Страница:
Вот что писал по этому поводу Л. Прюдом:
«Верная своим обязательствам перед императором, герцогиня выдавала все планы французского двора и даже сообщила ему число генералов и министров. Одним словом, она может быть названа одной из основных причин военных бедствий. У нее был свой агент при дворе Карла Пятого, граф де Босси; уже доказано, что этот человек, который, как полагают, пользовался у герцогини милостями особого рода, не раз продавал Францию его императорскому величеству, как, впрочем, и многим другим, во время взятия Эперне. Бесспорно и то, что Карл Пятый был прекрасно осведомлен о моменте, когда лучше всего начать наступление на этот город, забитый продовольствием, необходимым для армии. За потерей этого города, гибельной для государства, последовала потеря Шато-Тьерри, также имевшего большие запасы муки и зерна и, как и предыдущий, ставшего жертвой предательства. Имперские войска совершили стремительный бросок до самого Мо. Париж охватил такой ужас, что жители были одержимы одним желанием — спастись, точно у них не было ни работы, ни достоинства, ни добра, ни домов, ни короля, ни родины.
Многих тогда восхитило благородство короля, который, будучи совершенно больным, приказал доставить себя в Париж, чтобы восстановить там мир и спокойствие. Этот акт мужества был поистине героическим; хотя начинать надо было бы с устранения раз и навсегда женщин от участия в государственных делах.
Очень скоро Карл Пятый был в городе Мо. Он уже собирался наброситься на дофина и уничтожить его, когда в армии императора возникли распри между испанцами и немцами. Дофин подумал вполне резонно, что этим следует воспользоваться и отбросить императора от занимаемых позиций. Ликуя при мысли, что хоть раз сможет заслужить титул освободителя, Генрих приготовился к наступлению. Но м-м д'Этамп мгновенно учуяла опасность: окажись любовник Дианы героем-победителем, конец всем ее надеждам.
В таком случае лучше остановить войну.
Она убедила короля в том, что не стоит ставить сохранение короны в зависимость от исхода битвы и что лучше всего заключить мир.
И снова Франциск I согласился с мнением своей фаворитки и 18 сентября подписал в Крепи-ан-Валуа убийственный договор, по которому император получил более двадцати французских городов и при этом давал королю лишь неопределенную надежду на выгодный брак для герцога Орлеанского.
Этого оказалось довольно, чтобы м-м д'Этамп была удовлетворена. И потому, когда Карл Пятый объявил, что возвращается к себе, она решила организовать для него что-то вроде триумфального сопровождения.
Идея, конечно, сумасбродная, потому что Франции случалось терять значительные территории, но чтобы при этом двор согласился безропотно совершить маленькое путешествие, такого не бывало!
25 сентября Элеонора, герцог Орлеанский, восемьдесят человек постоянной свиты короля и м-м д'Этамп, восседавшая в одних носилках с королевой, выехали из Парижа вместе с императором.
В Брюсселе, где произошло прощание, случилась довольно забавная сцена, о которой поведал свидетель Аннибаль Гаро в письме, адресованном герцогу Пармскому: «Церемония целования рук дамам зрелище прелюбопытное; мне показалось, что я присутствую при похищении сабинянок. Не только знатные сеньоры, „но и люди всех званий целовали руку какой-нибудь дамы, и первыми это начали испанцы и неаполитанцы. Я видел, как ради этого галопом примчался герцог Оттавио. Он соскочил с коня, и его императорское высочество в знак особого расположения приказал ему подойти к носилкам королевы… Герцог поцеловал руку королеве и снова вскочил в седло, но император попросил его сойти и сказал: „Подойдите и поцелуйте также руку м-м д'Этамп“, которая сидела по другую сторону от королевы. И герцог, как истый француз, нарушив приказ, поцеловал ее в губы“.
После чего все распрощались, заверив друг друга в своей безграничной дружбе.
Но на следующий год герцог Орлеанский неожиданно скончался.
И все эти немыслимые интриги, вся эта война, все разрушения и человеческие жертвы оказались бесполезными.
Герцогиня Этампская очень расстроилась.
М-М Д'ЭТАМП ЖЕЛАЕТ, ЧТОБЫ БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ ПОВЕСИЛИ
После мира, подписанного в Крепи, простой народ не скрывал своего огорчения:
— Дофина предали! — говорили люди.
Некоторые, понизив голос, добавляли, что «те, кто совершил это преступление, стоят очень близко к королю».
Естественно, появление такого слуха не обошлось без Дианы де Пуатье. Вдова Великого сенешаля надеялась таким способом возбудить в королевстве недовольство и возмущение своей соперницей и заставить короля прогнать ее с позором.
Но м-м д'Этамп была особой ловкой. Стремясь заставить поверить в свою невиновность, она громче других кричала об измене и требовала примерного наказания виновных.
Такое ее поведение успокоило короля.
— Мы их найдем, — сказал он.
И он приказал начать расследование.
— Я все возьму на себя, — сказала на это фаворитка и поручила дело кое-кому из своих друзей.
Через пять дней добрый десяток совершенно ничего не понимавших несчастных людей был брошен в тюрьму по обвинению в государственной измене.
Одна деталь, впрочем, делает эту историю почти комичной. Среди тех, кого арестовала полиция, по ошибке оказался человек, которого м-м д'Этамп действительно использовала для передачи информации Карлу Пятому. Она ужаснулась, когда узнала его среди задержанных, приказала немедленно выпустить и уломала следователей извиниться перед ним.
Все остальные арестованные были осуждены на пожизненное заключение, что принесло огромное удовлетворение народу, всегда жаждущему правосудия.
* * *
Это скандальное заключение в тюрьму стало, однако, началом одной любопытной любовной истории.
В числе жертв фаворитки оказался и юноша, молодая жена которого, Луиза, была одним из украшений королевского двора. Звали его Ангерран де Ланьи.
Вначале, когда Луиза узнала, что ее мужа обвинили в умышленной выдаче французской крепости императору, бедняжка пришла в отчаяние. Но потом она подумала, что освобождение Ангеррана, чья верность королю не вызывала у нее ни малейшего сомнения, зависит исключительно от нее, и поклялась помочь мужу доказать свою невиновность.
