Посмотрев на свои переживания со стороны, Джексон понял, что ему первый раз в жизни стало неловко за кого-то другого.
Эта мысль заставила его проклясть все на свете. Она занимала его голову почти все время посадки. До тех пор, пока шум не стих, в своем ложе метался и стенал от страха Ахмул. "Что там ждет тебя, внизу?" – предавался горьким размышлениям Джексон.
Земля была пасторально зеленой, рощи вязов покрывали ее холмы, на которых, тут и там, были разбросаны редкие, идеально белые здания.
– Мы приземлились в месте расположения посадочной площадки Объединенного Университета, – доложила Мэм Джексону, который опасливо выглядывал из открытой двери шлюза, как ребенок, стоящий неподалеку от мишени, наблюдающий за стрельбой в цель и все время опасающийся отскочившей стрелы.
– С момента моего последнего сеанса связи со станцией слежения Проекта на Земле произошли значительные социальные перемены. Могу заверить вас, что вскорости вам представится случай узнать о сути этих перемен. Вам и вашему компаньону приказано оставить судно незамедлительно, потому что с данного момента считается, что людей на борту нет. Внимание, всем постам. Капитан сходит на берег!
– Прощайте, ребята! – сказал док в спины Джексону и Ахмулу уже ступившим на лестницу. – Ахмул, не волнуйся – я передал твое меню по связи. Мне ответили, что для того, чтобы получить еду, тебе нужно будет всего лишь сказать об этом громко вслух.
– Так и сделаю, – заверил его Ахмул.
Оказавшись на земле, Джексон поднял голову и посмотрел на верхушку Мэм. Вокруг корабля вилось какое-то темное звенящее облако. Неожиданно он заметил, что облако время от времени поблескивает металлом и что это и не облако совсем, а рой небольших, кружащихся насекомых, кольцом снующих вокруг острого носа корабля. Этих насекомых становилось все больше и больше, они пульками вылетали из-под крон деревьев на склоне ближайшего холма, образуя неистощимый поток, разделяющийся по ходу, чтобы обтечь стволы и сучья вязов, и увлеченно и стремительно возносящийся к носу Мэм. Звон со стороны облака усилился, и через несколько минут Джексон заметил, что самая маковка корабля исчезла. Кончик носа Мэм как будто испарился. Он принялся смотреть во все глаза – тугие бешено вращающиеся спирали насекомых начали обгладывать обшивку корабля, постепенно спускаясь все ниже, закладывая один вираж за другим и откусывая по частичке на каждом повороте. Так уничтожили домик Эльмера Фадда мультипликационные термиты.
Некоторые насекомые выскакивали из общего водоворота у носа Мэм и стремглав неслись к земле. Одно из них впилось в почву рядом с ногой Джексона и исполнило, как он понял, общий для всех ритуал; в жвалах оно принесло маленькую частичку стали космической закалки и только лишь прикоснувшись лапками к земле, немедленно начало зарываться вглубь как бурав. Насекомое исчезло, насколько мог оценить это по его скорости Джексон, уйдя под землю фута на три, а потом снова выбралось наружу, уже с пустыми жвалами, и незамедлительно взмыло вверх за новой порцией.
Из неба на бедную Мэм посыпались жуки большего размера и начали быстро высверливать отверстия в ее уже обнажившихся к этому моменту от внешней обшивки переборках и внутренних структурах. С тяжелым гудением жуки-сверлильщики отлетали от своей жертвы на некоторое расстояние, унося с собой в своих цепких придатках кусочки компонентов корабля и там сбрасывали их вниз, на ровно укошенную густую траву с нежными дикими цветочками, к подножию на глазах исчезающей Мэм. Детали падали в траву с глухим стуком и тут же подхватывались ползучими насекомыми и другими механического вида тварями, только того и ждущими, уволакивались ими в укромные уголки, разделывались там на крохотные фрагменты, частью зарываемые в землю, а частью жадно заглатываемые для целей таинственного пищеварения.
– Эй, постойте! – крикнул им Джексон, пытаясь добраться до Мэм прежде, чем на Земле не останется больше никого, кто смог бы объяснить ему, что случилось. Но было уже слишком поздно. И Мэм, и док, и робот-повар, и карт-серверовщик, и машина-уборщик и все, все остальное, что находилось у Мэм – кроме комбинезона Джексона – было уже мертво и бесполезно. Однако большое количество полезных минералов было возвращено в лоно матушки-Земли.
Все это время Ахмул удивленно озирался.
– Я вижу людей, они идут сюда, – внезапно сказал он. – Они все без одежды.
Глава тринадцатая
1
2
Глава четырнадцатая
1
2
Эта мысль заставила его проклясть все на свете. Она занимала его голову почти все время посадки. До тех пор, пока шум не стих, в своем ложе метался и стенал от страха Ахмул. "Что там ждет тебя, внизу?" – предавался горьким размышлениям Джексон.
Земля была пасторально зеленой, рощи вязов покрывали ее холмы, на которых, тут и там, были разбросаны редкие, идеально белые здания.
– Мы приземлились в месте расположения посадочной площадки Объединенного Университета, – доложила Мэм Джексону, который опасливо выглядывал из открытой двери шлюза, как ребенок, стоящий неподалеку от мишени, наблюдающий за стрельбой в цель и все время опасающийся отскочившей стрелы.
– С момента моего последнего сеанса связи со станцией слежения Проекта на Земле произошли значительные социальные перемены. Могу заверить вас, что вскорости вам представится случай узнать о сути этих перемен. Вам и вашему компаньону приказано оставить судно незамедлительно, потому что с данного момента считается, что людей на борту нет. Внимание, всем постам. Капитан сходит на берег!
– Прощайте, ребята! – сказал док в спины Джексону и Ахмулу уже ступившим на лестницу. – Ахмул, не волнуйся – я передал твое меню по связи. Мне ответили, что для того, чтобы получить еду, тебе нужно будет всего лишь сказать об этом громко вслух.
– Так и сделаю, – заверил его Ахмул.
