Старуха (Вану). Нашу бедняжку Шен Де никогда больше не найдут.
   Ван. Да, только боги могут открыть истину.
   Полицейский. Тише! Суд идет.
   Входят три бога в судейских тогах. Пока они идут вдоль рампы к своим
   местам, слышно, как они шепчутся.
   Третий бог. Все выйдет наружу. Документы очень плохо подделаны.
   Второй бог. И людям покажется подозрительным, что у судьи внезапно расстроился желудок.
   Первый бог. Нет, это естественно, ведь он съел полгуся.
   Шин. Новые судьи!
   Ван. И очень хорошие!
   Третий бог, идущий последним, слышит его слова, оборачивается и улыбается ему. Боги садятся. Первый бог ударяет молоточком по столу. Полицейский
   вводит Шой Да. Его встречают свистками, но он держится надменно.
   Полицейский. Приготовьтесь к неожиданности. Это не судья Фу И-чен. Однако новые судьи, по-видимому, тоже очень снисходительны.
   Увидев богов, Шой Да падает в обморок.
   Молодая проститутка. Что такое? Табачный король упал в обморок.
   Невестка. Да, при виде новых судей!
   Ван. Выходит, он знает их! Странно!
   Первый бог (открывает заседание). Вы крупный торговец табаком Шой Да?
   Шой Да (очень слабым голосом). Да.
   Первый бог. Поступила жалоба, что вы устранили свою кузину, мадемуазель Шен Де, чтобы завладеть ее лавкой. Признаете ли вы себя виновным?
   Шой Да. Нет.
   Первый бог (перелистывая дело). Заслушаем прежде всего показания полицейского того квартала относительно репутации обвиняемого и репутации его кузины.
   Полицейский (выходит вперед). Мадемуазель Шен Де охотно угождала всем людям. Как говорится, жила и давала жить другим. Господин Шой Да, напротив, человек с принципами. Добросердечие кузины иногда вынуждало его прибегать к суровым мерам. Однако, в противоположность девушке, он всегда придерживался закона, ваша милость. Он разоблачил людей, которым его кузина доверчиво предоставила убежище, как воровскую шайку, а в другом случае в последний момент удержал Шен Де от лжесвидетельства. Господин Шой Да известен мне как почтенный и почитающий законы гражданин.
   Первый бог. Есть ли тут и другие люди, которые готовы свидетельствовать, что обвиняемый не мог совершить преступление, которое ему приписывают?
   Выходят вперед господин Шу Фу и домовладелица.
   Полицейский (шепчет богам). Господин Шу Фу, очень влиятельный господин!
   Господин Шу Фу. Господин Шой Да считается в городе уважаемым дельцом. Он второй председатель торговой палаты; в квартале, где он живет, его собираются выдвинуть на должность мирового судьи.
   Ван (кричит). Вы собираетесь! Вы обделываете с ним дела.
   Полицейский (шепотом). Злонамеренный субъект!
   Домовладелица. Как председательница попечительского общества я хотела бы довести до сведения суда, что господин Шой Да не только намеревается подарить множеству рабочих своей табачной фабрики самые лучшие помещения, светлые и просторные, но постоянно делал пожертвования приюту для инвалидов.
   Полицейский (шепчет). Госпожа Ми Дзю, близкая приятельница судьи Фу И-чена!
   Первый бог. Да, да, но теперь мы должны также заслушать, не скажет ли кто-нибудь что-либо менее похвальное об обвиняемом.
   Выходят вперед Ван, столяр, пожилая чета, безработный, невестка,
   молодая проститутка.
   Полицейский. Подонки квартала. Первый бог. Что вам известно о поведении Шой Да?
   Возгласы. Он разорил нас!
   - Он вымогал у меня!
   - Сманивал на дурные дела!
   - Эксплуатировал беспомощных!
   - Лгал!
   - Обманывал!
   - Убивал!
   Первый бог. Обвиняемый, что вы можете на это ответить?
