Посетитель (у стойки). Хозяйка!
   Копецка отдает Швейку пакет и торопится обслужить гостя. В этот момент слышен шум подъезжающей грузовой машины. Вслед за этим в трактир входят
   эсэсовцы во главе с шарфюрером Буллингером.
   Буллингер (Швейку). Ваша экономка сказала правду, вы действительно тут. (Эсэсовцам.) Расчистить место! (Швейку, в то время как эсэсовцы оттесняют других гостей.) Отвечай, сволочь, где шпиц?
   Швейк. Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, в газете было, что шпица украли. Вам не приходилось читать?
   Буллингер. Так. Ты начинаешь дерзить?
   Швейк. Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, никоим образом. Я хотел только напомнить сам, что нужно внимательнее читать газеты, не то что-нибудь упустите и не успеете принять меры.
   Буллингер. Не знаю, почему я все вожусь с тобой, с моей стороны это просто какое-то извращение, кажется, мне просто хочется посмотреть, как далеко такой тип, как ты, может зайти в игре со смертью.
   Швейк. Именно, господин шарфюрер. И еще потому, что вы хотите получить песика.
   Буллингер. Ты признаешь, что послал мне письмо, в котором требовал, чтобы я заплатил тебе двести крон за шпица?
   Швейк. Господин шарфюрер, я подтверждаю, что я хотел получить двести крон, ведь если бы собаку не украли, я имел бы большие издержки.
   Буллингер. Мы с тобой еще побеседуем на эту тему в гестапо! (Эсэсовцам.) Обыокать весь трактир, нет ли где шпица!
   Один из эсэсовцев уходит. Слышен грохот опрокинутой мебели, треск ломаемых
   предметов и т. д.
   Швейк (ожидает с философическим спокойствием, держа сверток под мышкой; внезапно). Тут у нас отличная сливовица.
   Один из эсэсовцев, проходя, толкает человека маленького роста. Тот, пятясь, успевает наступить на ногу даме и сказать "прошу прощения", на эти слова оборачивается эсэсовец, ударяет его дубинкой и по знаку Буллингера выволакивает его. Вслед за этим из задней комнаты эсэсовец выводит пани
   Копецку.
   Эсэсовец. Обыскал весь дом. Собаки нет.
   Буллингер (Копецкой). Вот, значит, что такое ваш невинный трактир опасное осиное гнездо подрывной деятельности. Ну так я его выжгу.
   Швейк. Конечно, господин шарфюрер, хайль Гитлер! А то мы можем распоясаться, начать дерзить, нарушать предписания. Пани Копецка, вы должны так вести дело, чтобы все было яснее-ясного, как вода в проточном пруду, как сказал капеллан Вейвода, когда он...
   Буллингер. Замолчи, сволочь! Я, наверно, заберу тебя с собой, а вашу лавочку прикрою, госпожа Копецка.
   Бретшнейдер (который только что появился в дверях). Господин шарфюрер, можно вас на пару слов с глазу на глаз?
   Буллингер. Не представляю себе, о чем бы я мог беседовать с вами. Вы отлично знаете, какого я о вас мнения.
   Бретшнейдер. Речь идет о новой информации насчет местонахождения исчезнувшей собаки господина Войты. Эту информацию мы получили в гестапо, она должна вас явно заинтересовать, господин шарфюрер Буллингер.
   Оба отходят в угол и начинают отчаянно жестикулировать. Похоже, что Бретшнейдер уверяет Буллингера в том, что собака у него, - Буллингер же словно негодующе восклицает: "У меня?" Пани Копецка невозмутимо возвращается к своим стаканам и перетирает их. Швейк стоит безучастно, но исполнен дружелюбия. К несчастью, Балоун предпринимает энергичную попытку получить свой сверток. По его знаку, один из посетителей берет сверток у Швейка и передает дальше. Сверток попадает в руки Балоуна, и тот начинает торопливо разворачивать его. Странствия свертка привлекли внимание одного из
   эсэсовцев.
