Приняв на себя непривычную роль, Ноубл поднял другую руку и, сделав глубокий вдох, сжал обе руки одновременно, так что бицепсы превратились в твердые, выпуклые эллипсоиды. Ноубл, никогда прежде не демонстрировавший себя подобным образом, украдкой взглянул на свои руки, и его темные брови взлетели вверх от изумления – неплохо для тощего, видавшего виды отставного солдата. Совсем не плохо. Как бы в подтверждение дама снова вздохнула от удовольствия:
   – Вы выглядите просто как статуя в музее!
   «Ну и чертовка!» – посмеялся про себя Ноубл. Откуда только взялась эта девица? Вполне вероятно, она не поняла бы, что это музей, окажись в одном из них. Но ее голос был таким убедительным и полным благоговения, что он не смог сдержать улыбки.
   – Конечно, милая, работы Микеланджело, верно?
   – О да!
   Его самолюбование длилось недолго. Внезапно подрагивающую мышцу правой руки пронзила острая боль. Поморщившись, Ноубл опустил руку, стряхнул овода и стал искать в памяти другие способы развлечь даму.
   Единственным сильным мужчиной, которого Ноубл видел в своей жизни, был румын из передвижного цирка. Лысый гигант ломал и гнул различные предметы и демонстрировал силу, пока зазывала подсчитывал прибыль от индейского эликсира из источника мужественности кикапу.
   Ноубл не собирается гнуть зубами металлические прутья, но решил, что и без этого может вспомнить достаточно, чтобы занять свою зрительницу. Он поставил руки перед грудью и, молясь, чтобы что-нибудь получилось, крепко сжал ладони.
   Кое-что получилось.
   Мышцы грудной клетки вздулись в резкий, выпуклый рельеф, крупные вены начали пульсировать, словно толстые веревки вились по верхней части его торса. Вверху над ним дыхание леди превратилось в стон.
   Чувствуя, что мышцы на спине горят от напряжения, Ноубл повернулся, отчаянно надеясь, что его спина стоит того, чтобы на нее посмотреть. Очевидно, она этого стоила.
   – О Господи, помилуй! – Это был шепот, столь полный обещания, что забота Ноубла о том, чем бы еще развлечь леди, мгновенно и решительно приняла другой уклон.
   – Что скажете, дорогая? Не поиграем ли в игру другого рода?
   – Другого? – удивленно переспросила она. – Хотите сказать, что есть еще?
   – О, я почти уверен, что могу кое-что предложить!
   – Тогда да, не возражаю.
   – Милая, – хмыкнул Ноубл, – я понятия не имею, где вы научились так вздыхать, но на сцене в Чикаго вы могли бы заработать состояние.
   – Господи! Уверяю, моя оценка ваших физических данных – это полная, полная правда.
   Физические данные? Оценка? У девицы, должно быть, где-то под рукой словарь. Пожалуй, придется добавить несколько баксов к ее оплате. Настоящая маленькая бизнес-вумен.
   – Не могли бы вы теперь… – ее голос стал низким и соблазняющим, – сделать что-нибудь еще?
   – Могу только попробовать. – Он улыбнулся еще шире.
   – Правда? Прошу вас.
   – Черт побери, милая, это я должен просить вас, – ответил Ноубл, удивив самого себя. Хотя ему, как любому мужчине, который провел слишком много лет без регулярного общения с прекрасным полом, нравились женщины, это будет первый раз, когда он заплатит партнерше по постели.
   Взяв рубашку, Ноубл продел руки в рукава и даже не потрудился застегнуть ее, решив, что если все пойдет так, как он ожидает, то через несколько минут он ее снимет, и с ворчанием подкатил под нависающий балкон пустую бочку для дождевой воды.
   – Куда вы собрались? – спросила дама.
   – Не волнуйтесь, милая, я сейчас же буду наверху, – ответил Ноубл соблазняюще низким голосом, наполненным отпечатками ирландского акцента, спрятанного в медлительном западном произношении.
   – Наверху? – Это был мечтательный, неопределенный вопрос.
