Страница:
— Разве вам не хочется послушать, зачем я здесь?
— Ты расскажешь мне все, что я хочу знать, как только Низам закончит с тобой.
Принц с трудом проглотил комок в горле, но это было единственным внешним проявлением волнения. Лицо оставалось спокойным, не выдавая ни намека на эмоции. Императрица рассматривала гостя, удивляясь изменениям, которые принесли годы. Она помнила молодого мужчину, чьи черты лица еще не покинула округлость молодости, мужчину, которого не покидало раздражение, в то время как этот человек держался с редким достоинством, а пристальный взгляд и заостренные черты лица лишь усиливали впечатление решительности и ума.
— Как долго Никос является твоим союзником, замышляя, темные делишки у меня за спиной?
Принц Люций покачал головой.
— Ученые Братья согласились привести меня сюда, и ничего больше. Я убедил их, что мне нужно поговорить с императрицей.
— А что нам обсуждать? По-моему, все сказано много лет назад, когда ты поднял против меня мятеж.
— Я пришел молить о помощи.
— Моей помощи? — рассмеялась Нерисса. Неужели за годы, проведенные в ссылке, племянник поумнел? — Единственная поддержка, которую я могу тебе оказать, быстрая смерть.
И то слишком щедрое предложение. Люций заработал медленную, мучительную смерть предателя за мятеж шестилетней давности, а недавние волнения отнюдь не смягчили отношения к нему.
— Я пришел сюда как человек, любивший леди Зению, и мне дурно смотреть на насилие, которое совершается от моего имени. Я пришел вас просить о помощи, чтобы положить конец этому безумству, пока не погиб кто-нибудь еще.
Императрица помнила то лето, когда принц влюбился в Зению и следовал за каждым ее шагом, а та была бесконечно терпелива по отношению к самому молодому из поклонников. Но это произошло свыше пятнадцати лет назад, и вряд ли можно принимать юношеское увлечение за причину, по которой предатель появился во дворце и решил искать встречи с ней, больше всего желавшей его смерти.
Особенно здесь, в месте сосредоточения императорской власти. Стоит Нериссе повысить голос, и негодяя схватят и отведут в пыточную камеру. В таких поступках смысла нет, а она — не любительница загадок.
— Флавиан один из ваших? — спросила Нерисса. Люций поморщился.
— Флавиан — один из заговорщиков, недовольный вашим правлением, но он не действовал от моего имени. Я не отдавал приказов.
— Я убедил принца приехать сюда, чтобы передать имена конспираторов в обмен на ваше милосердие, — вклинился в разговор брат Никос.
Возможно, слишком глупо рассчитывать на снисхождение правительницы, но Никосу виднее. Передав Люция в руки императрицы, монах снимал с себя вину за совершенную прежде ошибку.
— Я откровенно расскажу все, что знаю, либо, если желаете, можете вызвать Низама, чтобы он вытягивал из меня информацию вместе с кровью. Но это не остановит заговорщиков и не остановит насилие.
— Может, и нет. Однако, увидев твое тело, висящее у дворцовых ворот, последователи определенно призадумаются, стоит ли продолжать бесчинства, — проговорила императрица, желая увидеть реакцию собеседников.
К чести Люция, на его лице не дрогнул ни один мускул, и Нерисса даже почувствовала вспышку восхищения его самообладанием.
— Не совершайте ошибок шестилетней давности, когда, позволив врагам скрыться в тени, вы дали им возможность выждать и нарастить силы, чтобы нанести еще один удар.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Я могу сказать имена только тех, с кем я встречался, но есть и другие, управляющие их действиями. Я вызову всех на встречу, и вы нас арестуете. Тогда ни у кого не останется шанса на побег.
— А ты рассчитываешь остаться здесь? Свободно расхаживать по дворцу? — Подобное предположение просто абсурдно. Тем не менее перспектива избавиться от заговорщиков одним ударом представлялась Нериссе заманчивой.
— Оставьте со мной одного из своих телохранителей, чтобы он присматривал за моими передвижениями. Другие незаметно последуют за ним и будут ждать сигнала.
— Какая твоя выгода во всем этом?
— Восстание обречено на провал. И вопрос состоит в том, сколько людей погибнет с обеих сторон, прежде чем вы триумфально его подавите. Я предпочитаю остановить убийства сейчас.
— Благородный мотив, но не в твоем характере. Ты забыл, что я знаю тебя с пеленок.
— Люди меняются.
Принц терпеливо ждал, пока Нерисса обдумает его предложение. Он не просил и не умолял, и правительницу поразила искренность его слов. Действительно, Люций изменился. Манеры, даже темп речи стали другими — возможно, знак того, что он провел много времени среди иностранцев. Если бы не черты лица, его было бы не узнать.
Испорченный принц, который воспитывался с ее сыновьями, ни за что бы не рискнул собственной шкурой ради спасения других, даже любимых. А этот мужчина, если ему можно верить на слово, готов жертвовать собой, чтобы спасти врагов. И поступив так, он приговорил к смерти друзей, поддерживавших его.
Благородное самопожертвование, даже акт абсолютного безрассудства, а может, и то и другое. В конце концов, мотивы не столь важны. Нерисса воспользуется ситуацией, как считает нужным, а когда от Люция больше не будет пользы, она предаст его правосудию, которое так долго откладывалось.
— Ты клянешься, что поступишь так, как сказал?
— Клянусь, сделаю все, что от меня зависит, чтобы собрать заговорщиков и предать их правосудию. Что касается меня самого, то я полагаюсь на твое милосердие.
Последние слова сопровождались ироничным взглядом в сторону брата Никоса, и в это мгновение императрица поняла: Люций прекрасно осознавал, что помилование, обещанное ему монахом, не более чем иллюзия. Если он действительно передаст императрице конспираторов, то ее сострадание может проявиться в виде безболезненной смерти вместо длительной агонии, диктуемой законом для предателей. Это максимум, на что он может надеяться, и все это понимали.
Правительница даже почувствовала по отношению к нему теплоту. Раньше она презирала молодого принца, но теперь, при других обстоятельствах, ей понравился мужчина, в которого он вырос и превратился.
— Согласна, — заявила Нерисса. Люций кивнул.
— Эту информацию я передаю как символ добрых намерений. Бенедикту, капитану городского патруля, доверять нельзя. Он один из внутреннего круга, поэтому убедитесь, что он не в курсе ваших планов.
