Наверное, он попал в точку. Сердце тоже подсказывало Уэлдону, что все это — чистое притворство. Вот спала она по-настоящему! А что до остального — что ж, на то она и актриса, чтобы властвовать над публикой!
Вместе с тем в голосе Каннингема он уловил неуверенность, будто тот сомневался в своих словах.
Тем временем они добрались до середины реки, где течение оказалось настолько сильным, что их стало сносить вниз. Мотор резко увеличил обороты, и барка толчками понеслась к противоположному берегу.
— Слава Богу, нет пограничников! — проворчал Йоррэм. — Их не купишь!
Двигатель выключили, барка причалила к берегу. Двое мужчин, которые за все время переправы так и не раскрыли ртов, молча сбросили сходни, а тяжелая машина осторожно сползла на них.
Когда ее задние колеса еще оставались на палубе, Йоррэм обратился к молчаливым мужчинам:
— Вы можете вести барку против течения?
— Если будем держаться на мелководье и при этом не сядем на мель, — пояснил один из них.
— Попробуйте только посадить ее на мель! — пригрозил Йоррэм. — Весь остаток жизни будете вспоминать об этом с содроганием! Ясно?
В ответ послышалась угрюмая воркотня, но Йоррэм и бровью не повел.
— Идите вверх к излучине, — распорядился он, — и загоните барку под ивы. Потом наломайте веток, забросайте ими палубу и корму. Пусть барка походит на куст. И помните, ребята: вам светит верная тысяча, если мы благополучно вернемся.
— Вернетесь с грузом или порожняком? — спросил все тот же мужчина с резким, гнусавым голосом.
— Как получится. Мне главное, чтобы барка была на ходу, наготове и полностью исправна.
— За свою часть работы я ручаюсь, — сказал шкипер. — Хочу только предупредить: с реки не спускают глаз. У этих ребят два быстроходных катера с пулеметами.
— Эти чертовы пограничники! — чуть слышно выругался Йоррэм. — Что-то они тут слишком расшевелились! Придется перебраться в другое место. Но сейчас поздно что-либо менять, Джерри. Это все. Удачи!
— Удачи! — откликнулся Джерри и махнул рукой на прощанье.
Машина, громыхая, скатилась по сходням и взобралась на насыпь, фыркая, как лошадь на корде, которую гоняют по кругу. Частично насыпь оказалась размытой, но благодаря широким шинам автомобиль все-таки не сполз вниз, удержался на склоне, а потом сделал подъем.
Взобравшись на насыпь, путники огляделись. Горный ландшафт сменился ровной местностью. Франческа открыла глаза и выпрямилась на сиденье.
— Теперь я сяду за руль, — заявила она. — Я знаю, куда ехать!
Йоррэм поменялся с ней местами, и девушка повела машину прямо вперед, продираясь сквозь заросли меските, стараясь увернуться от его стеблей и веток, низко опускающихся к земле.
— Ты только посмотри! — восхитился Йоррэм. — Красотка, не правда ли? А как ведет машину? Классно! Как по струночке!
Дальше путники ехали молча. В полной тишине сделали небольшой круг и, обогнув город слева, очутились на задворках Сан-Тринидада. Франческа остановила машину и дважды просигналила.
Они молча ждали. Неподалеку послышался долгий и печальный крик совы, затем в кустах что-то зашуршало. Это оказался какой-то пеон в лохмотьях, ведущий на поводу трех мулов. На спинах животных красовались высокие мексиканские седла, по краям отделанные кожей. Седла были настолько изношены, что кожа на них потрескалась. К ним были приторочены небольшие тюки.
— Это Джо, — пояснила Франческа, выскакивая из машины. — Джо, ну как они?
— Погонял их немного, — ответил Джо. — Мы прошли миль двадцать. Теперь они достаточно потные и грязные, словно все время были в пути.
— Где ты их раздобыл?
— А-а, — протянул пеон.
— Надеюсь, ты за них заплатил?
— Платишь, когда приходится, а так — просто берешь, — философски заметил Джо. — Зачем платить за то, что в Мексике можно взять даром?
— Ты идиот! — взорвался Йоррэм. — А если кто-нибудь узнает этих мулов? Ты все испортил, кретин!
— Да Бог с ними! — невозмутимо протянул Джо. — Все они одинаковые. Их могла бы различить только мамаша. Коню в зубы не смотрят, тем более что им я зубы подпилил. По коням!
Йоррэм и девушка тщательно осмотрели животных и в конце концов решили, что они подойдут.
Йоррэм повернулся к мексиканцу. Тот, видимо, любил пофилософствовать и верил в Дары Провидения. Он считал, все, что сваливается ему в руки, посылает сам Господь.
— Возвращайся к реке, — велел ему Йоррэм. — Пойдешь вверх по берегу, пока не наткнешься на барку. Там наши ребята. Останешься с ними. Ты вооружен?
— Кое-что имеется. — Джо продемонстрировал винтовку, висевшую на плече.
— Учти: сегодня играем не по правилам. Сначала стреляем, потом задаем вопросы. Передай это ребятам.
— Им это не понравится. А я не против! Пока, шеф! — И, повернувшись на каблуках, Джо ушел, широко шагая.
— Хороший парень, — заметил Йоррэм, глядя ему вслед.
— Слишком хороший для такого дела, — отозвалась с некоторым раздражением Франческа. — Генерал — это не капрал, Йоррэм! Он украл этих мулов, и нам может не поздоровиться!
— Теперь поздно лить слезы, — отрезал Йоррэм. — Пора начинать, Франческа.
Уэлдон не переставал удивляться взрослым, опытным мужчинам, подчинявшимся мановению пальца юной девушки в таком, по всей видимости, важном деле.
— Мы опоздали почти на полчаса, — сказала она. — Возможно, они уже легли спать.
— Но не в такую ночь, — возразил Йоррэм. — Дивная ночь, Франческа!
— Дивная для них, когда они начнут за нами охотиться, — огрызнулась она.
Франческа легко, без всякой помощи, вскочила в седло, усевшись на нем боком. Уэлдон заметил в ее руках кастаньеты.
— Вы готовы?
Уэлдон и Йоррэм оседлали двух других мулов.
— Роджер, — обратилась девушка к Каннингему, — вам придется действовать в одиночку. Не возражаете?
— Нет, — откликнулся он без особого энтузиазма.
— Отправляйтесь через полчаса после того, как мы уедем. Поезжайте медленно по улице и погудите пару раз, чтобы предупредить нас.
— Понял.
— Когда доберетесь до кафе, — кстати, вам знакомо это место?
— Знакомо.
— Приготовьтесь, Роджер. Вероятно, придется стрелять. Держите револьвер под рукой.
