Страница:
— Однако среди разумных ящерообразных есть и различия, — проворчал Аратак, — хоть и не такие основательные, как у различных этнических типов обезьяноподобных. Гравитация отдельно взятой планеты определяет наши размеры — некоторые из нас не больше, чем обезьяноподобные, а есть один или два вида и того меньше, хотя свой небольшой размер они компенсируют какой-нибудь способностью, например телепатией, но в основном мои братья ящерообразные не намного отличаются от меня самого. При небольших косметических манипуляциях я запросто сошел бы за обитателя планеты потомков Швефеджа, а их женские особи нашли бы меня даже привлекательным.
— Однако есть и еще один ученый, Анадриго, — сказала Райэнна, — который составил длиннющий список физических отличий, — хотя он и допускает, что эти отличия могли явиться следствием мутаций или акклиматизации, — и провел лингвистический анализ с целью доказать отсутствие какого-либо следа языка Швефеджа — грамматического или лексического — во всех уже изученных языках Бельсара-4. К тому же он ссылается на записи аборигенов и их поэмы, в которых указывается, что раса протозавров существует здесь с таких давних времен, что корабль из Швефеджа просто не мог тогда еще добраться к ним; и по его теории эта раса развилась в разумную, избегая гибели после крушения — по неведомым причинам — их изначальной окружающей среды. Но доказательств у него маловато. Пока. Эта планета открыта недавно, ну, не на моем, правда, веку, а при жизни дедушек и бабушек. И проведены только самые основные исследования. Поэтому у нас пока есть только теории, не подкрепленные вескими доказательствами.
— И дело идет к тому, дитя мое, что мы можем вообще не получить таковых доказательств, — мрачно сказал Аратак. — Около десяти стандартных единиц назад (в стандартных единицах измерялось время в Содружестве, и эта единица являлась некой средней величиной от тех единиц времени, которыми пользовались различные цивилизации; Дэйн не до конца понимал, как же она выводилась, но по его подсчетам, она равнялась приблизительно пяти неделям) база Содружества на Бельсаре перестала выходить на связь, а последнее сообщение оттуда было странным и незаконченным, словно… — он на минуту задумался, — …словно передающий его оператор внезапно оказался захваченным. В послании сообщалось о появлении на территории базы аборигенов.
Райэнна спросила:
— И никто не знает, что там произошло?
— Разумеется, на Бельсар-4 была сразу же отправлена изыскательская экспедиция. Сообщения их личных коммуникаторов гласили, что база обнаружена совершенно пустой, но с включенным на полную мощность защитным полем и другими средствами обороны. Но нет ни тел, ни признаков борьбы. А предпоследнее сообщение гласило, что изыскатели отправляются к ближайшему городу государства, собираясь попытаться выяснить что-либо там. — Он помолчал и продолжил печально: — И в самом последнем сообщении говорилось, что они попали в засаду аборигенов; в живых остался только один член экспедиции, и с тех пор от него — никаких известий.
Он с глубоким вздохом посмотрел на них:
— Как вы оба прекрасно знаете, очень немногие агенты Содружества владеют приемами боевых искусств или умеют обращаться с примитивным оружием. Насколько нам известно, лишь один или двое с базы на Бельсаре прошли такую подготовку. Все находились на базе, когда с ними произошло то, что произошло. И может быть, сейчас кто-нибудь из них находится вне базы, бродит вокруг, не имея возможности связаться с Содружеством.
Дэйн посмотрел на огромного протозавра в замешательстве. Только тут до него дошел смысл последних слов Аратака. Значит, они требуются как опытные бойцы, владеющие искусством рукопашного боя? Следующее заявление ящера подтвердило его догадку.
— И потому Совет Протекторов пытается отыскать экспертов по такого рода оружию. И они, очевидно, полагают, что те, кто выжил в охоте… — Его чешуйчатая физиономия была непроницаема, но по едва заметным движениям Дэйн понял, как ему неловко. — …Могут быть такими экспертами. Они не сомневаются, что я, например, при некоторой маскировке сошел бы за одного из представителей бельсарийской расы, аборигена; а вы — за представителей расы обезьяноподобных. Однако, если жизнь богатых людей удовлетворяет вас… — Он замолчал.
— Так они хотят, чтобы мы поехали? — Дэйн издал крик восхищения, затем нахмурился. — Но подожди-ка минутку, это похоже на работу для космических морских пехотинцев, если у вас имеются таковые, или для исследователей-психологов. Мы же не знаем ни языков, ни обычаев бельсарийцев, да и вряд ли на этой варварской планете аборигены носят с собой диски-переводчики, не так ли? А варварские племена — на моей планете есть такие — очень трепетно относятся к соблюдению своих обычаев. Это вам не в Содружестве, где может происходить что угодно и как угодно долго, не мешая уличному движению.
— В Совете уверены, что смогут обучить нас обычаям и привычкам аборигенов и говорить по крайней мере на одном из их языков, — сказал Аратак, — и я не вижу причин сомневаться в их уверенности. И, кстати, им неизвестно, отвечает ли существо или явление, напавшее на базу на Бельсаре, и за нападение на последнюю экспедицию. Видите ли, на этой планете опасно. Широко распространен бандитизм, встречаются свирепые дикие животные; так что все, что требуется, — это достаточно долго выжить в таких условиях и собрать необходимую информацию. А в Совете даже не знают, какая информация необходима. Мы к тому же не знаем, виноваты ли в случившемся аборигены Бельсара.
Райэнна отреагировала незамедлительно:
— Но ведь существует возможность того, что людей с базы захватило невольничье судно мехаров?
— Вполне возможно, — согласился Аратак. — В этом секторе были замечены корабли и Мехара, и Киргона, хотя, естественно, у нас нет донесений о несанкционированных посадках подобных кораблей на планету.
— Но если защитное поле на базе было включено на полную мощность, то как же аборигены проникли внутрь? — спросил Дэйн. — Через защитное поле такого типа смог бы пробиться только корабль мехаров.
— И это возможно, — сказал Аратак, — но, разумеется, мы не знаем. Аборигены же могли бы попасть на базу в момент, когда поле было отключено, или посредством ключей, отобранных у кого-нибудь из попавших вне стен базы в засаду наших людей. Но также возможно, что на Бельсаре оказался некто, кому там быть не положено. В этом и состоит функция Совета Протекторов — не допускать исследований не привлеченных в Содружество планет представителями Мехара или Киргона.