Императрица надеялась, что не выказала потрясения. Неужели Бенедикт предатель? Видимо, его расследование не принесло доказательств заговора, потому что он сам уничтожил доказательства, прежде чем они попали в ее руки.
— Еще кто-нибудь, кого следовало бы остерегаться?
— Не доверяйте никому. Помните, я не знаю всех имен, а ведь у некоторых такая же светлая кожа и темные волосы, как и у вас. Для арестов выберите только тех стражников, в чьей преданности абсолютно уверены. Как только мятежники окажутся в их руках, можете допрашивать их, сколько вашей душе угодно.
— Мне не нужно читать лекции о том, как управлять собственной империей.
— Конечно, — ответил Люций, наклонив голову в знак уважения.
Немного времени ушло на обсуждение деталей, несколько предложений внес брат Никос, пока, наконец, они не договорились обо всем. У принца остались следующий день и ночь, чтобы довершить начатое. Утром стража Нериссы арестует его вне зависимости от того, сдержит он обещание или нет. Перспектива покончить с восстанием одним ударом очень заманчива, но она не позволит заговорщикам ускользнуть из рук на этот раз. Принц Люций однажды избежал правосудия, но сейчас правительница лично проследит, чтобы он расплатился за все преступления. Его смерть послужит уроком всем, кто не хочет подчиняться ее власти.
Как только императрица разберется с врагами, в Икарии не останется сомнений, кто управляет государством, и вряд ли кто-то рискнет бросить ей вызов в будущем.
Глава 19
— Ты расскажешь мне все, что я хочу знать, как только Низам закончит с тобой.
Принц с трудом проглотил комок в горле, но это было единственным внешним проявлением волнения. Лицо оставалось спокойным, не выдавая ни намека на эмоции. Императрица рассматривала гостя, удивляясь изменениям, которые принесли годы. Она помнила молодого мужчину, чьи черты лица еще не покинула округлость молодости, мужчину, которого не покидало раздражение, в то время как этот человек держался с редким достоинством, а пристальный взгляд и заостренные черты лица лишь усиливали впечатление решительности и ума.
— Как долго Никос является твоим союзником, замышляя, темные делишки у меня за спиной?
Принц Люций покачал головой.
— Ученые Братья согласились привести меня сюда, и ничего больше. Я убедил их, что мне нужно поговорить с императрицей.
— А что нам обсуждать? По-моему, все сказано много лет назад, когда ты поднял против меня мятеж.
— Я пришел молить о помощи.
— Моей помощи? — рассмеялась Нерисса. Неужели за годы, проведенные в ссылке, племянник поумнел? — Единственная поддержка, которую я могу тебе оказать, быстрая смерть.
И то слишком щедрое предложение. Люций заработал медленную, мучительную смерть предателя за мятеж шестилетней давности, а недавние волнения отнюдь не смягчили отношения к нему.
— Я пришел сюда как человек, любивший леди Зению, и мне дурно смотреть на насилие, которое совершается от моего имени. Я пришел вас просить о помощи, чтобы положить конец этому безумству, пока не погиб кто-нибудь еще.
Императрица помнила то лето, когда принц влюбился в Зению и следовал за каждым ее шагом, а та была бесконечно терпелива по отношению к самому молодому из поклонников. Но это произошло свыше пятнадцати лет назад, и вряд ли можно принимать юношеское увлечение за причину, по которой предатель появился во дворце и решил искать встречи с ней, больше всего желавшей его смерти.
Особенно здесь, в месте сосредоточения императорской власти. Стоит Нериссе повысить голос, и негодяя схватят и отведут в пыточную камеру. В таких поступках смысла нет, а она — не любительница загадок.
— Флавиан один из ваших? — спросила Нерисса. Люций поморщился.
— Флавиан — один из заговорщиков, недовольный вашим правлением, но он не действовал от моего имени. Я не отдавал приказов.
— Я убедил принца приехать сюда, чтобы передать имена конспираторов в обмен на ваше милосердие, — вклинился в разговор брат Никос.
Возможно, слишком глупо рассчитывать на снисхождение правительницы, но Никосу виднее. Передав Люция в руки императрицы, монах снимал с себя вину за совершенную прежде ошибку.
— Я откровенно расскажу все, что знаю, либо, если желаете, можете вызвать Низама, чтобы он вытягивал из меня информацию вместе с кровью. Но это не остановит заговорщиков и не остановит насилие.
— Может, и нет. Однако, увидев твое тело, висящее у дворцовых ворот, последователи определенно призадумаются, стоит ли продолжать бесчинства, — проговорила императрица, желая увидеть реакцию собеседников.
К чести Люция, на его лице не дрогнул ни один мускул, и Нерисса даже почувствовала вспышку восхищения его самообладанием.
— Не совершайте ошибок шестилетней давности, когда, позволив врагам скрыться в тени, вы дали им возможность выждать и нарастить силы, чтобы нанести еще один удар.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Я могу сказать имена только тех, с кем я встречался, но есть и другие, управляющие их действиями. Я вызову всех на встречу, и вы нас арестуете. Тогда ни у кого не останется шанса на побег.
— А ты рассчитываешь остаться здесь? Свободно расхаживать по дворцу? — Подобное предположение просто абсурдно. Тем не менее перспектива избавиться от заговорщиков одним ударом представлялась Нериссе заманчивой.
— Оставьте со мной одного из своих телохранителей, чтобы он присматривал за моими передвижениями. Другие незаметно последуют за ним и будут ждать сигнала.
— Какая твоя выгода во всем этом?
— Восстание обречено на провал. И вопрос состоит в том, сколько людей погибнет с обеих сторон, прежде чем вы триумфально его подавите. Я предпочитаю остановить убийства сейчас.
— Благородный мотив, но не в твоем характере. Ты забыл, что я знаю тебя с пеленок.
— Люди меняются.
Принц терпеливо ждал, пока Нерисса обдумает его предложение. Он не просил и не умолял, и правительницу поразила искренность его слов. Действительно, Люций изменился. Манеры, даже темп речи стали другими — возможно, знак того, что он провел много времени среди иностранцев. Если бы не черты лица, его было бы не узнать.
