Страница:
Когда она собрала все, что ей могло понадобиться, и перенесла в ход прямо под комнатой принца, она подумала, что Нанни уже наверняка напоила его. Шелира подобралась к глазку у камина.
Поначалу она решила, что слишком долго провела в темноте и глаза ее подводят – принц стоял, держа злосчастную чашку в руках и, застыв, смотрел на что-то. Это что-то на первый взгляд показалось Шелире языком пламени в человеческий рост. Она открыла было рот, подумав, что в комнате пожар, но пламя вдруг исчезло. Принц еще мгновение стоял, держа чашку, затем каким-то странным, беспричинным жестом поднял чашку в насмешливом салюте, хотя тут никого не было и выпил ее одним глотком с видом человека, пьющего смертельный яд.
«Может, Нанни ему рассказала? Но зачем бы ей?»
Затем он сел в кресло, сложил руки поверх книги, словно чего-то ждал.
Ему не пришлось долго ждать. Шелира знала, что так и должно быть. Через полчаса он начал бредить, покрылся испариной, потом потерял сознание и упал на пол.
Но на его лице появились багровые пятна! Такого не должно было быть!
«Но это же отрава для лошадей, а под шерстью на коже не разглядишь пятен, – встревоженно напомнила она себе. Внутри у нее все сжалось, сердце бешено колотилось. – Да, у лошадей не заметишь таких пятен.., не думаю...»
Все равно было слишком поздно, потому что как раз в этот момент вошла Нанни. Бросив взгляд на несчастного Леопольда, она завопила и побежала прочь, словно охваченная смертельным страхом.
Вскоре после этого по лестнице загрохотали шаги, и в дверях появились двое солдат в наспех наброшенной форме. Сзади виднелись Нанни и двое пажей. Солдаты только глянули на лежавшего на полу принца и сразу попятились, не осмеливаясь пройти дальше, оттесняя и остальных. Мальчишки было запротестовали.
– Вали отсюда и заткнись! – рявкнул один из солдат, отвешивая одному из них звонкую оплеуху. – Он помер! Ты тоже хочешь? Заткнись и уноси свою задницу!
Мальчики продолжали протестовать. Послышался звук еще одной оплеухи, после чего дверь в королевскую башню захлопнулась.
Затем, после долгого мучительного ожидания, к невероятной радости Шелиры, послышался другой звук – стук молотка по дереву. Они заколачивают дверь! Почти не веря своей удаче, она немедля открыла люк и с последними ударами молотка оказалась в кабинете.
«Мне не надо его никуда переносить! – обрадовалась Шелира, закутывая принца в одеяло и затаскивая на циновку. – А теперь.., если он не слишком слаб, если я не отравила его насмерть, если проклятое противоядие не прикончит его...»
Противоядие было уже растворено. Ей нужно было только приподнять его голову и залить ему в рот все сразу, закрыть ему рот и заставить проглотить. Он дергался в ее руках, но яд очень ослабил его, и сопротивляться он не мог. Она влила в него все три противоядия одно за другим, затем уложила его на циновку и стала ждать.
Вид у него был страшный, она даже и представить себе такого не могла. Все лицо было в багровых пятнах, особенно жутких на бледной коже. Руки и ноги постоянно подергивались, голова металась, взгляд был совершенно бессмысленным. Если бы она не знала, что сделала, то тоже подумала бы, что он подхватил чуму.
И все же он может умереть...
Через полчаса все будет ясно.
Глава 52
Глава 53
Поначалу она решила, что слишком долго провела в темноте и глаза ее подводят – принц стоял, держа злосчастную чашку в руках и, застыв, смотрел на что-то. Это что-то на первый взгляд показалось Шелире языком пламени в человеческий рост. Она открыла было рот, подумав, что в комнате пожар, но пламя вдруг исчезло. Принц еще мгновение стоял, держа чашку, затем каким-то странным, беспричинным жестом поднял чашку в насмешливом салюте, хотя тут никого не было и выпил ее одним глотком с видом человека, пьющего смертельный яд.
«Может, Нанни ему рассказала? Но зачем бы ей?»
Затем он сел в кресло, сложил руки поверх книги, словно чего-то ждал.
Ему не пришлось долго ждать. Шелира знала, что так и должно быть. Через полчаса он начал бредить, покрылся испариной, потом потерял сознание и упал на пол.
Но на его лице появились багровые пятна! Такого не должно было быть!
«Но это же отрава для лошадей, а под шерстью на коже не разглядишь пятен, – встревоженно напомнила она себе. Внутри у нее все сжалось, сердце бешено колотилось. – Да, у лошадей не заметишь таких пятен.., не думаю...»
Все равно было слишком поздно, потому что как раз в этот момент вошла Нанни. Бросив взгляд на несчастного Леопольда, она завопила и побежала прочь, словно охваченная смертельным страхом.
Вскоре после этого по лестнице загрохотали шаги, и в дверях появились двое солдат в наспех наброшенной форме. Сзади виднелись Нанни и двое пажей. Солдаты только глянули на лежавшего на полу принца и сразу попятились, не осмеливаясь пройти дальше, оттесняя и остальных. Мальчишки было запротестовали.
– Вали отсюда и заткнись! – рявкнул один из солдат, отвешивая одному из них звонкую оплеуху. – Он помер! Ты тоже хочешь? Заткнись и уноси свою задницу!
Мальчики продолжали протестовать. Послышался звук еще одной оплеухи, после чего дверь в королевскую башню захлопнулась.
Затем, после долгого мучительного ожидания, к невероятной радости Шелиры, послышался другой звук – стук молотка по дереву. Они заколачивают дверь! Почти не веря своей удаче, она немедля открыла люк и с последними ударами молотка оказалась в кабинете.
«Мне не надо его никуда переносить! – обрадовалась Шелира, закутывая принца в одеяло и затаскивая на циновку. – А теперь.., если он не слишком слаб, если я не отравила его насмерть, если проклятое противоядие не прикончит его...»
Противоядие было уже растворено. Ей нужно было только приподнять его голову и залить ему в рот все сразу, закрыть ему рот и заставить проглотить. Он дергался в ее руках, но яд очень ослабил его, и сопротивляться он не мог. Она влила в него все три противоядия одно за другим, затем уложила его на циновку и стала ждать.