Осуществление задуманного плана основывалось целиком на силе ее чар. Не медля, она приступила к делу. Не прошло и месяца, как в результате многократных посещений, нежных уговоров, многообещающих взглядов ей удалось влюбить в себя надзирателя тюрьмы, в которой гнил Ангерран. Наконец однажды ночью, когда она уступила надзирателю в том, чего он больше всего желал, Луиза прошептала:
— Если вы действительно так любите меня, позвольте мне остаться рядом с вами. Посадите меня в камеру вместо моего мужа.
Почтенный служака оторопел от такого предложения.
— А если ваш муж меня выдаст?
— Совершенно исключено, потому что его снова бросят в тюрьму.
На другой же день белокурая Луиза оказалась в королевской тюрьме, а ее муж, сразу отправился на север Франции, где сражения еще продолжались. Дело в том, что если с Карлом Пятым мир был подписан, то с Генрихом VIII война не кончилась, и здесь ощущалась острая нужда в рыцарях, владевших мечом.
Под вымышленным именем Ангерран присоединился к французским солдатам и сражался с таким жаром, что известие о его несравненной доблести дошло до короля. Некоторое время спустя Франциск I приехал навестить свои войска и лично поздравил Ангеррана.
— Вот один из самых храбрых рыцарей моего королевства, — сказал король. — Не желаешь ли ты попросить меня о чем-нибудь?
— Да, сир. Я прошу освободить мою жену, которая находится в тюрьме.
Король был страшно удивлен.
— А что она сделала?
— Она заняла мое место…
И он рассказал изумленному королю свою историю, закончив ее словами:
— Я лишь хотел доказать Вашему Высочеству, что я ваш верный слуга, неспособный на предательство, и что мое осуждение было несправедливым.
Король ничего на это не ответил и только обнял его. Но в тот же миг в Париж был отправлен курьер.
Наутро после трех месяцев тюремного заключения и любовных свиданий, во время которых она старалась не находить никакого удовольствия, Луиза была освобождена. Ее тюремщик расставался с ней с тяжелым сердцем, зная по опыту, что подобные приключения не сваливаются на голову служителя тюрьмы дважды в жизни.
Что же касается Ангеррана, которому совесть не позволяла упрекнуть жену за то, что она, спасая его честь, чуть-чуть пожертвовала своей, он предпочел закрыть на это глаза и, если верить историку, «очень быстро стер в своей памяти то время, когда прекрасная Луиза, исключительно из любви к нему, заставила его побыть некоторое время рогоносцем».
В начале 1545 года весь французский двор был взбудоражен странным событием.
Франциск I, бывший тогда под сильным влиянием всего итальянского, окружил себя знаменитыми художниками, прибывшими с Апеннинского полуострова по его приглашению. Вслед за Леонардо да Винчи, прибывшим во Францию после битвы при Мариньяно и скончавшимся в 1519 году, здесь жили и трудились во славу Франции Андреа дель Сарто, Приматиччо, Россо. и многие другие.
«Король, — сообщал один итальянский посланник, — тратит в течение года огромные средства на драгоценности, мебель, сооружение замков и садов. По своей натуре это человек, который готов платить всякому, кто раздобудет ему редкий драгоценный камень или еще что-нибудь редкое».
Но вот один из итальянских художников не понравился герцогине Этампской, и она ломала голову, что бы такое сделать, чтобы ему досадить. Фаворитке мало было вести постоянную войну с Дианой де Пуатье, она с яростью набрасывалась на всякого, кто не признавал в ней единственную и абсолютную любовницу королевства. И Бенвенуто Челлини был как раз одним из этих немногих.
Их постоянная дуэль приводила в восторг весь двор. Началось все буквально с пустяка. Скульптор, получив заказ на несколько скульптур для замка Фонтенбло, пришел к королю показать свои эскизы, но не зашел с этим же к фаворитке. В ярости от такого оскорбления м-м д'Этамп в отместку за это потребовала от Франциска I передать Приматиччо заказ, данный Бенвенуто.
Безвольный монарх согласился на такую вопиющую несправедливость.
В конце концов, после бесконечных интриг, Челлини все-таки удалось установить в одной из галерей Фонтенбло своего великолепного Юпитера, которого он только что завершил.
У фаворитки из-за этого чуть было не случился нервный припадок.
«Узнав о том, как складываются мои дела, — пишет Бенвенуто Челлини в своих „Мемуарах“, — м-м д'Этамп разъярилась против меня сильнее, чем прежде. „Как, — говорила она, — я правлю миром, а этот жалкий тип совершенно не считается со мною?“
Помимо бесконечных мелких неприятностей, которые она ему причиняла, фаворитка сделала даже попытку уничтожить его с помощью наемных убийц. К счастью, Бенвенуто ускользнул от засады здоровым и невредимым.
Тем не менее, измученный бесконечным противоборством, Челлини решил покинуть Францию, предварительно насолив м-м д'Этамп так, как она того и заслуживала. Скандал разразился в тот день, когда король лично объявил открытие галереи, где находился знаменитый Юпитер.
Франциск I и весь двор, столпившись вокруг статуи, расточали щедрые похвалы автору.
Вдруг кто-то спросил:
— А что это за покрывало, которое Бенвенуто накинул на статую?
М-м д' Этамп ответила язвительным тоном:
— Да просто чтобы скрыть дефекты своей работы!
Бенвенуто только того и ждал.
— Я не из тех мужчин, кто скрывает свои недостатки, — сказал он, — и покрывало наброшено мною из простого приличия; но раз уж вы этого не желаете, пусть его не будет!
Быстрым движением он срывает ткань, и взору всех открывается чуть ли не у самого лица стоявшей рядом фаворитки громадный, гигантский, феноменальный мужской член Юпитера.
— Как вы находите, его размеры достаточны? — воскликнул скульптор.
Перепугавшись, м-м д'Этамп отшатнулась, в то время как весь двор с удовольствием усмехался. Сам король с огромным трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Тогда фаворитка, бормоча проклятья, взяла короля под руку и повлекла к двери.
Прежде чем выйти из галереи, Франциск I, которого разыгравшийся фарс вознаградил за множество пережитых им неприятностей, воскликнул:
— Я похитил у Италии самого великого из когда-либо существовавших на земле.
Все вокруг зааплодировали, а м-м д'Этамп возвратилась в свои апартаменты вне себя от злости. Вечером она явилась к королю и потребовала, чтобы Бенвенуто был повешен.
— Я согласен, — сказал Франциск, — но при условии, что вы найдете мне равноценного художника.
