кого-то и оставались сомнения насчет подмены лидера, то после этого отечески ласкового вопроса они сами собой отпали.
   Да, внутри проклятой башни Смерть собрала обильную жатву, но их предводитель выжил, спас товарища и сообщил о ловушке. Кому-то это могло показаться невероятным подвигом, но в блестящей карьере Ульриха было множество еще более удивительных случаев.
   После того как, повинуясь приказу командира, рыцари замолчали, их лидер вкратце рассказал о случившемся. Так как никто из присутствующих ни разу не сталкивался с чудовищами, в чьих жилах течет голубая кровь, то послали за предводителем наемников, который охотно объяснил, что из себя представляют кредхи и почему их невозможно убить.
   Ульрих чуть было не спросил, почему прелты не предупредили его воинов о бессмертных чудовищах. Но в последний момент все же сдержался. Было глупо предполагать, что могущественный волшебник позволит просто так зайти в свое логово.
   Несмотря на падение с лестницы, голова Победоносного работала достаточно хорошо, чтобы меньше чем за минуту просчитать все возможные варианты.
   Да, он захватил замок и наемники сдались именно его отряду. Но целью кампании была не победа над жалкой кучкой прелтов (о ней забудут на следующий день как о чем-то несущественном), а освобождение Ранвельтильской девственницы. Однако ее охраняют неуничтожимые кредхи и еще какие-нибудь не менее могучие существа. Поэтому взять башню приступом не удастся. Понадобится магическая осада, которая может затянуться на неопределенно долгое время. И в конечном итоге вся слава достанется не ему – великолепному и неотразимому Ульриху, а какому-нибудь сморщенному от старости колдуну. Но и это еще не все. Потому что высохший старикашка получит гигантское вознаграждение и его имя начертают золотыми буквами…
   Где именно начертают имя, Ульрих не мог бы сказать точно, потому что имел самые смутные представления о грамоте. Но настоящему воину грамота ни к чему – это известно всем. Одно только имя героя должно повергать в ужас его врагов, а написать балладу в честь подвига всегда смогут барды. Герои бьются, барды слагают баллады – каждый занимается своим делом и оттого счастлив.
   – Тот счастлив, – задумчиво пробормотал Ульрих, – кто сможет совершить невозможное и стать настоящим героем…
   Все рыцари с напряженным вниманием следили за каждым жестом своего командира. Им ужасно не хотелось встречаться с чудовищами в башне, но в то же время не давала покоя мысль о потерянных деньгах.
   «Если бы можно было как-нибудь обмануть могущественных охранников и заполучить девушку, – думал практически каждый из рыцарей, – это было бы просто чудесно».
   Обмануть чудовищ.
   Освободить девственницу.
   Получить деньги.
   В этой классической трехходовой комбинации, казалось, не было ничего сложного, если бы не одно «но»…
   Никто не знал, как обмануть монстров. Судя по рассказам прелтов (не доверять которым не было оснований), мозгов у слуг Мио не было вовсе. Эти марионетки совершенно бездумно подчинялись ненормальному колдуну.
   А для того чтобы обмануть безумного Мио, нужно было нечто такое… Нечто такое…
   В общем, что-то совершенно немыслимое, лежащее за гранью здравого смысла.
   Именно такая идея (лежащая даже не за гранью здравого смысла, а вообще черт знает где) родилась в голове Ульриха.
   – Мои львы! – как всегда, патетично и пошло начал «победоносный символ». – Я поведу вас к самой вершине славы и почестей, туда, где не ступала нога честного человека, а порок и черная магия свили себе змеиное гнездо. Я поведу вас на приступ башни зловещего чернокнижника, и на этот раз мы прорвемся сквозь толпы ужасных чудовищ и станем героями, освободившими юную деву!
   Если отбросить красивые слова о славе и почестях, то все остальное чрезвычайно смахивало на откровенный бред. Но возможность быстрой наживы, помноженная на безграничную веру в командира, сделала невозможное. Людская масса всколыхнулась в едином порыве, и множество глоток извергли из своих недр мощный рев:
   – ВЕДИ НАС, УЛЬРИХ!!!