   Эсэсовец. Эй, что там у вас такое? (В два прыжка оказывается возле Балоуна, отнимает сверток и вручает его Буллингеру.) Господин шарфюрер, этот сверток только что был контрабандой переправлен одному из посетителей, вон тому, смотрите!
   Буллингер (разворачивает сверток). Мясо! Владелец, два шага вперед!
   Эсэсовец (Балоуну). Эй, вы там! Вы вскрыли сверток.
   Балоун (растерявшись). Его мне подбросили. Он мне не принадлежит.
   Буллингер. Ах, он вам не принадлежит, вот как? Итак, видимо, это мясо ничье? (Вдруг зарычал.) Почему же вы его развернули в таком случае?
   Швейк (так как Балоун не может придумать никого ответа). Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, этот болван ни в чем не виноват, он и не стал бы развертывать и смотреть, если бы мясо ему принадлежало, он ведь знал бы, что в свертке.
   Буллингер {Балоуну). От кого ты его получил?
   Эсэсовец (так как Балоун снова не отвечает). Сперва я заметил, как этот гость (показывает на гостя) передал пакет дальше.
   Буллингер. Откуда ты его получил?
   Гость (жалобно). Его мне подбросили, не имею понятия кто.
   Буллингер. Этот трактир, видимо филиал черного рынка. (Бретшнейдеру.) За хозяйку вы готовы были дать руку на отсечение, если я не ошибаюсь, не так ли, господин Бретшнейдер?
   Копецка (выступая вперед). Господа, трактир "У чаши" не филиал черного рынка.
   Буллингер. Ах вот как? (Бьет ее по лицу.) Я вам покажу, свинья чешская!
   Бретшнейдер (взволнованно). Я вынужден просить вас бездоказательно не осуждать госпожу Копецку, я знаю, что она не имеет никакого отношения к политике.
   Копецка (очень бледная). Вы не смеете меня бить.
   Буллингер. Как? Вы смеете мне противоречить? (Бьет ее снова.) Увести!
   Копецка хочет броситься на Буллингера, эсэсовец бьет ее по голове,
   Бретшнейдер (наклоняясь над Копецкой, упавшей на пол). Вы за это еще ответите, Буллингер. Вам не удастся отвлечь внимание от истории с собакой пана Войты.
   Швейк (выступая вперед). Осмелюсь доложить, я все объясню. Сверток этот не принадлежит никому из здешних посетителей. Я знаю это потому, что я сам положил его здесь.
   Буллингер. Значит, это ты!
   Швейк. Сверток принадлежит одному господину, он дал мне его подержать и ушел, сказал, что идет в отхожее место. Господин этот среднего роста, блондин, с бородой.
   Буллингер (изумленный таким наглым враньем). Ты что, слабоумный?
   Швейк (серьезно смотрит ему в глаза). Как я вам уже однажды объяснил именно так. Соответствующая комиссия официально признала меня идиотом. В связи с этим обстоятельством меня освободили от отбывания добровольной трудовой повинности.
   Буллингер. Ну а для торговли из-под полы ты достаточно умен, не так ли? Ты еще поймешь у нас в гестапо, что тебе ничегошеньки не поможет, хоть бы у тебя было сто таких свидетельств!
   Швейк (мягко). Осмелюсь доложить, господин шарфюрер, что я это ясно понимаю, что мне ничего не поможет, вся беда в том, что я с малолетства попадаю в такие истории, хотя у меня при этом наилучшие намерения, и мне всегда хочется сделать то, чего от меня требуют. Например, в Грослотау я помогал супруге школьного сторожа развешивать белье. Если бы вы пожелали выйти со мной в сени, я бы рассказал вам, что из этого вышло! Я угодил в спекуляцию, как Понтий Пилат в Евангелие.
   Буллингер (уставившись на него). Я вообще не понимаю, почему я тебя слушаю, и теперь и прежде. Должно быть, потому, что я еще никогда не видывал такого преступника и смотрю на него как завороженный.
