Ион и близнецы затаили дыхание. Им — Солнечная Звезда? Им — легендарный орден космических спасателей?
Первой опомнилась Алька.
— Благодарим, — говорит она.
— Внимание! — произносит в это время Разведчик. — Подано к столу, обед!
И тут в Главном Зале разражается буря смеха и возгласов. Родители стиснули в объятиях детей, потом их перехватывают другие, растроганный Иероним Брошкидзе астматически сопит, Владимира Альфиери громко и горячо целует Иона. Ион замирает от восторга, и Алька тотчас наливается злостью. Она обводит всех гневно горящими глазами и говорит таким голосом, что сразу наступает тишина:
— Мы сотворили совершенно скандальную глупость!
Растерянный Марим неуверенно спрашивает её, в чём дело.
Но Алька уже разошлась по-настоящему. С убийственной вежливостью она спрашивает:
— Вспомнил ли хоть кто-нибудь о том, чтобы взять образцы метеоров, поглощающих радиоволны?
Взрослые почти испуганно смотрят друг на друга. Никто не подумал об этом: сначала было не до того, потом — не хватило времени.
— Ну конечно! — восклицает Алька. — Образцов нет! А Река уже ушла, и другой такой случай не представится. Это несчастье для геологии!
«Ну и ведьма! — с восхищением думает Алик. — Прямо из древних сказок!»
Но тут в дело вмешивается сам Разведчик. Он включает передатчики замедленного радиоприёма, и Главный Зал Стартовой башни заполняют безумный шум, крик, бормотанье и стон тысячи одержимых голосов. Бесчисленные Чандры кричат: «Будь спокоен, Ион»; сотни Маримов взывают: «Внимание, Тритон»; сотни Яноз ищут Альфу; ещё кто-то бормочет о секторе AM 168, 13; а вокруг этого бушует нескончаемый, бескрайний гам непонятных слов, выкриков и вздохов, над которыми взвивается пронзительно тонкий и бесконечный смех Альки.
— Тише! — яростно кричит Алик. Молчание — Разведчик выключил микрофоны.
Алик улыбается Альке.
— Я припоминаю теперь, — говорит он чуточку торжественно, — что во время операции приказал Разведчику взять образцы.
Алька молчит, и выражение лица у неё не самое умное. Зато астрогеологи Сент Бирум и Эрика Восс бросаются к Алику с возгласами «Ура!».
— Сколько? — лихорадочно спрашивает Эрика.
К ней присоединяются в очевидном восторге акустики и связисты.
— Сколько? — Алик теряется. — Я, собственно, не помню. — И поднимает голову. — Сколько там этих образцов, Разведчик? — спрашивает он.
— Две и три, — отвечает голос. — Вместе пять.
— Пять чего?
— Пять тонн, конечно, — невозмутимо отвечает голос.
В ответ взрыв смеха. Смех то затихает, то возобновляется вновь. Разведчик явно доволен эффектом и начинает зазнаваться:
— Внимание, — говорит он, — напоминаю: обед стынет.
Раздаются громкие крики: «Есть! Есть!» — и ленты транспортёров уносят людей в сторону обеденных террас.
Ион остаётся в Главном Зале. Взяв за руки Альку и Алика, он подходит к Робику.
— Робик, — говорит Ион.
— Слушаю тебя, Ион.
— Ты великолепен, Робик! — изрекает Ион.
— Это сущая правда, — поддакивает Алька. Робик усмехается.
— Я сегодня не всё время был «великолепен».
— Какое это имеет значение! — возмущается Алик.
— Во всяком случае, удалось, — говорит Робик, — хотя ещё немного, и я бы… исчез.
— Ох, Робик… — стыдясь, шепчет Алик. Ты же знаешь, какие мы неточные.
Робик смеётся.
— Идите есть.
— А ты? — спрашивает Алька.
— Я.. — Он немного стесняется… — Я должен отремонтировать себе левую руку. После обеда встретимся у бассейна. Идёт?
— Идёт! — закричали они.
Он следит, как они выходят из башни, потом исчезает на голубом квадрате скоростного лифта.
А они снова едут втроём движущейся дорожкой среди цветов, залитых солнцем.
— Как это всё могло случиться? — спрашивает Алька.
— А это вообще случилось? — спрашивает Алик.
— Да! — отвечает Ион.
Алька же, помолчав, говорит:
— Всё это могло случиться только по двум причинам.
— По каким же? — интересуется Алик.
— Во-первых, потому что роботы лишены механизма самопожертвования.
— А во-вторых? — вмешивается Ион.