Оказавшись на земле, Джексон поднял голову и посмотрел на верхушку Мэм. Вокруг корабля вилось какое-то темное звенящее облако. Неожиданно он заметил, что облако время от времени поблескивает металлом и что это и не облако совсем, а рой небольших, кружащихся насекомых, кольцом снующих вокруг острого носа корабля. Этих насекомых становилось все больше и больше, они пульками вылетали из-под крон деревьев на склоне ближайшего холма, образуя неистощимый поток, разделяющийся по ходу, чтобы обтечь стволы и сучья вязов, и увлеченно и стремительно возносящийся к носу Мэм. Звон со стороны облака усилился, и через несколько минут Джексон заметил, что самая маковка корабля исчезла. Кончик носа Мэм как будто испарился. Он принялся смотреть во все глаза – тугие бешено вращающиеся спирали насекомых начали обгладывать обшивку корабля, постепенно спускаясь все ниже, закладывая один вираж за другим и откусывая по частичке на каждом повороте. Так уничтожили домик Эльмера Фадда мультипликационные термиты.
Некоторые насекомые выскакивали из общего водоворота у носа Мэм и стремглав неслись к земле. Одно из них впилось в почву рядом с ногой Джексона и исполнило, как он понял, общий для всех ритуал; в жвалах оно принесло маленькую частичку стали космической закалки и только лишь прикоснувшись лапками к земле, немедленно начало зарываться вглубь как бурав. Насекомое исчезло, насколько мог оценить это по его скорости Джексон, уйдя под землю фута на три, а потом снова выбралось наружу, уже с пустыми жвалами, и незамедлительно взмыло вверх за новой порцией.
Из неба на бедную Мэм посыпались жуки большего размера и начали быстро высверливать отверстия в ее уже обнажившихся к этому моменту от внешней обшивки переборках и внутренних структурах. С тяжелым гудением жуки-сверлильщики отлетали от своей жертвы на некоторое расстояние, унося с собой в своих цепких придатках кусочки компонентов корабля и там сбрасывали их вниз, на ровно укошенную густую траву с нежными дикими цветочками, к подножию на глазах исчезающей Мэм. Детали падали в траву с глухим стуком и тут же подхватывались ползучими насекомыми и другими механического вида тварями, только того и ждущими, уволакивались ими в укромные уголки, разделывались там на крохотные фрагменты, частью зарываемые в землю, а частью жадно заглатываемые для целей таинственного пищеварения.
– Эй, постойте! – крикнул им Джексон, пытаясь добраться до Мэм прежде, чем на Земле не останется больше никого, кто смог бы объяснить ему, что случилось. Но было уже слишком поздно. И Мэм, и док, и робот-повар, и карт-серверовщик, и машина-уборщик и все, все остальное, что находилось у Мэм – кроме комбинезона Джексона – было уже мертво и бесполезно. Однако большое количество полезных минералов было возвращено в лоно матушки-Земли.
Все это время Ахмул удивленно озирался.
– Я вижу людей, они идут сюда, – внезапно сказал он. – Они все без одежды.
Глава тринадцатая
1
Руки и ноги Джексона были налиты тяжестью. Пытаясь не уподобиться Ахмулу, он старательно сохранял грациозность движений и походки, но руки и ноги его стали просто неподъемными. Кстати, Ахмул оказался прав – на этих людях совершенно не было одежды.
Это была большая группа людей, мужчин и женщин, всего человек около двадцати. Впереди группы стоял мужчина – стройный, длинноногий, грациозный и мускулистый – таких красивых людей Джексон в жизни не видел – по всей видимости, только что гибко вынырнувший, как и все остальные с ним, из какой-то укромной ложбины неподалеку. Он стоял и смотрел на Ахмула и Джексона, по колено в траве, окруженный вокруг головы и плеч сверкающими вьющимися блестками, как коротким плащом из странных дневных звезд. Через короткое время роящиеся вокруг мужчины насекомые сделали последнюю петлю, дружно взмыли вверх в небо и растаяли в нем, после чего мужчина двинулся вперед. Остальные люди последовали за своим предводителем.
Все они были молоды, но зрелого возраста и двигались с уверенностью, которая напомнила Джексону повадки амрсов. До того как появиться перед Джексоном и Ахмулом, они что-то там делали, в своей ложбине убежище.
Джексон ощущал себя неповоротливым и видел происходящее как бы разделенным на несколько прозрачных слоев-экранов, наложенных друг на друга и находящихся между ним и этими людьми.
Он тоже смотрел на них и понимал, кто они такие есть. Это были люди, которые всю свою жизнь питались правильно, жили правильно и правильно следили за своим здоровьем. Это были люди, рожденные через много поколений от людей, таких же, каким был он, когда жил в штате Огайо.
И с точки зрения того человека, каким он был, когда жил в штате Огайо, он понимал как сейчас выглядит сам. Низкорослый, с резкими нервными движениями, тонкими ногами с большими коленями, поджарым животом. Его кожа напоминала шкуру лошади, некоторое время назад прорвавшейся сквозь колючую проволоку. Его ввалившиеся глаза были голубыми, как лед без какого-либо признака меланина, их белок был похож на гладкую, влажную кость. Его волосы напоминали куцую, обтрепавшуюся крышу из хрупкой соломы. В своем голубом комбинезоне он был смешон. Он был пародией.
Их мужчины были великанами; их женщины были очень умны. Они шли навстречу Ахмулу и Джексону легко и свободно, как люди, которые ни разу в жизни не наступали на колючку.
Отлично, и что же он должен теперь делать? Не может же он сорвать у них на глазах с себя комбинезон и стать самим собой. Это будет неудобно.
– Видишь? Я говорил тебе – на них нет одежды.
– Все верно. Прими мои извинения, Ахмул.
– Твои что?
– Я говорю, что был неправ.
Жужжание насекомых прекратилось. Теперь Джексон слышал только тихий шепот ветра в мягкой траве. Он с наслаждением ощутил исходящее от солнца тепло на своих руках и лице. Он даже вспомнил, что это такое – прогулки по испещренным тенями апрельским рощам Огайо и сонное наслаждение часовых поджариваний на пляжах Джексон Парка, когда он жил в Чикаго. "Я дома", – подумал он, – "я дома, хотя я здесь ни разу не был, но должен в это верить и должен в этом себя убедить".
Он начал прислушиваться к тихим, журчащим голосам приближающихся к ним людей, переговаривающихся друг с другом. Он потряс головой, чтобы прочистить мозги, и понял, что мышцы на его шее напряглись и превратились в тугие канаты.