Испорченный принц, который воспитывался с ее сыновьями, ни за что бы не рискнул собственной шкурой ради спасения других, даже любимых. А этот мужчина, если ему можно верить на слово, готов жертвовать собой, чтобы спасти врагов. И поступив так, он приговорил к смерти друзей, поддерживавших его.
Благородное самопожертвование, даже акт абсолютного безрассудства, а может, и то и другое. В конце концов, мотивы не столь важны. Нерисса воспользуется ситуацией, как считает нужным, а когда от Люция больше не будет пользы, она предаст его правосудию, которое так долго откладывалось.
— Ты клянешься, что поступишь так, как сказал?
— Клянусь, сделаю все, что от меня зависит, чтобы собрать заговорщиков и предать их правосудию. Что касается меня самого, то я полагаюсь на твое милосердие.
Последние слова сопровождались ироничным взглядом в сторону брата Никоса, и в это мгновение императрица поняла: Люций прекрасно осознавал, что помилование, обещанное ему монахом, не более чем иллюзия. Если он действительно передаст императрице конспираторов, то ее сострадание может проявиться в виде безболезненной смерти вместо длительной агонии, диктуемой законом для предателей. Это максимум, на что он может надеяться, и все это понимали.
Правительница даже почувствовала по отношению к нему теплоту. Раньше она презирала молодого принца, но теперь, при других обстоятельствах, ей понравился мужчина, в которого он вырос и превратился.
— Согласна, — заявила Нерисса. Люций кивнул.
— Эту информацию я передаю как символ добрых намерений. Бенедикту, капитану городского патруля, доверять нельзя. Он один из внутреннего круга, поэтому убедитесь, что он не в курсе ваших планов.
Императрица надеялась, что не выказала потрясения. Неужели Бенедикт предатель? Видимо, его расследование не принесло доказательств заговора, потому что он сам уничтожил доказательства, прежде чем они попали в ее руки.
— Еще кто-нибудь, кого следовало бы остерегаться?
— Не доверяйте никому. Помните, я не знаю всех имен, а ведь у некоторых такая же светлая кожа и темные волосы, как и у вас. Для арестов выберите только тех стражников, в чьей преданности абсолютно уверены. Как только мятежники окажутся в их руках, можете допрашивать их, сколько вашей душе угодно.
— Мне не нужно читать лекции о том, как управлять собственной империей.
— Конечно, — ответил Люций, наклонив голову в знак уважения.
Немного времени ушло на обсуждение деталей, несколько предложений внес брат Никос, пока, наконец, они не договорились обо всем. У принца остались следующий день и ночь, чтобы довершить начатое. Утром стража Нериссы арестует его вне зависимости от того, сдержит он обещание или нет. Перспектива покончить с восстанием одним ударом очень заманчива, но она не позволит заговорщикам ускользнуть из рук на этот раз. Принц Люций однажды избежал правосудия, но сейчас правительница лично проследит, чтобы он расплатился за все преступления. Его смерть послужит уроком всем, кто не хочет подчиняться ее власти.
Как только императрица разберется с врагами, в Икарии не останется сомнений, кто управляет государством, и вряд ли кто-то рискнет бросить ей вызов в будущем.
Глава 19
Нерисса выбрала одного стражника в качестве эскорта Люция, хотя он не сомневался, что другие последовали за ними, дабы следить за резиденцией судьи, пока принц не выполнит обещаний. Джосан ехал в носилках наедине со своими мыслями, а охранник Фаррис шел рядом, следя за тем, чтобы никто не подошел слишком близко. Страхи, мучившие монаха последние недели, ушли, потому что теперь бояться было нечего. Раньше судьба казалась неопределенной. Но теперь тропа будущего лежит перед ним, а все дороги назад отрезаны. Джосан не знал, сердиться или чувствовать облегчение из-за того, что Люций таким образом распорядился их жизнью.
Оставленный один на один с сомнениями, Джосан никогда бы не решился приблизиться к Нериссе напрямую. Для этого нужна смелость, даже воля принца в конце сломилась, а ведь он зашел так далеко, как монах никогда не посмел бы. Поскольку выбора не было, Джосан собрал все силы, чтобы встретиться с императрицей и договориться о сделке, которую планировал Люций. Ни принц, ни ученый сами по себе никогда бы не нашли в себе сил закончить этот кошмар, а вместе им это удалось.
Время тайн прошло, поэтому вместо того, чтобы оставить носилки в ближайшем квартале, Джосан приказал направляться непосредственно в резиденцию Ренато. Когда они остановились, Фаррис отдернул занавески и протянул руку, чтобы помочь Джосану выйти. Ученый подождал, пока слуга расплатится с носильщиками и отпустит их. Пот, выступивший на лбу, не имел никакого отношения к жаркому послеполуденному солнцу. Стоявшая перед ним задача требовала полной сосредоточенности.
— Помни, ты должен мне подчиняться. Не делай ничего, что может вызвать их подозрение, — посоветовал Джосан.
— Я подчиняюсь только приказам хозяйки, — ответил Фаррис.
Высокий, хорошо сложенный охранник с бугрящимися мышцами напоминал статуи на массивных колоннах императорского дворца. Некоторые приняли бы его спокойствие за тупость, но монах знал, что это обманчивое впечатление. Нерисса ни за что не выбрала бы глупца для такого задания.
Слуга быстрым взглядом окинул улицу. Джосан последовал его примеру, но ничего необычного не заметил. Если люди Нериссы уже на месте, то все наверняка попрятались.
Внутри дома он нашел судью и Майлза, в беспокойстве ожидающих его возвращения. Когда ученый вошел в кабинет, на их лицах отразилось явное облегчение, сменившееся недоумением, когда за ним последовал Фаррис, отставая на шаг, как и полагалось личному телохранителю.
— Где вы были? И кто это? — спросил Ренато. Джосан остановился, чтобы развязать плащ и бросить его на пол, как подобает человеку, привыкшему к окружению слуг.
— Это Фаррис. Брат Никос не хотел, чтобы я шел без эскорта. Бенедикт с ним согласился. — Последние слова были блефом, Нерисса заверила его, что командир патруля сегодня слишком занят, чтобы встречаться с другими заговорщиками.
— Теперь, когда вы вернулись, отпустите его. Нам нужно о многом поговорить, — ответил Ренато. — Вы должны мне объяснить, с какой стати привлекли Ученых Братьев.
