Страница:
— По крайней мере, недостаточно, чтобы тратить время на обучение, — ответила Эрминия. — Хотя иногда мне кажется, что его искусство в обращении с лошадьми и собаками может представлять собой разновидность дара, которым обладал старый Макаран. Твой отец по материнской линии состоит в родстве с Макаранами.
Она подошла к секретеру и, вынув какой-то свиток, развернула его. Конн с изумлением обнаружил, что это перечень его предков за последние восемь или десять поколений. Он с интересом просмотрел его и, хохотнув, произнес:
— Я и не знал, что родословные бывают не только у лошадей, мама! Значит, здесь выписано, сколько людей по отцовской линии погибло из-за кровной вражды со Сторнами?
— Да, — грустно подтвердила она и показала пометки, означавшие, что данный предок, вполне возможно, погиб насильственной смертью.
Наконец Конн произнес:
— Я жил этой враждой с тех пор, как научился застегивать штаны, но до настоящего момента даже не подозревал, сколько задолжали мне эти негодяи Сторны. Я думал только об отце и двух старших братьях, а теперь вижу, сколько моих родственников пало от их рук.
Он замолчал, устремив взгляд в пространство.
— В мире есть много куда более приятных вещей, чем месть, сынок, — сказала Эрминия.
— Неужели? — спросил он, глядя как бы сквозь мать, и вновь на какое-то мгновение знакомое лицо сына показалось ей чужим, и Эрминию охватили сомнения, сумеет ли она когда-нибудь понять до конца этого сложного человека.
Но, невзирая на исходящий от Конна холод, она продолжила:
— Что касается твоего ларана, то у меня достаточно опыта в тестировании, чтобы понять, что ты обладаешь необычайными способностями в обращении с матриксом, но правильному пользованию им могут обучить только в Башне. К счастью, в большинстве Башен у меня есть друзья. Твой кузен, Эдрик Элхалин, является Хранителем здесь, в Тендаре, а мой родственник Валентин в свое время был техником. Любой из них может многому тебя научить, но какое-то время тебе придется прожить в Башне, где ты будешь защищен от опасностей, связанных с развитием ларана. Я немедленно переговорю с Валентином. К счастью, нет нужды дожидаться, пока Наблюдающие разъедутся на поиски детей по доменам. Я поговорю с ними, и они немедленно тебя примут. Без обучения твой талант может остаться нераскрытым.
Конн был смущен быстротой, с какой происходило все вокруг, но идея пришлась ему по душе. К тому же ему, как и любому непосвященному жителю доменов, было любопытно узнать, что происходит в стенах Башни. Узнав же, что он один из избранных, кто может быть туда допущен, он тем более испытал радость и удовлетворение.
Эрминия сказала, что, если его сочтут пригодным к обучению, ему придется жить среди работников Башни.
— Но ведь ты сама все знаешь, мама. Почему вы с Флорией не можете обучать меня?
— Это не принято, — ответила Эрминия. — Мать не должна учить взрослого сына, как отец не должен учить взрослую дочь. Просто так не делают.
— Но почему — нет?
— Не знаю. Возможно, это восходит к традициям прошлого, — сказала Эрминия. — Какова бы ни была причина, так не делают, и я не собираюсь нарушать это табу. Я оставлю тебя учиться у наших родственников, а позже приведу тебя в Башню. Но Флория может кое-чему тебя научить. Если хочешь, я попрошу ее, — добавила она, ощущая без слов, что сам Конн слишком застенчив, чтобы просить женщину о подобной услуге. — Она, наверное, зайдет к нам вечером, а если нет, то я вижусь с ней и ее отцом чуть ли не каждый день, так что возможность все равно представится.
Позже, тем же днем, Конн и Эрминия шли по улице, рядом с ними бежал на поводке щенок. Конн спросил:
— Интересно, добрался ли мой брат до Хамерфела?
— Думаю, да, — сказала Эрминия, — хотя и не знаю, каковы сейчас дороги. Если хочешь, можешь это выяснить с помощью ларана.
Тут Конн задумался, он много раз переживал те же ощущения, что и его брат, но никогда не делал этого сознательно. Он даже не знал, хочется ли ему вторгаться в мысли Аластера, и к тому же до сих пор не привык к своему дару. Однако раз мать сама это предложила, а брат рос, воспринимая существование ларана как нечто само собой разумеющееся, то он попытается. Теперь же его внимание занимала Медяшка, которую он заставлял выполнять стандартные команды: «Рядом!», «Сидеть!» и «Стоять!». Работая с животными он всегда понимал их, и это был далеко не первый щенок, которого он выдрессировал. Сейчас, кое-что узнав, Конн соглашался с возможностью, что ощущаемая им близость с молодой собакой есть некая разновидность способностей, называемых лараном. Прежде он особенно над этим не задумывался, а просто верил, что это приобретенный навык, такой же, как верховая езда и фехтование. Стало быть, в нем нет ничего, что принадлежит исключительно ему? Неужели все его знания вытекали из наследного дара таинственного Комина, привнесенного в его род, как это делают, выращивая скаковых лошадей или породистых собак? Ему даже стало немного обидно.
Конн с Медяшкой шли чуть впереди Эрминии. Они двигались по одной из улочек, где было мало прохожих, и это позволяло заниматься дрессировкой щенка. Маленькая сучка понимала все с полуслова и легко поддавалась обучению. Она послушно выполняла все упражнения, поощряемая поглаживанием, ласковыми словами и кусочками сушеного мяса, прихваченного с кухни. Конн закончил урок, заставив Медяшку как следует побегать за ним на поводке. Эти спринтерские забеги помогли ему отделаться от грустных мыслей, когда они вошли на тихую улицу, где стоял, еще не достроенный дом, один из самых больших в городе. Конн опять перешел на прогулочный шаг, дожидаясь, пока Эрминия их догонит.
Там перед их взором предстала группа одетых в униформу людей: Хранитель, стоящий у края круга, — в алом платье, два техника — в зеленом и механик — в голубом, а в центре стояла одетая в белое женщина — Наблюдающая, как уже знал Конн. Было еще несколько зевак, в основном — ребятишек и праздношатающихся горожан. Рядом стоял одетый в зеленое городской стражник, но трудно было сказать, находится ли он при исполнении обязанностей или просто глазеет, как обычный гуляка, на действо.