Дэйн никак не мог успокоиться. «Вот это приключение! Я хочу поехать!» Но он старался не поддаваться эмоциям, тщательно вникая во всю эту историю.
— А мне казалось — если брать в рамках всей галактики, то в ней найдется достаточно опытных фехтовальщиков, которые могли бы подойти Совету.
— В этом секторе таких мало, — резко сказала Райэнна. — И большинство из них — дилетанты, которые погибнут, оказавшись в первой серьезной переделке! Хотя, может быть, некоторые и уцелеют, но не проверять же их таким способом?! Содружеству это не понравилось бы! А о нас уже известно, что мы можем уцелеть.
— Кроме того, — добавил Аратак, — вид должен быть выбран правильно. Протофелины иногда достаточно свирепы, но Мехар не принадлежит к Содружеству, да и в любом случае протофелин на Бельсаре смотрелся бы настолько необычно, что аборигены сразу убили бы его либо обращались с ним как с божеством. И уж тихого расследования наверняка не получилось бы. Так что очень существенно, что нашлись ящер и двое человекообразных, готовых работать вместе.
Двое? Дэйн резко вскинул голову, собираясь протестовать, но Райэнна опередила его:
— Это не похоже на увеселительную прогулку. Но чертовски заманчиво! Хоть я и подозреваю, что после его окончания я опять влипну в историю с отчетами! Тем не менее я давно хотела взглянуть на Бельсар-Четыре, но понимала, что и за всю жизнь могу не получить разрешения на посещение этой планеты!
— Уж больно опасное предприятие, — сказал Дэйн, втайне наслаждаясь чувством облегчения от того, что она не так уж и рвется открывать свои руины и отыскивать древних… как их там… Сам же он, к собственному удивлению, обнаружил, что хотел бы немного подольше подумать над ее предложением.
Райэнна уставилась на него удивленными глазами:
— Опасное? И это ты говоришь, Дэйн? А не от тебя ли я только и слышала последние дни, что ты, как в болоте, тонешь в этом суперцивилизованном мире?
— От меня, — с достоинством сказал Марш. — И я всерьез отношусь к этому предложению. Разве мы не должны учесть все факторы? Это ведь опасная планета, если верить Аратаку, и она была опасной даже до того, как люди там стали исчезать из-под защитного поля. — Слишком опасная для женщин, хотел он сказать. Но не стал. А заявил следующее: — Это не то место, где может трудиться мирный археолог и ученый.
— Мой дорогой Дэйн, фактически любая планета, на которую отправляются ученые Содружества, является опасным миром! — Глаза Райэнны засверкали. У этой женщины был темперамент, присущий всем рыжим, — так называли это в том мире, откуда прибыл Дэйн, — но надо отдать ей должное: такого грозного проявления он не видел уже давно. — Еще задолго до охоты я не раз бывала на опасных планетах, и мне не доводилось заниматься в секциях фехтования и планировать в небесах, чтобы ощутить вкус опасности! Почти любая стоящая планета, на которую прибывает антрополог, настолько опасна, что ты и представить не можешь! Или ты полагаешь, что сам отправишься с Аратаком, а меня оставишь уповать на нежное милосердие звукозаписывающих аппаратов? — Она вскочила на ноги, яростно глядя на него. — Да будет так, Аратак! Я отправляюсь с тобой, и не важно, хочет того этот переросток, лесной барсук, или нет!
Лесной барсук? Дэйн открыл рот, чтобы потребовать объяснений, и тут же понял, что это диск-переводчик сыграл с ним шутку. Интересно, как Райэнна понимала данное им ей прозвище Крольчонок? Очевидно, и она обозвала его, сравнивая с животным из ее мира, животным, на которое Марш в данный момент, по ее мнению, походил. Интересно, что же это за существо?..
— Райэнна, — мягко сказал он, собираясь предпринять еще одну попытку, — ведь одно дело отправиться в такое путешествие варвару из глуши, подобно мне. Но ведь ты-то цивилизованное существо…
— И помешала мне моя цивилизованность на Красной Луне?
И перед его мысленным взором предстала картина: полумрак, планета охотников, застывшая в небе неоновой горой, темные фигуры спящих товарищей.
«Даллит, любимая, Даллит, погибшая из-за того, что он, Дэйн, впал в неистовство и забыл долг свой перед соратниками по охоте, Даллит, живая, спящая последним уготованным ей в этой жизни безмятежным сном, пока он и Райэнна стоят на посту; и голос Райэнны, прозвучавший из полумрака: „Оказывается, я гораздо менее цивилизованна, чем полагала…“
— Ты за свою жизнь и видел-то только три или четыре планеты! — распалялась Райэнна. — А я побывала на многих опасных планетах еще до того, как достигла половой зрелости! — Ее голос, нынешний, казался звучащим откуда-то издалека, менее реальным, чем кустистые склоны Красной Луны, кирпично-красного диска, висящего над ней; вот крадется человек-паук, поигрывая копьем, а сзади к нему приближается кошачьей походкой Клифф-Клаймер, и Даллит… Даллит …
Дэйн встряхнул головой, словно отметая паутину. Черт побери, да эта планета — как ее, Бельсар? — как бы ни была она опасна, будет казаться лишь воскресным пикником для школьников по сравнению с Красной Луной и той затянувшейся охотой! Единым быстрым движением он пересек комнату и опустился на колени перед висящим мечом. Его пальцы сомкнулись на длинных изогнутых ножнах; он слегка склонил голову, затем легко поднялся и обернулся, придерживая большим пальцем гарду, словно боясь, что клинок вот-вот сбежит от него.
«Мы едем вместе», — подумал он, но мысленно обращал эти слова не к своим соратникам, а к мечу. Вслух он сказал:
— О'кей, когда отъезд?