— Фаррис остается.
— Он один из личных охранников Нериссы. Вы действительно хотите, чтобы он слышал все, о чем мы здесь говорим?
Джосан знал, что стоит сказать слово, и Майлз нападет на Фарриса, отдав собственную жизнь ради спасения принца. Но подобная жертва бессмысленна, потому что люди императрицы, вне всяких сомнений, уже окружили дом. Поэтому монах изобразил улыбку, которая, как он надеялся, выглядела убедительно.
— У нас союзники в самых неожиданных местах, — заявил монах.
Он уселся на одну из кушеток, и после некоторого колебания Ренато и Майлз последовали его примеру. Фаррис встал за спиной Джосана, угрожающе нависая над сидящими.
— Сначала я подумал, что безрассудный поступок Флавиана погубит нас всех. Но потом понял, что весь этот шум создал для нас уникальную возможность. Мы должны выступить, пока не слишком поздно, — объяснил принц.
— А какое отношение брат Никос имеет ко всему происходящему? Императрица — его хозяйка. Вряд ли он предаст ее, — сказал Ренато.
— Как раз наоборот. Никос — ключ ко всему.
Что действительно было правдой, хоть и не в том смысле, в каком слушатели это представляли. Трудно заставлять себя источать уверенность, когда человек, которому отдан приказ убить тебя в любой момент, если предашь клятву, данную Нериссе, стоит за спиной. Джосан поискал в глубине остатки надменности Люция, напоминая себе, что принц не объяснял, а отдавал приказы и не ждал, что кто-то может ослушаться.
— Какие у вас причины доверять ему? Или кому-нибудь из Братства? — спросил Майлз.
— Именно благодаря Никосу я нахожусь здесь, — обратился ученый непосредственно к Ренато. — Он уже доказал свою преданность, но у меня есть сомнения в отношении остальных так называемых последователей.
— Мой принц, надеюсь, моя верность не вызывает подозрений? — возмутился Ренато.
— Вы подтвердите ее, созвав остальных сюда на совет завтра вечером. Никос подсказал, как одержать победу над Нериссой, и я не стану больше ждать, пока мои сторонники сидят, в ожидании либо совершают бесчинства на улицах.
— Вы не можете ожидать от нас...
— Я жду от вас подчинения моим приказам, — ответил Джосан. — Победа у нас в руках. О тех, кто здесь завтра соберется, я вспомню, когда приду к власти. Ну а о тех, кто не появится, я тоже не забуду.
— И какой у вас план? Возможно, убийство? — Взгляд Ренато остановился на Фаррисе, чье присутствие доказывало, что не все телохранители Нериссы преданы ей.
— Вы узнаете о нем в то же время, что и остальные, — ответил заговорщик.
— Но если вы уже поделились с Бенедиктом и Никосом...
— Достаточно. Я не должен отчитываться перед вами. Будьте благодарны, что я нахожу вам применение, хотя, если вы начнете меня расспрашивать, я могу и передумать.
— Конечно, мой принц, как скажете. — Судья опустил голову в притворном жесте смирения.
Ренато должен понимать, что принц больше не зависит от его милостей. Люций мог пойти к Бенедикту или даме Аканте, либо к кому угодно из тех, кого он встречал ранее, и попросить о помощи в организации встречи. Судья не захочет терять расположения и привилегий, особенно когда успех так близок. Можно рассчитывать, что он сделает все, как нужно, лишь бы сохранить статус приближенного к внутреннему кругу советников Люция.
Единственное, что остается Джосану, так это играть роль принца — без пяти минут триумфатора.
Леди Исобель достигла своего положения, просчитывая каждый шаг. Она знала, когда пойти на риск и когда проявить сдержанность. К сожалению, кажется, мятежники не разделяли ее предчувствий. Убийство леди Зении и ее семьи принесло напряжение на улицы Икарии, город стал на шаг ближе к открытым стычкам. Наступило время действовать, а принц Люций и его самозваные советники решили, что пора поговорить и созвать всех заговорщиков на встречу в резиденции судьи Ренато.
Когда Флёрделис прочитала письмо, она серьезно раздумывала об отказе, потому что подозрения насчет принца подтвердились и заняли все ее мысли. Собираться всем лидерам в одном месте — ужасный риск, особенно когда Люций начнет ругать последователей за безмерное насилие.
Если только последние события не заставили его действовать немедленно и открыто призывать к восстанию — тогда ей нужно там присутствовать, чтобы поддержать принца и последователей в их стремлении совершить провальную попытку устроить мятеж. Она вложила слишком много денег и времени и не позволит им колебаться в самый последний момент. Чем сильнее восстание, тем больше ущерба будет нанесено стране и тем больше похвал получит Исобель по возвращении в Седдон.
Она, конечно, приняла меры предосторожности, обдумав пути побега из района Ренато и убедившись, что они открыты, затем отправила шифрованное сообщение послу Хардуину, предложив, чтобы тот воздержался от своих обычных ночных развлечений и остался в посольстве. Если случится неприятность, стражники дважды подумают, прежде чем рискнут ворваться на территорию посольства независимого государства Седдона, чтобы арестовать Хардуина. Хотя маловероятно, что они станут его разыскивать — посол потрудился на славу, распространив сплетни про Исобель, что стоило ей нескольких контрактов с купцами. На публичных встречах ее появление сопровождалось злобным шепотом, теперь только те, кто рассчитывал получить выгоду от общения с седдонийкой, посылали приглашения или навещали ее в городском доме.
Флёрделис оделась с тщательностью, присущей всем придворным модницам, выбрав шелковое платье с разрезами по бокам, открывающим ноги при ходьбе — если что, оно поможет ей быстро передвигаться по улочкам, не сковывая движений. К внутренней стороне бедра она пристегнула ремнями кинжал, а пояс вокруг талии был сделан из золотых дисков — его легко разорвать на части и использовать монетки в качестве денег. Волосы Исобель заколола на затылке, изысканное украшение из слоновой кости, поддерживающее прическу, заканчивалось острым стальным клинком. Через руку девушка перекинула легкий льняной плащ, на случай если вечер выдастся прохладным.