   Швейк. Это примерно так, как если бы вы вдруг увидали льва на Карловой улице, где они обычно не водятся, или как в Хотеборе один почтальон застал свою супругу с дворником и заколол ее. Он сразу пошел в полицейский участок, чтобы донести на себя, и, когда они спросили его, что он сделал после убийства, заявил, что, выйдя из дому увидел на углу совершенно голого человека, так что полицейские решили, что он спятил, и отпустили его, но через два месяца после этого выяснилось, что в ту самую пору из тамошнего сумасшедшего дома убежал один псих и так и разгуливал в чем мать родила, а ОБИ и не поверили почтальону, хотя это была истинная правда.
   Буллингер (с удивлением). Я все еще тебя слушаю, никак не могу оторваться. Я знаю - у вас на уме, что Третья империя просуществует еще годик или десять годиков, но мы будем держаться не меньше десяти тысяч лет. Ну чего ты вылупился, остолоп?
   Швейк. Ну, это уж слишком, как сказал пономарь, когда женился на трактирщице, а она на ночь вынула челюсть изо рта и положила в стакан с водой.
   Буллингер. Мочишься ты желтым или зеленым?
   Швейк (приветливо). Осмелюсь доложить, желтым с прозеленью, господин шарфюрер.
   Буллингер. Хватит. Сейчас ты последуешь за мной, хотя бы некоторые господа (показывает на Бретшнейдера) готовы были дать за тебя не только руку, но даже ногу на отсечение.
   Швейк. Так точно, господин шарфюрер, должен быть порядок. Торговля из-под полы - это зло, и она не прекратится, пока все не исчезнет. Тогда сразу наступит полнейший порядок, что - я неправ?
   Буллингер. И все-таки мы еще разыщем собаку! (Уходит со свертком под мышкой.)
   Эсэсовцы хватают Швейка и уводят с собой.
   Швейк (уходя, добродушно). Надеюсь только, что вы не разочаруетесь в песике. А то с некоторыми клиентами случается, что собака, на которой они были помешаны и ради которой были готовы на все, быстро перестает им нравиться.
   Бретшнейдер (Копецкой, которая пришла в себя). Госпожа Копецка, вы стали жертвой отдельных конфликтов между отдельными органами, больше я ничего не скажу. Однако вы находитесь под моей защитой, я скоро вернусь, и мы с вами обсудим с глазу на глаз создавшееся положение. (Уходит.)
   Копецка (шатаясь, возвращается к стойке, обматывает окровавленный лоб посудным полотенцем). Кому-нибудь пива?
   Кати (смотрит на котелок Швейка, который все еще висит над его столиком). Они даже не позволили ему захватить с собой котелок!
   Посетитель. Живым он от них уже не уйдет.
   Робко входит молодой Прохазка. Вне себя смотрит на окровавленную
   повязку Копецкой.
   Молодой Прохазка. Кто это вас так, пани Копецка? Я видел, как эсэсовцы отсюда уезжали. Это они?
   Посетители. Они огрели ее дубинкой по голове, они сказали, что это заведение - черный рынок.
   - Даже пан Бретшнейдер из гестапо вступился за нее, а не то бы ее тоже посадили.
   - Однако одного пана они увели отсюда.
   Копецка. Пан Прохазка, вам нечего делать в моем трактире. Здесь бывают только истинные чехи.
   Молодой Прохазка. Поверьте мне, пани Анна, я за это время много перестрадал и многое понял. Неужели я уже не должен надеяться, что смогу загладить свою вину? (Под ледяным взглядом Копецкой съеживается и, совершенно раздавленный, исчезает.)
   Кати. Они тоже очень нервничают, эти эсэсовцы, а знаете почему? Вчера одного из них выловили из Влтавы с дырой в левом боку.
   Анна. Они немало чехов пошвыряли в реку.
   Посетитель. Все потому, что на востоке у них дело дрянь.
   Первый посетитель (Балоуну). Тот, кого они увели, не ваш приятель?
   Балоун (обливается слезами). Я во всем виноват. И все из-за моей прожорливости. Сколько уже раз я молил деву Марию, чтобы она дала мне сил и как-нибудь сократила бы мой желудок, что ли, но ничего мне не помогает, ничего! Лучшего моего друга я втянул в такое дело, что, может быть, они его расстреляют этой же ночью, а если нет, его счастье, тогда значит, они его на рассвете пустят в расход.
