Страница:
По-прежнему съежившийся и надутый Джода отправился на противоположную сторону двора, а Райэнна, вытерев лоб одним из своих цыганских шарфов, подошла к Дэйну.
Марш, провожая Джоду взглядом, сказал:
— Неужели он так безнадежен?
— Не совсем, — возразила Райэнна. — Но, разумеется, он совсем не вписывается в культуру, подобную здешней.
— А я думаю, — сказал землянин, понизив голос, чтобы его не слышал юноша, который теперь упорно практиковался в падениях на кучу мягкого песка, — что он не вписывается ни в одну культуру мира.
— Почему ты так не любишь его, Дэйн?
— Сам не знаю. Он какой-то… — Марш подыскал нужные слова, — …противный. Двусмысленный. Саркастический. Я просто не могу его видеть, вот и все.
Райэнна пожала плечами:
— Этот мир враждебен любому, кто не обладает мужеством или не владеет боевым искусством, чтобы встретить его лицом к лицу. И как бы ты ощущал себя, если бы всю жизнь тебя окружала только враждебность? Ты бы тоже тогда стал агрессивным и двусмысленным, как это только и может проявиться у подростка.
Однако Дэйн горячо возразил Райэнне, заявив, что вряд ли какие-либо события могли заставить его стать столь несносным.
— Вся проблема в том, — резко ответила его подруга, — что у тебя отсутствует воображение. И этим ты здорово смахиваешь на отца этого бедняги; ты презираешь его за то, что он не такой храбрый, как ты! Но ведь если бы он родился в цивилизованном мире, то учился бы сейчас в каком-нибудь университете и стал бы ученым, астрономом или кем-то другим, тем, что соответствует его талантам и интересам! И он был бы совсем другим юношей! И я просто помогаю ему выжить! Почему бы тебе не присоединиться ко мне, вместо того чтобы проявлять враждебность?
Дэйн сердито сказал:
— А может быть, лучше, если я буду держаться подальше от него! — И что это Райэнна вдруг взялась так защищать этого парня? Вот уж не подозревал, что у нее наличествует материнский инстинкт! Это вовсе на нее не похоже. Помолчав, он добавил: — Такое ощущение, что все время мы проводим в ссорах из-за этого парня!
Ее лицо смягчилось.
— Но ведь это же не так, не правда ли? Извини меня, Дэйн. — Она взяла его за руку. — Надеюсь, ты не ревнуешь? Господи, да он же еще ребенок!
«Ревную? Ну нет», — подумал Дэйн, вернее, не совсем так, хотя и правда, его раздражает то, сколько времени и энергии Райэнна тратит на юношу; и, соответственно, меньше времени остается для него самого.
Сжав ее руку и прикоснувшись щекой к ее щеке, он сказал:
— Но ведь ты не станешь отрицать, что, все время занимаясь им, ты меньше бываешь со мной, не так ли, любимая?
Подняв глаза, она улыбнулась знакомой, только ему предназначенной улыбкой и пробормотала:
— Нам надо подумать, как быть в такой ситуации.
Джода же, очевидно краем глаза наблюдавший за ними, увидел, что внимание Райэнны от него отвлечено и потому вновь подошел к ним.
— Ты не покажешь мне тот прием еще раз? Теперь я попытаюсь провести его, не отступая.
Райэнна кончиками пальцев коснулась губ Дэйна и прошептала:
— Позже, — жутковатым эхом отозвалось ее слово в его диске.
Она улыбнулась Джоде и, взяв вырезанную из дерева саблю, которой они пользовались на тренировке, двинулась к затененной гладкой площадке.
Когда парень встал в оборонительную позицию, она тут же принялась поправлять его.
— Нет, — сказала она. — Ноги поставь шире. Вспомни, что я говорила тебе о нахождении точки равновесия тела; ты не бери пример с меня — я женщина, и у меня вес распределен по-другому. Найди собственный центр тяжести. А вот теперь я нападаю… — Она двинулась вперед, медленно опуская саблю. — Тебе же надо просто сделать нырок, чтобы я по инерции продвинулась дальше, и затем… — Она позволила нанести ей «ранение» в живот. — А теперь попробуем проделать это на нормальной скорости, хорошо?
Ее деревянная сабля мелькнула в воздухе, обрушиваясь на его голову. Он отскочил в сторону, но деревянная сабля успела больно стукнуть его по руке; парень завопил и схватился за запястье.
— У меня не получается, — захныкал он. — Я слишком неповоротливый! Я никогда не научусь!
— Ерунда, — рявкнула Райэнна и тут же добавила с терпеливой ободряющей улыбкой: — Ведь сейчас-то ты получил удар по руке, а не по голове, не так ли? Уже достижение.
Парень нервно потрогал шрам на голове и кинул на Дэйна тот самый вороватый взгляд, который так не нравился землянину. «Ну почему он не смотрит в глаза? Он ведет себя так, словно ждет, что я его ударю, и из-за этого мне действительно хочется ему врезать!»
— Ну, уже поздно, — сказала Райэнна, — и я проголодалась. Отправляйся мыться.
— Где Драваш и Аратак? — спросил Дэйн. Этот парень с его тренировками вновь отвлек его от необходимости побыстрее донести до внимания Драваша важные новости, которые он услышал; опять парень мешает работе, для которой они сюда прибыли. Марш бросил взгляд на Райэнну.
— Драваш принимает солнечную ванну на вершине этой печки, — сказала Райэнна, указывая на центральную часть дома, которой люди избегали из-за невыносимой жары, — а Аратак, разумеется, в воде.
Джода хихикнул. Страсть к купанию становилась тайным пороком Аратака. Несмотря на дождь в первый день, когда они приземлились, тот самый дождь, который ввел Дэйна в заблуждение относительно местного климата, на этой планете было гораздо суше, нежели в мире Аратака, и, несмотря даже на трансформацию кожного покрова, ящер чувствовал себя здесь неуютно. Тут не существовало болот с серной грязью, обожаемых Аратаком на родине, и он принялся купаться в небольшом, чисто декоративном бассейне, украшающем жилище. Такое поведение протозавра могло бы показаться аборигенам эксцентричным, если не скандальным, и потому купания держались всеми в секрете. Марш подозревал, что недочеловеки шепчутся по этому поводу между собой, но кто их станет слушать, кроме тех же недочеловеков, так что тут беспокоиться не стоило. Тем не менее Дэйну было бы спокойнее, если бы Аратак купался по ночам.