— Во-вторых, — задумчиво продолжает Алька, — потому что роботы, не имея механизма самопожертвования, не знают границ самопожертвования.
Алик качает головой и бурчит:
— Из того, что ты говоришь, я склонен извлечь ещё один вывод…
— Интересно, — подхватывает она, ожидая насмешек.
Но Алик говорит совершенно серьёзно:
— Мы спаслись лишь потому, что мы люди, которые не только сами готовы жертвовать собой, но умеют строить роботов, которые не знают границ самопожертвования.
— Чересчур заумно! — охлаждает Алька его пыл, а Ион начинает смеяться.
Но тут раздаются голоса:
— Дети, на обед!
Алик в отчаянии разводит руками:
— Пожалуйста! Мы уже опять «дети»!
Впрочем, обед был великолепный, тем более что ели на час позже обычного.
Восьмое октября
Первой опомнилась Алька.
— Благодарим, — говорит она.
— Внимание! — произносит в это время Разведчик. — Подано к столу, обед!
И тут в Главном Зале разражается буря смеха и возгласов. Родители стиснули в объятиях детей, потом их перехватывают другие, растроганный Иероним Брошкидзе астматически сопит, Владимира Альфиери громко и горячо целует Иона. Ион замирает от восторга, и Алька тотчас наливается злостью. Она обводит всех гневно горящими глазами и говорит таким голосом, что сразу наступает тишина:
— Мы сотворили совершенно скандальную глупость!
Растерянный Марим неуверенно спрашивает её, в чём дело.
Но Алька уже разошлась по-настоящему. С убийственной вежливостью она спрашивает:
— Вспомнил ли хоть кто-нибудь о том, чтобы взять образцы метеоров, поглощающих радиоволны?
Взрослые почти испуганно смотрят друг на друга. Никто не подумал об этом: сначала было не до того, потом — не хватило времени.
— Ну конечно! — восклицает Алька. — Образцов нет! А Река уже ушла, и другой такой случай не представится. Это несчастье для геологии!
«Ну и ведьма! — с восхищением думает Алик. — Прямо из древних сказок!»
Но тут в дело вмешивается сам Разведчик. Он включает передатчики замедленного радиоприёма, и Главный Зал Стартовой башни заполняют безумный шум, крик, бормотанье и стон тысячи одержимых голосов. Бесчисленные Чандры кричат: «Будь спокоен, Ион»; сотни Маримов взывают: «Внимание, Тритон»; сотни Яноз ищут Альфу; ещё кто-то бормочет о секторе AM 168, 13; а вокруг этого бушует нескончаемый, бескрайний гам непонятных слов, выкриков и вздохов, над которыми взвивается пронзительно тонкий и бесконечный смех Альки.
— Тише! — яростно кричит Алик. Молчание — Разведчик выключил микрофоны.
Алик улыбается Альке.
— Я припоминаю теперь, — говорит он чуточку торжественно, — что во время операции приказал Разведчику взять образцы.
Алька молчит, и выражение лица у неё не самое умное. Зато астрогеологи Сент Бирум и Эрика Восс бросаются к Алику с возгласами «Ура!».
— Сколько? — лихорадочно спрашивает Эрика.
К ней присоединяются в очевидном восторге акустики и связисты.
— Сколько? — Алик теряется. — Я, собственно, не помню. — И поднимает голову. — Сколько там этих образцов, Разведчик? — спрашивает он.
— Две и три, — отвечает голос. — Вместе пять.
— Пять чего?
— Пять тонн, конечно, — невозмутимо отвечает голос.
В ответ взрыв смеха. Смех то затихает, то возобновляется вновь. Разведчик явно доволен эффектом и начинает зазнаваться:
— Внимание, — говорит он, — напоминаю: обед стынет.
Раздаются громкие крики: «Есть! Есть!» — и ленты транспортёров уносят людей в сторону обеденных террас.
Ион остаётся в Главном Зале. Взяв за руки Альку и Алика, он подходит к Робику.
— Робик, — говорит Ион.
— Слушаю тебя, Ион.
— Ты великолепен, Робик! — изрекает Ион.
— Это сущая правда, — поддакивает Алька. Робик усмехается.
— Я сегодня не всё время был «великолепен».
— Какое это имеет значение! — возмущается Алик.
— Во всяком случае, удалось, — говорит Робик, — хотя ещё немного, и я бы… исчез.
— Ох, Робик… — стыдясь, шепчет Алик. Ты же знаешь, какие мы неточные.
Робик смеётся.
— Идите есть.
— А ты? — спрашивает Алька.