   Копецка (ставит ему рюмку сливовицы). Пейте. Слезами горю не поможешь.
   Балоун. Господь бог за все вам воздаст. Вас я разлучил с вашим обожателем, лучшего вы не найдете, но и он слабый человек. Если бы я дал клятву, о которой вы меня просили, все бы выглядело далеко не так безнадежно. Если бы я сейчас мог дать эту клятву - но могу ли я дать ее? Натощак? (Великий боже, что с нами будет?
   Один из гостей бросает монетку в щель пианолы. В машине зажигается свет, на
   ее крышке появляется луна над Влтавой, торжественно несущей свои воды.
   Копецка (полощет стаканы и поет "Песню о Влтаве").
   Течет наша Влтава, мосты омывает,
   Лежат три монарха в червивых гробах.
   Порою величье непрочным бывает,
   А малая малость растет на глазах.
   Двенадцать часов длится темная темень,
   Но светлое утро нам явит свой лик.
   И новое время, всевластное Время
   Сметает кровавые планы владык.
   Течет наша Влтава, мосты омывает,
   Лежат три монарха в червивых гробах.
   Порою величье непрочным бывает,
   А малая малость растет на глазах.
   ИНТЕРМЕДИЯ В ВЫСШИХ СФЕРАХ
   Гитлер и генерал фон Бок, по прозвищу "Душегуб", перед картой Советского
   Союза. Оба сверхъестественных размеров. Воинственная музыка.
   Фон Бок.
   Мой фюрер, ведем мы войну на востоке,
   Где наши потери в танках, пушках и самолетах
   весьма жестоки.
   Прикажете доложить о людских потерях? Нужно
   ль? Едва ли!
   Поскольку солдаты меня душегубом прозвали.
   Играем ва-банк мы - признаться надо,
   И все же не можем взять Сталинграда!
   Гитлер.
   Господин генерал фон Бок,
   Неужели вам невдомек,
   Немцам я обещал, что возьму Сталинград и победу
   им в дар принесу.
   Фон Бок.
   Господин Гитлер, зима на носу.
   Эти восточные области - настоящее царство мороза.
   Промедление смерти подобно, в нем таится угроза!
   Гитлер.
   Господин фон Бок, я телами народов Европы
   заткну всех проломов следы.
   Маленький человек вызволит меня из беды.
   Господин фон Бок, не оставляйте меня
   наедине с судьбой...
   Фон Бок.
   Ну, а резервы...
   Гитлер.
   Я обеспечу, само собой.
   VII
   Камера в военной тюрьме, где чешские заключенные ожидают решения относительно их годности к военной службе. Среди них Швейк. Обнаженные до пояса, они ожидают своей участи, симулируя всяческие болезни. Один из них,
   например, лежит на полу, вытянувшись как умирающий.
   Человек, согнувшийся в три погибели. Я связался с моим адвокатом и получил очень успокоительные сведения. Они не могут заткнуть нас в легион добровольцев, если только мы сами этого не пожелаем. Это противозаконное мероприятие.
   Человек с костылями. Чего же вы это так согнулись, если вам не угрожает военная служба?
   Согнувшийся. Просто так, на всякий случай.
   Человек с костылями издевательски посмеивается.
   Умирающий. Они не посмеют, ведь мы инвалиды. Они и так знают, что их "е больно-то любят.
   Близорукий (торжествуя). В Амстердаме, говорят, идет один немецкий офицер но так называемому Грахту, по улице вдоль канала, он уже нервничает, все это происходит в одиннадцатом часу ночи, и спрашивает он, значит, у одного голландца, который час. Тот смотрит на него мрачно и отвечает только: "Мои стоят". Офицер нахмурился, пошел дальше, обратился к другому, а тот сразу сказал, опередив вопрос, что он оставил часы дома. Говорят, этот офицер застрелился.
   Умирающий. Просто не выдержал презрения.