Вид у него был страшный, она даже и представить себе такого не могла. Все лицо было в багровых пятнах, особенно жутких на бледной коже. Руки и ноги постоянно подергивались, голова металась, взгляд был совершенно бессмысленным. Если бы она не знала, что сделала, то тоже подумала бы, что он подхватил чуму.
И все же он может умереть...
Через полчаса все будет ясно.
Глава 52
ЛЕОПОЛЬД
Леопольд с легким раздражением заслышал на лестнице шаги старухи. Он слышал, как она разговаривает с пажами. Он сидел тут в одиночестве не просто так – надеялся, что ему удастся как можно дольше не встречаться с людьми отца. И у него совершенно не было желания выслушивать сплетни старухи, пусть она и милая женщина.
Однако он изобразил улыбку, и когда она с трудом вскарабкалась по лестнице в кабинет, встретил ее весьма приветливо.
А когда он увидел, что она принесла ему чаю и перекусить, он так обрадовался, что решил все же приветить ее. Было бы грубо срывать на ней раздражение, когда она всего только хочет позаботиться о нем.
– Я была с тобой малость сурова, мальчик, – сказала она с этим очаровательным деревенским акцентом. – Ты ешь так мало, что и ягненок бы с такой кормежки подох.
– Да я не был голоден, матушка, – ответил он, принимая от нее поднос. – Однако большое вам спасибо. Боюсь показаться грубым, но.., но я тут молился...
«Не так уж далеко от правды, – подумал он. – Она уйдет, если подумает, что я молился».
Нанни задумчиво поджала губы и кивнула.
– Ну ладно, мальчик, я пойду пока, – сказала она, хотя вид у нее был несколько встревоженный. – Только чай выпей сразу. Тебе полегчает.
– Хорошо, – пообещал он, и она еще раз как-то странно посмотрела на него, затем пошла вниз по лестнице.
Только потом ему пришло в голову, что она могла прийти в кабинет вовсе не для того, чтобы принести ему поесть. Он посмотрел на совершенно безобидную с виду чашку на подносе. Она никогда такого раньше не делала, так почему вдруг? И почему она так настаивает, чтобы он выпил этот чай?
«А может, я слишком подозрителен? – Он подошел к подносу и взял чашку. Принюхался. – Тут столько меда намешано, что никакого запаха не учуешь». Однако у меда был какой-то горьковатый привкус. А первое, чему учили солдата, так это если в еде чуешь что-то горькое, то это наверняка яд.
Он поставил было ее на место, но потом ему пришла в голову мысль получше. Надо просто куда-нибудь вылить его. Возможно, за окно. Он подождет, притворится спящим, затем...
– Принц Леопольд, – раздался голос позади него, и голос этот был чист и звонок, как голос колокола, если бы тот мог говорить. Он вздрогнул, обернулся – и застыл на месте.
Опустился на колено, склонив голову. Чашку он по-прежнему сжимал в руках. Когда он впервые увидел ангела, он не преклонял колен, но тогда ангел и не говорил с ним. Один лишь голос наполнял его благоговением, а вместе о образом все это действовало потрясающе.
Ангел рассмеялся, но принц чувствовал, что он смеется не над ним, Леопольдом.
– Встань, принц, и не страшись, – словно отвечая на его мысли, сказал ангел. Он осторожно встал и так же несмело поднял голову.
Лицо – не мужское и не женское – светилось такой силой и красотой, что у Леопольда перехватило горло от нежданных слез. Ангел улыбался, и улыбка его была сама радость, от нее у принца горячо забилось сердце, и душа его наполнилась светом. Ангел был одет в ризы чистейшего белого света, и свет был вокруг него. Принц облизнул пересохшие губы, сердце его колотилось, а нервы пощипывало от одного присутствия ангела.
– У тебя есть друзья там, где ты меньше всего ждешь их, Леопольд, – ласково сказал ангел. – И сегодня жизнь твоя подвергается страшной угрозе. Выпей то, что у тебя в руках – и ты избегнешь опасности. И пойдешь ты путем Света и Чести, служа Той, Что Зажигает Звезды, поверив тем друзьям, что сейчас спасают тебя.
Ангел снова улыбнулся ему, наполнив сердце и душу Леопольда своей спокойной красотой – и исчез.
Леопольд долго стоял, пальцы его свело от того, как он вцепился в чашку. Посмотрел на черную жидкость.
Смертельная опасность? Выпить то, что у меня в руках?
Но...
Но что он потеряет? Если это отрава – он умрет, а это значит, что спасется от более страшной судьбы. Жизнь его сейчас совершенно бесполезна, он не может ни исправить отцовых ошибок, ни переносить со спокойной душой того, что делают его отец со своими подручными. Лучшее, на что он может надеяться, так это прожить свою бесполезную жизнь, все время опасаясь, все время под надзором, так никогда больше и не став свободным человеком... Смерть лучше такой жизни, жизни беспомощного узника, который вынужден наблюдать, как императорские советники громоздят зверство на зверство, а Бальтазар купается в славе и крови.
Он поднял чашку в насмешливом салюте и осушил ее одним глотком. Затем сел со странным фатализмом ожидая того, что должно свершиться.
Но это было не то, чего он ждал.
У него слегка закружилась голова, затем все поплыло перед глазами, руки и ноги стали ватными, так что он не мог пошевелиться, его начала бить дрожь. Чуть позже у него застучали зубы, руки и ноги задергались, и он упал с кресла на пол. Он попытался было закричать, но лишь слабо застонал.
После этого он ощущал только жуткий холод, погружаясь в водоворот странных цветов и звуков. Это нельзя было назвать видениями, кошмаром или галлюцинацией, потому что в них не было ни формы, ни содержания. Он ощущал цвета на вкус, слышал запах дыма от горящих дров и кожаной обивки кресла, видел потрескиванье огня и собственный стон. Его продолжало трясти. Свет, тени и цвета мешали увидеть хоть что-нибудь, что могло быть ключом ко всему этому. Он погружался в водоворот безумия.
Сначала ушел холод, затем его перестала колотить дрожь. Чувства снова вернулись к нему – так быстро, как выбитая кость становится на место. Однако до того, как он смог раскрыть глаза, прошла целая вечность. Когда же ему удалось это сделать, он вовсе не был уверен, что перед ним не очередная галлюцинация.
Над ним склонилась девушка с портрета. Но она была в платье цыганской плясуньи. Одна рука ее лежала у него на лбу, такая легкая, что он почти не чувствовал ее. Глаза были полны сочувствия.
– Вы можете говорить? – спросила она, прежде чем он успел подумать об этом.