— Вы что же, тоже собираетесь стрелять? — резко спросил ее Каннингем.
Вместо ответа, она выхватила из складок платья небольшой никелированный револьвер. Он сверкнул в лунном свете, и девушка, рассмеявшись, убрала его.
— Глупая девчонка! — с яростью выкрикнул Роджер.
— Поздно поворачивать назад, — ответила она и поехала впереди отряда в город.
Глава 34
Глава 35
Вместе с тем в голосе Каннингема он уловил неуверенность, будто тот сомневался в своих словах.
Тем временем они добрались до середины реки, где течение оказалось настолько сильным, что их стало сносить вниз. Мотор резко увеличил обороты, и барка толчками понеслась к противоположному берегу.
— Слава Богу, нет пограничников! — проворчал Йоррэм. — Их не купишь!
Двигатель выключили, барка причалила к берегу. Двое мужчин, которые за все время переправы так и не раскрыли ртов, молча сбросили сходни, а тяжелая машина осторожно сползла на них.
Когда ее задние колеса еще оставались на палубе, Йоррэм обратился к молчаливым мужчинам:
— Вы можете вести барку против течения?
— Если будем держаться на мелководье и при этом не сядем на мель, — пояснил один из них.
— Попробуйте только посадить ее на мель! — пригрозил Йоррэм. — Весь остаток жизни будете вспоминать об этом с содроганием! Ясно?
В ответ послышалась угрюмая воркотня, но Йоррэм и бровью не повел.
— Идите вверх к излучине, — распорядился он, — и загоните барку под ивы. Потом наломайте веток, забросайте ими палубу и корму. Пусть барка походит на куст. И помните, ребята: вам светит верная тысяча, если мы благополучно вернемся.
— Вернетесь с грузом или порожняком? — спросил все тот же мужчина с резким, гнусавым голосом.
— Как получится. Мне главное, чтобы барка была на ходу, наготове и полностью исправна.
— За свою часть работы я ручаюсь, — сказал шкипер. — Хочу только предупредить: с реки не спускают глаз. У этих ребят два быстроходных катера с пулеметами.
— Эти чертовы пограничники! — чуть слышно выругался Йоррэм. — Что-то они тут слишком расшевелились! Придется перебраться в другое место. Но сейчас поздно что-либо менять, Джерри. Это все. Удачи!
— Удачи! — откликнулся Джерри и махнул рукой на прощанье.
Машина, громыхая, скатилась по сходням и взобралась на насыпь, фыркая, как лошадь на корде, которую гоняют по кругу. Частично насыпь оказалась размытой, но благодаря широким шинам автомобиль все-таки не сполз вниз, удержался на склоне, а потом сделал подъем.
Взобравшись на насыпь, путники огляделись. Горный ландшафт сменился ровной местностью. Франческа открыла глаза и выпрямилась на сиденье.
— Теперь я сяду за руль, — заявила она. — Я знаю, куда ехать!
Йоррэм поменялся с ней местами, и девушка повела машину прямо вперед, продираясь сквозь заросли меските, стараясь увернуться от его стеблей и веток, низко опускающихся к земле.
— Ты только посмотри! — восхитился Йоррэм. — Красотка, не правда ли? А как ведет машину? Классно! Как по струночке!
Дальше путники ехали молча. В полной тишине сделали небольшой круг и, обогнув город слева, очутились на задворках Сан-Тринидада. Франческа остановила машину и дважды просигналила.
Они молча ждали. Неподалеку послышался долгий и печальный крик совы, затем в кустах что-то зашуршало. Это оказался какой-то пеон в лохмотьях, ведущий на поводу трех мулов. На спинах животных красовались высокие мексиканские седла, по краям отделанные кожей. Седла были настолько изношены, что кожа на них потрескалась. К ним были приторочены небольшие тюки.
— Это Джо, — пояснила Франческа, выскакивая из машины. — Джо, ну как они?
— Погонял их немного, — ответил Джо. — Мы прошли миль двадцать. Теперь они достаточно потные и грязные, словно все время были в пути.
— Где ты их раздобыл?
— А-а, — протянул пеон.
— Надеюсь, ты за них заплатил?
— Платишь, когда приходится, а так — просто берешь, — философски заметил Джо. — Зачем платить за то, что в Мексике можно взять даром?
— Ты идиот! — взорвался Йоррэм. — А если кто-нибудь узнает этих мулов? Ты все испортил, кретин!
— Да Бог с ними! — невозмутимо протянул Джо. — Все они одинаковые. Их могла бы различить только мамаша. Коню в зубы не смотрят, тем более что им я зубы подпилил. По коням!
Йоррэм и девушка тщательно осмотрели животных и в конце концов решили, что они подойдут.
Йоррэм повернулся к мексиканцу. Тот, видимо, любил пофилософствовать и верил в Дары Провидения. Он считал, все, что сваливается ему в руки, посылает сам Господь.
— Возвращайся к реке, — велел ему Йоррэм. — Пойдешь вверх по берегу, пока не наткнешься на барку. Там наши ребята. Останешься с ними. Ты вооружен?
— Кое-что имеется. — Джо продемонстрировал винтовку, висевшую на плече.
— Учти: сегодня играем не по правилам. Сначала стреляем, потом задаем вопросы. Передай это ребятам.
— Им это не понравится. А я не против! Пока, шеф! — И, повернувшись на каблуках, Джо ушел, широко шагая.
— Хороший парень, — заметил Йоррэм, глядя ему вслед.
— Слишком хороший для такого дела, — отозвалась с некоторым раздражением Франческа. — Генерал — это не капрал, Йоррэм! Он украл этих мулов, и нам может не поздоровиться!
— Теперь поздно лить слезы, — отрезал Йоррэм. — Пора начинать, Франческа.
Уэлдон не переставал удивляться взрослым, опытным мужчинам, подчинявшимся мановению пальца юной девушки в таком, по всей видимости, важном деле.
— Мы опоздали почти на полчаса, — сказала она. — Возможно, они уже легли спать.
— Но не в такую ночь, — возразил Йоррэм. — Дивная ночь, Франческа!
— Дивная для них, когда они начнут за нами охотиться, — огрызнулась она.
Франческа легко, без всякой помощи, вскочила в седло, усевшись на нем боком. Уэлдон заметил в ее руках кастаньеты.
— Вы готовы?
Уэлдон и Йоррэм оседлали двух других мулов.
— Роджер, — обратилась девушка к Каннингему, — вам придется действовать в одиночку. Не возражаете?
— Нет, — откликнулся он без особого энтузиазма.
— Отправляйтесь через полчаса после того, как мы уедем. Поезжайте медленно по улице и погудите пару раз, чтобы предупредить нас.