— Однако есть и еще один ученый, Анадриго, — сказала Райэнна, — который составил длиннющий список физических отличий, — хотя он и допускает, что эти отличия могли явиться следствием мутаций или акклиматизации, — и провел лингвистический анализ с целью доказать отсутствие какого-либо следа языка Швефеджа — грамматического или лексического — во всех уже изученных языках Бельсара-4. К тому же он ссылается на записи аборигенов и их поэмы, в которых указывается, что раса протозавров существует здесь с таких давних времен, что корабль из Швефеджа просто не мог тогда еще добраться к ним; и по его теории эта раса развилась в разумную, избегая гибели после крушения — по неведомым причинам — их изначальной окружающей среды. Но доказательств у него маловато. Пока. Эта планета открыта недавно, ну, не на моем, правда, веку, а при жизни дедушек и бабушек. И проведены только самые основные исследования. Поэтому у нас пока есть только теории, не подкрепленные вескими доказательствами.
— И дело идет к тому, дитя мое, что мы можем вообще не получить таковых доказательств, — мрачно сказал Аратак. — Около десяти стандартных единиц назад (в стандартных единицах измерялось время в Содружестве, и эта единица являлась некой средней величиной от тех единиц времени, которыми пользовались различные цивилизации; Дэйн не до конца понимал, как же она выводилась, но по его подсчетам, она равнялась приблизительно пяти неделям) база Содружества на Бельсаре перестала выходить на связь, а последнее сообщение оттуда было странным и незаконченным, словно… — он на минуту задумался, — …словно передающий его оператор внезапно оказался захваченным. В послании сообщалось о появлении на территории базы аборигенов.
Райэнна спросила:
— И никто не знает, что там произошло?
— Разумеется, на Бельсар-4 была сразу же отправлена изыскательская экспедиция. Сообщения их личных коммуникаторов гласили, что база обнаружена совершенно пустой, но с включенным на полную мощность защитным полем и другими средствами обороны. Но нет ни тел, ни признаков борьбы. А предпоследнее сообщение гласило, что изыскатели отправляются к ближайшему городу государства, собираясь попытаться выяснить что-либо там. — Он помолчал и продолжил печально: — И в самом последнем сообщении говорилось, что они попали в засаду аборигенов; в живых остался только один член экспедиции, и с тех пор от него — никаких известий.
Он с глубоким вздохом посмотрел на них:
— Как вы оба прекрасно знаете, очень немногие агенты Содружества владеют приемами боевых искусств или умеют обращаться с примитивным оружием. Насколько нам известно, лишь один или двое с базы на Бельсаре прошли такую подготовку. Все находились на базе, когда с ними произошло то, что произошло. И может быть, сейчас кто-нибудь из них находится вне базы, бродит вокруг, не имея возможности связаться с Содружеством.
Дэйн посмотрел на огромного протозавра в замешательстве. Только тут до него дошел смысл последних слов Аратака. Значит, они требуются как опытные бойцы, владеющие искусством рукопашного боя? Следующее заявление ящера подтвердило его догадку.
— И потому Совет Протекторов пытается отыскать экспертов по такого рода оружию. И они, очевидно, полагают, что те, кто выжил в охоте… — Его чешуйчатая физиономия была непроницаема, но по едва заметным движениям Дэйн понял, как ему неловко. — …Могут быть такими экспертами. Они не сомневаются, что я, например, при некоторой маскировке сошел бы за одного из представителей бельсарийской расы, аборигена; а вы — за представителей расы обезьяноподобных. Однако, если жизнь богатых людей удовлетворяет вас… — Он замолчал.
— Так они хотят, чтобы мы поехали? — Дэйн издал крик восхищения, затем нахмурился. — Но подожди-ка минутку, это похоже на работу для космических морских пехотинцев, если у вас имеются таковые, или для исследователей-психологов. Мы же не знаем ни языков, ни обычаев бельсарийцев, да и вряд ли на этой варварской планете аборигены носят с собой диски-переводчики, не так ли? А варварские племена — на моей планете есть такие — очень трепетно относятся к соблюдению своих обычаев. Это вам не в Содружестве, где может происходить что угодно и как угодно долго, не мешая уличному движению.
— В Совете уверены, что смогут обучить нас обычаям и привычкам аборигенов и говорить по крайней мере на одном из их языков, — сказал Аратак, — и я не вижу причин сомневаться в их уверенности. И, кстати, им неизвестно, отвечает ли существо или явление, напавшее на базу на Бельсаре, и за нападение на последнюю экспедицию. Видите ли, на этой планете опасно. Широко распространен бандитизм, встречаются свирепые дикие животные; так что все, что требуется, — это достаточно долго выжить в таких условиях и собрать необходимую информацию. А в Совете даже не знают, какая информация необходима. Мы к тому же не знаем, виноваты ли в случившемся аборигены Бельсара.
Райэнна отреагировала незамедлительно:
— Но ведь существует возможность того, что людей с базы захватило невольничье судно мехаров?
— Вполне возможно, — согласился Аратак. — В этом секторе были замечены корабли и Мехара, и Киргона, хотя, естественно, у нас нет донесений о несанкционированных посадках подобных кораблей на планету.
— Но если защитное поле на базе было включено на полную мощность, то как же аборигены проникли внутрь? — спросил Дэйн. — Через защитное поле такого типа смог бы пробиться только корабль мехаров.
— И это возможно, — сказал Аратак, — но, разумеется, мы не знаем. Аборигены же могли бы попасть на базу в момент, когда поле было отключено, или посредством ключей, отобранных у кого-нибудь из попавших вне стен базы в засаду наших людей. Но также возможно, что на Бельсаре оказался некто, кому там быть не положено. В этом и состоит функция Совета Протекторов — не допускать исследований не привлеченных в Содружество планет представителями Мехара или Киргона.
Дэйн никак не мог успокоиться. «Вот это приключение! Я хочу поехать!» Но он старался не поддаваться эмоциям, тщательно вникая во всю эту историю.
— А мне казалось — если брать в рамках всей галактики, то в ней найдется достаточно опытных фехтовальщиков, которые могли бы подойти Совету.
— В этом секторе таких мало, — резко сказала Райэнна. — И большинство из них — дилетанты, которые погибнут, оказавшись в первой серьезной переделке! Хотя, может быть, некоторые и уцелеют, но не проверять же их таким способом?! Содружеству это не понравилось бы! А о нас уже известно, что мы можем уцелеть.
