Страница:
Хозяин. Правильно. Ты доверяешь мне, Симона? Да? Так слушай внимательно. Тот, с кем мы будем сейчас говорить, это враг. Это же большая разница, понимаешь? Он будет задавать много вопросов. Но ты будешь отвечать только то, что полезно для Сен-Мартена и для французов. Это очень просто, верно?
Симона. Да, мсье. Но я не хочу говорить неправду.
Хозяин. Я понимаю. Ты не хочешь говорить неправду. Даже врагу. Хорошо. Я преклоняюсь. Прошу тебя только об одном: не говори ничего. Предоставь это нам. Предоставь это мне. (Почти в слезах.) Я буду стоять за тебя до конца, ты это знаешь. Мы все стоим за тебя. Мы французы.
Симона. Да, мсье.
Хозяин берет Симону за руку и идет с ней в отель.
Морис. Она плохо читала свою книжку.
IV
Суд
А
ЧЕТВЕРТЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР
(Ночь с 21 на 22 июня)
Нестройная музыка. Во дворе стоят немецкий капитан в латах и Симона в обличье Орлеанской девы, окруженная солдатами в черных кольчугах с красными свастиками; один из них, в котором можно узнать денщика немецкого капитана,
держит знамя со свастикой.
Немецкий капитан. Теперь ты в наших руках, Жанна д'Арк. Ты будешь предана верховному суду, который решит, почему ты должна быть приговорена к смертной казни на костре.
Все уходят, кроме Симоны и знаменосца.
Симона. Что это за суд?
Знаменосец. Особенный. Это духовный суд.
Симона. Я ни в чем не буду признаваться.
Знаменосец. Очень хорошо, но заседание, кажется, уже кончилось.
Симона. Разве человека можно приговорить, прежде чем его допросят?
Знаменосец. Да, разумеется.
Из отеля выходят по одному участники заседания, идут через двор к воротам.
Дядюшка Густав (проходя через двор, Терезе), К смертной казни! В ее-то возрасте!
Тереза. Да, кто бы мог этого ждать еще позавчера?
Симона (дергая ее за рукав). Что, сам Гитлер тоже там?
Тереза ее как будто не замечает, она уходит вместе с дядюшкой Густавом. Родители Симоны идут через двор; отец в форме, мать в черном.
Мадам Машар (всхлипывая). Еще совсем маленькой она была такая своевольная. Точь-в-точь как ее брат. Это ужасный удар для мсье Машара. И в его положении, как служителя мэрии! Какой позор!
Оба уходят. Братья Морис и Робер идут через двор.
Робер. Она была недурна.
Морис. Особенно в голубом платье с рюшками.
Симона (дергает Робера за рукав). Вы видели суд?
Робер (небрежно, на ходу). Да, конечно.
Симона. Я тоже его увижу?
Робер. Само собой. Судьи еще выйдут сюда, чтобы преломить над тобой жезл.
Оба уходят.
Громкий голос. Прекратить шум! Очистить место! Сейчас будет произнесен приговор над Орлеанской девой, вынесенный духовным судом в лице епископов и кардиналов в Руане. Первым делом будет преломлен жезл над девой.
Из дверей отеля выходит первый судья в пышной кардинальской мантии. Он держит перед лицом требник, так что его нельзя узнать, и пересекает двор. Останавливается перед чугунным треножником, отворачивается и закрывает требник. Потом достает из рукава палочку, торжественно преломляет ее и
бросает куски в котел.
Громкий голос. Его святейшество епископ Бовэйский. За освобождение города Орлеана - к смертной казни!
Прежде чем идти дальше, судья равнодушно оглядывается через плечо - это
полковник.
Симона. Господин полковник! Второй судья выходит из дверей отеля и повторяет обряд.
Громкий голос. За освобождение города Орлеана и за то, что орлеанские крысы были накормлены ворованным добром, - к смертной казни!
Второй судья тоже показывает свое лицо - это капитан Фетен.
Симона. Господин капитан!
Третий судья появляется из дверей отеля и повторяет тот же обряд.
Громкий голос. За нападение на Париж и на левый бензин - к смертной казни!
Третий судья - это хозяин.
Симона. Но, мсье Анри, ведь это вы меня приговариваете!
Хозяин делает свой жест беспомощности. Четвертый судья выходит из отеля
и повторяет обряд.
Громкий голос. За объединение всех французов - к смертной казни!.
Четвертый судья держит перед лицом требник с такой судорожной силой, что требник падает у него из рук. Судья поспешно нагибается, чтобы поднять
требник, и при этом показывает свое лицо - это мэр.
Симона. Сам господин мэр! Ах, мсье Шавэ!
Громкий голос. Твои высокие судьи сказали свое слово, Жанна.
Симона. Но они же все французы. (Знаменосцу.) Это ошибка!
Знаменосец. Нет, мадемуазель, суд - французский.
Все четверо судей остановились в воротах.
Мэр. Ты же это знаешь из твоей книжки. Естественно, что дева была приговорена французскими судьями, как полагается: ведь она француженка.
Симона (смущенно). Это верно. Что меня приговорят к смерти, это я знаю из книги. Но я хотела бы знать - за что? Этого я, видите ли, никогда не могла понять до конца.
Мэр (судьям). Она требует судебного процесса.
Капитан Фетен. Но какой же смысл имеет судебный процесс, когда приговор уже вынесен?
Мэр. Ну что ж? По крайней мере будет разбирательство, допрос обвиняемого. Мы поспорим, взвесим...
Полковник. И, взвесив, найдем вину слишком легковесной! (Пожав плечами.) Впрочем, пожалуйста, если вы этого требуете.
Хозяин. Мы, правда, не подготовились к этому...
Они наклоняют головы друг к другу и совещаются шепотом. Дядюшка Густав
вносит стол и ставит на него тарелки и свечи. Судьи садятся за стол.
Дядюшка Густав. Беженцы из спортивного клуба стоят снаружи. Они желают, чтобы им позволили участвовать в судебном процессе.
Хозяин. Невозможно! Я жду маму. Она говорит, что от этих людей воняет.
Капитан Фетен (в глубину сцены). Процесс будет происходить при закрытых дверях. В интересах государства.
Хозяин. А где же материалы следствия? Наверно, потерялись, как все у нас!
Мэр. Где прокурор?
Судьи глядят друг на друга.
Без прокурора это неофициально.
Хозяин. Дядюшка Густав, подайте прокурора из кладовой.
Дядюшка Густав (становится в воротах и кричит на улицу). Высший духовный суд Руана предлагает всякому, кто желает, дать свои показания против девы. Никто не желает? (Повторяет призыв, затем обращается к судьям.) Обвинителем выступит королева-мать Изабо, сторонница изменника герцога Бургундского и исконного врага.
Мадам Супо (выходит из гостиницы в военных доспехах и с привычной любезностью хозяйки гостиницы приветствует судей, которые низко склоняются перед ней). Добрый вечер, капитан. Не вставайте. - Не беспокойтесь. (Через плечо в сторону гостиницы.) Одну Эльзас-Лотарингию для господина капитана. Хорошо прожарить. В каком виде вам приготовить крестьян, коннетабль? Теперь вы довольны обслуживанием, полковник? (Указывает на Симону.) Все было бы спасено, если бы эта Орлеанская дева не помешала переговорам. Все - и Франция и кирпичный завод. Вы слишком слабы, господа. Кто здесь решает церковь или служанка гостиницы? (Начинает бешено вопить.) Я требую, чтобы эта особа за ересь и непослушание, а также за своеволие была немедленно казнена! Головы должны покатиться! Кровь должна течь! Эту деву надо искоренить, утопить в крови! Пусть эта кровь будет для всех примером! (В изнеможении.) Где мои капли?