— Понял.
— Когда доберетесь до кафе, — кстати, вам знакомо это место?
— Знакомо.
— Приготовьтесь, Роджер. Вероятно, придется стрелять. Держите револьвер под рукой.
— Вы что же, тоже собираетесь стрелять? — резко спросил ее Каннингем.
Вместо ответа, она выхватила из складок платья небольшой никелированный револьвер. Он сверкнул в лунном свете, и девушка, рассмеявшись, убрала его.
— Глупая девчонка! — с яростью выкрикнул Роджер.
— Поздно поворачивать назад, — ответила она и поехала впереди отряда в город.
Глава 34
ТАНЦОВЩИЦА
Бенджамен Уилбур любил жизнь полную риска и любил получать выгоду. Медицина могла бы удовлетворить его, если бы дважды в день он делал операции, от которых зависела жизнь или смерть. Но поскольку таких счастливых обстоятельств ему не выпадало, а кроме того, он был немного опрометчив в своих медицинских экспериментах, Бен оставил эту благородную профессию и скитался по свету, открывая его для себя. И много чего открыл, будьте уверены!
Но нигде Уилбур не чувствовал себя так вольготно и уютно, как в кафе Мигеля Кабреро в городке Сан-Тринидад. Кафе не приносило Кабреро столько дохода, как казино. Но это солидное заведение ему больше приходилось по душе, чем игорный дом, поскольку здесь не было никакого риска. Любой мог пригласить сюда кого угодно и вкусно накормить гостя. Хорошая еда располагает к согласию, а согласию сопутствует удача. Так рассуждал Кабреро. В этом мексиканце сохранились еще какие-то остатки честности. Он и его смуглая толстощекая жена любили свое кафе и много сил вложили в него, чтобы сделать его как можно более привлекательным. Зал, расписанный в красных и желтых тонах, блистал позолотой. С картин, висевших на стенах, смеялись или улыбались обольстительные красотки, а большие зеркала давали возможность клиентам увидеть их собственные довольные физиономии. Но обычно, за исключением немногих холодных зимних месяцев, посетителей обслуживали на открытом воздухе.
Второй этаж здания, в котором находилось кафе, сильно выступал над первым и поддерживался рядом арок. Под ними Кабреро выложил дорожку из больших красных каменных плит, а на ней поставил маленькие круглые столики. В обеденное время сюда же выносились и большие столы. И они никогда не пустовали. Кормили здесь прекрасно. Мескаль 10 был превосходен, а бренди сжег бы глотку самому тигру. Вас могли бы угостить и пульке 11, если вы питаете слабость к этому необычному напитку. Кроме того, у Мигеля всегда имелось под рукой несколько бутылок вина тех сортов, которые щекотали нёбо и услаждали постоянных клиентов в торжественных случаях.
В этот вечер владелец кафе сам прохаживался между столиками, как обычно расточая улыбки и поклоны направо и налево. Всем было известно, что он богат. Поэтому его поклоны и улыбки льстили каждому. Дамы в ответ улыбались и розовели от удовольствия. Мужчины выпячивали грудь и поудобнее усаживались на стульях, стараясь придать себе перед богачом импозантный вид.
Кабреро прекрасно понимал, о чем они думают, но не чувствовал себя оскорбленным. В нем был неистребим инстинкт слуги. Пусть люди будут веселы и довольны, лишь бы платили! Из него мог бы получиться добродушный тиран патриархального типа или хороший первый министр при таком тиране. Кабреро знал, что он умен, и, прохаживаясь между столиками, почти верил в то, что к тому же еще и честен.
В эти дни он особенно заботился о кафе. С того вечера, как этот чертов американец сломал один из игорных столов с рулеткой и вырвал из нее тормоз, игорное заведение утратило часть своей клиентуры. Потому Кабреро стал уделять больше внимания кафе. В общем, все было прекрасно, и он объяснял, что этот тормоз никогда не использовался — разве что против какого-нибудь проклятого гринго. Он также предлагал желающим осмотреть остальные столы, предварительно убрав из них все хитрые приспособления. Тем не менее факт оставался фактом: посещаемость игорного дома сильно сократилась, поскольку люди утратили доверие к жулику. Кабреро был разоблачен, но особого стыда не испытывал. Чтобы его устыдить, потребовалось бы нечто грандиозное! А пока он просто сосредоточился на кафе, выжидая, когда зарубцуется рана, нанесенная игорному заведению.
Мысленно хозяин оценивал гостей, находя к каждому особый подход. Преуспевающий ранчеро получал от него один поклон и одни слова приветствия, более бедный, но зато постоянный клиент — другой поклон и другие слова. Кабреро умел обходиться с каждым, за исключением Бенджамена Уилбура. Уилбур всегда занимал один и тот же стол, самый последний, в углу под арками. И в этот вечер он тоже сидел там. Острый взгляд его подмечал все, что происходит вокруг. Но особенно он следил за высоким мужчиной, который сидел напротив него, повернувшись спиной к посетителям.
Это был Дикинсон — золотое дно Кабреро. Скоро он получит за него денежки. Хозяин кафе не мог удержаться от того, чтобы не остановиться и не потереть руки.
На мгновение он склонился над столом, с отцовским добродушием посмотрев на одного и на другого, одновременно проверяя, все ли в порядке.
Дикинсона охраняли шестеро крепких, преданных и опытных ребят, а командовал ими Уилбур, человек тонкий и проницательный.
Кабреро умел подбирать себе людей. А для этого дела из длинного списка знакомых отобрал самых отпетых ребят. У каждого из тех, кто охранял Дикинсона, на совести было по крайней мере одно убийство, а кое-кто мог похвастаться и большим количеством жертв. Их услуги стоили дорого, но мексиканец не посчитался с расходами. Он надеялся выжать из Дикинсона крупную сумму, чтобы наполнить свои карманы, а заодно и компенсировать ущерб, нанесенный игорному заведению. Поэтому, склонившись над столом, приветливо улыбаясь одному и другому, доброжелательно осведомился у Дикинсона:
— Вам здесь удобно, сеньор?
Крупный мужчина повернул к хозяину худое лицо:
— В жизни не чувствовал себя лучше!
— А обед вам понравился?
— Он был превосходен! Его приготовила ваша жена?
Улыбка Дикинсона была такой ласковой, а голос звучал так искренне, что Кабреро едва не принял его ответ за чистую монету. Но затем покраснел и закусил губу. Вспылив, он начал было:
— Манеры американцев… — но внезапно замолчал.
Холодные, светлые глаза Бенджамена Уилбура внимательно смотрели на него. Душа мексиканца ушла в пятки.