Несмотря на дружеское отношение короля, Бенвенуто Челлини почувствовал, что над ним нависает опасность, и погожим весенним днем 1545 года, уложив свой багаж, отправился в свою родную Италию.
Вот так Франция лишилась одного из выдающихся художников эпохи Возрождения.
<Жюль Альваротто, посланник Феррары во Франции, письмо, отправленное из Мелона 29 января 1545 года.>
ВИНОВАТА ЛИ ПРЕКРАСНАЯ ФЕРОНЬЕРКА В СМЕРТИ ФРАНЦИСКА I?
Чрезмерное увлечение женщинами сильно сказалось на физическом состоянии Франциска I, отчего в свои пятьдесят два года он выглядел настоящим стариком.
Однако он по-прежнему любил показать себя весьма галантным кавалером, если, конечно, подворачивался случай, и все при дворе сходились во мнении, что в постели он еще за себя постоять может…
Разумеется, не было в нем уже той бурной энергии, которая когда-то позволяла ему по восемь-десять раз кряду доказывать даме сердца свое особое расположение. Теперь он утешался тем, что слушал или сам рассказывал более чем фривольные истории, из-за чего присутствующие начинали чувствовать себя не во дворце, а в казарме. Сохранился анекдот того времени, вполне подтверждающий это. Однажды вечером канцлер Гайяр сидел на самом краю длинной скамьи в большом зале дворца, а король на своем королевском месте, и оба они стали вспоминать многочисленные беспутные приключения одного рыцаря.
— А, кстати, — воскликнул неожиданно король, — почтенный монсеньор канцлер, скажите мне, пожалуйста, велико ли расстояние между весельчаком и распутником? <Игра слов во французском языке; «гайяр» (gaillard) — весельчак, «пайяр» (paillard) — распутник.>
Канцлер встал:
— Ровно столько, сколько от моей скамьи до вашего места, Сир, — ответил он.
Этот смелый ответ необычайно понравился Франциску I, и он долго смеялся.
* * *
Непристойный образ жизни самого суверена привел к тому, что если при дворе и были кое-какие признаки сдержанности, в основном проявляемые дамами, то теперь и они исчезли. В Фонтенбло можно было услышать массу прелюбопытных вещей. Достаточно привести один пример. Стала очень модной песенка под названием «На моем газончике появилась блошка» <Все семнадцать куплетов этой песни включены в сборник Лотриана, опубликованный в 1543 году.>, которую все принцессы без тени смущения распевали целыми днями.
Из-за этой блошки, а может, из-за какой-то другой, все дамы страдали таким зудом, что только и думали, как бы его заглушить. Усилия, которые они для этого предпринимали, заставляли думать, по словам историка тех лет, «что в дам этих вселился какой-то бес».
А Брантом рассказывает еще более поразительный факт:
«Мне говорили об одной красивой, порядочной и, главное, умной даме веселого и доброго нрава, которая однажды, приказав комнатному слуге снять с нее панталоны, спросила, не вызовет ли это у него искушения и вожделения; она сказала другое, более откровенное слово. Слуга подумал, как лучше ответить, и из уважения к ней решил сказать „нет“; тогда хозяйка неожиданно взмахнула рукой и дала ему увесистую пощечину. „Убирайтесь, — сказала она, — вы больше у меня не будете служить; вы — настоящий глупец, и я вас увольняю…“
Бесстыдные, испорченные, жадные до наслаждений, эти дамы были в вечном поиске все новых и новых средств, которые бы могли придать побольше остроты их любовным развлечениям. Соваль говорит, что придворные дамы пользовались специальными притирками, которые способствовали росту волос в сокровенном месте до такой длины, чтобы можно было «их завивать и подкручивать подобно усам какого-нибудь сарацина». То-то, наверное, было зрелище…
«В 1546 году Франциск I впервые в своей жизни почувствовал настоятельную потребность в уединении. Вечно деятельная и взвинченная м-м д'Этамп его утомляла, и время от времени король отправлялся на несколько дней в Шамбор, „где две сотни человек могли жить, ни разу не встретившись друг с другом, если к тому не было желания“. Шамборский замок был построен по планам короля в густом лесу, в том самом месте. где он, как некоторые утверждают, еще семнадцатилетним юнцом стал любовником одной не менее юной особы из Блуа.
Шамбор, эта усыпальница юношеской любви, был замком роскошным, но мрачным. Именно тут он сочинил полные горькой печали стихи («Подруги юных лет, куда исчезли вы…»). И здесь же запечатлел, но не на оконном стекле своей комнаты, как обычно рассказывают, а на стене, то ли с помощью головешки, то ли куска упавшей с потолка штукатурки, три слова: «Любая женщина непостоянна». Да, именно три слова, а не двустишие.
Брантом, которому посчастливилось увидеть этот образчик граффито, служит тому бесспорным свидетелем. Бывший комнатный слуга Франциска I «захотел, рассказывает он, показать мне все, и, приведя меня в комнату короля, указал на надпись рядом с окном. „Вот, сказал он, прочтите это, месье; если вы никогда не видели почерка короля, моего господина, то вот он“. И я прочел написанные крупными буквами такие слова:
«Любая женщина непостоянна».
Только много позже эту фразу превратили в двустишие, добавив: «Безумец тот, кто верит ей», строку из старой песни трубадура Маркабрэна, и еще долго ждали, пока Виктор Гюго, в свою очередь, прибавил к этому сравнение женщины с перышком, летящим куда ветер подует.
В январе 1547 года умер английский король Генрих VIII, чем несказанно обрадовал короля Франции.
Посланник Жан де Сен-Мори, присутствовавший при том моменте, когда Франциску I передали эту новость, сообщает, что «король, услышав об этом, продолжал громко смеяться и развлекаться с дамами, бывшими на балу».
Но потом он вспомнил, что усопший был его ровесником, и, как пишет Мартэн дю Белле, «впал в некоторую задумчивость»…
Несколько дней спустя Франциск I простудился, но это никого не обеспокоило, и только 11 февраля, когда с ним случились «три приступа лихорадки», придворные стали вполголоса поговаривать о какой-то неизлечимой болезни.
Герцогиня Этампская была в отчаянии. Она знала, что смерть короля означала для нее полное крушение. Ей не только придется покинуть дворец, но и стать объектом страшной мести Дианы де Пуатье.