Они окружили их. Некоторые из пришельцев вздымали руки в небрежных приветственных жестах и улыбались. Они все без исключения были выше его. Один из них сказал:
– Привет! Комп сказал нам, что вы участники генетического эксперимента на Марсе. Ты и твой товарищ. Сказать по правде, Комп сказал нам про этот эксперимент впервые. Когда ваш корабль появился на горизонте и начал опускаться, мы сразу же спросили Комп и узнали для себя очень много нового. Ваш прилет – величайшее событие года. Это великолепно. Добро пожаловать на Землю.
Выговор мужчины явно происходил со среднего запада, хотя и был чуть-чуть неразборчивым. Джексон немного напряг внимание и нашел, что способен понимать этого человека почти полностью.
Комп, очевидно, был Центральным Правителем этого места, обслуживание которого ныне было упрощено до предела, руководящим насекомыми и определившим судьбу космического корабля и астронавтов-участников – заброшенного? забытого? – генетического эксперимента на Марсе.
Все началось вскоре после того, как экспедиция на борту Мэм оставила Землю, чтобы положить начало – человеческому над человеком – эксперименту. Население Земли вручило бразды правления своим благополучием единому всесторонне развитому механическому разуму, и теперь Джексон видит перед собой потомков тех, кто под опекой этого разума вырос.
"Но я же один из вас", – подумал он. "Мое тело не было рождено среди вас, но мой разум был. Я только что вернулся обратно из обезьяньих джунглей; Симба был моим хищным врагом, а Ахмул – толстокожим спутником. Как мне говорить с вами, чтобы вы узнали меня и приняли меня?"
– Я рад встрече с вами. Вот это Ахмул, я меня зовут… – в голове у него промелькнула озорная мысль. Он понял, как ему нужно теперь смотреть на себя. И улыбнулся.
– Меня зовут Джексон Грейсток.
Это была большая группа людей, мужчин и женщин, всего человек около двадцати. Впереди группы стоял мужчина – стройный, длинноногий, грациозный и мускулистый – таких красивых людей Джексон в жизни не видел – по всей видимости, только что гибко вынырнувший, как и все остальные с ним, из какой-то укромной ложбины неподалеку. Он стоял и смотрел на Ахмула и Джексона, по колено в траве, окруженный вокруг головы и плеч сверкающими вьющимися блестками, как коротким плащом из странных дневных звезд. Через короткое время роящиеся вокруг мужчины насекомые сделали последнюю петлю, дружно взмыли вверх в небо и растаяли в нем, после чего мужчина двинулся вперед. Остальные люди последовали за своим предводителем.
Все они были молоды, но зрелого возраста и двигались с уверенностью, которая напомнила Джексону повадки амрсов. До того как появиться перед Джексоном и Ахмулом, они что-то там делали, в своей ложбине убежище.
Джексон ощущал себя неповоротливым и видел происходящее как бы разделенным на несколько прозрачных слоев-экранов, наложенных друг на друга и находящихся между ним и этими людьми.
Он тоже смотрел на них и понимал, кто они такие есть. Это были люди, которые всю свою жизнь питались правильно, жили правильно и правильно следили за своим здоровьем. Это были люди, рожденные через много поколений от людей, таких же, каким был он, когда жил в штате Огайо.
И с точки зрения того человека, каким он был, когда жил в штате Огайо, он понимал как сейчас выглядит сам. Низкорослый, с резкими нервными движениями, тонкими ногами с большими коленями, поджарым животом. Его кожа напоминала шкуру лошади, некоторое время назад прорвавшейся сквозь колючую проволоку. Его ввалившиеся глаза были голубыми, как лед без какого-либо признака меланина, их белок был похож на гладкую, влажную кость. Его волосы напоминали куцую, обтрепавшуюся крышу из хрупкой соломы. В своем голубом комбинезоне он был смешон. Он был пародией.
Их мужчины были великанами; их женщины были очень умны. Они шли навстречу Ахмулу и Джексону легко и свободно, как люди, которые ни разу в жизни не наступали на колючку.
Отлично, и что же он должен теперь делать? Не может же он сорвать у них на глазах с себя комбинезон и стать самим собой. Это будет неудобно.
– Видишь? Я говорил тебе – на них нет одежды.
– Все верно. Прими мои извинения, Ахмул.
– Твои что?
– Я говорю, что был неправ.
Жужжание насекомых прекратилось. Теперь Джексон слышал только тихий шепот ветра в мягкой траве. Он с наслаждением ощутил исходящее от солнца тепло на своих руках и лице. Он даже вспомнил, что это такое – прогулки по испещренным тенями апрельским рощам Огайо и сонное наслаждение часовых поджариваний на пляжах Джексон Парка, когда он жил в Чикаго. "Я дома", – подумал он, – "я дома, хотя я здесь ни разу не был, но должен в это верить и должен в этом себя убедить".
Он начал прислушиваться к тихим, журчащим голосам приближающихся к ним людей, переговаривающихся друг с другом. Он потряс головой, чтобы прочистить мозги, и понял, что мышцы на его шее напряглись и превратились в тугие канаты.
Они окружили их. Некоторые из пришельцев вздымали руки в небрежных приветственных жестах и улыбались. Они все без исключения были выше его. Один из них сказал:
– Привет! Комп сказал нам, что вы участники генетического эксперимента на Марсе. Ты и твой товарищ. Сказать по правде, Комп сказал нам про этот эксперимент впервые. Когда ваш корабль появился на горизонте и начал опускаться, мы сразу же спросили Комп и узнали для себя очень много нового. Ваш прилет – величайшее событие года. Это великолепно. Добро пожаловать на Землю.
Выговор мужчины явно происходил со среднего запада, хотя и был чуть-чуть неразборчивым. Джексон немного напряг внимание и нашел, что способен понимать этого человека почти полностью.
Комп, очевидно, был Центральным Правителем этого места, обслуживание которого ныне было упрощено до предела, руководящим насекомыми и определившим судьбу космического корабля и астронавтов-участников – заброшенного? забытого? – генетического эксперимента на Марсе.
Все началось вскоре после того, как экспедиция на борту Мэм оставила Землю, чтобы положить начало – человеческому над человеком – эксперименту. Население Земли вручило бразды правления своим благополучием единому всесторонне развитому механическому разуму, и теперь Джексон видит перед собой потомков тех, кто под опекой этого разума вырос.
