Страница:
Поймав на себе взгляд Эвелин, Эйвери поднял голову. Он улыбнулся, и, заметив иронический изгиб его губ, Эвелин тут же уставилась на свои колени, мысленно укоряя себя за трусость.
Как она могла так легко отказаться от всех преимуществ, которые дала ей вновь обретенная свобода?! Более того, хватит ли у нее смелости просить мужчину о чем бы то ни было, когда она даже не решается посмотреть ему в глаза?
— Мисс Бид, — исполнив свой долг перед теткой и Полли, Бернард подошел к Лили, — надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
— Да, спасибо, — отозвалась Лили. — Я вижу, ты вырос.
Будучи теперь шести футов ростом, Бернард возвышался над самым высоким из своих одноклассников на добрых шесть дюймов. Он даже Лили обогнал на несколько дюймов.
— Да, мисс Бид. Мне все об этом говорят.
— Вы не собираетесь предложить ему немного конфет из запасов Франциски? — осведомился Эйвери.
От этого, казалось бы, невинного вопроса щеки Лили снова вспыхнули румянцем. Вскинув голову, она пронзила собеседника гневным взглядом.
Эвелин уставилась на девушку, пораженная ее храбростью, но тут вспомнила, что Лили в течение почти пяти лет обменивалась с этим человеком язвительными посланиями и ни разу при этом не позволила загнать себя в угол. С восхищением, смешанным с грустью, Эвелин наблюдала за тем, как Лили выпрямилась в полный рост — который нельзя было назвать иначе, как внушительным, — а в ее черных миндалевидных глазах вспыхнул воинственный огонек. Еще ни одному мужчине на свете не удавалось запугать Лили Бид. Со вздохом, выражавшим покорность судьбе, Эйвери последовал ее примеру.
— Вы без конца то вскакиваете с места, то снова садитесь, точно какой-нибудь «Джек в коробочке»[8], — заявил он недовольно.
— Никто не заставлял вас вставать, — заметила Лили.
— Только воспитание, — буркнул Эйвери.
Очевидно, подобные словесные баталии происходили между ними и раньше, причем без какого-либо перевеса для одной из сторон, поскольку никто из них не горел желанием продолжать спор.
— Что касается конфет, то лучше я заменю их поцелуем, — произнесла Лили и, дабы подкрепить свои слова делом, чмокнула Бернарда в гладкую щеку. — Добро пожаловать домой, милый.
Бернард перенес этот удар по своему юношескому достоинству даже не дрогнув. Однако Лили, всегда очень восприимчивая к чувствам тех, кто был ей дорог, заметила смущение, которое вызвал у мальчика ее поцелуй.
— Стой спокойно, приятель, — пробормотал Эйвери лениво. — Мисс Бид просто хочет продемонстрировать свою нежную натуру.
Бернард густо покраснел. Эвелин насторожилась: чрезмерное душевное волнение нередко предшествовало у мальчика новым приступам одышки.
— С ним все в порядке, — прошептала ей на ухо Полли. — Послушайте, вам не стоит обращать его внимание на что-либо
Неподобающее. — Увидев изумленное выражение лица Эвелин, она добавила:
— Мисс Бид рассказала мне о его приступах.
— Я вовсе не хотела тебя обидеть, Бернард, — сказала Лили.
— А я ничуть и не обижен, — ответил Бернард. Он и впрямь держался молодцом, и Эвелин начала понемногу успокаиваться. — Как уже заметил кузен Эйвери, вы от природы наделены добрым сердцем. Просто ваше приветствие меня слегка удивило. Мои наставники в Харроу редко проявляют столько теплоты при встрече.
— Хорошо сказано, дружище, — одобрил Эйвери. — Пусть твоя латынь оставляет желать лучшего, зато я вижу, что школа в Харроу сумела сделать из тебя настоящего аристократа.
В ответ на эту похвалу лицо Бернарда просияло от удовольствия.
— Значит, это единственное, что требовалось от его наставников, чтобы заслужить ваше одобрение? — спросила Лили, обращаясь к Эйвери. — Научить его изящным манерам и правилам поведения в обществе, представить подробный перечень того, что можно говорить вслух, а что нельзя?
— Верно, — отозвался тот, глядя на Лили с тем же ленивым любопытством, с каким кот в курятнике наблюдает за возней только что вылупившихся цыплят.
Не веря своим ушам, она сделала шаг в его сторону.
— А вам не кажется, что это слегка отдает элитарностью?
— Быть аристократом означает принадлежать к элите в самом высоком смысле этого слова, — ответил Эйвери. — Я надеюсь, что Бернард сумеет усвоить те правила поведения, которые сослужат ему добрую службу в течение всей последующей жизни.
— Так же, как и вам.
— Да, надеюсь, что так.
Они снова обменялись сердитыми взглядами. У Эвелин неприятно засосало под ложечкой. Словно не видя грозящей ей опасности, Лили подошла к Эйвери еще ближе и теперь стояла рядом с ним. Эвелин в отчаянии подумала, что он огромен — по меньшей мере дюймов на пять выше Лили. Темные ресницы скрывали блеск его глаз, однако Эвелин не слишком доверяла этой внешней невозмутимости. Он легко мог протянуть руку и ударить…
— Мистер Торн, возможно, вы и стосковались по тем временам, когда можно было вызвать человека на дуэль лишь потому, что тот неодобрительно отозвался о фасоне ваших перчаток, но уверяю вас, в наши дни на такие вещи смотрят иначе.
Эйвери хранил красноречивое молчание, глядя на тонкие пальцы, которыми она постукивала по подбородку, после чего с еще более красноречивым молчанием опустил голову, посмотрев прямо ей в глаза.
Лили приподняла черную бровь.
— Мне кажется куда более важным, чтобы Бернард занялся математикой, экономикой и историей. Со временем ему предстоит взять на себя ответственность за огромное состояние. На тот случай, если вам это слово не знакомо, повторяю по слогам: от-вет…
— Помнится, я слышал его где-то пару раз, — спокойно перебил ее Эйвери.
— Тем лучше. Тогда вам должно быть ясно, что у Бернарда есть лучшие способы убить время, чем зазубривать наизусть давно сданный в архив перечень того, что может и что не может позволить себе аристократ.
— Если вы действительно полагаете, что академическая премудрость и всякая там латынь важнее умения вести себя в обществе, — сердито заявил Эйвери, — что ж, я считаю большой удачей, что воспитание Бернарда скоро перейдет в мои руки.
— Из всех…
— Прошу извинить меня за то, что вмешиваюсь, — раздался вдруг голос Бернарда, — но осмелюсь спросить: откуда вам известно насчет латыни, сэр?