Он осторожно облизнул губы.
– Д-думаю, да, – помедлив, прохрипел он. Он говорил осторожно. «Я не должен дать ей понять, что догадываюсь о том, что чай был.., приправлен». – Что случилось? Я болен? – Затем, не в силах сдерживаться дальше, спросил:
– Вы – принцесса Шелира?
– Да, Шелира, но сейчас я не принцесса. – Ему показалось, что она вздохнула с облегчением, но он не понимал, почему. – А случилось то, что я вас отравила, а потом дала вам противоядие.
Ну, это уж было совсем глупо!
«Я не ожидал, что она вот так во всем и признается. Стоп! Она признается, что отравила меня и в то же время спасла?»
Он хотел было что-то сказать, даже не знал еще, что, но она положила ему на губы палец.
– Пожалуйста. Послушайте меня, прежде чем что-нибудь скажете.
Он готов был вскочить на ноги, но когда попытался отодвинуть ее руку, то понял, что ему волей-неволей придется выслушать ее. Он даже пальцем не мог шевельнуть, не взмокнув от усилий. Никогда прежде он не бывал так слаб и беспомощен. Или более готов лежать спокойно и слушать.
"Но она же враг! – кричала одна половина его "я". – Она только что призналась, что отравила тебя!"
«Да, – соглашалась другая половина. – Но припомни слова ангела. Или ты сомневаешься в его словах? И кто может быть тем самым неведомым другом, кроме нее?»
– Те люди, которых прислал ваш отец, должны были вовсе не присматривать за вами, – жестко говорила она. – По крайней мере двое были присланы убить вас. Я подслушала, как они сидели и прикидывали, как бы выманить вас из дворца, чтобы устроить засаду, а потом свалить все на жителей Мерины и королеву.
Но уж этому он не может поверить!
– Мой отец не... – начал было он, пытаясь сесть.
– Никто и не говорит, что это ваш отец, – отрезала она, толкая его назад, на циновку. – Ни Аполон, ни Катхал не являются вашими поклонниками. А когда вас не станет, как вы думаете, кто будет следующим кандидатом в наследники?
«Но откуда она знает?»
Он едва удержался от возражения.
– Но. – начал было он.
– Клянусь вам самим Сердцем, я слышала, они обсуждали, как убить вас! – горячо повторила она. – Я не стала бы врать о таком и не стала бы рисковать вашей и своей жизнью, чтобы убедить их, будто бы вы подцепили чуму!
– Чуму? – повторил он. – Вы отравили меня, чтобы они подумали, будто я заразился?
– Верно. – Она села на корточки, и в глазах ее промелькнула мимолетная радость. – И это подействовало. Они забрали ваших пажей и забили дверь в башню, чтобы вы тут и умерли. А совсем недавно я слышала цокот копыт, так что они, наверное, уехали вместе с мальчиками в город под крылышко имперских лекарей.
И словно в подтверждение ее слов, знакомый голос произнес откуда-то сзади нее:
– Эти несносные уехали, милая моя. Мне пришлось привести из конюшен Джема и Лью, чтобы снова открыть дверь в башню. А с молодым человеком все в порядке?
– Молодому человеку значительно лучше, – сухо ответил Леопольд, – но благодарю вас за заботу, мамаша. – Он снова попытался сесть, и на сей раз Шелира не стала ему мешать.
Было понятно, как старуха и молодая женщина проникли в башню. Часть книжного шкафа у очага была отодвинута в сторону, открывая потайной ход. А стук и скрип снизу окончательно убедили его в том, что вместо того, чтобы помочь ему и привезти врача, его просто оставили тут умирать, забив дверь.
«Значит, вот как она их подслушала. И еще много о чем узнала. Эти два дворца, наверное, источены ходами, как гнилое дерево!»
Он снова сел, прислонившись к креслу, стоявшему у него за спиной.
– Говорите, – сказал он наконец, – я выслушаю вас. Большего не обещаю.
Пока он ее слушал, действие шести различных отваров постепенно проходило. Конюх и его помощники освободили дверь и, наверное, пошли спать, поскольку так и не появились. Старуха же спустилась на кухню более привычным путем и вернулась с горячим вином, хлебом и сыром. Пока Шелира говорила, он ел и пил. К несчастью, ее слова были слишком похожи на правду. Хуже того, они совпадали с тем, что знал он, но вряд ли могла знать она.
Конечно, если она рыскала по здешним потайным ходам как мышь, то могла уже все выведать и сочинить свой рассказ с учетом полученных сведений. Но тогда зачем она рассказала ему, что Адель все еще жива и прячется в Храме, если думает обмануть его?
– Вы не обязаны мне верить, – закончила она. – Я понимаю, нужны доказательства.
«Интересно. Она откровенна со мной, хотя и понимает, что у меня будут подозрения».
– Я могу отвести вас к преподобной в Храм, если вы ей доверяете. Она расскажет вам то же самое, но... – она замолчала и покраснела.
– Но я больше склонен доверять преподобной, чем вам, в этом вы правы, – мягко сказал он. «Хотя этот Храм и находится в Мерине, преподобная не станет врать даже ради города. И я должен ей верить, иначе вся моя вера – пустое слово». Он попытался встать на ноги, ожидая, что упадет и расквасит себе нос. К удивлению, устоял. Закрыл на мгновение глаза. «Чем скорее выясню...» – он и хотел узнать правду и боялся ее. – Мы прямо сейчас пойдем?
Она слегка нахмурилась и закинула прядь за ухо.
– Надеюсь, хотя бы одна из знакомых мне сестер не будет спать, – вздохнула она. – Думаю, вы понимаете, что мне придется открыть вам тайну, которую моя семья хранила веками? – Она устремила на него суровый взгляд. – Я не открывала тайных ходов даже своим союзникам.
Он кивнул и вдруг осознал, что еще не настолько оправился, как думал – комната поплыла.
– Шелира, я вам клянусь своей честью, что не воспользуюсь этим ходами без вас или без вашего на то дозволения. Этого вам довольно?
Он совершенно без всяких задних мыслей взял ее за руку. Она глянула вниз, но не отняла ее.
– Если бы это был кто-нибудь другой, – начала было она, затем покачала головой. – Однако это вы. Ладно, я верю вашему слову чести.
Он не упустил этого ударения на «вашему» и подумал – чьему это честному слову она не стала бы верить? Чуть улыбнулся и поднес ее руку к губам, прежде чем отпустить. Она вспыхнула, но улыбнулась в ответ.