   Швейк. Но чаще, чем себя, они застреливают других. Во Врослове одного трактирщика обманула жена с его родным братом, так он наказал эту парочку презрением, и ничем больше. Он положил ее трико, которое обнаружил в повозке, принадлежавшей брату, на ночной столик и думал, что она сгорит со стыда. А они, это жена с братом, объявили его невменяемым в окружном суде, продали все его хозяйство и укатили вместе. Только вот в чем он был прав жена его призналась одной своей подруге, что ей действительно стыдно, что она берет с собой мужнее зимнее пальто.
   Согнувшийся. За что это вы сюда угодили?
   Швейк. За торговлю из-под полы. Они могли меня попросту расстрелять, но гестаповцам я понадобился как свидетель против эсэсовцев. Словом, я имел некоторую выгоду от раздора между большими господами. Они обратили внимание на то, что мне повезло с фамилией, вот оно как, потому что я Швейк через "е", вот если бы я был Швайк - через "а", - я был бы немецкого происхождения, и тут-то бы меня и призвали.
   С костылями. Они уже забирают в армию даже из тюрьмы.
   Согнувшийся. Но только лиц немецкого происхождения.
   С костылями. Или тех, кто добровольно немецкого происхождения, как, скажем, этот вот господин.
   Согнувшийся. Одна надежда на инвалидность.
   Близорукий. Я близорук, военных званий не различаю и не могу отдавать честь.
   Швейк. Тогда вас можно заткнуть в батарею слухачей, которая докладывает о вражеских самолетах, а если вы слепы, это даже к лучшему, у слепцов развивается особенно острый слух. Вот один мужик в Соце, например, выколол своей собаке глаза, чтобы она лучше слышала, так что вы тоже найдете себе применение.
   Близорукий (в отчаянии). Я знаю одного трубочиста в Бревнове, он вам за десять крон может устроить такую лихорадку, что вы прямиком выпрыгнете в окошко.
   Согнувшийся. Это пустяки, вот в Вршовицах есть одна повивальная бабка, так она за двадцать крон устроит вам такой вывих, что вы до скончания дней калекой останетесь.
   С костылями. Мне устроили вывих за пять крон.
   Умирающий. Ну а мне ничего платить не надо было. У меня самая доподлинная ущемленная грыжа.
   С костылями. Они вас положат на операцию в госпиталь, в Панкраце, и что вы тогда запоете?
   Швейк (веселым голосом). Послушать вас, так можно подумать, что вам вовсе и не хочется на войну, которая ведется для защиты цивилизации от большевизма.
   Входит солдат и возится с парашей.
   Солдат. Вы снова парашу обделали. Вам надо еще научиться испражняться, свиньи вы, свиньи!
   Швейк. Вот у нас как раз зашла речь о большевизме. Знаете ли вы, что такое большевизм? Это верный союзник Уолл-стрита по заговору, которым руководит еврей Розенфельд, засевший в Белом доме, - вот они и решили добиться нашей гибели.
   Солдат продолжает возиться с ведром, он хочет выслушать все до конца,
   поэтому Швейк терпеливо продолжает.
   Швейк. Но они еще нас плохо знают. Вы слыхали, что совершил канонир Ябурек из Перемышля в первую мировую войну, когда мы еще с царем воевали? (Поет.)
   Он в расчете был второй
   И сражался как герой,
   Он в расчете был второй
   И сражался как герой.
   Два снаряда прилетело,
   Руки вырвало из тела,
   Но герой стоять остался,
   По-геройски он сражался!
   Он в расчете был второй
   И сражался как герой,
   Он в расчете был второй
   И сражался как герой!
   Русские воюют только потому, что должны воевать. У них нет сельского хозяйства, потому что они выкорчевали крупных помещиков, и их промышленность пришла в упадок из-за бессмысленной уравниловки и еще потому, что рассудительные рабочие выражают недовольство слишком крупными директорскими окладами. Короче говоря, ничего там нет, и, как только мы все это завоюем, американцы придут к шапочному разбору. Верно я говорю?