— Продолжайте! — небрежно предложил Уилбур, улыбаясь. — Я вас не слышал!
Но Кабреро счел, что сказал достаточно. Повернувшись спиной к Уилбуру и Дикинсону, он зашагал к музыкантам, которые сидели неподалеку. По шуму, который они производили, с ними не мог бы сравниться ни один квартет в мире. Однако и в однообразии репертуара их тоже нельзя было упрекнуть. Они могли сыграть одну вещицу с большим подъемом и воодушевлением, а другую — медленно, печально и сентиментально. Короче говоря, Кабреро был убежден, что его ребята — лучшие музыканты в Мексике. Он велел им исполнить что-нибудь веселенькое. Люди платят за веселую музыку. Она заставляет забывать о состоянии бумажников, и бокалы под такую музыку опустошаются быстрее.
Тем временем, подняв облако пыли, подкатил экипаж на высоких колесах. Порыв ветра внес эту пыль в кафе, она осела тонким слоем на поверхности каждого бокала. Но на это никто не обратил внимания. Кабреро было встревожился, зорко поглядывая на посетителей, однако никто не пожаловался. Люди вели себя как обычно, стучали по столу, подзывая официанта, проглатывали напитки и заказывали еще. Разгоряченные официанты появлялись то тут, то там, бросаясь то к одному, то к другому столу. Успокоившись, хозяин кафе улыбнулся. «Бизнес требует руки мастера. Нельзя вести дело спустя рукава», — подумал он.
Музыканты тем временем перестали играть, а с улицы донеслись звуки гитары и слабое щелканье кастаньет. Потом запела какая-то девушка. Кабреро навострил уши. Ни одна женщина в Сан-Тринидаде не могла так петь. У нее был не сильный голос, но мелодичный и очень красивого тембра. И пела oka вдохновенно!
В словах ее песни слышался иностранный акцент. «Вне всякого сомнения, эта женщина с Юга, — решил Кабреро. — Ах! Какие там женщины!»
Он прошел к переднему ряду столиков. Они стояли под открытым небом и занимали половину улицы. Но никто не возражал, потому что все главные городские чины были у владельца кафе в кармане. Подходя к стойке бара, они знали, что им не придется платить!
Раньше Кабреро никогда не выходил туда, под открытое небо, тем самым подчеркивая свое могущество. Ведь он был себе на уме, считал, что ему нет равных, и прямо-таки раздувался от самодовольства.
Но, услышав дивное женское пение, не утерпел и нарушил собственное правило. По улице шла, приближаясь к кафе, толпа. С каждой секундой она росла на глазах — к ней присоединялись прохожие, мальчишки и девчонки, выбегающие из домов. Поверх людских голов Кабреро заметил уши трех мулов.
Возглавляла процессию танцующая девушка. Когда она вступила в полосу света, отбрасываемую большой керосиновой лампой, Кабреро увидел ее обнаженные ноги, обутые в сандалии, яркие зеленые сережки и позолоченные бусы, обвивающие шею. За плечами с летели концы красного шарфа. Легкая и стремительная как ветер, девушка пела и пританцовывала под бренчание гитары и пощелкивание кастаньет.
Кабреро понимал в танцах. Эта красавица, бесспорно, привлечет толпы людей в его кафе. Она просто клад, размышлял он.
Тем временем расстояние между ним и девушкой сокращалось. Чем ближе она подходила, тем сильнее и восторженнее билось сердце мексиканца. Танцовщица была очень, очень смуглая. Но это только сильнее распаляло его, потому что ему нравилась горячая кровь индеанок. У него самого в жилах текла индейская кровь! А девушка сияла, ее большие черные глаза сверкали от возбуждения, радуясь жизни.
Остановившись у кафе, она запела последний куплет. Из-за ее спины выглядывал крупный загорелый погонщик мулов, державший в руках поводья. Рядом с ней стоял гитарист. Это был настоящий Геркулес, воплощение грубой силы. Плечами он мог бы проломить любую стену. Опустив голову, великан бросал исподлобья свирепые взгляды на окружающих. Копна жестких взлохмаченных черных волос, как лошадиная грива, спадала на его лоб и глаза. Зверюга, а не человек! В развороте его мощных плеч владельцу кафе почудилось что-то знакомое, напомнившее о другом месте, другой сцене и спокойном голосе американца, который требовал открыть сейф и достать оттуда тысячи долларов, честно, как он доказывал, выигранных им в рулетку!
Но Кабреро отогнал эту мысль. Громила не раздражал его, поскольку выгодно оттенял изящество и грацию девушки.
Песня закончилась, раздались аплодисменты. Мужчины, сидевшие за столиками, вставали, бросали монеты, хлопали в ладоши, издавая восторженные крики. Кабреро тоже ликовал. Он знал, что бумажники подобны сердцам. Будучи один раз открыты, они уже больше не закрываются!
Погонщик мулов, оставив животных под присмотром восхищенных мальчишек, опустившись на четвереньки, с лихорадочным рвением подбирал монеты.
Как низок может быть человек! — размышлял Кабреро, глядя на него и вспоминая сверкающий стальной сейф, хранящий его богатство. Подумал также о своем уме и сообразительности — еще большем богатстве, чем деньги. Ах, как прекрасен мир вокруг него! Как чудесно дышать и наслаждаться жизнью!
Пока погонщик мулов подбирал с земли монеты, девушка вскинула руки, и Кабреро увидел золотую змейку, обвивавшую ее предплечье. Толпа умолкла при этом повелительном жесте.
Раздались громкие аккорды. Девушка начала танцевать. Она двигалась легко и стремительно, выделяя и подчеркивая выразительные па. Юбки вихрились вокруг ее бедер, ноги в сандалиях били по мостовой, высекая из нее искры. Подчиняясь ритму музыки, раскачивались и колебались ее кисти, руки, плечи, склоненная голова. Казалось, она танцует не для публики, а выражает движениями красоту самой мелодии, но у мужчин в кафе от вожделения горели глаза.
Танцуя, девушка продвинулась до середины бара, и в этот момент музыка смолкла. Танцовщица тоже остановилась, тяжело дыша. Губы ее приоткрылись, глаза сияли как звезды. Она откинулась назад, обняла за шею зверюгу гитариста и поцеловала его. Тот лишь сердито насупился и сбросил с плеч ее руку. Выглядело это так, словно девушка приласкала угрюмого, свирепого льва.
— Господи! Господи! — воскликнул Кабреро. Он был так потрясен поведением гитариста, что даже стукнул себя кулаком в грудь.
Грянули аплодисменты. Ливнем посыпались монеты. Блестящие кружочки ударялись о землю, о тело танцовщицы. А та стояла и смеялась, осыпаемая дождем золотых и серебряных монет.