Мерное течение рабочего процесса нарушила Медяшка, рванувшись вперед и игриво залаяв, словно увидала старого знакомого. Тут и Конн увидал, что Наблюдающая в белом платье — не кто иная, как Флория, и почувствовал знакомый, но по-прежнему вызывающий чувство стыда, прилив любви, который он всегда переживал в присутствии невесты брата. Она быстро погладила собаку и ласково пожурила ее:
— Хорошая девочка. Ложись. Сейчас я не могу играть с тобой!
— Подойдите-ка сюда, — резко произнес стражник. — Немедленно уберите собаку. — Но затем, увидев и узнав Эрминию, он добавил уже более доброжелательно: — Это ваша собака, домна? Извините, но вам надо либо ее успокоить, либо увести.
— Все в порядке, — сказала Флория, — я знаю этого щенка. Он не будет отвлекать меня от работы.
Эрминия что-то строго сказала Медяшке, после чего та улеглась у нее в ногах и замерла, словно раскрашенная глиняная статуэтка. Лицо Хранителя было закрыто вуалью, и Конн не мог понять, мужчина это или женщина, хотя, насколько он знал, женщины-Хранители встречались очень редко. Этот же, наверное, был мужчиной с очень женственной внешностью или эммаской. Он стоял, терпеливо выжидая пока утихомирится нарушитель спокойствия, а потом легким кивком вновь собрал круг. Конн видел и чувствовал связи, соединявшие их воедино — незримые нити, сплетенные кругом телепатов и искусственно подведенные к кристаллам матрикса.
Хотя прежде ничего подобного ему не доводилось ни видеть, ни ощущать, все происходящее было для него ясно и понятно. Сам не зная, как это у него получается, и даже не вполне сознавая, что он делает, Конн подключился к мыслям Флории. Хоть и была она в высшей степени занята, но, как показалось Конну, краешком сознания узнала его и пригласила в круг. Это было похоже на то, как если бы она беззвучно пригласила его войти и тихо сесть в комнате, где она в этот момент играла на музыкальном инструменте.
Конн почувствовал, что мать его тоже здесь присутствует, как бы наблюдая за всем со стороны. Даже молоденькая Медяшка, казалось, поддерживала связь с этой тесной компанией. Юноша ощущал, что здесь ему хорошо, что здесь его ждут и принимают с радостью, что никогда прежде не приходилось ему испытывать по отношению к себе такого расположения и доверия, хотя никто из присутствующих даже не поднял на него глаз и ни единым движением не выказал любопытства. Его вхождение в круг внешне никак не обозначилось.
Хранитель соединил их воедино каким-то таинственным, не понятным Конну способом, сконцентрировал их внимание на груде стройматериалов в дальнем конце улицы и собрал их силу — в этот момент Конн и вовсе перестал ориентироваться, что происходит, а его восприятие растворилось в голубом сиянии звездного камня, словно тот находился у него в мозгу. Огромная куча стройматериалов начала подниматься в воздух. И хотя это были лишь стропила для крыши, они не разваливались. Конн почувствовал, как Хранитель управляет ими: через несколько секунд этот огромный ворох лег на плоскость крыши, где рабочие без лишней суеты начали растаскивать его, укладывая и прибивая бревна на предназначенное место. В этот момент тесно сплоченный круг, как будто следуя примеру груды стропил, тоже словно развалился на части. Флория тихо спросила Хранителя:
— Еще будем?
— Нет, — ответил Хранитель. — Мы ничего не будем делать, пока не подготовят к укладке брусчатку для мощения двора. На сегодня хватит. Мы могли бы закончить еще вчера вечером, если бы не дождь. Через несколько дней нам предстоит установить стекла в оранжерее, но раз крыша теперь есть, то нет нужды торопиться. Вчера у меня был разговор с Мартином Деллереем, брусчатку не привезут, пока не найдут садовника, который определит, где будут посажены кусты. Как только все будет готово, он даст нам знать.
— Эта часть города быстро растет. Весной, когда растает снег, мы займемся улицами.
— Не люблю я стройки, — проворчал один из техников, — да и в городе говорят, что мы отбиваем работу у плотников и строителей.
— Ничего подобного, — сказал Хранитель. — Мы за полдня делаем то, на что им потребовалась бы куча тяжелой техники. К тому же — как им доставить ее сюда, в эту часть города? Люди всегда недовольны и брюзжали бы ничуть не меньше, если бы мы вообще не занимались этим.
— Просто кто-то завидует нашим доходам, — сказал другой техник. — Вряд ли здесь найдется хоть один кирпич или стекольная рама, уложенные вручную. Поднимать стройматериалы при помощи веревок и блоков — не просто расточительство, это опасно для прохожих.
Подобные способы использования ларана никогда не приходили Конну в голову.
«Интересно, а нельзя ли таким же способом восстановить Хамерфел?»
Раньше он не делал даже прикидок, но и так было ясно: бригадам каменщиков потребуются годы, чтобы поднять замок из руин, а с помощью ларана Хамерфел можно восстановить с непостижимой быстротой. Пока он размышлял, Флория глянула на них с матерью и улыбнулась. Она поманила Медяшку, и та, нарушив вынужденное молчание, бросилась к ней с радостным визгом.
— Какая ты хорошая, спокойная собака, — приговаривала Флория, лаская ее. — Эрминия, вы выучили ее не хуже Ювел. Очень скоро она станет такой послушной, что сможет лежать у наших ног прямо в круге! Хорошая собачка, хорошая, — повторяла она, поглаживая и похлопывая ее, а Медяшка самозабвенно лизала ей руки.
— Это Конн ее дрессировал, — сказала Эрминия, — а сюда я его привела, чтобы он посмотрел на общественно полезные работы матриксного круга. Он почти ничего не знает о ларане, потому что никто его не обучал. Но он готов учиться, а потом поработать в круге, хотя бы временно.
Хранитель поднял бледное лицо, на котором выделялись большие, ясные глаза, и вопросительно посмотрел на Конна.
— Мы были с тобой в контакте, когда ты вошел в круг, ты уверен, что до этого никто тебя не учил? Мне показалось, что ты хотя бы работал в горах с людьми из Трамонтаны.
Но Конн вновь отрицательно покачал головой.
— Никогда. До прихода в Тендару я ни разу в жизни не держал в руках звездный камень.
— Иногда из природноодаренных людей выходят лучшие работники матрикса, — произнес Хранитель и протянул костлявую ладонь, чтобы пожать Конну руку.
— Приветствую тебя в нашем круге. Я — Рената Тендарская.
Конн знал, что мало кому удается поговорить вот так, накоротке, с Хранителем, и для него было чуть ли не шоком, когда он обнаружил, что стоящий перед ним Хранитель — женщина, пусть даже не настоящая женщина, а, как он и предполагал, — эммаска.