   Солдат. Заткни глотку. Болтать здесь не положено. (Уходит злой, уносит парашу.)
   Умирающий. По-моему, вы шпик.
   Швейк (весело). Да что вы, никогда! Я просто постоянно слушаю немецкое радио. И вам бы следовало слушать почаще, это очень мило.
   Умирающий. Стыд и срам, а вовсе не очень мило!
   Швейк (уверенно). Нет, это очень поучительно.
   Близорукий. Нечего им еще лезть в задницу.
   Швейк (поучающе). Не говорите. Это великое искусство. Иные мелкие твари были бы очень довольны, если бы им удалось таким путем подольститься к тигру. Тогда тигру уже их не достать и можно чувствовать себя в относительной безопасности, но вот беда: трудновато влезть.
   Согнувшийся. Только не говорите таких пошлостей - противно видеть, как чехи все чернят.
   Швейк. Так однажды Ярослав Ванек сказал чахоточному лотошнику. Трактирщик в "Лебеде", в Будейовицах, долговязый тип, налил ему только половину, и заморыш ничего на это не сказал, а Ванек возьми ему и брякни: "Как вы можете терпеть такое, вы становитесь соучастником". Ну лотошник и смазал Ванека разок по морде, только и всего. А теперь я позвоню, чтобы они поторапливались там со своей войной, у меня время тоже не краденое... (Встает.)
   Толстячок (до сих пор сидевший в стороне от других). Вы не позвоните.
   Швейк. А почему бы и нет?
   Толстячок (непререкаемо). Потому что война и так достаточно быстро идет.
   Умирающий. Вот именно. А вас за что замели?
   Толстячок. За то, что у меня украли собаку.
   Швейк (заинтересованно). Не шпица ли?
   Толстячок. Откуда вы это знаете?
   Швейк. Бьюсь об заклад, что ваша фамилия - Войта. Очень рад, что встретил вас тут. (Протягивает ему руку.)
   Толстячок не обращает на это внимания.
   Я Швейк, это имя вам, по всей вероятности, ничего не говорит, но вы можете пожать мою руку, бьюсь об заклад, что вы уже больше не друг немцев, раз вы сидите здесь.
   Толстячок. Я, по показаниям моей служанки, обвинил эсэсовцев в том, что они похитили мою собачку, достаточно этого, да?
   Швейк. Более чем достаточно. У нас в Будейовицах был один учитель, так вот один ученик, которому он здорово досадил, обвинил его в том, что он во время богослужения под звуки органа положил себе газету на пульт. Он был очень религиозный человек, и жена его страдала оттого, что он запрещал ей носить короткие платья, но церковники его до того замордовали и замучили своими придирками, что он заявил под конец, что не верит теперь даже в брак в Кане Галилейской. Либо вы двинетесь в поход на Кавказ, либо покажете Гитлеру дулю - как сказал хозяин "Лебедя", все зависит от того, кто кому на голову нагадит.
   Толстячок. Если ваша фамилия Швейк, то я должен сообщить вам, что, когда меня привели к воротам тюрьмы, ко мне подбежал какой-то молодой человек. Он успел шепнуть мне: "Спросите о пане Швейке", а потом они отомкнули ворота. Он, наверно, еще стоит там, внизу.
   Швейк. Сейчас посмотрю. Я ждал, что утром перед тюрьмой обязательно соберется небольшая кучка людей, хозяйка "Чаши" и, пожалуй, еще один здоровенный толстяк, и будут они ждать пана Швейка, и напрасно. Подсадите меня. (Подходит к окошечку камеры и взбирается на спину человека с костылями, чтобы посмотреть на улицу.) Это Прохазка. Он едва ли увидит меня. Дайте мне костыли. (Берет костыли и размахивает ими. По-видимому, Прохазка увидел его, и Швейк объясняется с ним размашистыми жестами. Он как бы изображает крупных размеров человека с бородой - Балоуна - и как бы кладет что-то в рот, а потом как бы держит нечто под мышкой. Затем он спрыгивает со спины человека с костылями.) Вы, наверно, удивлены, что это я делаю. Тут у нас состоялся молчаливый сговор, ради которого он, собственно, и пришел. Я всегда подозревал, что он порядочный человек. Я только повторял то, что он делал, чтобы он увидел, что я все понял. Он, видно, хотел, чтобы я с легкой душой отправился в русский поход.