Солнце уже садилось, когда седдонийка вышла из дома. Интересно, почему для встречи выбрали такое неудобное время. Только крестьяне и рабы ели с заходом солнца. Даже иностранцы знали: в И карий никто не садится ужинать в течение трех часов после заката. Если за резиденцией следят, то подобное неуместное собрание обязано вызвать подозрения.
Джино, старший из слуг, ждал у носилок, которые она заказала. Обычно невозмутимый, сейчас он переминался с ноги на ногу с нехарактерной для него нетерпеливостью. Когда Исобель приблизилась к слуге, тот поспешно опустил глаза.
Что-то не так. Она осмотрела улицу, заполненную людьми, спешащими домой после работы. Среди них отчетливо выделялось несколько человек, праздно стоявших посреди бурного потока спешивших трудяг. На бездельниках была надета ливрея слуг, но их позы говорили сами за себя: соглядатаи на службе.
Флёрделис ожидала, что наблюдение за ее домом усилится, однако эти мужчины появились на улице не ради отчетов о прибывших и убывших из резиденции. Они — солдаты, и их присутствие не сулило ничего хорошего.
Девушка наклонилась, притворившись, что завязывает ремешок на сандалиях. Если она вернется в дом, то шпионы поймут, что их заметили, и последующие действия зависят от того, какие приказы им отданы. Неужели за ней действительно следят? Или хотят арестовать?
К счастью, Флёрделис не сообщила Джино, куда собирается ехать, просто приказала вызвать носильщиков. Нужно отправиться в посольство и понаблюдать, последуют ли новые стражи за ней или нет. Если пойдут, значит, пора скрываться. Если останутся, то их присутствие — простое совпадение, а она в совпадения не верила.
Приняв решение, Исобель поднялась и зашагала к носилкам. Джино придержал занавеси, намеренно отводя взгляд от хозяйки — очевидно, боялся, что та заметит отблески предательства в глазах.
Едва седдонийка приготовилась ступить внутрь, как из толпы донесся девичий голосок.
— Благородная леди, не хотите купить букетик цветов, чтобы он освежил вам путешествие? — спросила она, протягивая веночек, похожий на затоптанный веник.
— Уходи, нам не нужны твои цветы! — проворчал Джино, отталкивая девочку.
Будь сегодня обычный день, Исобель бы проигнорировала бы цветочницу. Дашь монетку одному, так толпа попрошаек слетится и обступит так, что не пройти и не проехать. Но поведение Джино вызвало противоречивые чувства.
— Подожди, — приказала она. Добравшись до маленького кошелька, спрятанного в складках плаща, Флёрделис вытащила две монетки и протянула девочке.
— Спасибо, добрая леди, — ответила та, всовывая цветы в руки Исобель, будто они были редчайшими драгоценностями. Потом продавщица развернулась и растворилась в толпе.
— Скажи, чтобы отвезли меня в посольство, а потом жди дальнейших приказов, — проинструктировала хозяйка Джино.
Тот кивнул и помог ей усесться в носилках. Занавески остались открытыми, чтобы легкий ветерок смог облегчить удручающую жару. Поднеся букет к лицу, девушка понюхала цветы, но аромат давно выветрился. Розы оказались настолько старыми, что даже не пахли, а только осыпались прямо в руках.
Исобель сжала цветы и снова услышала странное шурщание. Она осторожно разобрала букет и увидела в нем записку, спрятанную глубоко в оберточную бумагу. В заходящем свете девушка едва различала почерк.
Письмо было подписано стилизованным символом императорского дома. Мгновение спустя Исобель поняла, что это одна из татуировок, украшавшая лица служащих.
Значит, сообщение от Встречающего. С этим осознанием пришло еще одно: когда Исобель выглянула из носилок, то заметила, что они приближаются к площади семи фонтанов. Живописное место, но не входившее в маршрут между домом и посольством. Ее везут во дворец.
Сообщение Встречающего пришло слишком поздно.
У Исобель оставалось только одно преимущество: икарийская привычка недооценивать силу и хитрость женщины. Они могут быть готовы к протестам, когда седдонийка осознает, что ее везут не в посольство, но никак не ожидают, что она поведет себя мужественно.
Исобель представила карту Каристоса. Если место назначения действительно дворец, то, покинув площадь, они войдут на улицу Триумфа. Окруженная со всех сторон правительственными зданиями, дорога станет ловушкой. Если бежать, то нужно делать это сейчас.
Она осторожно развернула плащ и накинула на плечи, застегнув пряжку на шее. Платье привлечет слишком много внимания в тех местах, куда Исобель собиралась бежать.
Носилки остановились, чтобы пропустить повозку. Исобель собралась с силами, подождала первого движения и выбросилась в проем слева. Больно ударившись о булыжник, перевернулась, преодолев боль, и вскочила на ноги. Начав движение, девушка быстро оглянулась. Носилки накренились, когда двое носильщиков присоединились к погоне в сопровождении по крайней мере одного из соглядатаев, которого Флёрделис ранее заметила на площади.
Придерживая плащ, девушка бежала по улице мимо удивлённых прохожих.
— Стой! Именем императрицы Нериссы. Стой! — послышался крик за спиной.
Кто-то потянулся, чтобы ухватить ее край плаща, но удар локтем в лицо остановил его. Исобель еще слышала преследователей, но те остались далеко позади, когда она покидала площадь. Девушка пробежала несколько сотен шагов, а потом нырнула в переулок рядом с купеческой лавкой, не обращая внимания на гадкие запахи. Аллея привела ее на другую улицу, где было куда меньше фонарей, там беглянка замедлила шаг, сделав вид, что ей некуда спешить.
Несколько минут она шла прогулочным шагом, и уже подумав, что ее никто не преследует, услышала звуки бухающих шагов позади себя.
Исобель выругалась, проклиная себя за самонадеянность. Седдонийка припустила по улице и снова оторвалась от погони. В этот раз она не оставит стражникам Нериссы никаких шансов. Улицы заполонили патрули, их было намного больше, чем в обычную ночь, и Флёрделис поняла, что она не единственная цель сегодняшнего вечера.
Прежде чем беглянка добралась до района складов, ей пришлось покружить по городу и перелезть через каменную стену. Здесь опасности были другого рода: немного пообтрепавшийся пышный наряд заставил некоторых подумать, что она — проститутка, вышедшая на улицу в поисках клиентов. К счастью, кинжал в правой руке убеждал их в серьезности ее намерений.