— Пойдем разыщем их, — сказал он. — Я кое-что разузнал.
Райэнна понимающе кивнула и обратилась к Джоде:
— Бери свою саблю и практикуйся в нанесении ударов по этому бревну, как я тебе показывала. И так до ужина.
Парень отошел, а Дэйн и Райэнна двинулась к главной части дома. Женщина на тренировки надевала мужской костюм — несколько раз обернутую вокруг тела юбку и короткую куртку с капюшоном, предназначенную для ношения дома; но, кроме того, когда предстояло много двигаться, она тугой лентой перетягивала грудь. Выходя же в город — а это случалось редко, — она носила местный женский костюм, состоящий из длинной тесной юбки, стесняющей движения, из накидки сверху и множества побрякивающих амулетов. На жаре при постоянных тренировках она обильно потела, и теперь ее волосы слиплись и скрутились в мелкие тугие колечки по всей голове. Дэйн смотрел, как она своей раскованной походкой идет по двору, такая родная и близкая, а смуглая кожа и темные волосы добавляли таинственности и возбуждали. Несмотря на то, что они вместе довольно долго, она так и оставалась для него загадочной и, видимо, таковой останется навсегда. И он раздраженно подумал, что вот только сейчас, да и то ненадолго, они остались наедине с тех пор, как Райэнна принялась тренировать парня. Он взял ее за руку, задержал на момент и тут же вздохнул. Дело было важнее; надо поскорее повидать Драваша с Аратаком. Ящерообразные и так уже уверовали, что обезьяноподобные готовы из-за своих обезьяньих склонностей к сексуальным играм забросить любую, самую важную работу в мире, и Дэйн не собирался подливать масла в огонь.
Райэнна улыбнулась, очевидно угадав его мысли, но кивнула в сторону «печки»; они еще ни разу не заходили внутрь. Оттуда пахнуло жаром, как из открытой духовки; это было любимое место Драваша.
Огромный черный швефедж безмятежно возлежал внутри, прикрыв внутренними прозрачными мембранами свои круглые глаза. Он или спал, или находился на связи с Громкоголосым.
— Я кое-что услышал на рынке, — начал Марш, и Драваш тут же встревоженно подскочил.
— Рассказывай, рассказывай. Но, очевидно, вам не очень уютно в этом помещении. Может быть, лучше пойдем к Аратаку. Я уверен, — добавил он с прискорбием, — что он опять по непонятной мне привычке погружает тело в холодную воду. Мне кажется, в один прекрасный день мы обнаружим, что он там просто растворился.
Они двинулись к декоративному садику, полному сочных, похожих на кактусы растений, высаженных в центре внутреннего двора; рядом располагался декоративный прудик, выложенный мозаикой, на поверхности которого подобно фиолетовым и голубым звездам расцветали огромные водяные цветы, и среди этих цветов Дэйн разглядел большие глаза друга, тело которого целиком находилось под водой. Драваш нетерпеливо подозвал его, и Аратак нехотя выполз на мраморный бортик.
— Если ты закончил свои сибаритские занятия по услаждению кожного покрова… — начал было Драваш.
Аратак мирно сказал:
— Вы неправильно понимаете меня, коллеги. Я просто медитирую и размышляю о мудрости…
— О которой, надеюсь, еще ничего не сообщали твои святые, — сказал капитан, и Аратак изумленно вытаращился на него.
— Нет, на самом деле я размышлял о мудрости блаженных святых, которые выбрали для своего вечного пребывания прохладную подземную обитель. И божественная мудрость действительно извещает, что для совершенной медитации необходимо отыскать наиболее благоприятное местоположение для тела, и величайшая из мудростей — поместить свой мозг в тот божественный край. И следовательно, выискивая совершенный покой, я на самом деле привожу свой ум в состояние священного блаженства…
— Да сохранят нас святые! — Драваш так яростно заморгал своими складками, что Дэйн встревожился, как бы ящера не хватил удар. — Ты уже нашел оправдание в религиозном прецеденте своим отвратительным слабостям! Но пока ты лежал здесь, в этой… — Он кашлянул, заметив угрожающий взгляд Аратака, и поправился: — …в этой священной и блаженной медитации, наши коллега-человекообразные, подобно святым, страдали под солнцем на рынке и вернулись не с пустыми лапами. Послушаем?
Дэйн пересказал разговор, услышанный им в таверне, и два протозавра выслушали не перебивая.
— Это похоже, — сказала Райэнна, — на охоту киргонов за рабами.
Драваш, соглашаясь, проворчал:
— Видимо, они прибыли с другой планеты из системы Киргона. Только непонятно, что их связывает с киргонами…
— А мне понятно, — сказала Райэнна. — Они так же опасны, аморальны и жестоки!
Капитан пожал плечами, давая понять, что это очевидно и в комментариях не нуждается.
— Тем не менее, Дэйн, в рассказанной тобой истории что-то мало смысла. Мне не верится, будто несколько аборигенов, даже с помощью копьеносцев ордена Анкаана, в состоянии управиться с киргонами и уничтожить их столько, что остался только один охотник за рабами. Киргоны, может быть, и несут ответственность за происшедшее на базе Содружества, но что тогда произошло с ними?
— Может быть, — предположила Райэнна, — они пали жертвой того самого таинственного рока, который постиг и швефеджей базы?
— То есть жертвами ящеров-альбиносов?
Аратак кивнул и сказал:
— Что-то не слыхал я о такой расе. Хотя во вселенной множество вещей, как в Содружестве, так и вне его, с которыми мне не приходилось сталкиваться. Как Божественное… э… Аассио замечает, Создатель безграничен в своих проявлениях.
— Что-то мне трудно себе представить расу воинственных ящерообразных альбиносов, причем настолько воинственных, что они в состоянии одолеть вторгшихся киргонов! — раздраженно заметил Драваш.
— А я могу себе представить такую расу, — сказал Аратак, — но вот только мне бы очень, очень не хотелось, чтобы она и вправду существовала.
— О, послушайте, — запротестовал Марш. — И так уже трудно представить, что одновременно на Бельсар вторглись две цивилизации: Содружества и ваших, как вы их там называете, киргонов! Теперь же вы предполагаете, что существует третья раса! К чему такие хлопоты? Бельсар уж не настолько важная планета!