Не сводя взгляда с лица Лили, Эйвери ответил:
— О, я никогда не относился к своим обязанностям так легкомысленно, как это хочет представить мисс Бид. Я вел непрерывную переписку с твоими преподавателями в течение последних пяти лет.
— Иными словами, вы сообщали наставникам Бернарда, где вас искать, а меня умышленно держали в неведении?! — гневно воскликнула Лили.
— Мне казалось, вам доставляло удовольствие вычислять мое местонахождение, — ухмыльнулся Эйвери.
Их взгляды были прикованы друг к другу, и Эвелин казалось, что она видит, как искры проскакивают в воздухе от одного к другому.
— Между ними явно что-то происходит, — прошептала Полли Мейкпис, пока Лили тщетно пыталась придумать достойный ответ. — Даже шнурки на корсете моей старой нянюшки были менее натянутыми, чем отношения между этими двумя. А она весила без малого тридцать стоунов[9].
Эвелин с трудом удержалась от смеха — этот нелепый образ развеял ее тревогу. Она старалась не проводить в обществе Полли больше времени, чем того требовала простая учтивость, — ведь эта женщина не только считала Лили непригодной на роль главы ее драгоценной коалиции, но, что еще хуже, твердила об этом при всяком удобном случае. До сих пор Эвелин даже и не подозревала, что Полли тоже обладает чувством юмора.
— Но зачем Лили постоянно ему возражает? — спросила Эвелин, понизив голос. — Неужели она не видит, что это приводит его в ярость?
— Миссис Торн, — ответила Полли, — что бы я ни думала о способности мисс Бид возглавить коалицию, я никогда не сомневалась в ее смелости. Она и этот молодой человек не ладили друг с другом с самого начала, и вместе с тем она еще ни разу не потерпела поражение ни в одной из их словесных стычек — хотя справедливость требует признать, что и взять верх ей до сих пор тоже не удавалось.
Мысль о том, что в спорах с этим гигантом Лили неизменно отстаивала свое достоинство, поразила Эвелин и заставила ее задуматься.
— Откуда такое мрачное выражение лица, миссис Торн? — спросила Полли, в то время как Лили разразилась очередной гневной тирадой, все еще стоя нос к носу с этим высоким мускулистым мужчиной в слишком узком для него пиджаке.
— Лили, — пробормотала она. — Она намного лучше меня умеет справляться с мужчинами. Эйвери Торн не внушает ей ни малейшего страха. Я ей завидую.
— Будет вам! — усмехнулась Полли. — Мистер Торн производит на меня впечатление человека, не лишенного здравого смысла — правда, шумного, грубоватого и не слишком разбирающегося в хороших манерах, зато с добрым сердцем и глубоко порядочного. Одним словом, мало чем отличающегося от самой мисс Бид. Лично мне всегда нравилась в мужчинах прямота.
Даже если бы от этого зависела ее жизнь, Эвелин не могла бы объяснить, что заставило ее признаться во всем Полли Мейкпис — то ли неожиданное сочувствие, которая та к ней проявила, то ли тревога, вызванная тем, что она неожиданно для себя оказалась в сложной ситуации. Так или иначе, слова как будто сами сорвались с ее губ.
— Я бы предпочла никогда больше не иметь дела с людьми такого склада, — тихо сказала она. — Я не представляю, как мы сможем жить под его опекой, если рядом не будет Лили, чтобы вступиться за нас в случае необходимости.
— А почему за вас должна вступаться другая женщина? — удивилась Полли.
— Мисс Мейкпис, вы же не думаете, что семейные… разногласия являются исключительной прерогативой низших классов? Мой собственный жизненный опыт отбил у меня всякую охоту, а может быть, и способность общаться на равных с «шумными и грубоватыми» мужчинами.
— Понимаю. — Эвелин грустно улыбнулась.
— И вы считаете, что именно мисс Бид сможет справиться с мистером Торном и ему подобными?
— Как можно в этом сомневаться? — спросила Эвелин. — Вы только посмотрите на нее! Пусть ей до сих пор и не удавалось выйти из этих стычек победительницей, она чувствует себя как рыба в воде и, мне кажется, даже наслаждается этими пикировками. Она просто великолепна.
— Да, — согласилась Полли. — Она явно получает от этого удовольствие. Да и он сам пришел почти в такое же возбуждение. Взгляните, как он пожирает ее глазами и с какой яростью она смотрит на него.
Эвелин грустно покачала головой:
— Вы правы. Я бы никогда не смогла противостоять ему так, как это делает она.
Образы неясного, полного тревог будущего вызвали у молодой женщины слезы. Она принялась шарить рукой в кармане, благо внимание Бернарда в эту минуту было приковано к Лили и Эйвери Торну. Однако, к ее удивлению, носовой платок оказался в маленькой загрубевшей руке Полли. Та сунула его Эвелин, смущенно погладив ее сжатые в кулачки руки. Эта доброта оказалась последней каплей. Эвелин тихо всхлипнула:
— О Господи, что же мне делать? Как я могу надеяться…
— Тс, — остановила ее Полли. — Если вы окажете мне любезность и выкатите мою коляску в коридор, миссис Торн, то полагаю, мне удастся найти выход из всех наших затруднений.
Глава 9
Как она могла так легко отказаться от всех преимуществ, которые дала ей вновь обретенная свобода?! Более того, хватит ли у нее смелости просить мужчину о чем бы то ни было, когда она даже не решается посмотреть ему в глаза?
— Мисс Бид, — исполнив свой долг перед теткой и Полли, Бернард подошел к Лили, — надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
— Да, спасибо, — отозвалась Лили. — Я вижу, ты вырос.
Будучи теперь шести футов ростом, Бернард возвышался над самым высоким из своих одноклассников на добрых шесть дюймов. Он даже Лили обогнал на несколько дюймов.
— Да, мисс Бид. Мне все об этом говорят.
— Вы не собираетесь предложить ему немного конфет из запасов Франциски? — осведомился Эйвери.
От этого, казалось бы, невинного вопроса щеки Лили снова вспыхнули румянцем. Вскинув голову, она пронзила собеседника гневным взглядом.
Эвелин уставилась на девушку, пораженная ее храбростью, но тут вспомнила, что Лили в течение почти пяти лет обменивалась с этим человеком язвительными посланиями и ни разу при этом не позволила загнать себя в угол. С восхищением, смешанным с грустью, Эвелин наблюдала за тем, как Лили выпрямилась в полный рост — который нельзя было назвать иначе, как внушительным, — а в ее черных миндалевидных глазах вспыхнул воинственный огонек. Еще ни одному мужчине на свете не удавалось запугать Лили Бид. Со вздохом, выражавшим покорность судьбе, Эйвери последовал ее примеру.