   – Да. Прямо сейчас. – Ноубл по-кошачьи вспрыгнул на перевернутую бочку, потянулся и, взявшись за низ двух стоек балконной ограды, отклонился назад, чтобы проверить, выдержат ли тонкие стойки его вес. Решив, что они ни за что его не выдержат, он ухватился за выступающие доски пола.
   – Что вы делаете? – спросила явно удивленная дама.
   – Иду наверх, чтобы показать вам другие вещи, которые я умею делать. Как вы просили.
   – Я не просила!
   – Разумеется, милая, – пробурчал Ноубл, сосредоточенно выбирая, за что бы ухватиться, чтобы у него в ладонях не остались занозы.
   – Вы не подниметесь!
   – Ошибаетесь, мадам, – успокоил ее Ноубл.
   – Не подниметесь!
   – Конечно, поднимусь. – Ноубл с ворчанием подтянулся, и его глаза оказались на одном уровне с нижней частью испачканного серебристо-синего подола. Синий – Ноубл всегда был неравнодушен к этому цвету. – Видите? Вы просто поскорее идите за подушками, а я просто забираюсь… эй!
   Как раз в тот момент, когда Ноубл запрокидывал голову, чтобы взглянуть вверх на даму, синий подол волной грязного кружева и испачканных атласных лент с шелестом двинулся вперед, и внезапно появившийся пыльный черный башмак без всякого предупреждения наступил прямо Ноублу на руку.
   Вскрикнув, Ноубл отдернул поврежденные пальцы, перенеся свой вес на другую руку. Несколько долгих мгновений он висел на одной руке, раскачиваясь в шести футах над землей, держась за доску и проклиная синий подол, а затем почувствовал, что его пальцы скользят. С последним громогласным богохульством он с грохотом свалился на бочку для дождевой воды, а потом его голова ударилась о твердо утрамбованную землю.
   Несколько секунд Ноубл лежал пластом на спине, глядя, как ослепительное солнце исполняет на небе сумасшедшее фанданго. Осторожно пощупав языком уголок рта, он почувствовал солоноватый вкус крови. Наверху над ним плавно двигалась неясная фигура с длинными волосами – у нее длинные темные волосы, отметил Ноубл.
   – С вами все в порядке? – обеспокоенно окликнула его дама.
   Она шутит?
   – Я просто… Я не хотела вас… Я совсем не думала, что вы решите… Вам не следовало… – бессвязно залепетала она.
   – Простите. Скажите же что-нибудь!
   – Леди, – прорычал Ноубл, вставая на колени, – вам никогда не приходило в голову просто попробовать сказать «нет»?
   Наверху со стуком захлопнулась дверь.
 
   Венис прижалась спиной к двери. Судя по его хищному, как у пантеры, взгляду, ее сто фунтов не будут большим препятствием, если мужчина решит войти. От этой мысли сердце Венис, и так уже скачущее, пустилось быстрым галопом, и она, плотно закрыв глаза, прислушивалась к мужчине внизу. Венис обнаружила, что вопреки всякому смыслу надеется, что он снова попытается забраться на балкон, – если бы только ей снова довелось увидеть игру мускулов на его длинных руках и на груди!
   Услышав, что его голос – или, вернее, рычание – затих, Венис вздохнула. Ну вот, опять то же самое. Бездумно провоцирует неприятность, а потом, когда неприятность взбирается к ней на балкон, глупо удивляется.
   Венис сникла. Отец был прав. Учитывая ее полностью подтвержденную документами репутацию импульсивной натуры, любой достойный, разумный мужчина будет искать ее общества не больше, чем общества бешеного бабуина. Но ведь никто не сказал, что мужчина, который только что ушел прочь, достойный или разумный. А если и так, какое это имеет значение? Он был так далек от ее мира, как те сосны на вершине горы далеки от Нью-Йорка.