Потеряв следы преступницы на улицах Каристоса, преследователи ожидали, что она либо пойдет искать союзников, либо постарается покинуть город. Из двух возможностей побег казался им более вероятным.
К этому часу ожидать какого-то движения на воде глупо. Подойти к пирсу и нанять шаланду — значит наверняка попасться в руки к патрулю. То же самое произойдет, если Исобель сама украдет лодку и станет грести к кораблю. Благодаря сделкам с Септимусом-младшим в порту вдоль верфей стояли три судна Федерации — чужестранным кораблям впервые предложили якорные места. Но за ними наверняка следят, и даже если она умудрится попасть на борт незаметно, перед выходом из гавани каждый корабль будет обыскан.
Девушка спряталась у склада; судя по сладкому тошнотворному запаху, там хранились экзотические фрукты. Вдалеке она заметила людей, несущих фонари. Они неуклонно направлялись к ней с востока. Немного откинувшись назад, седдонийка увидела еще одну группу, приближавшуюся с запада. Если не начать действовать незамедлительно, укрытие неизбежно превратится в ловушку.
Оставалось только одно. Исобель сделала пару глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Она заставила себя забыть усталость, навалившуюся после безумного побега через весь город, и ноющую боль мускулов, размякших после жизни в городе. Обвинить принца Люция в неосмотрительности она еще успеет, да и себя отругать за чрезмерную заносчивость. Теперь нужно думать только о выживании.
Флёрделис расстегнула застежку на плаще, оставив только одну завязку на шее, и кинжалом раскроила линию горловины платья. Потом сделала глубокий вздох и опрометью кинулась из укрытия. Пробежав мимо таможенного дома с закрытыми ставнями, она перепрыгнула через бухту каната, легкомысленно оставленного на верфи. Позади слышались звуки погони, но оглядываться не было времени. Девушка добежала до края причала и с разбегу нырнула.
Оставленный один на один с сомнениями, Джосан никогда бы не решился приблизиться к Нериссе напрямую. Для этого нужна смелость, даже воля принца в конце сломилась, а ведь он зашел так далеко, как монах никогда не посмел бы. Поскольку выбора не было, Джосан собрал все силы, чтобы встретиться с императрицей и договориться о сделке, которую планировал Люций. Ни принц, ни ученый сами по себе никогда бы не нашли в себе сил закончить этот кошмар, а вместе им это удалось.
Время тайн прошло, поэтому вместо того, чтобы оставить носилки в ближайшем квартале, Джосан приказал направляться непосредственно в резиденцию Ренато. Когда они остановились, Фаррис отдернул занавески и протянул руку, чтобы помочь Джосану выйти. Ученый подождал, пока слуга расплатится с носильщиками и отпустит их. Пот, выступивший на лбу, не имел никакого отношения к жаркому послеполуденному солнцу. Стоявшая перед ним задача требовала полной сосредоточенности.
— Помни, ты должен мне подчиняться. Не делай ничего, что может вызвать их подозрение, — посоветовал Джосан.
— Я подчиняюсь только приказам хозяйки, — ответил Фаррис.
Высокий, хорошо сложенный охранник с бугрящимися мышцами напоминал статуи на массивных колоннах императорского дворца. Некоторые приняли бы его спокойствие за тупость, но монах знал, что это обманчивое впечатление. Нерисса ни за что не выбрала бы глупца для такого задания.
Слуга быстрым взглядом окинул улицу. Джосан последовал его примеру, но ничего необычного не заметил. Если люди Нериссы уже на месте, то все наверняка попрятались.
Внутри дома он нашел судью и Майлза, в беспокойстве ожидающих его возвращения. Когда ученый вошел в кабинет, на их лицах отразилось явное облегчение, сменившееся недоумением, когда за ним последовал Фаррис, отставая на шаг, как и полагалось личному телохранителю.
— Где вы были? И кто это? — спросил Ренато. Джосан остановился, чтобы развязать плащ и бросить его на пол, как подобает человеку, привыкшему к окружению слуг.
— Это Фаррис. Брат Никос не хотел, чтобы я шел без эскорта. Бенедикт с ним согласился. — Последние слова были блефом, Нерисса заверила его, что командир патруля сегодня слишком занят, чтобы встречаться с другими заговорщиками.
— Теперь, когда вы вернулись, отпустите его. Нам нужно о многом поговорить, — ответил Ренато. — Вы должны мне объяснить, с какой стати привлекли Ученых Братьев.
— Фаррис остается.
— Он один из личных охранников Нериссы. Вы действительно хотите, чтобы он слышал все, о чем мы здесь говорим?
Джосан знал, что стоит сказать слово, и Майлз нападет на Фарриса, отдав собственную жизнь ради спасения принца. Но подобная жертва бессмысленна, потому что люди императрицы, вне всяких сомнений, уже окружили дом. Поэтому монах изобразил улыбку, которая, как он надеялся, выглядела убедительно.
— У нас союзники в самых неожиданных местах, — заявил монах.
Он уселся на одну из кушеток, и после некоторого колебания Ренато и Майлз последовали его примеру. Фаррис встал за спиной Джосана, угрожающе нависая над сидящими.
— Сначала я подумал, что безрассудный поступок Флавиана погубит нас всех. Но потом понял, что весь этот шум создал для нас уникальную возможность. Мы должны выступить, пока не слишком поздно, — объяснил принц.
— А какое отношение брат Никос имеет ко всему происходящему? Императрица — его хозяйка. Вряд ли он предаст ее, — сказал Ренато.
— Как раз наоборот. Никос — ключ ко всему.
Что действительно было правдой, хоть и не в том смысле, в каком слушатели это представляли. Трудно заставлять себя источать уверенность, когда человек, которому отдан приказ убить тебя в любой момент, если предашь клятву, данную Нериссе, стоит за спиной. Джосан поискал в глубине остатки надменности Люция, напоминая себе, что принц не объяснял, а отдавал приказы и не ждал, что кто-то может ослушаться.
— Какие у вас причины доверять ему? Или кому-нибудь из Братства? — спросил Майлз.
— Именно благодаря Никосу я нахожусь здесь, — обратился ученый непосредственно к Ренато. — Он уже доказал свою преданность, но у меня есть сомнения в отношении остальных так называемых последователей.
— Мой принц, надеюсь, моя верность не вызывает подозрений? — возмутился Ренато.