— Вы без конца то вскакиваете с места, то снова садитесь, точно какой-нибудь «Джек в коробочке»[8], — заявил он недовольно.
— Никто не заставлял вас вставать, — заметила Лили.
— Только воспитание, — буркнул Эйвери.
Очевидно, подобные словесные баталии происходили между ними и раньше, причем без какого-либо перевеса для одной из сторон, поскольку никто из них не горел желанием продолжать спор.
— Что касается конфет, то лучше я заменю их поцелуем, — произнесла Лили и, дабы подкрепить свои слова делом, чмокнула Бернарда в гладкую щеку. — Добро пожаловать домой, милый.
Бернард перенес этот удар по своему юношескому достоинству даже не дрогнув. Однако Лили, всегда очень восприимчивая к чувствам тех, кто был ей дорог, заметила смущение, которое вызвал у мальчика ее поцелуй.
— Стой спокойно, приятель, — пробормотал Эйвери лениво. — Мисс Бид просто хочет продемонстрировать свою нежную натуру.
Бернард густо покраснел. Эвелин насторожилась: чрезмерное душевное волнение нередко предшествовало у мальчика новым приступам одышки.
— С ним все в порядке, — прошептала ей на ухо Полли. — Послушайте, вам не стоит обращать его внимание на что-либо
Неподобающее. — Увидев изумленное выражение лица Эвелин, она добавила:
— Мисс Бид рассказала мне о его приступах.
— Я вовсе не хотела тебя обидеть, Бернард, — сказала Лили.
— А я ничуть и не обижен, — ответил Бернард. Он и впрямь держался молодцом, и Эвелин начала понемногу успокаиваться. — Как уже заметил кузен Эйвери, вы от природы наделены добрым сердцем. Просто ваше приветствие меня слегка удивило. Мои наставники в Харроу редко проявляют столько теплоты при встрече.
— Хорошо сказано, дружище, — одобрил Эйвери. — Пусть твоя латынь оставляет желать лучшего, зато я вижу, что школа в Харроу сумела сделать из тебя настоящего аристократа.
В ответ на эту похвалу лицо Бернарда просияло от удовольствия.
— Значит, это единственное, что требовалось от его наставников, чтобы заслужить ваше одобрение? — спросила Лили, обращаясь к Эйвери. — Научить его изящным манерам и правилам поведения в обществе, представить подробный перечень того, что можно говорить вслух, а что нельзя?
— Верно, — отозвался тот, глядя на Лили с тем же ленивым любопытством, с каким кот в курятнике наблюдает за возней только что вылупившихся цыплят.
Не веря своим ушам, она сделала шаг в его сторону.
— А вам не кажется, что это слегка отдает элитарностью?
— Быть аристократом означает принадлежать к элите в самом высоком смысле этого слова, — ответил Эйвери. — Я надеюсь, что Бернард сумеет усвоить те правила поведения, которые сослужат ему добрую службу в течение всей последующей жизни.
— Так же, как и вам.
— Да, надеюсь, что так.
Они снова обменялись сердитыми взглядами. У Эвелин неприятно засосало под ложечкой. Словно не видя грозящей ей опасности, Лили подошла к Эйвери еще ближе и теперь стояла рядом с ним. Эвелин в отчаянии подумала, что он огромен — по меньшей мере дюймов на пять выше Лили. Темные ресницы скрывали блеск его глаз, однако Эвелин не слишком доверяла этой внешней невозмутимости. Он легко мог протянуть руку и ударить…
— Мистер Торн, возможно, вы и стосковались по тем временам, когда можно было вызвать человека на дуэль лишь потому, что тот неодобрительно отозвался о фасоне ваших перчаток, но уверяю вас, в наши дни на такие вещи смотрят иначе.
Эйвери хранил красноречивое молчание, глядя на тонкие пальцы, которыми она постукивала по подбородку, после чего с еще более красноречивым молчанием опустил голову, посмотрев прямо ей в глаза.
Лили приподняла черную бровь.
— Мне кажется куда более важным, чтобы Бернард занялся математикой, экономикой и историей. Со временем ему предстоит взять на себя ответственность за огромное состояние. На тот случай, если вам это слово не знакомо, повторяю по слогам: от-вет…
— Помнится, я слышал его где-то пару раз, — спокойно перебил ее Эйвери.
— Тем лучше. Тогда вам должно быть ясно, что у Бернарда есть лучшие способы убить время, чем зазубривать наизусть давно сданный в архив перечень того, что может и что не может позволить себе аристократ.
— Если вы действительно полагаете, что академическая премудрость и всякая там латынь важнее умения вести себя в обществе, — сердито заявил Эйвери, — что ж, я считаю большой удачей, что воспитание Бернарда скоро перейдет в мои руки.
— Из всех…
— Прошу извинить меня за то, что вмешиваюсь, — раздался вдруг голос Бернарда, — но осмелюсь спросить: откуда вам известно насчет латыни, сэр?
Не сводя взгляда с лица Лили, Эйвери ответил:
— О, я никогда не относился к своим обязанностям так легкомысленно, как это хочет представить мисс Бид. Я вел непрерывную переписку с твоими преподавателями в течение последних пяти лет.
— Иными словами, вы сообщали наставникам Бернарда, где вас искать, а меня умышленно держали в неведении?! — гневно воскликнула Лили.
— Мне казалось, вам доставляло удовольствие вычислять мое местонахождение, — ухмыльнулся Эйвери.
Их взгляды были прикованы друг к другу, и Эвелин казалось, что она видит, как искры проскакивают в воздухе от одного к другому.
— Между ними явно что-то происходит, — прошептала Полли Мейкпис, пока Лили тщетно пыталась придумать достойный ответ. — Даже шнурки на корсете моей старой нянюшки были менее натянутыми, чем отношения между этими двумя. А она весила без малого тридцать стоунов[9].
Эвелин с трудом удержалась от смеха — этот нелепый образ развеял ее тревогу. Она старалась не проводить в обществе Полли больше времени, чем того требовала простая учтивость, — ведь эта женщина не только считала Лили непригодной на роль главы ее драгоценной коалиции, но, что еще хуже, твердила об этом при всяком удобном случае. До сих пор Эвелин даже и не подозревала, что Полли тоже обладает чувством юмора.
