Буджолд Лоис. Разделяющий нож: В пути

   В дверь, хромая, вошли двое молодых людей. Один был рыжий коротышка крепкого телосложения; правая кисть его была забинтована, а рука покоилась на перевязи; светлую кожу лица сплошь покрывали синяки. Чистая рубашка парня не сходилась на груди – должно быть, была позаимствована у кого-то из друзей, а штаны, не отличавшиеся чистотой, украшали пятна засохшей крови. Шел парень, сгибаясь на один бок.
   Вошедший следом его товарищ был темноволос и высок; он казался постарше, но все равно, на взгляд Дага, выглядел совсем юнцом. На его лице синяков оказалось еще больше, один глаз заплыл, нижняя губа распухла. Под порванной рубашкой виднелась повязка, стягивавшая, должно быть, сломанные ребра. Два длинных пореза на левой руке были зашиты черными нитками. Правой рукой парень тяжело опирался на палку; кулаки его носили следы изрядной потасовки.
   Все ясно: дозорные, которые накануне проиграли схватку. Подрались друг с другом? Обе женщины, находившиеся в шатре, наградили попытавшихся встать по стойке смирно парней одинаково ледяными взглядами. Рыжий коротышка попытался улыбнуться, но его улыбка быстро увяла при виде нахмуренных бровей командира. Даг устыдился своего любопытства. Ему следовало бы извиниться и уйти… Вместо этого он отодвинулся в тень, как охотник, притаившийся в высокой траве, тихий и незаметный.
   – Не самая мелкая ваша провинность, – резко сказала Амма Оспри, – в том, что сегодня утром пришлось отозвать двоих ваших товарищей из отпуска, чтобы они заняли ваши места в отряде. Не забудьте попросить у них прощения, когда они вернутся.
   Дагу в свое время приходилось такое переживать – сокращать и без того короткий отпуск, чтобы заменить заболевшего, раненого или находящегося в трауре.
   Темноволосый парень приуныл еще больше, но рыжий вызывающе поднял голову и попытался оправдаться:
   – Но начали ведь не мы! Мы просто…
   Амма Оспри подняла руку, заставив его умолкнуть:
   – Ты еще сможешь высказать свою точку зрения, Барр, обещаю. – Это прозвучало скорее как угроза, чем как обещание; так или иначе рыжий коротышка сник.
   По деревянному крыльцу протопали чьи-то ноги, и дверь снова распахнулась. Вошла широкоплечая женщина, кивнула двум другим и кинула на парней хмурый взгляд. Судя по желтым кожаным перчаткам, засунутым за пояс, и сапогам на толстой подошве, это была паромщица; по тому, как держалась эта пожилая женщина, Даг счел ее и хозяйкой парома. Из-за пояса она вытащила какой-то сверток и сказала:
   – Это я нашла в лесу около Опоссумьей Пристани.
   – Ох, замечательно! – воскликнула Амма. – Ремо, остальное у тебя?
   Темноволосый парень прохромал к столу, вытащил из-за пазухи что-то, завернутое в ткань, и неохотно передал командиру. Амма развернула оба свертка. Даг встревожился, разглядев обломки разделяющего ножа из белой кости. Предполагалось, что такой нож ломается, когда отдает свою ношу смертности Дару Злого, однако у Дага возникло нехорошее подозрение: тут дело было не в Злом, потому что тогда оба дозорных были бы гораздо жизнерадостнее. Амма Оспри быстро сложила вместе обломки.
   – Теперь на месте все, Исси, – сообщила она. Хозяйка парома с удовлетворением кивнула; даже темноволосый Ремо с облегчением перевел дух.
   – У нас есть кворум, – сказала женщина в юбке, и трое членов совета расселись – двое на стульях, Амма снова на кромке стола. Молодым дозорным сесть не было предложено.
   – Хорошо, – мрачно сказала им командир, – давайте объясняйте. Как все это началось?
   Дозорные обменялись унылыми взглядами. Ремо с распухшей губой ткнул покрытой синяками рукой в сторону своего сотоварища и выдавил:
   – ‘Овори ‘ы, ‘Арр.