   Шой Да. Я ничего не сделал, кроме того, что спас от разорения мою кузину, ваша милость. Я приезжал только тогда, когда появлялась опасность, что она может потерять свою маленькую лавку. Мне пришлось приезжать трижды. И ни разу я не собирался оставаться здесь. Обстоятельства сложились так, что в последний раз я задержался. Все это время я был погружен в заботы. Моя кузина была любима здесь, а мне пришлось выполнять черную работу. Поэтому меня ненавидят.
   Невестка. И поделом! Возьмите хотя бы нашего мальчика, ваша милость. (Шой Да.) Я не стану уже говорить о мешках.
   Шой Да. Почему бы нет? Почему бы нет?
   Невестка (богам). Шен Де дала нам пристанище, а он велел арестовать нас.
   Шой Да. Вы воровали пироги!
   Невестка. Можно подумать, что он заботился о булочнике! Он хотел захватить лавку.
   Шой Да. Лавка не ночлежка. Вы думали только о себе!
   Невестка. Нам некуда было деваться!
   Шой Да. Вас было слишком много!
   Ван. А эти? (Указывает на обоих стариков.) Они тоже думали только о себе?
   Старик. Мы вложили наши сбережения в лавку Шен Де. Почему ты лишил нас нашей лавки?
   Шой Да. Потому что моя кузина хотела помочь летать одному летчику. Я должен был раздобыть деньги!
   Ван. Этого, может быть, хотела она, ты же искал выгоды! Одной лавки тебе было мало.
   Шой Да. Плата за помещение оказалась слишком высокой!
   Шин. Это я могу подтвердить.
   Шой Да. А моя кузина ничего не смыслила в делах.
   Шин. И это я могу подтвердить! Не говоря уже о том, что она была влюблена в летчика.
   Шой Да. Разве она не имела права любить?
   Ван. Конечно! Но ты заставлял ее выйти замуж за нелюбимого человека, за этого цирюльника!
   Шой Да. Человек, которого она любила, оказался подлецом.
   Ван. Этот? (Показывает на Суна.)
   Сун (вскакивает). И потому, что он подлец, ты взял его в свою контору!
   Шой Да. Чтоб исправить тебя! Чтоб исправить тебя!
   Невестка. Чтоб сделать его понукальщиком!
   Ван. А когда он исправился, разве ты не продал его вот этой? (Указывает на домовладелицу.) Она повсюду раструбила об этом!
   Шой Да. Она только тогда соглашалась дать мне помещение, когда он гладил ее колени!
   Домовладелица (оскорбленная). Ложь! Не смейте говорить мне о помещении! Никаких дел с вами, - убийца!
   Сун (решительно). Ваша милость, я должен сказать кое-что в его пользу.
   Невестка. Разумеется, должен. Ведь ты служишь у него.
   Безработный. Такого свирепого понукальщика я еще не видывал. Он совсем осатанел.
   Сун. Ваша милость, что бы там обвиняемый ни сделал из меня, он не убийца. За несколько минут до его ареста я слышал голос Шен Де из комнаты позади лавки.
   Первый бог (быстро). Значит, она жива? Скажи нам точно, что ты слышал!
   Сун (торжествующе). Плач, ваша милость, плач!
   Третий бог. И ты ее узнал?
   Сун. Безусловно. Разве я мог не узнать ее голос?
   Господин Шу Фу. Да, ты достаточно часто заставлял ее плакать.
   Сун. И все-таки я сделал ее счастливой. Но потом он (указывая на Шой Да) решил продать ее тебе.
   Шой Да (Суну). Потому что ты ее не любил!
   Ван. Нет, не потому. Ради денег!
   Шой Да. Но для чего были нужны деньги? (Суну.) Ты требовал, чтобы она пожертвовала всеми своими друзьями, а цирюльник предложил свои дома и деньги, чтобы помочь беднякам. И для того, чтобы она могла делать добро, я должен был устроить ее помолвку с цирюльником.
   Ван. Почему же ты не допустил ее делать добро, когда был подписан крупный чек? Почему ты послал друзей Шен Де в грязные парильни твоей фабрики, табачный король?
   Шой Да. Это было сделано ради ребенка!
   Столяр. А мои дети? Что ты сделал с моими детьми?