— Я.. — Он немного стесняется… — Я должен отремонтировать себе левую руку. После обеда встретимся у бассейна. Идёт?
— Идёт! — закричали они.
Он следит, как они выходят из башни, потом исчезает на голубом квадрате скоростного лифта.
А они снова едут втроём движущейся дорожкой среди цветов, залитых солнцем.
— Как это всё могло случиться? — спрашивает Алька.
— А это вообще случилось? — спрашивает Алик.
— Да! — отвечает Ион.
Алька же, помолчав, говорит:
— Всё это могло случиться только по двум причинам.
— По каким же? — интересуется Алик.
— Во-первых, потому что роботы лишены механизма самопожертвования.
— А во-вторых? — вмешивается Ион.
— Во-вторых, — задумчиво продолжает Алька, — потому что роботы, не имея механизма самопожертвования, не знают границ самопожертвования.
Алик качает головой и бурчит:
— Из того, что ты говоришь, я склонен извлечь ещё один вывод…
— Интересно, — подхватывает она, ожидая насмешек.
Но Алик говорит совершенно серьёзно:
— Мы спаслись лишь потому, что мы люди, которые не только сами готовы жертвовать собой, но умеют строить роботов, которые не знают границ самопожертвования.
— Чересчур заумно! — охлаждает Алька его пыл, а Ион начинает смеяться.
Но тут раздаются голоса:
— Дети, на обед!
Алик в отчаянии разводит руками:
— Пожалуйста! Мы уже опять «дети»!
Впрочем, обед был великолепный, тем более что ели на час позже обычного.
Восьмое октября
Утром 8 октября Ион Согго просыпается с улыбкой. Его взгляд падает на Робика. Замшив, что Ион проснулся, Робик машет ему рукой.
Потом Ион проделывает зарядку и произносит при этом несколько очень ритмичных фраз, которые Робик уничтожающе высмеивает за их полнейшую бессмысленность.
Минуту спустя Ион защищает дверь ванной, как вратарь — футбольные ворота. Ему удаётся поймать рубашку, штаны, ботинки, куртку, носки, но он позорно пропускает полотенце и трусики.
— Два — ноль в мою пользу, — констатирует Робик.
И оба выпрыгивают в окно.
— Эгей, близнецы! — кричит Робик.
Алик и Алька выскакивают из окон своей спальни.
— Смотрите! — зовёт Алька, показывая трепещущего крылышками голубого мотылька.
— Голубянка красивая, — говорит Робик, — или Licaena Bellargus.
— Очень приятно! — расшаркивается перед мотыльком Алик.
А Ион морщит лоб, припоминая, задумчиво трёт нос и говорит негромко:
— Это уже когда-то было…
Но никто не обращает внимания на его слова, и сам Ион тотчас забывает об этом.
После завтрака и плавания в бассейне они ложатся загорать на травянистом пляжике, мягком, как зелёное полотенце.
Ион лежит на спине и смотрит в небо, где на голубом экране искусственного небосвода медленно плывёт облако, непрерывно меняющее форму, легко и изящно превращаясь из рыбы в дерево, а потом в веер.
— Что за день сегодня? — лениво спрашивает он.
— Восьмое октября, — говорит Алька. Алик улыбается.
— А какой год?
— Ещё 862 год Ранней космической эры, — гордо произносит Алька, — но если мы долетим…
— Мы долетим, — прерывает её Ион.
Алька ласково, без жеманства и кривляний смотрит на него и продолжает:
— Если мы долетим, а потом вернёмся, то этот год станет первым годом Средней космической эры.
Ребята молчат. Молчит и Робик.
Над ботаническим садом разрастается радуга дождя.
… Заканчивается девятое столетие с того дня, как пламя примитивной ракеты обожгло поверхность Земли. Идёт 8 октября 862 года Ранней к. э. (космической эры). Восемь дней назад из Солнечной системы отправился в путь первый галактический корабль, построенный людьми для того, чтобы завоёвывать уже не планеты, а звезды. Корабль этот носит имя Старой Родины человека.
Он называется «Земля».
На третий день пути корабль достиг рубежа Большой скорости — Большого барьера. Несмотря на эту скорость, пройдёт почти четыре года, прежде чем он начнёт своё торможение в созвездии Центавра. Четыре года — это очень много. Но даже четырьмя годами стоит пожертвовать ради того, чтобы оседлать Центавра.
«Земля» — это огромный корабль-механопланета. Она построена на основе опыта, полученного на Разведчике. Некоторые объекты — ботанический сад, обеденные террасы, плавательные бассейны и спортплощадки — целиком скопированы с «Разведчика». Основу экипажа «Земли» составляет бывший экипаж Разведчика. Руководят экипажем Долорес Ли, Чандра и Ян Рой, Елена и Орм Согго, Назим Шумеро, Майк Антонов, Иероним Брошкидзе, Киамото.