   Барр сглотнул и начал:
   – Началось-то все хорошо, будь оно проклято! Когда последняя баржа с углем пыталась пройти мимо Стремнины по низкой воде десять дней назад, дно ее оказалось пробито, и уголь на полмили рассеялся по перекатам. Мы с Ремо взяли лодку, чтобы подобрать тех из команды, кто застрял на камнях. Троих спасли, наверное, – по крайней мере так они, похоже, считали. Отвели их в таверну в Жемчужной Излучине, жалких, как мокрые крысы, высушили… хотя бы снаружи. Так или иначе, угостили они нас выпивкой. Раз уж все спаслись, они надумали это отпраздновать и повеселиться… ну, кроме хозяина баржи, который лишился всего груза… так что кое-кто из матросов с парусных лодок и с барж затеял игру.
   – Вы же знаете, что не должны играть в азартные игры с фермерами. – В голосе Аммы Оспри прозвучала угроза. Стражей Озера всегда винили в том, что они выигрывают с помощью колдовства, – правда, только в тех случаях, когда из-за невезения или неумения им случалось выиграть.
   – Я и не и’рал, – запротестовал Ремо.
   – Это была борьба! – воскликнул Барр. – С парой матросов… И что бы они ни говорили, мы не жульничали – хотя я вполне мог, чтоб им провалиться! – Возмущение невинно обвиненного заставило его голос зазвенеть, и Даг, все еще тихо сидевший на скамье, с трудом сдержал улыбку. – Они так меня разозлили, – продолжал Барр, – что я сказал им: мы и вправду колдуем, но они могут защититься от зловредных происков Стражей Озера металлическими шлемами – вроде тех, что бывают видны на разбитых статуях древних воинов: для того они тогда и были нужны. И дураки-фермеры купились! На следующий день половина матросов из Опоссумьей Пристани щеголяла, напялив на головы кухонные горшки и тазы. Это было… это было… – Барр задохнулся от мстительной радости при воспоминании. – Это было великолепно! – Парень попытался выпятить подбородок, но тут же поморщился и стал тереть свои синяки.
   – Так вот откуда пошла вся эта чушь! – воскликнула паромщица Исси. Голос ее дрожал от смеха, хотя она изо всех сил пыталась изобразить гнев. Она отвернулась от провинившихся и стала тереть лицо, пока с него не исчезли все следы ухмылки. Даг, который хорошо мог представить себе толпу наивных, устрашенных Стражами Озера матросов, разгуливающих по Пристани в звякающих доморощенных шлемах, прижал ладонь к губам.
   «Ах, оказаться бы здесь на прошлой неделе!»
   – Я просто слегка уравновесил весы, – продолжал Барр. – Вы же знаете, как много мы делаем для этих тупых фермеров и как мало мы видим от них благодарности. Да это никому и не вредило, пока твои девицы не рассказали им, что это все розыгрыш.
   Паромщица вздохнула.
   – Моим девочкам потребовалось почти три дня, чтобы уговорить матросов бросить их глупости, да и то некоторые так и не пожелали расстаться со своими шлемами. Ну а остальные, – задумчиво добавила она, – изрядно взбеленились. Жители Пристани, да и старые речники вдоволь над ними посмеялись.
   Амма Оспри потерла переносицу.
   – Несмотря ни на что, думаю, вода все унесла бы вниз по течению при следующем паводке, если бы вы, безответственные дураки, не отправились туда прошлым вечером и снова их не раздразнили. Почему?..
   – Я попался на крючок, – уныло признался Барр.
   – ‘Оворил ведь тебе, – буркнул его напарник, вытаращив здоровый глаз.
   – Так в чем было дело? – потребовала ответа Амма.
   Барр молчал еще более уныло.
   – Я слышала одну версию происшествия сегодня утром на пристани, – вмешалась паромщица. – Лучше, если ты сам все расскажешь.
   Барр совсем съежился.
   – Расскажи правду, чего уж, – пробубнил Ремо. – Хуже, чем мне, тебе не будет.
   Барр совсем сник. Голосом, который, казалось, исходил откуда-то из его колен, он сказал:
   – Девчонка с баржи назначила мне свидание… В лесу за Пристанью.
   Ледяное молчание, последовавшее за этим признанием, нарушила Амма Оспри.
   – Где и когда она тебя пригласила?
