Страница:
— Но...
Майлз натянул поводья, поворачивая налево.
— Эту ночь мы проведем у моего друга. Выясним, что происходит в городе, и узнаем, не выставлены ли часовые у здания коллегии в надежде, что ты сразу попадешь в руки дознавателей.
Монах начал было колебаться, но потом сдался.
— Хорошо, только на сегодняшнюю ночь, — ответил он. За время путешествия оказалось очень легко принимать решения. Проще играть в хозяина и слугу, чем рисковать товарищескими отношениями, притворяясь кем-то еще. Джосан знал, что Майлз ждет от него большего, чем просто дружбы, однако ему нечего предложить. Ведь он не доверял самому себе сейчас, когда безумие внезапно наваливалось на него, а прошлое по-прежнему терялось в темноте памяти. К счастью, сержанта не отпугивала недоверчивость товарища, и он казался вполне довольным их отношениями. К тому же Майлз доказал, что обладает острым умом и сообразительностью. В здании коллегии намного меньше входов, чем в городе, за которыми не составит труда понаблюдать любой императорской ищейке. Если враги и расставили ловушки, то скорее всего именно здесь.
Брат так долго думал об ордене как о месте, где всегда можно найти укрытие, что сейчас ему даже не пришло в голову, что чем ближе он к убежищу, тем большей опасности подвергается.
К счастью для обоих, сержант оставался в здравом уме и мог мылить логически, в то время как Джосана ослепляли эмоции.
Тем не менее, если Майлз считает, что приближаться к коллегии небезопасно, монах отошлет послание брату Никосу и договорится с ним о встрече в безопасном месте. Он в любом случае получит свои ответы.
Городские улицы слишком людны и узки, чтобы продолжать путешествие верхом. Поэтому мужчины спешились и оставили коней на извозчичьем дворе, где цены месячного простоя в Атаке хватало только на неделю. Хозяин пообещал позаботиться о кобылах и присмотреть, чтобы их выгуляли, прежде чем отвести в стойла. Закинув седельные сумки за спину, сержант безошибочно вел друга по улицам столицы, избегая императорских строений, прежде чем повернуть на широкий проспект, разделявший второе полукружие от третьего. Респектабельный район, заселенный правительственными министрами и придворными средней руки — странное место жительства для товарища бывшего солдата. Во второй половине дня аллеи были пустынны и тихи, потому что все обитатели предпочитали подремать в своих комнатах либо отправлялись в город по делам. И все же слуги сновали туда-сюда, видимо, выполняя приказы хозяев. Они неодобрительно посматривали на путешественников, будто подозревая в них преступников, чьи помыслы направлены на одни только неприятности.
Майлз свернул на узкую аллею между двумя красивыми особняками и остановился, как только они остались одни.
— Надень капюшон.
— Зачем?
— Так надо.
Джосан пожал плечами и натянул на голову капюшон, удивляясь, почему Майлз не поступил так же. Сержант продолжал идти вдоль по улочке, которая вела к узкому переулку позади особняков — им, видимо, пользовались слуги и кареты доставки. Теперь маршрут становился более или менее объяснимым. Несомненно, друг сержанта — слуга, работающий на владельца одного из этих домов.
На взгляд Джосана, все железные ворота, установленные в низких каменных стенах, ничем не отличались друг от друга. Но, должно быть, Майлз часто здесь бывал, поскольку без всяких колебаний подошел к шестой калитке и поднял задвижку. Никто не остановил путешественников, пока они проходили по дорожке внутреннего дворика к простой деревянной двери.
Сержант потянул за веревку, висевшую у порога, и вскоре раздался слабый звук колокольчика. Через мгновение верхняя часть двери распахнулась, и перед ними появилось лицо юнца, одетого в тунику слуги без рукавов.
— У меня дело к управляющему, — проговорил Майлз. Мальчишка с сомнением посмотрел на пришедших.
— Ступай и приведи его! — рявкнул сержант. Слуга подпрыгнул и поспешно захлопнул дверь.
На сей раз пришлось подождать подольше, и Джосану стало неуютно: а вдруг товарищ Майлза больше здесь не работает? Ну да ладно, в случае неудачи у монаха достаточно монет, чтобы снять комнату у верфей, да и у сержанта в кошельке к v-что осталось помимо императорских банкнот.
Наконец открылась дверь. Мужчине, стоявшему перед ними, было около сорока лет. Ливрею без единого пятнышка опоясывал ремень с символом дома, где он работал. Круглые щеки и бледное лицо свидетельствовали, что живет управляющий очень даже неплохо. На человека, которого можно было бы назвать другом Майлза, он совершенно не был похож, поэтому брат уже приготовился уходить.
— Я сержант, а это — наш товарищ, — проговорил солдат; пока он произносил эти слова, правая рука сделала несколько сложных жестов.
Глаза управляющего скользнули по лицу Джосана, потом вернулись к Майлзу.
— Конечно, следуйте за мной, — проговорил он, качнув головой, что с трудом вязалось с поведением двух старых друзей, приветствовавших друг друга после долгой разлуки. Как раз наоборот, зашифрованные фразы и сигналы считались характерными для преступников и заговорщиков.
Майлз ступил в дверной проем, но Джосан поймал его за руку.
— Что происходит? — прошипел он.
— Ты доверял мне раньше, — ответил Майлз, — теперь потерпи немного, и я все тебе объясню.
Монах пристально посмотрел в лицо друга и понял, что ведет себя по-дурацки. Он мог бы поклясться жизнью, что сержант не собирается причинять ему вред. Майлз имеет право на собственные тайны, и если он доверяет этим людям, то тогда брат не станет сомневаться в их искренности. По крайней мере сейчас.
Управляющий провел их через кухни, потом вверх по лестнице, ведущей из жилой части слуг в холл особняка. Остановившись у обшитой панелями двери, он постучал, а затем заглянул в комнату.
— Судья Ренато, ваши гости прибыли, — объявил управляющий, поклонился и жестом позвал мужчин последовать за ним в кабинет.
Джосан вздрогнул, когда дверь за ними закрылась.
Судья Ренато поднялся из-за стола и протянул руку, чтобы поприветствовать путешественников. Высокий человек, чьи плечи с возрастом ссутулились, радушно улыбнулся друзьям.
— Сержант, я вас помню. Надеюсь, поездка прошла без проблем?
