Драваш сказал по-карамски:
   — Надо отойти, чтобы корабль мог свободно взлететь. — Он осторожно дотронулся до всех: сухой коготь коснулся пальцев Райэнны, затем плеча Дэйна, другая рука отыскала во мраке Аратака. — Идем туда.
   «Идем туда», — послышалось призрачное эхо.
   — Ты командир, — сказала Райэнна по-карамски, но Дэйну вновь послышалось эхом: «Это же ты наделен правами отдавать приказы…» — и он понял, что происходит. Диск-переводчик его подруги, вживленный в горловые мышцы, такой же, как и у него самого, подхватывал все, что она говорила, в то время как его диск тоже переводил все. И то, что он слышал, когда Драваш или Райэнна говорили, звучало на лаконичном карамском; но то, что он ощущал посредством переводчика, — который стал уже частью его тела, и Дэйн уже забыл, как обходиться без диска, — слова, произнесенные Райэнной на ее родном языке, или то, как диск переводил их.
   Одним словом, жуть. Он думал, что привыкнет рано или поздно, но впервые с того дня, как ему вживили диск, он реально осознал, что в горле у него находится столь сложное приспособление. Диск-переводчик работал не на основе телепатии — впрочем, технология этого оставалась недоступной пониманию Дэйна, несмотря на все попытки Райэнны объяснить и ее отчаяние оттого, что он не мог ее понять. «Это же так просто», — говорила она. В общем, диск обходился без телепатии, и уже одно это устраивало Дэйна. Единственный его опыт общения посредством телепатии с Громкоголосым убедил его, что нормальное существо не в состоянии вынести такое общение. Некоторые расы, пользующиеся таким способом общения, являлись столь чужеродными, что остальные старались избегать их.
   «Нет; неправда, Даллит была эмопаткой и телепаткой, как и все на Спике-4, — мы же не избегали ее, мы любили ее…» Дэйн, рассердившись на себя за минутную слабость, отогнал неуместные мысли. Он не должен думать о Даллит, о любимой покойной Даллит, погибшей в последней битве на Красной Луне…
   Отряд медленно двинулся к краю поляны под защиту деревьев. Было так темно, что они не видели, как взлетел корабль, но услышали лишь жужжание, а потом показалась раскаленная струя, вызвавшая такую вибрацию, что у Дэйна заболели зубы и уши.
   Райэнна сказала вполголоса:
   — Если на планете находятся киргоны или мехары, у них имеются инфракрасные сканеры… — Она произнесла эти слова на языке Содружества. Драваш нахмурился, но сдержался, сообразив, что бельсарийский эквивалент такой лексики попросту отсутствует. — Мы оставили след, по которому они нас могут засечь.
   И вновь в диске Дэйна отозвалось призрачное эхо.
   Они осторожно двинулись среди деревьев, и у Марша зазудела кожа; информационные материалы сообщали не только о притаившихся тигрообразных, имеющих привычку набрасываться в самый неожиданный момент, но и о змеях, обитающих на деревьях, отравляющих жертву ядом или удушающих…
   — База Содружества находится в том направлении, — сказал Драваш по-карамски, и вновь диск быстро прокомментировал: «вон там»… Дэйн старался не обращать внимания на эти отвлекающие действия имплантированного в его голову прибора. Медленно, цепочкой держась за руки, они шли среди деревьев. Свободной рукой Дэйн сжимал рукоять меча; странные запахи чужих джунглей проникали в ноздри, возбуждая мозг, и Дэйну казалось, что каждый нерв у него напряжен до дрожи.
   Аратак стал перебирать висевшие на шее побрякушки. Наконец он отыскал нужную, и Дэйн понял, что это ключ защитного поля, сделанный в форме амулета.
   — Смотри, Драваш. Защитное поле по-прежнему включено на полную мощность и никем не нарушено. Никто не может проникнуть внутрь; на этой планете не может быть приспособлений, вскрывающих защитное поле Первого уровня, не говоря уж об имеющемся в данном случае Третьем уровне. Следовательно, они покинули базу по собственному желанию, и уже за ее пределами либо были атакованы аборигенами, либо произошел несчастный случай.
   — Это предположение, что такого приспособления здесь не существует, — напомнил ему Драваш.