— Но зачем Лили постоянно ему возражает? — спросила Эвелин, понизив голос. — Неужели она не видит, что это приводит его в ярость?
— Миссис Торн, — ответила Полли, — что бы я ни думала о способности мисс Бид возглавить коалицию, я никогда не сомневалась в ее смелости. Она и этот молодой человек не ладили друг с другом с самого начала, и вместе с тем она еще ни разу не потерпела поражение ни в одной из их словесных стычек — хотя справедливость требует признать, что и взять верх ей до сих пор тоже не удавалось.
Мысль о том, что в спорах с этим гигантом Лили неизменно отстаивала свое достоинство, поразила Эвелин и заставила ее задуматься.
— Откуда такое мрачное выражение лица, миссис Торн? — спросила Полли, в то время как Лили разразилась очередной гневной тирадой, все еще стоя нос к носу с этим высоким мускулистым мужчиной в слишком узком для него пиджаке.
— Лили, — пробормотала она. — Она намного лучше меня умеет справляться с мужчинами. Эйвери Торн не внушает ей ни малейшего страха. Я ей завидую.
— Будет вам! — усмехнулась Полли. — Мистер Торн производит на меня впечатление человека, не лишенного здравого смысла — правда, шумного, грубоватого и не слишком разбирающегося в хороших манерах, зато с добрым сердцем и глубоко порядочного. Одним словом, мало чем отличающегося от самой мисс Бид. Лично мне всегда нравилась в мужчинах прямота.
Даже если бы от этого зависела ее жизнь, Эвелин не могла бы объяснить, что заставило ее признаться во всем Полли Мейкпис — то ли неожиданное сочувствие, которая та к ней проявила, то ли тревога, вызванная тем, что она неожиданно для себя оказалась в сложной ситуации. Так или иначе, слова как будто сами сорвались с ее губ.
— Я бы предпочла никогда больше не иметь дела с людьми такого склада, — тихо сказала она. — Я не представляю, как мы сможем жить под его опекой, если рядом не будет Лили, чтобы вступиться за нас в случае необходимости.
— А почему за вас должна вступаться другая женщина? — удивилась Полли.
— Мисс Мейкпис, вы же не думаете, что семейные… разногласия являются исключительной прерогативой низших классов? Мой собственный жизненный опыт отбил у меня всякую охоту, а может быть, и способность общаться на равных с «шумными и грубоватыми» мужчинами.
— Понимаю. — Эвелин грустно улыбнулась.
— И вы считаете, что именно мисс Бид сможет справиться с мистером Торном и ему подобными?
— Как можно в этом сомневаться? — спросила Эвелин. — Вы только посмотрите на нее! Пусть ей до сих пор и не удавалось выйти из этих стычек победительницей, она чувствует себя как рыба в воде и, мне кажется, даже наслаждается этими пикировками. Она просто великолепна.
— Да, — согласилась Полли. — Она явно получает от этого удовольствие. Да и он сам пришел почти в такое же возбуждение. Взгляните, как он пожирает ее глазами и с какой яростью она смотрит на него.
Эвелин грустно покачала головой:
— Вы правы. Я бы никогда не смогла противостоять ему так, как это делает она.
Образы неясного, полного тревог будущего вызвали у молодой женщины слезы. Она принялась шарить рукой в кармане, благо внимание Бернарда в эту минуту было приковано к Лили и Эйвери Торну. Однако, к ее удивлению, носовой платок оказался в маленькой загрубевшей руке Полли. Та сунула его Эвелин, смущенно погладив ее сжатые в кулачки руки. Эта доброта оказалась последней каплей. Эвелин тихо всхлипнула:
— О Господи, что же мне делать? Как я могу надеяться…
— Тс, — остановила ее Полли. — Если вы окажете мне любезность и выкатите мою коляску в коридор, миссис Торн, то полагаю, мне удастся найти выход из всех наших затруднений.
Глава 9
— Мне очень понравились ваши письма, кузен Эйвери, — сказал Бернард.
— Что ж, я очень рад, — отозвался Эйвери. Взгляд его был прикован к высокой стройной фигуре Лили Бид, крупными шагами пересекавшей поляну в пятидесяти ярдах впереди них. Несмотря на стремительную походку, бедра ее плавно покачивались, а руки, свободно свисавшие вдоль боков, слегка колыхались в такт ее шагам. Она двигалась с каким-то врожденным изяществом, словно танцовщица из мира грез, на удивление естественно и раскованно.
Солнце палило нещадно, что было редкостью для этого времени года. Целые армии стрекоз с их прозрачными крылышками, переливающимися всеми цветами радуги, поднимались в воздух с обочины дороги, стоило им пройти мимо. Травы в поле словно перешептывались о чем-то между собой, склоняясь под порывами теплого сухого ветерка.
Лили решила устроить для них пикник на открытом воздухе. Незадолго до того она схватилась с ним в очередной словесной пикировке и теперь дрожала от праведного гнева, а уже через минуту объявила, что они перекусят на природе, чтобы отпраздновать возвращение Бернарда домой.
— И остальным мальчикам — тоже.
— Что ты сказал? Повтори, пожалуйста, — ответил Эйвери, засучив рукава своего пиджака.
Погода стояла слишком жаркая, чтобы носить верхнюю одежду, тем более из шерсти, и он в конце концов скинул его с себя.
— Я имею в виду моих одноклассников в школе. Им тоже очень понравились ваши рассказы.
— А! Замечательно.
Она, похоже, ничуть не страдала от жары.
— Особенно те из них, где говорилось об Африке, — слегка задыхаясь, произнес мальчик.
— Да, Африка — очень интересное место, — отозвался Эйвери, замедлив шаг, чтобы Бернард от него не отставал.
Лили шла впереди. Увлекая за собой Франциску и Эвелин, она миновала лужайку позади дома, направляясь в сторону высокого раскидистого бука. Хоб плелся за ними в некотором отдалении, нагруженный провизией, словно вьючный мул. Франциска, чье умело подкрашенное лицо заметно пострадало от жары и пота, с трудом передвигала ноги, пугаясь в пышных кружевных юбках, а озадаченной Эвелин пришлось чуть ли не бежать, чтобы держаться с ними вровень. Впрочем, Лили этого не замечала. Чтобы заметить, ей пришлось бы обернуться, рискуя встретиться с ним взглядом, а именно этого она, похоже, и стремилась избежать. Несносная женщина.
— Будущее мисс Бид…
— Что?
Эйвери остановился.
— Я говорил, что в ближайшее время, когда вам будет удобно, я хотел бы обсудить с вами вопрос о будущем мисс Бид.
— О чем это ты?