На «Земле» находятся также выбранные из миллиардов претендентов юноши и девушки — те которые сдали конкурсные экзамены на звание пилотов и исследователей галактического ранга. Среди них — известные герои памятной катастрофы в секторе Десятой Тысячи.
Мы знаем их — это Алик Рой, Алька Рой, Ион Согго, награждённые Солнечной Звездой.
Вот они лежат на берегу купального бассейна, напротив ботанического сада, чуть влево от главных лабораторий. Через десять минут начало научных занятий в видеотеке. Робик напомнит им вовремя: они не опоздают. По-этому можно пока что поваляться, греясь в лучах искусственного солнца «Земли», обжигая влажную кожу, можно расслабить уставшие от плавания мышцы. Первым поднимается Алик.
— Знаете что я вам скажу? — говорит он очень серьёзно. — Мне совсем не нравится, что мы так беззаботно планируем первый год новой эры.
Алька внимательно смотрит на него:
— Почему?
— А потому, — говорит Алик, и лицо его становится всё более воинственным, — а потому, что, даже овладев Центавром, мы все ещё будем торчать в пределах одной-единственной галактики. Одной-единственной. А дальше? Не лучше ли подождать, пока не перепрыгнем из неё в другую? Мы не должны ограничивать свои замыслы одной-единственной галактикой.
— Я согласна с тобой, — говорит Алька.
— Он прав, — адресуется Ион к Робику.
— Восемь тридцать, — замечает на это Робик. — Время занятий.
Движущаяся, сделанная «под кирпич» дорожка, как плавный ручеёк, несёт их в сторону учебных лабораторий. Со всех сторон в ту же сторону спешат другие юноши и девушки, издалека приветствуя друг друга.
— Знаете что? — снова начинает Алик. — Я вношу предложение в Совет управления «Земли». Пусть перешлют его в Главный научный совет.
— Мы тебя поддержим, — энергично присоединяется Ион. Потом он берет Альку за руку. — Поддержим?
Алька улыбается в ответ. На мгновение они перестают замечать окружающее. Они просто смотрят друг другу в глаза.
Как решится вопрос о предложении Алика Рой? Кто знает? Он должен быть ещё передан в Главный научный совет, обсуждён, поставлен на голосование. Но для того чтобы о нём вообще начали говорить всерьёз, необходимо, чтобы «Земля» достигла созвездия Центавра, оседлала какую-либо из его планет и благополучно возвратилась в родную Систему.
А до этого ещё так далеко.
Пока что «Земля» мчится сквозь Галактику, сквозь её мрак и безмолвие со скоростью, которой даже свет мог бы позавидовать. Согласитесь, это уже не мало. Но, может быть, действительно, не следует слишком ограничивать свои замыслы?
Вопрос этот остаётся пока что открытым, и всё зависит от самой «Земли». Можно лишь пожелать ей удачи на далёких звёздных путях.
Итак: удачи, «Земля»!
Потом Ион проделывает зарядку и произносит при этом несколько очень ритмичных фраз, которые Робик уничтожающе высмеивает за их полнейшую бессмысленность.
Минуту спустя Ион защищает дверь ванной, как вратарь — футбольные ворота. Ему удаётся поймать рубашку, штаны, ботинки, куртку, носки, но он позорно пропускает полотенце и трусики.
— Два — ноль в мою пользу, — констатирует Робик.
И оба выпрыгивают в окно.
— Эгей, близнецы! — кричит Робик.
Алик и Алька выскакивают из окон своей спальни.
— Смотрите! — зовёт Алька, показывая трепещущего крылышками голубого мотылька.
— Голубянка красивая, — говорит Робик, — или Licaena Bellargus.
— Очень приятно! — расшаркивается перед мотыльком Алик.
А Ион морщит лоб, припоминая, задумчиво трёт нос и говорит негромко:
— Это уже когда-то было…
Но никто не обращает внимания на его слова, и сам Ион тотчас забывает об этом.
После завтрака и плавания в бассейне они ложатся загорать на травянистом пляжике, мягком, как зелёное полотенце.
Ион лежит на спине и смотрит в небо, где на голубом экране искусственного небосвода медленно плывёт облако, непрерывно меняющее форму, легко и изящно превращаясь из рыбы в дерево, а потом в веер.
— Что за день сегодня? — лениво спрашивает он.
— Восьмое октября, — говорит Алька. Алик улыбается.