   – ВЕДИ…
   – НАС…
   – ПОБЕДОНОСНЫЙ!!!
   Именно от этого дикого рева я и пришел в себя. Но как показало дальнейшее развитие событий, сделал я это совершенно напрасно.
 
* * *
 
   Так как длинный кровавый след привел в покои, которые занимал Сайко, то нет ничего удивительного в том, что у людей, отвечающих за безопасность королевской особы, нашлось очень много неожиданных вопросов к новоявленному миллионеру. И не будь молодой человек столь популярен в народе, а также не заключи он пожизненный контракт с Утешителями, его судьба была бы предрешена. Пыточных дел мастера умели развязывать язык лучше, чем кто бы то ни было.
   А Ласковый Жу, начальник тайной полиции, исповедовал доктрину быстрого признания. Смысл ее заключался в следующем: для тех, кто признавался сразу, предусматривалась льгота в виде быстрой и практически безболезненной смерти. Те же, кто упорствовал, лишались каких бы то ни было поблажек, автоматически переходя в разряд особо коварных врагов короны. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Но в данном случае Л.Жу (как его за глаза шепотом называли подчиненные) вынужден был отказаться от прекрасно зарекомендовавшей себя доктрины, перейдя на скользкий путь дипломатических переговоров. Начальник тайной полиции был старым и опытным лисом, прекрасно чувствующим себя среди хитросплетения дворцовых интриг, но…
   Доктрина слишком прочно вошла в его сознание, став в некотором роде опорной точкой, на которой базировалась его уверенность в собственных силах. А без этой поддержки ему было трудно разговаривать с чрезвычайно хитрым молодым человеком, не стеснявшимся прикидываться дураком даже в присутствии столь влиятельного и могущественного человека, как Ласковый Жу.
   Доверить же кому-нибудь другому этот неприятный разговор шеф тайной полиции не только не хотел, но и не имел права. Потому что речь шла ни больше ни меньше, а о безопасности Великого и Несравненного (официальное звание Фромпа). Поэтому приходилось делать самому всю грязную работу.
   После того как проворные слуги бережно вынесли Утешителя (он все еще не пришел в себя), собрали все трупы и заменили ковер, пропитанный кровью, настала очередь магов. Волшебникам не понадобилось много времени чтобы снять антимагическую защиту, окружившую комнату энергетической решеткой. И только после того, как внешний вид комнаты был приведен в идеальный порядок, вошел Ласковый Жу.
   – Вы не будете против ответить на несколько сугубо конфиденциальных вопросов? – участливо спросил пожилой господин, чьи большие выразительные глаза лучились поистине неземной добротой.
   – Я всегда рад помочь ответить на всякие ко… кони…. фи…
   – Конфиденциальные…
   – Да, точно, они самые. Так вот я на них готов с радостью ответить в любое время суток. Как только услышу эти вопросы ко… кони… фи…
   – Конфиденциальные…
   – Точно, как только их услышу – так и подумаю: «КАКАЯ РАДОСТЬ! Вот наконец-то хоть один порядочный вопрос нашелся, на который и ответить приятно». Потому что про все остальное – как ни спросят, то хоть стой, хоть падай. Голимая пошлятина и порнография, упакованная в обертку вульгарного притворства.
   «Доктрина, – печально подумал Ласковый Жу, глядя на бессовестного молодого человека. – Как же без тебя плохо!»
   «Это самый главный палач королевства!» Внутренности Сайко скрутило в тугой узел после того, как он опознал (по слишком уж ласковым глазам) самого господина Жу. А все это словесное извержение являлось не более чем защитной реакцией напуганного человека.
   – Не забывай, что я с тобой и могу читать мысли этого человека, – отчетливо прозвучал в голове Сайко голос Вини – четвероногого медиума.
   Как ни странно, но после этих слов молодой человек успокоился, взяв себя в руки.
   – Если ты такая умная, то скажи, пожалуйста, что он подумал сейчас.
   – Доктрина. Твой собеседник сокрушается по поводу какой-то доктрины.