   На востоке небо слегка посветлело. С высоких ветвей скрипуче перекликались птицы, раздавалось хлопанье крыльев. Продолжал падать дождь, навстречу ему с земли поднимались испарения. Дэйн чувствовал, что уже насквозь пропитался влагой, Аратак же, наоборот, с наслаждением потягивался, радуясь сырости и теплу.
   — А вот и наблюдательная база, — наконец сказал Драваш, держа в лапе ключ защитного поля. Дэйн, однако, не видел ничего, кроме окружающих его джунглей. Но вот, как только Аратак повернул циферблат, намеренно — для маскировки — вырезанный грубовато, по картинке пошла рябь, волны, и отраженная завеса джунглей слегка отклонилась, на мгновение обнажив аккуратные грядки с планетной растительностью, зеленой и лиловой от хлорофилла и цианофилла, а позади проглянула череда приземистых зданий, похожих на хижины, которые тоже задрожали и исчезли.
   — Работайте своими ключами, — напомнил им Драваш.
   Дэйн повернул в руке ключ защитного поля, и колышущиеся джунгли пропали. Он двинулся к строениям. Райэнна исчезла позади за завесой джунглей, затем внезапно появилась, уменьшив своим ключом вибрацию поля. Любой другой, не имеющий такого ключа, ненавязчиво обманывался в ощущениях пульсирующим защитным полем и попросту обходил вокруг замаскированную базу, оставаясь в убеждении, что движется абсолютно прямо.
   Теперь они уже все четверо оказались на территории базы: позади, за защитным полем, расстилалась пустота, скрывающая даже джунгли, и Дэйн услышал, как Райэнна, отпуская рукоять ножа, издала протяжный вздох облегчения. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Он положил руку на плечо подруги, понимая, что та сейчас чувствует: здесь они были в безопасности. Ни одно ядовитое животное, ни один хищник не мог проникнуть сквозь защитное поле.
   Да, они были в безопасности.
   «Пока. Пока то, что уже похитило сотрудников базы, не явится сюда вновь уже за нами…»
   — Вот главное здание, — показал рукой Аратак. — Давайте зайдем внутрь и посмотрим, не осталось ли следов, которые бы привели к разгадке случившегося — ушли ли они отсюда по доброй воле, или их похитили. В любом случае должно же остаться хоть что-то, указывающее на причину происшедшего. А может быть, они там все и лежат, мертвые.
   — Не лежат, — возразил Драваш. — Это выяснила первая экспедиция.
   Дэйн услышал, как перехватило дыхание у Райэнны. Он взял ее за руку, стараясь успокоить. Посланная экспедиция исчезла, как и штат базы, не оставив и следа…
   «Что ж, мы затем сюда и прибыли, чтобы все выяснить», — подумал он.
   — Прежде чем начать осматривать здания, — сказал Аратак, — давайте проинформируем прозетца-капитана, что мы благополучно добрались до базы.
   — Хорошая мысль. — Драваш извлек коммуникатор и заговорил в него; на его толстокожем черном лбу образовались складки, глаза сердито засверкали. — Что такое? — Он встряхнул прибор, заговорил снова, наконец раздраженно воскликнул: — Да что такое?! Аратак, дай мне твой коммуникатор. — Забрав прибор у гиганта, он повторил весь процесс, затем, нахмурившись, забрал коммуникатор у Райэнны, а потом и у Дэйна.
   Отчаявшись, он тяжело вздохнул:
   — Видимо, дело во влажности или в электромагнитном состоянии атмосферы. Но все коммуникаторы одновременно вышли из строя. Придется подождать, пока проснется Громкоголосый, и уже тогда передавать отчет через него.
   — Божественное Яйцо, да пребудет в веках его мудрость, справедливо замечает, что все построенное руками людей может прийти в негодность, лишь разуму одному можно доверять. — И, скривившись, Аратак добавил: — Но я и не предполагал, что так быстро получу доказательство справедливости этой сентенции.
   «Слишком уж это подозрительно, — подумал Дэйн, — чтобы сразу могли отказать все столь тщательно разработанные приборы. И вот теперь наша группа оказалась на Бельсаре, имея из средств связи с Содружеством только телепата, ненавидящего нас до глубины души!»
   — Ну пошли, — резко сказал он, — посмотрим, какие еще сюрпризы приготовлены нам внутри базы!