Капитан Фетен. Подайте стул королеве-матери.
Дядюшка Густав приносит стул.
Хозяин. Тебе не жмет панцирь, мама? Почему, собственно, ты в военных доспехах?
Мадам Супо. Я тоже веду войну.
Хозяин. Какую?
Мадам Супо. Мою войну. Против мятежной девы, которая подстрекает людей в спортивном клубе.
Капитан Фетен (резко). Тсс! (Симоне.) По какому, собственно, праву ты соблазнила французов идти на войну, Жанна?
Симона. Ангел мне повелел, высокочтимый епископ Бовэйский.
Судьи переглядываются.
Хозяин. Ах так? Ангел? Какой ангел?
Симона. Из церкви. Который слева от алтаря.
Капитан Фетен. Никогда не видел.
Мэр (дружески). Как выглядел ангел, Симона? Опиши его.
Симона. Он был очень молод. У него был красивый голос, достопочтенные судьи. Он сказал, что я должна...
Полковник (прерывая ее). Что он сказал, это неинтересно. Каким языком он говорил? Как образованный человек или нет?
Симона. Не знаю. Как обычно говорят.
Капитан Фетен. Ага!
Хозяин. Как был одет этот ангел?
Симона. Очень красиво. Его одежда была из материи, которая в Туре стоит двадцать или тридцать франков за метр.
Капитан Фетен. Правильно ли я тебя понял, Симона, иначе называемая Жанна д'Арк? Этот ангел был не из тех великолепных ангелов, у которых одежда стоит по меньшей мере двести или триста франков за метр?
Симона. Не знаю.
Полковник. А в каком состоянии был его костюм? Очень поношенный?
Симона. У этого ангела раскрошился только один кусочек на рукаве.
Полковник. Ага. Раскрошился кусочек на рукаве. Значит, было похоже, что он носит ту же одежду и на работе? Она была порвана?
Симона. Нет, не порвана.
Капитан Фетен. Но все-таки раскрошился кусочек? И, может быть, рукав в этом месте был разорван на работе. Это, может быть, было незаметно, потому что в этом месте отвалилась краска. Но это же могло быть? А?
Симона молчит.
Полковник. Сказал ли ангел что-нибудь такое, что мог бы сказать человек из высшего сословия? Подумай как следует.
Симона. Он говорил обыкновенные вещи.
Мэр. Походил ли ангел на кого-нибудь из твоих знакомых?
Симона (тихо). На моего брата Андре.
Полковник. На рядового Андре Машара! Господа! Теперь все ясно. Должен признаться: очень интересный ангел!
Мадам Супо. Настоящий кабацкий ангел! Архангел Гавриил из сточной канавы! По крайней мере мы теперь знаем, что кроется за этими "голосами". Они идут из кабаков, из сточных канав.
Симона. Вы не должны бы ругать ангела, достопочтенные епископы и кардиналы.
Хозяин. На странице сто двадцать четвертой твоей книжки ты можешь прочесть, что мы, духовный суд, - высшая власть на земле.
Полковник. Разве ты не понимаешь, что мы, кардиналы Франции, лучше знаем, чего хочет бог, чем какой-нибудь приблудный ангел?
Капитан Фетен. Где бог, Жанна? Внизу или наверху? А откуда взялся твой так называемый ангел? Снизу. Значит, чей он посланник? Бога или, может быть, нечистого духа?
Мадам Супо. Дьявола! Жанна д'Арк, голоса которые ты слышала, исходили от дьявола!
Симона (громко). Нет-нет! Не от дьявола!
Капитан Фетен. Так позови его сюда, твоего ангела. Может быть, он защитит тебя, ты, великая Орлеанская дева! Судебный пристав, исполняй свои обязанности.
Дядюшка Густав (кричит). Высший духовный суд города Руана предлагает безыменному ангелу, который много раз по ночам являлся Орлеанской деве, явиться и дать свои показания.
Симона смотрит на крышу гаража. Крыша пуста. Дядюшка Густав повторяет свой призыв. Симона смотрит, потрясенная, на улыбающихся судей, затем садится на корточки и в смятении начинает бить по земле. Однако ничего не слышно, и
крыша гаража остается пустой.
Симона. Она здесь не звучит. Что случилось? Она не звучит! Французская земля больше не звучит! Она здесь не звучит.
Мадам Супо (подходя к ней). Знаешь ли ты вообще, кто олицетворяет Францию?
Б
Утро 22 июня. На воротах - полуспущенный французский флаг с траурной каймой. Жорж, Робер и дядюшка Густав слушают Мориса, который читает газету, тоже
обведенную траурной рамкой.
Морис. Маршал говорит, что условия перемирия не затрагивают чести Франции.
Дядюшка Густав. Это меня очень утешает.
Moрис. Конечно. Маршал говорит еще, что французский народ должен теперь сплотиться вокруг него, как вокруг отца. Необходимы новая дисциплина и порядок.
Дядюшка Густав. Это уж так и есть. Андре больше не воюет. Ему велели сложить оружие. Теперь ему нужна строгая дисциплина.
Жорж. Хорошо, что Симоны нет.
Из дверей гостиницы выходит только что позавтракавший немецкий капитан без головного убора и портупеи, с сигарой в зубах. Он равнодушно оглядывает присутствующих и медленно идет к воротам. Выглянув наружу, возвращается в
гостиницу.
Дядюшка Густав. Этому было с самого начала неприятно, что дело идет о ребенке.
Жорж. Все-таки странно, что она убежала. Она хотела во что бы то ни стало остаться. Очевидно, что-то напугало ее. Она просто вылезла в окно прачечной.
Из гостиницы появляется, потирая руки, хозяин.
Хозяин. Морис, Робер! Выгружайте ящики с фарфором и серебром. (Понизив голос и озираясь по сторонам.) Кстати, я не буду расспрашивать, не помогал ли кто-нибудь из моего персонала сегодняшнему ночному побегу. Что было, то было. И я даже готов признать, что это, быть может, не самый плохой выход из положения. Особой опасности, конечно, не было. Немцы не людоеды, и ваш хозяин неплохо умеет с ними ладить. Сегодня за завтраком я сказал немецкому капитану: "Это же фарс!" До приказа, после приказа - к чему все это? Ребенок! Чего вы хотите? Может быть, даже не вполне нормальный. Психопатический случай! Танки! Надо их задержать! Все разрушить. И, разумеется, спички. Любимая забава! Политический выпад? Просто детская шалость!
Жорж (глядя на остальных). Что это значит - детская шалость, мсье Анри?
Хозяин. Я и маме так сказал: ребенок!
Жорж. Этот ребенок был здесь в гостинице единственным человеком, который исполнил свой долг. Кроме нее, никто пальцем не шевельнул. И Сен-Мартен этого не забудет, мсье Анри.
Хозяин (нахмурившись). Делайте свое дело. Сгружайте ящики. Я считаю большим счастьем, что дело уладилось. Я уверен, что немецкий капитан недолго будет заниматься розысками Симоны. А теперь - за работу. Это то, в чем нуждается сейчас наша бедная Франция. (Уходит.)
Жорж. Облегчение по всей линии. Она сбежала!