— С этим я согласен, — сказал Драваш. — Лично я считаю, что эта планета неинтересна даже с точки зрения науки и, несмотря на восхитительный климат, нисколько не стимулирует меня интеллектуально. Но я хотел бы вам напомнить, коллега, — подчеркнуто обратился он к Дэйну, — что недопустимо и оскорбительно считать базу Содружества здесь — вторжением; это научная экспедиция с целью изучения местной цивилизации без малейшего намерения вхождения в контакт и нанесения какого-либо ущерба.
— Прошу прощения, — сказал Марш. — У меня и в мыслях не было отзываться о ком-либо оскорбительно. Но я просто не могу себе представить появления трех чужеродных рас на планете столь ничтожной; это похоже… — Он оборвал себя, понимая, что если скажет: «Это похоже на фантастическую мыльную оперу», то они его просто не поймут. — Это слишком фантастично, чтобы поверить. И если между тремя расами происходит нечто вроде войны, почему аборигены ничего не замечают? Ведь в этом случае каждый город на планете просто бурлил бы странными слухами — а я за три недели услышал лишь один!
— У варваров на данной стадии развития не существует концепции планеты как единого целого, — сказал Драваш, — и новости распространяются медленно. Ну а рассуждая теоретически, можно предположить, что киргоны находятся на этом континенте, мехары — на другом, а ваши таинственные ящеры-альбиносы где-то еще, вот мы ничего и не слышим о них. И потом, не забывайте, что общество на такой ступени развития…
Его прервал мелодичный звук гонга у ворот, и Джода ввел во двор курьера — самодовольного человека, чья короткая, искусно расшитая куртка выдавала в нем слугу из одного из тех великолепных домов на холме, в исконном городе ящеров.
— Я прибыл, — сказал человек, — с посланием для досточтимых путешественников Травааша Эффюима и его досточтимого, почтенного возрастом родственника Ааратаку; их ли имеет честь лицезреть моя недостойная особа?
— Их, их, — сказал Драваш, делая нетерпеливый жест, и курьер вручил ему запечатанный конверт. Драваш быстро вскрыл его, и по комнате разнесся густой, странный мускусный и почти приятный аромат; Дэйн даже ощутил мурашки на коже. Капитан же выпрямился с низким стонущим воплем, похожим на рев. Аратак тоже напрягся, принюхиваясь, ноздри его задрожали. Дэйн мог бы поклясться, что буквально видит на лице своего друга выражение экзальтированного восторга.
— Быстрее в сторону, — прошипела Райэнна, дергая Дэйна за рукав. Драваш с душераздирающим воплем ринулся к воротам, а за ним с огромной скоростью последовал и Аратак. Курьер тоже отступил в сторону, а затем торопливо поспешил вслед за ними, и Дэйн услышал, как вся компания стремительно движется по улице с воплями, способными вызвать небольшое землетрясение.
Он застыл на месте, пораженный увиденным.
— Что… — пробормотал он, чувствуя, что протозавры умчались, как школьники, отпущенные на каникулы. Он услышал, как хихикает Райэнна, и повернулся к ней, требуя пояснений: — В чем дело? Они что, оба сошли с ума?
— Можно и так сказать, — расхохоталась Райэнна, хватаясь за живот. — И это после всего того, что Драваш тут рассказывал о поведении протообезьян! — Она скорчилась в припадке полуистеричного смеха. Наконец она со всхлипами смогла выговорить: — Я забыла… ты ведь ничего не знаешь… о сексуальных проявлениях ящеров, не так ли? Очевидно, местные ящеры имеют те же привычки, что и швефеджи, и, если вдуматься, это является аргументом в пользу Анадриго…
— О чем ты толкуешь? — рассердился Дэйн, и Райэнна пояснила:
— У них циклы… Когда женскую особь охватывает страсть, — а у швефеджей это случается каждые три стандартных года, — она рассылает приглашения всем заметным мужским особям в округе. Я предполагаю, что госпожа Ооа-хасса, судя по ливрее курьера, в основном предпочитает выдающихся странников и путешественников. Вот уже несколько дней, как в ее интимных апартаментах совершается скромная оргия для избранных. В их поведении есть свой смысл. В самом деле, поскольку каждое яйцо оплодотворяется отдельно, такой процесс приводит к максимальному числу генетических вариаций и, как ты понимаешь, является мощным стимулом для мужских особей становиться наиболее выдающимися и процветающими в своем деле, чтобы добиться чести быть приглашенным к женской особи, занимающей высокое место в их иерархии. Именно этим объясняется прогресс, достигнутый ящерами.
— Но почему… как же…
— Ты имеешь в виду их поведение? Вот теперь-то ты понимаешь, почему их так тревожат обезьяноподобные? Ящерообразные полагают, что коль у нас нет особых сезонов сексуальности, то мы все время такие, как они сейчас, — обалдевшие и неспособные ни о чем думать! У них как? Или все, или ничего. Как только мужская особь вдыхает этот запах…
— Да, — сказал Дэйн, — я уже понял.
Райэнна подняла вскрытый конверт и вытащила оттуда искусно расшитый шелковый платок.
— Это… э… секреция особой железы. Когда женская особь впадает в страсть, она обтирается такими вот платками и рассылает их приглашенным.
Дэйн от души рассмеялся:
— И у них хватает наглости прохаживаться насчет обезьяноподобных!
Райэнна кивнула:
— Как я уже говорила, стоит мужской особи вдохнуть этот запах, как ее уже ничто не способно заинтересовать до окончания сезона. Они не едят, не спят довольно значительный промежуток времени. — Она взяла его за руку. — Жаль, что как раз сейчас, когда ты принес такую важную новость, Драваш и Аратак выпали из наших рядов по крайней мере дней на десять!
Она уставилась на пруд, где обычно купался Аратак. Внезапно Марш рассмеялся. Теперь они действительно остались в одиночестве, поскольку Джода исчез, очевидно привлеченный запахом готовящегося ужина, и рядом не было укоризненно посматривающих в их сторону ящеров. Он обнял Райэнну и поцеловал.
— Давай-ка поплаваем, — сказал он, — а затем устроим собственную оргию. Я не обещаю тебе продлить ее на десять дней — я всего лишь обезьяноподобный, — но постараюсь.
Она поцеловала его в ответ.
— Я не возражаю.
Марш, провожая Джоду взглядом, сказал:
— Неужели он так безнадежен?
— Не совсем, — возразила Райэнна. — Но, разумеется, он совсем не вписывается в культуру, подобную здешней.