"Но я же один из вас", – подумал он. "Мое тело не было рождено среди вас, но мой разум был. Я только что вернулся обратно из обезьяньих джунглей; Симба был моим хищным врагом, а Ахмул – толстокожим спутником. Как мне говорить с вами, чтобы вы узнали меня и приняли меня?"
– Я рад встрече с вами. Вот это Ахмул, я меня зовут… – в голове у него промелькнула озорная мысль. Он понял, как ему нужно теперь смотреть на себя. И улыбнулся.
– Меня зовут Джексон Грейсток.
2
Он все понял и сказал правильно. Они улыбнулись, заблестели глазами. И только одна молоденькая брюнетка посмотрела на него с удивлением, но стоящая рядом с ней златокожая блондинка, снисходительно взглянув на свою спутницу, произнесла:
– Это же Тарзан, глупая! – а потом повернулась к нему, уже сложив губки сладким бантиком и улыбаясь.
Предводитель (похоже, он был немного старше остальных, а может быть и нет; об этом трудно было судить, настолько они все были молоды и свежи) воскликнул:
– Отлично! Хорошо сказано. Мое имя, эээ, Крингл. Это мои сыновья: Дэшер, Комет и Купид. Мои дочери Дэнсер и Виксен. Вот там тоже стоят мои сыновья: Дондер, Блицен и Пренсер. Остальные представятся сами – не стану лишать их этого права. После этого предлагаю всем пройти к нам, перекусить и поболтать.
То, что он находился сейчас среди этих людей, таких свободных, легко и весело разговаривающих, было просто чудом.
– Пойдем, Ахмул, – сказал Джексон, настроение которого с каждой секундой становилось все лучше и лучше. Он буквально парил в облаках новых имен этих чудесных людей, представившихся ему как: Цинциннатус, Колумбус и Элирия; Перри, Кларк, Лоис и Джимми; Фред и Джинджер; Лаки, Честер, Свит, Хоум и Уингз (последняя была той самой брюнеткой, когда она называла свое имя, многие почему-то посмотрели на нее с легкой досадой); а также Бэттен, Бартон, Дастин и Осборн.
Джексон отметил для себя, что понял все услышанные имена правильно и правильно их запомнил. Они подходили своим хозяевам как нельзя лучше. А Уингз сказала ему так (при этом выражение ее лица было очень смущенным):
– Я была неправа. Зови меня Пэлл.
– Я проголодался, – сказал кто-то из группы.
– Мы уже готовы, – ответил Джексон, улыбаясь. – Спасибо за приглашение. Пойдем, Ахмул, – позвал он уродца еще раз.
– Я не хочу есть вместе с тобой, – сказал Ахмул. – Я не хочу есть вместе с этими людьми.
Над ухом Джексона зазвучал голос. Он ощутил легкое колебание воздуха у себя на виске и краем глаза заметил блеск чего-то металлического, полированного и парящего.
– Это Комп, – сказал голос. – Ему не нужно беспокоиться. Там будет еда и для него тоже.
Ахмул спросил:
– Что это он тебе сказал?
– Он сказал, что любит тебя. Пойдем же.
Часть группы уже потянулась назад к скрытой ложбине. Джексон пошел было за всеми, но вдруг остановился, обернулся и хмуро посмотрел на Ахмула, глянул вслед уходящим, потом снова на Ахмула.
– Пойдем же!
И быстро зашагал следом за жителями Земли, превозмогая тяжесть во всем теле.
Ахмул стрельнул глазами в сторону, указанную Джексоном.
– Не пойду.
Но он уже двинулся вперед, придерживая веко одного глаза в поднятом положении, чтобы следить за Джексоном.
За кущами вязов оказалась поросшая нежной травой низина. Дастин, блондинка, подкралась к нему и прошептала в полголоса, обдав волной чудесного запаха:
– Как бы мне хотелось тоже подумать об одежде.
Джексон отвернулся от Ахмула и улыбнулся ей. Девушка подняла вверх и изогнула дугой одну бровь и прикоснулась кончиком языка к верхней губе, рассмеявшись.
Джексон заметил, что Крингл нахмурился.
– Это же Тарзан, глупая! – а потом повернулась к нему, уже сложив губки сладким бантиком и улыбаясь.
Предводитель (похоже, он был немного старше остальных, а может быть и нет; об этом трудно было судить, настолько они все были молоды и свежи) воскликнул:
– Отлично! Хорошо сказано. Мое имя, эээ, Крингл. Это мои сыновья: Дэшер, Комет и Купид. Мои дочери Дэнсер и Виксен. Вот там тоже стоят мои сыновья: Дондер, Блицен и Пренсер. Остальные представятся сами – не стану лишать их этого права. После этого предлагаю всем пройти к нам, перекусить и поболтать.
То, что он находился сейчас среди этих людей, таких свободных, легко и весело разговаривающих, было просто чудом.
– Пойдем, Ахмул, – сказал Джексон, настроение которого с каждой секундой становилось все лучше и лучше. Он буквально парил в облаках новых имен этих чудесных людей, представившихся ему как: Цинциннатус, Колумбус и Элирия; Перри, Кларк, Лоис и Джимми; Фред и Джинджер; Лаки, Честер, Свит, Хоум и Уингз (последняя была той самой брюнеткой, когда она называла свое имя, многие почему-то посмотрели на нее с легкой досадой); а также Бэттен, Бартон, Дастин и Осборн.
Джексон отметил для себя, что понял все услышанные имена правильно и правильно их запомнил. Они подходили своим хозяевам как нельзя лучше. А Уингз сказала ему так (при этом выражение ее лица было очень смущенным):
– Я была неправа. Зови меня Пэлл.
– Я проголодался, – сказал кто-то из группы.
– Мы уже готовы, – ответил Джексон, улыбаясь. – Спасибо за приглашение. Пойдем, Ахмул, – позвал он уродца еще раз.
– Я не хочу есть вместе с тобой, – сказал Ахмул. – Я не хочу есть вместе с этими людьми.
Над ухом Джексона зазвучал голос. Он ощутил легкое колебание воздуха у себя на виске и краем глаза заметил блеск чего-то металлического, полированного и парящего.
– Это Комп, – сказал голос. – Ему не нужно беспокоиться. Там будет еда и для него тоже.
Ахмул спросил:
– Что это он тебе сказал?