Сам же король совершенно не чувствовал приближения смерти. Он разъезжал верхом, совершал прогулки в лес и даже, если подворачивался случай, мог осчастливить своим вниманием какую-нибудь горничную. 12 марта в Рамбуйе с ним произошел четвертый приступ лихорадки, и на этот раз его так трясло, что посол Сен-Мори написал по этому поводу: «Он был в таком состоянии, что врачи не надеялись на его выздоровление».
29 марта, в то время как Диана де Пуатье едва в силах была скрыть свою радость, король пригласил к постели дофина и сказал ему:
— Сын мой, я надеюсь на ваше благородство в отношении герцогини Этампской. Ведь она дама. Потом прибавил:
— Никогда не подчиняйтесь воле других, как я подчинился ее воле.
Утром Франциск I, почувствовав, что наступает конец, приказал фаворитке покинуть его комнату. Тогда м-м д'Этамп «рухнула на пол» и наделала много шума, крича с несколько комичным пафосом; «Земля, разверзнись подо мной…» После чего поспешно удалилась к себе в Лимур.
Прошло еще два дня. Король тихо угасал, а в это время в соседней комнате Диана и Гизн с нетерпением ждали восхождения на престол Генриха II.
31 марта на рассвете из комнаты умирающего послышались глухие стоны.
— Вот и уходит наш неутомимый волокита, — цинично отозвалась Диана.
И действительно, через несколько минут король Франции отдал Богу душу.
Отчего он умер? Его тело вскрыли, чтобы узнать это, и «обнаружили, как писал Сен-Мори, абсцесс в желудке, поврежденные почки, совершенно распавшийся кишечник, изявленную гортань и уже начавшие разрушаться легкие».
Что касается простого народа Франции, который целых тридцать лет наблюдал любовные шалости Франциска I, то для него вопрос «отчего» вообще не стоял.
— Бог наказал его заболеванием именно того, чем он грешил, — говорили люди, подмигивая друг другу.
Позже неизвестно откуда возникла легенда, по которой Франциск I стал жертвой гнусного злоумышления. Некто Луи Гюйон, врач из Юзерша, написал: «Великий король Франциск I домогался жены одного парижского адвоката, женщины очень красивой и любезной, имя которой не хочу называть, потому что у нее остались дети. Придворные и разные сводники уверяли короля, что он может заполучить ее, используя свою королевскую власть. Долго противившийся муж, наконец, позволил жене подчиниться воле короля, а чтобы не мешать своим присутствием, сделал вид, что дней на восемь-десять уезжает по делам, хотя тайно остался в Париже и стал усердно посещать бордели. Там он намеревался подцепить дурную болезнь, передать ее жене, которая затем наградит ею короля. Очень быстро он нашел, что искал, и передал это жене, а та — королю. Король же одарил болезнью всех женщин, с которыми развлекался, и никогда от нее не избавился. Всю оставшуюся жизнь король был недужным, несчастным, угрюмым и нелюдимым».
Дама, имя которой Гюйон не хотел называть, была женой адвоката Жана Ферона, и все звали ее Прекрасной Фероньеркой. Она была изящна, соблазнительна, элегантна. У нее были длинные черные волосы, выразительные синие глаза, красивейшие в мире ноги. В центре лба у нее красовалось украшение, прикрепленное шелковым шнурком, и эта необычная деталь лишь добавляла ей привлекательности <У этой новой моды, введенной ею, была своя предыстория, связанная с ее первой встречей с королем: когда Франциск приказал привести ее во дворец к как-то слишком уж быстро потащил в постель, дама была так возмущена, что одна из жил у нее на лбу лопнула. Впрочем, женский пол слаб… Через час она уже стала любовницей короля, а на другой день очень ловко спрятала, кровавый подтек с помощью указанного украшения на шнурке… (см. журнал Revue des Deux Mondes, 1883)>.
Заразила ли она короля Франции?
Нет. Неаполитанскую болезнь Франциск I подцепил очень давно. Луиза Савойская, как внимательная мать, сделала в своем дневнике запись, датированную 7 сентября 1512 года; «Мой сын побывал в Амбуазе по пути в Гюйень…, а за три дня до этого у него обнаружилась болезнь в интимной части тела…»
Так что не было никакой необходимости ни в Прекрасной Фероньерке, ни в ее муже, чтобы подцепить эту крайне неприятную болезнь <Легенда, однако, быстро утвердилась в сознании людей, и вот уже историк Мезере с полной серьезностью пишет; «Доведенный до отчаяния оскорблением, которое на языке придворных именуется обычным ухаживанием, он (Жан Ферон), поддавшись злому чувству, вознамерился отправиться в злачное место, чтобы сначала самому заразиться, потом испортить жену и тем самым отомстить тому, кто лишил его чести».>.
Но умер ли он от этой болезни, как обычно все утверждают?
Нет. Все исследования, проведенные современными историками, это опровергают. А доктор Кабанес даже установил, что Франциска I «унес в могилу туберкулез».
И пусть августейший «волокита» скончался, преждевременно состарившись и лишившись сил из-за чрезмерного увлечения женщинами, по крайней мере, он не был отправлен на тот свет пинком Венеры…
ДУЭЛЬ ЖАРНАКА — ДЕЛО РУК ЖЕНЩИНЫ
После смерти Франциска I герцогиня Этампская, укрывшись в Лимурском замке, проводила дни в страшной тревоге. Она постоянно ждала ареста по приказу Дианы де Пуатье, публичного суда, жестокого обращения и заточения в тюрьму.
Но она плохо знала вдову Великого сенешаля. Женщина в высшей степени осторожная, Диана не желала создавать опасный прецедент, жертвой которого она сама могла стать в один прекрасный день.
Ее снисходительность, смысл которой разгадали лишь немногие близкие ей люди, удивляла простой народ, надеявшийся, что после смерти короля фаворитка лишится всех своих владений, а, возможно, будет осуждена за ересь и сожжена на площади.
— После того как дофин взойдет на трон, — часто перешептывались люди, — мадам д'Этамп долго не протянет.
Но народ, как всегда, ошибался. Все дело в том, что Диана де Пуатье очень радовалась, видя свою соперницу поверженной, считала, что за нее отомстила судьба, и потому отказалась от мысли преследовать ее еще и за ересь.