Темно-русые, влажные от пота волосы мальчика прилипли к вискам, лицо приобрело восковой оттенок. Кожа на запястьях, торчавших из-под манжет твидового костюма, покраснела, кончики воротника поникли.
— Лучше сними эту проклятую куртку, Бернард. Иначе ты можешь потерять сознание от жары. Так что ты там говорил насчет будущего мисс Бид?
— Сэр, — ответил мальчик, стаскивая с себя куртку, — не кажется ли вам, что здесь не самое подходящее место для беседы? Я имею в виду, следует ли нам, джентльменам, обсуждать мисс Бид так открыто?
— Бернард, — наставительно произнес Эйвери, — я достаточно хорошо знаком с правилами поведения джентльмена. Это место ничем не хуже любого другого.
— Да, сэр. — В тоне Бернарда не было уверенности.
— Ладно, выкладывай все.
— Видите ли, сэр, я хотел спросить у вас, что вы решили. Я имею в виду, в отношении ее будущего.
— А я и понятия не имел, что от меня ждут какого-то решения, — ответил Эйвери. — Более того, я только сегодня утром узнал, что, возможно, в самом скором времени буду навсегда избавлен — надо ли добавлять, к счастью для себя, — от всякого участия в делах мисс Бид.
— Сэр?
— Я уже связался с банком Горацио и, кроме того… э-э… просмотрел украдкой домовую книгу, — пояснил Эйвери. — Если записи не лгут, не исключена вероятность того, что Лили Бид завершит пятилетний срок управления усадьбой с небольшим превышением доходов над расходами. В этом случае она станет хозяйкой Милл-Хауса.
— И что потом?
— О каком «потом» ты говоришь? — раздраженно отозвался Эйвери. Если Лили унаследует Милл-Хаус, это будет не самым удачным для него поворотом событий, однако конечный результат останется тем же. — Она продаст усадьбу мне, после чего уедет отсюда на все четыре стороны и будет жить так, как ей угодно. Накупит себе мужской одежды, надо полагать. — Он не мог оторвать взгляда от соблазнительных выпуклостей, проступавших сзади под штанами Лили.
— Я сомневаюсь в том, что она продаст вам Милл-Хаус.
— Почему ты так считаешь? — изумленно спросил Эйвери.
Он уже проиграл в уме все варианты ситуаций, которые могли помешать ему вступить во владение Милл-Хаусом — даже тот маловероятный случай, если он перейдет к Лили. Он собирался предложить ей тогда за поместье щедрую сумму, которую она, разумеется, с благодарностью примет и тут же покинет дом. Последние слова Бернарда поставили весь его тщательно продуманный план под сомнение.
— Кому еще она может его продать?
— Я не исключаю того, что она продаст усадьбу мистеру Камфилду.
— А кто такой этот мистер Камфилд, черт бы его побрал?!
— Пожалуйста, говорите тише, кузен Эйвери. Мистер Камфилд — наш сосед. Он приобрел «Парквуд» еще прошлой весной. У него много денег — во всяком случае, так говорит мама, — и теперь он хочет расширить свои владения. Мисс Бид считает его человеком передовых взглядов, поддерживающим равноправие женщин.
— Да, готов держать пари на что угодно, что он стал сторонником передовых взглядов с тех самых пор, как встретил Лил… то есть мисс Бид, — проворчал Эйвери.
— Она как-то сказала, что ей не помешало бы иметь рядом хотя бы одного мужчину, способного рассуждать здраво. Эйвери пренебрежительно фыркнул:
— Если мистер Камфилд и в самом деле рассчитывает получить Милл-Хаус, его ждет горькое разочарование. Имение мое. Даже если оно каким-то чудом достанется мисс Бид, ей придется иметь дело со мной, и ни с кем другим.
— Что бы там ни говорила мама, очень может быть, что мисс Бид вообще не станет продавать усадьбу, а попытается управлять ей самостоятельно, — предположил Бернард.
Эйвери усмехнулся:
— Маловероятно. При всех своих недостатках мисс Бид далеко не глупа, а только глупец способен отказаться от спокойного обеспеченного будущего, пустившись в рискованную авантюру.
— И где же, по-вашему, ее ждет это спокойное будущее? — осведомился Бернард.
Эйвери пожал плечами:
— Где ей будет угодно.
Мальчик провел рукой по волосам.
— Я не могу с этим согласиться. Вы не должны бросать ее на произвол судьбы. Так не пойдет.
Не могу согласиться? Так не пойдет? О, конечно, Эйвери, как и любой другой человек, не имел ничего против юношеского упрямства — он ведь и сам когда-то был таким, — однако это уже граничило с дерзостью.
— Не мог бы ты объясниться? — спросил он осторожно. Мальчик, повернувшись, оказался лицом к лицу с Эйвери.
— Я знаю, что она получит за усадьбу крупную сумму, но если она ее продаст, ей просто некуда будет идти. Милл-Хаус — ее дом, а мои мама и тетя — ее семья. Она будет чувствовать себя оторванной от тех, кого любит.
Бернард с умоляющим видом протянул к Эйвери руку, и того тронул этот жест. Он-то хорошо представлял себе, что значит для человека дом — и его утрата.
— Никто не собирается насильно отрывать мисс Бид от чего бы то ни было, и хотя твоя забота о ней делает тебе честь, не забывай, что если усадьба перейдет к Лили, твоей матери и тетке так или иначе придется отсюда уехать.
Мальчик нахмурился, с недоумением уставившись на него.
— Ты же не думаешь, что они останутся здесь, питаясь крохами со стола мисс Бид? Бернард покачал головой.
— С другой стороны, — продолжал Эйвери спокойно, — как только наследство станет моим, ничто не помешает твоей матери жить под одной крышей со мной. Не волнуйся. Я не стану запирать двери на засов перед мисс Бид, когда она явится к нам с визитом, если ты опасаешься именно этого.
— Вы не поняли меня. Мисс Бид никогда больше не появится в нашем доме.
Ему было крайне неприятно слушать подобные высказывания. Перед его мысленным взором уже не раз возникала заманчивая картинка: Лили Бид стучится в его дверь. Он пригласит ее войти и станет обращаться с ней с учтивостью и обходительностью, которые она сама никогда не проявляла по отношению к нему. Можно себе представить, в какую она придет ярость!
— А почему? — осведомился он.
— Из-за общества!
Смысл слов мальчика проник в сознание Эйвери с неожиданной силой, на миг лишив его присутствия духа. Заметив выражение боли, промелькнувшее на его лице, Бернард поспешил воспользоваться своим преимуществом.