   Шой Да молчит.
   Ван. Теперь ты молчишь. Боги дали Шен Де лавку, как маленький источник добра. И она всегда старалась делать добро, а затем приходил ты и все уничтожал.
   Шой Да (вне себя). Потому что иначе источник иссяк бы, дурак.
   Шин. Это верно, ваша милость!
   Ван. Что пользы в источнике, если из него нельзя черпать?
   Шой Да. Добрые дела приносят разорение!
   Ван (яростно). А злые дела приносят благополучие, да? Что ты сделал с доброй Шен Де, злой ты человек? Много ли добрых людей можно еще найти, мудрейшие? А она была добрая! Когда вон тот сломал мне руку, она обещала быть моим свидетелем. А сейчас я свидетельствую в ее пользу. Она была добрая, клянусь в этом. (Поднимает руку для присяги.)
   Третий бог. Что у тебя с рукой, водонос? Она не сгибается.
   Ван (показывает на Шой Да). И в этом виноват он, только он. Она хотела дать мне денег на лечение, но пришел он. Ты был ее смертельным врагом!
   Шой Да. Я был ее единственным другом!
   Все. Где она?
   Шой Да. Уехала.
   Ван. Куда?
   Шой Да. Не скажу!
   Все. Но почему она должна была уехать?
   Шой Да (кричит). Потому что иначе вы бы ее растерзали!
   Внезапно наступает тишина.
   (Падает на стул.) Я больше не могу. Я хочу все открыть. Пусть очистят зал и останутся одни судьи, и я скажу.
   Все. Он сознается! Он уличен!
   Первый бог (ударяет молоточком по столу). Очистить зал!
   Полицейский очищает зал.
   Шин (смеется, уходя). Вот удивятся!
   Шой Да. Ушли? Все? Я не могу больше молчать. Я узнал вас, мудрейшие!
   Второй бог. Что ты сделал с нашим добрым человеком из Сычуани?
   Шой Да. Позвольте же мне сознаться в ужасающей правде, ваш добрый человек - я! (Снимает маску и срывает одежду. Перед судом стоит Шен Де.)
   Второй бог. Шен Де!
   Шен Де. Да, это я. Шой Да и Шен Де - они оба - это я.
   Ваш единодушный приказ
   Быть хорошей и, однако, жить,
   Как молния, рассек меня на две половины.
   Не знаю почему, но я не могла
   Быть одновременно доброй к себе и другим.
   Помогать и себе и другим было слишком трудно.
   Ах, ваш мир жесток! Слишком много нужды.
   Слишком много отчаяния!
   Протягиваешь руку бедняку, а он вырывает ее!
   Помогаешь пропащему человеку - и пропадаешь
   сам!
   Кто не ест мяса - умирает. Как же я могла не
   стать злой.
   Откуда мне было взять все, что надо?
   Только из самой себя.
   А это значило - погибнуть.
   Груз добрых намерений вгонял меня в землю,
   Зато, когда я совершала несправедливость,
   Я ела хорошее мясо и становилась сильной.
   Наверно, есть какая-то фальшь в вашем мире.
   Почему Зло в цене, а Добро в опале?
   Ах, мне так хотелось счастья,
   И к тому же было во мне тайное знанье,
   Так как моя приемная мать купала меня в канаве.
   От этого у меня зрение стало острее,
   Но состраданье терзало меня.
   Я видела нищету, и волчий гнев охватывал меня,
   И я чувствовала, что преображаюсь,
   Рот мой превращался в пасть,
   А слова во рту были как зола.
   И все же я охотно стала бы ангелом предместий.
   Дарить - было моим наслаждением.
   Я видела счастливое лицо - и чувствовала себя на
   седьмом небе.
   Проклинайте меня:
   Но должна сказать вам
   Все преступления я совершила,
   Помогая своим соседям,
   Любя своего любимого
   И спасая от нужды своего сыночка.
   Я - маленький человек и была слишком мала
   Для ваших великих планов, боги.
   Первый бог (видно, что он охвачен ужасом). Замолчи, несчастная! Каково нам это слушать, ведь мы так рады, что нашли тебя!