«Верная своим обязательствам перед императором, герцогиня выдавала все планы французского двора и даже сообщила ему число генералов и министров. Одним словом, она может быть названа одной из основных причин военных бедствий. У нее был свой агент при дворе Карла Пятого, граф де Босси; уже доказано, что этот человек, который, как полагают, пользовался у герцогини милостями особого рода, не раз продавал Францию его императорскому величеству, как, впрочем, и многим другим, во время взятия Эперне. Бесспорно и то, что Карл Пятый был прекрасно осведомлен о моменте, когда лучше всего начать наступление на этот город, забитый продовольствием, необходимым для армии. За потерей этого города, гибельной для государства, последовала потеря Шато-Тьерри, также имевшего большие запасы муки и зерна и, как и предыдущий, ставшего жертвой предательства. Имперские войска совершили стремительный бросок до самого Мо. Париж охватил такой ужас, что жители были одержимы одним желанием — спастись, точно у них не было ни работы, ни достоинства, ни добра, ни домов, ни короля, ни родины.
Многих тогда восхитило благородство короля, который, будучи совершенно больным, приказал доставить себя в Париж, чтобы восстановить там мир и спокойствие. Этот акт мужества был поистине героическим; хотя начинать надо было бы с устранения раз и навсегда женщин от участия в государственных делах.
Очень скоро Карл Пятый был в городе Мо. Он уже собирался наброситься на дофина и уничтожить его, когда в армии императора возникли распри между испанцами и немцами. Дофин подумал вполне резонно, что этим следует воспользоваться и отбросить императора от занимаемых позиций. Ликуя при мысли, что хоть раз сможет заслужить титул освободителя, Генрих приготовился к наступлению. Но м-м д'Этамп мгновенно учуяла опасность: окажись любовник Дианы героем-победителем, конец всем ее надеждам.
В таком случае лучше остановить войну.
Она убедила короля в том, что не стоит ставить сохранение короны в зависимость от исхода битвы и что лучше всего заключить мир.
И снова Франциск I согласился с мнением своей фаворитки и 18 сентября подписал в Крепи-ан-Валуа убийственный договор, по которому император получил более двадцати французских городов и при этом давал королю лишь неопределенную надежду на выгодный брак для герцога Орлеанского.
Этого оказалось довольно, чтобы м-м д'Этамп была удовлетворена. И потому, когда Карл Пятый объявил, что возвращается к себе, она решила организовать для него что-то вроде триумфального сопровождения.
Идея, конечно, сумасбродная, потому что Франции случалось терять значительные территории, но чтобы при этом двор согласился безропотно совершить маленькое путешествие, такого не бывало!
25 сентября Элеонора, герцог Орлеанский, восемьдесят человек постоянной свиты короля и м-м д'Этамп, восседавшая в одних носилках с королевой, выехали из Парижа вместе с императором.
В Брюсселе, где произошло прощание, случилась довольно забавная сцена, о которой поведал свидетель Аннибаль Гаро в письме, адресованном герцогу Пармскому: «Церемония целования рук дамам зрелище прелюбопытное; мне показалось, что я присутствую при похищении сабинянок. Не только знатные сеньоры, „но и люди всех званий целовали руку какой-нибудь дамы, и первыми это начали испанцы и неаполитанцы. Я видел, как ради этого галопом примчался герцог Оттавио. Он соскочил с коня, и его императорское высочество в знак особого расположения приказал ему подойти к носилкам королевы… Герцог поцеловал руку королеве и снова вскочил в седло, но император попросил его сойти и сказал: „Подойдите и поцелуйте также руку м-м д'Этамп“, которая сидела по другую сторону от королевы. И герцог, как истый француз, нарушив приказ, поцеловал ее в губы“.
После чего все распрощались, заверив друг друга в своей безграничной дружбе.
Но на следующий год герцог Орлеанский неожиданно скончался.
И все эти немыслимые интриги, вся эта война, все разрушения и человеческие жертвы оказались бесполезными.
Герцогиня Этампская очень расстроилась.
М-М Д'ЭТАМП ЖЕЛАЕТ, ЧТОБЫ БЕНВЕНУТО ЧЕЛЛИНИ ПОВЕСИЛИ
Она меня совсем не любила, а я ей не доверял…
Бенвенуто Челлини
После мира, подписанного в Крепи, простой народ не скрывал своего огорчения:
— Дофина предали! — говорили люди.
Некоторые, понизив голос, добавляли, что «те, кто совершил это преступление, стоят очень близко к королю».
Естественно, появление такого слуха не обошлось без Дианы де Пуатье. Вдова Великого сенешаля надеялась таким способом возбудить в королевстве недовольство и возмущение своей соперницей и заставить короля прогнать ее с позором.
Но м-м д'Этамп была особой ловкой. Стремясь заставить поверить в свою невиновность, она громче других кричала об измене и требовала примерного наказания виновных.
Такое ее поведение успокоило короля.
— Мы их найдем, — сказал он.
И он приказал начать расследование.
— Я все возьму на себя, — сказала на это фаворитка и поручила дело кое-кому из своих друзей.
Через пять дней добрый десяток совершенно ничего не понимавших несчастных людей был брошен в тюрьму по обвинению в государственной измене.
Одна деталь, впрочем, делает эту историю почти комичной. Среди тех, кого арестовала полиция, по ошибке оказался человек, которого м-м д'Этамп действительно использовала для передачи информации Карлу Пятому. Она ужаснулась, когда узнала его среди задержанных, приказала немедленно выпустить и уломала следователей извиниться перед ним.
Все остальные арестованные были осуждены на пожизненное заключение, что принесло огромное удовлетворение народу, всегда жаждущему правосудия.
* * *
Это скандальное заключение в тюрьму стало, однако, началом одной любопытной любовной истории.
В числе жертв фаворитки оказался и юноша, молодая жена которого, Луиза, была одним из украшений королевского двора. Звали его Ангерран де Ланьи.
Вначале, когда Луиза узнала, что ее мужа обвинили в умышленной выдаче французской крепости императору, бедняжка пришла в отчаяние. Но потом она подумала, что освобождение Ангеррана, чья верность королю не вызывала у нее ни малейшего сомнения, зависит исключительно от нее, и поклялась помочь мужу доказать свою невиновность.