– Ну, так идемте, – сказала она и пошла вперед.
Он не понял, почему она боится, что он узнает секрет потайных ходов, поскольку после третьего поворота он совершенно потерял ориентацию. В каком-то месте он вдруг понял, что они уже не во дворце, а когда им пришлось подниматься наверх, он подумал, что они, наверное, поднимаются к башенке на мосту. Когда они ползли по цилиндрической трубе в половину человеческого роста высотой, он был уверен, что они сейчас под самим мостом.
Они вышли в темноту. Принц никогда не пробирался по городу, избегая патрулей, и потому снова восхитился ее способностями. И где только она такому научилась?
«Наверное, у Владык Коней», – подумал он, следуя за ней обходным маневром, чтобы не попасться паре черных. Она совершенно не похожа на ту женщину, которую он себе представлял...
Но кто сказал, что она должна соответствовать его вымыслу? Если она и кажется слегка бесшабашной, чуть порывистой – сейчас это только на руку. Иначе она не доверилась бы ему. Если бы она не была бесшабашной и порывистой, то она никогда не стала бы его спасать.
Беда была в том, что она могла сама состряпать это самое покушение, и те факты, о которых он знал, все равно ложились бы в схему. Не нужно быть предателем, чтобы забить дверь в комнату умершего от чумы – достаточно просто испугаться. Даже самые отважные солдаты в их армии страшно боятся чумы. Так что сомнения не покидали его.
Довольно странно, но пока они пробирались под городом, сила и координация движений снова возвращались к Леопольду, хотя он и устал. Они добирались до Храма долго – попали туда, когда небо осветили первые, неверные лучи рассвета.
Поскольку до заутрени оставалось всего ничего, они смогли войти в Храм почти открыто и вполне чинно. Когда он был выслан в Летний дворец, он предпочитал носить охотничий костюм, а не армейскую форму. Он не желал носить одежду, которой уже не был достоин. Сейчас это было ему на пользу, поскольку так он не выделялся из толпы молящихся.
Служба принесла ему некоторое успокоение. После заутрени он последовал примеру Шелиры и пошел в указанную ею исповедальню.
Вышел он оттуда просто потрясенным. Он узнал голос исповедницы – это была сама первосвященница Верит. Этого голоса ему не забыть, покуда он жив. И не забыть того, что поведал ему этот спокойный, бесстрастный голос человека, повидавшего слишком много и уже переставшего чему-либо удивляться.
Она сказала ему, что хотя она сама и не знает ничего о покушении на него, но Шелире он может доверять. Но не это потрясло его. Это был ее рассказ о ближайшем советнике и личном маге его отца. Аполон – некромант! Он догадывался, что Серому магу есть что скрывать, но никогда не думал, что такое!
На свете нет существа более жестокого, чем некромант. И все, что рассказала ему Шелира о том, что творится при отцовском дворе, было правдой. Она рассказала ему даже меньше, чем Верит. Верит была совершенно уверена в том, что император не знает, чем занимается Аполон и откуда идет его сила. Однако это не извиняло безразличия императора по отношению к происходящему.
Леопольд вышел из Храма с ощущением, что земля у него под ногами проваливается. Шелира взяла его за руку, как только он покинул исповедальню, и это было хорошо. Сейчас без ее помощи он просто не знал бы, куда идти.
– Идем туда, где мы сможем передохнуть, – тихо сказала она.
Он только кивнул и позволил увести себя. В голове все мешалось.
Однако он изобразил улыбку, и когда она с трудом вскарабкалась по лестнице в кабинет, встретил ее весьма приветливо.
А когда он увидел, что она принесла ему чаю и перекусить, он так обрадовался, что решил все же приветить ее. Было бы грубо срывать на ней раздражение, когда она всего только хочет позаботиться о нем.
– Я была с тобой малость сурова, мальчик, – сказала она с этим очаровательным деревенским акцентом. – Ты ешь так мало, что и ягненок бы с такой кормежки подох.
– Да я не был голоден, матушка, – ответил он, принимая от нее поднос. – Однако большое вам спасибо. Боюсь показаться грубым, но.., но я тут молился...
«Не так уж далеко от правды, – подумал он. – Она уйдет, если подумает, что я молился».
Нанни задумчиво поджала губы и кивнула.
– Ну ладно, мальчик, я пойду пока, – сказала она, хотя вид у нее был несколько встревоженный. – Только чай выпей сразу. Тебе полегчает.
– Хорошо, – пообещал он, и она еще раз как-то странно посмотрела на него, затем пошла вниз по лестнице.
Только потом ему пришло в голову, что она могла прийти в кабинет вовсе не для того, чтобы принести ему поесть. Он посмотрел на совершенно безобидную с виду чашку на подносе. Она никогда такого раньше не делала, так почему вдруг? И почему она так настаивает, чтобы он выпил этот чай?
«А может, я слишком подозрителен? – Он подошел к подносу и взял чашку. Принюхался. – Тут столько меда намешано, что никакого запаха не учуешь». Однако у меда был какой-то горьковатый привкус. А первое, чему учили солдата, так это если в еде чуешь что-то горькое, то это наверняка яд.
Он поставил было ее на место, но потом ему пришла в голову мысль получше. Надо просто куда-нибудь вылить его. Возможно, за окно. Он подождет, притворится спящим, затем...
– Принц Леопольд, – раздался голос позади него, и голос этот был чист и звонок, как голос колокола, если бы тот мог говорить. Он вздрогнул, обернулся – и застыл на месте.
Опустился на колено, склонив голову. Чашку он по-прежнему сжимал в руках. Когда он впервые увидел ангела, он не преклонял колен, но тогда ангел и не говорил с ним. Один лишь голос наполнял его благоговением, а вместе о образом все это действовало потрясающе.
Ангел рассмеялся, но принц чувствовал, что он смеется не над ним, Леопольдом.
– Встань, принц, и не страшись, – словно отвечая на его мысли, сказал ангел. Он осторожно встал и так же несмело поднял голову.
Лицо – не мужское и не женское – светилось такой силой и красотой, что у Леопольда перехватило горло от нежданных слез. Ангел улыбался, и улыбка его была сама радость, от нее у принца горячо забилось сердце, и душа его наполнилась светом. Ангел был одет в ризы чистейшего белого света, и свет был вокруг него. Принц облизнул пересохшие губы, сердце его колотилось, а нервы пощипывало от одного присутствия ангела.