   Шен Де. Но должна же я сказать вам, что я и есть тот злой человек, о преступлениях которого вам здесь стало известно.
   Первый бог. Тот добрый человек, о котором все говорили только доброе!
   Шен Де. Нет, также и злой!
   Первый бог. Это недоразумение! Несколько несчастных случаев. Какие-то соседи, лишенные сердца! Просто перестарались!
   Второй бог. Но как же ей жить дальше?
   Первый бог. Она будет жить! Она сильная и крепкая и может вынести многое.
   Второй бог. Но разве ты не слышал, что она сказала?
   Первый бог (горячо). Путано, все очень путано! Невероятно, очень невероятно! Неужели нам признать, что наши заповеди убийственны? Неужели нам отказаться от них? (Упрямо.) Нет, никогда! Признать, что мир должен быть изменен? Как? Кем? Нет, все в порядке. (Быстро ударяет молоточком по столу.)
   И вот по его знаку раздается музыка.
   Вспыхивает розовый свет.
   Пора нам возвратиться. Мы очень привязались
   К этому миру. Его радости и печали
   То ободряли, то огорчали нас.
   И все же там, над звездами, с радостью
   Мы вспомним о тебе, Шен Де!
   О добром человеке, не забывшем наши заветы
   Здесь, внизу,
   Несущем светильник сквозь холодную тьму.
   Прощай, будь счастлива!
   По его знаку раскрывается потолок. Опускается розовое облако. Боги очень
   медленно поднимаются на нем вверх.
   Шен Де. О, не уходите, мудрейшие! Не покидайте меня! Как мне смотреть в глаза добрым старикам, потерявшим свою лавку, и водоносу с искалеченной рукой? Как защитить себя от цирюльника, которого я не люблю, и от Суна, которого люблю? И чрево мое благословенно, скоро появится на свет мой маленький сын и захочет есть. Я не могу остаться здесь! (Как затравленная, смотрит на дверь, в которую войдут ее мучители.)
   Первый бог. Сможешь. Старайся быть доброй, и все будет хорошо!
   Входят свидетели. Они с удивлением видят плывущих на розовом облаке судей.
   Ван. Боги явились нам! Окажите им почет! Три высших бога пришли в Сычуань, чтобы найти доброго человека. Они нашли его, но...
   Первый бог. Никаких "но"! Вот он!
   Все. Шен Де!
   Первый бог. Она не погибла, она была только спрятана. Среди вас остается добрый человек!
   Шен Де. Но мне нужен двоюродный брат!
   Первый бог. Только не слишком часто!
   Шен Де. Хотя бы раз в неделю!
   Первый бог. Достаточно раз в месяц!
   Шен Де. О, не удаляйтесь, мудрейшие! Я еще не все сказала! Вы мне так нужны!
   Боги (поют).
   ТЕРЦЕТ ИСЧЕЗАЮЩИХ НА ОБЛАКЕ БОГОВ
   Мы не можем, к сожаленью,
   Оставаться больше здесь,
   Быстролетное мгновение
   Вот и срок земной наш весь.
   Чтобы женщины чудесной,
   Как виденье, не вспугнуть,
   Мы - бесплотны, вы - телесны,
   И у нас особый путь.
   На земле вас покидаем,
   В никуда мы улетаем.
   Шен Де. Помогите!
   Боги.
   Мы поиски на этом завершаем
   И в небеса немедля улетаем.
   Так славься же отныне и вовек,
   Из Сычуани добрый человек!
   Между тем как Шен Де в отчаянии простирает к ним руки, они, улыбаясь и
   кивая, исчезают вверху.
   ЭПИЛОГ
   Перед занавесом появляется актер и, обращаясь к публике, произносит
   заключительный монолог.
   Актер.
   О публика почтенная моя!
   Конец - неважный. Это знаю я.
   В руках у нас прекраснейшая сказка
   Вдруг получила горькую развязку.
   Опущен занавес, а мы стоим в смущенье
   Не обрели вопросы разрешенья.
   От вас вполне зависим мы притом:
   За развлеченьем вы пришли в наш дом.