4


   Парадная дверь главного здания над крыльцом, заставленным какими-то странными приборами, была открытой. Широкая для Драваша, но узкая для Аратака, она вела внутрь, в темноту. Райэнна уже стояла на крыльце, Драваш нащупывал выключатель, но Дэйн остановил их:
   — Подождите, — и вернулся назад, к краю замкнутого пространства, где вставала стена защитного поля.
   На корабле он раз за разом вслушивался в последнее, загадочное послание с базы. Большинство записей, подобно обычному бортовому журналу корабля, монотонно повествовали о погоде, о различной рутинной работе, о пятнах на солнце и незначительных изменениях в радиационной обстановке, о том, что представляло интерес лишь для профессионалов-наблюдателей и, как предполагал Марш, даже далеко не для многих. Но затем в запись внезапно врывался второй голос, задающий какой-то вопрос. Не испуганный голос — просто любопытствующий.
   «Смотри-ка. Это ведь аборигены? Как же они попали внутрь? Неужели неполадки с защитным полем?»
   «Нет. Это не могут быть аборигены. Это…»
   А затем следовала тишина. Никакого статического шума. Ни вскрика. Просто шипящая тишина звукозаписывающего аппарата, так и тянущаяся до конца записи. И ничего больше.
   Никакого намека. Дэйн содрогнулся, сообразив, что стоит на том самом месте, где те самые «они», неаборигены, должно быть привлеченные любопытством, проникли внутрь базы. В следующую секунду он даже наклонился, чтобы посмотреть, не осталось ли следов, но здравый смысл напомнил ему, что за прошедшие три месяца здесь шли дожди, и никаких следов вторжения остаться просто не могло. Он вернулся к крыльцу. На самом деле оно представляло собой крытый проход на уровне земли с бугорками, поросшими блеклой от жары травой, редеющей по мере приближения ко входу, рядом с которым вдоль стены трудились прикрытые приборы. Дэйн подивился, что заставило сотрудников базы выставить приборы наружу, внутри они могли бы использоваться хотя бы для кондиционирования.
   Но поскольку ни Аратак, ни Драваш, судя по всему, не обращали никакого внимания на жару, он понял, что скорее всего большинство из сотрудников базы являлись швефеджами или представителями подобных типов ящерообразных.
   «Если сейчас, еще почти на рассвете, такая жара, — подумал он, — то как же мы выдержим полдень?»
   Драваш тем временем двинулся вдоль ряда приборов, настороженно оглядываясь и напрягаясь всем своим большим телом, готовый к прыжку. Дэйну он напоминал голодного тираннозавра-рекс.
   Аратак, стоя у двери, разглядывал панели приборов.
   — Что бы там с ними ни произошло, — сказал он, — свет они везде успели погасить.
   Драваш нетерпеливо сказал:
   — Нет, это сделали участники первой изыскательской экспедиции. — Его голос причудливым эхом отозвался в диске Дэйна. — Если ты помнишь, то их отчет гласил, что свет и охлаждающая система — хотя я понятия не имею, к чему работа охлаждающей системы в столь восхитительном климате, — исправно функционировали в одном или двух жилых отделениях.
   — А не воспользоваться ли нам их коммуникаторами? — сказала Райэнна, указывая на приборы. — Первая изыскательская группа осуществляла связь через них.
   Драваш слегка вздрогнул от удивления, как вздрогнул бы Дэйн, если бы вдруг заговорила его домашняя кошка, напоминая о том, о чем он забыл.
   — Совершенно верно, — фыркнул он и подошел к прибору, похожему на пианолу, стоящему у стены здания.
   — Благодарю тебя, фелиштара.
   «Моя благодарность, достопочтенная коллега-женщина», — эхом отозвался в горле Дэйна диск, и он озадаченно покачал головой; «фелиштара» по-карамски означало примерно то же самое, что и «госпожа».
   Драваш толкнул переднюю панель механизма, обнажив углубленный вогнутый экран, затем открыл крышку клавиатуры. Под крышкой же оказалось нагромождение различных приборов, но даже Марш различил ручку микрофона-передатчика.
   — А вы не припоминаете, — начал он, — что в последнем послании изыскательской экспедиции следовало после… Э! А это что у нас здесь такое?