— За нами никто не следил, — сказал Майлз. Когда монах стащил капюшон с головы, открыв лицо, глаза хозяина дома широко открылись от удивления.
— А это... — начал он.
— Это наш друг, который называет себя Джосаном, — ответил сержант.
— Для меня большая честь приветствовать вас в своем доме, — спокойно продолжил Ренато, хотя брату показалось, что тот изначально хотел сказать что-то другое. — Добро пожаловать.
— Как вы познакомились? — спросил монах.
— Мы встретились в трудные времена, тогда сержант оказал мне неоценимую услугу. Я остался у него в долгу и пообещал помочь, если потребуется помощь, — сказал судья.
Удачное объяснение. Под трудными временами можно понимать все, что угодно, начиная с мелкой ссоры на рынке и заканчивая кровавым восстанием шесть лет назад. Какую бы услугу тогда Майлз ни оказал хозяину дома, видимо, его поступок произвел столь сильное впечатление, что тот до сих пор его помнил.
Первоначальный шок судьи уступил место удовлетворению. Он то и дело потирал руки и облизывал губы, а пристальный взгляд концентрировался то на Джосане, то на сержанте. Было что-то неприятное в манере Ренато рассматривать их — монах чувствовал себя как будто на показе. Судья совершенно не походил на человека, готового отдать долг взамен ранее оказанной услуги, скорее он походил на зверя, готового наконец-то удовлетворить голод.
Возможно, отношения между Майлзом и хозяином дома сугубо интимны, и все, что он сейчас наблюдает, всего лишь похоть. Тогда это многое объясняет, в том числе и такой нездоровый интерес к нему самому — вероятно, старик видел в монахе потенциального соперника.
Хотя простыми физическими отношениями не объяснить, почему сержант знал тайные жесты, позволившие войти в дом через много лет после последнего посещения Каристоса. Подозрения возрастали с каждой минутой, особенно когда Джосан вспомнил собственные предположения, что Майлз — больше, чем простой солдат, которым хотел казаться.
— Должно быть, вы устали от столь длительного путешествия. Позвольте моим слугам проводить вас в комнаты, где можно освежиться. А вечером мы встретимся с вами за ужином и поговорим, чем я могу вам помочь.
Все время, пока говорил, Ренато смотрел на Джосана, и тот после долгого молчания ответил:
— Благодарю вас.
На звук колокольчика немедленно отозвался управляющий, который, должно быть, ждал в коридоре. Он отвел их в большую комнату, к которой примыкала большая ванная комната. После нескольких недель путешествия, когда купание заключалось в обтирании тела влажной тряпицей, наступило время смыть всю пыль и грязь и расслабиться в теплой ванне.
Когда монах возвратился в спальню, то обнаружил на кровати льняную тунику и хлопковые брюки. По высокому качеству шелковых лент, украшавших тунику, он предположил, что одежда когда-то была частью гардероба судьи. Туника села хорошо, поскольку Ренато был такого же роста, хотя брюки оказались великоваты, и единственное, что удерживало их на бедрах — шелковый шнурок.
Для Майлза также оставили одежду, правда, попроще чем Джосану, возможно, из-за разницы в размерах. Теперь путники выглядели под стать хозяину, которых приютил их под своим кровом.
Едва сержант закончил зашнуровывать сандалии, как мальчишка, встретившийся им ранее, вернулся, чтобы проводить в обеденную залу. Очевидно, судья был холостяком, поскольку у стола стояло только три стула.
Возможно, усталость от поездки или необычные события дня, который начался со страха перед арестом и закончился в качестве почитаемого гостя, сказались на состоянии монаха. Какой бы ни была причина, Джосан, потягивая желтое вино, все время ощущал нереальность происходящего. Ренато поинтересовался, как они устроились. Брат заверил судью, что комнаты просто восхитительны, снова отметив странную вещь: несмотря на то, что именно Майлз знаком с хозяином, одобрения тот искал у Джосана.
Вино было сладким на вкус, и Джосан почувствовал, как усталость накрывает его тяжкой волной. Пока он держал бокал в руке, в голову пришло странное желание, чтобы дворец судьи оказался попроще. На мгновение появилось ощущение, что фужер потеплел в руке, но выяснилось, что тот просто наполовину опустел. Хозяин наполнил его, и монах сделал еще один глоток. Теперь вино было не таким сладким, как показалось сначала. И действительно хорошо сочеталось с хлебом и маслинами, предложенными в качестве первого блюда.
Они общались, как старые знакомые, недавно возвратившиеся в город, и судья рассказал им о недавних событиях в столице. За маслинами последовали салаты из свежей зелени, сбрызнутой уксусом, а потом и главное блюдо — свинина, приготовленная в вине, украшенная красным и зеленым виноградом. К тому времени, когда подали десерт: кусочки яблок, политых плавленым сыром, брат насытился.
Ренато постоянно следил, чтобы бокалы были полны, и хотя вино, поданное с главным блюдом, щедро разбавили водой, монах решил остановиться. Несмотря на предусмотрительность, Джосан чувствовал, что буквально валится от усталости.
— Вижу, вы оба устали, — наконец проговорил хозяин. — Подождем, когда вы отдохнете, а потом обсудим серьезные дела.
— Но... — начал было брат.
— Я согласен с судьей, — ответил Майлз. — Утро вчера мудренее.
Что-то здесь не так — сержант ни разу не упомянул Ученых Братьев, и Джосан, последовав его примеру, решил держать язык за зубами. Наверное, солдат мог доверить Ренато их жизни, но не тайны.
Поблагодарив хозяина за прекрасный ужин, гости отправились в свои комнаты. Было еще рано, но бессонная ночь давала о себе знать, поэтому, когда Джосан улегся на кровать, сил на раздевание не осталось.
— Кем тебе приходится Ренато? — спросил он. — И почему ты ничего не сказал ему о Братьях?
Майлз уселся на противоположной кровати.
— Я встретился с судьей несколько лет назад и оказал ему огромную услугу. Ему грозили серьезные неприятности, но я сумел помочь, и в ответ он стал моим другом.
Сержант наклонился, чтобы развязать сандалии.
— Я хочу, чтобы мы все обсудили на свежую голову, когда начнем разговаривать с хозяином. Твоя история слишком длинна и запутана, чтобы судить о ней по нескольким предложениям, которые ты бы смог выдавить из себя, прежде чем ешь.