Осуществление задуманного плана основывалось целиком на силе ее чар. Не медля, она приступила к делу. Не прошло и месяца, как в результате многократных посещений, нежных уговоров, многообещающих взглядов ей удалось влюбить в себя надзирателя тюрьмы, в которой гнил Ангерран. Наконец однажды ночью, когда она уступила надзирателю в том, чего он больше всего желал, Луиза прошептала:
— Если вы действительно так любите меня, позвольте мне остаться рядом с вами. Посадите меня в камеру вместо моего мужа.
Почтенный служака оторопел от такого предложения.
— А если ваш муж меня выдаст?
— Совершенно исключено, потому что его снова бросят в тюрьму.
На другой же день белокурая Луиза оказалась в королевской тюрьме, а ее муж, сразу отправился на север Франции, где сражения еще продолжались. Дело в том, что если с Карлом Пятым мир был подписан, то с Генрихом VIII война не кончилась, и здесь ощущалась острая нужда в рыцарях, владевших мечом.
Под вымышленным именем Ангерран присоединился к французским солдатам и сражался с таким жаром, что известие о его несравненной доблести дошло до короля. Некоторое время спустя Франциск I приехал навестить свои войска и лично поздравил Ангеррана.
— Вот один из самых храбрых рыцарей моего королевства, — сказал король. — Не желаешь ли ты попросить меня о чем-нибудь?
— Да, сир. Я прошу освободить мою жену, которая находится в тюрьме.
Король был страшно удивлен.
— А что она сделала?
— Она заняла мое место…
И он рассказал изумленному королю свою историю, закончив ее словами:
— Я лишь хотел доказать Вашему Высочеству, что я ваш верный слуга, неспособный на предательство, и что мое осуждение было несправедливым.
Король ничего на это не ответил и только обнял его. Но в тот же миг в Париж был отправлен курьер.
Наутро после трех месяцев тюремного заключения и любовных свиданий, во время которых она старалась не находить никакого удовольствия, Луиза была освобождена. Ее тюремщик расставался с ней с тяжелым сердцем, зная по опыту, что подобные приключения не сваливаются на голову служителя тюрьмы дважды в жизни.
Что же касается Ангеррана, которому совесть не позволяла упрекнуть жену за то, что она, спасая его честь, чуть-чуть пожертвовала своей, он предпочел закрыть на это глаза и, если верить историку, «очень быстро стер в своей памяти то время, когда прекрасная Луиза, исключительно из любви к нему, заставила его побыть некоторое время рогоносцем».
В начале 1545 года весь французский двор был взбудоражен странным событием.
Франциск I, бывший тогда под сильным влиянием всего итальянского, окружил себя знаменитыми художниками, прибывшими с Апеннинского полуострова по его приглашению. Вслед за Леонардо да Винчи, прибывшим во Францию после битвы при Мариньяно и скончавшимся в 1519 году, здесь жили и трудились во славу Франции Андреа дель Сарто, Приматиччо, Россо. и многие другие.
«Король, — сообщал один итальянский посланник, — тратит в течение года огромные средства на драгоценности, мебель, сооружение замков и садов. По своей натуре это человек, который готов платить всякому, кто раздобудет ему редкий драгоценный камень или еще что-нибудь редкое».
Но вот один из итальянских художников не понравился герцогине Этампской, и она ломала голову, что бы такое сделать, чтобы ему досадить. Фаворитке мало было вести постоянную войну с Дианой де Пуатье, она с яростью набрасывалась на всякого, кто не признавал в ней единственную и абсолютную любовницу королевства. И Бенвенуто Челлини был как раз одним из этих немногих.
Их постоянная дуэль приводила в восторг весь двор. Началось все буквально с пустяка. Скульптор, получив заказ на несколько скульптур для замка Фонтенбло, пришел к королю показать свои эскизы, но не зашел с этим же к фаворитке. В ярости от такого оскорбления м-м д'Этамп в отместку за это потребовала от Франциска I передать Приматиччо заказ, данный Бенвенуто.
Безвольный монарх согласился на такую вопиющую несправедливость.
В конце концов, после бесконечных интриг, Челлини все-таки удалось установить в одной из галерей Фонтенбло своего великолепного Юпитера, которого он только что завершил.
У фаворитки из-за этого чуть было не случился нервный припадок.
«Узнав о том, как складываются мои дела, — пишет Бенвенуто Челлини в своих „Мемуарах“, — м-м д'Этамп разъярилась против меня сильнее, чем прежде. „Как, — говорила она, — я правлю миром, а этот жалкий тип совершенно не считается со мною?“
Помимо бесконечных мелких неприятностей, которые она ему причиняла, фаворитка сделала даже попытку уничтожить его с помощью наемных убийц. К счастью, Бенвенуто ускользнул от засады здоровым и невредимым.
Тем не менее, измученный бесконечным противоборством, Челлини решил покинуть Францию, предварительно насолив м-м д'Этамп так, как она того и заслуживала. Скандал разразился в тот день, когда король лично объявил открытие галереи, где находился знаменитый Юпитер.
Франциск I и весь двор, столпившись вокруг статуи, расточали щедрые похвалы автору.
Вдруг кто-то спросил:
— А что это за покрывало, которое Бенвенуто накинул на статую?
М-м д' Этамп ответила язвительным тоном:
— Да просто чтобы скрыть дефекты своей работы!
Бенвенуто только того и ждал.
— Я не из тех мужчин, кто скрывает свои недостатки, — сказал он, — и покрывало наброшено мною из простого приличия; но раз уж вы этого не желаете, пусть его не будет!
Быстрым движением он срывает ткань, и взору всех открывается чуть ли не у самого лица стоявшей рядом фаворитки громадный, гигантский, феноменальный мужской член Юпитера.
— Как вы находите, его размеры достаточны? — воскликнул скульптор.
Перепугавшись, м-м д'Этамп отшатнулась, в то время как весь двор с удовольствием усмехался. Сам король с огромным трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Тогда фаворитка, бормоча проклятья, взяла короля под руку и повлекла к двери.
Прежде чем выйти из галереи, Франциск I, которого разыгравшийся фарс вознаградил за множество пережитых им неприятностей, воскликнул:
— Я похитил у Италии самого великого из когда-либо существовавших на земле.
Все вокруг зааплодировали, а м-м д'Этамп возвратилась в свои апартаменты вне себя от злости. Вечером она явилась к королю и потребовала, чтобы Бенвенуто был повешен.
— Я согласен, — сказал Франциск, — но при условии, что вы найдете мне равноценного художника.