   Между двух рядов разноцветных кнопок на панели возвышался кубический черный кристалл. На его поверхности были выгравированы несколько иероглифов, которые представляли собой языковые знаки, универсальные для понимания многонациональным обществом Содружества. За каждым таким символом стояла некая идея, совершенно независимая от любой языковой системы. По мнению Дэйна, такой способ общения являлся гораздо более сложным, нежели общение посредством любого универсального фонетического языка. Он принялся разгадывать значки, имея представление лишь о полудюжине самых основных (впрочем, известных ему хватало, чтобы отыскать, например, нужный эскалатор, лестницу, комнату отдыха или пункт питания для человекообразных в Административном городе Содружества), но Драваш избавил его от этих хлопот.
   — Срочный вызов — разведывательный доклад — внимание, — зачитал он вслух. — Одно непонятно. Это расшифровка или оригинальное содержание? — Он нажал кнопку сбоку от кубика. Никто ничего не услышал, но диск Дэйна внезапно завибрировал, передавая едва слышимый шепот.
   «По календарю швефеджей восемь-четыре-ноль-девять — семь-три, откладка яиц от…» И далее следовала непонятная череда цифр. Марш решил, что это дата прибытия экспедиции на базу Бельсара-4; его догадка подтвердилась, когда перечисление цифр прекратилось.
   — «По прибытии на бельсарийскую базу Содружества обнаружено: территория пуста, защитное поле активировано, внутри зданий включен свет, на сигналы никто не отвечает. При осмотре не обнаружено ни тел, ни следов насилия. В одном из двух отсеков жилых помещений отмечен беспорядок, вызванный скорее поспешным уходом, нежели схваткой; это и другие следы заставляют нас прийти к предварительному заключению, что весь персонал базы поспешно эвакуировался…»
   — Это мы уже слышали, — прошептала Райэнна. Запись была расшифровкой озадачивающе краткого сообщения изыскательской экспедиции, но в данном случае это могла оказаться оригинальная запись, с которой затем звуковоспроизводящее устройство сделало копию. Оттого, что механический невыразительный голос беззвучно шептал прямо во вмонтированном в горле Дэйна диске, у того по коже побежали мурашки. Жуть!
   — «Панель коммуникатора открыта, звукозаписывающий блок включен, микрофон висит на шнуре. Некоторые из систем защиты включены. — Тон отчета внезапно изменился. — Короче, такое впечатление, что все внезапно побросали свои дела и отправились на прогулку. В одном из жилых отсеков готовилась пища; она выкипела. Предметы одежды разбросаны по полу. В лаборатории все подопытные животные исчезли из клеток, дверцы которых открыты, а это указывает на то, что лабораторные животные были отпущены персоналом базы до ухода с базы, или на то, что животных они взяли с собой».
   Последовала длинная пауза, и четверо столпившихся вокруг панели подумали, что послание закончилось, однако затем в диске Дэйна вновь бесшумно завибрировал тот же голос.
   — «Мы маскируемся под аборигенов и отправляемся в город Раналор в Караме. Попытаемся послать сообщение оттуда. Докладывал руководитель экспедиции Вилкиш Ф'Танза».
   Голос смолк. Воцарилась тишина, от которой у Дэйна мурашки побежали по коже. Вторая группа исчезла бесследно, растворившись в этой механической тишине, в которой не было ничего и не могло быть ничего от пропавших двух групп… Драваш потянул руку, чтобы выключить кристалл, когда вновь зашептал тот же голос, и он нервно отдернул руку, испуганный, удивленно моргая своими глазами навыкате; ведь именно на этом месте прервался отчет, который они уже слышали на корабле, и далее следовала тишина.
   — «Докладывает Вилкиш Ф'Танза, вероятно, в последний раз. Я делаю запись и оставляю ее для тех изыскателей, которые последуют за нами. Звуковой кубик оставляю внутри коммуникационной системы, которая прекрасно работала не далее как один пищеварительный цикл назад, а теперь перестала. Мой главный техник, офицер М'Каш Валсаа, тщательно осмотрел систему и пришел к выводу, что она функционирует, но только мы не можем получать ответы. И возможно, что она продолжает работать в режиме передачи на корабль; если это так, я прошу капитана Джавгаша прислать за нами кого-нибудь, чтобы нас забрали с планеты. Правда, я не верю, что мы будем услышаны. Мой личный коммуникатор не работает, он не получает никаких сигналов, и мы не можем связаться через наши коммуникаторы даже с М'Кашем. Более тщательный осмотр жилых отсеков и лабораторий привел к открытию некоторых загадочных явлений. На одном из столов стоит коробка с пищей, и рядом разложены принадлежности для еды; судя по плесени, едоки ушли, не закончив трапезу, да так и не вернулись к ней. По имеющейся у меня инвентаризационной описи я проверил запас маскировочных костюмов аборигенов и обнаружил, что не более трех сотрудников базы покинули ее пределы до нашего прибытия в закамуфлированном виде; и это в то время, как исчезло более двадцати человек персонала. Я послал моих людей осмотреть прилегающие районы, прежде чем отправиться на Раналор; пока донесения не получены. Могу лишь предполагать, что их коммуникаторы подверглись тем же таинственным воздействиям, что и наши с М'Кашем! Я пытался вызвать на связь моих людей, но тщетно. Очевидно, что на этой планете коммуникаторы не работают, а если и работают, я не могу получать их сигналы».