— Кроме того, — добавил Аратак, — вид должен быть выбран правильно. Протофелины иногда достаточно свирепы, но Мехар не принадлежит к Содружеству, да и в любом случае протофелин на Бельсаре смотрелся бы настолько необычно, что аборигены сразу убили бы его либо обращались с ним как с божеством. И уж тихого расследования наверняка не получилось бы. Так что очень существенно, что нашлись ящер и двое человекообразных, готовых работать вместе.
Двое? Дэйн резко вскинул голову, собираясь протестовать, но Райэнна опередила его:
— Это не похоже на увеселительную прогулку. Но чертовски заманчиво! Хоть я и подозреваю, что после его окончания я опять влипну в историю с отчетами! Тем не менее я давно хотела взглянуть на Бельсар-Четыре, но понимала, что и за всю жизнь могу не получить разрешения на посещение этой планеты!
— Уж больно опасное предприятие, — сказал Дэйн, втайне наслаждаясь чувством облегчения от того, что она не так уж и рвется открывать свои руины и отыскивать древних… как их там… Сам же он, к собственному удивлению, обнаружил, что хотел бы немного подольше подумать над ее предложением.
Райэнна уставилась на него удивленными глазами:
— Опасное? И это ты говоришь, Дэйн? А не от тебя ли я только и слышала последние дни, что ты, как в болоте, тонешь в этом суперцивилизованном мире?
— От меня, — с достоинством сказал Марш. — И я всерьез отношусь к этому предложению. Разве мы не должны учесть все факторы? Это ведь опасная планета, если верить Аратаку, и она была опасной даже до того, как люди там стали исчезать из-под защитного поля. — Слишком опасная для женщин, хотел он сказать. Но не стал. А заявил следующее: — Это не то место, где может трудиться мирный археолог и ученый.
— Мой дорогой Дэйн, фактически любая планета, на которую отправляются ученые Содружества, является опасным миром! — Глаза Райэнны засверкали. У этой женщины был темперамент, присущий всем рыжим, — так называли это в том мире, откуда прибыл Дэйн, — но надо отдать ей должное: такого грозного проявления он не видел уже давно. — Еще задолго до охоты я не раз бывала на опасных планетах, и мне не доводилось заниматься в секциях фехтования и планировать в небесах, чтобы ощутить вкус опасности! Почти любая стоящая планета, на которую прибывает антрополог, настолько опасна, что ты и представить не можешь! Или ты полагаешь, что сам отправишься с Аратаком, а меня оставишь уповать на нежное милосердие звукозаписывающих аппаратов? — Она вскочила на ноги, яростно глядя на него. — Да будет так, Аратак! Я отправляюсь с тобой, и не важно, хочет того этот переросток, лесной барсук, или нет!
Лесной барсук? Дэйн открыл рот, чтобы потребовать объяснений, и тут же понял, что это диск-переводчик сыграл с ним шутку. Интересно, как Райэнна понимала данное им ей прозвище Крольчонок? Очевидно, и она обозвала его, сравнивая с животным из ее мира, животным, на которое Марш в данный момент, по ее мнению, походил. Интересно, что же это за существо?..
— Райэнна, — мягко сказал он, собираясь предпринять еще одну попытку, — ведь одно дело отправиться в такое путешествие варвару из глуши, подобно мне. Но ведь ты-то цивилизованное существо…
— И помешала мне моя цивилизованность на Красной Луне?
И перед его мысленным взором предстала картина: полумрак, планета охотников, застывшая в небе неоновой горой, темные фигуры спящих товарищей.
«Даллит, любимая, Даллит, погибшая из-за того, что он, Дэйн, впал в неистовство и забыл долг свой перед соратниками по охоте, Даллит, живая, спящая последним уготованным ей в этой жизни безмятежным сном, пока он и Райэнна стоят на посту; и голос Райэнны, прозвучавший из полумрака: „Оказывается, я гораздо менее цивилизованна, чем полагала…“
— Ты за свою жизнь и видел-то только три или четыре планеты! — распалялась Райэнна. — А я побывала на многих опасных планетах еще до того, как достигла половой зрелости! — Ее голос, нынешний, казался звучащим откуда-то издалека, менее реальным, чем кустистые склоны Красной Луны, кирпично-красного диска, висящего над ней; вот крадется человек-паук, поигрывая копьем, а сзади к нему приближается кошачьей походкой Клифф-Клаймер, и Даллит… Даллит …
Дэйн встряхнул головой, словно отметая паутину. Черт побери, да эта планета — как ее, Бельсар? — как бы ни была она опасна, будет казаться лишь воскресным пикником для школьников по сравнению с Красной Луной и той затянувшейся охотой! Единым быстрым движением он пересек комнату и опустился на колени перед висящим мечом. Его пальцы сомкнулись на длинных изогнутых ножнах; он слегка склонил голову, затем легко поднялся и обернулся, придерживая большим пальцем гарду, словно боясь, что клинок вот-вот сбежит от него.
«Мы едем вместе», — подумал он, но мысленно обращал эти слова не к своим соратникам, а к мечу. Вслух он сказал:
— О'кей, когда отъезд?
3
— Боже милостивый, — воскликнул Дэйн, — да эта планета переболела оспой!
Хотя диск-переводчик едва ли четко передал Аратаку смысл этих слов, но тот засмеялся и присоединился к Дэйну, смотревшему через иллюминатор.
— Да, поверхность пострадала, словно от атаки каких-то насекомых, — прокомментировал он. — Действительно, вид такой, как у планеты, подвергшейся бомбардировке метеоритами, будто у нее нет атмосферы, где эти камешки сгорали бы. Это загадка, мой друг, которую я не могу разгадать, но Божественное Яйцо справедливо замечает, что, если бы мы понимали природу всех вещей и для разума не осталось бы тайн, мы все умерли бы от скуки или погрузились в наши болота, оставив на поверхности лишь ноздри, ничего не имея для размышления, но лишь тупея от собственного знания.
— Похоже, у Божественного Яйца есть замечания на все случаи жизни, — пробормотал Дэйн, но чуткие уши Аратака уловили его слова.
И он сказал тем самым чересчур вежливым тоном, каким говорил, когда сердился:
— Дело философа — размышлять о жизни, в которой у нас, занятых практическими делами, нет времени на это.