Эрминия засмеялась, в шутку извиняясь:
— Ну, с моим старшеньким, Аластером, я допустила промашку — у него не оказалось ни капли способностей. Поэтому здесь мне должно было повезти больше.
— Несомненно, — мягко согласилась Рената. — Могу с уверенностью сказать, что после ученья у нас он будет отличным работником. Но поскольку в твоем круге он не может работать, Эрминия, я приглашаю его в свой.
Конн удивился, когда увидел, как зарделась от радости его мать.
— Спасибо, Рената. Это так любезно с твоей стороны.
Флория, тихо стоявшая рядом с Конном, негромко спросила:
— Значит, ты придешь к нам в Башню? Как я рада буду помочь тебе в учебе, мой названый брат.
— Поверь, для меня это будет еще большее удовольствие, — сказал Конн и отвернулся, чтобы скрыть бросившуюся в лицо краску.
Когда они шли рядом за членами круга, неторопливо спускавшимися по улице, ведущей к Башне, Флория повернулась к нему и сказала:
— Нынешний сезон был очень напряженный…
— Да, действительно, — пробормотал Конн. Жизнь его за последние несколько десятков дней поменялась так разительно, как раньше он не мог даже предположить.
Хотя никто не произносил вслух имя Аластера, он занимал их мысли, поэтому они шли молча. Конна одолевали все более мрачные мысли, да и Флории взгрустнулось, пока они следовали за маленькой группой работников круга.
Наконец девушка спросила:
— Интересно, что сейчас делает Аластер?
— И что делал он с тех пор, как ускакал на моей лошади? — произнес Конн с натужным смешком. — Ты ведь телепат, неужели ты не можешь достать до него?
Опустив глаза, она ответила:
— Вообще-то нет, только на какой-то миг, не больше. Возможно, если бы мы были любовниками… Но и тогда это было бы трудно на таком расстоянии. Ты ведь его брат… а это сильнейшая из всех связей.
— Тогда, если хочешь, я попробую его поискать, — сказал Конн. — Хотя прежде я никогда сознательно этого не делал.
Он положил ладонь на звездный камень, данный ему матерью и висевший на его шее в маленьком шелковом мешочке. Он столько раз видел Аластера даже без такого вспомогательного средства, что даже не сомневался: у него все должно получиться.
Когда пришло нужное состояние, оно совершенно не походило на те, похожие на грезы картины, в которых он раньше видел своего брата. Неужели звездный камень мог так усиливать чувства? Конн этого не знал, но сейчас вокруг него вдруг зашелестели знакомые высокие деревья, разлился запах хвои, задышали горные ветры, а над головой распахнулись небеса — все, что окружало его в прошлой жизни. И еще один запах, моментально наполнявший сердце любого выросшего в горах человека паническим ужасом. Пожар! Где-то неподалеку от его брата, в пределах досягаемости, в Хеллерах бушевал пожар.
Стоя на тихой улочке Тендары, Конн вдруг ощутил, как отчаянно заколотилось у него сердце и как кровь толчками побежала по венам. Так что же там горело? И где? Это было не прямо в Хамерфеле, хотя от запаха дыма и паленых листьев кружилась голова.
Эрминия, обернувшись, моментально поняла, чем они занимались. В обычных обстоятельствах она не придала бы этому значения, позволив молодым людям делать то, что они хотят. Но Конн выглядел испуганным. Она быстро вернулась к ним. И уже все вместе они ускоренным шагом поспешили к Башне, которая неясно вырисовывалась вдали.
Легкой рукой Эрминия обхватила запястье Конна, так что тот даже не ощутил ее вмешательства и не получил шока. Она тихо сказала:
— Внутри Башни будет проще доделать то, что вы начали, Конн, и с меньшей опасностью для тебя.
Конну никогда не приходило в голову, что подобные видения, которые он переживал, даже не зная про звездный камень, могут нести опасность как ему, так и Аластеру. Но незнакомое прежде ощущение тревоги моментально обезоружило его, кротко сообщив, что не отказался бы от бокала вина, он вошел в Башню.
Принесли вина, но едва Конн сделал глоток, как им тут же овладело чувство опасности и потребность продолжить начатое, ему хотелось, чтобы все эти люди ушли, позволив ему искать брата.
Он не стал принимать участие в легкой светской болтовне, сопровождавшей возлияния. Как только ему дали бокал, он осушил его не смакуя. От его внимания ускользнуло, как Рената потихоньку опять собрала круг; слишком внове было для него это дело, и он еще не знал, как должен работник матрикса ограждать себя от вовлечения в то, что он делает. К тому же юноша и так уже увяз в эмоциях по уши, там был его брат, его земля, его люди…
Рената, лучше других понимавшая бушующий в его душе ураган страстей, грустно и отрешенно наблюдала за ним, но не делала попыток скорректировать его естественные реакции. По окончании обучения он выработает для себя более сбалансированный и менее страстный способ работы, но за это искусство Конну придется пожертвовать частью импульсивности.
Флория подала знак юноше.
— Присоединяйся ко мне. Вместе, я уверена, мы отыщем его.
И вновь без какого-либо напряжения прерванная связь восстановилась. Удивительно, но первое, что увидел Конн, было лицо его приемного отца Маркоса, на которого он глядел сейчас глазами Аластера. Запах дыма доносился издалека, но он, казалось, заполнял их мысли так же, как заполнял воздух во всей округе. И от него нельзя было отделаться, как нельзя отделаться от торнадо или цунами; он все время присутствовал где-то на краешке сознания, отступая лишь перед уверенностью и храбростью.
Конн чувствовал, что Аластер был зол.
— Что ты мне тут такое говоришь? После стольких лет кровной вражды я что, должен идти спасать собственность человека, который убил моего отца? Почему? Неужели для всех нас не будет лучше, если огонь пожрет их, и черт бы с ними со всеми?!
Маркос пристально посмотрел на него.
— Мне стыдно за тебя, — отрезал он. — Кто тебя воспитывал, что ты можешь произнести такое вслух?
Конну тоже было стыдно за своего брата и за его невежество, совершенно невероятное для горца. Перемирие на период пожаров было важнейшим фактором жизни Хеллеров. Все другие дела, будь то родственные обязательства или кровная вражда, откладывались в сторону, когда в горах начинался засушливый сезон.
И тут Конн вспомнил:
«Откуда Аластеру знать об этом?»
Маркос говорил с ним так, как говорил бы на его месте сам Конн, а Конн чувствовал себя виноватым за то, что вовремя не объяснил все брату.