Морис. И, конечно, тут не было ни малейшего патриотизма или чего-нибудь в этом роде. Это было бы очень неприятно. "Немцы не людоеды". Только собрались сделать красивый жест и передать немцам бензин, который скрыли от собственной армии, и вдруг вмешивается чернь и проявляет патриотизм.
В ворота входит мэр. Он бледен и, проходя в гостиницу, не отвечает на
поклоны.
Мэр (оборачиваясь). Стоят часовые в коридоре перед комнатами мадам Супо?
Дядюшка Густав. Нет, мсье Шавэ.
Мэр уходит.
Наверно, он пришел потому, что немцы потребовали очистить спортивный клуб. Если только этого не потребовала сама мадам Супо.
Робер. Новая дисциплина и порядок!
Дядюшка Густав. А что касается Симоны, Морис, то они хотят представить это дело как обычный поджог, потому что иначе страховое общество не заплатит премию. О таких вещах они никогда не забывают.
Под конвоем двух немецких солдат, держащих винтовки с примкнутыми штыками,
в ворота входит Симона.
Жорж. Симона! Что случилось?
Симона (останавливается, очень бледная). Я была в спортивном клубе.
Робер. Ты не бойся. Немцы тебе ничего не сделают.
Симона. Вчера вечером на допросе они сказали, что я должна быть передана французским властям.
Жорж. Почему же ты тогда убежала?
Симона не отвечает: солдаты вталкивают ее в дверь гостиницы.
Морис. Для немцев это дело, значит, еще вовсе не кончено. Мсье Анри ошибается.
В ворота входят мадам и мсье Машар. Он в форме служителя мэрии.
Мадам Машар. Ее уже привели? Это ужасно. Мсье Машар вне себя. Не только потому, что как раз сейчас истекает срок аренды. Нет, мсье Машара убивает позор. Я всегда знала, что этим кончится. Это вечное чтение книг свело ее с ума. А сегодня утром в семь часов раздается стук, и во двор являются немцы. "Господа, - сказала я, - если моя дочь не найдется, значит, она наложила на себя руки. Поджог или не поджог, но она ни за что не бросила бы гостиницу. Хотя бы ради своего брата".
Хозяин (выходя из отеля). Как это все трудно, мадам Машар. Она мне стоила сто тысяч франков. Я уже не считаю, чего это стоило моим нервам!
Из гостиницы выходит мадам Супо. Она крепко держит за локоть упирающуюся Симону и ведет ее через двор к складу. За ними идут мэр и капитан Фетен. Все четверо скрываются в складе. Стоящие во дворе смотрят на них с изумлением.
Мэр (в дверях склада). Машар, идите в спортивный клуб и позаботьтесь о том, чтобы эвакуация проходила спокойно. Объясните им, что немцам понадобилось помещение. (Уходит в склад.)
Мадам Машар. Да, мсье мэр.
Супруги Машар с достоинством удаляются.
Робер. Что они там делают с ней на складе? Что с ней будет, мсье Анри?
Хозяин. Не задавайте столько вопросов. На нас лежит колоссальная ответственность. Один ложный шаг, и отель - фью!
Мадам Супо (возвращается с Симоной из склада, за ними - мэр и капитан Фетен). Господин мэр, я думаю, теперь я доказала вам с полной очевидностью, что она оставила незапертыми погреба с припасами, где находились также и вина высоких марок на сумму пятьдесят тысяч франков. Сколько ящиков там исчезло еще из-за этого, я даже не могу себе представить. Чтобы обмануть меня, она в вашем присутствии отдала мне ключ. (Поворачивается к Симоне.) Симона, я слышала, ты сама таскала в спортивный клуб полные корзины припасов. Что ты за это выручила? Где деньги?
Симона. Я ничего за это не брала, мадам.
Мадам Супо. Не лги. Это еще не все. Когда уезжал мсье Анри, -ему угрожала чернь, потому что прошел слух, что грузовики отправляются. Это ты распространила слух?
Симона. Я сказала об этом господину мэру, мадам.
Мадам Супо. А кто еще был в комнате мэра, когда ты рассказывала? Беженцы?
Симона. Кажется, да.
Мадам Супо. Ах так! "Кажется"! А когда толпа появилась здесь, что ты им посоветовала относительно запасов гостиницы, в которой ты служила?
Симона молчит, не понимая.
Советовала ты им, чтобы они брали все, что хотят, или нет?
Симона. Я уже не помню, мадам.
Мадам Супо. Так.
Мэр. Чего вы, собственно, добиваетесь, мадам?
Мадам Супо. Кто первый получил продукты, Симона? Правильно, твои родители. Они порядочно нахватали.
Робер. Это уж черт знает что! (Мадам Супо.) Вы сами совали Машарам банки с консервами.
Жорж (одновременно). Вы сами отдали припасы в распоряжение господина мэра.
Мэр. Это верно, мадам.
Мадам Супо (невозмутимо, Симоне). Ты вела себя дерзко, нелояльно и своевольно. Поэтому я тебя уволила. Ты ушла, когда я тебе велела?
Симона. Нет, мадам.
Мадам Супо. Вместо этого ты болталась здесь, а затем в отместку за свое увольнение подожгла кирпичный завод, да?
Симона (взволнованно). Но я же сделала это против немцев!
Робер. Это знает весь Сен-Мартен.
Мадам Супо. Ах так? Против немцев? Кто же тебе сказал, что немцы узнают об этом бензине?
Симона. Я слышала, как господин капитан сказал об этом господину мэру.
Мадам Супо. Ага, ты слышала, что мы хотим сообщить о бензине?
Симона. Господин капитан хотел.
Мадам Супо. Значит, ты сожгла бензин только для того, чтобы мы не могли его передать? Вот это я и хотела установить.
Симона (в отчаянии). Я сделала это против врага! Три танка стояли на площади перед мэрией.
Мадам Супо. И это были враги? Или, может быть, твоим врагом был кто-нибудь другой?
В воротах появляются две монахини в сопровождении полицейского.
Мэр. Что тебе здесь надо, Жюль?
Полицейский. Это сестры-надзирательницы из смирительного дома святой Урсулы.
Капитан Фетен. Я от вашего имени телефонировал в святую Урсулу, Шавэ. (Монахиням.) Медам, вот она, Симона Машар.
Мэр. Что вы себе позволяете?
Капитан Фетен. Но ведь не собираетесь же вы, мсье Шавэ, оставить эту Машар на свободе? (Резко.) Наши гости вправе ожидать по меньшей мере, что СенМартен будет очищен от опасных для общества элементов. Боюсь, что вы недостаточно внимательно изучили речь нашего высокочтимого маршала. Франции предстоит пережить время величайших опасностей. Наш долг - уничтожить малейшие зародыши сопротивления, которые так заразительны. Достаточно одного такого пожара в Сен-Мартене, Шавэ.
Морис. Ах так? Значит, всю грязную работу для немцев должны делать мы? И мы это делаем с радостью, а?
Мадам Супо (холодно). Разумеется, для заключения Симоны Машар я выхлопочу санкцию прокурорского надзора в Туре. Симона подожгла кирпичный завод, собственность гостиницы, и сделала это из низких личных побуждений.
Жорж. Симона - и личные побуждения!
Мэр (потрясенный). Вы хотите погубить ребенка?
Робер (угрожающим тоном). Кто же здесь занимается местью?