— Я высказался неосторожно, — признал Марш. — Но я бы сказал, что мудрость Божественного Яйца скорее соответствует древнему почтенному старцу, нежели такой эмбриональной форме.
— Божественное Яйцо, — заметил Аратак, — было выбрано в течение многих тысячелетий как совершеннейшая из форм среди всех существ, созданных в бесконечном божественном разнообразии. И это говорит, — добавил он с подчеркнутым сарказмом, — о такой безграничной и всеохватывающей мудрости Создателя всего, что он мог себе представить и грядущую разумность обезьяноподобных — ведь по одним ему известным причинам он создавал только то, что было достойно его божественности.
— Что ж, мы польщены, — сказал Дэйн, но не стал продолжать обмен колкостями, потому что знал — в этой игре с ящером-философом он проиграет в первом же раунде. — А если говорить серьезно, Аратак, то как могла планета с океанами и атмосферой заполучить кратеры, как у мертвой Луны?
— Если говорить серьезно, то я и малейшего понятия не имею, — сказал ящер. — Это вне моей компетенции. Если бы планета была на ранней стадии развития жизни, со сравнительно молодой варварской культурой… Впрочем, что толку обсуждать несуществующие возможности. Вряд ли дело здесь в том, как я полагаю, что эта планета ранее вращалась вокруг другого солнца, а затем ее притянуло к себе новое солнце, и уже потом на старой планете возникла новая жизнь под воздействием космических лучей. Такое случается, но редко, — сделал он вывод, глядя из иллюминатора на изрытую кратерами планету Бельсар-4.
С их местоположения на орбите, с высоты в несколько тысяч километров, Дэйн различал голубые океаны, полуприкрытые облаками, и крупный континент, который находился в Северном полушарии (как автоматически отметил про себя Дэйн). Еще один участок суши, поменьше первого, похожий по очертаниям на Южную Америку, был, как ни странно, примерно на том же месте, что и аналогичный континент на Земле.
Подошла Райэнна с распечатанной на компьютере картой планеты и указала на какую-то точку на карте.
— Корабль высадит нас вот здесь. Аратак, твой приятель Драваш ждет нас на последнее совещание на мостике; на этом настаивает его безымянный друг. — Она содрогнулась. — Ох, от этого малого у меня мурашки по коже.
— Драваш? — встревоженно спросил Аратак. — Неужели тебя отталкивает внешний вид этого швефеджа? Но тогда мне не по себе от мысли, что после применения маскировки тебя, моя дорогая, напугает и мой внешний вид.
— Да нет, меня отталкивает не сам Драваш, — сказала Райэнна, — я уже привыкла, да и ты для меня выглядишь почти нормально. То есть, — быстро добавила она, — я должна бы сказать, что ты выглядишь даже еще лучше.
Дэйн подавил ухмылку. Он и представить себе не мог, что этот здоровенный человек-ящер столь тщеславен; но с тех пор как он был трансформирован в тип швефеджей, распространенный на данной планете, он наслаждался обликом, который любой из людей назвал бы просто неуклюжим.
Серо-зеленый кожный покров Аратака соответствующими химикатами был превращен в шелковистый темно-голубой; такой окраской обладало большинство ящеров с Швефеджа, вышедших в просторы космоса первыми. Среди ящерообразных Содружества они были самыми широко распространенными. Аратак размерами превосходил швефеджей — большинство из них не вырастали длиннее двух метров, а Аратак достигал почти трех. Трансформация была необходима, чтобы его приняли за ящера с Бельсара-4, где похожие на швефеджей представители одной из доминирующих рас все же не были настоящими швефеджами. Корабельные медики также проинформировали Аратака, что придется химикатами смягчить кожный покров, как того требует окружающая среда планеты.
Ящер согласился со всеми требованиями, но он не доверял котообразным, а корабельные медики (как и большинство медиков Содружества) как раз ими и являлись. А еще они потребовали, чтобы он согласился на операцию по ликвидации жаберных щелей, на что Аратак ответил резким отказом. Когда Райэнна попыталась убедить его, он ядовито поинтересовался у нее, согласилась бы она на то, чтобы ей ампутировали уши?
И теперь, прикрывая щели, он носил шарф. Дэйну оставалось лишь надеяться, что такой маскировки будет достаточно. Если климат на Бельсаре действительно такой жаркий, как уверяли, то этот шарф там будет смотреться как шуба в тропических лесах Амазонки!
Желая сменить неприятную для себя тему разговора, Аратак произнес:
— Но если тебя не отталкивает ни внешний вид швефеджа, ни Драваш, что же вызывает у тебя отвращение, Райэнна?
— Тот безымянный приятель Драваша, — скривившись, сказала Райэнна. — Этот Громкоголосый, или как он там себя называет.
Аратак пожал плечами.
— Как только мы окажемся вне стен корабля, Райэнна, этот Громкоголосый станет нашим единственным средством связи с цивилизацией. Божественное Яйцо мудро замечает, что не дело сердиться на мост к спасению, даже если на нем ты засадил себе в ногу занозу. Я тоже нахожу Громкоголосого неприятным и по характеру и внешне. Но его недостатки, а надобно признать откровенно — их множество, являются неизбежным продолжением его многочисленных достоинств. Или вам больше понравится вновь оказаться полностью отрезанными от мира, как некогда на планете охотников?
— Я все понимаю, — сердито сказала Райэнна. — Но только какой в нем прок? Если нас и услышат, то ведь помочь в случае необходимости все равно не смогут.
— Не смогут, — согласился Аратак, — но если с нами случится катастрофа, через Громкоголосого они по крайней мере будут знать, что произошло и по какой причине провалилась экспедиция, и, возможно, идущие вслед за нами смогут избежать наших ошибок и успешно достичь цели.
Райэнна содрогнулась:
— Ну ты меня успокоил, дружище! Но пора идти, не будем заставлять капитана ждать, а то о нас с Дэйном подумают, что мы собираемся заняться каким-нибудь обычным для обезьяноподобных безобразием!