Джосан открыл было рот, чтобы возразить, но сил хватило только на зевок, подтверждающий истинность слов Майлза. И правда, он едва мог соображать. Голова кружилась от усталости, и единственное, что он сделал, так это стащил все-таки тунику и развязал сандалии, а потом с удовольствием растянулся на мягком матраце, предоставив Майлзу право задувать лампы.
Сквозь дрему Джосан слышал, как сержант перемещается по комнате. Монах наслаждался мягкостью матраца, на котором не было ни бугров, ни неприятных тварей. Мягкое одеяло ласкало кожу в отличие от грубой шерсти, к которой он привык за последнее время. Подобной роскошью придется наслаждаться только в течение нынешней ночи, а значит, нужно получить от всего максимум удовольствия.
Тем не менее, если одна часть Джосана хотела уснуть, другая настаивала на бодрствовании. «Тебя обманули, — говорил ему Другой. — Это ловушка».
Летаргия уступила место холодному страху, когда монах осознал насколько усиливается влияние его скрытого «Я». Ни в коем случае нельзя терять контроль. Не теперь, когда он так близок к людям, готовым оказать помощь. Брат пытался сконцентрироваться, делать дыхательные упражнения, фокусируя разум на основном законе вселенной и его месте в ней. Однако медитация не останавливала Другого, продолжавшего нашептывать об опасности и предательстве.
Поскольку поиск гармонии ни к чему не привел, Джосан постарался найти альтернативу. Молитвы, хоралы, концентрация на собственной личности не помогали приглушить голос. Нужно сфокусироваться на одной мысли. Он мысленно вернулся в прошлое, вспоминая жизнь в Братстве, думая, какие секреты магии души применили по отношению к нему. Монах подумал о брате Танатосе, что довольно странно, ведь тот никогда не занимался магией. Его страстью всегда были цифры, и он делился своей страстью с учениками.
Медленно Джосан перебирал в уме священные числа. Один. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Пока считал, странный шепот Другого утихнул. Монах поздравил себя с успехом, но тут услышал, как дверь в комнату отворилась.
Приоткрыв глаза, он увидел силуэт Майлза на фоне тусклого света, пробивающегося через дверь.
— Он уснул? — послышался вопрос Ренато.
— Наверняка проспит до утра. Полагаю, в вине что-то было?
— Конечно.
Майлз выскользнул из комнаты, и все погрузилось в темноту.
«Нас предали», — проговорил Другой, и в этот раз Джосан с ним согласился.
Ударь его сержант ножом, это было бы менее болезненно. Джосан доверял солдату, когда даже не верил самому. А теперь друг предал его.
Монах уселся на кровати, усталость как рукой сняло. На ощупь нашел сандалии и тунику и быстро оделся. Глаза почти сразу привыкли к темноте, и брат направился к двери, выглянул в коридор, там никого не было. Скорее всего Ре-нато с Майлзом в кабинете, и память подсказала путь, которому они следовали ранее в тот день. Другой нашептывал Джосану о необходимости побега, но монаху нужно было убедиться в предательстве. Глупо убегать из одной западни только для того, чтобы попасться в другую.
Когда брат добрался до нижнего уровня, то чуть не столкнулся со слугой, выходившим из кабинета. Правда, он не заметил монаха, потому что смотрел прямо перед собой, стараясь как можно тише и быстрее проскользнуть по коридору. Признак добросовестной обслуги, работающей в доме, полном секретов.
Горькое напоминание о том, насколько слеп был Джосан, не замечая очевидного. С первой минуты появления здесь таинственность присутствовала повсюду, но он намеренно закрывал на все глаза. Предпочел возложить всю ответственность на Майлза, не желая видеть правду.
Пора все менять.
Дверь в кабинет осталась немного приоткрыта, и можно было услышать доносившиеся голоса. Монах дождался, когда слуга скроется из виду, и подошел ближе, думая, какие действия предпринять. Стоит ли следить за ними? Пытаться противостоять?
Однако то, что брат услышал, заставило бежать кровь по жилам медленнее.
— Значит, он не имеет представления о том, кто он?
— Мне кажется, нет, — донесся голос Майлза. Судя по тону, прежний друг был расстроен. — Братья забили ему голову всякой чепухой и ложью.
— Да одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, кто он.
— Упрямец. Готов слушать совета любого, кроме собственного.
— Ну, тут просматривается заносчивость Константина.
— Этого недостаточно. Надеюсь, среди наших друзей есть кто-нибудь, кто знает магов, которые могут снять заклинание, которое наложили Братья.
Должно быть, Майлз знаком с Другим больше, чем представлял себе монах, и, очевидно, предположил, что безумие друга — результат зловещих чар. Тем не менее если солдат не верит, что он — Джосан, то тогда кто? Почему сержант скрывал от него все подозрения? Неужели только ради их ошибочной дружбы? Либо преследовал темные мотивы?
Почему судья Ренато им помогает? Чего он хочет добиться?
— Я всегда считал, что магия из области легенд и сказок. Вряд ли ему можно помочь.
— Но вы попытаетесь? — Голос Майлза звучал искренне обеспокоенным.
— Да, попробую, — сказал Ренато. — Возможно, у наших друзей из Федерации Седдона есть ресурсы, которые помогут.
— Мы не можем ждать помощи из Седдона. Я едва убедил его остаться здесь на ночь. Если мы не предпримем чего-нибудь, завтра он отправится на поиски правды к Братьям, и все надежды разобьются вдребезги.
— Согласен, времени ждать нет. Излеченный или нет, мы должны его использовать. Просто должны, — ответил Ренато. — Если ты был в старом городе, то, возможно, уже видел знаки. Начались убийства. И мы вот-вот утратим контроль. Он нам нужен, так же как и он нуждается в нас.
— А если мы не сможем убедить его присоединиться к нам? Что тогда?
— Мы не дадим ему выбора.
Джосан услышал достаточно. Он решил немедленно потребовать объяснений. Но когда двинулся к двери, замер.
«Начались убийства», — прошептал Другой.
Монах хотел сделать шаг вперед, но в голове появились странные образы. Горящие здания, языки пламени, превращающие темноту ночи в день. Трупы, наводнившие улицы. Кровь, стекающая в канавы. Брат потер глаза, пытаясь избавиться от видений, но те настойчиво возвращались.