Хозяин. Не начинайте все сначала, Робер. Она несовершеннолетняя. Она поступает на попечение сестер. Вот и все.
Морис (вне себя). В застенок святой Урсулы!
Симона (вскрикивает). Нет!
Мэр. Симону - в приют святой Урсулы для умалишенных! В это заведение нравственных пыток! В этот ад! Знаете ли вы, что вы обрекаете ее рассудок на верную гибель?
Морис (указывая на зверскую физиономию одной из монахинь). Вы только полюбуйтесь на этих дам!
Лица монахинь остаются невозмутимыми и неподвижными, как маски.
Жорж. Лучше бы вы дали немцам казнить ее!
Cимона (умоляюще). Это ведь там у людей распухает голова и слюна бежит изо рта, господин мэр! Там привязывают к койкам!
Мэр (с силой). Мадам Супо! На суде в Туре я выступлю как свидетель и расскажу, каковы были истинные побуждения этого ребенка. Будь спокойна, Симона, все знают, что ты действовала из патриотических побуждений!
Мадам Супо (взрываясь). А! Маленькая поджигательница в качестве национальной героини - это ваш план? Франция спасена! Франция горит! Вот немецкие танки! И вот Симона Машар, дочь поденщика!
Капитан Фетен. Ваше прошлое, мсье Шавэ, не таково, чтобы судьи новой Франции придавали большое значение вашим свидетельским показаниям. Да и дорога в Тур не слишком надежна для людей вашего пошиба.
Морис (горько). Все ясно: они хотят снять с города Сен-Мартен обвинение в том, что здесь есть французы!
Мадам Супо. Французы? (Хватает Симону за плечи и трясет ее.) Уж не хочешь ли ты поучить нас, как быть патриотами? Род Супо владеет этой гостиницей уже двести лет! (Всем.) Хотите видеть патриота? (Указывает на капитана Фетена.) Вот он! Мы вполне способны сказать вам, когда необходима война и когда лучше мир! Вы хотите сделать что-нибудь для Франции? Отлично! Мы - Франция, понятно?
Капитан Фетен. Вы слишком волнуетесь, Мари. Велите же наконец увезти эту Машар, господин мэр.
Мэр. Я? Мне кажется, вы взяли власть в свои руки.
Симона (в страхе). Не уходите, господин мэр!
Мэр (беспомощно). Выше голову, Симона! (Сломленный, бредет, спотыкаясь, к воротам.)
Мадам Супо (нарушая наступившую тишину). Прекратите этот скандал, Оноре.
Капитан Фетен (полицейскому). Я беру ответственность на себя.
Полицейский хватает Симону.
Симона (тихо, в ужасе). Только не в святую Урсулу!
Робер. Какое свинство! (Хочет броситься на полицейского.)
Морис (удерживает его). Не делай глупостей, Робер. Мы уже не можем помочь ей. У них полиция, у них немцы. Бедная Симона! Слишком много врагов.
Мадам Супо. Симона, забирай свои вещи.
Симона озирается. Ее друзья молчат и смотрят в землю. Она, совсем разбитая,
идет в склад.
(Обращаясь наполовину к персоналу, спокойно, веско.) Этот ребенок не умеет подчиняться и неспособен признавать никакую власть. И наша прискорбная обязанность - воспитать ее в духе дисциплины и порядка.
Симона возвращается с крошечным чемоданчиком, с фартуком через руку;
отдает фартук мадам Супо.
А ну, открой чемодан, чтобы мы видели, что ты берешь с собой!
Хозяин. Нужно ли это, мама?
Одна из монахинь уже открыла чемоданчик. Вынимает книгу Симоны.
Симона. Только не книгу!
Монахиня отдает книгу мадам Супо.
Мадам Супо. Она принадлежит гостинице.
Хозяин. Но я же ей подарил эту книгу!
Мадам Супо. Она ей не принесла пользы. (Симоне.) Симона, простись с персоналом.
Симона. Прощайте, мсье Жорж.
Жорж. Хватит ли у тебя мужества, Симона?
Симона. Конечно, мсье Жорж.
Морис. Смотри береги здоровье!
Симона. Да, Морис.
Жорж. Я не забуду твою двоюродную сестру.
Симона улыбается, взглядывает на крышу гаража. Свет меркнет, вступает музыка, предвещающая появление ангела. Симона глядит на крышу, видит ангела.
Ангел.
Дочь Франции! Не бойся ничего!
Ничто не сломит духа твоего!
Твой враг не вечен! Смерть его близка!
Отсохнет бьющая тебя рука.
Пусть будешь ты одна средь темноты,
Но Франция повсюду там, где ты,
И знай - настанут скоро времена:
Воскреснет Франция, величия полна!
Ангел исчезает, вспыхивает полный свет. Монахини хватают Симону за руки и ведут. Она целует Мориса и Робера. Ее уводят. Все молча смотрят. В воротах
она начинает отчаянно вырываться.
Симона. Нет, нет, я не пойду! Помогите же мне! Только не туда! Андре! Андре!
Ее тащат за ворота.
Мадам Супо. Дай мне мои капли, Анри.
Хозяин (мрачно). Морис, Робер, дядюшка Густав, за работу! Не забывайте, что сейчас мирное время.
Хозяин и капитан Фетен ведут мадам Супо в отель. Морис и Ребер выходят за ворота. Дядюшка Густав выкатывает на двор шину для починки. Жорж осматривает свою больную руку. Небо внезапно начинает краснеть. Дядюшка
Густав указывает на зарево Жоржу. Из отеля выбегает хозяин.
Хозяин. Морис! Робер! Сейчас же узнайте, что там горит! (Скрывается.)
Дядюшка Густав. Это, должно быть, спортивный клуб. Беженцы! Кажется, они кое-чему научились.
Жорж. Машина наверняка еще не доехала до святой Урсулы. Значит, Симона увидит огонь!
КОММЕНТАРИИ
Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
СНЫ СИМОНЫ МАШАР
(Die gesichte der Simone Machard)
Образ Жанны д'Арк, национальной героини Франции, казненной инквизиторами в 1431 г., занимал Б. Брехта на протяжении многих лет. Первая пьеса, создавшая образ "современной Жанны", написана драматургом в '1989-1932 гг. ("Святая Иоанна скотобоен"), двадцать лет спустя Брехт переработал для своего театра радиопьесу Анны Зегерс "Процесс Жанны д'Арк в Руане" (1952). Между этими двумя произведениями была создана пьеса "Сны Симоны Машар", написанная в США в сотрудничестве с Лионом Фейхтвангером. Совместная работа обоих писателей началась в октябре 1942 г. и была окончена в феврале 1943 г. Однако первоначальный замысел относится ж 1940 г., когда Брехт, еще находясь в Финляндии, записал в своем дневнике 7 июня следующий план пьесы: "Юная француженка в Орлеане, которая в отсутствие брата обслуживает бензоколонку, днем и ночью воображает себя Жанной д'Арк. Потому что немцы наступают на Орлеан. Жанна слышит голоса - это голоса народа, это говорят кузнец и крестьянин. Она слушается голосов и спасает Францию от внешнего врага, но гибнет, побежденная врагом внутренним. Суд, выносящий ей приговор, состоит из одних только духовных лиц, настроенных в пользу Англии". Этот план претерпел значительные изменения, но главное зерно его осталось: позднее, уже в Калифорнии, Брехт сформулировал его в другой дневниковой записи так: "Наши социальные обстоятельства таковы, что в войнах между двумя странами не только угнетенные, но и угнетающие слои обеих стран объединены общими интересами. Собственник и разбойник стоят плечом к плечу против тех, кто не признает собственности, - против патриотов".