Она раздраженно двинулась к двери из каюты, а Дэйн, ухмыляясь, последовал за ней. На планетах Содружества человекоподобные — или люди, как называл их Дэйн, — не являясь доминирующей расой, считались одними из самых неуравновешенных и не внушающих доверия существ, а следовало это, по мнению большинства народов Содружества, из-за преувеличенных сексуальных устремлений. В самом деле, большинство рас имело сезонный цикл воспроизведения потомства, все остальное время посвящая исключительно работе. В экипажах космических кораблей Содружества, например, состоящих из котообразных, женским особям в рейсах выдавались соответствующие лекарства, купирующие в случае наступления сезона их желания, дабы не отвлекать экипаж от дела. И к мыслям о потомстве женские особи возвращались, лишь оказавшись в родных мирах, поэтому к тому факту, что Дэйн и Райэнна занимают одну каюту, проявлялся раздражающий их интерес.
Дэйн в какой-то степени привык к такому положению вещей. Постоянная сексуальная направленность обезьяноподобных, не зависящая ни от времени, ни от места, стала уже избитой темой для шуток среди представителей разумных существ галактики. Но на психику все равно давило. Приходилось каждый день напоминать себе, чтобы не сойти с ума, что это лишь шутки.
И вот теперь он шел вслед за Райэнной по длинному, изогнутому коридору космического корабля. Экипаж в основном состоял из протофелинов — котообразных — прозетцев. Представители благородной расы ученых, они внешним видом тем не менее напоминали Дэйну мехаров, которые некогда похитили его с Земли. Марш уже привык не шарахаться от протофелинов, но время от времени внутри у него что-то трусливо сжималось — напоминание об обезьяньем происхождении, как шутливо говорил он себе, — когда представитель котообразных в приветливой улыбке обнажал клыки.
В центральной каюте корабля, где на самом деле не было карт, а только меняющиеся по мере продвижения корабля компьютерные распечатки, за полупрозрачными панелями стен капитан ожидал их вместе с Дравашем.
Драваш был швефеджем, шелковисто-черным, небольшим по сравнению с Аратаком; он напоминал Дэйну ни много ни мало — небольшую игуану, только подросшую до семи футов и научившуюся говорить.
— Я вижу, тебе удалось-таки, Аратак, увлечь за собой эту команду обезьяноподобных, — сказал он. Даже в диске голос его звучал грубо и хрипло. — Но я по-прежнему считаю это неразумным. Команда швефеджей во главе с тобой заслуживала бы большего доверия.
— Я ручаюсь за Дэйна и Райэнну, — проворчал ящер. — Они показали, чего стоят, на Красной Луне.
— Возможно, — буркнул Драваш, но на Дэйна поглядывал недружелюбно. — Но я по-прежнему считаю, что настоящий боец должен обходиться без своей подружки. А женщины обезьяноподобных, насколько известно…
Райэнна что-то проворчала себе под нос, а диск Дэйна перевел это следующим образом:
— Да заткнул бы ты свою дыхательную трубку!
Вслух же она сердито сказала:
— А может быть, наш уважаемый швефедж, представитель Протекторов, оставит мою скромную особу в покое? А если он по-прежнему полагает, что мое дело — сидеть дома на яйцах, то хочу его заверить, что в данном путешествии у меня несколько иные функции, чем он предполагает.
Дэйн не вмешивался. Он уже давно понял, что Райэнна сама в состоянии постоять за себя в любой схватке и что ему уж ни в коем случае не стоит раскрывать рот, выступая в ее защиту.
На лицах протозавров, в отличие от человеческих, трудно было что-то прочесть, но Дэйну, давно общавшемуся с Аратаком, стало ясно, что тот забавляется, а вот Драваш — вовсе нет. И тем не менее Дравашу пришлось отступить. Он сказал:
— Оставьте вашу ярость для врагов, достопочтенная коллега-женщина.
В диске Дэйна послышался треск особой тональности, который появлялся при вежливом обращении к представителю другой разумной расы. Райэнна тоже это услышала и успокоилась.
— Ну а теперь, если мы обменялись адекватными комплиментами, — вступил в разговор прозетец-капитан, — не пожелают ли мои драгоценные гости приступить непосредственно к делу? Драваш, ты предоставил нам координаты базы Содружества на этой планете; желаешь ли ты, чтобы мы приземлились при свете дня? Если нет, то мы высадим вас при первой же возможности.
— Очень хорошо, — сказал Драваш, — но я попросил бы вас подождать немного, пока к нам не присоединится Громкоголосый.
Дэйн вздрогнул. Лишь единожды за все путешествие ему удалось увидеть компаньона Драваша, того самого Громкоголосого, о котором говорила Райэнна. И теперь, слыша громкое шарканье в коридоре рядом с каютой, он понял, что Громкоголосый приближается к ним.
И почему это существо вызывает такую неприязнь? Даже какой-нибудь крокодил-альбинос не оказывал такого мучительного воздействия на него. Относящийся по типу к швефеджам Громкоголосый имел матовый, почти белый кожный покров, а жаберные розовые щели, не являющиеся у него рудиментарными, как у швефеджей, по краям покрывала красноватая бахрома. Тусклые розоватые глаза глубоко сидели в черепе рептилии. Тащился он с трудом, опираясь на механическую подпорку, нависая над ней верхней частью тела, а за спиной волочился задний отросток. Войдя в каюту, он не поглядел ни влево, ни вправо, а голос его даже для диска казался более бесцветным и неестественным, чем у любого другого.
— Мои наилучшие пожелания всем. — Произнесено это было таким тоном, каким можно было бы пожелать что-нибудь неприличное. — Драваш, ваш отряд в сборе?
— Да, Посвященный.
Громкоголосый альбинос подтащил себя поближе к подпорке, чтобы навалиться на нее крепче; тем не менее Марш, как зачарованный, ожидал, что это отвратительное создание, слегка колыхавшееся из стороны в сторону, вот-вот упадет.
Хотя диск-переводчик едва ли четко передал Аратаку смысл этих слов, но тот засмеялся и присоединился к Дэйну, смотревшему через иллюминатор.
— Да, поверхность пострадала, словно от атаки каких-то насекомых, — прокомментировал он. — Действительно, вид такой, как у планеты, подвергшейся бомбардировке метеоритами, будто у нее нет атмосферы, где эти камешки сгорали бы. Это загадка, мой друг, которую я не могу разгадать, но Божественное Яйцо справедливо замечает, что, если бы мы понимали природу всех вещей и для разума не осталось бы тайн, мы все умерли бы от скуки или погрузились в наши болота, оставив на поверхности лишь ноздри, ничего не имея для размышления, но лишь тупея от собственного знания.