— Вы подтвердите ее, созвав остальных сюда на совет завтра вечером. Никос подсказал, как одержать победу над Нериссой, и я не стану больше ждать, пока мои сторонники сидят, в ожидании либо совершают бесчинства на улицах.
— Вы не можете ожидать от нас...
— Я жду от вас подчинения моим приказам, — ответил Джосан. — Победа у нас в руках. О тех, кто здесь завтра соберется, я вспомню, когда приду к власти. Ну а о тех, кто не появится, я тоже не забуду.
— И какой у вас план? Возможно, убийство? — Взгляд Ренато остановился на Фаррисе, чье присутствие доказывало, что не все телохранители Нериссы преданы ей.
— Вы узнаете о нем в то же время, что и остальные, — ответил заговорщик.
— Но если вы уже поделились с Бенедиктом и Никосом...
— Достаточно. Я не должен отчитываться перед вами. Будьте благодарны, что я нахожу вам применение, хотя, если вы начнете меня расспрашивать, я могу и передумать.
— Конечно, мой принц, как скажете. — Судья опустил голову в притворном жесте смирения.
Ренато должен понимать, что принц больше не зависит от его милостей. Люций мог пойти к Бенедикту или даме Аканте, либо к кому угодно из тех, кого он встречал ранее, и попросить о помощи в организации встречи. Судья не захочет терять расположения и привилегий, особенно когда успех так близок. Можно рассчитывать, что он сделает все, как нужно, лишь бы сохранить статус приближенного к внутреннему кругу советников Люция.
Единственное, что остается Джосану, так это играть роль принца — без пяти минут триумфатора.
Леди Исобель достигла своего положения, просчитывая каждый шаг. Она знала, когда пойти на риск и когда проявить сдержанность. К сожалению, кажется, мятежники не разделяли ее предчувствий. Убийство леди Зении и ее семьи принесло напряжение на улицы Икарии, город стал на шаг ближе к открытым стычкам. Наступило время действовать, а принц Люций и его самозваные советники решили, что пора поговорить и созвать всех заговорщиков на встречу в резиденции судьи Ренато.
Когда Флёрделис прочитала письмо, она серьезно раздумывала об отказе, потому что подозрения насчет принца подтвердились и заняли все ее мысли. Собираться всем лидерам в одном месте — ужасный риск, особенно когда Люций начнет ругать последователей за безмерное насилие.
Если только последние события не заставили его действовать немедленно и открыто призывать к восстанию — тогда ей нужно там присутствовать, чтобы поддержать принца и последователей в их стремлении совершить провальную попытку устроить мятеж. Она вложила слишком много денег и времени и не позволит им колебаться в самый последний момент. Чем сильнее восстание, тем больше ущерба будет нанесено стране и тем больше похвал получит Исобель по возвращении в Седдон.
Она, конечно, приняла меры предосторожности, обдумав пути побега из района Ренато и убедившись, что они открыты, затем отправила шифрованное сообщение послу Хардуину, предложив, чтобы тот воздержался от своих обычных ночных развлечений и остался в посольстве. Если случится неприятность, стражники дважды подумают, прежде чем рискнут ворваться на территорию посольства независимого государства Седдона, чтобы арестовать Хардуина. Хотя маловероятно, что они станут его разыскивать — посол потрудился на славу, распространив сплетни про Исобель, что стоило ей нескольких контрактов с купцами. На публичных встречах ее появление сопровождалось злобным шепотом, теперь только те, кто рассчитывал получить выгоду от общения с седдонийкой, посылали приглашения или навещали ее в городском доме.
Флёрделис оделась с тщательностью, присущей всем придворным модницам, выбрав шелковое платье с разрезами по бокам, открывающим ноги при ходьбе — если что, оно поможет ей быстро передвигаться по улочкам, не сковывая движений. К внутренней стороне бедра она пристегнула ремнями кинжал, а пояс вокруг талии был сделан из золотых дисков — его легко разорвать на части и использовать монетки в качестве денег. Волосы Исобель заколола на затылке, изысканное украшение из слоновой кости, поддерживающее прическу, заканчивалось острым стальным клинком. Через руку девушка перекинула легкий льняной плащ, на случай если вечер выдастся прохладным.
Солнце уже садилось, когда седдонийка вышла из дома. Интересно, почему для встречи выбрали такое неудобное время. Только крестьяне и рабы ели с заходом солнца. Даже иностранцы знали: в И карий никто не садится ужинать в течение трех часов после заката. Если за резиденцией следят, то подобное неуместное собрание обязано вызвать подозрения.
Джино, старший из слуг, ждал у носилок, которые она заказала. Обычно невозмутимый, сейчас он переминался с ноги на ногу с нехарактерной для него нетерпеливостью. Когда Исобель приблизилась к слуге, тот поспешно опустил глаза.
Что-то не так. Она осмотрела улицу, заполненную людьми, спешащими домой после работы. Среди них отчетливо выделялось несколько человек, праздно стоявших посреди бурного потока спешивших трудяг. На бездельниках была надета ливрея слуг, но их позы говорили сами за себя: соглядатаи на службе.
Флёрделис ожидала, что наблюдение за ее домом усилится, однако эти мужчины появились на улице не ради отчетов о прибывших и убывших из резиденции. Они — солдаты, и их присутствие не сулило ничего хорошего.
Девушка наклонилась, притворившись, что завязывает ремешок на сандалиях. Если она вернется в дом, то шпионы поймут, что их заметили, и последующие действия зависят от того, какие приказы им отданы. Неужели за ней действительно следят? Или хотят арестовать?
К счастью, Флёрделис не сообщила Джино, куда собирается ехать, просто приказала вызвать носильщиков. Нужно отправиться в посольство и понаблюдать, последуют ли новые стражи за ней или нет. Если пойдут, значит, пора скрываться. Если останутся, то их присутствие — простое совпадение, а она в совпадения не верила.
Приняв решение, Исобель поднялась и зашагала к носилкам. Джино придержал занавеси, намеренно отводя взгляд от хозяйки — очевидно, боялся, что та заметит отблески предательства в глазах.
Едва седдонийка приготовилась ступить внутрь, как из толпы донесся девичий голосок.
— Благородная леди, не хотите купить букетик цветов, чтобы он освежил вам путешествие? — спросила она, протягивая веночек, похожий на затоптанный веник.