   Уже осталось не много времени до того момента, когда она, несомненно, выйдет замуж за одного из джентльменов, которого выберет ее отец, за кого-то из своего социального круга, за кого-то, кто повысит престиж и увеличит доходы Фонда Лейланда. Выйти замуж за такого человека – ее долг. Помимо всего прочего, как часто напоминает ей Тревор, они оба знают, какой кошмар может получиться из брака людей разных социальных классов.
   Но Венис надеялась до замужества стать членом совета Фонда, чтобы ее жизнь была наполнена чем-то ценным, а не просто бесконечной чередой скучных завтраков, чаев и балов, которые заполняют календарь многих богатых женщин. Если она не утвердится до того, как выйдет замуж, то потом у нее такой возможности не будет. Любой из мужей, как и ее отец, будет неодобрительно смотреть на ее «административные притязания» – если она к тому времени не докажет свою ценность.
   Последний «скандал» неожиданно дал Венис дополнительное время. Как раз перед тем как она покинула Нью-Йорк, Тревор предупредил ее, что пройдет еще несколько месяцев до того, как появится какой-нибудь подающий надежды претендент на ее руку, готовый пойти на риск общественного самоубийства, ухаживая за ней. А это означало, что у нее есть несколько месяцев на то, чтобы доказать свои способности. У нее, возможно, есть месяцы, но лучше всего начать не откладывая.
   Боясь выглянуть в окно, Венис прижала ухо к двери. Он ушел, вероятно, навсегда. Она решительно покончила с этим случаем, поклявшись больше не тратить время на бесполезные размышления, но не могла не прошептать:
   – Если бы только…
 
   – Дьявол, Маккэнихи, ты дерьмово выглядишь, – весело приветствовал Блейн Фарли Ноубла, появившегося в «Золотой жиле».
   – Заткнись, Фарли, – беззлобно отозвался Ноубл, опускаясь на стул напротив более молодого человека. Мольбы матери наконец-то были услышаны, подумал он. А почему еще в проститутке вдруг проснулась совесть после того, как девица преодолела все трудности и добилась его… э-э… интереса?
   По крайней мере хорошо, что не было свидетелей его позорного поражения.
   – Может быть, вам, старикам, следует собрать свои шмотки и оставить эту территорию нам, тем, кто помоложе? – сказал Блейн. – Не пойму, почему ты зациклился на том, чтобы превратить эту землю в какой-то гигантский парк. Их полно на востоке, они только и ждут тебя с корзиной для пикника. А Скалистые горы – это страна исследователей и искателей приключений, а не велосипедистов. Здесь есть золото, которое предстоит найти, и я намерен получить свою долю.
   – За десять лет никто не нашел в этих горах золота, дурачина. Золото закончилось.
   – Скажи, Ноубл, что ты делал в горах на этот раз? Я думал, ты закончил все работы для сенаторов. Собирал ромашки?
   Ноубл фыркнул.
   – Давай же рассказывай, – не отставал Блейн. – Мне интересно. Правда.
   – Ладно. Я подсчитывал число пород животных в определенных районах, чтобы можно было документально подтвердить популяцию. Людям, финансирующим федеральный закон, согласно которому здесь должен быть создан национальный парк, необходима текущая информация.
   – Эх, да это было просто развлечение.
   – Да. – Ноубл оставил без внимания сарказм Блейна. – Пока пара медвежат не разорвала мою одежду и не раскидала мои вещи по всему восточному склону.
   – А я удивлялся, почему ты выглядишь как оборванец, – рассмеялся Блейн. – Значит, поэтому на тебе разодранная рубаха? Они утащили всю твою одежду?
   – Угу. – Заметив взгляд крупной, полногрудой женщины за стойкой, Ноубл крикнул ей: – Принеси мне чашку кофе – и сделай настоящий кофе, Сэл, иначе я подам на тебя жалобу в суд, клянусь Богом, я это сделаю, – яичницу из полдюжины яиц, какого-нибудь мяса, с которого не нужно соскабливать плесень, и буханку хлеба.
   – Не получишь никакого свежего хлеба, получишь сухари. Не получишь ничего, кроме вяленой лососины, и не получишь настоящего кофе. А если вздумаешь ограбить меня, я сверну твою гадкую ирландскую шею. Так что не пытайся заговаривать мне зубы, Ноубл Маккэнихи.