– У тебя есть друзья там, где ты меньше всего ждешь их, Леопольд, – ласково сказал ангел. – И сегодня жизнь твоя подвергается страшной угрозе. Выпей то, что у тебя в руках – и ты избегнешь опасности. И пойдешь ты путем Света и Чести, служа Той, Что Зажигает Звезды, поверив тем друзьям, что сейчас спасают тебя.
Ангел снова улыбнулся ему, наполнив сердце и душу Леопольда своей спокойной красотой – и исчез.
Леопольд долго стоял, пальцы его свело от того, как он вцепился в чашку. Посмотрел на черную жидкость.
Смертельная опасность? Выпить то, что у меня в руках?
Но...
Но что он потеряет? Если это отрава – он умрет, а это значит, что спасется от более страшной судьбы. Жизнь его сейчас совершенно бесполезна, он не может ни исправить отцовых ошибок, ни переносить со спокойной душой того, что делают его отец со своими подручными. Лучшее, на что он может надеяться, так это прожить свою бесполезную жизнь, все время опасаясь, все время под надзором, так никогда больше и не став свободным человеком... Смерть лучше такой жизни, жизни беспомощного узника, который вынужден наблюдать, как императорские советники громоздят зверство на зверство, а Бальтазар купается в славе и крови.
Он поднял чашку в насмешливом салюте и осушил ее одним глотком. Затем сел со странным фатализмом ожидая того, что должно свершиться.
Но это было не то, чего он ждал.
У него слегка закружилась голова, затем все поплыло перед глазами, руки и ноги стали ватными, так что он не мог пошевелиться, его начала бить дрожь. Чуть позже у него застучали зубы, руки и ноги задергались, и он упал с кресла на пол. Он попытался было закричать, но лишь слабо застонал.
После этого он ощущал только жуткий холод, погружаясь в водоворот странных цветов и звуков. Это нельзя было назвать видениями, кошмаром или галлюцинацией, потому что в них не было ни формы, ни содержания. Он ощущал цвета на вкус, слышал запах дыма от горящих дров и кожаной обивки кресла, видел потрескиванье огня и собственный стон. Его продолжало трясти. Свет, тени и цвета мешали увидеть хоть что-нибудь, что могло быть ключом ко всему этому. Он погружался в водоворот безумия.
Сначала ушел холод, затем его перестала колотить дрожь. Чувства снова вернулись к нему – так быстро, как выбитая кость становится на место. Однако до того, как он смог раскрыть глаза, прошла целая вечность. Когда же ему удалось это сделать, он вовсе не был уверен, что перед ним не очередная галлюцинация.
Над ним склонилась девушка с портрета. Но она была в платье цыганской плясуньи. Одна рука ее лежала у него на лбу, такая легкая, что он почти не чувствовал ее. Глаза были полны сочувствия.
– Вы можете говорить? – спросила она, прежде чем он успел подумать об этом.
Он осторожно облизнул губы.
– Д-думаю, да, – помедлив, прохрипел он. Он говорил осторожно. «Я не должен дать ей понять, что догадываюсь о том, что чай был.., приправлен». – Что случилось? Я болен? – Затем, не в силах сдерживаться дальше, спросил:
– Вы – принцесса Шелира?
– Да, Шелира, но сейчас я не принцесса. – Ему показалось, что она вздохнула с облегчением, но он не понимал, почему. – А случилось то, что я вас отравила, а потом дала вам противоядие.
Ну, это уж было совсем глупо!
«Я не ожидал, что она вот так во всем и признается. Стоп! Она признается, что отравила меня и в то же время спасла?»
Он хотел было что-то сказать, даже не знал еще, что, но она положила ему на губы палец.
– Пожалуйста. Послушайте меня, прежде чем что-нибудь скажете.
Он готов был вскочить на ноги, но когда попытался отодвинуть ее руку, то понял, что ему волей-неволей придется выслушать ее. Он даже пальцем не мог шевельнуть, не взмокнув от усилий. Никогда прежде он не бывал так слаб и беспомощен. Или более готов лежать спокойно и слушать.
"Но она же враг! – кричала одна половина его "я". – Она только что призналась, что отравила тебя!"
«Да, – соглашалась другая половина. – Но припомни слова ангела. Или ты сомневаешься в его словах? И кто может быть тем самым неведомым другом, кроме нее?»
– Те люди, которых прислал ваш отец, должны были вовсе не присматривать за вами, – жестко говорила она. – По крайней мере двое были присланы убить вас. Я подслушала, как они сидели и прикидывали, как бы выманить вас из дворца, чтобы устроить засаду, а потом свалить все на жителей Мерины и королеву.
Но уж этому он не может поверить!
– Мой отец не... – начал было он, пытаясь сесть.
– Никто и не говорит, что это ваш отец, – отрезала она, толкая его назад, на циновку. – Ни Аполон, ни Катхал не являются вашими поклонниками. А когда вас не станет, как вы думаете, кто будет следующим кандидатом в наследники?
«Но откуда она знает?»
Он едва удержался от возражения.
– Но. – начал было он.
– Клянусь вам самим Сердцем, я слышала, они обсуждали, как убить вас! – горячо повторила она. – Я не стала бы врать о таком и не стала бы рисковать вашей и своей жизнью, чтобы убедить их, будто бы вы подцепили чуму!
– Чуму? – повторил он. – Вы отравили меня, чтобы они подумали, будто я заразился?
– Верно. – Она села на корточки, и в глазах ее промелькнула мимолетная радость. – И это подействовало. Они забрали ваших пажей и забили дверь в башню, чтобы вы тут и умерли. А совсем недавно я слышала цокот копыт, так что они, наверное, уехали вместе с мальчиками в город под крылышко имперских лекарей.
И словно в подтверждение ее слов, знакомый голос произнес откуда-то сзади нее:
– Эти несносные уехали, милая моя. Мне пришлось привести из конюшен Джема и Лью, чтобы снова открыть дверь в башню. А с молодым человеком все в порядке?
– Молодому человеку значительно лучше, – сухо ответил Леопольд, – но благодарю вас за заботу, мамаша. – Он снова попытался сесть, и на сей раз Шелира не стала ему мешать.
Было понятно, как старуха и молодая женщина проникли в башню. Часть книжного шкафа у очага была отодвинута в сторону, открывая потайной ход. А стук и скрип снизу окончательно убедили его в том, что вместо того, чтобы помочь ему и привезти врача, его просто оставили тут умирать, забив дверь.