   – У переправы в Опоссумьей Пристани… вчера днем. – Барр вызывающе обвел взглядом осуждающие лица. – Она прямо горела. Я не думал, что она врет. Ну вы же знаете, как эти крестьянские девчонки иногда вешаются на шею дозорным.
   – Предполагается, что вы должны их отваживать, – суровым голосом сказала женщина в юбке.
   – ‘Оворил же я, что это запа’ня, – мрачно глядя на напарника, заявил Ремо. – А он – «Нет, ‘акое ‘ыло ‘ы ‘слишком очевидно!»
   Лицо Барра там, где его не покрывали синяки, покраснело.
   – Я не просил тебя ходить со мной.
   – Ты мой на’арник. Я ‘олжен ‘рикрывать ‘вою спину.
   Барр глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух, ничего Ремо не возразив.
   – На меня в темноте накинулись шестеро матросов с баржи. У меня никакого оружия не было, у Ремо тоже. Сначала матросы работали кулаками и палками. Потом, когда мне на помощь пришел Ремо и дело повернулось в нашу пользу, один из матросов вытащил нож. Ремо должен был воспользоваться своим ножом, чтобы защититься, – больше у нас ничего не было, кроме голых рук!
   – Ты обнажил заряженный разделяющий нож в обычной потасовке. – Голос Аммы Оспри был холоднее и тяжелее зимнего льда.
   – Лучше бы я ‘рался голыми ‘уками, – пробормотал Ремо и добавил совсем тихо: – Или ‘одставил шею…
   Дагу все было ясно, и он почти жалел об этом. Он смотрел на обломки светлой кости, разложенные на дощатом столе. Сердце у него болело за этих двух молодых глупцов. Обхватив себя правой рукой, он стал ждать, что будет дальше.
   – Ну вот мы и добрались до главного, – сказала Амма Оспри. – Почему вообще ты взял с собой прошлой ночью разделяющий нож, хотя знал, что в дозор отправишься только сегодня?
   На лице Ремо было написано страдание, не имевшее никакого отношения к синякам.
   – Он… он ‘ыл новый. Мне его ‘олько что ‘али. Я хотел ‘ривыкнуть к нему…
   Картина была ясна. Даг хорошо знал, какое возбуждение и гордость испытывает молодой дозорный, которому в первый раз доверили разделяющий нож. Обычно такая гордость отрезвляла и вместе с личным горем порождала всепоглощающую решимость быть достойным подобного посмертного доверия.
   «Ох…»
   Даг подумал, что суровая внешность женщин скрывает такие же переживания.
   – И тут эти проклятые матросы, эти проклятые фермеры разломали его на куски, – продолжал Барр, и в его голосе зазвенело воспоминание о тогдашней ярости. – Ну и мы оба накинулись на них. Я даже не помню, как это случилось. – Парень коснулся руки на перевязи. – Они струсили и разбежались. Некоторые до сих пор бегут, насколько мне известно.
   Это Даг тоже мог себе представить: ярость, ужас, чувство страшной вины привели к такой потере власти над собой, что она ужаснула, должно быть, самих страдальцев не меньше, чем их жертв.
   «Дозорный никогда не должен терять власти над собой. Особенно, когда рядом фермеры».
   Это вдалбливалось дозорным, но иногда недостаточно глубоко. Ведь когда подобное случалось, плохо приходилось всем: испуганные фермеры платили сторицей.
   – Твоя прапрабабка Грейджой не ради такой судьбы поторопилась умереть, – сказала женщина в юбке. – Она могла бы прожить еще несколько месяцев, если бы не боялась умереть во сне.
   Лицо Ремо сделалось из красного белым.
   – Знаю… – Парень изо всех сил закрывал свой Дар, но тело выдавало его: он дрожал, как при невыносимой физической нагрузке.
   – Я собиралась сама отнести обломки твоим родителям, но, пожалуй, это следует сделать тебе.
   Ремо закрыл глаза.
   – Да, мэм, – прошептал он мертвым голосом. Барр не произнес ни звука.
   Амма Оспри показала на Дага.
   – Теперь ты, сэр. Как я понимаю, ты вчера был в Опоссумьей Пристани. У тебя есть какая-то информация по этому делу?