— А какой год?
— Ещё 862 год Ранней космической эры, — гордо произносит Алька, — но если мы долетим…
— Мы долетим, — прерывает её Ион.
Алька ласково, без жеманства и кривляний смотрит на него и продолжает:
— Если мы долетим, а потом вернёмся, то этот год станет первым годом Средней космической эры.
Ребята молчат. Молчит и Робик.
Над ботаническим садом разрастается радуга дождя.
… Заканчивается девятое столетие с того дня, как пламя примитивной ракеты обожгло поверхность Земли. Идёт 8 октября 862 года Ранней к. э. (космической эры). Восемь дней назад из Солнечной системы отправился в путь первый галактический корабль, построенный людьми для того, чтобы завоёвывать уже не планеты, а звезды. Корабль этот носит имя Старой Родины человека.
Он называется «Земля».
На третий день пути корабль достиг рубежа Большой скорости — Большого барьера. Несмотря на эту скорость, пройдёт почти четыре года, прежде чем он начнёт своё торможение в созвездии Центавра. Четыре года — это очень много. Но даже четырьмя годами стоит пожертвовать ради того, чтобы оседлать Центавра.
«Земля» — это огромный корабль-механопланета. Она построена на основе опыта, полученного на Разведчике. Некоторые объекты — ботанический сад, обеденные террасы, плавательные бассейны и спортплощадки — целиком скопированы с «Разведчика». Основу экипажа «Земли» составляет бывший экипаж Разведчика. Руководят экипажем Долорес Ли, Чандра и Ян Рой, Елена и Орм Согго, Назим Шумеро, Майк Антонов, Иероним Брошкидзе, Киамото.
На «Земле» находятся также выбранные из миллиардов претендентов юноши и девушки — те которые сдали конкурсные экзамены на звание пилотов и исследователей галактического ранга. Среди них — известные герои памятной катастрофы в секторе Десятой Тысячи.
Мы знаем их — это Алик Рой, Алька Рой, Ион Согго, награждённые Солнечной Звездой.
Вот они лежат на берегу купального бассейна, напротив ботанического сада, чуть влево от главных лабораторий. Через десять минут начало научных занятий в видеотеке. Робик напомнит им вовремя: они не опоздают. По-этому можно пока что поваляться, греясь в лучах искусственного солнца «Земли», обжигая влажную кожу, можно расслабить уставшие от плавания мышцы. Первым поднимается Алик.
— Знаете что я вам скажу? — говорит он очень серьёзно. — Мне совсем не нравится, что мы так беззаботно планируем первый год новой эры.
Алька внимательно смотрит на него:
— Почему?
— А потому, — говорит Алик, и лицо его становится всё более воинственным, — а потому, что, даже овладев Центавром, мы все ещё будем торчать в пределах одной-единственной галактики. Одной-единственной. А дальше? Не лучше ли подождать, пока не перепрыгнем из неё в другую? Мы не должны ограничивать свои замыслы одной-единственной галактикой.
— Я согласна с тобой, — говорит Алька.
— Он прав, — адресуется Ион к Робику.
— Восемь тридцать, — замечает на это Робик. — Время занятий.
Движущаяся, сделанная «под кирпич» дорожка, как плавный ручеёк, несёт их в сторону учебных лабораторий. Со всех сторон в ту же сторону спешат другие юноши и девушки, издалека приветствуя друг друга.
— Знаете что? — снова начинает Алик. — Я вношу предложение в Совет управления «Земли». Пусть перешлют его в Главный научный совет.
— Мы тебя поддержим, — энергично присоединяется Ион. Потом он берет Альку за руку. — Поддержим?
Алька улыбается в ответ. На мгновение они перестают замечать окружающее. Они просто смотрят друг другу в глаза.
Как решится вопрос о предложении Алика Рой? Кто знает? Он должен быть ещё передан в Главный научный совет, обсуждён, поставлен на голосование. Но для того чтобы о нём вообще начали говорить всерьёз, необходимо, чтобы «Земля» достигла созвездия Центавра, оседлала какую-либо из его планет и благополучно возвратилась в родную Систему.
А до этого ещё так далеко.
Пока что «Земля» мчится сквозь Галактику, сквозь её мрак и безмолвие со скоростью, которой даже свет мог бы позавидовать. Согласитесь, это уже не мало. Но, может быть, действительно, не следует слишком ограничивать свои замыслы?
Вопрос этот остаётся пока что открытым, и всё зависит от самой «Земли». Можно лишь пожелать ей удачи на далёких звёздных путях.
Итак: удачи, «Земля»!