«Значит, вот как она их подслушала. И еще много о чем узнала. Эти два дворца, наверное, источены ходами, как гнилое дерево!»
Он снова сел, прислонившись к креслу, стоявшему у него за спиной.
– Говорите, – сказал он наконец, – я выслушаю вас. Большего не обещаю.
Пока он ее слушал, действие шести различных отваров постепенно проходило. Конюх и его помощники освободили дверь и, наверное, пошли спать, поскольку так и не появились. Старуха же спустилась на кухню более привычным путем и вернулась с горячим вином, хлебом и сыром. Пока Шелира говорила, он ел и пил. К несчастью, ее слова были слишком похожи на правду. Хуже того, они совпадали с тем, что знал он, но вряд ли могла знать она.
Конечно, если она рыскала по здешним потайным ходам как мышь, то могла уже все выведать и сочинить свой рассказ с учетом полученных сведений. Но тогда зачем она рассказала ему, что Адель все еще жива и прячется в Храме, если думает обмануть его?
– Вы не обязаны мне верить, – закончила она. – Я понимаю, нужны доказательства.
«Интересно. Она откровенна со мной, хотя и понимает, что у меня будут подозрения».
– Я могу отвести вас к преподобной в Храм, если вы ей доверяете. Она расскажет вам то же самое, но... – она замолчала и покраснела.
– Но я больше склонен доверять преподобной, чем вам, в этом вы правы, – мягко сказал он. «Хотя этот Храм и находится в Мерине, преподобная не станет врать даже ради города. И я должен ей верить, иначе вся моя вера – пустое слово». Он попытался встать на ноги, ожидая, что упадет и расквасит себе нос. К удивлению, устоял. Закрыл на мгновение глаза. «Чем скорее выясню...» – он и хотел узнать правду и боялся ее. – Мы прямо сейчас пойдем?
Она слегка нахмурилась и закинула прядь за ухо.
– Надеюсь, хотя бы одна из знакомых мне сестер не будет спать, – вздохнула она. – Думаю, вы понимаете, что мне придется открыть вам тайну, которую моя семья хранила веками? – Она устремила на него суровый взгляд. – Я не открывала тайных ходов даже своим союзникам.
Он кивнул и вдруг осознал, что еще не настолько оправился, как думал – комната поплыла.
– Шелира, я вам клянусь своей честью, что не воспользуюсь этим ходами без вас или без вашего на то дозволения. Этого вам довольно?
Он совершенно без всяких задних мыслей взял ее за руку. Она глянула вниз, но не отняла ее.
– Если бы это был кто-нибудь другой, – начала было она, затем покачала головой. – Однако это вы. Ладно, я верю вашему слову чести.
Он не упустил этого ударения на «вашему» и подумал – чьему это честному слову она не стала бы верить? Чуть улыбнулся и поднес ее руку к губам, прежде чем отпустить. Она вспыхнула, но улыбнулась в ответ.
– Ну, так идемте, – сказала она и пошла вперед.
Он не понял, почему она боится, что он узнает секрет потайных ходов, поскольку после третьего поворота он совершенно потерял ориентацию. В каком-то месте он вдруг понял, что они уже не во дворце, а когда им пришлось подниматься наверх, он подумал, что они, наверное, поднимаются к башенке на мосту. Когда они ползли по цилиндрической трубе в половину человеческого роста высотой, он был уверен, что они сейчас под самим мостом.
Они вышли в темноту. Принц никогда не пробирался по городу, избегая патрулей, и потому снова восхитился ее способностями. И где только она такому научилась?
«Наверное, у Владык Коней», – подумал он, следуя за ней обходным маневром, чтобы не попасться паре черных. Она совершенно не похожа на ту женщину, которую он себе представлял...
Но кто сказал, что она должна соответствовать его вымыслу? Если она и кажется слегка бесшабашной, чуть порывистой – сейчас это только на руку. Иначе она не доверилась бы ему. Если бы она не была бесшабашной и порывистой, то она никогда не стала бы его спасать.
Беда была в том, что она могла сама состряпать это самое покушение, и те факты, о которых он знал, все равно ложились бы в схему. Не нужно быть предателем, чтобы забить дверь в комнату умершего от чумы – достаточно просто испугаться. Даже самые отважные солдаты в их армии страшно боятся чумы. Так что сомнения не покидали его.
Довольно странно, но пока они пробирались под городом, сила и координация движений снова возвращались к Леопольду, хотя он и устал. Они добирались до Храма долго – попали туда, когда небо осветили первые, неверные лучи рассвета.
Поскольку до заутрени оставалось всего ничего, они смогли войти в Храм почти открыто и вполне чинно. Когда он был выслан в Летний дворец, он предпочитал носить охотничий костюм, а не армейскую форму. Он не желал носить одежду, которой уже не был достоин. Сейчас это было ему на пользу, поскольку так он не выделялся из толпы молящихся.
Служба принесла ему некоторое успокоение. После заутрени он последовал примеру Шелиры и пошел в указанную ею исповедальню.
Вышел он оттуда просто потрясенным. Он узнал голос исповедницы – это была сама первосвященница Верит. Этого голоса ему не забыть, покуда он жив. И не забыть того, что поведал ему этот спокойный, бесстрастный голос человека, повидавшего слишком много и уже переставшего чему-либо удивляться.
Она сказала ему, что хотя она сама и не знает ничего о покушении на него, но Шелире он может доверять. Но не это потрясло его. Это был ее рассказ о ближайшем советнике и личном маге его отца. Аполон – некромант! Он догадывался, что Серому магу есть что скрывать, но никогда не думал, что такое!
На свете нет существа более жестокого, чем некромант. И все, что рассказала ему Шелира о том, что творится при отцовском дворе, было правдой. Она рассказала ему даже меньше, чем Верит. Верит была совершенно уверена в том, что император не знает, чем занимается Аполон и откуда идет его сила. Однако это не извиняло безразличия императора по отношению к происходящему.
Леопольд вышел из Храма с ощущением, что земля у него под ногами проваливается. Шелира взяла его за руку, как только он покинул исповедальню, и это было хорошо. Сейчас без ее помощи он просто не знал бы, куда идти.
– Идем туда, где мы сможем передохнуть, – тихо сказала она.
Он только кивнул и позволил увести себя. В голове все мешалось.