— Завтра будут гореть твои холмы, и тебе понадобится помощь Сторна и всех, кто есть поблизости. Никогда не забывай об этом. — Потом, уже более мирно, Маркос добавил: — Ты устал, проскакав длинный путь. Когда выспишься и поешь, у нас будет время поговорить.
Маркос проводил его в комнату, обставленную с той же непритязательной простотой. Конну это место было прекрасно знакомо, он жил здесь с Маркосом с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет.
Тут телепатическая связь прервалась. Лица Маркоса и Аластера растворились в голубом свечении матрикса. Тогда Конн встал со словами:
— По-моему, плохое занятие — подглядывать за Аластером, когда он не знает об этом. Пока Маркос рядом, ему ничто не грозит. — Он посмотрел в напряженно-вопросительные глаза Эрминии. — С ним все в порядке, мама. Не надо, — добавил он, когда она потянулась к нему. — Я понимаю: это он, а не я вырос у тебя на руках. И вполне естественно, что ты так за него боишься.
— И меня это очень печалит, — заметила Эрминия. — Мое величайшее желание все эти годы было заботиться о вас обоих.
Конн подошел к ней и неловко обнял.
— О, теперь я понимаю, чего я лишился, и хотелось бы мне знать, знает ли мой брат этому цену. Но там, на севере, беда, и я нужен буду Маркосу! Аластер… — Тут он осекся, он не мог сказать матери, что не считает ее любимого сына готовым занять место в Хамерфеле. Но рука его непроизвольно легла на рукоять отцовского меча, и он знал, что, по крайней мере, Флория продолжает читать его мысли. Встряхнувшись, чтобы оборвать и эту связь, Конн встретился с ней взглядом. Раньше она всегда отводила глаза, но сейчас для всех присутствовавших в комнате телепатов их эмоции были как на ладони.
«О, боги, — подумал он, — что мне делать? Эта женщина моя мечта, я любил ее еще до того, как впервые увидел, и теперь, когда я ее нашел, оказывается — она невеста моего брата. Из всех женщин на этом свете она единственная недоступна для меня».
Он не мог на нее смотреть и когда вновь поднял глаза, то ощутил, как пристально, в упор, изучает его Хранитель. Надежно изолированная высоким саном и бесполостью от этих самых болезненных из всех людских переживаний, эммаска смотрела на него печальными, мудрыми глазами.
Она подошла к секретеру и, вынув какой-то свиток, развернула его. Конн с изумлением обнаружил, что это перечень его предков за последние восемь или десять поколений. Он с интересом просмотрел его и, хохотнув, произнес:
— Я и не знал, что родословные бывают не только у лошадей, мама! Значит, здесь выписано, сколько людей по отцовской линии погибло из-за кровной вражды со Сторнами?
— Да, — грустно подтвердила она и показала пометки, означавшие, что данный предок, вполне возможно, погиб насильственной смертью.
Наконец Конн произнес:
— Я жил этой враждой с тех пор, как научился застегивать штаны, но до настоящего момента даже не подозревал, сколько задолжали мне эти негодяи Сторны. Я думал только об отце и двух старших братьях, а теперь вижу, сколько моих родственников пало от их рук.
Он замолчал, устремив взгляд в пространство.
— В мире есть много куда более приятных вещей, чем месть, сынок, — сказала Эрминия.
— Неужели? — спросил он, глядя как бы сквозь мать, и вновь на какое-то мгновение знакомое лицо сына показалось ей чужим, и Эрминию охватили сомнения, сумеет ли она когда-нибудь понять до конца этого сложного человека.
Но, невзирая на исходящий от Конна холод, она продолжила:
— Что касается твоего ларана, то у меня достаточно опыта в тестировании, чтобы понять, что ты обладаешь необычайными способностями в обращении с матриксом, но правильному пользованию им могут обучить только в Башне. К счастью, в большинстве Башен у меня есть друзья. Твой кузен, Эдрик Элхалин, является Хранителем здесь, в Тендаре, а мой родственник Валентин в свое время был техником. Любой из них может многому тебя научить, но какое-то время тебе придется прожить в Башне, где ты будешь защищен от опасностей, связанных с развитием ларана. Я немедленно переговорю с Валентином. К счастью, нет нужды дожидаться, пока Наблюдающие разъедутся на поиски детей по доменам. Я поговорю с ними, и они немедленно тебя примут. Без обучения твой талант может остаться нераскрытым.
Конн был смущен быстротой, с какой происходило все вокруг, но идея пришлась ему по душе. К тому же ему, как и любому непосвященному жителю доменов, было любопытно узнать, что происходит в стенах Башни. Узнав же, что он один из избранных, кто может быть туда допущен, он тем более испытал радость и удовлетворение.
Эрминия сказала, что, если его сочтут пригодным к обучению, ему придется жить среди работников Башни.
— Но ведь ты сама все знаешь, мама. Почему вы с Флорией не можете обучать меня?
— Это не принято, — ответила Эрминия. — Мать не должна учить взрослого сына, как отец не должен учить взрослую дочь. Просто так не делают.
— Но почему — нет?
— Не знаю. Возможно, это восходит к традициям прошлого, — сказала Эрминия. — Какова бы ни была причина, так не делают, и я не собираюсь нарушать это табу. Я оставлю тебя учиться у наших родственников, а позже приведу тебя в Башню. Но Флория может кое-чему тебя научить. Если хочешь, я попрошу ее, — добавила она, ощущая без слов, что сам Конн слишком застенчив, чтобы просить женщину о подобной услуге. — Она, наверное, зайдет к нам вечером, а если нет, то я вижусь с ней и ее отцом чуть ли не каждый день, так что возможность все равно представится.
Позже, тем же днем, Конн и Эрминия шли по улице, рядом с ними бежал на поводке щенок. Конн спросил:
— Интересно, добрался ли мой брат до Хамерфела?
— Думаю, да, — сказала Эрминия, — хотя и не знаю, каковы сейчас дороги. Если хочешь, можешь это выяснить с помощью ларана.