   Новоявленный миллионер не мог ничего знать о доктрине, но чувствовал – в ней нет ничего хорошего и жизнеутверждающего.
   Поддерживать вежливый разговор и одновременно мысленный диалог было чрезвычайно трудно, поэтому Сайко переключился на «ласкового» собеседника.
   – Как вы считаете, почему злоумышленники забежали именно в вашу комнату? – начал издалека Л.Жу.
   – Ну, не знаю. – Молодой человек растерянно пожал плечами. – Может быть, решили спрятаться? У разбойников ведь всегда на уме одно и то же – кого-нибудь прирезать, ограбить, а потом спрятать концы в воду.
   – Н-да. Соображение, вне всякого сомнения, интересное и оригинальное, но, боюсь, ради того, чтобы спрятаться в вашей комнате, обычные разбойники не стали бы штурмом брать королевский дворец. Они могли просто затаиться в трущобах Сарлона или в каком-нибудь не менее экзотическом месте.
   – Да, вы правы! Как же я сразу не догадался! – Для большего эффекта Сайко хлопнул себя ладонью по лбу. – Раз они пришли именно ко мне, то хотели только одного – убить! Вы можете спросить меня, какие мотивы ими двигали? Ну, спросите же, не стесняйтесь.
   Никто никогда и ни при каких условиях не посмел бы назвать Ласкового Жу стеснительным. Чрезмерно жестоким – могли. Кровожадным и ужасным – тоже. Но стеснительным – это уж был откровенный перебор. От подобной наглости начальник тайной полиции даже слегка растерялся и не нашелся что сказать.
   – Раз вы молчите, то отвечу на свой вопрос сам. Злодеи пришли за жизнью великодушного мецената из-за элементарной зависти. Пошлой и глупой зависти. – Голос молодого человека вполне натурально задрожал от волнения. – Им, видите ли, не давала покоя мысль, что есть на свете кто-то щедрее и богаче их, кто-то, способный пожертвовать деньги на правое дело, кто-то…
   С трудом сдерживаемые слезы наконец брызнули из глаз, и жертва завистников разрыдалась в полный голос.
   «Доктрина, – печально подумал Ласковый Жу. – Без нее в наше смутное время – никуда. Вся моя сила заключается не в уме или хитрости, а именно в доктрине».
   Продолжая рыдать, Сайко смог ненадолго отвлечься от собеседника и обратился к Вини:
   – Ну что он – поверил мне? А если нет, то о чем он думает?
   Ответ собачки-медиума не внушал особого оптимизма, так как не содержал ничего нового:
   – Он по-прежнему сокрушается о какой-то доктрине, но что подразумевает этот термин – непонятно.
   – А тыне могла бы внушить ему что-нибудь этакое?
   – Опасно пытаться воздействовать на человека, невосприимчивого к внушению. У этого индивидуума очень сильная энергетика.
   «Гребаная доктрина, чертова энергетика и хренова жизнь! – зло подумал незадачливый авантюрист, размазывая слезы по щекам. – Только разбогател, как сразу со всех сторон накинулась стая шакалов, чтобы оторвать себе лакомый кусок от пирога чужого счастья…»
   – Значит, вы полагаете, что злоумышленники проникли во дворец, побуждаемые исключительно завистью? – Ласковый Жу по-прежнему был спокоен и приветлив, но это давалось ему с огромным трудом.
   – А чем же еще? – От недавних слез не осталось и следа. – Вот сегодня появлюсь я на пиру, перед взыскательной публикой – и скажу: «Половину дворца вырезали злодеи, чтобы подобраться ко мне. А все почему?»
   «Почему, Сайко?» – дружным хором спросят меня люди.
   А я им честно и прямо отвечу: «Потому что хотели меня убить," подлые завистники с мелкими душонками».
   – Может быть, не стоит раздувать столь незначительный инцидент до гигантских размеров?
   Л.Жу сопроводил вопрос ненавязчивой улыбкой.