— А я думаю, — сказал землянин, понизив голос, чтобы его не слышал юноша, который теперь упорно практиковался в падениях на кучу мягкого песка, — что он не вписывается ни в одну культуру мира.
— Почему ты так не любишь его, Дэйн?
— Сам не знаю. Он какой-то… — Марш подыскал нужные слова, — …противный. Двусмысленный. Саркастический. Я просто не могу его видеть, вот и все.
Райэнна пожала плечами:
— Этот мир враждебен любому, кто не обладает мужеством или не владеет боевым искусством, чтобы встретить его лицом к лицу. И как бы ты ощущал себя, если бы всю жизнь тебя окружала только враждебность? Ты бы тоже тогда стал агрессивным и двусмысленным, как это только и может проявиться у подростка.
Однако Дэйн горячо возразил Райэнне, заявив, что вряд ли какие-либо события могли заставить его стать столь несносным.
— Вся проблема в том, — резко ответила его подруга, — что у тебя отсутствует воображение. И этим ты здорово смахиваешь на отца этого бедняги; ты презираешь его за то, что он не такой храбрый, как ты! Но ведь если бы он родился в цивилизованном мире, то учился бы сейчас в каком-нибудь университете и стал бы ученым, астрономом или кем-то другим, тем, что соответствует его талантам и интересам! И он был бы совсем другим юношей! И я просто помогаю ему выжить! Почему бы тебе не присоединиться ко мне, вместо того чтобы проявлять враждебность?
Дэйн сердито сказал:
— А может быть, лучше, если я буду держаться подальше от него! — И что это Райэнна вдруг взялась так защищать этого парня? Вот уж не подозревал, что у нее наличествует материнский инстинкт! Это вовсе на нее не похоже. Помолчав, он добавил: — Такое ощущение, что все время мы проводим в ссорах из-за этого парня!
Ее лицо смягчилось.
— Но ведь это же не так, не правда ли? Извини меня, Дэйн. — Она взяла его за руку. — Надеюсь, ты не ревнуешь? Господи, да он же еще ребенок!
«Ревную? Ну нет», — подумал Дэйн, вернее, не совсем так, хотя и правда, его раздражает то, сколько времени и энергии Райэнна тратит на юношу; и, соответственно, меньше времени остается для него самого.
Сжав ее руку и прикоснувшись щекой к ее щеке, он сказал:
— Но ведь ты не станешь отрицать, что, все время занимаясь им, ты меньше бываешь со мной, не так ли, любимая?
Подняв глаза, она улыбнулась знакомой, только ему предназначенной улыбкой и пробормотала:
— Нам надо подумать, как быть в такой ситуации.
Джода же, очевидно краем глаза наблюдавший за ними, увидел, что внимание Райэнны от него отвлечено и потому вновь подошел к ним.
— Ты не покажешь мне тот прием еще раз? Теперь я попытаюсь провести его, не отступая.
Райэнна кончиками пальцев коснулась губ Дэйна и прошептала:
— Позже, — жутковатым эхом отозвалось ее слово в его диске.
Она улыбнулась Джоде и, взяв вырезанную из дерева саблю, которой они пользовались на тренировке, двинулась к затененной гладкой площадке.
Когда парень встал в оборонительную позицию, она тут же принялась поправлять его.
— Нет, — сказала она. — Ноги поставь шире. Вспомни, что я говорила тебе о нахождении точки равновесия тела; ты не бери пример с меня — я женщина, и у меня вес распределен по-другому. Найди собственный центр тяжести. А вот теперь я нападаю… — Она двинулась вперед, медленно опуская саблю. — Тебе же надо просто сделать нырок, чтобы я по инерции продвинулась дальше, и затем… — Она позволила нанести ей «ранение» в живот. — А теперь попробуем проделать это на нормальной скорости, хорошо?
Ее деревянная сабля мелькнула в воздухе, обрушиваясь на его голову. Он отскочил в сторону, но деревянная сабля успела больно стукнуть его по руке; парень завопил и схватился за запястье.
— У меня не получается, — захныкал он. — Я слишком неповоротливый! Я никогда не научусь!
— Ерунда, — рявкнула Райэнна и тут же добавила с терпеливой ободряющей улыбкой: — Ведь сейчас-то ты получил удар по руке, а не по голове, не так ли? Уже достижение.
Парень нервно потрогал шрам на голове и кинул на Дэйна тот самый вороватый взгляд, который так не нравился землянину. «Ну почему он не смотрит в глаза? Он ведет себя так, словно ждет, что я его ударю, и из-за этого мне действительно хочется ему врезать!»
— Ну, уже поздно, — сказала Райэнна, — и я проголодалась. Отправляйся мыться.
— Где Драваш и Аратак? — спросил Дэйн. Этот парень с его тренировками вновь отвлек его от необходимости побыстрее донести до внимания Драваша важные новости, которые он услышал; опять парень мешает работе, для которой они сюда прибыли. Марш бросил взгляд на Райэнну.
— Драваш принимает солнечную ванну на вершине этой печки, — сказала Райэнна, указывая на центральную часть дома, которой люди избегали из-за невыносимой жары, — а Аратак, разумеется, в воде.
Джода хихикнул. Страсть к купанию становилась тайным пороком Аратака. Несмотря на дождь в первый день, когда они приземлились, тот самый дождь, который ввел Дэйна в заблуждение относительно местного климата, на этой планете было гораздо суше, нежели в мире Аратака, и, несмотря даже на трансформацию кожного покрова, ящер чувствовал себя здесь неуютно. Тут не существовало болот с серной грязью, обожаемых Аратаком на родине, и он принялся купаться в небольшом, чисто декоративном бассейне, украшающем жилище. Такое поведение протозавра могло бы показаться аборигенам эксцентричным, если не скандальным, и потому купания держались всеми в секрете. Марш подозревал, что недочеловеки шепчутся по этому поводу между собой, но кто их станет слушать, кроме тех же недочеловеков, так что тут беспокоиться не стоило. Тем не менее Дэйну было бы спокойнее, если бы Аратак купался по ночам.
— Пойдем разыщем их, — сказал он. — Я кое-что разузнал.
Райэнна понимающе кивнула и обратилась к Джоде:
— Бери свою саблю и практикуйся в нанесении ударов по этому бревну, как я тебе показывала. И так до ужина.