Глава 53
АПОЛОН
После трех дней потопа буря утихла, уступив место ясной погоде. Четырех ясных дней Аполону вполне хватило, чтобы обжиться на новом месте. Страх поселился на Кабаньем подворье, а в большой комнате в подвале воздух пропитался густым металлическим запахом крови. Аполон был в своей стихии и чувствовал себя прекрасно. Наконец-то после стольких неприятностей ветер переменился! У него есть укрытие, где он сможет спокойно работать, Катхал помогает ему, Адельфус стал его марионеткой, так что от него неприятностей уже ждать не приходится.
Очень скоро и этого дурака Леопольда не будет у него на пути. Его соглядатай еще не присылал донесений с того дня, как Аполон заперся в этой комнате и занялся работой, но в успехе он не сомневался. В целом жизнь была прекрасна.
Теперь Серый маг вплотную занялся работой. Ночь почти миновала, а он еще не всех пленников использовал. Половину он скормил демону, который привязывал души его жертв к телам, или тому, что обитало в его посохе. Годились только человеческие тела и кровь – кровь животных не подходила. Те пленники, кровь которых шла на корм посоху, в марионетки после этого уже не годились. И демон, и посох высасывали из тела жизнь вместе с кровью, что не давало оживить человека, хотя душа и оставалась в теле. Так что не было смысла привязывать душу к тому, что не могло ни двигаться, ни говорить.
Хотя однажды он поймал одного из своих врагов в момент сердечного приступа, когда тот чуть не умер. Он весьма радовался, присутствуя на погребении, зная, что душа оставалась в теле, и враг захоронен как бы живьем, а сама себя душа освободить не может.
Другая половина его пленников сегодня ночью станет марионетками, умерев от его руки и заменив живых и неживых черных, уничтоженных местными. Некоторых из пропавших он так и не нашел – либо утонули в каналах, либо их унесло в море. Большую часть он так и так не восстановил бы – соль и вода могли через некоторое время разрушить его заклятье, и души освободятся из тел еще до того, как акулы и другие рыбы пожрут плоть. Некоторых он сам освободил, когда те вернулись с патрулирования искалеченными настолько, что больше уже не могли служить.
Он устал. Рассвет близился, и он оставил напоследок тех подонков, которых, как он был уверен, будет легче всего подчинить. Это были преступники, а не перепуганные жители трущоб, и не обычные горожане, по несчастью оказавшиеся ночью на улице и попавшие в облаву. Соглядатаи, которых он заслал в Мерину задолго до вторжения, заранее наметили большинство из тех, кто сейчас сидел в цистернах. Некоторые настолько закоснели во грехе, что их сопротивление будет очень легко преодолеть. Их не волновало посмертное бытие, а двое настолько отчаянно цеплялись за свои тела, что демону и стараться особенно не было нужды. Из таких получались самые лучшие слуги. В них оставалась прежняя изворотливость, а когда дело доходило до устрашения местных, так они в этом даже подобие удовольствия находили.
Работа с последним из ночного улова будет легкой – вор и прославленный мошенник Том Краснобай. Судя по слухам, он еще и убийца и наверняка настолько погряз в преступлениях, что даже будет помогать демону, чтобы только не расставаться с телом.
Аполон скрестил руки на груди. Этот человек оказал отчаянное сопротивление двум самым крепким из матовых слуг, Аполон был несколько удивлен, увидев Тома – обычно воры с его репутацией грубы и неряшливы. Этот другой. Молодой, красивый, похожий на неопытного юнца, подмастерье богатого мастера...
На мгновение Аполона охватил приступ раздражения, и он невольно стиснул кулаки. Если бы у него была такая внешность, ему никогда не пришлось бы трудиться, сражаться, пробивать себе дорогу к нынешнему положению – он просто использовал бы свой невинный вид, достиг бы богатства и власти путем соблазна...
Но он быстро успокоился. Если бы он был красив, он пошел бы самым легким путем, как и этот хам, полагался бы на свою внешность, охотился бы за мелкой рыбешкой, но не покушался бы на большую добычу, позволив своему разуму праздно угаснуть. А в таком случае он сам бы мог оказаться пленником кого-то другого, более умного. И, может, сидел бы в ожидании такой же участи, что предстояла Тому Краснобаю.
Аполон всегда приказывал завязывать рот своим пленникам, поскольку их вопли и проклятия мешали сосредоточиться. Краснобай сверлил его яростным взглядом поверх повязки, однако люди-слуги, занимавшиеся пленниками, были знатоками своего дела, и Том в лучшем случае мог издать невнятный рык.
Несомненно, этот дурак ждал, что Аполон сейчас начнет разглагольствовать, в подробностях расписывая ту ужасную судьбу, что его ожидает, и объяснять, что заставило Серого мага прибегнуть к таким средствам. Возможно, он даже ждет, что Аполон начнет хвастаться своими планами на будущее.
Все это отняло бы слишком много времени и к тому же было совершенно бесполезно. Аполон же бесполезными делами не занимался.
– Сам скоро все поймешь, – сказал он, достал из рукава ритуальный кинжал и погрузил его прямо в сердце жертвы ударом, рассчитанным на то, чтобы убить быстро, но не слишком, чтобы демон успел сделать свое дело.
Крови было очень мало – Аполон за долгие годы научился убивать почти без пролития крови. Он не хотел, чтобы его зомби были слишком уж повреждены, а такое убийство позволяло обойтись практически без «починки» тела. Он набросил на тело, упавшее на руки слуг, особую, окрашенную кровью сеть.
Двое опустили тело на пол, в то время, как третий кормил демона кровью пленника, убитого прямо перед Томом, затем все трое отошли настолько отрепетированным движением, что ему даже не пришлось отдавать им приказы. Глаза вора начали стекленеть, последний вздох заклокотал в горле. Время, как всегда, было рассчитано в точности.
Аполон воздел руки, призывая демона от его кровавого пира, и указал на тело и пойманную душу:
– Свяжи, – сказал он.
И тут его тщательно разработанный план рухнул.
Прежде чем демон успел приступить к делу, пойманная душа вора поднялась и начала разрывать тонкую сеть магии. Она боролась упорно, с невероятной силой, куда большей, чем те, что попадались Аполону прежде!
Аполон на миг даже отпрянул. Никогда за все время, как он создавал из пленников зомби, никто не пытался сопротивляться с такой силой и решимостью! Так что же это за человек?