   – Ты умеешь находить подход к женщинам, – тихо захихикал Блейн, – ничего не скажешь, Ноубл. Это просто дар свыше.
   – Эй, Фарли, заткнись! – Вытянув руку, Ноубл шлепнул Блейна по шляпе, так что она слетела с его головы. Увидев гладко выбритую голову своего молодого друга, Ноубл медленно наклонился вперед: – Господи Иисусе, Блейн, тебя оскальпировали!
   – Не все хотят иметь такие длинные волосы, что на них можно повеситься. – Блейн густо покраснел. – В общем, пришлось. Вышло отвратительно.
   Помахивая пальцем перед носом Блейна, Ноубл поучительно прошептал:
   – Я предупреждал тебя о непристойных домах, Блейн. Отчетливо помню, что предупреждал.
   Лицо Блейна стало пылающим, кроваво-красным. А Ноубл просто громко расхохотался:
   – Послушай, сынок, если все, что ты унес из той постели, – это нежелательная небольшая семейка, то ты довольно легко отделался.
   Подойдя вперевалку, Сэл со стуком поставила на стол две кружки, от которых поднимался пар, и, не останавливаясь, пошла дальше.
   – Ноубл, – Блейн наклонился вперед, – я больше никогда не пойду ни в одно из таких мест.
   – Да? – Ноубл поморщился, когда крепко заваренный напиток обжег ему горло. – Почему? Одна из девиц захихикала в неподходящий момент? – У Ноубла возникла мимолетная мысль о собственной таинственной пташке.
   – Я влюбился, – с глубоким вздохом признался Блейн.
   «О, опять!» – подумал Ноубл. Засунув в рот последний кусочек хлеба и брезгливо стряхнув крошки с пальцев, он, вытянув шею, осматривал комнату в поисках Сэл.
   – Я на самом деле влюблен.
   Несколько секунд Ноубл разглядывал стоявшую перед ним пустую тарелку.
   – Сэл! Что случилось с вяленой лососиной?
   – Правда, серьезно влюблен.
   – И было бы просто превосходно, если бы сейчас кто-нибудь снова наполнил мою кружку этой бурдой, которую вы в шутку называете кофе.
   – Эй, закрой рот, Маккэнихи! – прогремел из задней комнаты голос Сэл. – У меня есть и другие посетители, которых нужно обслужить.
   – Вот как? И кто же? – выкрикнул в ответ Ноубл. – Здесь нет никого, кроме Фарли и меня, и если…
   – Ноубл, я сказал, что влюблен!
   Ноубл раздраженно нахмурился:
   – Я с первого раза услышал тебя, Блейн. Я не глухой. – Сложив ладони у рта, он заорал: – И еще пару яиц! – Повернувшись обратно к Блейну, Ноубл поставил локти на стол, сложил пальцы домиком и сосредоточил все свое внимание на молодом человеке. – Итак, как ее зовут? Трикси? Зайчонок Сью?
   – Нет, Ноубл, она не такая. Она леди. Честное слово, настоящая леди.
   – Ну что ж, я счастлив за тебя, Блейн. Это правда. Пригласи меня на свадьбу, и я буду твоим шафером, но сначала я должен доставить на станцию этот отчет. Ты не знаешь, когда отправляется поезд?
   Блейн смотрел на Ноубла с таким явным замешательством, что тот рассмеялся:
   – Да ладно, Блейн. Когда я встречаюсь с тобой, ты каждый раз влюблен. Сеньорита Бьянка, Дженни Прайс, Лола ля Рю…
   – На этот раз ничего подобного, – мрачно ответил Блейн.
   – Прекрасно. Позже сможешь рассказать мне все об этом образце совершенства. – Блейн испустил глубокий мелодраматичный вздох, и Ноубл сдался: – Хорошо, Блейн, твоя взяла. Как зовут маленькую леди?