— Похоже, у Божественного Яйца есть замечания на все случаи жизни, — пробормотал Дэйн, но чуткие уши Аратака уловили его слова.
И он сказал тем самым чересчур вежливым тоном, каким говорил, когда сердился:
— Дело философа — размышлять о жизни, в которой у нас, занятых практическими делами, нет времени на это.
— Я высказался неосторожно, — признал Марш. — Но я бы сказал, что мудрость Божественного Яйца скорее соответствует древнему почтенному старцу, нежели такой эмбриональной форме.
— Божественное Яйцо, — заметил Аратак, — было выбрано в течение многих тысячелетий как совершеннейшая из форм среди всех существ, созданных в бесконечном божественном разнообразии. И это говорит, — добавил он с подчеркнутым сарказмом, — о такой безграничной и всеохватывающей мудрости Создателя всего, что он мог себе представить и грядущую разумность обезьяноподобных — ведь по одним ему известным причинам он создавал только то, что было достойно его божественности.
— Что ж, мы польщены, — сказал Дэйн, но не стал продолжать обмен колкостями, потому что знал — в этой игре с ящером-философом он проиграет в первом же раунде. — А если говорить серьезно, Аратак, то как могла планета с океанами и атмосферой заполучить кратеры, как у мертвой Луны?
— Если говорить серьезно, то я и малейшего понятия не имею, — сказал ящер. — Это вне моей компетенции. Если бы планета была на ранней стадии развития жизни, со сравнительно молодой варварской культурой… Впрочем, что толку обсуждать несуществующие возможности. Вряд ли дело здесь в том, как я полагаю, что эта планета ранее вращалась вокруг другого солнца, а затем ее притянуло к себе новое солнце, и уже потом на старой планете возникла новая жизнь под воздействием космических лучей. Такое случается, но редко, — сделал он вывод, глядя из иллюминатора на изрытую кратерами планету Бельсар-4.
С их местоположения на орбите, с высоты в несколько тысяч километров, Дэйн различал голубые океаны, полуприкрытые облаками, и крупный континент, который находился в Северном полушарии (как автоматически отметил про себя Дэйн). Еще один участок суши, поменьше первого, похожий по очертаниям на Южную Америку, был, как ни странно, примерно на том же месте, что и аналогичный континент на Земле.
Подошла Райэнна с распечатанной на компьютере картой планеты и указала на какую-то точку на карте.
— Корабль высадит нас вот здесь. Аратак, твой приятель Драваш ждет нас на последнее совещание на мостике; на этом настаивает его безымянный друг. — Она содрогнулась. — Ох, от этого малого у меня мурашки по коже.
— Драваш? — встревоженно спросил Аратак. — Неужели тебя отталкивает внешний вид этого швефеджа? Но тогда мне не по себе от мысли, что после применения маскировки тебя, моя дорогая, напугает и мой внешний вид.
— Да нет, меня отталкивает не сам Драваш, — сказала Райэнна, — я уже привыкла, да и ты для меня выглядишь почти нормально. То есть, — быстро добавила она, — я должна бы сказать, что ты выглядишь даже еще лучше.
Дэйн подавил ухмылку. Он и представить себе не мог, что этот здоровенный человек-ящер столь тщеславен; но с тех пор как он был трансформирован в тип швефеджей, распространенный на данной планете, он наслаждался обликом, который любой из людей назвал бы просто неуклюжим.
Серо-зеленый кожный покров Аратака соответствующими химикатами был превращен в шелковистый темно-голубой; такой окраской обладало большинство ящеров с Швефеджа, вышедших в просторы космоса первыми. Среди ящерообразных Содружества они были самыми широко распространенными. Аратак размерами превосходил швефеджей — большинство из них не вырастали длиннее двух метров, а Аратак достигал почти трех. Трансформация была необходима, чтобы его приняли за ящера с Бельсара-4, где похожие на швефеджей представители одной из доминирующих рас все же не были настоящими швефеджами. Корабельные медики также проинформировали Аратака, что придется химикатами смягчить кожный покров, как того требует окружающая среда планеты.
Ящер согласился со всеми требованиями, но он не доверял котообразным, а корабельные медики (как и большинство медиков Содружества) как раз ими и являлись. А еще они потребовали, чтобы он согласился на операцию по ликвидации жаберных щелей, на что Аратак ответил резким отказом. Когда Райэнна попыталась убедить его, он ядовито поинтересовался у нее, согласилась бы она на то, чтобы ей ампутировали уши?
И теперь, прикрывая щели, он носил шарф. Дэйну оставалось лишь надеяться, что такой маскировки будет достаточно. Если климат на Бельсаре действительно такой жаркий, как уверяли, то этот шарф там будет смотреться как шуба в тропических лесах Амазонки!
Желая сменить неприятную для себя тему разговора, Аратак произнес:
— Но если тебя не отталкивает ни внешний вид швефеджа, ни Драваш, что же вызывает у тебя отвращение, Райэнна?
— Тот безымянный приятель Драваша, — скривившись, сказала Райэнна. — Этот Громкоголосый, или как он там себя называет.
Аратак пожал плечами.
— Как только мы окажемся вне стен корабля, Райэнна, этот Громкоголосый станет нашим единственным средством связи с цивилизацией. Божественное Яйцо мудро замечает, что не дело сердиться на мост к спасению, даже если на нем ты засадил себе в ногу занозу. Я тоже нахожу Громкоголосого неприятным и по характеру и внешне. Но его недостатки, а надобно признать откровенно — их множество, являются неизбежным продолжением его многочисленных достоинств. Или вам больше понравится вновь оказаться полностью отрезанными от мира, как некогда на планете охотников?
— Я все понимаю, — сердито сказала Райэнна. — Но только какой в нем прок? Если нас и услышат, то ведь помочь в случае необходимости все равно не смогут.
— Не смогут, — согласился Аратак, — но если с нами случится катастрофа, через Громкоголосого они по крайней мере будут знать, что произошло и по какой причине провалилась экспедиция, и, возможно, идущие вслед за нами смогут избежать наших ошибок и успешно достичь цели.