Тут Конн задумался, он много раз переживал те же ощущения, что и его брат, но никогда не делал этого сознательно. Он даже не знал, хочется ли ему вторгаться в мысли Аластера, и к тому же до сих пор не привык к своему дару. Однако раз мать сама это предложила, а брат рос, воспринимая существование ларана как нечто само собой разумеющееся, то он попытается. Теперь же его внимание занимала Медяшка, которую он заставлял выполнять стандартные команды: «Рядом!», «Сидеть!» и «Стоять!». Работая с животными он всегда понимал их, и это был далеко не первый щенок, которого он выдрессировал. Сейчас, кое-что узнав, Конн соглашался с возможностью, что ощущаемая им близость с молодой собакой есть некая разновидность способностей, называемых лараном. Прежде он особенно над этим не задумывался, а просто верил, что это приобретенный навык, такой же, как верховая езда и фехтование. Стало быть, в нем нет ничего, что принадлежит исключительно ему? Неужели все его знания вытекали из наследного дара таинственного Комина, привнесенного в его род, как это делают, выращивая скаковых лошадей или породистых собак? Ему даже стало немного обидно.
Конн с Медяшкой шли чуть впереди Эрминии. Они двигались по одной из улочек, где было мало прохожих, и это позволяло заниматься дрессировкой щенка. Маленькая сучка понимала все с полуслова и легко поддавалась обучению. Она послушно выполняла все упражнения, поощряемая поглаживанием, ласковыми словами и кусочками сушеного мяса, прихваченного с кухни. Конн закончил урок, заставив Медяшку как следует побегать за ним на поводке. Эти спринтерские забеги помогли ему отделаться от грустных мыслей, когда они вошли на тихую улицу, где стоял, еще не достроенный дом, один из самых больших в городе. Конн опять перешел на прогулочный шаг, дожидаясь, пока Эрминия их догонит.
Там перед их взором предстала группа одетых в униформу людей: Хранитель, стоящий у края круга, — в алом платье, два техника — в зеленом и механик — в голубом, а в центре стояла одетая в белое женщина — Наблюдающая, как уже знал Конн. Было еще несколько зевак, в основном — ребятишек и праздношатающихся горожан. Рядом стоял одетый в зеленое городской стражник, но трудно было сказать, находится ли он при исполнении обязанностей или просто глазеет, как обычный гуляка, на действо.
Мерное течение рабочего процесса нарушила Медяшка, рванувшись вперед и игриво залаяв, словно увидала старого знакомого. Тут и Конн увидал, что Наблюдающая в белом платье — не кто иная, как Флория, и почувствовал знакомый, но по-прежнему вызывающий чувство стыда, прилив любви, который он всегда переживал в присутствии невесты брата. Она быстро погладила собаку и ласково пожурила ее:
— Хорошая девочка. Ложись. Сейчас я не могу играть с тобой!
— Подойдите-ка сюда, — резко произнес стражник. — Немедленно уберите собаку. — Но затем, увидев и узнав Эрминию, он добавил уже более доброжелательно: — Это ваша собака, домна? Извините, но вам надо либо ее успокоить, либо увести.
— Все в порядке, — сказала Флория, — я знаю этого щенка. Он не будет отвлекать меня от работы.
Эрминия что-то строго сказала Медяшке, после чего та улеглась у нее в ногах и замерла, словно раскрашенная глиняная статуэтка. Лицо Хранителя было закрыто вуалью, и Конн не мог понять, мужчина это или женщина, хотя, насколько он знал, женщины-Хранители встречались очень редко. Этот же, наверное, был мужчиной с очень женственной внешностью или эммаской. Он стоял, терпеливо выжидая пока утихомирится нарушитель спокойствия, а потом легким кивком вновь собрал круг. Конн видел и чувствовал связи, соединявшие их воедино — незримые нити, сплетенные кругом телепатов и искусственно подведенные к кристаллам матрикса.
Хотя прежде ничего подобного ему не доводилось ни видеть, ни ощущать, все происходящее было для него ясно и понятно. Сам не зная, как это у него получается, и даже не вполне сознавая, что он делает, Конн подключился к мыслям Флории. Хоть и была она в высшей степени занята, но, как показалось Конну, краешком сознания узнала его и пригласила в круг. Это было похоже на то, как если бы она беззвучно пригласила его войти и тихо сесть в комнате, где она в этот момент играла на музыкальном инструменте.
Конн почувствовал, что мать его тоже здесь присутствует, как бы наблюдая за всем со стороны. Даже молоденькая Медяшка, казалось, поддерживала связь с этой тесной компанией. Юноша ощущал, что здесь ему хорошо, что здесь его ждут и принимают с радостью, что никогда прежде не приходилось ему испытывать по отношению к себе такого расположения и доверия, хотя никто из присутствующих даже не поднял на него глаз и ни единым движением не выказал любопытства. Его вхождение в круг внешне никак не обозначилось.
Хранитель соединил их воедино каким-то таинственным, не понятным Конну способом, сконцентрировал их внимание на груде стройматериалов в дальнем конце улицы и собрал их силу — в этот момент Конн и вовсе перестал ориентироваться, что происходит, а его восприятие растворилось в голубом сиянии звездного камня, словно тот находился у него в мозгу. Огромная куча стройматериалов начала подниматься в воздух. И хотя это были лишь стропила для крыши, они не разваливались. Конн почувствовал, как Хранитель управляет ими: через несколько секунд этот огромный ворох лег на плоскость крыши, где рабочие без лишней суеты начали растаскивать его, укладывая и прибивая бревна на предназначенное место. В этот момент тесно сплоченный круг, как будто следуя примеру груды стропил, тоже словно развалился на части. Флория тихо спросила Хранителя:
— Еще будем?
— Нет, — ответил Хранитель. — Мы ничего не будем делать, пока не подготовят к укладке брусчатку для мощения двора. На сегодня хватит. Мы могли бы закончить еще вчера вечером, если бы не дождь. Через несколько дней нам предстоит установить стекла в оранжерее, но раз крыша теперь есть, то нет нужды торопиться. Вчера у меня был разговор с Мартином Деллереем, брусчатку не привезут, пока не найдут садовника, который определит, где будут посажены кусты. Как только все будет готово, он даст нам знать.
— Эта часть города быстро растет. Весной, когда растает снег, мы займемся улицами.
— Не люблю я стройки, — проворчал один из техников, — да и в городе говорят, что мы отбиваем работу у плотников и строителей.
— Ничего подобного, — сказал Хранитель. — Мы за полдня делаем то, на что им потребовалась бы куча тяжелой техники. К тому же — как им доставить ее сюда, в эту часть города? Люди всегда недовольны и брюзжали бы ничуть не меньше, если бы мы вообще не занимались этим.
— Просто кто-то завидует нашим доходам, — сказал другой техник. — Вряд ли здесь найдется хоть один кирпич или стекольная рама, уложенные вручную. Поднимать стройматериалы при помощи веревок и блоков — не просто расточительство, это опасно для прохожих.