Парень отошел, а Дэйн и Райэнна двинулась к главной части дома. Женщина на тренировки надевала мужской костюм — несколько раз обернутую вокруг тела юбку и короткую куртку с капюшоном, предназначенную для ношения дома; но, кроме того, когда предстояло много двигаться, она тугой лентой перетягивала грудь. Выходя же в город — а это случалось редко, — она носила местный женский костюм, состоящий из длинной тесной юбки, стесняющей движения, из накидки сверху и множества побрякивающих амулетов. На жаре при постоянных тренировках она обильно потела, и теперь ее волосы слиплись и скрутились в мелкие тугие колечки по всей голове. Дэйн смотрел, как она своей раскованной походкой идет по двору, такая родная и близкая, а смуглая кожа и темные волосы добавляли таинственности и возбуждали. Несмотря на то, что они вместе довольно долго, она так и оставалась для него загадочной и, видимо, таковой останется навсегда. И он раздраженно подумал, что вот только сейчас, да и то ненадолго, они остались наедине с тех пор, как Райэнна принялась тренировать парня. Он взял ее за руку, задержал на момент и тут же вздохнул. Дело было важнее; надо поскорее повидать Драваша с Аратаком. Ящерообразные и так уже уверовали, что обезьяноподобные готовы из-за своих обезьяньих склонностей к сексуальным играм забросить любую, самую важную работу в мире, и Дэйн не собирался подливать масла в огонь.
Райэнна улыбнулась, очевидно угадав его мысли, но кивнула в сторону «печки»; они еще ни разу не заходили внутрь. Оттуда пахнуло жаром, как из открытой духовки; это было любимое место Драваша.
Огромный черный швефедж безмятежно возлежал внутри, прикрыв внутренними прозрачными мембранами свои круглые глаза. Он или спал, или находился на связи с Громкоголосым.
— Я кое-что услышал на рынке, — начал Марш, и Драваш тут же встревоженно подскочил.
— Рассказывай, рассказывай. Но, очевидно, вам не очень уютно в этом помещении. Может быть, лучше пойдем к Аратаку. Я уверен, — добавил он с прискорбием, — что он опять по непонятной мне привычке погружает тело в холодную воду. Мне кажется, в один прекрасный день мы обнаружим, что он там просто растворился.
Они двинулись к декоративному садику, полному сочных, похожих на кактусы растений, высаженных в центре внутреннего двора; рядом располагался декоративный прудик, выложенный мозаикой, на поверхности которого подобно фиолетовым и голубым звездам расцветали огромные водяные цветы, и среди этих цветов Дэйн разглядел большие глаза друга, тело которого целиком находилось под водой. Драваш нетерпеливо подозвал его, и Аратак нехотя выполз на мраморный бортик.
— Если ты закончил свои сибаритские занятия по услаждению кожного покрова… — начал было Драваш.
Аратак мирно сказал:
— Вы неправильно понимаете меня, коллеги. Я просто медитирую и размышляю о мудрости…
— О которой, надеюсь, еще ничего не сообщали твои святые, — сказал капитан, и Аратак изумленно вытаращился на него.
— Нет, на самом деле я размышлял о мудрости блаженных святых, которые выбрали для своего вечного пребывания прохладную подземную обитель. И божественная мудрость действительно извещает, что для совершенной медитации необходимо отыскать наиболее благоприятное местоположение для тела, и величайшая из мудростей — поместить свой мозг в тот божественный край. И следовательно, выискивая совершенный покой, я на самом деле привожу свой ум в состояние священного блаженства…
— Да сохранят нас святые! — Драваш так яростно заморгал своими складками, что Дэйн встревожился, как бы ящера не хватил удар. — Ты уже нашел оправдание в религиозном прецеденте своим отвратительным слабостям! Но пока ты лежал здесь, в этой… — Он кашлянул, заметив угрожающий взгляд Аратака, и поправился: — …в этой священной и блаженной медитации, наши коллега-человекообразные, подобно святым, страдали под солнцем на рынке и вернулись не с пустыми лапами. Послушаем?
Дэйн пересказал разговор, услышанный им в таверне, и два протозавра выслушали не перебивая.
— Это похоже, — сказала Райэнна, — на охоту киргонов за рабами.
Драваш, соглашаясь, проворчал:
— Видимо, они прибыли с другой планеты из системы Киргона. Только непонятно, что их связывает с киргонами…
— А мне понятно, — сказала Райэнна. — Они так же опасны, аморальны и жестоки!
Капитан пожал плечами, давая понять, что это очевидно и в комментариях не нуждается.
— Тем не менее, Дэйн, в рассказанной тобой истории что-то мало смысла. Мне не верится, будто несколько аборигенов, даже с помощью копьеносцев ордена Анкаана, в состоянии управиться с киргонами и уничтожить их столько, что остался только один охотник за рабами. Киргоны, может быть, и несут ответственность за происшедшее на базе Содружества, но что тогда произошло с ними?
— Может быть, — предположила Райэнна, — они пали жертвой того самого таинственного рока, который постиг и швефеджей базы?
— То есть жертвами ящеров-альбиносов?
Аратак кивнул и сказал:
— Что-то не слыхал я о такой расе. Хотя во вселенной множество вещей, как в Содружестве, так и вне его, с которыми мне не приходилось сталкиваться. Как Божественное… э… Аассио замечает, Создатель безграничен в своих проявлениях.
— Что-то мне трудно себе представить расу воинственных ящерообразных альбиносов, причем настолько воинственных, что они в состоянии одолеть вторгшихся киргонов! — раздраженно заметил Драваш.
— А я могу себе представить такую расу, — сказал Аратак, — но вот только мне бы очень, очень не хотелось, чтобы она и вправду существовала.
— О, послушайте, — запротестовал Марш. — И так уже трудно представить, что одновременно на Бельсар вторглись две цивилизации: Содружества и ваших, как вы их там называете, киргонов! Теперь же вы предполагаете, что существует третья раса! К чему такие хлопоты? Бельсар уж не настолько важная планета!
— С этим я согласен, — сказал Драваш. — Лично я считаю, что эта планета неинтересна даже с точки зрения науки и, несмотря на восхитительный климат, нисколько не стимулирует меня интеллектуально. Но я хотел бы вам напомнить, коллега, — подчеркнуто обратился он к Дэйну, — что недопустимо и оскорбительно считать базу Содружества здесь — вторжением; это научная экспедиция с целью изучения местной цивилизации без малейшего намерения вхождения в контакт и нанесения какого-либо ущерба.