   Провал нас ждет - без вашей похвалы!
   Так в чем же дело? Что мы - не смелы?
   Трусливы? Иль в искусстве ищем выгод?
   Ведь должен быть какой-то верный выход?
   За деньги не придумаешь - какой!
   Другой герой? А если мир - другой?
   А может, здесь нужны другие боги?
   Иль вовсе без богов?
   Молчу в тревоге.
   Так помогите нам! Беду поправьте
   И мысль и разум свой сюда направьте.
   Попробуйте для доброго найти
   К хорошему - хорошие пути.
   Плохой конец - заранее отброшен.
   Он должен,
   должен,
   должен быть хорошим!
   КОММЕНТАРИИ
   Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
   Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
   ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ СЫЧУАНИ
   (Der gute Mensch von Sezuan)
   На русский язык пьеса была переведена Е. Ионовой и Ю. Юзовским (стихи в переводе Бориса Слуцкого) и впервые напечатана в журнале "Иностранная литература", 1957, Э 2.
   Над пьесой-параболой о добром человеке Б. Брехт работал в общей сложности на протяжении двенадцати лет. Первоначальный замысел относится к 1930 г. - в то время пьеса должна была называться "Товар любовь" ("Die Ware Liebe" - по-немецки это сочетание носит двусмысленный характер, оно может быть понято на слух и как "Истинная любовь"). В 1939 г. в Дании Брехт вернулся к старому наброску, содержавшему пять сцен. В мае 1939 г. в Лидинге (Швеция) был закончен первый вариант. Два месяца спустя, в июле, Брехт начал переделывать первую сцену, - последовала коренная переработка текста всей пьесы. Через год драматург вернулся к ней, надеясь завершить работу в апреле 1940 г. Но 11 июня он записал в дневнике: "В который раз я вместе с Гретой слово за слово - пересматриваю текст "Доброго человека из Сычуани". В августе Брехт начинает сомневаться в центральной пружине своей драмы: достаточно ли ясно он показал, "как легко девушке быть доброй, и как ей трудно - быть злой". Еще полгода спустя были написаны последние стихи, вошедшие в текст пьесы: "Песня о дыме", "Песня о восьмом слоне", "Терцет богов, улетающих на облаке". И все-таки Брехт не считал работу завершенной. "Нельзя быть уверенным, что пьеса готова, пока ее не испробуешь на театре", - замечал он. Наконец, в апреле 1941 г. Брехт, уже в Финляндии, констатировал, что пьеса завершена.
   По словам Брехта, толчок к написанию пьесы он получил, прочитав заметку в газете.
   В основном Брехт сохранил первоначально задуманный сюжет, но объективировал рассказ водоноса, превратив его объяснения в сказочное драматическое действие. Таким образом, пьеса первоначально задуманная как бытовая драма, приобрела форму драматической легенды, фантастической пьесы-параболы. Анекдотическое происшествие в Сычуани Брехт драматургически обработал, представив его как бы с точки зрения водоноса Вана. Для правильного восприятия параболы зритель должен усвоить эту наивно-поэтическую точку зрения.
   Первая постановка состоялась 4 февраля 1943 г. в Цюрихе (Швейцария). Режиссер - Леонгард Штеккель, художник - Тео Отто. Некоторое время спустя пьесу поставил другой швейцарский театр в Базеле, премьера 10 марта 1944 г. Режиссер - Леонгард Штеккель, художник - Эдуард Гунцингер, композитор - Фрю. Роль Шен Де исполняла Фридль Вальд. Только через восемь с лишним лет спектаклем во Франкфурте-на-Майне началась история немецкого "Доброго человека" (премьера 16 ноября 1952 г.). Спектакль был поставлен режиссером Гарри Буквицей как драматическая сказка, художник - тот же Тео Отто, который участвовал в создании цюрихского спектакля. Отто установил на подмостках несколько высоких красных шестов, по которым скользили плетеные квадратные циновки, они ограничивали разнообразные сценические площадки. В роли Шен Де с успехом выступила Сольвейг Томас, Вана играл Отто Роувель, Ян Суна - Арно Ассман, цирюльника - Эрнствальтер Митульски. Театральная критика, отмечая художественную целостность спектакля и своеобразную трактовку ряда ролей, в частности Вана-философа и зловеще-комического цирюльника, признала франкфуртский спектакль одним из значительнейших театральных событий за послевоенные годы.