Обнаженное тело женщины, чьи внутренности непристойно выглядывают из вспоротого живота. Торс мужчины с отрубленными конечностями: доказательство необузданной жестокости. Два ухмыляющихся черепа, насаженные на колья и выставленные на обозрение во дворе императорского дворца.
Это не просто кошмары. К собственному ужасу, Джосан понял, что все картинки, представшие перед глазами, образы прошлого. Прошлого, которое угрожает повториться, если Ренато поступит по-своему.
Страх парализовал монаха, подавленного образами отвратительной жестокости. Он не мог двигаться, хотя Другой не разделял подобной слабости. Ужас брата возрастал по мере того, как тело задвигалось помимо его воли. Повернувшись на каблуках, оно устремилось вниз по лестнице. Джосан пытался вернуть контроль над телом, однако единственное, что ему удалось, пошевелить одной рукой и сбить статуэтку со стола. Грохот, раздавшийся, когда она упала на пол, мог разбудить даже мертвого, и монах знал, что сейчас появится Майлз, чтобы выявить причину шума. Выбора нет, нужно бежать, однако он не сделает это в одиночку. Тяжело вздохнув, Джосан перестал бороться с Другим.
Когда тело двинулось со скоростью, которой Джосан раньше никогда не обладал, монах задумался, не сделал ли он ошибку, отдавшись в руки злу еще худшему, чем можно было предположить.
Глава 15
Майлз натянул поводья, поворачивая налево.
— Эту ночь мы проведем у моего друга. Выясним, что происходит в городе, и узнаем, не выставлены ли часовые у здания коллегии в надежде, что ты сразу попадешь в руки дознавателей.
Монах начал было колебаться, но потом сдался.
— Хорошо, только на сегодняшнюю ночь, — ответил он. За время путешествия оказалось очень легко принимать решения. Проще играть в хозяина и слугу, чем рисковать товарищескими отношениями, притворяясь кем-то еще. Джосан знал, что Майлз ждет от него большего, чем просто дружбы, однако ему нечего предложить. Ведь он не доверял самому себе сейчас, когда безумие внезапно наваливалось на него, а прошлое по-прежнему терялось в темноте памяти. К счастью, сержанта не отпугивала недоверчивость товарища, и он казался вполне довольным их отношениями. К тому же Майлз доказал, что обладает острым умом и сообразительностью. В здании коллегии намного меньше входов, чем в городе, за которыми не составит труда понаблюдать любой императорской ищейке. Если враги и расставили ловушки, то скорее всего именно здесь.
Брат так долго думал об ордене как о месте, где всегда можно найти укрытие, что сейчас ему даже не пришло в голову, что чем ближе он к убежищу, тем большей опасности подвергается.
К счастью для обоих, сержант оставался в здравом уме и мог мылить логически, в то время как Джосана ослепляли эмоции.
Тем не менее, если Майлз считает, что приближаться к коллегии небезопасно, монах отошлет послание брату Никосу и договорится с ним о встрече в безопасном месте. Он в любом случае получит свои ответы.
Городские улицы слишком людны и узки, чтобы продолжать путешествие верхом. Поэтому мужчины спешились и оставили коней на извозчичьем дворе, где цены месячного простоя в Атаке хватало только на неделю. Хозяин пообещал позаботиться о кобылах и присмотреть, чтобы их выгуляли, прежде чем отвести в стойла. Закинув седельные сумки за спину, сержант безошибочно вел друга по улицам столицы, избегая императорских строений, прежде чем повернуть на широкий проспект, разделявший второе полукружие от третьего. Респектабельный район, заселенный правительственными министрами и придворными средней руки — странное место жительства для товарища бывшего солдата. Во второй половине дня аллеи были пустынны и тихи, потому что все обитатели предпочитали подремать в своих комнатах либо отправлялись в город по делам. И все же слуги сновали туда-сюда, видимо, выполняя приказы хозяев. Они неодобрительно посматривали на путешественников, будто подозревая в них преступников, чьи помыслы направлены на одни только неприятности.
Майлз свернул на узкую аллею между двумя красивыми особняками и остановился, как только они остались одни.
— Надень капюшон.
— Зачем?
— Так надо.
Джосан пожал плечами и натянул на голову капюшон, удивляясь, почему Майлз не поступил так же. Сержант продолжал идти вдоль по улочке, которая вела к узкому переулку позади особняков — им, видимо, пользовались слуги и кареты доставки. Теперь маршрут становился более или менее объяснимым. Несомненно, друг сержанта — слуга, работающий на владельца одного из этих домов.
На взгляд Джосана, все железные ворота, установленные в низких каменных стенах, ничем не отличались друг от друга. Но, должно быть, Майлз часто здесь бывал, поскольку без всяких колебаний подошел к шестой калитке и поднял задвижку. Никто не остановил путешественников, пока они проходили по дорожке внутреннего дворика к простой деревянной двери.
Сержант потянул за веревку, висевшую у порога, и вскоре раздался слабый звук колокольчика. Через мгновение верхняя часть двери распахнулась, и перед ними появилось лицо юнца, одетого в тунику слуги без рукавов.
— У меня дело к управляющему, — проговорил Майлз. Мальчишка с сомнением посмотрел на пришедших.
— Ступай и приведи его! — рявкнул сержант. Слуга подпрыгнул и поспешно захлопнул дверь.
На сей раз пришлось подождать подольше, и Джосану стало неуютно: а вдруг товарищ Майлза больше здесь не работает? Ну да ладно, в случае неудачи у монаха достаточно монет, чтобы снять комнату у верфей, да и у сержанта в кошельке к v-что осталось помимо императорских банкнот.
Наконец открылась дверь. Мужчине, стоявшему перед ними, было около сорока лет. Ливрею без единого пятнышка опоясывал ремень с символом дома, где он работал. Круглые щеки и бледное лицо свидетельствовали, что живет управляющий очень даже неплохо. На человека, которого можно было бы назвать другом Майлза, он совершенно не был похож, поэтому брат уже приготовился уходить.
— Я сержант, а это — наш товарищ, — проговорил солдат; пока он произносил эти слова, правая рука сделала несколько сложных жестов.
Глаза управляющего скользнули по лицу Джосана, потом вернулись к Майлзу.
— Конечно, следуйте за мной, — проговорил он, качнув головой, что с трудом вязалось с поведением двух старых друзей, приветствовавших друг друга после долгой разлуки. Как раз наоборот, зашифрованные фразы и сигналы считались характерными для преступников и заговорщиков.