Симона. Да, мсье. Но я не хочу говорить неправду.
Хозяин. Я понимаю. Ты не хочешь говорить неправду. Даже врагу. Хорошо. Я преклоняюсь. Прошу тебя только об одном: не говори ничего. Предоставь это нам. Предоставь это мне. (Почти в слезах.) Я буду стоять за тебя до конца, ты это знаешь. Мы все стоим за тебя. Мы французы.
Симона. Да, мсье.
Хозяин берет Симону за руку и идет с ней в отель.
Морис. Она плохо читала свою книжку.
IV
Суд
А
ЧЕТВЕРТЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР
(Ночь с 21 на 22 июня)
Нестройная музыка. Во дворе стоят немецкий капитан в латах и Симона в обличье Орлеанской девы, окруженная солдатами в черных кольчугах с красными свастиками; один из них, в котором можно узнать денщика немецкого капитана,
держит знамя со свастикой.
Немецкий капитан. Теперь ты в наших руках, Жанна д'Арк. Ты будешь предана верховному суду, который решит, почему ты должна быть приговорена к смертной казни на костре.
Все уходят, кроме Симоны и знаменосца.
Симона. Что это за суд?
Знаменосец. Особенный. Это духовный суд.
Симона. Я ни в чем не буду признаваться.
Знаменосец. Очень хорошо, но заседание, кажется, уже кончилось.
Симона. Разве человека можно приговорить, прежде чем его допросят?
Знаменосец. Да, разумеется.
Из отеля выходят по одному участники заседания, идут через двор к воротам.
Дядюшка Густав (проходя через двор, Терезе), К смертной казни! В ее-то возрасте!
Тереза. Да, кто бы мог этого ждать еще позавчера?
Симона (дергая ее за рукав). Что, сам Гитлер тоже там?
Тереза ее как будто не замечает, она уходит вместе с дядюшкой Густавом. Родители Симоны идут через двор; отец в форме, мать в черном.
Мадам Машар (всхлипывая). Еще совсем маленькой она была такая своевольная. Точь-в-точь как ее брат. Это ужасный удар для мсье Машара. И в его положении, как служителя мэрии! Какой позор!
Оба уходят. Братья Морис и Робер идут через двор.
Робер. Она была недурна.
Морис. Особенно в голубом платье с рюшками.
Симона (дергает Робера за рукав). Вы видели суд?
Робер (небрежно, на ходу). Да, конечно.
Симона. Я тоже его увижу?
Робер. Само собой. Судьи еще выйдут сюда, чтобы преломить над тобой жезл.
Оба уходят.
Громкий голос. Прекратить шум! Очистить место! Сейчас будет произнесен приговор над Орлеанской девой, вынесенный духовным судом в лице епископов и кардиналов в Руане. Первым делом будет преломлен жезл над девой.
Из дверей отеля выходит первый судья в пышной кардинальской мантии. Он держит перед лицом требник, так что его нельзя узнать, и пересекает двор. Останавливается перед чугунным треножником, отворачивается и закрывает требник. Потом достает из рукава палочку, торжественно преломляет ее и
бросает куски в котел.
Громкий голос. Его святейшество епископ Бовэйский. За освобождение города Орлеана - к смертной казни!
Прежде чем идти дальше, судья равнодушно оглядывается через плечо - это
полковник.
Симона. Господин полковник! Второй судья выходит из дверей отеля и повторяет обряд.
Громкий голос. За освобождение города Орлеана и за то, что орлеанские крысы были накормлены ворованным добром, - к смертной казни!
Второй судья тоже показывает свое лицо - это капитан Фетен.
Симона. Господин капитан!
Третий судья появляется из дверей отеля и повторяет тот же обряд.
Громкий голос. За нападение на Париж и на левый бензин - к смертной казни!
Третий судья - это хозяин.
Симона. Но, мсье Анри, ведь это вы меня приговариваете!
Хозяин делает свой жест беспомощности. Четвертый судья выходит из отеля
и повторяет обряд.
Громкий голос. За объединение всех французов - к смертной казни!.
Четвертый судья держит перед лицом требник с такой судорожной силой, что требник падает у него из рук. Судья поспешно нагибается, чтобы поднять
требник, и при этом показывает свое лицо - это мэр.
Симона. Сам господин мэр! Ах, мсье Шавэ!
Громкий голос. Твои высокие судьи сказали свое слово, Жанна.
Симона. Но они же все французы. (Знаменосцу.) Это ошибка!
Знаменосец. Нет, мадемуазель, суд - французский.
Все четверо судей остановились в воротах.
Мэр. Ты же это знаешь из твоей книжки. Естественно, что дева была приговорена французскими судьями, как полагается: ведь она француженка.
Симона (смущенно). Это верно. Что меня приговорят к смерти, это я знаю из книги. Но я хотела бы знать - за что? Этого я, видите ли, никогда не могла понять до конца.
Мэр (судьям). Она требует судебного процесса.
Капитан Фетен. Но какой же смысл имеет судебный процесс, когда приговор уже вынесен?
Мэр. Ну что ж? По крайней мере будет разбирательство, допрос обвиняемого. Мы поспорим, взвесим...
Полковник. И, взвесив, найдем вину слишком легковесной! (Пожав плечами.) Впрочем, пожалуйста, если вы этого требуете.
Хозяин. Мы, правда, не подготовились к этому...
Они наклоняют головы друг к другу и совещаются шепотом. Дядюшка Густав
вносит стол и ставит на него тарелки и свечи. Судьи садятся за стол.
Дядюшка Густав. Беженцы из спортивного клуба стоят снаружи. Они желают, чтобы им позволили участвовать в судебном процессе.
Хозяин. Невозможно! Я жду маму. Она говорит, что от этих людей воняет.
Капитан Фетен (в глубину сцены). Процесс будет происходить при закрытых дверях. В интересах государства.
Хозяин. А где же материалы следствия? Наверно, потерялись, как все у нас!
Мэр. Где прокурор?
Судьи глядят друг на друга.
Без прокурора это неофициально.
Хозяин. Дядюшка Густав, подайте прокурора из кладовой.
Дядюшка Густав (становится в воротах и кричит на улицу). Высший духовный суд Руана предлагает всякому, кто желает, дать свои показания против девы. Никто не желает? (Повторяет призыв, затем обращается к судьям.) Обвинителем выступит королева-мать Изабо, сторонница изменника герцога Бургундского и исконного врага.
Мадам Супо (выходит из гостиницы в военных доспехах и с привычной любезностью хозяйки гостиницы приветствует судей, которые низко склоняются перед ней). Добрый вечер, капитан. Не вставайте. - Не беспокойтесь. (Через плечо в сторону гостиницы.) Одну Эльзас-Лотарингию для господина капитана. Хорошо прожарить. В каком виде вам приготовить крестьян, коннетабль? Теперь вы довольны обслуживанием, полковник? (Указывает на Симону.) Все было бы спасено, если бы эта Орлеанская дева не помешала переговорам. Все - и Франция и кирпичный завод. Вы слишком слабы, господа. Кто здесь решает церковь или служанка гостиницы? (Начинает бешено вопить.) Я требую, чтобы эта особа за ересь и непослушание, а также за своеволие была немедленно казнена! Головы должны покатиться! Кровь должна течь! Эту деву надо искоренить, утопить в крови! Пусть эта кровь будет для всех примером! (В изнеможении.) Где мои капли?