   Наиболее известны спектакли других театров Западной Германии:
   Вупперталь, 1955 г. Режиссер - Франц Рейхерт, художник - Ганна Иордан. В ролях: Шен Де - Зигрид Маркард, Вана - Хорст Тапперт. Боги и цирюльник в этом спектакле были в масках.
   Шлезвиг, 1955 г. - спектакль, патронируемый, как ни странно, Евангелической академией. Режиссер - Хорст Гнеков, художник - Рудольф Сойка. В роли Шен Де - Ильзелоре Мене.
   Ганновер, 1955 г. Режиссер - Курт Эрхардт, художник - Эрнст Руфер. В роли Шен Де - Марилена фон Бетман. В последнем спектакле критика отмечала известную эклектичность оформления (сочетание условной бамбуковой панорамы с натуралистической водосточной трубой, где спит водонос Ван) и небрехтовскую игру Бетман, которая так естественно проникалась ласковой добротой Шен Де, что не могла перейти к суровости двоюродного брата.
   Событием в театральной жизни Германии явилась нашумевшая постановка "Доброго человека" в мюнхенском театре "Каммершпиле", премьера состоялась 30 июня 1955 г. Режиссер спектакля - Ганс Швейкарт (критик В. Кияулейн зло писал в "Мюнхенер Меркур", что Швейкарт был так растроган происходившим на сцене, что порой забывал двигать действие дальше), художники - Каспар Неер, в оформлении которого сочетались лиризм и обнаженная условность (в глубине сцены - крыши домов, над которыми плавали стилизованные облака, - и несущее богов облако, спускавшееся с колосников на открытых зрителю толстых канатах), и Лизелотта Эрлер (костюмы). Роль Шен Де исполняла Эрни Вильгельми, Ян Суна - Арно Ассман (игравший ту же роль во Франкфурте), матери Ян Суна - известная актриса Тереза Ризе, одна из лучших исполнительница роли мамаши Кураж, Вана - в то время уже семидесятилетний Пауль Бильдт (это была одна из последних и лучших ролей крупного немецкого актера, умершего в 1957 г.). Постановку консультировал Брехт (см. сообщение газеты "Abendzeitung" от 3 апреля 1955 г.), прибывший в Мюнхен вместе с Еленой Вайгель. В прессе вокруг спектакля вспыхнула полемика: "Munchener Merkur" осуждала "агитационный" характер брехтовской драматургии и постановки "Каммершпиле", другие газеты опровергали эту предвзятую точку зрения, отмечали высокую поэтичность пьесы-параболы, проникновенную игру Эрни Вильгельми ("Frankfurter Allgemeine", 5 июня) и работу режиссера и художника ("Bayerisches Yolksecho", 8 июля).
   Первой постановкой в ГДР был спектакль "Фолькстеатра" в г. Ростоке (апрель 1956 г.), поставленный учеником Брехта Бенно Бессоном в аскетическом оформлении Вилли Шредера, с участием Кете Рейхель в роли Шен Де. Критика отмечала, что в качестве Шой Да она была несколько гротескна, напоминала Чаплина, но девушку играла с потрясающей сердечностью ("Deutsche Kommentare", Штуттгарт, 1956, 26 мая). Успех ее объясняли не только тем, что она прошла брехтовскую школу актерского искусства, но и глубоким лиризмом исполнения ("Nazionalzeitung", Базель, 8 июня). "Берлинский ансамбль" поставил "Доброго человека" уже после смерти Брехта. Режиссер - Бенно Бессон, художник - Карл фон Аппен, с участием той же Кете Рейхель. В этом спектакле (премьера 5 сентября 1957 г.) была подчеркнута социальная сущность драмы - так, в картине табачной фабрики вся сцена была забрана высокой тюремной решеткой. Спектакль в Лейпциге (1957-1958 гг., режиссер - Артур Йопп, художник - Бернгард Шредер, в роли Шен Де - Гизела Морген) был выдержан в стиле условного театра и пользовался значительным успехом. С 1956 по 1962 г. пьеса была поставлена в десяти театрах ГДР.