– Он сказал, что любит тебя. Пойдем же.
Часть группы уже потянулась назад к скрытой ложбине. Джексон пошел было за всеми, но вдруг остановился, обернулся и хмуро посмотрел на Ахмула, глянул вслед уходящим, потом снова на Ахмула.
– Пойдем же!
И быстро зашагал следом за жителями Земли, превозмогая тяжесть во всем теле.
Ахмул стрельнул глазами в сторону, указанную Джексоном.
– Не пойду.
Но он уже двинулся вперед, придерживая веко одного глаза в поднятом положении, чтобы следить за Джексоном.
За кущами вязов оказалась поросшая нежной травой низина. Дастин, блондинка, подкралась к нему и прошептала в полголоса, обдав волной чудесного запаха:
– Как бы мне хотелось тоже подумать об одежде.
Джексон отвернулся от Ахмула и улыбнулся ей. Девушка подняла вверх и изогнула дугой одну бровь и прикоснулась кончиком языка к верхней губе, рассмеявшись.
Джексон заметил, что Крингл нахмурился.
Глава четырнадцатая
1
Завтрак был со вкусом накрыт прямо на траве, на просторной белоснежной скатерти, без сомнения только что в мгновения ока сотканной металлическими пчелами. Посуда, изумительных, обтекаемых, очертаний и природных расцветок, мягко глянцевитых, казалось, ожидала прикосновений ладоней, пальцев и губ. Джексону пришло в голову, что формы этой посуды были так хрупки, что могли показаться привлекательными не только Человеку, но и насекомым. Все удобно расположились на траве – красивые люди и Джексон
вслед за ними. На завтрак были деликатесы и разные лакомые кусочки, рислинг и беседа, а Ахмулу пчелы Компа принесли его лишайники.
Ахмулу никаких тарелок предложено не было. Возможно Комп понял, что руки уродца грубы и разобьют или раздавят все что угодно, а может быть машина была настолько деликатна, что могла производить только изящные вещи, которые, естественно, всегда хрупки. Ахмул жевал свои лишайники с мрачным видом и не отрываясь рассматривал людей.
Чувства Джексона были приведены в полный беспорядок и смущены божественным запахом женщин, мелодией плещущейся речи, красивой и певучей, приятно отличающейся от рычания и карканья, и кроме того, голубизной горизонта, совершенно пустого, без каких-либо признаков Шипа. Изредка он посматривал на Ахмула, но невзначай и только краем глаза.
– Ты помнишь Землю и больших различий не находишь, не так ли? – вежливо осведомился Крингл. – Я понимаю, у вас имелись фотографии. Могу представить себе, какие. Здесь всюду существуют точки удовлетворения нужд; ночью они модифицируются Компом, с наступлением утра складываются и удаляются с глаз.
– Наши нужды остались прежними: пища, одежда – или возможность управлять факторами, которые делают одежду необязательной, равно как и убежище.
Мужчина обвел окружающее рассеянным взглядом – чудесную траву, деревья, людей – и извинительно приподняв брови, улыбнулся Джексону.
– Как видишь, факт того, что разница между одеждой и убежищем стерлась, неоспорим. В некоторой степени это зависело от того, насколько мягким или суровым был в данном месте климат, но как только климат исправился… Ты понимаешь меня? На самом деле почти всюду Земля такая, как ты видишь ее здесь. Люди по-прежнему те же. Наши чувства неизменны – они сходны с теми, которые ты испытывал раньше на старушке Земле, и которые ты испытывал на Марсе, осмелюсь себе это предположить. У нас те же радости и печали, те же социальные взаимоотношения…
Крингл быстро взглянул на Ахмула, потом на Пэлл и основа вернулся к Джексону.
– У нас есть проблемы, большие и маленькие… различия между людьми… в уровне знаний… С тех пор как условия внешней среды претерпели благоприятные изменения и нужды людей стали удовлетворяться столь глубоко и полно, наша жизнь стала ровнее и спокойней. Манеры нашего поведения смягчились, поскольку каждый из нас обращается теперь со своими нуждами только к Компу и видит только его, как единственный источник поступления пищи и прочего необходимого. Нам нет необходимости насмехаться друг над другом, грубость ушла в прошлое. Ты следишь за моей мыслью? Вижу что да. Но, – Крингл слегка нахмурился, внимательно рассмотрел кусочек, прежде чем отправить его в рот, – попробуйте переместить нас на Марс и сколько перемен в нас, как я подозреваю, вы сможете там найти! Довольно скоро физически слабые, с замедленными рефлексами индивидуумы исчезнут. Выживут сильнейшие. Животные выносливей нас, скажете вы? Я могу представить себе, что пройдет совсем немного времени, как я обнаружу, что группа, которую я возглавлял, заметно уменьшится числом. Это само собой разумеющееся. Давайте введем показатель и назовем его, например, "индекс выносливости" группы – compris? – отражающую количественную меру некоторого основного качества, которая неоспоримо будет снижаться за счет неспособных участников (пока они еще будут иметь в ней место), но повышаться за счет оставшихся сильнейших… Ты понимаешь, куда я клоню? Этот «индекс выносливости» выживших в уменьшившейся на Марсе группы, можно с уверенностью сказать, будет не только не меньше, но определенно выше, чем у усредненной совокупной земной.
Крингл ободряюще улыбнулся.
– Этот показатель является решающим, не так ли? Что он – мера человеческого в людях? Можно смело сказать, что коль скоро «индекс» не снижается, то мера человеческого остается на том же уровне, вне зависимости от того, каким является количество человеческих единиц на данный момент.
– Отлично сказано, – мурлыкнула Дастин у Джексона за плечом. Она наклонилась вперед, чтобы взять кусочек сыра с блюда у его ноги. При этом повернула голову и взглянула ему в лицо снизу вверх, вопросительно изогнув золотые бровки. Джексон согласно кивнул, она взяла кусочек и для него, грациозно выпрямилась и передала ему сыр. Ее движения были прекрасны: наклон, рука вытягивается вперед и берет сыр, тело поднимается обратно, она садится на свое место – все в едином, безостановочном, слаженном течении.