Капитан Фетен. Подайте стул королеве-матери.
Дядюшка Густав приносит стул.
Хозяин. Тебе не жмет панцирь, мама? Почему, собственно, ты в военных доспехах?
Мадам Супо. Я тоже веду войну.
Хозяин. Какую?
Мадам Супо. Мою войну. Против мятежной девы, которая подстрекает людей в спортивном клубе.
Капитан Фетен (резко). Тсс! (Симоне.) По какому, собственно, праву ты соблазнила французов идти на войну, Жанна?
Симона. Ангел мне повелел, высокочтимый епископ Бовэйский.
Судьи переглядываются.
Хозяин. Ах так? Ангел? Какой ангел?
Симона. Из церкви. Который слева от алтаря.
Капитан Фетен. Никогда не видел.
Мэр (дружески). Как выглядел ангел, Симона? Опиши его.
Симона. Он был очень молод. У него был красивый голос, достопочтенные судьи. Он сказал, что я должна...
Полковник (прерывая ее). Что он сказал, это неинтересно. Каким языком он говорил? Как образованный человек или нет?
Симона. Не знаю. Как обычно говорят.
Капитан Фетен. Ага!
Хозяин. Как был одет этот ангел?
Симона. Очень красиво. Его одежда была из материи, которая в Туре стоит двадцать или тридцать франков за метр.
Капитан Фетен. Правильно ли я тебя понял, Симона, иначе называемая Жанна д'Арк? Этот ангел был не из тех великолепных ангелов, у которых одежда стоит по меньшей мере двести или триста франков за метр?
Симона. Не знаю.
Полковник. А в каком состоянии был его костюм? Очень поношенный?
Симона. У этого ангела раскрошился только один кусочек на рукаве.
Полковник. Ага. Раскрошился кусочек на рукаве. Значит, было похоже, что он носит ту же одежду и на работе? Она была порвана?
Симона. Нет, не порвана.
Капитан Фетен. Но все-таки раскрошился кусочек? И, может быть, рукав в этом месте был разорван на работе. Это, может быть, было незаметно, потому что в этом месте отвалилась краска. Но это же могло быть? А?
Симона молчит.
Полковник. Сказал ли ангел что-нибудь такое, что мог бы сказать человек из высшего сословия? Подумай как следует.
Симона. Он говорил обыкновенные вещи.
Мэр. Походил ли ангел на кого-нибудь из твоих знакомых?
Симона (тихо). На моего брата Андре.
Полковник. На рядового Андре Машара! Господа! Теперь все ясно. Должен признаться: очень интересный ангел!
Мадам Супо. Настоящий кабацкий ангел! Архангел Гавриил из сточной канавы! По крайней мере мы теперь знаем, что кроется за этими "голосами". Они идут из кабаков, из сточных канав.
Симона. Вы не должны бы ругать ангела, достопочтенные епископы и кардиналы.
Хозяин. На странице сто двадцать четвертой твоей книжки ты можешь прочесть, что мы, духовный суд, - высшая власть на земле.
Полковник. Разве ты не понимаешь, что мы, кардиналы Франции, лучше знаем, чего хочет бог, чем какой-нибудь приблудный ангел?
Капитан Фетен. Где бог, Жанна? Внизу или наверху? А откуда взялся твой так называемый ангел? Снизу. Значит, чей он посланник? Бога или, может быть, нечистого духа?
Мадам Супо. Дьявола! Жанна д'Арк, голоса которые ты слышала, исходили от дьявола!
Симона (громко). Нет-нет! Не от дьявола!
Капитан Фетен. Так позови его сюда, твоего ангела. Может быть, он защитит тебя, ты, великая Орлеанская дева! Судебный пристав, исполняй свои обязанности.
Дядюшка Густав (кричит). Высший духовный суд города Руана предлагает безыменному ангелу, который много раз по ночам являлся Орлеанской деве, явиться и дать свои показания.
Симона смотрит на крышу гаража. Крыша пуста. Дядюшка Густав повторяет свой призыв. Симона смотрит, потрясенная, на улыбающихся судей, затем садится на корточки и в смятении начинает бить по земле. Однако ничего не слышно, и
крыша гаража остается пустой.
Симона. Она здесь не звучит. Что случилось? Она не звучит! Французская земля больше не звучит! Она здесь не звучит.
Мадам Супо (подходя к ней). Знаешь ли ты вообще, кто олицетворяет Францию?
Б
Утро 22 июня. На воротах - полуспущенный французский флаг с траурной каймой. Жорж, Робер и дядюшка Густав слушают Мориса, который читает газету, тоже
обведенную траурной рамкой.
Морис. Маршал говорит, что условия перемирия не затрагивают чести Франции.
Дядюшка Густав. Это меня очень утешает.
Moрис. Конечно. Маршал говорит еще, что французский народ должен теперь сплотиться вокруг него, как вокруг отца. Необходимы новая дисциплина и порядок.
Дядюшка Густав. Это уж так и есть. Андре больше не воюет. Ему велели сложить оружие. Теперь ему нужна строгая дисциплина.
Жорж. Хорошо, что Симоны нет.
Из дверей гостиницы выходит только что позавтракавший немецкий капитан без головного убора и портупеи, с сигарой в зубах. Он равнодушно оглядывает присутствующих и медленно идет к воротам. Выглянув наружу, возвращается в
гостиницу.
Дядюшка Густав. Этому было с самого начала неприятно, что дело идет о ребенке.
Жорж. Все-таки странно, что она убежала. Она хотела во что бы то ни стало остаться. Очевидно, что-то напугало ее. Она просто вылезла в окно прачечной.
Из гостиницы появляется, потирая руки, хозяин.
Хозяин. Морис, Робер! Выгружайте ящики с фарфором и серебром. (Понизив голос и озираясь по сторонам.) Кстати, я не буду расспрашивать, не помогал ли кто-нибудь из моего персонала сегодняшнему ночному побегу. Что было, то было. И я даже готов признать, что это, быть может, не самый плохой выход из положения. Особой опасности, конечно, не было. Немцы не людоеды, и ваш хозяин неплохо умеет с ними ладить. Сегодня за завтраком я сказал немецкому капитану: "Это же фарс!" До приказа, после приказа - к чему все это? Ребенок! Чего вы хотите? Может быть, даже не вполне нормальный. Психопатический случай! Танки! Надо их задержать! Все разрушить. И, разумеется, спички. Любимая забава! Политический выпад? Просто детская шалость!
Жорж (глядя на остальных). Что это значит - детская шалость, мсье Анри?
Хозяин. Я и маме так сказал: ребенок!
Жорж. Этот ребенок был здесь в гостинице единственным человеком, который исполнил свой долг. Кроме нее, никто пальцем не шевельнул. И Сен-Мартен этого не забудет, мсье Анри.
Хозяин (нахмурившись). Делайте свое дело. Сгружайте ящики. Я считаю большим счастьем, что дело уладилось. Я уверен, что немецкий капитан недолго будет заниматься розысками Симоны. А теперь - за работу. Это то, в чем нуждается сейчас наша бедная Франция. (Уходит.)
Жорж. Облегчение по всей линии. Она сбежала!