Майлз ступил в дверной проем, но Джосан поймал его за руку.
— Что происходит? — прошипел он.
— Ты доверял мне раньше, — ответил Майлз, — теперь потерпи немного, и я все тебе объясню.
Монах пристально посмотрел в лицо друга и понял, что ведет себя по-дурацки. Он мог бы поклясться жизнью, что сержант не собирается причинять ему вред. Майлз имеет право на собственные тайны, и если он доверяет этим людям, то тогда брат не станет сомневаться в их искренности. По крайней мере сейчас.
Управляющий провел их через кухни, потом вверх по лестнице, ведущей из жилой части слуг в холл особняка. Остановившись у обшитой панелями двери, он постучал, а затем заглянул в комнату.
— Судья Ренато, ваши гости прибыли, — объявил управляющий, поклонился и жестом позвал мужчин последовать за ним в кабинет.
Джосан вздрогнул, когда дверь за ними закрылась.
Судья Ренато поднялся из-за стола и протянул руку, чтобы поприветствовать путешественников. Высокий человек, чьи плечи с возрастом ссутулились, радушно улыбнулся друзьям.
— Сержант, я вас помню. Надеюсь, поездка прошла без проблем?
— За нами никто не следил, — сказал Майлз. Когда монах стащил капюшон с головы, открыв лицо, глаза хозяина дома широко открылись от удивления.
— А это... — начал он.
— Это наш друг, который называет себя Джосаном, — ответил сержант.
— Для меня большая честь приветствовать вас в своем доме, — спокойно продолжил Ренато, хотя брату показалось, что тот изначально хотел сказать что-то другое. — Добро пожаловать.
— Как вы познакомились? — спросил монах.
— Мы встретились в трудные времена, тогда сержант оказал мне неоценимую услугу. Я остался у него в долгу и пообещал помочь, если потребуется помощь, — сказал судья.
Удачное объяснение. Под трудными временами можно понимать все, что угодно, начиная с мелкой ссоры на рынке и заканчивая кровавым восстанием шесть лет назад. Какую бы услугу тогда Майлз ни оказал хозяину дома, видимо, его поступок произвел столь сильное впечатление, что тот до сих пор его помнил.
Первоначальный шок судьи уступил место удовлетворению. Он то и дело потирал руки и облизывал губы, а пристальный взгляд концентрировался то на Джосане, то на сержанте. Было что-то неприятное в манере Ренато рассматривать их — монах чувствовал себя как будто на показе. Судья совершенно не походил на человека, готового отдать долг взамен ранее оказанной услуги, скорее он походил на зверя, готового наконец-то удовлетворить голод.
Возможно, отношения между Майлзом и хозяином дома сугубо интимны, и все, что он сейчас наблюдает, всего лишь похоть. Тогда это многое объясняет, в том числе и такой нездоровый интерес к нему самому — вероятно, старик видел в монахе потенциального соперника.
Хотя простыми физическими отношениями не объяснить, почему сержант знал тайные жесты, позволившие войти в дом через много лет после последнего посещения Каристоса. Подозрения возрастали с каждой минутой, особенно когда Джосан вспомнил собственные предположения, что Майлз — больше, чем простой солдат, которым хотел казаться.
— Должно быть, вы устали от столь длительного путешествия. Позвольте моим слугам проводить вас в комнаты, где можно освежиться. А вечером мы встретимся с вами за ужином и поговорим, чем я могу вам помочь.
Все время, пока говорил, Ренато смотрел на Джосана, и тот после долгого молчания ответил:
— Благодарю вас.
На звук колокольчика немедленно отозвался управляющий, который, должно быть, ждал в коридоре. Он отвел их в большую комнату, к которой примыкала большая ванная комната. После нескольких недель путешествия, когда купание заключалось в обтирании тела влажной тряпицей, наступило время смыть всю пыль и грязь и расслабиться в теплой ванне.
Когда монах возвратился в спальню, то обнаружил на кровати льняную тунику и хлопковые брюки. По высокому качеству шелковых лент, украшавших тунику, он предположил, что одежда когда-то была частью гардероба судьи. Туника села хорошо, поскольку Ренато был такого же роста, хотя брюки оказались великоваты, и единственное, что удерживало их на бедрах — шелковый шнурок.
Для Майлза также оставили одежду, правда, попроще чем Джосану, возможно, из-за разницы в размерах. Теперь путники выглядели под стать хозяину, которых приютил их под своим кровом.
Едва сержант закончил зашнуровывать сандалии, как мальчишка, встретившийся им ранее, вернулся, чтобы проводить в обеденную залу. Очевидно, судья был холостяком, поскольку у стола стояло только три стула.
Возможно, усталость от поездки или необычные события дня, который начался со страха перед арестом и закончился в качестве почитаемого гостя, сказались на состоянии монаха. Какой бы ни была причина, Джосан, потягивая желтое вино, все время ощущал нереальность происходящего. Ренато поинтересовался, как они устроились. Брат заверил судью, что комнаты просто восхитительны, снова отметив странную вещь: несмотря на то, что именно Майлз знаком с хозяином, одобрения тот искал у Джосана.
Вино было сладким на вкус, и Джосан почувствовал, как усталость накрывает его тяжкой волной. Пока он держал бокал в руке, в голову пришло странное желание, чтобы дворец судьи оказался попроще. На мгновение появилось ощущение, что фужер потеплел в руке, но выяснилось, что тот просто наполовину опустел. Хозяин наполнил его, и монах сделал еще один глоток. Теперь вино было не таким сладким, как показалось сначала. И действительно хорошо сочеталось с хлебом и маслинами, предложенными в качестве первого блюда.
Они общались, как старые знакомые, недавно возвратившиеся в город, и судья рассказал им о недавних событиях в столице. За маслинами последовали салаты из свежей зелени, сбрызнутой уксусом, а потом и главное блюдо — свинина, приготовленная в вине, украшенная красным и зеленым виноградом. К тому времени, когда подали десерт: кусочки яблок, политых плавленым сыром, брат насытился.
Ренато постоянно следил, чтобы бокалы были полны, и хотя вино, поданное с главным блюдом, щедро разбавили водой, монах решил остановиться. Несмотря на предусмотрительность, Джосан чувствовал, что буквально валится от усталости.
— Вижу, вы оба устали, — наконец проговорил хозяин. — Подождем, когда вы отдохнете, а потом обсудим серьезные дела.