Джексон прижал сыр к небу и подождал пока он там размягчится. Он должен был признать, что сам он только молчит и слушает, а говорит в основном Крингл. Хотя в общем-то это было одно и то же, потому что он понимал почти все, что слышал. Но, черт возьми, думал он, что за роскошь сидеть вот так и разговаривать о том о сем во время еды. И ни о чем не нужно беспокоиться, ни что не может нарушить покой, ни охота, ни что другое.
– К сегодняшнему дню, – продолжал развивать свою мысль Крингл, – у нас уже хватает разума проводить постоянную селекцию-просеивание на предмет выявления многочисленной и недостаточной части. При этом необходимо принять во внимание то, что большая доля стремления к защите есть фактическое отражение внутренней паники – а не качества выносливости – и увеличивающейся скуки – а в результате: неспособность. Сегодняшнее население мира, по моему мнению, составляет около пяти процентов населения тысячелетней давности. Но есть ли это трагедия? Нет, отвечу я, потому что не может количество быть показателем там, где «индекс» неизменный.
Крингл слегка кивнул и грациозно улыбнулся, поднял бокал и пригубил вино, держа руку на стекле строго симметрично – все движение от начала до конца: гимн полноте и совершенству.
– Теперь ты сможешь понять нас лучше.
"Ну что ж, может быть не сегодня, но завтра уж наверняка", – подумал Джексон. Его окружало великолепие – и он находится в нем. А рислинг с утра был совсем не плох.
Со всех сторон до него доносились мягкие голоса. И неважно о чем они говорят? Он был здесь вместе с ними.
Повернувшись к Ахмулу, он обнаружил, что тот по-прежнему жует свои лишайники, а пчелы так и вьются у его лица. Джексон рассмеялся. "Кто поверит в это? – подумал он. Где все эти амрсы и люди, которые верили в Возмир?"
И кроме того, теперь, оглянувшись назад, он мог сказать себе уже твердо, в мире есть места много лучше Шипа. Например это. А там… там он всегда ощущал лживость, какую-то ошибку. И он никогда даже не пытался изменить их. У него было достаточно ума вести себя так, чтобы они не смогли изменить его.
Так обстояли дела. Попробуй теперь, вернись обратно и объясни все Черному. Или матери. Хотя с ней объясниться проще. Но кем ты там станешь – Джексоном Грейстоком, затерянным среди приматов в родном поместье на фамильном острове.
И когда до него вдруг дошло, какую же чудесную, невероятную и удивительную вещь он совершил, он засмеялся еще громче. Он вернулся туда, где должен был находиться по праву. Он был один из них.
Они смотрели не него, как он смеется, и улыбались. Малышка Пэлл поставила свой бокал вина, посмотрела на него и ее огромные карие глаза блеснули.
– Это очень приятно, не правда ли? – спросила она. – Ты ведь рад этому?
Да, это было приятно. Это находилось за пределами его самых дерзких мечтаний. Он сидел на траве, подтянув колени к груди, потягивал вино и ощущал знакомые тяжелые объятия Земли на своих плечах.
вслед за ними. На завтрак были деликатесы и разные лакомые кусочки, рислинг и беседа, а Ахмулу пчелы Компа принесли его лишайники.
Ахмулу никаких тарелок предложено не было. Возможно Комп понял, что руки уродца грубы и разобьют или раздавят все что угодно, а может быть машина была настолько деликатна, что могла производить только изящные вещи, которые, естественно, всегда хрупки. Ахмул жевал свои лишайники с мрачным видом и не отрываясь рассматривал людей.
Чувства Джексона были приведены в полный беспорядок и смущены божественным запахом женщин, мелодией плещущейся речи, красивой и певучей, приятно отличающейся от рычания и карканья, и кроме того, голубизной горизонта, совершенно пустого, без каких-либо признаков Шипа. Изредка он посматривал на Ахмула, но невзначай и только краем глаза.
– Ты помнишь Землю и больших различий не находишь, не так ли? – вежливо осведомился Крингл. – Я понимаю, у вас имелись фотографии. Могу представить себе, какие. Здесь всюду существуют точки удовлетворения нужд; ночью они модифицируются Компом, с наступлением утра складываются и удаляются с глаз.
– Наши нужды остались прежними: пища, одежда – или возможность управлять факторами, которые делают одежду необязательной, равно как и убежище.
Мужчина обвел окружающее рассеянным взглядом – чудесную траву, деревья, людей – и извинительно приподняв брови, улыбнулся Джексону.
– Как видишь, факт того, что разница между одеждой и убежищем стерлась, неоспорим. В некоторой степени это зависело от того, насколько мягким или суровым был в данном месте климат, но как только климат исправился… Ты понимаешь меня? На самом деле почти всюду Земля такая, как ты видишь ее здесь. Люди по-прежнему те же. Наши чувства неизменны – они сходны с теми, которые ты испытывал раньше на старушке Земле, и которые ты испытывал на Марсе, осмелюсь себе это предположить. У нас те же радости и печали, те же социальные взаимоотношения…
Крингл быстро взглянул на Ахмула, потом на Пэлл и основа вернулся к Джексону.
– У нас есть проблемы, большие и маленькие… различия между людьми… в уровне знаний… С тех пор как условия внешней среды претерпели благоприятные изменения и нужды людей стали удовлетворяться столь глубоко и полно, наша жизнь стала ровнее и спокойней. Манеры нашего поведения смягчились, поскольку каждый из нас обращается теперь со своими нуждами только к Компу и видит только его, как единственный источник поступления пищи и прочего необходимого. Нам нет необходимости насмехаться друг над другом, грубость ушла в прошлое. Ты следишь за моей мыслью? Вижу что да. Но, – Крингл слегка нахмурился, внимательно рассмотрел кусочек, прежде чем отправить его в рот, – попробуйте переместить нас на Марс и сколько перемен в нас, как я подозреваю, вы сможете там найти! Довольно скоро физически слабые, с замедленными рефлексами индивидуумы исчезнут. Выживут сильнейшие. Животные выносливей нас, скажете вы? Я могу представить себе, что пройдет совсем немного времени, как я обнаружу, что группа, которую я возглавлял, заметно уменьшится числом. Это само собой разумеющееся. Давайте введем показатель и назовем его, например, "индекс выносливости" группы – compris? – отражающую количественную меру некоторого основного качества, которая неоспоримо будет снижаться за счет неспособных участников (пока они еще будут иметь в ней место), но повышаться за счет оставшихся сильнейших… Ты понимаешь, куда я клоню? Этот «индекс выносливости» выживших в уменьшившейся на Марсе группы, можно с уверенностью сказать, будет не только не меньше, но определенно выше, чем у усредненной совокупной земной.