Морис. И, конечно, тут не было ни малейшего патриотизма или чего-нибудь в этом роде. Это было бы очень неприятно. "Немцы не людоеды". Только собрались сделать красивый жест и передать немцам бензин, который скрыли от собственной армии, и вдруг вмешивается чернь и проявляет патриотизм.
В ворота входит мэр. Он бледен и, проходя в гостиницу, не отвечает на
поклоны.
Мэр (оборачиваясь). Стоят часовые в коридоре перед комнатами мадам Супо?
Дядюшка Густав. Нет, мсье Шавэ.
Мэр уходит.
Наверно, он пришел потому, что немцы потребовали очистить спортивный клуб. Если только этого не потребовала сама мадам Супо.
Робер. Новая дисциплина и порядок!
Дядюшка Густав. А что касается Симоны, Морис, то они хотят представить это дело как обычный поджог, потому что иначе страховое общество не заплатит премию. О таких вещах они никогда не забывают.
Под конвоем двух немецких солдат, держащих винтовки с примкнутыми штыками,
в ворота входит Симона.
Жорж. Симона! Что случилось?
Симона (останавливается, очень бледная). Я была в спортивном клубе.
Робер. Ты не бойся. Немцы тебе ничего не сделают.
Симона. Вчера вечером на допросе они сказали, что я должна быть передана французским властям.
Жорж. Почему же ты тогда убежала?
Симона не отвечает: солдаты вталкивают ее в дверь гостиницы.
Морис. Для немцев это дело, значит, еще вовсе не кончено. Мсье Анри ошибается.
В ворота входят мадам и мсье Машар. Он в форме служителя мэрии.
Мадам Машар. Ее уже привели? Это ужасно. Мсье Машар вне себя. Не только потому, что как раз сейчас истекает срок аренды. Нет, мсье Машара убивает позор. Я всегда знала, что этим кончится. Это вечное чтение книг свело ее с ума. А сегодня утром в семь часов раздается стук, и во двор являются немцы. "Господа, - сказала я, - если моя дочь не найдется, значит, она наложила на себя руки. Поджог или не поджог, но она ни за что не бросила бы гостиницу. Хотя бы ради своего брата".
Хозяин (выходя из отеля). Как это все трудно, мадам Машар. Она мне стоила сто тысяч франков. Я уже не считаю, чего это стоило моим нервам!
Из гостиницы выходит мадам Супо. Она крепко держит за локоть упирающуюся Симону и ведет ее через двор к складу. За ними идут мэр и капитан Фетен. Все четверо скрываются в складе. Стоящие во дворе смотрят на них с изумлением.
Мэр (в дверях склада). Машар, идите в спортивный клуб и позаботьтесь о том, чтобы эвакуация проходила спокойно. Объясните им, что немцам понадобилось помещение. (Уходит в склад.)
Мадам Машар. Да, мсье мэр.
Супруги Машар с достоинством удаляются.
Робер. Что они там делают с ней на складе? Что с ней будет, мсье Анри?
Хозяин. Не задавайте столько вопросов. На нас лежит колоссальная ответственность. Один ложный шаг, и отель - фью!
Мадам Супо (возвращается с Симоной из склада, за ними - мэр и капитан Фетен). Господин мэр, я думаю, теперь я доказала вам с полной очевидностью, что она оставила незапертыми погреба с припасами, где находились также и вина высоких марок на сумму пятьдесят тысяч франков. Сколько ящиков там исчезло еще из-за этого, я даже не могу себе представить. Чтобы обмануть меня, она в вашем присутствии отдала мне ключ. (Поворачивается к Симоне.) Симона, я слышала, ты сама таскала в спортивный клуб полные корзины припасов. Что ты за это выручила? Где деньги?
Симона. Я ничего за это не брала, мадам.
Мадам Супо. Не лги. Это еще не все. Когда уезжал мсье Анри, -ему угрожала чернь, потому что прошел слух, что грузовики отправляются. Это ты распространила слух?
Симона. Я сказала об этом господину мэру, мадам.
Мадам Супо. А кто еще был в комнате мэра, когда ты рассказывала? Беженцы?
Симона. Кажется, да.
Мадам Супо. Ах так! "Кажется"! А когда толпа появилась здесь, что ты им посоветовала относительно запасов гостиницы, в которой ты служила?
Симона молчит, не понимая.
Советовала ты им, чтобы они брали все, что хотят, или нет?
Симона. Я уже не помню, мадам.
Мадам Супо. Так.
Мэр. Чего вы, собственно, добиваетесь, мадам?
Мадам Супо. Кто первый получил продукты, Симона? Правильно, твои родители. Они порядочно нахватали.
Робер. Это уж черт знает что! (Мадам Супо.) Вы сами совали Машарам банки с консервами.
Жорж (одновременно). Вы сами отдали припасы в распоряжение господина мэра.
Мэр. Это верно, мадам.
Мадам Супо (невозмутимо, Симоне). Ты вела себя дерзко, нелояльно и своевольно. Поэтому я тебя уволила. Ты ушла, когда я тебе велела?
Симона. Нет, мадам.
Мадам Супо. Вместо этого ты болталась здесь, а затем в отместку за свое увольнение подожгла кирпичный завод, да?
Симона (взволнованно). Но я же сделала это против немцев!
Робер. Это знает весь Сен-Мартен.
Мадам Супо. Ах так? Против немцев? Кто же тебе сказал, что немцы узнают об этом бензине?
Симона. Я слышала, как господин капитан сказал об этом господину мэру.
Мадам Супо. Ага, ты слышала, что мы хотим сообщить о бензине?
Симона. Господин капитан хотел.
Мадам Супо. Значит, ты сожгла бензин только для того, чтобы мы не могли его передать? Вот это я и хотела установить.
Симона (в отчаянии). Я сделала это против врага! Три танка стояли на площади перед мэрией.
Мадам Супо. И это были враги? Или, может быть, твоим врагом был кто-нибудь другой?
В воротах появляются две монахини в сопровождении полицейского.
Мэр. Что тебе здесь надо, Жюль?
Полицейский. Это сестры-надзирательницы из смирительного дома святой Урсулы.
Капитан Фетен. Я от вашего имени телефонировал в святую Урсулу, Шавэ. (Монахиням.) Медам, вот она, Симона Машар.
Мэр. Что вы себе позволяете?
Капитан Фетен. Но ведь не собираетесь же вы, мсье Шавэ, оставить эту Машар на свободе? (Резко.) Наши гости вправе ожидать по меньшей мере, что СенМартен будет очищен от опасных для общества элементов. Боюсь, что вы недостаточно внимательно изучили речь нашего высокочтимого маршала. Франции предстоит пережить время величайших опасностей. Наш долг - уничтожить малейшие зародыши сопротивления, которые так заразительны. Достаточно одного такого пожара в Сен-Мартене, Шавэ.
Морис. Ах так? Значит, всю грязную работу для немцев должны делать мы? И мы это делаем с радостью, а?
Мадам Супо (холодно). Разумеется, для заключения Симоны Машар я выхлопочу санкцию прокурорского надзора в Туре. Симона подожгла кирпичный завод, собственность гостиницы, и сделала это из низких личных побуждений.
Жорж. Симона - и личные побуждения!
Мэр (потрясенный). Вы хотите погубить ребенка?
Робер (угрожающим тоном). Кто же здесь занимается местью?
Хозяин. Не начинайте все сначала, Робер. Она несовершеннолетняя. Она поступает на попечение сестер. Вот и все.
Морис (вне себя). В застенок святой Урсулы!
Симона (вскрикивает). Нет!