— Но... — начал было брат.
— Я согласен с судьей, — ответил Майлз. — Утро вчера мудренее.
Что-то здесь не так — сержант ни разу не упомянул Ученых Братьев, и Джосан, последовав его примеру, решил держать язык за зубами. Наверное, солдат мог доверить Ренато их жизни, но не тайны.
Поблагодарив хозяина за прекрасный ужин, гости отправились в свои комнаты. Было еще рано, но бессонная ночь давала о себе знать, поэтому, когда Джосан улегся на кровать, сил на раздевание не осталось.
— Кем тебе приходится Ренато? — спросил он. — И почему ты ничего не сказал ему о Братьях?
Майлз уселся на противоположной кровати.
— Я встретился с судьей несколько лет назад и оказал ему огромную услугу. Ему грозили серьезные неприятности, но я сумел помочь, и в ответ он стал моим другом.
Сержант наклонился, чтобы развязать сандалии.
— Я хочу, чтобы мы все обсудили на свежую голову, когда начнем разговаривать с хозяином. Твоя история слишком длинна и запутана, чтобы судить о ней по нескольким предложениям, которые ты бы смог выдавить из себя, прежде чем ешь.
Джосан открыл было рот, чтобы возразить, но сил хватило только на зевок, подтверждающий истинность слов Майлза. И правда, он едва мог соображать. Голова кружилась от усталости, и единственное, что он сделал, так это стащил все-таки тунику и развязал сандалии, а потом с удовольствием растянулся на мягком матраце, предоставив Майлзу право задувать лампы.
Сквозь дрему Джосан слышал, как сержант перемещается по комнате. Монах наслаждался мягкостью матраца, на котором не было ни бугров, ни неприятных тварей. Мягкое одеяло ласкало кожу в отличие от грубой шерсти, к которой он привык за последнее время. Подобной роскошью придется наслаждаться только в течение нынешней ночи, а значит, нужно получить от всего максимум удовольствия.
Тем не менее, если одна часть Джосана хотела уснуть, другая настаивала на бодрствовании. «Тебя обманули, — говорил ему Другой. — Это ловушка».
Летаргия уступила место холодному страху, когда монах осознал насколько усиливается влияние его скрытого «Я». Ни в коем случае нельзя терять контроль. Не теперь, когда он так близок к людям, готовым оказать помощь. Брат пытался сконцентрироваться, делать дыхательные упражнения, фокусируя разум на основном законе вселенной и его месте в ней. Однако медитация не останавливала Другого, продолжавшего нашептывать об опасности и предательстве.
Поскольку поиск гармонии ни к чему не привел, Джосан постарался найти альтернативу. Молитвы, хоралы, концентрация на собственной личности не помогали приглушить голос. Нужно сфокусироваться на одной мысли. Он мысленно вернулся в прошлое, вспоминая жизнь в Братстве, думая, какие секреты магии души применили по отношению к нему. Монах подумал о брате Танатосе, что довольно странно, ведь тот никогда не занимался магией. Его страстью всегда были цифры, и он делился своей страстью с учениками.
Медленно Джосан перебирал в уме священные числа. Один. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Пока считал, странный шепот Другого утихнул. Монах поздравил себя с успехом, но тут услышал, как дверь в комнату отворилась.
Приоткрыв глаза, он увидел силуэт Майлза на фоне тусклого света, пробивающегося через дверь.
— Он уснул? — послышался вопрос Ренато.
— Наверняка проспит до утра. Полагаю, в вине что-то было?
— Конечно.
Майлз выскользнул из комнаты, и все погрузилось в темноту.
«Нас предали», — проговорил Другой, и в этот раз Джосан с ним согласился.
Ударь его сержант ножом, это было бы менее болезненно. Джосан доверял солдату, когда даже не верил самому. А теперь друг предал его.
Монах уселся на кровати, усталость как рукой сняло. На ощупь нашел сандалии и тунику и быстро оделся. Глаза почти сразу привыкли к темноте, и брат направился к двери, выглянул в коридор, там никого не было. Скорее всего Ре-нато с Майлзом в кабинете, и память подсказала путь, которому они следовали ранее в тот день. Другой нашептывал Джосану о необходимости побега, но монаху нужно было убедиться в предательстве. Глупо убегать из одной западни только для того, чтобы попасться в другую.
Когда брат добрался до нижнего уровня, то чуть не столкнулся со слугой, выходившим из кабинета. Правда, он не заметил монаха, потому что смотрел прямо перед собой, стараясь как можно тише и быстрее проскользнуть по коридору. Признак добросовестной обслуги, работающей в доме, полном секретов.
Горькое напоминание о том, насколько слеп был Джосан, не замечая очевидного. С первой минуты появления здесь таинственность присутствовала повсюду, но он намеренно закрывал на все глаза. Предпочел возложить всю ответственность на Майлза, не желая видеть правду.
Пора все менять.
Дверь в кабинет осталась немного приоткрыта, и можно было услышать доносившиеся голоса. Монах дождался, когда слуга скроется из виду, и подошел ближе, думая, какие действия предпринять. Стоит ли следить за ними? Пытаться противостоять?
Однако то, что брат услышал, заставило бежать кровь по жилам медленнее.
— Значит, он не имеет представления о том, кто он?
— Мне кажется, нет, — донесся голос Майлза. Судя по тону, прежний друг был расстроен. — Братья забили ему голову всякой чепухой и ложью.
— Да одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, кто он.
— Упрямец. Готов слушать совета любого, кроме собственного.
— Ну, тут просматривается заносчивость Константина.
— Этого недостаточно. Надеюсь, среди наших друзей есть кто-нибудь, кто знает магов, которые могут снять заклинание, которое наложили Братья.
Должно быть, Майлз знаком с Другим больше, чем представлял себе монах, и, очевидно, предположил, что безумие друга — результат зловещих чар. Тем не менее если солдат не верит, что он — Джосан, то тогда кто? Почему сержант скрывал от него все подозрения? Неужели только ради их ошибочной дружбы? Либо преследовал темные мотивы?
Почему судья Ренато им помогает? Чего он хочет добиться?
— Я всегда считал, что магия из области легенд и сказок. Вряд ли ему можно помочь.
— Но вы попытаетесь? — Голос Майлза звучал искренне обеспокоенным.
— Да, попробую, — сказал Ренато. — Возможно, у наших друзей из Федерации Седдона есть ресурсы, которые помогут.