Подобные способы использования ларана никогда не приходили Конну в голову.
«Интересно, а нельзя ли таким же способом восстановить Хамерфел?»
Раньше он не делал даже прикидок, но и так было ясно: бригадам каменщиков потребуются годы, чтобы поднять замок из руин, а с помощью ларана Хамерфел можно восстановить с непостижимой быстротой. Пока он размышлял, Флория глянула на них с матерью и улыбнулась. Она поманила Медяшку, и та, нарушив вынужденное молчание, бросилась к ней с радостным визгом.
— Какая ты хорошая, спокойная собака, — приговаривала Флория, лаская ее. — Эрминия, вы выучили ее не хуже Ювел. Очень скоро она станет такой послушной, что сможет лежать у наших ног прямо в круге! Хорошая собачка, хорошая, — повторяла она, поглаживая и похлопывая ее, а Медяшка самозабвенно лизала ей руки.
— Это Конн ее дрессировал, — сказала Эрминия, — а сюда я его привела, чтобы он посмотрел на общественно полезные работы матриксного круга. Он почти ничего не знает о ларане, потому что никто его не обучал. Но он готов учиться, а потом поработать в круге, хотя бы временно.
Хранитель поднял бледное лицо, на котором выделялись большие, ясные глаза, и вопросительно посмотрел на Конна.
— Мы были с тобой в контакте, когда ты вошел в круг, ты уверен, что до этого никто тебя не учил? Мне показалось, что ты хотя бы работал в горах с людьми из Трамонтаны.
Но Конн вновь отрицательно покачал головой.
— Никогда. До прихода в Тендару я ни разу в жизни не держал в руках звездный камень.
— Иногда из природноодаренных людей выходят лучшие работники матрикса, — произнес Хранитель и протянул костлявую ладонь, чтобы пожать Конну руку.
— Приветствую тебя в нашем круге. Я — Рената Тендарская.
Конн знал, что мало кому удается поговорить вот так, накоротке, с Хранителем, и для него было чуть ли не шоком, когда он обнаружил, что стоящий перед ним Хранитель — женщина, пусть даже не настоящая женщина, а, как он и предполагал, — эммаска.
Эрминия засмеялась, в шутку извиняясь:
— Ну, с моим старшеньким, Аластером, я допустила промашку — у него не оказалось ни капли способностей. Поэтому здесь мне должно было повезти больше.
— Несомненно, — мягко согласилась Рената. — Могу с уверенностью сказать, что после ученья у нас он будет отличным работником. Но поскольку в твоем круге он не может работать, Эрминия, я приглашаю его в свой.
Конн удивился, когда увидел, как зарделась от радости его мать.
— Спасибо, Рената. Это так любезно с твоей стороны.
Флория, тихо стоявшая рядом с Конном, негромко спросила:
— Значит, ты придешь к нам в Башню? Как я рада буду помочь тебе в учебе, мой названый брат.
— Поверь, для меня это будет еще большее удовольствие, — сказал Конн и отвернулся, чтобы скрыть бросившуюся в лицо краску.
Когда они шли рядом за членами круга, неторопливо спускавшимися по улице, ведущей к Башне, Флория повернулась к нему и сказала:
— Нынешний сезон был очень напряженный…
— Да, действительно, — пробормотал Конн. Жизнь его за последние несколько десятков дней поменялась так разительно, как раньше он не мог даже предположить.
Хотя никто не произносил вслух имя Аластера, он занимал их мысли, поэтому они шли молча. Конна одолевали все более мрачные мысли, да и Флории взгрустнулось, пока они следовали за маленькой группой работников круга.
Наконец девушка спросила:
— Интересно, что сейчас делает Аластер?
— И что делал он с тех пор, как ускакал на моей лошади? — произнес Конн с натужным смешком. — Ты ведь телепат, неужели ты не можешь достать до него?
Опустив глаза, она ответила:
— Вообще-то нет, только на какой-то миг, не больше. Возможно, если бы мы были любовниками… Но и тогда это было бы трудно на таком расстоянии. Ты ведь его брат… а это сильнейшая из всех связей.
— Тогда, если хочешь, я попробую его поискать, — сказал Конн. — Хотя прежде я никогда сознательно этого не делал.
Он положил ладонь на звездный камень, данный ему матерью и висевший на его шее в маленьком шелковом мешочке. Он столько раз видел Аластера даже без такого вспомогательного средства, что даже не сомневался: у него все должно получиться.
Когда пришло нужное состояние, оно совершенно не походило на те, похожие на грезы картины, в которых он раньше видел своего брата. Неужели звездный камень мог так усиливать чувства? Конн этого не знал, но сейчас вокруг него вдруг зашелестели знакомые высокие деревья, разлился запах хвои, задышали горные ветры, а над головой распахнулись небеса — все, что окружало его в прошлой жизни. И еще один запах, моментально наполнявший сердце любого выросшего в горах человека паническим ужасом. Пожар! Где-то неподалеку от его брата, в пределах досягаемости, в Хеллерах бушевал пожар.
Стоя на тихой улочке Тендары, Конн вдруг ощутил, как отчаянно заколотилось у него сердце и как кровь толчками побежала по венам. Так что же там горело? И где? Это было не прямо в Хамерфеле, хотя от запаха дыма и паленых листьев кружилась голова.
Эрминия, обернувшись, моментально поняла, чем они занимались. В обычных обстоятельствах она не придала бы этому значения, позволив молодым людям делать то, что они хотят. Но Конн выглядел испуганным. Она быстро вернулась к ним. И уже все вместе они ускоренным шагом поспешили к Башне, которая неясно вырисовывалась вдали.
Легкой рукой Эрминия обхватила запястье Конна, так что тот даже не ощутил ее вмешательства и не получил шока. Она тихо сказала:
— Внутри Башни будет проще доделать то, что вы начали, Конн, и с меньшей опасностью для тебя.
Конну никогда не приходило в голову, что подобные видения, которые он переживал, даже не зная про звездный камень, могут нести опасность как ему, так и Аластеру. Но незнакомое прежде ощущение тревоги моментально обезоружило его, кротко сообщив, что не отказался бы от бокала вина, он вошел в Башню.
Принесли вина, но едва Конн сделал глоток, как им тут же овладело чувство опасности и потребность продолжить начатое, ему хотелось, чтобы все эти люди ушли, позволив ему искать брата.