   Это была его фирменная улыбка, от которой падали духом и начинали молить о пощаде даже самые стойкие. Но у Сайко сегодня были встречи с одним духом и двумя могущественнейшими колдунами, один из которых пометил его проклятием Сантибарры, а второй презентовал мерзкого паука и собачку-медиума. Поэтому начальник полиции мог хоть заулыбаться до смерти (своей, разумеется) – это не произвело бы на его собеседника никакого впечатления.
   – Если инцидент был незначительный, то о чем мы, собственно говоря, беседуем? – простодушно поинтересовался Сайко. – С моей стороны никаких претензий к правоохранительным органам не имеется. И я готов выкинуть из головы все случившееся, чтобы с чистой совестью вступить в новую, богатую и счастливую жизнь.
   – Доктрина! – проскрежетал зубами от злости Л.Жу. – Без нее в нашем деле никак.
   – Вы что-то сказали?
   – Просто спросил, откуда здесь взялось животное и чье оно.
   – Животное мое. – Теперь настала очередь Сайко широко и радостно улыбаться. – А откуда взялось… Прибежало ногами.
   – Чем прибежало?!
   – Ногами. У нас, варваров, принято так говорить, когда кто-нибудь прибегает.
   На самом деле Сайко отдавал себе отчет в том, что разговаривать в подобном развязно-идиотском тоне с могущественным человеком нельзя. Но ничего не мог с собой поделать – его, что называется, несло. Может быть, в этом было виновато проклятие Сантибарры или же сказывалось чудовищное напряжение последнего часа. А может, не последнюю роль играл контракт с Утешителями. В общем, если хорошенько поискать – причин нашлось бы предостаточно.
   Но человек, на чьей груди пригрелся (в прямом смысле слова) отвратительный паук, не хотел ничего искать. Все, что было нужно, он уже сегодня нашел, обрел и испытал. Полчаса назад Сайко еще мог думать о женщинах, но после того, как увидел роскошную красавицу, вытаскивающую меч из собственного живота… Теперь он хотел только одного – чтобы его хотя бы ненадолго оставили в покое. Этот дурашливо-идиотский тон по большому счету был защитной реакцией до предела вымотанного человека, не более.
   Но Ласковый Жу, никогда не пытался разобраться в тонкой душевной структуре своих жертв. Его безжалостная доктрина отвергала всю эту глупую ерунду про душевные структуры, как мусор, не имеющий отношения к делу.
   – Значит, собачка прибежала ногами, – зловеще процедил Л. Жу, напрочь забыв о своей ласковости.
   – Точно! Ногами!
   – И привела ее к хозяину преданная любовь?
   Странно было слышать из уст этого страшного человека слова о преданной любви. Но Сайко за последний час с небольшим насмотрелся и наслушался столько странных вещей, что уже ничему не удивлялся.
   – Преданнейшая любовь! – Несколько радостных кивков наглядно подтверждали правоту этих слов.
   – Наверное, смышленый песик? – Начальник полиции вспомнил отчаянную молодость, когда еще ни о какой доктрине речи не шло и приходилось пробиваться вверх по служебной лестнице исключительно за счет ума и хитрости.
   И этот невинный на первый взгляд вопрос являлся прелюдией к ловушке, в которую опытный охотник загонял ничего не подозревающую дичь. Если собака приблудная, то она ни за что не признает новоявленного владельца. И вот тогда они начнут говорить по-другому…
   – Умная – не то слово! – Было очевидно, что хозяин искренне гордится умом четвероногого любимца. – Вини, лежать!.. Сидеть!.. Служить!.. Дай лапу!.. Вини, кувырок!.. Алле-оп! Прыжок!.. Опасность!.. Левый поворот!.. Правый разворот!.. Замри!.. Отомри!..
   Л.Жу даже не пытался прервать весь этот дурацкий, никому не нужный цирк. А просто сидел и печально размышлял о том, что годы идут, он стареет, теряет былую хватку и скоро какой-нибудь молодой и резвый претендент займет его место.