Крингл ободряюще улыбнулся.
– Этот показатель является решающим, не так ли? Что он – мера человеческого в людях? Можно смело сказать, что коль скоро «индекс» не снижается, то мера человеческого остается на том же уровне, вне зависимости от того, каким является количество человеческих единиц на данный момент.
– Отлично сказано, – мурлыкнула Дастин у Джексона за плечом. Она наклонилась вперед, чтобы взять кусочек сыра с блюда у его ноги. При этом повернула голову и взглянула ему в лицо снизу вверх, вопросительно изогнув золотые бровки. Джексон согласно кивнул, она взяла кусочек и для него, грациозно выпрямилась и передала ему сыр. Ее движения были прекрасны: наклон, рука вытягивается вперед и берет сыр, тело поднимается обратно, она садится на свое место – все в едином, безостановочном, слаженном течении.
Джексон прижал сыр к небу и подождал пока он там размягчится. Он должен был признать, что сам он только молчит и слушает, а говорит в основном Крингл. Хотя в общем-то это было одно и то же, потому что он понимал почти все, что слышал. Но, черт возьми, думал он, что за роскошь сидеть вот так и разговаривать о том о сем во время еды. И ни о чем не нужно беспокоиться, ни что не может нарушить покой, ни охота, ни что другое.
– К сегодняшнему дню, – продолжал развивать свою мысль Крингл, – у нас уже хватает разума проводить постоянную селекцию-просеивание на предмет выявления многочисленной и недостаточной части. При этом необходимо принять во внимание то, что большая доля стремления к защите есть фактическое отражение внутренней паники – а не качества выносливости – и увеличивающейся скуки – а в результате: неспособность. Сегодняшнее население мира, по моему мнению, составляет около пяти процентов населения тысячелетней давности. Но есть ли это трагедия? Нет, отвечу я, потому что не может количество быть показателем там, где «индекс» неизменный.
Крингл слегка кивнул и грациозно улыбнулся, поднял бокал и пригубил вино, держа руку на стекле строго симметрично – все движение от начала до конца: гимн полноте и совершенству.
– Теперь ты сможешь понять нас лучше.
"Ну что ж, может быть не сегодня, но завтра уж наверняка", – подумал Джексон. Его окружало великолепие – и он находится в нем. А рислинг с утра был совсем не плох.
Со всех сторон до него доносились мягкие голоса. И неважно о чем они говорят? Он был здесь вместе с ними.
Повернувшись к Ахмулу, он обнаружил, что тот по-прежнему жует свои лишайники, а пчелы так и вьются у его лица. Джексон рассмеялся. "Кто поверит в это? – подумал он. Где все эти амрсы и люди, которые верили в Возмир?"
И кроме того, теперь, оглянувшись назад, он мог сказать себе уже твердо, в мире есть места много лучше Шипа. Например это. А там… там он всегда ощущал лживость, какую-то ошибку. И он никогда даже не пытался изменить их. У него было достаточно ума вести себя так, чтобы они не смогли изменить его.
Так обстояли дела. Попробуй теперь, вернись обратно и объясни все Черному. Или матери. Хотя с ней объясниться проще. Но кем ты там станешь – Джексоном Грейстоком, затерянным среди приматов в родном поместье на фамильном острове.
И когда до него вдруг дошло, какую же чудесную, невероятную и удивительную вещь он совершил, он засмеялся еще громче. Он вернулся туда, где должен был находиться по праву. Он был один из них.
Они смотрели не него, как он смеется, и улыбались. Малышка Пэлл поставила свой бокал вина, посмотрела на него и ее огромные карие глаза блеснули.
– Это очень приятно, не правда ли? – спросила она. – Ты ведь рад этому?
Да, это было приятно. Это находилось за пределами его самых дерзких мечтаний. Он сидел на траве, подтянув колени к груди, потягивал вино и ощущал знакомые тяжелые объятия Земли на своих плечах.
2
– Итак, мы достигли согласия по всем пунктам, не так ли? – спросил Джексона Крингл, наклоняясь вперед так, что сильные тяжелые мышцы на его животе образовали три упругие складки. Джексону неожиданно пришло в голову, что Крингл должно быть, не слишком-то быстр в беге – можно будет проверить, если дело когда-нибудь до этого дойдет.
– Между тобой и, например, мной существенной разницы нет, – продолжал Крингл. – Имея даже в виду природные условия, в которых ты родился и вырос, я – только примера ради – должен соответствовать тебе по всем физическим показателям. Физически мы должны быть совершенно одинаковы.
Пальчик Дастин разыскал под легкой тканью комбинезона шрам от клюва амрса на плече Джексона. Крингл снова нахмурился, на мгновение, не спуская глаз с лица Джексона.
– Я не знаю. Можно ведь испытать нас, правда? – задумчиво ответил Джексон. Он посмотрел на остальных. Тут и там шел вежливый приглушенный разговор, люди деликатно пощипывали пищу, клали ее в рот, жевали. И как только его взгляд касался кого-нибудь, этот человек немедленно вскидывал на него глаза – это казалось рефлексом. Женщины, по мнению Джексона, делились на две половины – те, которые готовы были забавляться игрой Дастин и Пэлл, и те, которые нет. Но тем не менее и эти женщины тоже были склонны к подобной игре, с тем или иным партнером и Джексон видел это определенно. Что же касается мужчин… удивительно, но было очевидно, что мужчинам известны помыслы женщин. Казалось, что они знали о них, и для этого им не нужно было даже смотреть в сторону женщин или в сторону Джексона.
– Испытать? – переспросил Крингл. – Но это уже испытано, не так ли? Ты же прекрасно это знаешь – у нас были общие предки.
– Да, конечно, но то же самое можно сказать об амрсах. И о нем, – Джексон кивнул головой в сторону Ахмула.
Он повел плечом под рукой Дастин и подмигнул Пэлл. Колумбус, участник трапезы и один из тех, кто страстно желал быстрее вернуться к завтраку после встречи корабля с Марса – заметил это. Он посмотрел Джексону в лицо, медленно и задумчиво сжимая и разжимая кулаки.