— Мисс Бид горда, — продолжал он с жаром. — Даже очень горда! Как только она выйдет за порог Милл-Хауса, могу вас заверить, она никогда больше не явится с визитом к маме и тете Франциске. Она не осмелится воспользоваться своим знакомством с ними, рискуя навлечь на них осуждение света.
— Но ведь это же нелепо! — огрызнулся Эйвери.
— Вы так думаете? — Сине-зеленые глаза мальчика, того же цвета, что и его собственные, молили о понимании.
— Разумеется. Деньги искупают множество грехов. Такая мелочь, как ее незаконное происхождение, очень скоро будет забыта.
— Среди высшей аристократии — возможно, но мелкопоместные дворяне значительно реже забывают о подобных вещах.
— Тогда она может перебраться в Лондон, — неуверенно произнес Эйвери, чувствуя, что его загоняют в угол.
— А как же мама и тетя Франциска? А ее лошади? К тому же она не выносит Лондона.
— Черт побери, Бернард! — проворчал Эйвери. — Ты прямо напрашиваешься на неприятности. Вероятность того, что Лили Бид добьется своей цели, хотя и выше, чем я предполагал, тем не менее остается ничтожно малой. Достаточно того, чтобы деревья в саду оказались пораженными червями или в амбаре появилась сухая гниль, чтобы от той жалкой прибыли, которую она ухитрилась наскрести, не осталось и следа!
Бернард нахмурился. Эйвери положил руку на плечо мальчика.
— Послушай, — мягко сказал он, — я помню и всегда буду помнить о своем долге перед мисс Бид, даю тебе слово.
Что бы ни прочел в его глазах мальчик, по-видимому, ответ его удовлетворил — по крайней мере на время, поскольку он вздохнул с облегчением, освобождаясь от снедавшей его тревоги. С неловким ощущением, что он только что пообещал больше, чем способен был дать, Эйвери повернулся и направился к дереву, под кроной которого женщины уже разостлали покрывала. Хоб усердно вбивал в землю колышки, чтобы установить маленькую палатку из полосатого шелка, которую они взяли с собой по настоянию Франциски.
— А если ей не удастся заполучить Милл-Хаус, что тогда?
Что-то проворчав себе под нос, Эйвери круто развернулся, оказавшись с ним лицом к лицу. Этот парень напоминал ему терьера, держащего в зубах крысу. Его не так просто было заставить отступить. Совсем как я сам в его возрасте, невольно подумал Эйвери. Он тоже никогда не испытывал недостатка в храбрости — хотя кое-кому она могла показаться самоубийственной дерзостью, поправил он себя, улыбнувшись. Очевидно, это качество у них в роду передавалось по наследству.
— Я о ней позабочусь.
— Правда?
Торн остановился.
— Правда.
— Вы даете мне слово?
Наследственность наследственностью, но всему же есть предел! "
— Бернард… — начал он предостерегающим тоном.
— А что, если она не захочет, чтобы кто-то брал на себя заботу о ней? — стоял на своем мальчик. Эйвери снова повернулся к нему.
— Меня не интересует, хочет она этого или нет! — выпалил он. — Я аристократ, черт побери! До тех пор, пока я несу за нее ответственность, я буду делать все от меня зависящее, чтобы она ни в чем не нуждалась. Если для этого потребуется силой удерживать ее в Милл-Хаусе, я сделаю это, даже если мне придется приковать ее цепью к стене!
— Вы и в самом деле способны на такое? — Глаза Бернарда округлились от изумления.
Эйвери метнул на него язвительный взгляд и проследовал дальше, бросив на ходу через плечо:
— А ты все еще в этом сомневаешься?
Откинув крышку плетеной корзины, Лили внимательно осмотрела ее содержимое. Сыр, ветчина, приготовленное в горшке жаркое из куропатки, несколько буханок хлеба с хрустящей корочкой, керамические кувшинчики с маслом и большая ромовая баба, завернутая в покрытую жирными пятнами бумагу.
Девушка вздохнула. Ей надо будет поговорить с миссис Кеттл насчет ее кулинарных фантазий, которые в последнее время становились все более изощренными и чертовски дорогими. Они просто не могли позволить себе подобную роскошь.
Каждое утро Лили заставала старую кухарку уткнувшейся носом в какой-нибудь клочок бумаги с нацарапанным на нем перечнем загадочных ингредиентов, который она читала, беззвучно шевеля губами. И все это ради него. Создавалось впечатление, что все в доме были очарованы этим несносным субъектом.
Не исключая и меня, подумала Лили. Она умышленно отвернулась от Эйвери, однако не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на него краешком глаза. Он перекинул пиджак через плечо, воротник рубашки был расстегнут. Солнце отражалось от его взъерошенных неухоженных волос, придавая им маслянистый блеск.
Лили на миг прервала свое занятие и настороженно прислушалась. Она могла поклясться, что он назвал ее имя!
Какая нелепость! Ведь они были врагами! Два пса, норовивших вырвать друг у друга одну сахарную косточку. Ей следовало больше думать о кости, а не о цвете глаз своего противника!
Лили чуть было не ущипнула себя в порыве досады. Мало того что ее план избавиться от своего увлечения, следуя за ним по пятам, не сработал, так он еще привел к обратному результату!
— Что ж, я очень рад, — отозвался Эйвери. Взгляд его был прикован к высокой стройной фигуре Лили Бид, крупными шагами пересекавшей поляну в пятидесяти ярдах впереди них. Несмотря на стремительную походку, бедра ее плавно покачивались, а руки, свободно свисавшие вдоль боков, слегка колыхались в такт ее шагам. Она двигалась с каким-то врожденным изяществом, словно танцовщица из мира грез, на удивление естественно и раскованно.
Солнце палило нещадно, что было редкостью для этого времени года. Целые армии стрекоз с их прозрачными крылышками, переливающимися всеми цветами радуги, поднимались в воздух с обочины дороги, стоило им пройти мимо. Травы в поле словно перешептывались о чем-то между собой, склоняясь под порывами теплого сухого ветерка.
Лили решила устроить для них пикник на открытом воздухе. Незадолго до того она схватилась с ним в очередной словесной пикировке и теперь дрожала от праведного гнева, а уже через минуту объявила, что они перекусят на природе, чтобы отпраздновать возвращение Бернарда домой.
— И остальным мальчикам — тоже.
— Что ты сказал? Повтори, пожалуйста, — ответил Эйвери, засучив рукава своего пиджака.
Погода стояла слишком жаркая, чтобы носить верхнюю одежду, тем более из шерсти, и он в конце концов скинул его с себя.