   Короткая шипящая пауза; и вновь послышался голос злосчастного Вилкиша Ф'Танзы.
   «А, собственно, почему, — подумал Дэйн, — я так уж сразу причислил его к злосчастным? Послание начинается с середины предложения; интересно, это техническая оплошность или специально вырезан кусок?»
   — «…без каких-либо признаков борьбы, и, что самое интересное, ни один из мониторов или приборов, следящих за небом, не отметил сигналов приземления какого-нибудь космического корабля. Первое пришедшее мне на ум объяснение состояло в том, что корабль мехаров приземлился внезапно и застал персонал базы врасплох. Но тщательно проведенное исследование автоматически записывающего оборудования показало отсутствие регистрации посадки космического корабля, во всяком случае в такой близости, что он мог бы представлять опасность для персонала базы, не отмечены и случаи подделки данных. Более того, ни один из экипажей мехаров, захватив персонал базы, не стал бы освобождать или забирать с собой лабораторных животных; те были бы просто оставлены умирать от голода, как не имеющие для захватчиков никакой ценности. Я решительно настроен, как и планировалось, отправиться на Раналор в одиночестве; возможно, мне удастся разыскать мой экипаж, а может быть, и нет; возможно, мне удастся выяснить, что случилось с ними, или разделить их судьбу. Хотя мне и не по душе такое решение, но я все-таки ухожу. Здесь я оставляю М'Каша, чья рана еще не зажила, чтобы он мог выйти на связь, если коммуникаторы заработают, или добавить к моему сообщению то, что произойдет после того, как я уйду. Да сжалятся надо мною Матери моего клана! Если я не вернусь, почтительно прошу поместить запись о моей гибели на стенах мавзолея Великих Матерей.
   Перерыв, потом заговорил другой… Хотя, почему Дэйн сразу понял, что это другой, сказать было трудно; очевидно, из-за отличной от первого, Вилкиша Ф'Танзы, ритмической организации речи.
   «Капитан! Это человек?»
   «Не знаю, М'Каш. Какое-то большое белое существо, крупнее человека, дожившего до почтенного возраста!»
   Дэйн взглянул на Драваша и понял, что Ф'Танза под словом «человек» подразумевал ящера швефеджа, подобного себе; а ящерообразные продолжали расти и после достижения зрелого возраста, они увеличивались в размерах всю жизнь, так что их длина была показателем возраста.
   «Как „белое“? Капитан, ведь обитатели этой планеты человекоподобны, но отличаются от нас по цвету! Может быть, это иллюзия или существо просто деформировано, подобно Громкоголосому?»
   «Оставайся на месте, М'Каш. Пойду посмотрю».
   Последовала пауза, такая длинная, что у Дэйна волосы зашевелились на голове. Наконец прозвучало:
   «Докладывает М'Каш Валсаа. Прошел один стандартный пищеварительный период. Сообщать не о чем».
   Жужжащий сигнал сообщил об окончании этого сообщения.
   «М'Каш Валсаа докладывает. Прошло два стандартных пищеварительных периода. Сообщать не о чем».
   И все. Теперь уже на самом деле все. Тишина тянулась и тянулась, и наконец из кубика перестало доноситься даже механическое шипение, и Драваш нажал кнопку. Забыв о собственных же инструкциях, он проворчал какую-то фразу на языке швефеджей, которую диск-переводчик Дэйна перевел как: «Несчастные пропавшие яйца!» Затем он выпрямился и передернулся, еще больше походя на встревоженного тираннозавра-рекс.
   — Я лично проверю все приборы! А потом я хотел бы убраться из этого места как можно дальше!