   Большую сценическую историю "Добрый человек" имеет и за пределами Германии. Еще за три года до франкфуртской постановки состоялся спектакль, поставленный американскими студентами "Кернеджи колледж оф файн артс" в Питсбурге (1949 г., перевод Э. Бентлея, режиссер - Лоуренс Kappa). За ним последовали студенческие постановки в университетах Миннесоты и Иллинойса. Большую известность приобрел нью-йоркский спектакль в театре "Феникс" (1957 г., художник - Тео Отто) с Утой Гаген в главной роли (по отзыву критика, она "уловила плакатный характер роли и только после исчезновения богов дала волю чувствам"). В декорациях того же Тео Отто пьеса шла в Лондоне в 1956 г. Режиссер - Джордж Девайн. В роли Шен Де - Пегги Ашкрофт. Блестящим - по единодушной оценке прогрессивной критики - был спектакль миланского "Пикколо Театро". Премьера в феврале 1958 г. Режиссер - знаменитый Джордже Штрелер, художник - Лучиано Домиани. Исполнительница главной роли - Валентина Фортуната, в роли Вана - Моретти. В этом спектакле сцена была почти совсем пустой, лишь некоторые намеки на дом или дерево заменяли декорации, и боги, спускавшиеся на облаке, были разодеты в яркие шелковые одежды, как театральные генералы, с длинными белыми бородами (см. рецензию Г. Зингера в "Frankfurter Allgemeine" от 28 февраля 1958 г.).
   Во Франции "Добрый человек" был впервые показан гастролировавшим в Париже театром "Хакамери" из Тель-Авива (Израиль) на языке иврит (1957-1958). Позднее, в 1960 г., в Париже пьесу поставил Национальный Народный театр (ТИП). Премьера состоялась в декабре. Перевод Женевьевы Серро и Жанны Стерн.
   Режиссер - Андре Штейгер под руководством Жана Вилара, художник - Андре Аккар. Исполнители - Мишель Надаль (Шен Де) Морис Гарель (Ян Сун), Жиль Леже (Ван), Этот спектакль стал рубежом в истории одного из лучших театров Франции. В программе, выпущенной театром, каждая сцена сопровождалась моралью. Например, к сцене VIII: "Почему не возвыситься над другими, если они гнут спину?" или к сцене X, последней: "Если мир несправедлив, единственное, что справедливо - это изменить его". Пресса единодушно отмечала значительность пьесы и спектакля. Критик газеты "Lettres francaises" от 1 декабря 1960 г. писал: "...Андре Штейгер со всем возможным тщанием выявил для зрителя истинный смысл пьесы и сумел найти средства выражения, максимально близкие к тем, которые Брехт считал лучшими для исполнения его драматургии. Штейгер сделал это с глубоким пониманием, стремясь не копировать, не подражать, не механически применять готовые рецепты, но найти самый дух брехтовской эстетики". Жан-Альбер Картье в "Beaux-Arts" от 20 января 1961 г. писал: "Андре Аккар выдержал декорации и костюмы в замечательной коричневой гамме. В успехе спектакля его доля велика".
   В качестве одного из последних ярких сценических воплощений "Доброго человека" следует назвать спектакль, поставленный на сцене Института изучения театрального искусства при Нью-Йоркском университете (премьера-10 марта 1963 г.) под руководством Герта Веймана, бывшего прежде ассистентом таких мастеров немецкого театра, как Г. Грюндгенс и Б. Барлог. В ролях с успехом выступили: Шен Де - Диана Барт и Натали Росс, Вана - Дэвид Фрэнк и Эрик Таварес, Ян Суна - Билл Бергер и Фрэнк Савино.
   В странах народной демократии (Будапешт, Варшава, Белград, Люблян) пьесу "Добрый человек" играли многочисленные театральные коллективы.