Несмотря на дружеское отношение короля, Бенвенуто Челлини почувствовал, что над ним нависает опасность, и погожим весенним днем 1545 года, уложив свой багаж, отправился в свою родную Италию.
Вот так Франция лишилась одного из выдающихся художников эпохи Возрождения.
<Жюль Альваротто, посланник Феррары во Франции, письмо, отправленное из Мелона 29 января 1545 года.>
ВИНОВАТА ЛИ ПРЕКРАСНАЯ ФЕРОНЬЕРКА В СМЕРТИ ФРАНЦИСКА I?
Иногда как давать оказывается важнее того, что давать…
Народная мудрость
Чрезмерное увлечение женщинами сильно сказалось на физическом состоянии Франциска I, отчего в свои пятьдесят два года он выглядел настоящим стариком.
Однако он по-прежнему любил показать себя весьма галантным кавалером, если, конечно, подворачивался случай, и все при дворе сходились во мнении, что в постели он еще за себя постоять может…
Разумеется, не было в нем уже той бурной энергии, которая когда-то позволяла ему по восемь-десять раз кряду доказывать даме сердца свое особое расположение. Теперь он утешался тем, что слушал или сам рассказывал более чем фривольные истории, из-за чего присутствующие начинали чувствовать себя не во дворце, а в казарме. Сохранился анекдот того времени, вполне подтверждающий это. Однажды вечером канцлер Гайяр сидел на самом краю длинной скамьи в большом зале дворца, а король на своем королевском месте, и оба они стали вспоминать многочисленные беспутные приключения одного рыцаря.
— А, кстати, — воскликнул неожиданно король, — почтенный монсеньор канцлер, скажите мне, пожалуйста, велико ли расстояние между весельчаком и распутником? <Игра слов во французском языке; «гайяр» (gaillard) — весельчак, «пайяр» (paillard) — распутник.>
Канцлер встал:
— Ровно столько, сколько от моей скамьи до вашего места, Сир, — ответил он.
Этот смелый ответ необычайно понравился Франциску I, и он долго смеялся.
* * *
Непристойный образ жизни самого суверена привел к тому, что если при дворе и были кое-какие признаки сдержанности, в основном проявляемые дамами, то теперь и они исчезли. В Фонтенбло можно было услышать массу прелюбопытных вещей. Достаточно привести один пример. Стала очень модной песенка под названием «На моем газончике появилась блошка» <Все семнадцать куплетов этой песни включены в сборник Лотриана, опубликованный в 1543 году.>, которую все принцессы без тени смущения распевали целыми днями.
Из-за этой блошки, а может, из-за какой-то другой, все дамы страдали таким зудом, что только и думали, как бы его заглушить. Усилия, которые они для этого предпринимали, заставляли думать, по словам историка тех лет, «что в дам этих вселился какой-то бес».
А Брантом рассказывает еще более поразительный факт:
«Мне говорили об одной красивой, порядочной и, главное, умной даме веселого и доброго нрава, которая однажды, приказав комнатному слуге снять с нее панталоны, спросила, не вызовет ли это у него искушения и вожделения; она сказала другое, более откровенное слово. Слуга подумал, как лучше ответить, и из уважения к ней решил сказать „нет“; тогда хозяйка неожиданно взмахнула рукой и дала ему увесистую пощечину. „Убирайтесь, — сказала она, — вы больше у меня не будете служить; вы — настоящий глупец, и я вас увольняю…“
Бесстыдные, испорченные, жадные до наслаждений, эти дамы были в вечном поиске все новых и новых средств, которые бы могли придать побольше остроты их любовным развлечениям. Соваль говорит, что придворные дамы пользовались специальными притирками, которые способствовали росту волос в сокровенном месте до такой длины, чтобы можно было «их завивать и подкручивать подобно усам какого-нибудь сарацина». То-то, наверное, было зрелище…
«В 1546 году Франциск I впервые в своей жизни почувствовал настоятельную потребность в уединении. Вечно деятельная и взвинченная м-м д'Этамп его утомляла, и время от времени король отправлялся на несколько дней в Шамбор, „где две сотни человек могли жить, ни разу не встретившись друг с другом, если к тому не было желания“. Шамборский замок был построен по планам короля в густом лесу, в том самом месте. где он, как некоторые утверждают, еще семнадцатилетним юнцом стал любовником одной не менее юной особы из Блуа.
Шамбор, эта усыпальница юношеской любви, был замком роскошным, но мрачным. Именно тут он сочинил полные горькой печали стихи («Подруги юных лет, куда исчезли вы…»). И здесь же запечатлел, но не на оконном стекле своей комнаты, как обычно рассказывают, а на стене, то ли с помощью головешки, то ли куска упавшей с потолка штукатурки, три слова: «Любая женщина непостоянна». Да, именно три слова, а не двустишие.
Брантом, которому посчастливилось увидеть этот образчик граффито, служит тому бесспорным свидетелем. Бывший комнатный слуга Франциска I «захотел, рассказывает он, показать мне все, и, приведя меня в комнату короля, указал на надпись рядом с окном. „Вот, сказал он, прочтите это, месье; если вы никогда не видели почерка короля, моего господина, то вот он“. И я прочел написанные крупными буквами такие слова:
«Любая женщина непостоянна».
Только много позже эту фразу превратили в двустишие, добавив: «Безумец тот, кто верит ей», строку из старой песни трубадура Маркабрэна, и еще долго ждали, пока Виктор Гюго, в свою очередь, прибавил к этому сравнение женщины с перышком, летящим куда ветер подует.
В январе 1547 года умер английский король Генрих VIII, чем несказанно обрадовал короля Франции.
Посланник Жан де Сен-Мори, присутствовавший при том моменте, когда Франциску I передали эту новость, сообщает, что «король, услышав об этом, продолжал громко смеяться и развлекаться с дамами, бывшими на балу».
Но потом он вспомнил, что усопший был его ровесником, и, как пишет Мартэн дю Белле, «впал в некоторую задумчивость»…
Несколько дней спустя Франциск I простудился, но это никого не обеспокоило, и только 11 февраля, когда с ним случились «три приступа лихорадки», придворные стали вполголоса поговаривать о какой-то неизлечимой болезни.
Герцогиня Этампская была в отчаянии. Она знала, что смерть короля означала для нее полное крушение. Ей не только придется покинуть дворец, но и стать объектом страшной мести Дианы де Пуатье.