Но нигде Уилбур не чувствовал себя так вольготно и уютно, как в кафе Мигеля Кабреро в городке Сан-Тринидад. Кафе не приносило Кабреро столько дохода, как казино. Но это солидное заведение ему больше приходилось по душе, чем игорный дом, поскольку здесь не было никакого риска. Любой мог пригласить сюда кого угодно и вкусно накормить гостя. Хорошая еда располагает к согласию, а согласию сопутствует удача. Так рассуждал Кабреро. В этом мексиканце сохранились еще какие-то остатки честности. Он и его смуглая толстощекая жена любили свое кафе и много сил вложили в него, чтобы сделать его как можно более привлекательным. Зал, расписанный в красных и желтых тонах, блистал позолотой. С картин, висевших на стенах, смеялись или улыбались обольстительные красотки, а большие зеркала давали возможность клиентам увидеть их собственные довольные физиономии. Но обычно, за исключением немногих холодных зимних месяцев, посетителей обслуживали на открытом воздухе.
Второй этаж здания, в котором находилось кафе, сильно выступал над первым и поддерживался рядом арок. Под ними Кабреро выложил дорожку из больших красных каменных плит, а на ней поставил маленькие круглые столики. В обеденное время сюда же выносились и большие столы. И они никогда не пустовали. Кормили здесь прекрасно. Мескаль 10 был превосходен, а бренди сжег бы глотку самому тигру. Вас могли бы угостить и пульке 11, если вы питаете слабость к этому необычному напитку. Кроме того, у Мигеля всегда имелось под рукой несколько бутылок вина тех сортов, которые щекотали нёбо и услаждали постоянных клиентов в торжественных случаях.
В этот вечер владелец кафе сам прохаживался между столиками, как обычно расточая улыбки и поклоны направо и налево. Всем было известно, что он богат. Поэтому его поклоны и улыбки льстили каждому. Дамы в ответ улыбались и розовели от удовольствия. Мужчины выпячивали грудь и поудобнее усаживались на стульях, стараясь придать себе перед богачом импозантный вид.
Кабреро прекрасно понимал, о чем они думают, но не чувствовал себя оскорбленным. В нем был неистребим инстинкт слуги. Пусть люди будут веселы и довольны, лишь бы платили! Из него мог бы получиться добродушный тиран патриархального типа или хороший первый министр при таком тиране. Кабреро знал, что он умен, и, прохаживаясь между столиками, почти верил в то, что к тому же еще и честен.
В эти дни он особенно заботился о кафе. С того вечера, как этот чертов американец сломал один из игорных столов с рулеткой и вырвал из нее тормоз, игорное заведение утратило часть своей клиентуры. Потому Кабреро стал уделять больше внимания кафе. В общем, все было прекрасно, и он объяснял, что этот тормоз никогда не использовался — разве что против какого-нибудь проклятого гринго. Он также предлагал желающим осмотреть остальные столы, предварительно убрав из них все хитрые приспособления. Тем не менее факт оставался фактом: посещаемость игорного дома сильно сократилась, поскольку люди утратили доверие к жулику. Кабреро был разоблачен, но особого стыда не испытывал. Чтобы его устыдить, потребовалось бы нечто грандиозное! А пока он просто сосредоточился на кафе, выжидая, когда зарубцуется рана, нанесенная игорному заведению.
Мысленно хозяин оценивал гостей, находя к каждому особый подход. Преуспевающий ранчеро получал от него один поклон и одни слова приветствия, более бедный, но зато постоянный клиент — другой поклон и другие слова. Кабреро умел обходиться с каждым, за исключением Бенджамена Уилбура. Уилбур всегда занимал один и тот же стол, самый последний, в углу под арками. И в этот вечер он тоже сидел там. Острый взгляд его подмечал все, что происходит вокруг. Но особенно он следил за высоким мужчиной, который сидел напротив него, повернувшись спиной к посетителям.
Это был Дикинсон — золотое дно Кабреро. Скоро он получит за него денежки. Хозяин кафе не мог удержаться от того, чтобы не остановиться и не потереть руки.
На мгновение он склонился над столом, с отцовским добродушием посмотрев на одного и на другого, одновременно проверяя, все ли в порядке.
Дикинсона охраняли шестеро крепких, преданных и опытных ребят, а командовал ими Уилбур, человек тонкий и проницательный.
Кабреро умел подбирать себе людей. А для этого дела из длинного списка знакомых отобрал самых отпетых ребят. У каждого из тех, кто охранял Дикинсона, на совести было по крайней мере одно убийство, а кое-кто мог похвастаться и большим количеством жертв. Их услуги стоили дорого, но мексиканец не посчитался с расходами. Он надеялся выжать из Дикинсона крупную сумму, чтобы наполнить свои карманы, а заодно и компенсировать ущерб, нанесенный игорному заведению. Поэтому, склонившись над столом, приветливо улыбаясь одному и другому, доброжелательно осведомился у Дикинсона:
— Вам здесь удобно, сеньор?
Крупный мужчина повернул к хозяину худое лицо:
— В жизни не чувствовал себя лучше!
— А обед вам понравился?
— Он был превосходен! Его приготовила ваша жена?
Улыбка Дикинсона была такой ласковой, а голос звучал так искренне, что Кабреро едва не принял его ответ за чистую монету. Но затем покраснел и закусил губу. Вспылив, он начал было:
— Манеры американцев… — но внезапно замолчал.
Холодные, светлые глаза Бенджамена Уилбура внимательно смотрели на него. Душа мексиканца ушла в пятки.
— Продолжайте! — небрежно предложил Уилбур, улыбаясь. — Я вас не слышал!
Но Кабреро счел, что сказал достаточно. Повернувшись спиной к Уилбуру и Дикинсону, он зашагал к музыкантам, которые сидели неподалеку. По шуму, который они производили, с ними не мог бы сравниться ни один квартет в мире. Однако и в однообразии репертуара их тоже нельзя было упрекнуть. Они могли сыграть одну вещицу с большим подъемом и воодушевлением, а другую — медленно, печально и сентиментально. Короче говоря, Кабреро был убежден, что его ребята — лучшие музыканты в Мексике. Он велел им исполнить что-нибудь веселенькое. Люди платят за веселую музыку. Она заставляет забывать о состоянии бумажников, и бокалы под такую музыку опустошаются быстрее.