   Подперев рукой подбородок и подавшись вперед, Блейн затуманенным взором взглянул на Ноубла:
   – Мисс Лейланд. Мисс Венис Лейланд.
   Когда-то Ноубл получил удар в солнечное сплетение. Он был захвачен врасплох, и на несколько ужасных секунд удар полностью парализовал его: мускулы дрожали, но отказывались подчиняться его воле, воздух вышел из легких, и они не способны были снова наполниться, он чувствовал себя абсолютно бессильным, беззащитным и уязвимым… как сейчас.
   Венис. Воспоминаниям было уже десять лет, но они все еще причиняли боль.

Глава 4

   – Венис здесь, в Сэлвидже? – Произнесенные шепотом слова слетели с губ Ноубла против его воли. – Где они остановились?
   – «Они»? – в явном недоумении переспросил Блейн.
   – Венис и Тревор. Где они?
   – Я не знаю никакого Тревора. Мисс Лейланд – или Венис, как ты сверхнеуважительно называешь ее, – прибыла сюда в полном одиночестве.
   – Венис здесь одна?
   Блейн коротко кивнул.
   – Ладно, Блейн.
   – Ноубл, ты должен увидеть ее, – прошептал Блейн. – Парни сидят и ждут, чтоб хотя бы мельком взглянуть на нее.
   Они хвостом тащатся за ней, когда она прогуливается по улице…
   – Прогуливается? Черт побери! – Но ничего не поделаешь. Ноублу всегда хотелось хорошенько отшлепать Венис, а сейчас при мысли, что какой-то парень улюлюкает ей вслед, все мышцы в его руке напряглись, словно он искал, что бы ударить.
   – М-м-м… – Обхватив рукой подбородок, Блейн смотрел в окно, как помешанный теленок. – Мисс Лейланд двигается, как пушинка, плывущая по спокойному озеру.
   Ноубл стиснул зубы.
   – У мисс Лейланд голос, как… как… ну, не знаю, как сказать, но он навевает мысль о смеющихся ангелах.
   – Блейн, сейчас же положи конец своей безрассудной страсти, – посоветовал ему Ноубл. – У этой леди так же много общего с ангелом, как у меня со святым. Малыш, ты не сможешь купить даже ее носовой платок, ты не в состоянии купить мыло, которым она мылась. Никогда, никоим образом.
   – Ноубл, я знаю, ты намного сильнее меня. – Слова Блейна звенели от волнения. Он, наморщив лоб, угрожающе посмотрел на собеседника, встал и на негнущихся ногах обошел вокруг стола. – Ты можешь одолеть меня одной рукой. – Ноубл недоуменно смотрел на стоящего возле него дрожащего Блейна. – Но я не буду считать себя мужчиной, если не сделаю этого!
   Юноша выбросил вперед кулак, который, косо скользнув по расслабленному подбородку Ноубла, отбросил назад его голову.
   Ноубл вскочил на ноги, опрокинув свой стул, и одним рывком поднял Блейна на цыпочки. Блейн открыто, со смесью мужества и страха в светлых, юношеских глазах, встретил его взгляд.
   Ноубл выпустил из рук воротник Блейна и развернулся. Проклятие! Блейн считал себя каким-то рыцарем в сияющих доспехах, защищающим свою прекрасную даму.
   – Если ты, Блейн Фарли, когда-нибудь – хоть когда-нибудь – еще раз ударишь меня, я зарою тебя в землю.
   Тихий свист воздуха свидетельствовал о том, что Блейну стало легче.
   – Я не хотел тебя бить, Ноубл, – угрюмо сказал он, – но мужчина не может допустить, чтобы бессовестно порочили имя благородной леди.
   – Порочили? Бессовестно? – пролопотал Ноубл. – Блейн Фарли, ты необъезженный осел! Я, когда был мальчишкой, жил с Лейландами. Моя мать служила у них кухаркой. Я вытирал нос Венис Лейланд, когда она была еще так мала, что не умела делать это сама. Если я не могу сказать, что знаком с ней, то не знаю, кто тогда знаком!