Райэнна содрогнулась:
— Ну ты меня успокоил, дружище! Но пора идти, не будем заставлять капитана ждать, а то о нас с Дэйном подумают, что мы собираемся заняться каким-нибудь обычным для обезьяноподобных безобразием!
Она раздраженно двинулась к двери из каюты, а Дэйн, ухмыляясь, последовал за ней. На планетах Содружества человекоподобные — или люди, как называл их Дэйн, — не являясь доминирующей расой, считались одними из самых неуравновешенных и не внушающих доверия существ, а следовало это, по мнению большинства народов Содружества, из-за преувеличенных сексуальных устремлений. В самом деле, большинство рас имело сезонный цикл воспроизведения потомства, все остальное время посвящая исключительно работе. В экипажах космических кораблей Содружества, например, состоящих из котообразных, женским особям в рейсах выдавались соответствующие лекарства, купирующие в случае наступления сезона их желания, дабы не отвлекать экипаж от дела. И к мыслям о потомстве женские особи возвращались, лишь оказавшись в родных мирах, поэтому к тому факту, что Дэйн и Райэнна занимают одну каюту, проявлялся раздражающий их интерес.
Дэйн в какой-то степени привык к такому положению вещей. Постоянная сексуальная направленность обезьяноподобных, не зависящая ни от времени, ни от места, стала уже избитой темой для шуток среди представителей разумных существ галактики. Но на психику все равно давило. Приходилось каждый день напоминать себе, чтобы не сойти с ума, что это лишь шутки.
И вот теперь он шел вслед за Райэнной по длинному, изогнутому коридору космического корабля. Экипаж в основном состоял из протофелинов — котообразных — прозетцев. Представители благородной расы ученых, они внешним видом тем не менее напоминали Дэйну мехаров, которые некогда похитили его с Земли. Марш уже привык не шарахаться от протофелинов, но время от времени внутри у него что-то трусливо сжималось — напоминание об обезьяньем происхождении, как шутливо говорил он себе, — когда представитель котообразных в приветливой улыбке обнажал клыки.
В центральной каюте корабля, где на самом деле не было карт, а только меняющиеся по мере продвижения корабля компьютерные распечатки, за полупрозрачными панелями стен капитан ожидал их вместе с Дравашем.
Драваш был швефеджем, шелковисто-черным, небольшим по сравнению с Аратаком; он напоминал Дэйну ни много ни мало — небольшую игуану, только подросшую до семи футов и научившуюся говорить.
— Я вижу, тебе удалось-таки, Аратак, увлечь за собой эту команду обезьяноподобных, — сказал он. Даже в диске голос его звучал грубо и хрипло. — Но я по-прежнему считаю это неразумным. Команда швефеджей во главе с тобой заслуживала бы большего доверия.
— Я ручаюсь за Дэйна и Райэнну, — проворчал ящер. — Они показали, чего стоят, на Красной Луне.
— Возможно, — буркнул Драваш, но на Дэйна поглядывал недружелюбно. — Но я по-прежнему считаю, что настоящий боец должен обходиться без своей подружки. А женщины обезьяноподобных, насколько известно…
Райэнна что-то проворчала себе под нос, а диск Дэйна перевел это следующим образом:
— Да заткнул бы ты свою дыхательную трубку!
Вслух же она сердито сказала:
— А может быть, наш уважаемый швефедж, представитель Протекторов, оставит мою скромную особу в покое? А если он по-прежнему полагает, что мое дело — сидеть дома на яйцах, то хочу его заверить, что в данном путешествии у меня несколько иные функции, чем он предполагает.
Дэйн не вмешивался. Он уже давно понял, что Райэнна сама в состоянии постоять за себя в любой схватке и что ему уж ни в коем случае не стоит раскрывать рот, выступая в ее защиту.
На лицах протозавров, в отличие от человеческих, трудно было что-то прочесть, но Дэйну, давно общавшемуся с Аратаком, стало ясно, что тот забавляется, а вот Драваш — вовсе нет. И тем не менее Дравашу пришлось отступить. Он сказал:
— Оставьте вашу ярость для врагов, достопочтенная коллега-женщина.
В диске Дэйна послышался треск особой тональности, который появлялся при вежливом обращении к представителю другой разумной расы. Райэнна тоже это услышала и успокоилась.
— Ну а теперь, если мы обменялись адекватными комплиментами, — вступил в разговор прозетец-капитан, — не пожелают ли мои драгоценные гости приступить непосредственно к делу? Драваш, ты предоставил нам координаты базы Содружества на этой планете; желаешь ли ты, чтобы мы приземлились при свете дня? Если нет, то мы высадим вас при первой же возможности.
— Очень хорошо, — сказал Драваш, — но я попросил бы вас подождать немного, пока к нам не присоединится Громкоголосый.
Дэйн вздрогнул. Лишь единожды за все путешествие ему удалось увидеть компаньона Драваша, того самого Громкоголосого, о котором говорила Райэнна. И теперь, слыша громкое шарканье в коридоре рядом с каютой, он понял, что Громкоголосый приближается к ним.
И почему это существо вызывает такую неприязнь? Даже какой-нибудь крокодил-альбинос не оказывал такого мучительного воздействия на него. Относящийся по типу к швефеджам Громкоголосый имел матовый, почти белый кожный покров, а жаберные розовые щели, не являющиеся у него рудиментарными, как у швефеджей, по краям покрывала красноватая бахрома. Тусклые розоватые глаза глубоко сидели в черепе рептилии. Тащился он с трудом, опираясь на механическую подпорку, нависая над ней верхней частью тела, а за спиной волочился задний отросток. Войдя в каюту, он не поглядел ни влево, ни вправо, а голос его даже для диска казался более бесцветным и неестественным, чем у любого другого.
— Мои наилучшие пожелания всем. — Произнесено это было таким тоном, каким можно было бы пожелать что-нибудь неприличное. — Драваш, ваш отряд в сборе?
— Да, Посвященный.
Громкоголосый альбинос подтащил себя поближе к подпорке, чтобы навалиться на нее крепче; тем не менее Марш, как зачарованный, ожидал, что это отвратительное создание, слегка колыхавшееся из стороны в сторону, вот-вот упадет.