— Прошу прощения, — сказал Марш. — У меня и в мыслях не было отзываться о ком-либо оскорбительно. Но я просто не могу себе представить появления трех чужеродных рас на планете столь ничтожной; это похоже… — Он оборвал себя, понимая, что если скажет: «Это похоже на фантастическую мыльную оперу», то они его просто не поймут. — Это слишком фантастично, чтобы поверить. И если между тремя расами происходит нечто вроде войны, почему аборигены ничего не замечают? Ведь в этом случае каждый город на планете просто бурлил бы странными слухами — а я за три недели услышал лишь один!
— У варваров на данной стадии развития не существует концепции планеты как единого целого, — сказал Драваш, — и новости распространяются медленно. Ну а рассуждая теоретически, можно предположить, что киргоны находятся на этом континенте, мехары — на другом, а ваши таинственные ящеры-альбиносы где-то еще, вот мы ничего и не слышим о них. И потом, не забывайте, что общество на такой ступени развития…
Его прервал мелодичный звук гонга у ворот, и Джода ввел во двор курьера — самодовольного человека, чья короткая, искусно расшитая куртка выдавала в нем слугу из одного из тех великолепных домов на холме, в исконном городе ящеров.
— Я прибыл, — сказал человек, — с посланием для досточтимых путешественников Травааша Эффюима и его досточтимого, почтенного возрастом родственника Ааратаку; их ли имеет честь лицезреть моя недостойная особа?
— Их, их, — сказал Драваш, делая нетерпеливый жест, и курьер вручил ему запечатанный конверт. Драваш быстро вскрыл его, и по комнате разнесся густой, странный мускусный и почти приятный аромат; Дэйн даже ощутил мурашки на коже. Капитан же выпрямился с низким стонущим воплем, похожим на рев. Аратак тоже напрягся, принюхиваясь, ноздри его задрожали. Дэйн мог бы поклясться, что буквально видит на лице своего друга выражение экзальтированного восторга.
— Быстрее в сторону, — прошипела Райэнна, дергая Дэйна за рукав. Драваш с душераздирающим воплем ринулся к воротам, а за ним с огромной скоростью последовал и Аратак. Курьер тоже отступил в сторону, а затем торопливо поспешил вслед за ними, и Дэйн услышал, как вся компания стремительно движется по улице с воплями, способными вызвать небольшое землетрясение.
Он застыл на месте, пораженный увиденным.
— Что… — пробормотал он, чувствуя, что протозавры умчались, как школьники, отпущенные на каникулы. Он услышал, как хихикает Райэнна, и повернулся к ней, требуя пояснений: — В чем дело? Они что, оба сошли с ума?
— Можно и так сказать, — расхохоталась Райэнна, хватаясь за живот. — И это после всего того, что Драваш тут рассказывал о поведении протообезьян! — Она скорчилась в припадке полуистеричного смеха. Наконец она со всхлипами смогла выговорить: — Я забыла… ты ведь ничего не знаешь… о сексуальных проявлениях ящеров, не так ли? Очевидно, местные ящеры имеют те же привычки, что и швефеджи, и, если вдуматься, это является аргументом в пользу Анадриго…
— О чем ты толкуешь? — рассердился Дэйн, и Райэнна пояснила:
— У них циклы… Когда женскую особь охватывает страсть, — а у швефеджей это случается каждые три стандартных года, — она рассылает приглашения всем заметным мужским особям в округе. Я предполагаю, что госпожа Ооа-хасса, судя по ливрее курьера, в основном предпочитает выдающихся странников и путешественников. Вот уже несколько дней, как в ее интимных апартаментах совершается скромная оргия для избранных. В их поведении есть свой смысл. В самом деле, поскольку каждое яйцо оплодотворяется отдельно, такой процесс приводит к максимальному числу генетических вариаций и, как ты понимаешь, является мощным стимулом для мужских особей становиться наиболее выдающимися и процветающими в своем деле, чтобы добиться чести быть приглашенным к женской особи, занимающей высокое место в их иерархии. Именно этим объясняется прогресс, достигнутый ящерами.
— Но почему… как же…
— Ты имеешь в виду их поведение? Вот теперь-то ты понимаешь, почему их так тревожат обезьяноподобные? Ящерообразные полагают, что коль у нас нет особых сезонов сексуальности, то мы все время такие, как они сейчас, — обалдевшие и неспособные ни о чем думать! У них как? Или все, или ничего. Как только мужская особь вдыхает этот запах…
— Да, — сказал Дэйн, — я уже понял.
Райэнна подняла вскрытый конверт и вытащила оттуда искусно расшитый шелковый платок.
— Это… э… секреция особой железы. Когда женская особь впадает в страсть, она обтирается такими вот платками и рассылает их приглашенным.
Дэйн от души рассмеялся:
— И у них хватает наглости прохаживаться насчет обезьяноподобных!
Райэнна кивнула:
— Как я уже говорила, стоит мужской особи вдохнуть этот запах, как ее уже ничто не способно заинтересовать до окончания сезона. Они не едят, не спят довольно значительный промежуток времени. — Она взяла его за руку. — Жаль, что как раз сейчас, когда ты принес такую важную новость, Драваш и Аратак выпали из наших рядов по крайней мере дней на десять!
Она уставилась на пруд, где обычно купался Аратак. Внезапно Марш рассмеялся. Теперь они действительно остались в одиночестве, поскольку Джода исчез, очевидно привлеченный запахом готовящегося ужина, и рядом не было укоризненно посматривающих в их сторону ящеров. Он обнял Райэнну и поцеловал.
— Давай-ка поплаваем, — сказал он, — а затем устроим собственную оргию. Я не обещаю тебе продлить ее на десять дней — я всего лишь обезьяноподобный, — но постараюсь.
Она поцеловала его в ответ.
— Я не возражаю.
9
На самом деле прошло одиннадцать дней, и в этот промежуток времени Дэйн и Райэнна лишь охраняли дом и больше ничем не утруждали себя, тем более в порядке вещей считалось, чтобы в подобных случаях телохранители Первых Людей оставались дома. Правда, каждый день Марш отправлялся на рынок, надеясь отыскать господина Ромду и убедить его заглянуть к ним, чтобы за гостевым столом порасспросить о миссии ордена Анкаана, которая заключается в поимке странного Звездного Демона. Он был уверен, что Копьеносец еще в городе; ведь ранее он чуть не каждый день сталкивался с ним. Но сейчас, когда он активно разыскивал его, Ромда превратился в одного из многих сотен жителей города, и Дэйн никак не мог с ним встретиться.