   – Ты жил в доме мисс Лейланд? Боже правый, – благоговейно прошептал Блейн. – Ты действительно жил в доме мисс Лейланд? Какая она была? Держу пари, она была очаровательным ребенком.
   – Какая она была? – повторил Ноубл, потирая ушибленный подбородок. – Ты еще спрашиваешь, «какая она была»! А как насчет «Знаешь, Ноубл, я страшно виноват, что ударил тебя в лицо»?
   – Да, конечно, все, что угодно, – охотно согласился Блейн. – Так все же: какая она была?
   – Любопытная не в меру, лезущая не в свои дела малышка, всегда задающая вопросы и интересующаяся, какой высоты высота. – Он не мог сдержать улыбки при воспоминании о покрытом сажей лице десятилетней Венис, пытавшейся узнать, как Санта-Клаус спускается по дымоходу. Но это было тогда. Целую вечность назад. – Хватит, Блейн. Достаточно сказать, что и тогда она создавала так же много неприятностей, как теперь.
   – От нее нет никаких неприятностей. Она самая добрая, самая очаровательная… ничуть не надменная. Она устраивает праздник для всего этого мерзкого города и по этому поводу заказала целый поезд товаров. На лугу уже установлены палатки на случай дождя.
   – Венис устраивает праздник? Зачем? Что вообще она здесь делает?
   – Ну, люди подозревают, – многозначительно отозвался Блейн, – что она прибыла проверить, нашел ли старина Милти что-либо из тех костей, которые он все время ищет, и, если нет, закрыть скоростную дорогу. Она ходит повсюду и расспрашивает обо всех бухгалтерских книгах скоростной дороги, о счетах ее дяди и обо всем таком прочем. Правда, ей пока не повезло получить что-либо ценное.
   – Каким образом это связано с ее намерением устроить праздник?
   – Предполагают, что она просто чувствует себя виноватой в том, что ей, возможно, придется сделать с железной дорогой. Разве это не здорово?
   – Просто чертовски грандиозно. – Очевидно, склонность Лейландов к покупке сторонников не закончилась на Треворе. – Где она?
   – В «Золотой пыли». – Блейн, поджав губы, виновато оглянулся по сторонам, как будто лично провожал ее в гостиницу.
   Ноубл был уверен, что неправильно понял Блейна.
   – Ну да, в «Золотой пыли», – в ответ на молчание Ноубла повторил Блейн. – Понимаешь, произошло маленькое недоразумение между мисс Лейланд и кое-кем из «Лиги радостей».
   – Вот как? – Почему это не удивило его?
   – Ну, они почему-то приняли мисс Лейланд за новую мадам, а когда мисс Лейланд поняла их ошибку, она… она рассмеялась. Нет, она вовсе не сделала из них посмешище, – поспешил уточнить Блейн.
   – Позволь мне разобраться по порядку. Венис приезжает в город, и ее сразу же по ошибке принимают за проститутку. Вместо того чтобы оскорбиться, как, несомненно, поступила бы нормальная достойная леди, она находит это смешным. Затем она решает устроить в городе праздник, чтобы компенсировать закрытие скоростной дороги.
   – Угу, только «радующиеся леди» не придут, потому что мисс Лейланд пригласила и всех городских девчонок тоже.
   – Черт!
   – Вот так, Ноубл, она сняла комнаты у владелицы «Золотой пыли». Вряд ли она могла поступить по-другому, – рассудительно заметил Блейн.
   – Она сняла комнаты в борделе?
   – Это только считается борделем. – Блейн сдержал вздох. – Кейти Кейес не вмешивается в дела девушек. Они сами все делают.
   Ноубл старался оставаться спокойным, он пытался разобраться, но у него пульсировал подбородок, его тело нестерпимо зудело, ребра болели, и не было никакого желания отправляться в «Золотую пыль».
   Отправляться в «Золотую пыль»?! Он не хотел идти в «Золотую пыль». Но он ведь должен пойти туда, разве нет?
   Нет.
   Он ей не защитник. Он ей больше вообще никто!