— Мы не можем ждать помощи из Седдона. Я едва убедил его остаться здесь на ночь. Если мы не предпримем чего-нибудь, завтра он отправится на поиски правды к Братьям, и все надежды разобьются вдребезги.
— Согласен, времени ждать нет. Излеченный или нет, мы должны его использовать. Просто должны, — ответил Ренато. — Если ты был в старом городе, то, возможно, уже видел знаки. Начались убийства. И мы вот-вот утратим контроль. Он нам нужен, так же как и он нуждается в нас.
— А если мы не сможем убедить его присоединиться к нам? Что тогда?
— Мы не дадим ему выбора.
Джосан услышал достаточно. Он решил немедленно потребовать объяснений. Но когда двинулся к двери, замер.
«Начались убийства», — прошептал Другой.
Монах хотел сделать шаг вперед, но в голове появились странные образы. Горящие здания, языки пламени, превращающие темноту ночи в день. Трупы, наводнившие улицы. Кровь, стекающая в канавы. Брат потер глаза, пытаясь избавиться от видений, но те настойчиво возвращались.
Обнаженное тело женщины, чьи внутренности непристойно выглядывают из вспоротого живота. Торс мужчины с отрубленными конечностями: доказательство необузданной жестокости. Два ухмыляющихся черепа, насаженные на колья и выставленные на обозрение во дворе императорского дворца.
Это не просто кошмары. К собственному ужасу, Джосан понял, что все картинки, представшие перед глазами, образы прошлого. Прошлого, которое угрожает повториться, если Ренато поступит по-своему.
Страх парализовал монаха, подавленного образами отвратительной жестокости. Он не мог двигаться, хотя Другой не разделял подобной слабости. Ужас брата возрастал по мере того, как тело задвигалось помимо его воли. Повернувшись на каблуках, оно устремилось вниз по лестнице. Джосан пытался вернуть контроль над телом, однако единственное, что ему удалось, пошевелить одной рукой и сбить статуэтку со стола. Грохот, раздавшийся, когда она упала на пол, мог разбудить даже мертвого, и монах знал, что сейчас появится Майлз, чтобы выявить причину шума. Выбора нет, нужно бежать, однако он не сделает это в одиночку. Тяжело вздохнув, Джосан перестал бороться с Другим.
Когда тело двинулось со скоростью, которой Джосан раньше никогда не обладал, монах задумался, не сделал ли он ошибку, отдавшись в руки злу еще худшему, чем можно было предположить.
Глава 15
Сандалии зашлепали по кафельному полу, звук бегущих ног нарушил привычный порядок и тишину коллегии. Брат Никос оторвался от журнала. Слишком поздний час для шумных игр новичков, поэтому настоятель напрягся, гадая, что могло спровоцировать подобную спешку.
Едва он встал на ноги, как в дверь постучали, и на пороге появился монах.
— Брат Никос, приношу свои извинения, но нам нужна ваша помощь! — выпалил Джено, пытаясь отдышаться. Молодой послушник, на первом году учебы, никогда до этого не выказывал знаков подобного поведения. — Там какой-то сумасшедший у ворот, хочет поговорить с вами.
Никос замер. Комната показалась холоднее, чем несколько мгновений назад.
— Говоришь, безумец?
Джено энергично закивал головой.
— Причем благородных кровей. Заявил, что он один из нас, и настаивает, чтобы вы его приняли. Я вызвал брата Василия, но тот не узнал ненормального, тогда мужчина расстроился и начал настаивать на встрече с вами. Я хотел вызвать патрульных, однако Василий сказал, что сперва надо спросить у вас.
— Стражу звать не надо, — быстро проговорил Никос. Пришел день, которого он так боялся. Монах-мятежник вернулся в родные пенаты. Приглашать Джосана сюда было очень опасно, однако привлекать охрану нельзя ни в коем случае, слишком много собственных секретов всплывет на поверхность. Маловероятно, что императрица Нерисса поверит, что его действия шестилетней давности продиктованы лишь желанием сохранить порядок и обеспечить мир в империи. Лучше пригласить беглеца сюда, чем позволять ему разгуливать у стен коллегии и по улицам Каристоса и рассказывать историю жизни первым встречным, готовым его выслушать.
— Беги как можно быстрее и попроси брата Василия привести того мужчину сюда.
— Но...
Никос положил руки новичку на плечи.
— Я не могу отвернуться от заблудшей души. Наша обязанность помогать таким, как он. Теперь иди, да поторопись, прежде чем патрульные набредут на него.
Никос наблюдал, как монах удаляется по длинному коридору. С Джено он разберется позднее. Новички стоят на посту до рассвета, так что еще несколько часов он не сможет рассказать другим о случившемся. А к утру Никос придумает, как с ним поступить.
Однако сначала надо встретиться со старым учеником.
Он постарался подготовить правильные аргументы в надежде, что они окажутся убедительнее при встрече лицом к лицу, если уж его письма проигнорировали. Джосан всегда руководствовался разумом, не позволял эмоциям брать верх над холодным рассудком.
Вид посетителя разбил все заготовленные речи. Настоятель быстро отправил брата Василия из кабинета, зная, что старец не настолько глуп, чтобы болтать о личности ночного посетителя. Когда дверь за ним закрылась, Никос дал волю гневу.
— Принц дураков, что ты наделал? Хочешь погубить нас всех? — Советник постарался убедить себя, что зол на подопечного, однако в желудке свернулся холодный клубок страха. Глаза пришедшего казались безумными, а лицо пылало от ярости или, возможно, от многочасовой перепалки с бедным Джено. Если бы Джосан оставался в монашеской рясе, его еще можно было не заметить, однако в шелковой тунике родство с императором Константином бросалось в глаза.
— Пришло время рассказать, что ты сделал. — Голос посетителя прозвучал на удивление спокойно, странно контрастируя с эмоциями, написанными на лице.
— Я просил тебя не возвращаться. Ты несешь опасность для всех нас. А если императрица обнаружит тебя...
— Если мне придется обратиться к ней за ответами, я так и поступлю. Однако я предпочел бы услышать все от тебя.
Никос вгляделся в лицо своенравного монаха. Шесть лет назад, когда тот покидал коллегию, он казался всего лишь оболочкой человека, едва способного выполнять самые простые инструкции. Из последнего же письма стало очевидным, что все изменилось, но память восстановилась не полностью. Теперь настоятель задумался, правда это или же смотритель маяка ведет свои игры, притворяясь послушным и ничего не знающим, а сам давно уже тайно продумал и запланировал свое возвращение.