— Я имею в виду моих одноклассников в школе. Им тоже очень понравились ваши рассказы.
— А! Замечательно.
Она, похоже, ничуть не страдала от жары.
— Особенно те из них, где говорилось об Африке, — слегка задыхаясь, произнес мальчик.
— Да, Африка — очень интересное место, — отозвался Эйвери, замедлив шаг, чтобы Бернард от него не отставал.
Лили шла впереди. Увлекая за собой Франциску и Эвелин, она миновала лужайку позади дома, направляясь в сторону высокого раскидистого бука. Хоб плелся за ними в некотором отдалении, нагруженный провизией, словно вьючный мул. Франциска, чье умело подкрашенное лицо заметно пострадало от жары и пота, с трудом передвигала ноги, пугаясь в пышных кружевных юбках, а озадаченной Эвелин пришлось чуть ли не бежать, чтобы держаться с ними вровень. Впрочем, Лили этого не замечала. Чтобы заметить, ей пришлось бы обернуться, рискуя встретиться с ним взглядом, а именно этого она, похоже, и стремилась избежать. Несносная женщина.
— Будущее мисс Бид…
— Что?
Эйвери остановился.
— Я говорил, что в ближайшее время, когда вам будет удобно, я хотел бы обсудить с вами вопрос о будущем мисс Бид.
— О чем это ты?
Темно-русые, влажные от пота волосы мальчика прилипли к вискам, лицо приобрело восковой оттенок. Кожа на запястьях, торчавших из-под манжет твидового костюма, покраснела, кончики воротника поникли.
— Лучше сними эту проклятую куртку, Бернард. Иначе ты можешь потерять сознание от жары. Так что ты там говорил насчет будущего мисс Бид?
— Сэр, — ответил мальчик, стаскивая с себя куртку, — не кажется ли вам, что здесь не самое подходящее место для беседы? Я имею в виду, следует ли нам, джентльменам, обсуждать мисс Бид так открыто?
— Бернард, — наставительно произнес Эйвери, — я достаточно хорошо знаком с правилами поведения джентльмена. Это место ничем не хуже любого другого.
— Да, сэр. — В тоне Бернарда не было уверенности.
— Ладно, выкладывай все.
— Видите ли, сэр, я хотел спросить у вас, что вы решили. Я имею в виду, в отношении ее будущего.
— А я и понятия не имел, что от меня ждут какого-то решения, — ответил Эйвери. — Более того, я только сегодня утром узнал, что, возможно, в самом скором времени буду навсегда избавлен — надо ли добавлять, к счастью для себя, — от всякого участия в делах мисс Бид.
— Сэр?
— Я уже связался с банком Горацио и, кроме того… э-э… просмотрел украдкой домовую книгу, — пояснил Эйвери. — Если записи не лгут, не исключена вероятность того, что Лили Бид завершит пятилетний срок управления усадьбой с небольшим превышением доходов над расходами. В этом случае она станет хозяйкой Милл-Хауса.
— И что потом?
— О каком «потом» ты говоришь? — раздраженно отозвался Эйвери. Если Лили унаследует Милл-Хаус, это будет не самым удачным для него поворотом событий, однако конечный результат останется тем же. — Она продаст усадьбу мне, после чего уедет отсюда на все четыре стороны и будет жить так, как ей угодно. Накупит себе мужской одежды, надо полагать. — Он не мог оторвать взгляда от соблазнительных выпуклостей, проступавших сзади под штанами Лили.
— Я сомневаюсь в том, что она продаст вам Милл-Хаус.
— Почему ты так считаешь? — изумленно спросил Эйвери.
Он уже проиграл в уме все варианты ситуаций, которые могли помешать ему вступить во владение Милл-Хаусом — даже тот маловероятный случай, если он перейдет к Лили. Он собирался предложить ей тогда за поместье щедрую сумму, которую она, разумеется, с благодарностью примет и тут же покинет дом. Последние слова Бернарда поставили весь его тщательно продуманный план под сомнение.
— Кому еще она может его продать?
— Я не исключаю того, что она продаст усадьбу мистеру Камфилду.
— А кто такой этот мистер Камфилд, черт бы его побрал?!
— Пожалуйста, говорите тише, кузен Эйвери. Мистер Камфилд — наш сосед. Он приобрел «Парквуд» еще прошлой весной. У него много денег — во всяком случае, так говорит мама, — и теперь он хочет расширить свои владения. Мисс Бид считает его человеком передовых взглядов, поддерживающим равноправие женщин.
— Да, готов держать пари на что угодно, что он стал сторонником передовых взглядов с тех самых пор, как встретил Лил… то есть мисс Бид, — проворчал Эйвери.
— Она как-то сказала, что ей не помешало бы иметь рядом хотя бы одного мужчину, способного рассуждать здраво. Эйвери пренебрежительно фыркнул:
— Если мистер Камфилд и в самом деле рассчитывает получить Милл-Хаус, его ждет горькое разочарование. Имение мое. Даже если оно каким-то чудом достанется мисс Бид, ей придется иметь дело со мной, и ни с кем другим.
— Что бы там ни говорила мама, очень может быть, что мисс Бид вообще не станет продавать усадьбу, а попытается управлять ей самостоятельно, — предположил Бернард.
Эйвери усмехнулся:
— Маловероятно. При всех своих недостатках мисс Бид далеко не глупа, а только глупец способен отказаться от спокойного обеспеченного будущего, пустившись в рискованную авантюру.
— И где же, по-вашему, ее ждет это спокойное будущее? — осведомился Бернард.
Эйвери пожал плечами:
— Где ей будет угодно.
Мальчик провел рукой по волосам.
— Я не могу с этим согласиться. Вы не должны бросать ее на произвол судьбы. Так не пойдет.
Не могу согласиться? Так не пойдет? О, конечно, Эйвери, как и любой другой человек, не имел ничего против юношеского упрямства — он ведь и сам когда-то был таким, — однако это уже граничило с дерзостью.
— Не мог бы ты объясниться? — спросил он осторожно. Мальчик, повернувшись, оказался лицом к лицу с Эйвери.
— Я знаю, что она получит за усадьбу крупную сумму, но если она ее продаст, ей просто некуда будет идти. Милл-Хаус — ее дом, а мои мама и тетя — ее семья. Она будет чувствовать себя оторванной от тех, кого любит.
Бернард с умоляющим видом протянул к Эйвери руку, и того тронул этот жест. Он-то хорошо представлял себе, что значит для человека дом — и его утрата.