Он не стал принимать участие в легкой светской болтовне, сопровождавшей возлияния. Как только ему дали бокал, он осушил его не смакуя. От его внимания ускользнуло, как Рената потихоньку опять собрала круг; слишком внове было для него это дело, и он еще не знал, как должен работник матрикса ограждать себя от вовлечения в то, что он делает. К тому же юноша и так уже увяз в эмоциях по уши, там был его брат, его земля, его люди…
Рената, лучше других понимавшая бушующий в его душе ураган страстей, грустно и отрешенно наблюдала за ним, но не делала попыток скорректировать его естественные реакции. По окончании обучения он выработает для себя более сбалансированный и менее страстный способ работы, но за это искусство Конну придется пожертвовать частью импульсивности.
Флория подала знак юноше.
— Присоединяйся ко мне. Вместе, я уверена, мы отыщем его.
И вновь без какого-либо напряжения прерванная связь восстановилась. Удивительно, но первое, что увидел Конн, было лицо его приемного отца Маркоса, на которого он глядел сейчас глазами Аластера. Запах дыма доносился издалека, но он, казалось, заполнял их мысли так же, как заполнял воздух во всей округе. И от него нельзя было отделаться, как нельзя отделаться от торнадо или цунами; он все время присутствовал где-то на краешке сознания, отступая лишь перед уверенностью и храбростью.
Конн чувствовал, что Аластер был зол.
— Что ты мне тут такое говоришь? После стольких лет кровной вражды я что, должен идти спасать собственность человека, который убил моего отца? Почему? Неужели для всех нас не будет лучше, если огонь пожрет их, и черт бы с ними со всеми?!
Маркос пристально посмотрел на него.
— Мне стыдно за тебя, — отрезал он. — Кто тебя воспитывал, что ты можешь произнести такое вслух?
Конну тоже было стыдно за своего брата и за его невежество, совершенно невероятное для горца. Перемирие на период пожаров было важнейшим фактором жизни Хеллеров. Все другие дела, будь то родственные обязательства или кровная вражда, откладывались в сторону, когда в горах начинался засушливый сезон.
И тут Конн вспомнил:
«Откуда Аластеру знать об этом?»
Маркос говорил с ним так, как говорил бы на его месте сам Конн, а Конн чувствовал себя виноватым за то, что вовремя не объяснил все брату.
— Завтра будут гореть твои холмы, и тебе понадобится помощь Сторна и всех, кто есть поблизости. Никогда не забывай об этом. — Потом, уже более мирно, Маркос добавил: — Ты устал, проскакав длинный путь. Когда выспишься и поешь, у нас будет время поговорить.
Маркос проводил его в комнату, обставленную с той же непритязательной простотой. Конну это место было прекрасно знакомо, он жил здесь с Маркосом с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет.
Тут телепатическая связь прервалась. Лица Маркоса и Аластера растворились в голубом свечении матрикса. Тогда Конн встал со словами:
— По-моему, плохое занятие — подглядывать за Аластером, когда он не знает об этом. Пока Маркос рядом, ему ничто не грозит. — Он посмотрел в напряженно-вопросительные глаза Эрминии. — С ним все в порядке, мама. Не надо, — добавил он, когда она потянулась к нему. — Я понимаю: это он, а не я вырос у тебя на руках. И вполне естественно, что ты так за него боишься.
— И меня это очень печалит, — заметила Эрминия. — Мое величайшее желание все эти годы было заботиться о вас обоих.
Конн подошел к ней и неловко обнял.
— О, теперь я понимаю, чего я лишился, и хотелось бы мне знать, знает ли мой брат этому цену. Но там, на севере, беда, и я нужен буду Маркосу! Аластер… — Тут он осекся, он не мог сказать матери, что не считает ее любимого сына готовым занять место в Хамерфеле. Но рука его непроизвольно легла на рукоять отцовского меча, и он знал, что, по крайней мере, Флория продолжает читать его мысли. Встряхнувшись, чтобы оборвать и эту связь, Конн встретился с ней взглядом. Раньше она всегда отводила глаза, но сейчас для всех присутствовавших в комнате телепатов их эмоции были как на ладони.
«О, боги, — подумал он, — что мне делать? Эта женщина моя мечта, я любил ее еще до того, как впервые увидел, и теперь, когда я ее нашел, оказывается — она невеста моего брата. Из всех женщин на этом свете она единственная недоступна для меня».
Он не мог на нее смотреть и когда вновь поднял глаза, то ощутил, как пристально, в упор, изучает его Хранитель. Надежно изолированная высоким саном и бесполостью от этих самых болезненных из всех людских переживаний, эммаска смотрела на него печальными, мудрыми глазами.
12
Работа в пожарной команде заставила Аластера пересмотреть свое представление об аде. Сейчас один из верхних кругов царства Зандру, который, говорят, представлял собой замерзший мир, казался ему чуть ли не раем. Пот пропитал его волосы и одежду, кожа лица горела, словно ее жарили на медленном огне, а во рту и в горле было сухо и жарко, как в пустыне. Аластер хоть и не был настолько избалованным, каким его считали некоторые, но всю свою жизнь твердо полагал, что внешний вид есть показатель его положения в обществе и должен соответствовать титулу. Теперь он сокрушенно сознавал, что одежды его безнадежно испорчены. Даже если тщательно заштопать дыры, прожженные искрами, он будет похож на оборванного старика, работавшего справа от него.
«Однако крестьяне здесь действительно семижильные. Вот этот настолько стар, что годится мне в деды, но все еще полон сил и ничуть не устал, в то время как я готов свалиться и умереть. Да, где уж мне, эдакому неженке, равняться с ними».
Ювел лежала на земле там, где кончалась линия огня. Ей потребовалась вся выучка и преданность, чтобы оставаться на месте. Она не могла отвести глаз от Аластера, как и не могла отойти настолько далеко, чтобы не слышать его голоса. И это — невзирая на переживаемый ею в данный момент страх. Ему бы попытаться услать старую собаку подальше от пожара, в место, где она бы так не волновалась.
Стройная женская фигурка в старом, поношенном клетчатом плаще и лиловой широкополой шляпе приблизилась к старику и подала ему кожаный бурдюк с водой. Он дал ей подержать лопату, пока жадно пил, заливая воду в широко раскрытый рот. Затем она вернула лопату, взяла бурдюк и пошла дальше вдоль ряда, приближаясь к Аластеру. Когда девушка узнала его, ее глаза округлились, очевидно, кто-то из свиты сообщил ей тогда, кто он такой.
— Удивительно видеть вас здесь, лорд Хамерфел, — тихо сказала Лениза.
Аластер подумал, что у нее были для этого все основания, ибо сам удивился не меньше, увидев ее здесь.