Тем временем, подняв облако пыли, подкатил экипаж на высоких колесах. Порыв ветра внес эту пыль в кафе, она осела тонким слоем на поверхности каждого бокала. Но на это никто не обратил внимания. Кабреро было встревожился, зорко поглядывая на посетителей, однако никто не пожаловался. Люди вели себя как обычно, стучали по столу, подзывая официанта, проглатывали напитки и заказывали еще. Разгоряченные официанты появлялись то тут, то там, бросаясь то к одному, то к другому столу. Успокоившись, хозяин кафе улыбнулся. «Бизнес требует руки мастера. Нельзя вести дело спустя рукава», — подумал он.
Музыканты тем временем перестали играть, а с улицы донеслись звуки гитары и слабое щелканье кастаньет. Потом запела какая-то девушка. Кабреро навострил уши. Ни одна женщина в Сан-Тринидаде не могла так петь. У нее был не сильный голос, но мелодичный и очень красивого тембра. И пела oka вдохновенно!
В словах ее песни слышался иностранный акцент. «Вне всякого сомнения, эта женщина с Юга, — решил Кабреро. — Ах! Какие там женщины!»
Он прошел к переднему ряду столиков. Они стояли под открытым небом и занимали половину улицы. Но никто не возражал, потому что все главные городские чины были у владельца кафе в кармане. Подходя к стойке бара, они знали, что им не придется платить!
Раньше Кабреро никогда не выходил туда, под открытое небо, тем самым подчеркивая свое могущество. Ведь он был себе на уме, считал, что ему нет равных, и прямо-таки раздувался от самодовольства.
Но, услышав дивное женское пение, не утерпел и нарушил собственное правило. По улице шла, приближаясь к кафе, толпа. С каждой секундой она росла на глазах — к ней присоединялись прохожие, мальчишки и девчонки, выбегающие из домов. Поверх людских голов Кабреро заметил уши трех мулов.
Возглавляла процессию танцующая девушка. Когда она вступила в полосу света, отбрасываемую большой керосиновой лампой, Кабреро увидел ее обнаженные ноги, обутые в сандалии, яркие зеленые сережки и позолоченные бусы, обвивающие шею. За плечами с летели концы красного шарфа. Легкая и стремительная как ветер, девушка пела и пританцовывала под бренчание гитары и пощелкивание кастаньет.
Кабреро понимал в танцах. Эта красавица, бесспорно, привлечет толпы людей в его кафе. Она просто клад, размышлял он.
Тем временем расстояние между ним и девушкой сокращалось. Чем ближе она подходила, тем сильнее и восторженнее билось сердце мексиканца. Танцовщица была очень, очень смуглая. Но это только сильнее распаляло его, потому что ему нравилась горячая кровь индеанок. У него самого в жилах текла индейская кровь! А девушка сияла, ее большие черные глаза сверкали от возбуждения, радуясь жизни.
Остановившись у кафе, она запела последний куплет. Из-за ее спины выглядывал крупный загорелый погонщик мулов, державший в руках поводья. Рядом с ней стоял гитарист. Это был настоящий Геркулес, воплощение грубой силы. Плечами он мог бы проломить любую стену. Опустив голову, великан бросал исподлобья свирепые взгляды на окружающих. Копна жестких взлохмаченных черных волос, как лошадиная грива, спадала на его лоб и глаза. Зверюга, а не человек! В развороте его мощных плеч владельцу кафе почудилось что-то знакомое, напомнившее о другом месте, другой сцене и спокойном голосе американца, который требовал открыть сейф и достать оттуда тысячи долларов, честно, как он доказывал, выигранных им в рулетку!
Но Кабреро отогнал эту мысль. Громила не раздражал его, поскольку выгодно оттенял изящество и грацию девушки.
Песня закончилась, раздались аплодисменты. Мужчины, сидевшие за столиками, вставали, бросали монеты, хлопали в ладоши, издавая восторженные крики. Кабреро тоже ликовал. Он знал, что бумажники подобны сердцам. Будучи один раз открыты, они уже больше не закрываются!
Погонщик мулов, оставив животных под присмотром восхищенных мальчишек, опустившись на четвереньки, с лихорадочным рвением подбирал монеты.
Как низок может быть человек! — размышлял Кабреро, глядя на него и вспоминая сверкающий стальной сейф, хранящий его богатство. Подумал также о своем уме и сообразительности — еще большем богатстве, чем деньги. Ах, как прекрасен мир вокруг него! Как чудесно дышать и наслаждаться жизнью!
Пока погонщик мулов подбирал с земли монеты, девушка вскинула руки, и Кабреро увидел золотую змейку, обвивавшую ее предплечье. Толпа умолкла при этом повелительном жесте.
Раздались громкие аккорды. Девушка начала танцевать. Она двигалась легко и стремительно, выделяя и подчеркивая выразительные па. Юбки вихрились вокруг ее бедер, ноги в сандалиях били по мостовой, высекая из нее искры. Подчиняясь ритму музыки, раскачивались и колебались ее кисти, руки, плечи, склоненная голова. Казалось, она танцует не для публики, а выражает движениями красоту самой мелодии, но у мужчин в кафе от вожделения горели глаза.
Танцуя, девушка продвинулась до середины бара, и в этот момент музыка смолкла. Танцовщица тоже остановилась, тяжело дыша. Губы ее приоткрылись, глаза сияли как звезды. Она откинулась назад, обняла за шею зверюгу гитариста и поцеловала его. Тот лишь сердито насупился и сбросил с плеч ее руку. Выглядело это так, словно девушка приласкала угрюмого, свирепого льва.
— Господи! Господи! — воскликнул Кабреро. Он был так потрясен поведением гитариста, что даже стукнул себя кулаком в грудь.
Грянули аплодисменты. Ливнем посыпались монеты. Блестящие кружочки ударялись о землю, о тело танцовщицы. А та стояла и смеялась, осыпаемая дождем золотых и серебряных монет.
Глава 35
ИЗМЕНА!
Бенджамен Уилбур и Джеймс Дикинсон были единственными в кафе людьми, которые не поддались всеобщему восторгу. Они сидели неподвижно как статуи, с легкой усмешкой посматривая на возбужденных мужчин, обмениваясь понимающими взглядами.
Оба симпатизировали друг другу с того самого момента, как Уилбур стал командовать охраной Дикинсона. И Дикинсон не испытывал по отношению к Уилбуру злобы, понимая, что это просто его работа. При встрече они перебрасывались дружескими словечками и прекрасно ладили. Но при первой же возможности каждый был готов вцепиться другому в глотку.
Внешне эти двое мужчин резко отличались друг от друга. Уилбур был худощавый, спокойный, словоохотливый, с изысканными манерами. Дикинсон — крупный, вспыльчивый, неразговорчивый и угрюмый. С последнего, помимо Уилбура, не сводили глаз еще шестеро охранников. Поэтому Дикинсон спокойно сидел на стуле, выжидая, как выжидает тигр, затаившийся в засаде.