"Ах, вот оно что", – понял Джексон. "Вражда в Раю. Ну что ж, приятель, давненько же я этим не занимался".
А следом, слегка пахнув на него смертью, пронеслась новая мысль – уверенность в том, что очень скоро ореол новизны вокруг него угаснет и он должен будет состязаться за женщин, как все остальные, на равных правах. Или быть может даже не совсем на равных – напомнила о себе тяжесть в его членах. Он подмигнул Колумбусу. "Но скоро, это еще не сейчас", – подумал он при этом.
Снова повернувшись к Кринглу, он обнаружил, что за время пока его внимание было отвлечено, много чего случилось. Впавший в задумчивость Крингл машинально брал с тарелки кубики мягкого сыра и катал из них шарики большим и средним пальцами. Впечатление было таким, как будто его внимание настолько рассеялось, что он не отдает себе отчета в своих действиях… просто сидит и лениво забавляется с кусочками пищи в это восхитительное утро, забывшись и расслабившись, пребывая мыслями где-то еще. Однако при этом все без исключения сырные шарики из его пальцев в конце концов летели в Ахмула. Кусочки лакомства попадали уродцу в грудь и в его толстые ляжки, отскакивали беззвучно и летели вниз в траву, где на них набрасывались пчелы и тут же обращали их, вероятно, в какой-нибудь вид удобрений для растений. Джексон некоторое время удивленно переводил взгляд от Крингла к Ахмулу и обратно. Потом сделал глоток вина из своего бокала. "Чем, черт возьми, он занимается, чего добивается?" – подумал он.
Прошло еще некоторое время, и Ахмул заметил, что происходит.
– Эй!.. Эй, ты!
Крингл медленно поднял голову и шире открыл глаза, демонстративно подчеркнув, что теперь он на Ахмула смотрит.
– Ты со мной разговариваешь?
– Это ты бросаешься?
– Прошу прощения. Мне кажется, если ты будешь говорить немного помедленней, тогда…
– Он хочет, чтобы ты прекратил, – сказал Джексон.
– В самом деле? – небрежно бросил Крингл через плечо. – Ахмул! Тебя что-то беспокоит?
– Да. Перестань бросаться.
Крингл показал уроду свои пустые ладони.
– Все, я уже перестал. Так в чем же дело?
– Между тобой и, например, мной существенной разницы нет, – продолжал Крингл. – Имея даже в виду природные условия, в которых ты родился и вырос, я – только примера ради – должен соответствовать тебе по всем физическим показателям. Физически мы должны быть совершенно одинаковы.
Пальчик Дастин разыскал под легкой тканью комбинезона шрам от клюва амрса на плече Джексона. Крингл снова нахмурился, на мгновение, не спуская глаз с лица Джексона.
– Я не знаю. Можно ведь испытать нас, правда? – задумчиво ответил Джексон. Он посмотрел на остальных. Тут и там шел вежливый приглушенный разговор, люди деликатно пощипывали пищу, клали ее в рот, жевали. И как только его взгляд касался кого-нибудь, этот человек немедленно вскидывал на него глаза – это казалось рефлексом. Женщины, по мнению Джексона, делились на две половины – те, которые готовы были забавляться игрой Дастин и Пэлл, и те, которые нет. Но тем не менее и эти женщины тоже были склонны к подобной игре, с тем или иным партнером и Джексон видел это определенно. Что же касается мужчин… удивительно, но было очевидно, что мужчинам известны помыслы женщин. Казалось, что они знали о них, и для этого им не нужно было даже смотреть в сторону женщин или в сторону Джексона.
– Испытать? – переспросил Крингл. – Но это уже испытано, не так ли? Ты же прекрасно это знаешь – у нас были общие предки.
– Да, конечно, но то же самое можно сказать об амрсах. И о нем, – Джексон кивнул головой в сторону Ахмула.
Он повел плечом под рукой Дастин и подмигнул Пэлл. Колумбус, участник трапезы и один из тех, кто страстно желал быстрее вернуться к завтраку после встречи корабля с Марса – заметил это. Он посмотрел Джексону в лицо, медленно и задумчиво сжимая и разжимая кулаки.
"Ах, вот оно что", – понял Джексон. "Вражда в Раю. Ну что ж, приятель, давненько же я этим не занимался".
А следом, слегка пахнув на него смертью, пронеслась новая мысль – уверенность в том, что очень скоро ореол новизны вокруг него угаснет и он должен будет состязаться за женщин, как все остальные, на равных правах. Или быть может даже не совсем на равных – напомнила о себе тяжесть в его членах. Он подмигнул Колумбусу. "Но скоро, это еще не сейчас", – подумал он при этом.
Снова повернувшись к Кринглу, он обнаружил, что за время пока его внимание было отвлечено, много чего случилось. Впавший в задумчивость Крингл машинально брал с тарелки кубики мягкого сыра и катал из них шарики большим и средним пальцами. Впечатление было таким, как будто его внимание настолько рассеялось, что он не отдает себе отчета в своих действиях… просто сидит и лениво забавляется с кусочками пищи в это восхитительное утро, забывшись и расслабившись, пребывая мыслями где-то еще. Однако при этом все без исключения сырные шарики из его пальцев в конце концов летели в Ахмула. Кусочки лакомства попадали уродцу в грудь и в его толстые ляжки, отскакивали беззвучно и летели вниз в траву, где на них набрасывались пчелы и тут же обращали их, вероятно, в какой-нибудь вид удобрений для растений. Джексон некоторое время удивленно переводил взгляд от Крингла к Ахмулу и обратно. Потом сделал глоток вина из своего бокала. "Чем, черт возьми, он занимается, чего добивается?" – подумал он.
Прошло еще некоторое время, и Ахмул заметил, что происходит.
– Эй!.. Эй, ты!
Крингл медленно поднял голову и шире открыл глаза, демонстративно подчеркнув, что теперь он на Ахмула смотрит.
– Ты со мной разговариваешь?
– Это ты бросаешься?
– Прошу прощения. Мне кажется, если ты будешь говорить немного помедленней, тогда…
– Он хочет, чтобы ты прекратил, – сказал Джексон.
– В самом деле? – небрежно бросил Крингл через плечо. – Ахмул! Тебя что-то беспокоит?
– Да. Перестань бросаться.
Крингл показал уроду свои пустые ладони.
– Все, я уже перестал. Так в чем же дело?