Он быстро вплел в сеть еще заклятий, чувствуя, как сила уходит из него, словно кровь из открытой раны. Он обрушился на душу со всей силой своей воли, пытаясь сломить ее – она отшвырнула его прочь, словно стряхнула руку с плеча, и набросилась на сеть с новой силой и отчаяньем.
Очень скоро и этого дурака Леопольда не будет у него на пути. Его соглядатай еще не присылал донесений с того дня, как Аполон заперся в этой комнате и занялся работой, но в успехе он не сомневался. В целом жизнь была прекрасна.
Теперь Серый маг вплотную занялся работой. Ночь почти миновала, а он еще не всех пленников использовал. Половину он скормил демону, который привязывал души его жертв к телам, или тому, что обитало в его посохе. Годились только человеческие тела и кровь – кровь животных не подходила. Те пленники, кровь которых шла на корм посоху, в марионетки после этого уже не годились. И демон, и посох высасывали из тела жизнь вместе с кровью, что не давало оживить человека, хотя душа и оставалась в теле. Так что не было смысла привязывать душу к тому, что не могло ни двигаться, ни говорить.
Хотя однажды он поймал одного из своих врагов в момент сердечного приступа, когда тот чуть не умер. Он весьма радовался, присутствуя на погребении, зная, что душа оставалась в теле, и враг захоронен как бы живьем, а сама себя душа освободить не может.
Другая половина его пленников сегодня ночью станет марионетками, умерев от его руки и заменив живых и неживых черных, уничтоженных местными. Некоторых из пропавших он так и не нашел – либо утонули в каналах, либо их унесло в море. Большую часть он так и так не восстановил бы – соль и вода могли через некоторое время разрушить его заклятье, и души освободятся из тел еще до того, как акулы и другие рыбы пожрут плоть. Некоторых он сам освободил, когда те вернулись с патрулирования искалеченными настолько, что больше уже не могли служить.
Он устал. Рассвет близился, и он оставил напоследок тех подонков, которых, как он был уверен, будет легче всего подчинить. Это были преступники, а не перепуганные жители трущоб, и не обычные горожане, по несчастью оказавшиеся ночью на улице и попавшие в облаву. Соглядатаи, которых он заслал в Мерину задолго до вторжения, заранее наметили большинство из тех, кто сейчас сидел в цистернах. Некоторые настолько закоснели во грехе, что их сопротивление будет очень легко преодолеть. Их не волновало посмертное бытие, а двое настолько отчаянно цеплялись за свои тела, что демону и стараться особенно не было нужды. Из таких получались самые лучшие слуги. В них оставалась прежняя изворотливость, а когда дело доходило до устрашения местных, так они в этом даже подобие удовольствия находили.
Работа с последним из ночного улова будет легкой – вор и прославленный мошенник Том Краснобай. Судя по слухам, он еще и убийца и наверняка настолько погряз в преступлениях, что даже будет помогать демону, чтобы только не расставаться с телом.
Аполон скрестил руки на груди. Этот человек оказал отчаянное сопротивление двум самым крепким из матовых слуг, Аполон был несколько удивлен, увидев Тома – обычно воры с его репутацией грубы и неряшливы. Этот другой. Молодой, красивый, похожий на неопытного юнца, подмастерье богатого мастера...
На мгновение Аполона охватил приступ раздражения, и он невольно стиснул кулаки. Если бы у него была такая внешность, ему никогда не пришлось бы трудиться, сражаться, пробивать себе дорогу к нынешнему положению – он просто использовал бы свой невинный вид, достиг бы богатства и власти путем соблазна...
Но он быстро успокоился. Если бы он был красив, он пошел бы самым легким путем, как и этот хам, полагался бы на свою внешность, охотился бы за мелкой рыбешкой, но не покушался бы на большую добычу, позволив своему разуму праздно угаснуть. А в таком случае он сам бы мог оказаться пленником кого-то другого, более умного. И, может, сидел бы в ожидании такой же участи, что предстояла Тому Краснобаю.
Аполон всегда приказывал завязывать рот своим пленникам, поскольку их вопли и проклятия мешали сосредоточиться. Краснобай сверлил его яростным взглядом поверх повязки, однако люди-слуги, занимавшиеся пленниками, были знатоками своего дела, и Том в лучшем случае мог издать невнятный рык.
Несомненно, этот дурак ждал, что Аполон сейчас начнет разглагольствовать, в подробностях расписывая ту ужасную судьбу, что его ожидает, и объяснять, что заставило Серого мага прибегнуть к таким средствам. Возможно, он даже ждет, что Аполон начнет хвастаться своими планами на будущее.
Все это отняло бы слишком много времени и к тому же было совершенно бесполезно. Аполон же бесполезными делами не занимался.
– Сам скоро все поймешь, – сказал он, достал из рукава ритуальный кинжал и погрузил его прямо в сердце жертвы ударом, рассчитанным на то, чтобы убить быстро, но не слишком, чтобы демон успел сделать свое дело.
Крови было очень мало – Аполон за долгие годы научился убивать почти без пролития крови. Он не хотел, чтобы его зомби были слишком уж повреждены, а такое убийство позволяло обойтись практически без «починки» тела. Он набросил на тело, упавшее на руки слуг, особую, окрашенную кровью сеть.
Двое опустили тело на пол, в то время, как третий кормил демона кровью пленника, убитого прямо перед Томом, затем все трое отошли настолько отрепетированным движением, что ему даже не пришлось отдавать им приказы. Глаза вора начали стекленеть, последний вздох заклокотал в горле. Время, как всегда, было рассчитано в точности.
Аполон воздел руки, призывая демона от его кровавого пира, и указал на тело и пойманную душу:
– Свяжи, – сказал он.
И тут его тщательно разработанный план рухнул.
Прежде чем демон успел приступить к делу, пойманная душа вора поднялась и начала разрывать тонкую сеть магии. Она боролась упорно, с невероятной силой, куда большей, чем те, что попадались Аполону прежде!
Аполон на миг даже отпрянул. Никогда за все время, как он создавал из пленников зомби, никто не пытался сопротивляться с такой силой и решимостью! Так что же это за человек?
Он быстро вплел в сеть еще заклятий, чувствуя, как сила уходит из него, словно кровь из открытой раны. Он обрушился на душу со всей силой своей воли, пытаясь сломить ее – она отшвырнула его прочь, словно стряхнула руку с плеча, и набросилась на сеть с новой силой и отчаяньем.