— Что там такое? — поинтересовался он, считая ниже своего достоинства обернуться, чтобы посмотреть самому.
— Какая-то девушка поет и танцует, — пояснил Уилбур. — Цыганка, должно быть.
Дикинсон плеснул себе еще пива. Глаза его снова стали пустыми. Но тут Уилбур наклонился вперед.
— Что там такое? — повторил Джим.
— Таких, как она, не часто встретишь, — процедил Уилбур. — Хотелось бы, чтобы она подошла поближе.
— Не сомневайся! Подойдет, чтобы собрать монеты, — заверил его пленник.
В этот момент вновь зазвучала гитара. Недостаток мастерства музыкант восполнял силой ударов по струнам. Мощные аккорды горячили кровь. Девушка, покачиваясь, пошла дальше между столиками, ее руки грациозно извивались, золотая змейка сверкала у плеча. Гитарист не отставал от нее ни на шаг, бросая свирепые взгляды на окружающих из-под своей лошадиной гривы. За ним двигался нескладный толстяк со шляпой в руке, в которую со звоном сыпались монеты. Подавали все. Какой-то восторженный ковбой схватил руку танцовщицы и с жаром ее поцеловал.
— Они нас не побеспокоят, — вздохнул Уилбур. — Пошли в другую сторону.
— Приберегают напоследок самое лучшее, — сухо заметил Дикинсон.
Уилбур укоризненно покачал головой:
— А на нее все же стоит посмотреть Джим! В этой девушке что-то есть!
Дикинсон зевнул.
Действительно, вскоре певица стала приближаться к ним. Она останавливалась у столиков, кланялась, благодарила зрителей за щедрость. Кто-то бросил ей цветы. Девушка воткнула алый цветок в седые волосы какого-то ранчеро, с лицом словно высеченным из гранита. Окружающие рассмеялись и зааплодировали. Обстановка вокруг становилась все более праздничной. Всех охватило весеннее настроение. Кровь бурлила в жилах мужчин, они провожали девушку горящими взглядами.
Наконец она подошла к столику двух американцев. И здесь, поскольку песня как раз закончилась, ненадолго застыла под громкие аплодисменты с поднятыми руками. Музыкант изменил темп, гитара зазвучала тише и романтичнее, пробуждая неясные надежды. Во время этой паузы девушка слегка качнулась, как птичка на ветке, обдуваемой ветром.
Но тут гитарист выдал щемящий аккорд, и она снова начала танцевать, на сей раз вокруг стола, за которым сидели вооруженные люди. А музыкант занял позицию за спиной Уилбура, слегка покачиваясь в такт музыке, бормоча вполголоса слова песенки. Даже эта грубая натура и та как будто дала волю чувствам. Гитарист явно был возбужден.
И вдруг Уилбур услышал его тихий голос у самого уха:
— Смотри прямо перед собой. Не оборачивайся. Я — Лью Уэлдон. Мы пришли за Дикинсоном.
Уэлдон — Дикинсон? Вот так цепочка!
Однако на лице Уилбура ничего не отразилось. Не моргнув глазом он поднес к губам кружку с пивом. Затем начал помахивать рукой в такт музыке. Мексиканцы, охранявшие Дикинсона, сидели с разинутыми от удивления ртами, пожирая глазами танцовщицу. Они выглядели как умирающие от жажды существа, дорвавшиеся наконец до живительной влаги — ерзали на стульях, восторженно качали головами и, казалось, позабыли обо всем на свете.
И снова тот же голос произнес в ухо Уилбура:
— Если ты с нами, возьми кружку и сделай глоток. Если нет, да поможет тебе Бог!
Бенджамен закрыл глаза. Как и любой другой мужчина, он ничего не имел против драки. Но, сидя с закрытыми глазами, представил себе жестокую физиономию гитариста. Оказывается, это Уэлдон! А Уэлдон, как ему прекрасно было известно, может быть безжалостным.
Он открыл глаза и посмотрел прямо перед собой. По чистой случайности в поле его зрения очутился Кабреро. Он стоял расставив ноги, щурясь от удовольствия и мягко потирая пухлые ладошки.
Уилбур поднес кружку к губам.
Голос позади него произнес:
— Молодчина, Бен! А сейчас сообщи это Дикинсону и, если сможешь, передай ему револьвер.
Бенджамен указал на девушку и, наклонившись через стол, тихо сказал Дикинсону:
— За моей спиной стоит Уэлдон. Они пришли за тобой. Я помогу. Протяни под столом руку, я передам. тебе оружие.
Откинувшись на спинку стула и устроившись поудобнее, он снова начал размахивать руками в ритме танца. Девушка, ускользнув, кружилась уже в отдалении от них, но ужасный громила с гитарой оставался по-прежнему за спиной Уилбура, словно ожидая, что танцовщица сюда вернется.
Отбивая такт то одной рукой, то другой, Бенджамен незаметно вытащил револьвер и положил его на колено. Он слегка выпрямил ноги, и тяжелый кольт соскользнул по бедру, задержавшись на подъеме ступни.
Дикинсон кашлянул и, собравшись закурить, уронил коробок спичек. Затем наклонился, чтобы поднять его, и долго шарил рукой под столом, как это делает небрежный, рассеянный человек. Когда он наконец выпрямился, сжимая в одной руке коробок спичек, кольт лежал у него на коленях.
Но тут из толпы, собравшейся у кафе, выбежал какой-то взволнованный мужчина, пробрался между столиками и бросился к Кабреро.
— Что тебе нужно? — спросил владелец кафе, оттолкнув его грязную руку.
— Эти три мула украдены с моей фермы! — завопил вбежавший. — Вон те, что стоят там, на улице. Я знаю их как своих детей!
— Дурак! — крикнул Кабреро.
Что значили для него каких-то три мула по сравнению с доходами, которые уже подарила ему эта девушка! Да он уплатил бы за этих мулов из собственного кармана! Разумеется, танцовщица, гитарист и погонщик — все трое жулики! Только жулики так бродят по стране.
Но мужчина не унимался:
— Люди видели, как их уводил какой-то гринго! Я весь день бежал по дороге. Мое сердце разрывалось на части. Я разорюсь, если потеряю их. Добрый сеньор, помогите мне вернуть моих животных!
Оба симпатизировали друг другу с того самого момента, как Уилбур стал командовать охраной Дикинсона. И Дикинсон не испытывал по отношению к Уилбуру злобы, понимая, что это просто его работа. При встрече они перебрасывались дружескими словечками и прекрасно ладили. Но при первой же возможности каждый был готов вцепиться другому в глотку.