Ничего другого не оставалось, как помогать Райэнне в обучении Джоды и таким образом тоже тренироваться. Он неторопливо обучал Джоду несложным катам. Снова и снова заставлял он повторять парня изящные танцевальные движения, пытаясь подавить нарастающее раздражение от бесконечных жалоб и злобных замечаний маленького нахала. Марш не сомневался, что работа пошла бы быстрее, если бы ему действительно нравился этот малый.
Тем не менее Дэйн относился к поставленной задаче добросовестно, и постепенно стали проглядывать некоторые результаты, и медленное повторение движений уже демонстрировало переход от неуклюжести к грации. Ему уже не раз приходилось видеть на Земле чудо, когда дисциплина медленно через мускулы впитывалась в мозг, создавая гармонию из хаоса и превращая в единое целое тело и ум.
Конечно, занимался он с парнем и фехтованием, но тут возникла другая проблема. Техника владения короткой саблей, которой пользовались аборигены, значительно отличалась от той, которую применял Дэйн при владении двуручным самурайским мечом. И он пожалел, что так и не удосужился изучить технику владения более коротким самурайским мечом ваказаши, но из соревнований, которые он видел на Земле, он запомнил, что эта техника сродни технике владения шашкой.
А когда-то — еще до увлечения японскими боевыми искусствами — он занимался фехтованием на саблях и рапирах и теперь пытался адаптировать свой прошлый опыт к обучению Джоды.
Разумеется, современный «венгерский» стиль фехтования на саблях, основанный на способности бойца движениями пальцев манипулировать клинком, был совершенно неприменим для имеющей определенный вес короткой сабли аборигенов; этот стиль годился для демонстрации и, может быть, спортивных поединков, но в схватке не на жизнь, а на смерть Дэйн бы не стал на него полагаться.
Но Дэйну повезло, и он большую часть года провел под руководством опытного мастера, представителя старой итальянской школы, — маленького человечка, похожего на гнома, чья реакция оставалась молниеносной и после пятидесяти лет увлечения фехтованием. Старик Алессандро обучил его старому стилю с коварными глубокими выпадами, которые учитель называл мулине, оставшимися еще с тех времен, когда кавалерийская сабля была важным видом боевого вооружения.
Итак, каждый день Дэйн и Джода брали деревянные изогнутые сабли и, выйдя во внутренний дворик, начинали колошматить ими друг друга. И раз или два, к огорчению Дэйна, еще только начавшего обретать былую форму, Джода удивил его. Выяснилось, что отец Джоды весьма неплохо обучил сына владению саблей. И парень знал, что с ней делать. Но нетерпеливое и яростное желание отца сделать из него настоящего задиру путем интенсивного обучения лишь добавило Джоде страха и неуверенности, сродни заиканию.
Даже сейчас каждый раз, когда Джода делал неверное движение, он замирал и съеживался, словно ожидая удара от Дэйна, а когда тот лишь спокойно делал ему замечание, парень огрызался и отпускал саркастические замечания. Иногда, приходя в отчаяние, Марш подумывал, уж не провоцирует ли его парень; порой ему казалось, что мысль о взбучке не столь уж и плоха, если надо убедить Джоду в том, что он находится во власти Дэйна. Если уж парень убежден, что уважать надо только сильнейшего, что ж, Марш был готов показать ему, кто тут хозяин положения. И лишь откровенная слабость Джоды удерживала Дэйна от исполнения заветного желания — свернуть маленькому мерзавцу шею…
Но Дэйн понимал и то, что если сорвется, то лишь подтвердит давнюю уверенность Джоды в том, что мир полон жестокости, и потому землянин продолжал оставаться терпеливым и не повышал голоса. Марш со стыдом ощущал, что получил бы удовольствие от избиения этого парня, но если бы дело дошло до взбучки, то это лишь распалило бы в парне уязвленное самолюбие. Потому Дэйн сдерживался и даже не отвечал колкостью на колкость. Пожалуй, это общение было самым тяжелым испытанием за всю жизнь Марша.
Кроме того, выяснилась и положительная сторона общения. Дэйн перенял от Джоды кое-что из бельсарийского стиля ведения боя, и это, вероятно, могло пригодиться.
Вот все, чем им с Райэнной приходилось заниматься в доме, который не нуждался в охране, пока Аратак и Драваш предавались любовным утехам!
И если после всего этого, думал Дэйн, кто-нибудь из них еще хоть раз выскажется по поводу ненадежности обезьяноподобных, он свернет шею, а то и две! Пусть теперь поговорят о том, что надо заниматься делом, не обращая внимания на секс!
А Джода, судя по отдельным его высказываниям и взглядам, начал проявлять признаки нормального уважения к учителю. И неудивительно: как понял Дэйн из обрывков подслушанных разговоров в доме и на рынке, землянин здесь уже заслужил определенную репутацию. Количество убитых им бандитов в той схватке на дороге переросло численность всей банды, а история о его внезапном появлении перед караваном заканчивалась избиением столь же несметного количества рашасов.
Дэйн был изумлен тем, что Джода, ведущий себя вызывающе дома и делающий все, чтобы заслужить острую неприязнь, был весьма доволен тем, что живет рядом с легендарными путешественниками из Райфа, и среди сверстников неустанно расхваливал их храбрость. Жестокая шутка отца обернулась выигрышем: теперь Джода внушал даже некоторое благоговение тем, что обучается боевому искусству у самой госпожи Копьеносицы из Райфа.
По ночам Джода выходил во внутренний дворик посмотреть на звезды — не прячась, как ему приходилось это делать, обитая среди собственного народа, — и иногда вместе с ним выходила и Райэнна. Она брала с собой маленький складной телескоп, который Аратак прихватил на базе Содружества, и обучала парня смотреть в него. На девятую ночь отсутствия Драваша и Аратака она показала Джоде, как управляться с телескопом, как наводить фокус. Впервые в своей жизни парень оказался среди людей, которые не видели ничего постыдного в наблюдении за звездами, а он про себя уже сочинил немало историй о звездах.
— Вот эта, — рассказывал он Райэнне, указывая на огромную бело-голубую звезду, сияющую ярче, чем Венера, — называется у меня Огненная, потому что она насылает молнии в бурю. А ночью после грозы она прячется за тучи, чтобы пополнить запас молний; а когда приходит время грозы, она скидывает с себя покрывало и стряхивает со своих ожерелий молнии.