— С кем я сейчас разговариваю? С Джосаном? Или Люцием?
Лицо посетителя ничего не выражало. Что это, результат долгих лет медитации или придворное искусство обмана?
— С обоими. И ни с одним из них. Это имеет значение?
Имеет. Можно сказать, разница существенна как между смертью и жизнью. Развернувшись, гость направился к столу, уселся в кресло, будто находился в собственном кабинете, а Никос — всего лишь простой проситель. Подобное вполне в характере Люция, однако слова, вылетавшие изо рта, содержали холодный расчет, которым когда-то обладал Джосан.
— Расскажи мне, как же две души оказались в одном теле? — потребовал он.
Настоятель заколебался, потом присел на лавку, которая использовалась редкими посетителями в его комнатах.
— Что ты помнишь? — начал он.
Никос мудро посчитал, что лучше относиться к визитеру, как к Люцию, однако вопросы бывшего послушника/принца указывали, что провалы в памяти до сих пор не восстановились. Значит, можно свести к минимуму свою роль в событиях, произошедших шесть лет назад. И чем меньше Люций будет знать, тем лучше, поскольку если дело дойдет до пыток, то признаваться будет практически не в чем.
Едва он встал на ноги, как в дверь постучали, и на пороге появился монах.
— Брат Никос, приношу свои извинения, но нам нужна ваша помощь! — выпалил Джено, пытаясь отдышаться. Молодой послушник, на первом году учебы, никогда до этого не выказывал знаков подобного поведения. — Там какой-то сумасшедший у ворот, хочет поговорить с вами.
Никос замер. Комната показалась холоднее, чем несколько мгновений назад.
— Говоришь, безумец?
Джено энергично закивал головой.
— Причем благородных кровей. Заявил, что он один из нас, и настаивает, чтобы вы его приняли. Я вызвал брата Василия, но тот не узнал ненормального, тогда мужчина расстроился и начал настаивать на встрече с вами. Я хотел вызвать патрульных, однако Василий сказал, что сперва надо спросить у вас.
— Стражу звать не надо, — быстро проговорил Никос. Пришел день, которого он так боялся. Монах-мятежник вернулся в родные пенаты. Приглашать Джосана сюда было очень опасно, однако привлекать охрану нельзя ни в коем случае, слишком много собственных секретов всплывет на поверхность. Маловероятно, что императрица Нерисса поверит, что его действия шестилетней давности продиктованы лишь желанием сохранить порядок и обеспечить мир в империи. Лучше пригласить беглеца сюда, чем позволять ему разгуливать у стен коллегии и по улицам Каристоса и рассказывать историю жизни первым встречным, готовым его выслушать.
— Беги как можно быстрее и попроси брата Василия привести того мужчину сюда.
— Но...
Никос положил руки новичку на плечи.
— Я не могу отвернуться от заблудшей души. Наша обязанность помогать таким, как он. Теперь иди, да поторопись, прежде чем патрульные набредут на него.
Никос наблюдал, как монах удаляется по длинному коридору. С Джено он разберется позднее. Новички стоят на посту до рассвета, так что еще несколько часов он не сможет рассказать другим о случившемся. А к утру Никос придумает, как с ним поступить.
Однако сначала надо встретиться со старым учеником.
Он постарался подготовить правильные аргументы в надежде, что они окажутся убедительнее при встрече лицом к лицу, если уж его письма проигнорировали. Джосан всегда руководствовался разумом, не позволял эмоциям брать верх над холодным рассудком.
Вид посетителя разбил все заготовленные речи. Настоятель быстро отправил брата Василия из кабинета, зная, что старец не настолько глуп, чтобы болтать о личности ночного посетителя. Когда дверь за ним закрылась, Никос дал волю гневу.
— Принц дураков, что ты наделал? Хочешь погубить нас всех? — Советник постарался убедить себя, что зол на подопечного, однако в желудке свернулся холодный клубок страха. Глаза пришедшего казались безумными, а лицо пылало от ярости или, возможно, от многочасовой перепалки с бедным Джено. Если бы Джосан оставался в монашеской рясе, его еще можно было не заметить, однако в шелковой тунике родство с императором Константином бросалось в глаза.
— Пришло время рассказать, что ты сделал. — Голос посетителя прозвучал на удивление спокойно, странно контрастируя с эмоциями, написанными на лице.
— Я просил тебя не возвращаться. Ты несешь опасность для всех нас. А если императрица обнаружит тебя...
— Если мне придется обратиться к ней за ответами, я так и поступлю. Однако я предпочел бы услышать все от тебя.
Никос вгляделся в лицо своенравного монаха. Шесть лет назад, когда тот покидал коллегию, он казался всего лишь оболочкой человека, едва способного выполнять самые простые инструкции. Из последнего же письма стало очевидным, что все изменилось, но память восстановилась не полностью. Теперь настоятель задумался, правда это или же смотритель маяка ведет свои игры, притворяясь послушным и ничего не знающим, а сам давно уже тайно продумал и запланировал свое возвращение.
— С кем я сейчас разговариваю? С Джосаном? Или Люцием?
Лицо посетителя ничего не выражало. Что это, результат долгих лет медитации или придворное искусство обмана?
— С обоими. И ни с одним из них. Это имеет значение?
Имеет. Можно сказать, разница существенна как между смертью и жизнью. Развернувшись, гость направился к столу, уселся в кресло, будто находился в собственном кабинете, а Никос — всего лишь простой проситель. Подобное вполне в характере Люция, однако слова, вылетавшие изо рта, содержали холодный расчет, которым когда-то обладал Джосан.
— Расскажи мне, как же две души оказались в одном теле? — потребовал он.
Настоятель заколебался, потом присел на лавку, которая использовалась редкими посетителями в его комнатах.
— Что ты помнишь? — начал он.
Никос мудро посчитал, что лучше относиться к визитеру, как к Люцию, однако вопросы бывшего послушника/принца указывали, что провалы в памяти до сих пор не восстановились. Значит, можно свести к минимуму свою роль в событиях, произошедших шесть лет назад. И чем меньше Люций будет знать, тем лучше, поскольку если дело дойдет до пыток, то признаваться будет практически не в чем.