Внешне эти двое мужчин резко отличались друг от друга. Уилбур был худощавый, спокойный, словоохотливый, с изысканными манерами. Дикинсон — крупный, вспыльчивый, неразговорчивый и угрюмый. С последнего, помимо Уилбура, не сводили глаз еще шестеро охранников. Поэтому Дикинсон спокойно сидел на стуле, выжидая, как выжидает тигр, затаившийся в засаде.
— Что там такое? — поинтересовался он, считая ниже своего достоинства обернуться, чтобы посмотреть самому.
— Какая-то девушка поет и танцует, — пояснил Уилбур. — Цыганка, должно быть.
Дикинсон плеснул себе еще пива. Глаза его снова стали пустыми. Но тут Уилбур наклонился вперед.
— Что там такое? — повторил Джим.
— Таких, как она, не часто встретишь, — процедил Уилбур. — Хотелось бы, чтобы она подошла поближе.
— Не сомневайся! Подойдет, чтобы собрать монеты, — заверил его пленник.
В этот момент вновь зазвучала гитара. Недостаток мастерства музыкант восполнял силой ударов по струнам. Мощные аккорды горячили кровь. Девушка, покачиваясь, пошла дальше между столиками, ее руки грациозно извивались, золотая змейка сверкала у плеча. Гитарист не отставал от нее ни на шаг, бросая свирепые взгляды на окружающих из-под своей лошадиной гривы. За ним двигался нескладный толстяк со шляпой в руке, в которую со звоном сыпались монеты. Подавали все. Какой-то восторженный ковбой схватил руку танцовщицы и с жаром ее поцеловал.
— Они нас не побеспокоят, — вздохнул Уилбур. — Пошли в другую сторону.
— Приберегают напоследок самое лучшее, — сухо заметил Дикинсон.
Уилбур укоризненно покачал головой:
— А на нее все же стоит посмотреть Джим! В этой девушке что-то есть!
Дикинсон зевнул.
Действительно, вскоре певица стала приближаться к ним. Она останавливалась у столиков, кланялась, благодарила зрителей за щедрость. Кто-то бросил ей цветы. Девушка воткнула алый цветок в седые волосы какого-то ранчеро, с лицом словно высеченным из гранита. Окружающие рассмеялись и зааплодировали. Обстановка вокруг становилась все более праздничной. Всех охватило весеннее настроение. Кровь бурлила в жилах мужчин, они провожали девушку горящими взглядами.
Наконец она подошла к столику двух американцев. И здесь, поскольку песня как раз закончилась, ненадолго застыла под громкие аплодисменты с поднятыми руками. Музыкант изменил темп, гитара зазвучала тише и романтичнее, пробуждая неясные надежды. Во время этой паузы девушка слегка качнулась, как птичка на ветке, обдуваемой ветром.
Но тут гитарист выдал щемящий аккорд, и она снова начала танцевать, на сей раз вокруг стола, за которым сидели вооруженные люди. А музыкант занял позицию за спиной Уилбура, слегка покачиваясь в такт музыке, бормоча вполголоса слова песенки. Даже эта грубая натура и та как будто дала волю чувствам. Гитарист явно был возбужден.
И вдруг Уилбур услышал его тихий голос у самого уха:
— Смотри прямо перед собой. Не оборачивайся. Я — Лью Уэлдон. Мы пришли за Дикинсоном.
Уэлдон — Дикинсон? Вот так цепочка!
Однако на лице Уилбура ничего не отразилось. Не моргнув глазом он поднес к губам кружку с пивом. Затем начал помахивать рукой в такт музыке. Мексиканцы, охранявшие Дикинсона, сидели с разинутыми от удивления ртами, пожирая глазами танцовщицу. Они выглядели как умирающие от жажды существа, дорвавшиеся наконец до живительной влаги — ерзали на стульях, восторженно качали головами и, казалось, позабыли обо всем на свете.
И снова тот же голос произнес в ухо Уилбура:
— Если ты с нами, возьми кружку и сделай глоток. Если нет, да поможет тебе Бог!
Бенджамен закрыл глаза. Как и любой другой мужчина, он ничего не имел против драки. Но, сидя с закрытыми глазами, представил себе жестокую физиономию гитариста. Оказывается, это Уэлдон! А Уэлдон, как ему прекрасно было известно, может быть безжалостным.
Он открыл глаза и посмотрел прямо перед собой. По чистой случайности в поле его зрения очутился Кабреро. Он стоял расставив ноги, щурясь от удовольствия и мягко потирая пухлые ладошки.
Уилбур поднес кружку к губам.
Голос позади него произнес:
— Молодчина, Бен! А сейчас сообщи это Дикинсону и, если сможешь, передай ему револьвер.
Бенджамен указал на девушку и, наклонившись через стол, тихо сказал Дикинсону:
— За моей спиной стоит Уэлдон. Они пришли за тобой. Я помогу. Протяни под столом руку, я передам. тебе оружие.
Откинувшись на спинку стула и устроившись поудобнее, он снова начал размахивать руками в ритме танца. Девушка, ускользнув, кружилась уже в отдалении от них, но ужасный громила с гитарой оставался по-прежнему за спиной Уилбура, словно ожидая, что танцовщица сюда вернется.
Отбивая такт то одной рукой, то другой, Бенджамен незаметно вытащил револьвер и положил его на колено. Он слегка выпрямил ноги, и тяжелый кольт соскользнул по бедру, задержавшись на подъеме ступни.
Дикинсон кашлянул и, собравшись закурить, уронил коробок спичек. Затем наклонился, чтобы поднять его, и долго шарил рукой под столом, как это делает небрежный, рассеянный человек. Когда он наконец выпрямился, сжимая в одной руке коробок спичек, кольт лежал у него на коленях.
Но тут из толпы, собравшейся у кафе, выбежал какой-то взволнованный мужчина, пробрался между столиками и бросился к Кабреро.
— Что тебе нужно? — спросил владелец кафе, оттолкнув его грязную руку.
— Эти три мула украдены с моей фермы! — завопил вбежавший. — Вон те, что стоят там, на улице. Я знаю их как своих детей!
— Дурак! — крикнул Кабреро.
Что значили для него каких-то три мула по сравнению с доходами, которые уже подарила ему эта девушка! Да он уплатил бы за этих мулов из собственного кармана! Разумеется, танцовщица, гитарист и погонщик — все трое жулики! Только жулики так бродят по стране.
Но мужчина не унимался:
— Люди видели, как их уводил какой-то гринго! Я весь день бежал по дороге. Мое сердце разрывалось на части. Я разорюсь, если потеряю их. Добрый сеньор, помогите мне вернуть моих животных!