— Никто не собирается насильно отрывать мисс Бид от чего бы то ни было, и хотя твоя забота о ней делает тебе честь, не забывай, что если усадьба перейдет к Лили, твоей матери и тетке так или иначе придется отсюда уехать.
Мальчик нахмурился, с недоумением уставившись на него.
— Ты же не думаешь, что они останутся здесь, питаясь крохами со стола мисс Бид? Бернард покачал головой.
— С другой стороны, — продолжал Эйвери спокойно, — как только наследство станет моим, ничто не помешает твоей матери жить под одной крышей со мной. Не волнуйся. Я не стану запирать двери на засов перед мисс Бид, когда она явится к нам с визитом, если ты опасаешься именно этого.
— Вы не поняли меня. Мисс Бид никогда больше не появится в нашем доме.
Ему было крайне неприятно слушать подобные высказывания. Перед его мысленным взором уже не раз возникала заманчивая картинка: Лили Бид стучится в его дверь. Он пригласит ее войти и станет обращаться с ней с учтивостью и обходительностью, которые она сама никогда не проявляла по отношению к нему. Можно себе представить, в какую она придет ярость!
— А почему? — осведомился он.
— Из-за общества!
Смысл слов мальчика проник в сознание Эйвери с неожиданной силой, на миг лишив его присутствия духа. Заметив выражение боли, промелькнувшее на его лице, Бернард поспешил воспользоваться своим преимуществом.
— Мисс Бид горда, — продолжал он с жаром. — Даже очень горда! Как только она выйдет за порог Милл-Хауса, могу вас заверить, она никогда больше не явится с визитом к маме и тете Франциске. Она не осмелится воспользоваться своим знакомством с ними, рискуя навлечь на них осуждение света.
— Но ведь это же нелепо! — огрызнулся Эйвери.
— Вы так думаете? — Сине-зеленые глаза мальчика, того же цвета, что и его собственные, молили о понимании.
— Разумеется. Деньги искупают множество грехов. Такая мелочь, как ее незаконное происхождение, очень скоро будет забыта.
— Среди высшей аристократии — возможно, но мелкопоместные дворяне значительно реже забывают о подобных вещах.
— Тогда она может перебраться в Лондон, — неуверенно произнес Эйвери, чувствуя, что его загоняют в угол.
— А как же мама и тетя Франциска? А ее лошади? К тому же она не выносит Лондона.
— Черт побери, Бернард! — проворчал Эйвери. — Ты прямо напрашиваешься на неприятности. Вероятность того, что Лили Бид добьется своей цели, хотя и выше, чем я предполагал, тем не менее остается ничтожно малой. Достаточно того, чтобы деревья в саду оказались пораженными червями или в амбаре появилась сухая гниль, чтобы от той жалкой прибыли, которую она ухитрилась наскрести, не осталось и следа!
Бернард нахмурился. Эйвери положил руку на плечо мальчика.
— Послушай, — мягко сказал он, — я помню и всегда буду помнить о своем долге перед мисс Бид, даю тебе слово.
Что бы ни прочел в его глазах мальчик, по-видимому, ответ его удовлетворил — по крайней мере на время, поскольку он вздохнул с облегчением, освобождаясь от снедавшей его тревоги. С неловким ощущением, что он только что пообещал больше, чем способен был дать, Эйвери повернулся и направился к дереву, под кроной которого женщины уже разостлали покрывала. Хоб усердно вбивал в землю колышки, чтобы установить маленькую палатку из полосатого шелка, которую они взяли с собой по настоянию Франциски.
— А если ей не удастся заполучить Милл-Хаус, что тогда?
Что-то проворчав себе под нос, Эйвери круто развернулся, оказавшись с ним лицом к лицу. Этот парень напоминал ему терьера, держащего в зубах крысу. Его не так просто было заставить отступить. Совсем как я сам в его возрасте, невольно подумал Эйвери. Он тоже никогда не испытывал недостатка в храбрости — хотя кое-кому она могла показаться самоубийственной дерзостью, поправил он себя, улыбнувшись. Очевидно, это качество у них в роду передавалось по наследству.
— Я о ней позабочусь.
— Правда?
Торн остановился.
— Правда.
— Вы даете мне слово?
Наследственность наследственностью, но всему же есть предел! "
— Бернард… — начал он предостерегающим тоном.
— А что, если она не захочет, чтобы кто-то брал на себя заботу о ней? — стоял на своем мальчик. Эйвери снова повернулся к нему.
— Меня не интересует, хочет она этого или нет! — выпалил он. — Я аристократ, черт побери! До тех пор, пока я несу за нее ответственность, я буду делать все от меня зависящее, чтобы она ни в чем не нуждалась. Если для этого потребуется силой удерживать ее в Милл-Хаусе, я сделаю это, даже если мне придется приковать ее цепью к стене!
— Вы и в самом деле способны на такое? — Глаза Бернарда округлились от изумления.
Эйвери метнул на него язвительный взгляд и проследовал дальше, бросив на ходу через плечо:
— А ты все еще в этом сомневаешься?
Откинув крышку плетеной корзины, Лили внимательно осмотрела ее содержимое. Сыр, ветчина, приготовленное в горшке жаркое из куропатки, несколько буханок хлеба с хрустящей корочкой, керамические кувшинчики с маслом и большая ромовая баба, завернутая в покрытую жирными пятнами бумагу.
Девушка вздохнула. Ей надо будет поговорить с миссис Кеттл насчет ее кулинарных фантазий, которые в последнее время становились все более изощренными и чертовски дорогими. Они просто не могли позволить себе подобную роскошь.
Каждое утро Лили заставала старую кухарку уткнувшейся носом в какой-нибудь клочок бумаги с нацарапанным на нем перечнем загадочных ингредиентов, который она читала, беззвучно шевеля губами. И все это ради него. Создавалось впечатление, что все в доме были очарованы этим несносным субъектом.
Не исключая и меня, подумала Лили. Она умышленно отвернулась от Эйвери, однако не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на него краешком глаза. Он перекинул пиджак через плечо, воротник рубашки был расстегнут. Солнце отражалось от его взъерошенных неухоженных волос, придавая им маслянистый блеск.
Лили на миг прервала свое занятие и настороженно прислушалась. Она могла поклясться, что он назвал ее имя!
Какая нелепость! Ведь они были врагами! Два пса, норовивших вырвать друг у друга одну сахарную косточку. Ей следовало больше думать о кости, а не о цвете глаз своего противника!
Лили чуть было не ущипнула себя в порыве досады. Мало того что ее план избавиться от своего увлечения, следуя за ним по пятам, не сработал, так он еще привел к обратному результату!