— Уходи, нам не нужны твои цветы! — проворчал Джино, отталкивая девочку.
Будь сегодня обычный день, Исобель бы проигнорировала бы цветочницу. Дашь монетку одному, так толпа попрошаек слетится и обступит так, что не пройти и не проехать. Но поведение Джино вызвало противоречивые чувства.
— Подожди, — приказала она. Добравшись до маленького кошелька, спрятанного в складках плаща, Флёрделис вытащила две монетки и протянула девочке.
— Спасибо, добрая леди, — ответила та, всовывая цветы в руки Исобель, будто они были редчайшими драгоценностями. Потом продавщица развернулась и растворилась в толпе.
— Скажи, чтобы отвезли меня в посольство, а потом жди дальнейших приказов, — проинструктировала хозяйка Джино.
Тот кивнул и помог ей усесться в носилках. Занавески остались открытыми, чтобы легкий ветерок смог облегчить удручающую жару. Поднеся букет к лицу, девушка понюхала цветы, но аромат давно выветрился. Розы оказались настолько старыми, что даже не пахли, а только осыпались прямо в руках.
Исобель сжала цветы и снова услышала странное шурщание. Она осторожно разобрала букет и увидела в нем записку, спрятанную глубоко в оберточную бумагу. В заходящем свете девушка едва различала почерк.
Нерисса все знает. Это ловушка. Бегите, пока не слишком поздно.
Письмо было подписано стилизованным символом императорского дома. Мгновение спустя Исобель поняла, что это одна из татуировок, украшавшая лица служащих.
Значит, сообщение от Встречающего. С этим осознанием пришло еще одно: когда Исобель выглянула из носилок, то заметила, что они приближаются к площади семи фонтанов. Живописное место, но не входившее в маршрут между домом и посольством. Ее везут во дворец.
Сообщение Встречающего пришло слишком поздно.
У Исобель оставалось только одно преимущество: икарийская привычка недооценивать силу и хитрость женщины. Они могут быть готовы к протестам, когда седдонийка осознает, что ее везут не в посольство, но никак не ожидают, что она поведет себя мужественно.
Исобель представила карту Каристоса. Если место назначения действительно дворец, то, покинув площадь, они войдут на улицу Триумфа. Окруженная со всех сторон правительственными зданиями, дорога станет ловушкой. Если бежать, то нужно делать это сейчас.
Она осторожно развернула плащ и накинула на плечи, застегнув пряжку на шее. Платье привлечет слишком много внимания в тех местах, куда Исобель собиралась бежать.
Носилки остановились, чтобы пропустить повозку. Исобель собралась с силами, подождала первого движения и выбросилась в проем слева. Больно ударившись о булыжник, перевернулась, преодолев боль, и вскочила на ноги. Начав движение, девушка быстро оглянулась. Носилки накренились, когда двое носильщиков присоединились к погоне в сопровождении по крайней мере одного из соглядатаев, которого Флёрделис ранее заметила на площади.
Придерживая плащ, девушка бежала по улице мимо удивлённых прохожих.
— Стой! Именем императрицы Нериссы. Стой! — послышался крик за спиной.
Кто-то потянулся, чтобы ухватить ее край плаща, но удар локтем в лицо остановил его. Исобель еще слышала преследователей, но те остались далеко позади, когда она покидала площадь. Девушка пробежала несколько сотен шагов, а потом нырнула в переулок рядом с купеческой лавкой, не обращая внимания на гадкие запахи. Аллея привела ее на другую улицу, где было куда меньше фонарей, там беглянка замедлила шаг, сделав вид, что ей некуда спешить.
Несколько минут она шла прогулочным шагом, и уже подумав, что ее никто не преследует, услышала звуки бухающих шагов позади себя.
Исобель выругалась, проклиная себя за самонадеянность. Седдонийка припустила по улице и снова оторвалась от погони. В этот раз она не оставит стражникам Нериссы никаких шансов. Улицы заполонили патрули, их было намного больше, чем в обычную ночь, и Флёрделис поняла, что она не единственная цель сегодняшнего вечера.
Прежде чем беглянка добралась до района складов, ей пришлось покружить по городу и перелезть через каменную стену. Здесь опасности были другого рода: немного пообтрепавшийся пышный наряд заставил некоторых подумать, что она — проститутка, вышедшая на улицу в поисках клиентов. К счастью, кинжал в правой руке убеждал их в серьезности ее намерений.
Потеряв следы преступницы на улицах Каристоса, преследователи ожидали, что она либо пойдет искать союзников, либо постарается покинуть город. Из двух возможностей побег казался им более вероятным.
К этому часу ожидать какого-то движения на воде глупо. Подойти к пирсу и нанять шаланду — значит наверняка попасться в руки к патрулю. То же самое произойдет, если Исобель сама украдет лодку и станет грести к кораблю. Благодаря сделкам с Септимусом-младшим в порту вдоль верфей стояли три судна Федерации — чужестранным кораблям впервые предложили якорные места. Но за ними наверняка следят, и даже если она умудрится попасть на борт незаметно, перед выходом из гавани каждый корабль будет обыскан.
Девушка спряталась у склада; судя по сладкому тошнотворному запаху, там хранились экзотические фрукты. Вдалеке она заметила людей, несущих фонари. Они неуклонно направлялись к ней с востока. Немного откинувшись назад, седдонийка увидела еще одну группу, приближавшуюся с запада. Если не начать действовать незамедлительно, укрытие неизбежно превратится в ловушку.
Оставалось только одно. Исобель сделала пару глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Она заставила себя забыть усталость, навалившуюся после безумного побега через весь город, и ноющую боль мускулов, размякших после жизни в городе. Обвинить принца Люция в неосмотрительности она еще успеет, да и себя отругать за чрезмерную заносчивость. Теперь нужно думать только о выживании.
Флёрделис расстегнула застежку на плаще, оставив только одну завязку на шее, и кинжалом раскроила линию горловины платья. Потом сделала глубокий вздох и опрометью кинулась из укрытия. Пробежав мимо таможенного дома с закрытыми ставнями, она перепрыгнула через бухту каната, легкомысленно оставленного на верфи. Позади слышались звуки погони, но оглядываться не было времени. Девушка добежала до края причала и с разбегу нырнула.