— Рад приветствовать вас, дамисела, — произнес он с изысканным поклоном. — А что здесь делаете вы? Из всех мест в доменах это — самое неподходящее для вас.
— Может быть, вы думаете, что я сгину в пламени, если пожар выйдет из-под контроля? Здесь любой вам скажет, что так может думать только самый глупый из нижнеземельцев! — вспыхнув от гнева, ответила она. — Если надо, здесь все идут на пожар — мужчины и женщины, простые и благородные!
— Что-то я не видел, чтобы старый лорд Сторн рисковал своей драгоценной головой, — пробурчал Аластер.
— Это потому, что вы не потрудились посмотреть направо — он стоит от вас менее чем в двенадцати футах!
Рукой Лениза показала на старика.
От неожиданности Аластер поперхнулся. Так этот старик и есть лорд Сторн? Неужели этот согбенный дед — то чудовище, которым пугали его с детства? Как такое может быть, если от порыва ветра он качается! То же мне, нашли пугало!
Жест Ленизы привлек внимание Сторна. Он отставил лопату и с суровым выражением на лице подошел к ним.
— Этот по-идиотски одетый шалопай пристает к тебе, девочка?
Лениза поспешно замотала головой.
— Нет, дедушка.
— Дай парню воды и занимайся своим делом. Не задерживай ряд! Ты же знаешь, насколько важно, чтобы вода регулярно доставалась каждому — или ты хочешь, чтобы люди попадали в обморок?
— Нет, ваи дом, конечно, нет, — кротко ответила она и, стрельнув глазами в сторону Аластера, пошла с бурдюком дальше вдоль линии. Какое-то время юноша продолжал стоять неподвижно, глядя ей вслед, пока сосед не ткнул его под локоть. Только тогда он опять принялся махать мотыгой, взрыхляя усыпанную листвой землю на противопожарной полосе.
Внучка Сторна. Вот уж — ничего общего со стариком, глядя на которого действительно можно было сказать «одет по-идиотски». Но на данный момент он навеки разделен с ней, и, возможно, лишь по этой причине возник в нем соблазн потянуться к девушке. Аластер строго напомнил себе, что он обручен… обручен с Флорией, ждавшей его в Тендаре, следовательно — не должен заглядываться на других женщин, особенно из рода, с которым Хамерфелы враждовали уже целых четыре поколения! Он попытался выкинуть Ленизу из головы и думать только об оставшейся в Тендаре Флории, представляя себе, как они вместе с его матерью переживают его отсутствие. И даже попытался представить, каково это быть телепатом, когда ты в любое время можешь мысленно связаться с любимым человеком.
«Однако крестьяне здесь действительно семижильные. Вот этот настолько стар, что годится мне в деды, но все еще полон сил и ничуть не устал, в то время как я готов свалиться и умереть. Да, где уж мне, эдакому неженке, равняться с ними».
Ювел лежала на земле там, где кончалась линия огня. Ей потребовалась вся выучка и преданность, чтобы оставаться на месте. Она не могла отвести глаз от Аластера, как и не могла отойти настолько далеко, чтобы не слышать его голоса. И это — невзирая на переживаемый ею в данный момент страх. Ему бы попытаться услать старую собаку подальше от пожара, в место, где она бы так не волновалась.
Стройная женская фигурка в старом, поношенном клетчатом плаще и лиловой широкополой шляпе приблизилась к старику и подала ему кожаный бурдюк с водой. Он дал ей подержать лопату, пока жадно пил, заливая воду в широко раскрытый рот. Затем она вернула лопату, взяла бурдюк и пошла дальше вдоль ряда, приближаясь к Аластеру. Когда девушка узнала его, ее глаза округлились, очевидно, кто-то из свиты сообщил ей тогда, кто он такой.
— Удивительно видеть вас здесь, лорд Хамерфел, — тихо сказала Лениза.
Аластер подумал, что у нее были для этого все основания, ибо сам удивился не меньше, увидев ее здесь.
— Рад приветствовать вас, дамисела, — произнес он с изысканным поклоном. — А что здесь делаете вы? Из всех мест в доменах это — самое неподходящее для вас.
— Может быть, вы думаете, что я сгину в пламени, если пожар выйдет из-под контроля? Здесь любой вам скажет, что так может думать только самый глупый из нижнеземельцев! — вспыхнув от гнева, ответила она. — Если надо, здесь все идут на пожар — мужчины и женщины, простые и благородные!
— Что-то я не видел, чтобы старый лорд Сторн рисковал своей драгоценной головой, — пробурчал Аластер.
— Это потому, что вы не потрудились посмотреть направо — он стоит от вас менее чем в двенадцати футах!
Рукой Лениза показала на старика.
От неожиданности Аластер поперхнулся. Так этот старик и есть лорд Сторн? Неужели этот согбенный дед — то чудовище, которым пугали его с детства? Как такое может быть, если от порыва ветра он качается! То же мне, нашли пугало!
Жест Ленизы привлек внимание Сторна. Он отставил лопату и с суровым выражением на лице подошел к ним.
— Этот по-идиотски одетый шалопай пристает к тебе, девочка?
Лениза поспешно замотала головой.
— Нет, дедушка.
— Дай парню воды и занимайся своим делом. Не задерживай ряд! Ты же знаешь, насколько важно, чтобы вода регулярно доставалась каждому — или ты хочешь, чтобы люди попадали в обморок?
— Нет, ваи дом, конечно, нет, — кротко ответила она и, стрельнув глазами в сторону Аластера, пошла с бурдюком дальше вдоль линии. Какое-то время юноша продолжал стоять неподвижно, глядя ей вслед, пока сосед не ткнул его под локоть. Только тогда он опять принялся махать мотыгой, взрыхляя усыпанную листвой землю на противопожарной полосе.
Внучка Сторна. Вот уж — ничего общего со стариком, глядя на которого действительно можно было сказать «одет по-идиотски». Но на данный момент он навеки разделен с ней, и, возможно, лишь по этой причине возник в нем соблазн потянуться к девушке. Аластер строго напомнил себе, что он обручен… обручен с Флорией, ждавшей его в Тендаре, следовательно — не должен заглядываться на других женщин, особенно из рода, с которым Хамерфелы враждовали уже целых четыре поколения! Он попытался выкинуть Ленизу из головы и думать только об оставшейся в Тендаре Флории, представляя себе, как они вместе с его матерью переживают его отсутствие. И даже попытался представить, каково это быть телепатом, когда ты в любое время можешь мысленно связаться с любимым человеком.