Сам же король совершенно не чувствовал приближения смерти. Он разъезжал верхом, совершал прогулки в лес и даже, если подворачивался случай, мог осчастливить своим вниманием какую-нибудь горничную. 12 марта в Рамбуйе с ним произошел четвертый приступ лихорадки, и на этот раз его так трясло, что посол Сен-Мори написал по этому поводу: «Он был в таком состоянии, что врачи не надеялись на его выздоровление».
29 марта, в то время как Диана де Пуатье едва в силах была скрыть свою радость, король пригласил к постели дофина и сказал ему:
— Сын мой, я надеюсь на ваше благородство в отношении герцогини Этампской. Ведь она дама. Потом прибавил:
— Никогда не подчиняйтесь воле других, как я подчинился ее воле.
Утром Франциск I, почувствовав, что наступает конец, приказал фаворитке покинуть его комнату. Тогда м-м д'Этамп «рухнула на пол» и наделала много шума, крича с несколько комичным пафосом; «Земля, разверзнись подо мной…» После чего поспешно удалилась к себе в Лимур.
Прошло еще два дня. Король тихо угасал, а в это время в соседней комнате Диана и Гизн с нетерпением ждали восхождения на престол Генриха II.
31 марта на рассвете из комнаты умирающего послышались глухие стоны.
— Вот и уходит наш неутомимый волокита, — цинично отозвалась Диана.
И действительно, через несколько минут король Франции отдал Богу душу.
Отчего он умер? Его тело вскрыли, чтобы узнать это, и «обнаружили, как писал Сен-Мори, абсцесс в желудке, поврежденные почки, совершенно распавшийся кишечник, изявленную гортань и уже начавшие разрушаться легкие».
Что касается простого народа Франции, который целых тридцать лет наблюдал любовные шалости Франциска I, то для него вопрос «отчего» вообще не стоял.
— Бог наказал его заболеванием именно того, чем он грешил, — говорили люди, подмигивая друг другу.
Позже неизвестно откуда возникла легенда, по которой Франциск I стал жертвой гнусного злоумышления. Некто Луи Гюйон, врач из Юзерша, написал: «Великий король Франциск I домогался жены одного парижского адвоката, женщины очень красивой и любезной, имя которой не хочу называть, потому что у нее остались дети. Придворные и разные сводники уверяли короля, что он может заполучить ее, используя свою королевскую власть. Долго противившийся муж, наконец, позволил жене подчиниться воле короля, а чтобы не мешать своим присутствием, сделал вид, что дней на восемь-десять уезжает по делам, хотя тайно остался в Париже и стал усердно посещать бордели. Там он намеревался подцепить дурную болезнь, передать ее жене, которая затем наградит ею короля. Очень быстро он нашел, что искал, и передал это жене, а та — королю. Король же одарил болезнью всех женщин, с которыми развлекался, и никогда от нее не избавился. Всю оставшуюся жизнь король был недужным, несчастным, угрюмым и нелюдимым».
Дама, имя которой Гюйон не хотел называть, была женой адвоката Жана Ферона, и все звали ее Прекрасной Фероньеркой. Она была изящна, соблазнительна, элегантна. У нее были длинные черные волосы, выразительные синие глаза, красивейшие в мире ноги. В центре лба у нее красовалось украшение, прикрепленное шелковым шнурком, и эта необычная деталь лишь добавляла ей привлекательности <У этой новой моды, введенной ею, была своя предыстория, связанная с ее первой встречей с королем: когда Франциск приказал привести ее во дворец к как-то слишком уж быстро потащил в постель, дама была так возмущена, что одна из жил у нее на лбу лопнула. Впрочем, женский пол слаб… Через час она уже стала любовницей короля, а на другой день очень ловко спрятала, кровавый подтек с помощью указанного украшения на шнурке… (см. журнал Revue des Deux Mondes, 1883)>.
Заразила ли она короля Франции?
Нет. Неаполитанскую болезнь Франциск I подцепил очень давно. Луиза Савойская, как внимательная мать, сделала в своем дневнике запись, датированную 7 сентября 1512 года; «Мой сын побывал в Амбуазе по пути в Гюйень…, а за три дня до этого у него обнаружилась болезнь в интимной части тела…»
Так что не было никакой необходимости ни в Прекрасной Фероньерке, ни в ее муже, чтобы подцепить эту крайне неприятную болезнь <Легенда, однако, быстро утвердилась в сознании людей, и вот уже историк Мезере с полной серьезностью пишет; «Доведенный до отчаяния оскорблением, которое на языке придворных именуется обычным ухаживанием, он (Жан Ферон), поддавшись злому чувству, вознамерился отправиться в злачное место, чтобы сначала самому заразиться, потом испортить жену и тем самым отомстить тому, кто лишил его чести».>.
Но умер ли он от этой болезни, как обычно все утверждают?
Нет. Все исследования, проведенные современными историками, это опровергают. А доктор Кабанес даже установил, что Франциска I «унес в могилу туберкулез».
И пусть августейший «волокита» скончался, преждевременно состарившись и лишившись сил из-за чрезмерного увлечения женщинами, по крайней мере, он не был отправлен на тот свет пинком Венеры…
ДУЭЛЬ ЖАРНАКА — ДЕЛО РУК ЖЕНЩИНЫ
Когда двое мужчин испытывают желание убить друг друга, почти всегда в деле замешана женщина.
Альфред Савуар
После смерти Франциска I герцогиня Этампская, укрывшись в Лимурском замке, проводила дни в страшной тревоге. Она постоянно ждала ареста по приказу Дианы де Пуатье, публичного суда, жестокого обращения и заточения в тюрьму.
Но она плохо знала вдову Великого сенешаля. Женщина в высшей степени осторожная, Диана не желала создавать опасный прецедент, жертвой которого она сама могла стать в один прекрасный день.
Ее снисходительность, смысл которой разгадали лишь немногие близкие ей люди, удивляла простой народ, надеявшийся, что после смерти короля фаворитка лишится всех своих владений, а, возможно, будет осуждена за ересь и сожжена на площади.
— После того как дофин взойдет на трон, — часто перешептывались люди, — мадам д'Этамп долго не протянет.
Но народ, как всегда, ошибался. Все дело в том, что Диана де Пуатье очень радовалась, видя свою соперницу поверженной, считала, что за нее отомстила судьба, и потому отказалась от мысли преследовать ее еще и за ересь.