   Снаружи доносится команда, потом топот марширующих ног, затем начинает
   играть музыка. Это марш "Хорст Вессель".
   Умирающий. Что там стряслось? Вам было что-нибудь видно?
   Швейк. У ворот целая куча народу, должно быть, батальон уходит.
   Согнувшийся. Какая отвратительная музыка.
   Швейк. Я нахожу ее очень красивой, ведь она такая печальная и в то же время с шиком.
   С костылями. Скоро мы будем слышать ее еще чаще. Они играют "Хорст Вессель" где только могут. Этот марш сочинил один из ихних прихвостней. Хотел бы я знать, что означают слова.
   Толстячок. Могу вам перевести:
   Под знаменем сплоченными рядами
   Штурмовики идут по мостовой.
   Погибшие друзья уже не маршируют с нами,
   Но с нами вместе дух их боевой.
   Швейк. Я знаю и другой текст, так мы пели в нашем трактире. (Поет под музыку военного оркестра таким образом, что припев ложится на основную мелодию, а предшествующие припеву строфы - на барабанный бой, перемежающий мелодию.)
   Телки под музыку
   Шествуют сдуру,
   На барабан
   Отдают свою шкуру.
   Зовет мясник. С закрытыми глазами
   Скотина прет по крепкой мостовой.
   Погибшие скоты уже не с нами,
   Навозный дух их с нами, как живой!
   Подняли руки они
   После расправы,
   Руки еще пусты,
   Хотя и кровавы!
   Зовет мясник. С закрытыми глазами
   Скотина прет по крепкой мостовой.
   Погибшие скоты уже не с нами,
   Навозный дух их с нами, как живой.
   Веют с трестами крючкастыми
   Флаги.
   Эти крючки для тебя,
   Для бедняги!
   Зовет мясник. С закрытыми глазами
   Скотина прет по крепкой мостовой.
   Погибшие скоты уже не с нами,
   Но с нами вместе дух их боевой.
   Другие заключенные подхватывают припев начиная со второй строфы. В конце
   песни дверь камеры открывается и появляется немецкий военный врач.
   Военный врач. Как хорошо, что вы так весело распеваете. Вам, вероятно, приятно будет узнать, что я считаю вас достаточно здоровыми для того, чтобы вас можно было взять в германскую армию. Вот мы вас и возьмем. Немедленно встать и надеть рубашки. На подготовку к маршу - десять минут. (Уходит.)
   Заключенные, совершенно подавленные, натягивают рубашки.
   Согнувшийся. Без медицинского осмотра - это совершенно противозаконно.
   Умирающий. У меня рак желудка, я могу это доказать.
   Швейк (обращаясь к толстячку). Они заткнут нас в разные воинские части, чтобы мы не были вместе и не подложили им свинью. Итак, прощайте, пан Войта, меня очень обрадовала наша встреча, и до свиданья в трактире "У чаши" в шесть часов вечера после войны. (Тронутый до слез, трясет руку Войты и, когда двери камеры снова открываются, выходит первый, строевым шагом.) Хайтлер! Вперед, на Москву!
   VIII
   Спустя несколько недель. В глубине зимних русских степей марширует бравый солдат Гитлера - Швейк. Он ищет свою часть, находящуюся в районе
   Сталинграда. Швейк закутан во множество одежек, ему холодно.
   Швейк (поет).
   Как вошли мы в Яромыр,
   Были мы простужены.
   Тем не менее как раз
   Мы поспели к ужину.
   Немецкий патруль задерживает его.
   Первый солдат. Стой! Пароль!
   Швейк. Окончательная победа. Не можете ли вы мне сказать, как дойти до Сталинграда? Я по несчастной случайности отбился от своей маршевой роты и шагаю уже целый день.