   От подобных мыслей настроение окончательно испортилось. После чего начальник тайной полиции, мудро решив, что здесь ему делать нечего, сухо попрощался и вышел. Он спешил в милые сердцу подземелья, где все было привычно и знакомо. Не нужно было вести глупых разговоров, а трудолюбивые палачи прекрасно вписывались в общую концепцию чудесной доктрины.
   Ласковый Жу шел и с каждым новым шагом обретал былую уверенность в собственных силах. По опыту прежних лет он знал: если что-то не получается сразу, нужно немного подождать, как следует все обдумать – и только затем нанести точно рассчитанный удар. Да, ему не удалось взять на испуг самоуверенного наглеца, всецело полагавшегося на защиту Утешителей. Но это была не слабость, а всего лишь предварительная разведка боем. Первый, но далеко не последний их разговор. И если сейчас они говорили просто так, то в следующий раз Ласковый Жу придет на рандеву вооруженным до зубов. А великолепная доктрина окажется именно тем самым оружием, которое способно открыть любые двери и развязать языки.
   Что же касается Утешителей…
   Серьезная, конечно, организация, спору нет, но не настолько могущественная, чтобы противостоять несокрушимому аппарату государственной власти.
   «Еще успеем поговорить со всеми этими наглецами, – подумал Л. Жу, открывая дверь в камеру пыток, где жарко пылал огонь, раскаляя добела инструменты палачей. – Ласково и нежно поговорим обо всем на свете. И вот тогда-то я узнаю все, что хотел знать. А после…»
   Улыбка, осветившая лицо начальника тайной полиции, была совершенно искренней. Настанет время истинной боли. По сравнению с которой эти раскаленные добела клещи покажутся просто невинной забавой, не более…

Глава 12

   Когда очень много возбужденных до предела мужчин хватают вас руками – это неприятно. Но когда эти же самые мужчины в буквальном смысле слова отдирают вас от ворот и привязывают на пару щитов, это еще неприятнее. А самое неприятное из всей этой кучи неприятностей заключается в том, что щиты прикрепляются к нескольким копьям. После чего пять или шесть человек поднимают вас в воздух и несут, словно праздничный вымпел или живую эмблему на карнавале.
   Выражение «со щитом или на щите» обретает новый смысл (неведомый до этого момента), и вы начинаете чувствовать, что в очередной раз вляпались в какое-то грандиозно несусветное дерьмо…
   План Ульриха был прост, но в то же время гениален. Он позаимствовал идею у Мио и побил козырного короля (колдуна) веселым джокером (мной). А так как у джокера в ухе находился «Растворитель миров», то он был небитой картой – в прямом, переносном и всех остальных смыслах.
   Если бы разгоряченные рыцари не скандировали: «ВЕДИ НАС, УЛЬРИХ! ВЕДИ!», я мог бы попытаться поговорить с Победоносным, обсудить создавшееся положение и попытаться что-нибудь объяснить. Не знаю, правда, что бы я стал объяснять, но все-таки для очистки совести сделал бы хоть самый минимум, после которого можно уверенно сказать: «Я пытался, но не получилось. Обстоятельства были сильнее меня».
   Но вокруг стоял такой шум, гам и крик, что ни о каких разговорах и речи быть не могло. Все, что было в моих силах, – это собрать мужество в кулак и достойно встретиться лицом к лицу с теми тварями, которых собирались испугать моим присутствием.
   Причем самое интересное в этом раскладе было то, что Ульрих доподлинно не знал – испугаются монстры, завидев меня, или нет.
   Ну привязали какого-то человека на щиты и выставили в качестве живого тарана – и что с того?
   У большинства демонов, монстров и прочих сказочных персонажей мозга если и присутствуют, то только в очень ограниченном количестве. И это еще не говорит о том, что монстр способен ими думать.
   Удар…
   Удар…
   Еще удар…
   Кто-то умер…
   Ах, это было целое измерение? Ну, извините, не рассчитали. С кем, как говорится, не бывает.
   И вот, имея такие мизерные шансы, жаждущий славы Ульрих решил сыграть.