   Наиболее значительной из советских постановок "Доброго человека" был спектакль Ленинградского академического театра им. Пушкина. Премьера - июнь 1962 г., русский текст Ю. Юзовского и Е. Ионовой, стихи в переводе Е. Эткинда. Режиссер - Р. Суслэвич, художница - С. Юнович. Роль Шен Де исполняла Н. Мамаева, которая, по единодушному мнению рецензентов, нашла точный, лаконичный рисунок своей роли и с большой естественностью переходила от доброй Шен Де к жестокому Шой Да. Н. Песочинская в статье "Два человека из Сычуани" отмечала: "Все сценическое поведение Н. Мамаевой построено на том, что актриса последовательно ставит перед зрителем вопрос за вопросом, заставляя глубоко раздумывать над их решением... Поражает великолепная пластика, точный и экономный отбор сценических средств. Детали в игре Мамаевой (и тогда, когда перед нами ласковая Шен Де, и когда решительный и наглый Шой Да) нигде не заслоняют типического, главного. Чувство жизненной правды нигде не изменяет артистке" ("Ленинградская правда", 1962, 21 августа). Режиссер и актриса нашли интересное решение для исполнения песен. Успехом пользовались также артисты Г. Колосов (Шу Фу), Е. Карякина (домовладелица Ми Дзю), В. Таренков (Ван), А. Волгин (Ян Сун), Е. Медведева (госпожа Ян Сун), В. Ковель (вдова Шин), В. Янцат, К. Адашевский, Г. Соловьев (боги), Ю. Свирин (столяр Лин То),
   Работа режиссера и художника была отмечена как достижение советской театральной культуры. "В спектакле "Добрый человек из Сычуани", - писала Р. Беньяш, - есть своя последовательность и цельность. Она особенно проявилась в облике спектакля. Талантливые декорации С. Юнович радуют органическим соответствием природе произведения и строгим благородством замысла. На сцене ничего лишнего. Рогожи и простые неструганные доски. Экономный, но точный по настроению цвет. Одинокое голое дерево, обрывок облака на приглушенном фоне. Безошибочно выверенная симметрия, создающая ощущение непредвзятой правды. И вот на сцене возникает до странности необжитый, недобрый мир, где человек, жаждущий делать добро, вынужден покупать это право содеянным злом. Один из самых трагических парадоксов Брехта" ("Известия", 1962, 3 октября).
   В Академическом театре русской драмы Латвийской ССР им. Яна Райниса (Рига) "Добрый человек" был поставлен режиссером П. Петерсоном в 1960 г. Отмечая ряд достоинств спектакля, критики указывали на стремление его авторов к внешним эффектам, противопоказанным Брехту. Не по-брехтовски здесь трактовались и "сонги": "...исполнитель роли жениха вкладывал в песню чувство отчаявшегося, все потерявшего человека. Он сжимал кулаки, вращал зрачками, бросался на землю, его стоны шли из самой глубины души, он как бы требовал, чтобы зрители сочувствовали ему, ибо ему не удалось ограбить Шен Де и ее благожелателей. Все это - резкое расхождение с Брехтом..." (А. Лацис, Б. Райх, Советский театр и наследие Брехта. - "Литература и жизнь", 1960, 25 сентября).
   В 1963 г. пьеса была поставлена в Москве театральным училищем им. Б. В. Щукина. Режиссер - Ю. Любимов. Спектакль пользуется большим успехом. В нем соединилось вдумчивое и уважительное отношение к сценическим принципам Брехта с вахтанговской традицией яркой полуимпровизационной зрелищности. Правда, в отдельных случаях - например, в трактовке роли цирюльника Шу Фу эта зрелищность сказывалась во внешних эффектах, не соотнесенных с концепцией спектакля в целом.
   Константин Симонов в статье "Вдохновение юности" ("Правда", 1963, 8 декабря) писал: "...молодой коллектив выпускников театрального училища под руководством ставившего этот спектакль Юрия Любимова создал спектакль высокий, поэтический, талантливый по актерскому исполнению и великолепно ритмичный, сделанный в этом смысле в лучших традициях вахтанговцев".
   Е. Эткинд