   Ноубл сердито полез в карман и, вытащив скомканную бумажную купюру, бросил ее на стол.
   – Почему она не остановилась в доме своего дяди?
   – Туда забрался скунс и отменно провонял весь дом. И, Ноубл, мне очень неприятно об этом упоминать, но от тебя самого пахнет немногим лучше.
   – Знаю! – огрызнулся Ноубл и, развернувшись, быстро направился к двери. Будь все проклято! Кого он обманывает? Он давным-давно понял, что бессмысленно сопротивляться этой… этой потребности заботиться о Венис.
   – Ты куда?
   – Я найду Венис Лейланд и выброшу ее из борделя, из Сэлвиджа и из своей жизни!
 
   – Мадам, не окажете ли любезность передать мисс Лейланд, что ее хотят видеть? – обратился Ноубл к блондинке за стойкой.
   – Кейес Кейти, – представилась блондинка, опершись одной рукой о стойку и положив другую руку на бедро. Она наклонилась вперед, и из ее расшитого бисером лифа показались мягкие холмики грудей.
   – Кейти, – вежливо произнес Ноубл, – я хотел бы видеть Венис Лейланд.
   – Ну да, парень, и ты, и все остальные особи в брюках. – Она еще сильнее наклонилась вперед, чуть не вывалившись из верхней части платья. – Правда, ты выглядишь немного привлекательней, чем большинство жаб, проложивших сюда дорогу. – Потянувшись, она провела пальцем по его подбородку, но Ноубл, улыбнувшись, покачал головой:
   – Скажите, что с ней хочет повидаться старый друг ее семьи.
   – Ты? – Нахмурившись, Кейти выпрямилась и разгладила морщины на платье. – Друг Лейландов? – Она фыркнула. – Ты, случайно, не шутишь надо мной? Если это не так, то Венис просто вежливо пошлет тебя ко всем чертям. Она леди, ты же знаешь. – В этом заявлении гордость боролась с раздражением.
   – Я не шучу.
   – Что ж. – Кейти нагнулась и достала из-под стойки бутылку хлебной водки и стопку. – Выпей, пока ждешь. Здесь нет другого зала.
   Повернувшись, она пошла через бар к лестнице, и при каждом шаге агатовые бисеринки подпрыгивали на округлых изгибах ее тела.
   Вытащив из горла бутылки тряпичную затычку и налив себе на два пальца виски, Ноубл взглянул в огромное зеркало позади стойки. В нем отражался обожженный солнцем, обветренный мужчина в выгоревших, грубых хлопчатобумажных брюках и грязной, заплатанной дешевой рубашке – мужчина, который выглядел напуганным, как новобранец в первый день службы в армии. Какого черта он не принял ванну перед тем, как отправиться сюда?
   Услышав, как позади него отворилась дверь в гостиницу, Ноубл снова взглянул в зеркало, чтобы узнать, кто пришел, и тотчас зажмурился.
   Переступив порог, посетитель остановился, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Он был одет в коричневые, но не очень темные брюки и дорогую на вид спортивную куртку из твида, а его черные волосы блестели так же, как и смазанные макассаровым маслом пышные усы. Небрежным взглядом окинув зал, он остановил его на Ноубле и от удивления выпучил глаза.
   – Маккэнихи, – с гнусавым бостонским выговором заговорил посетитель. – Почему я не удивлен, встретив тебя здесь, в таком ужасном месте? – Сняв шляпу, он обвел ею комнату.
   Повернувшись кругом, Ноубл несколько мгновений рассматривал темную жидкость на дне стакана, а потом шумно глотнул.
   – Не знаю, Торни, – в конце концов ответил он. – Быть может, ты искал меня? – Он оперся локтями о стойку у себя за спиной.
   – Я вижу, ты забыл все, чему тебя учили. Пустая трата великолепного образования. То есть Йеля. – Кассиус Торнтон улыбнулся.
   Ноубл помрачнел, словно смутился.
   – Не уверен, Торни, – преувеличенно протяжно сказал он. – Диплом Йеля дал мне работу.