   – Ставлю свою жизнь, плюс жизнь всех остальных идиотов, плюс целое измерение, плюс… А впрочем, и этого достаточно. Так вот, ставлю все вышеперечисленное на то, что сейчас игральные кости выбросят две шестерки.
   – ВЕДИ НАС, УЛЬРИХ!
   – МЫ С ТОБОЙ ДО САМОГО КОНЦА!
   – У-УЛЬРИХ!!!
   При таком ажиотаже и нездоровой истерии может подписаться на заведомую авантюру даже вполне трезвомыслящий человек. Что уж говорить про страдающего манией величия Победоносного, считающего себя чуть ли не земным воплощением какого-нибудь древнего божества
   – ВПЕРЕД, МОИ ЛЬВЫ! – закричал Ульрих, взметнув вверх руку с мечом.
   – ВПЕ-Е-РЕ-ОД!!!
   – А-А-А-А-А!!!
   Возбужденные до предела рыцари, не переставая дико кричать, устремились внутрь башни Феникса. Неся свой штандарт, эмблему, символ, страховку, оружие и т. д. и т. п. Можно долго и нудно перечислять, что они несли наперевес, но суть от этого не изменится – всем этим замечательным набором символов был именно я.
   – Думаешь, у нас есть шанс? – Мой верный спутник даже не пытался скрыть тревогу.
   – Если бы логово Мио было оборудовано камерами видеонаблюдения, то шанс мог быть. Внимательно присмотревшись к изображению на мониторе, колдун опознал бы меня и не стал бы играть при шансах пятьдесят на пятьдесят. Потому что проиграл бы в обоих случаях. Но так как это средневековый оплот экзальтированного мракобеса, а не резиденция продвинутого наркобарона, то камер в этом месте не может быть даже чисто теоретически.
   – Ну а какие-нибудь волшебные кристаллы или еще что-нибудь подобное?
   – Можно, конечно, поставить на кристаллы, волшебные сферы и прочую чушь, но, боюсь, вон те ребята прямо сейчас расставят все точки над «i»…
   Рыцари под предводительством Ульриха, достигнув очередного пролета, увидели впереди компанию кредхов. Одно дело возбуждать себя воинственными криками, стоя в безопасном месте, и совершенно другое – оказаться лицом к лицу с группой чудовищ, которые незадолго до этого уничтожили две сотни отборных бойцов.
   – ВЕ-ЕДИ-И НАС, УЛЬРИ-ИХ!!! – в очередной раз исторглось из множества глоток, и это «ВЕДИ» дословно означало: «СТУПАЙ ВПЕРЕД И ДОКАЖИ, ЧТО ТЫ НЕ ОШИБСЯ».
   Человек может быть закоренелым подлецом и негодяем, но если у него присутствует капля мужества, то это может искупить часть его грехов в глазах окружающих.
   Да, Ульрих был самовлюбленным болваном, интересующимся только славой и ничем больше. Да, он играл по-крупному и зачастую совершал необдуманные поступки. Да. Да. Да и еще раз да. Но при всем том он был достаточно смел, чтобы лично отвечать за свои же слова, не прячась за спинами воинов.
   – СЛАВА И МУЖЕСТВО!!! – закричал Победоносный, в который уже раз взметнув вверх меч.
   – СЛАВА И МУЖЕСТВО!!! – дружно взревели рыцари.
   – Если бы все не было настолько серьезно, можно было бы подумать, что это какой-нибудь сбор патриотично настроенных крестьян, наивно решивших, что чем громче они будут кричать пошлые и банальные лозунги, тем более крутыми воинами будут выглядеть в глазах деревенских дам. – Мое подсознание всегда оживало в самый неподходящий момент.
   – Тебе не кажется, что тема сельскохозяйственного ополчения сейчас не слишком уместна?
   – Думаешь, лучше поговорить о тех монстрах, которым нас сейчас скормят?
   – Нет.
   – Может быть, какие-нибудь другие интересные темы?
   Рев устремившихся вперед рыцарей достиг наивысшей точки…
   – Какие, …., темы? – Я в ужасе закрыл глаза, не в силах смотреть на стремительно приближающихся чудовищ.