   Дэйн с ним полностью согласился, ощущая при этом, что если бы он возглавлял эту экспедицию, то убрался бы отсюда как можно дальше, даже не тратя времени на проверку приборов!
   — Божественное Яйцо… — начал было Аратак, но Драваш оборвал его, нетерпеливо фыркнув:
   — Коллега, умоляю, хватит афоризмов! Я занят!
   Он подошел к одному из массивных странных приборов, стоящих у стены, и принялся его изучать.
   Марш тяжело вздохнул и осмотрелся. Дождь стих, превратившись в легкую морось, с шелестом падающую на землю. Дэйн повернулся спиной к стене здания и двери, избавляясь от ощущения, что вот-вот что-то вонзится ему между лопаток. У него было неприятное чувство, что за ним наблюдают. После прослушивания кубика он надеялся, что они вообще не будут заходить в покинутые здания базы. Он старался держаться поближе к Райэнне. Близость еще одного человеческого существа придавала слабое ощущение безопасности, что, как он понимал, было иллюзией. Уж лучше руководствоваться инстинктами…
   Под нависающей крышей, у бетонного основания, где стояла тяжелая аппаратура, трава редела, обнажая землю. Марш внезапно вздрогнул. Следы! Здесь дождь не мог их смыть, и просто некому было ступать тут после того, как первая экспедиция вслед за персоналом базы канула в небытие.
   — Стой на месте, — сказал он Райэнне и, подойдя к навесу, опустился на колени. Аратак удивленно поднял голову и тронулся было к нему, но Дэйн махнул рукой, останавливая его, а сам двинулся вдоль навеса, внимательно разглядывая притоптанную землю и выделяя собственные свежие следы и следы двух ящерообразных.
   Почва была сухой, рассыпающейся, и, разумеется, ветер поработал над ней, хотя дождь сюда и не добрался, и края следов были нечеткими. Наконец Дэйн выпрямился, стоя на коленях.
   — Капитан, — спросил он, — персонал базы целиком состоял из ящеров типа швефеджей или нет?
   — А как же? — с отсутствующим видом ответил Драваш, не отрывая глаз от аппарата, который осматривал.
   — А изыскательская экспедиция тоже?
   — Ну конечно. — На этот раз черная голова игуаны отвернулась от экрана неизвестного прибора, где на полутемном фоне зеленые линии пересекались в причудливых, с точки зрения Дэйна, изгибах каждые несколько секунд. — Ты что-то обнаружил?
   — Пока не уверен. — Дэйн задумчиво уставился на неясный отпечаток, припоминая, чему обучал его в австралийской пустыне много лет тому назад один старый абориген, умевший читать по следам как по книге. Маршу никогда не нравилось это занятие. Но теперь…
   — А вы, капитан, знали что-нибудь о них лично? Ну, например, были ли среди них такие же большие особи, как вы или Аратак?
   Капитан издал странный прерывистый звук.
   — Ну, насколько я себе представляю, они в основном были поменьше; такая работа, как правило, предназначена для молодых людей. А что ты хочешь выяснить?
   — Я далеко не уверен, но вот эти следы — здесь, под навесом, на почве, — указывают на то, что тут проходил ящер размером с Аратака. А может быть, и побольше.
   — Что-то я не пойму, о чем ты толкуешь. — Драваш оторвался от прибора и подошел. Дэйн указал на обнаруженные им большие следы. Капитан озадаченно уставился на землю, затем резко вскинул голову. — Подожди-ка минутку, — сказал он. — Ты говоришь о давлении, оказываемом ногой на землю?
   — Ну конечно, — сказал Дэйн.
   — Вот как! — воскликнул Драваш. — Я только теперь понял. Однажды мне довелось принять участие в совместной с прозетцами экспедиции, и один из них всегда мог сказать, какое животное находится неподалеку; он постоянно обнюхивал землю и по запаху определял это. Для меня оставалось тайной, как он мог узнать, но, как правило, он не ошибался. Он даже пытался обучить меня этому искусству, но я оказался бездарным учеником. Так обезьяноподобные тоже способны на такое? — В его голосе слышалось неподдельное изумление.
   — Большинство охотящихся особей развивают в себе эту способность еще на примитивном уровне существования, Драваш, — сказала Райэнна. — Старые записи свидетельствуют, что мой народ тоже обладал этим искусством, ныне, правда, уже утерянным нами.