Мэр. Симону - в приют святой Урсулы для умалишенных! В это заведение нравственных пыток! В этот ад! Знаете ли вы, что вы обрекаете ее рассудок на верную гибель?
Морис (указывая на зверскую физиономию одной из монахинь). Вы только полюбуйтесь на этих дам!
Лица монахинь остаются невозмутимыми и неподвижными, как маски.
Жорж. Лучше бы вы дали немцам казнить ее!
Cимона (умоляюще). Это ведь там у людей распухает голова и слюна бежит изо рта, господин мэр! Там привязывают к койкам!
Мэр (с силой). Мадам Супо! На суде в Туре я выступлю как свидетель и расскажу, каковы были истинные побуждения этого ребенка. Будь спокойна, Симона, все знают, что ты действовала из патриотических побуждений!
Мадам Супо (взрываясь). А! Маленькая поджигательница в качестве национальной героини - это ваш план? Франция спасена! Франция горит! Вот немецкие танки! И вот Симона Машар, дочь поденщика!
Капитан Фетен. Ваше прошлое, мсье Шавэ, не таково, чтобы судьи новой Франции придавали большое значение вашим свидетельским показаниям. Да и дорога в Тур не слишком надежна для людей вашего пошиба.
Морис (горько). Все ясно: они хотят снять с города Сен-Мартен обвинение в том, что здесь есть французы!
Мадам Супо. Французы? (Хватает Симону за плечи и трясет ее.) Уж не хочешь ли ты поучить нас, как быть патриотами? Род Супо владеет этой гостиницей уже двести лет! (Всем.) Хотите видеть патриота? (Указывает на капитана Фетена.) Вот он! Мы вполне способны сказать вам, когда необходима война и когда лучше мир! Вы хотите сделать что-нибудь для Франции? Отлично! Мы - Франция, понятно?
Капитан Фетен. Вы слишком волнуетесь, Мари. Велите же наконец увезти эту Машар, господин мэр.
Мэр. Я? Мне кажется, вы взяли власть в свои руки.
Симона (в страхе). Не уходите, господин мэр!
Мэр (беспомощно). Выше голову, Симона! (Сломленный, бредет, спотыкаясь, к воротам.)
Мадам Супо (нарушая наступившую тишину). Прекратите этот скандал, Оноре.
Капитан Фетен (полицейскому). Я беру ответственность на себя.
Полицейский хватает Симону.
Симона (тихо, в ужасе). Только не в святую Урсулу!
Робер. Какое свинство! (Хочет броситься на полицейского.)
Морис (удерживает его). Не делай глупостей, Робер. Мы уже не можем помочь ей. У них полиция, у них немцы. Бедная Симона! Слишком много врагов.
Мадам Супо. Симона, забирай свои вещи.
Симона озирается. Ее друзья молчат и смотрят в землю. Она, совсем разбитая,
идет в склад.
(Обращаясь наполовину к персоналу, спокойно, веско.) Этот ребенок не умеет подчиняться и неспособен признавать никакую власть. И наша прискорбная обязанность - воспитать ее в духе дисциплины и порядка.
Симона возвращается с крошечным чемоданчиком, с фартуком через руку;
отдает фартук мадам Супо.
А ну, открой чемодан, чтобы мы видели, что ты берешь с собой!
Хозяин. Нужно ли это, мама?
Одна из монахинь уже открыла чемоданчик. Вынимает книгу Симоны.
Симона. Только не книгу!
Монахиня отдает книгу мадам Супо.
Мадам Супо. Она принадлежит гостинице.
Хозяин. Но я же ей подарил эту книгу!
Мадам Супо. Она ей не принесла пользы. (Симоне.) Симона, простись с персоналом.
Симона. Прощайте, мсье Жорж.
Жорж. Хватит ли у тебя мужества, Симона?
Симона. Конечно, мсье Жорж.
Морис. Смотри береги здоровье!
Симона. Да, Морис.
Жорж. Я не забуду твою двоюродную сестру.
Симона улыбается, взглядывает на крышу гаража. Свет меркнет, вступает музыка, предвещающая появление ангела. Симона глядит на крышу, видит ангела.
Ангел.
Дочь Франции! Не бойся ничего!
Ничто не сломит духа твоего!
Твой враг не вечен! Смерть его близка!
Отсохнет бьющая тебя рука.
Пусть будешь ты одна средь темноты,
Но Франция повсюду там, где ты,
И знай - настанут скоро времена:
Воскреснет Франция, величия полна!
Ангел исчезает, вспыхивает полный свет. Монахини хватают Симону за руки и ведут. Она целует Мориса и Робера. Ее уводят. Все молча смотрят. В воротах
она начинает отчаянно вырываться.
Симона. Нет, нет, я не пойду! Помогите же мне! Только не туда! Андре! Андре!
Ее тащат за ворота.
Мадам Супо. Дай мне мои капли, Анри.
Хозяин (мрачно). Морис, Робер, дядюшка Густав, за работу! Не забывайте, что сейчас мирное время.
Хозяин и капитан Фетен ведут мадам Супо в отель. Морис и Ребер выходят за ворота. Дядюшка Густав выкатывает на двор шину для починки. Жорж осматривает свою больную руку. Небо внезапно начинает краснеть. Дядюшка
Густав указывает на зарево Жоржу. Из отеля выбегает хозяин.
Хозяин. Морис! Робер! Сейчас же узнайте, что там горит! (Скрывается.)
Дядюшка Густав. Это, должно быть, спортивный клуб. Беженцы! Кажется, они кое-чему научились.
Жорж. Машина наверняка еще не доехала до святой Урсулы. Значит, Симона увидит огонь!
КОММЕНТАРИИ
Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
СНЫ СИМОНЫ МАШАР
(Die gesichte der Simone Machard)
Образ Жанны д'Арк, национальной героини Франции, казненной инквизиторами в 1431 г., занимал Б. Брехта на протяжении многих лет. Первая пьеса, создавшая образ "современной Жанны", написана драматургом в '1989-1932 гг. ("Святая Иоанна скотобоен"), двадцать лет спустя Брехт переработал для своего театра радиопьесу Анны Зегерс "Процесс Жанны д'Арк в Руане" (1952). Между этими двумя произведениями была создана пьеса "Сны Симоны Машар", написанная в США в сотрудничестве с Лионом Фейхтвангером. Совместная работа обоих писателей началась в октябре 1942 г. и была окончена в феврале 1943 г. Однако первоначальный замысел относится ж 1940 г., когда Брехт, еще находясь в Финляндии, записал в своем дневнике 7 июня следующий план пьесы: "Юная француженка в Орлеане, которая в отсутствие брата обслуживает бензоколонку, днем и ночью воображает себя Жанной д'Арк. Потому что немцы наступают на Орлеан. Жанна слышит голоса - это голоса народа, это говорят кузнец и крестьянин. Она слушается голосов и спасает Францию от внешнего врага, но гибнет, побежденная врагом внутренним. Суд, выносящий ей приговор, состоит из одних только духовных лиц, настроенных в пользу Англии". Этот план претерпел значительные изменения, но главное зерно его осталось: позднее, уже в Калифорнии, Брехт сформулировал его в другой дневниковой записи так: "Наши социальные обстоятельства таковы, что в войнах между двумя странами не только угнетенные, но и угнетающие слои обеих стран объединены общими интересами. Собственник и разбойник стоят плечом к плечу против тех, кто не признает собственности, - против патриотов".