Ничего другого не оставалось, как помогать Райэнне в обучении Джоды и таким образом тоже тренироваться. Он неторопливо обучал Джоду несложным катам. Снова и снова заставлял он повторять парня изящные танцевальные движения, пытаясь подавить нарастающее раздражение от бесконечных жалоб и злобных замечаний маленького нахала. Марш не сомневался, что работа пошла бы быстрее, если бы ему действительно нравился этот малый.
Тем не менее Дэйн относился к поставленной задаче добросовестно, и постепенно стали проглядывать некоторые результаты, и медленное повторение движений уже демонстрировало переход от неуклюжести к грации. Ему уже не раз приходилось видеть на Земле чудо, когда дисциплина медленно через мускулы впитывалась в мозг, создавая гармонию из хаоса и превращая в единое целое тело и ум.
Конечно, занимался он с парнем и фехтованием, но тут возникла другая проблема. Техника владения короткой саблей, которой пользовались аборигены, значительно отличалась от той, которую применял Дэйн при владении двуручным самурайским мечом. И он пожалел, что так и не удосужился изучить технику владения более коротким самурайским мечом ваказаши, но из соревнований, которые он видел на Земле, он запомнил, что эта техника сродни технике владения шашкой.
А когда-то — еще до увлечения японскими боевыми искусствами — он занимался фехтованием на саблях и рапирах и теперь пытался адаптировать свой прошлый опыт к обучению Джоды.
Разумеется, современный «венгерский» стиль фехтования на саблях, основанный на способности бойца движениями пальцев манипулировать клинком, был совершенно неприменим для имеющей определенный вес короткой сабли аборигенов; этот стиль годился для демонстрации и, может быть, спортивных поединков, но в схватке не на жизнь, а на смерть Дэйн бы не стал на него полагаться.
Но Дэйну повезло, и он большую часть года провел под руководством опытного мастера, представителя старой итальянской школы, — маленького человечка, похожего на гнома, чья реакция оставалась молниеносной и после пятидесяти лет увлечения фехтованием. Старик Алессандро обучил его старому стилю с коварными глубокими выпадами, которые учитель называл мулине, оставшимися еще с тех времен, когда кавалерийская сабля была важным видом боевого вооружения.
Итак, каждый день Дэйн и Джода брали деревянные изогнутые сабли и, выйдя во внутренний дворик, начинали колошматить ими друг друга. И раз или два, к огорчению Дэйна, еще только начавшего обретать былую форму, Джода удивил его. Выяснилось, что отец Джоды весьма неплохо обучил сына владению саблей. И парень знал, что с ней делать. Но нетерпеливое и яростное желание отца сделать из него настоящего задиру путем интенсивного обучения лишь добавило Джоде страха и неуверенности, сродни заиканию.
Даже сейчас каждый раз, когда Джода делал неверное движение, он замирал и съеживался, словно ожидая удара от Дэйна, а когда тот лишь спокойно делал ему замечание, парень огрызался и отпускал саркастические замечания. Иногда, приходя в отчаяние, Марш подумывал, уж не провоцирует ли его парень; порой ему казалось, что мысль о взбучке не столь уж и плоха, если надо убедить Джоду в том, что он находится во власти Дэйна. Если уж парень убежден, что уважать надо только сильнейшего, что ж, Марш был готов показать ему, кто тут хозяин положения. И лишь откровенная слабость Джоды удерживала Дэйна от исполнения заветного желания — свернуть маленькому мерзавцу шею…
Но Дэйн понимал и то, что если сорвется, то лишь подтвердит давнюю уверенность Джоды в том, что мир полон жестокости, и потому землянин продолжал оставаться терпеливым и не повышал голоса. Марш со стыдом ощущал, что получил бы удовольствие от избиения этого парня, но если бы дело дошло до взбучки, то это лишь распалило бы в парне уязвленное самолюбие. Потому Дэйн сдерживался и даже не отвечал колкостью на колкость. Пожалуй, это общение было самым тяжелым испытанием за всю жизнь Марша.
Кроме того, выяснилась и положительная сторона общения. Дэйн перенял от Джоды кое-что из бельсарийского стиля ведения боя, и это, вероятно, могло пригодиться.
Вот все, чем им с Райэнной приходилось заниматься в доме, который не нуждался в охране, пока Аратак и Драваш предавались любовным утехам!
И если после всего этого, думал Дэйн, кто-нибудь из них еще хоть раз выскажется по поводу ненадежности обезьяноподобных, он свернет шею, а то и две! Пусть теперь поговорят о том, что надо заниматься делом, не обращая внимания на секс!
А Джода, судя по отдельным его высказываниям и взглядам, начал проявлять признаки нормального уважения к учителю. И неудивительно: как понял Дэйн из обрывков подслушанных разговоров в доме и на рынке, землянин здесь уже заслужил определенную репутацию. Количество убитых им бандитов в той схватке на дороге переросло численность всей банды, а история о его внезапном появлении перед караваном заканчивалась избиением столь же несметного количества рашасов.
Дэйн был изумлен тем, что Джода, ведущий себя вызывающе дома и делающий все, чтобы заслужить острую неприязнь, был весьма доволен тем, что живет рядом с легендарными путешественниками из Райфа, и среди сверстников неустанно расхваливал их храбрость. Жестокая шутка отца обернулась выигрышем: теперь Джода внушал даже некоторое благоговение тем, что обучается боевому искусству у самой госпожи Копьеносицы из Райфа.
По ночам Джода выходил во внутренний дворик посмотреть на звезды — не прячась, как ему приходилось это делать, обитая среди собственного народа, — и иногда вместе с ним выходила и Райэнна. Она брала с собой маленький складной телескоп, который Аратак прихватил на базе Содружества, и обучала парня смотреть в него. На девятую ночь отсутствия Драваша и Аратака она показала Джоде, как управляться с телескопом, как наводить фокус. Впервые в своей жизни парень оказался среди людей, которые не видели ничего постыдного в наблюдении за звездами, а он про себя уже сочинил немало историй о звездах.
— Вот эта, — рассказывал он Райэнне, указывая на огромную бело-голубую звезду, сияющую ярче, чем Венера, — называется у меня Огненная, потому что она насылает молнии в бурю. А ночью после грозы она прячется за тучи, чтобы пополнить запас молний; а когда приходит время грозы, она скидывает с себя покрывало и стряхивает со своих ожерелий молнии.