   Исси уставилась на незнакомца; она должна была знать, что он не переправлялся через реку с прошлого вечера. Бросив взгляд на его протез, она спросила:
   – Я тебя знаю, дозорный?
   Даг смущенно откашлялся и поднялся.
   – Прошу прощения, командир. На самом деле я только что приехал из Глассфорджа и пришел к тебе совсем по другому делу. Впрочем, не думаю, что сейчас для него подходящий момент.
   Недовольный взгляд Аммы подтвердил его мнение, но в этот момент Исси щелкнула пальцами.
   – Я тебя видела! Ты обычно ездил с Мари Редвинг из лагеря Хикори. Ты ведь ее племянник, верно?
   Да, Исси и Мари вполне могли быть ровесницами, знакомыми, даже подругами, кто знает?
   – Да, мэм.
   Женщина в юбке сказала:
   – Но он сказал, что его зовут Даг Блуфилд.
   – Я недавно женился, мэм.
   – Что это за имя?.. – начала женщина в юбке.
   Двое молодых дозорных озадаченно посмотрели друг на друга. Барр выпалил:
   – Сэр! Ты не Даг ли Редвинг Хикори, напарник Сауна? Который убил Злого у Глассфорджа – в одиночку?
   Даг вздохнул.
   – Нет, не в одиночку. – Ну да, эти двое как раз такого возраста и наклонностей, чтобы стать приятелями Сауна, пока тот поправлялся здесь прошлой весной. Даг поморщился при мысли о том, какого рода истории о нем Саун мог рассказывать, чтобы развеять скуку и развлечь новых друзей. Даг видел, как его надежда на анонимность испаряется, словно утренняя роса, под взглядами этих двух пар заинтересованных глаз.
   Командир Оспри заморгала.
   – Тогда ты также тот Даг Редвинг, который возглавил силы лагеря Хикори в Рейнтри пару месяцев назад и уничтожил ужасного Злого, с которым там никак не могли справиться?
   Даг стиснул зубы.
   – К тому времени я был уже Дагом Блуфилдом, мэм.
   – В последнем отчете Громовержца для дозорных назван командир Даг Редвинг.
   Ах вот как распространяются новости… Да, из-за того, что они задержались в Вест-Блю, официальный отчет успел опередить Дага. Громовержец времени не терял.
   – Тогда Громовержец назвал меня неправильно, – предположил Даг, – возможно, по привычке. Я восемнадцать лет был под его командой как Даг Редвинг. Я входил в его отряд еще до того как он возглавил всех дозорных лагеря Хикори.
   – Э-э… так что же у тебя за дело?
   Даг заколебался.
   Амма нетерпеливо взмахнула рукой.
   – Выкладывай, и давай закончим. Что бы это ни было, хуже того, что я услышала сегодня утром, уже не будет.
   Даг кивнул, стараясь справиться с неожиданным поворотом событий: его репутация опередила его, пусть отчасти это и было следствием преувеличенных рассказов Сауна. Впрочем, может быть, это и сослужит ему службу…
   – Я покинул лагерь Хикори по собственным делам после… и из-за кампании в Рейнтри. За несколько следующих месяцев я намерен посетить многие места. Свой последний заряженный нож я израсходовал на Злого из Глассфорджа, а другого еще не приобрел. Не требуется участвовать в дозоре, чтобы столкнуться со Злым, – когда я в одиночку ездил гонцом в Сигейт, я однажды обнаружил еще сидячего Злого, который мог вырасти в очень опасную тварь, прежде чем его обнаружил бы какой-нибудь отряд. С тех пор я взял за правило никогда не путешествовать безоружным. Я знаю, что иногда люди завещают заряженные ножи дозорным вообще, чтобы вооружить тех, кто их не имеет. Вот я и хотел бы узнать, нет ли у вас такого ножа. – Взгляд Дага смущенно остановился на обломках ножа на столе; на Ремо он старался не смотреть. – Запасного.
   Амма Оспри скрестила руки на груди.
   – А почему ты не обзавелся ножом прежде, чем покинуть лагерь Хикори? – На лице женщины в юбке тоже появилось вопросительное выражение.
   Потому что он все еще был болен и расстроен, да и без сил… и многого не предвидел.
   – Тогда еще мои планы не определились.
   – Какие планы? – спросила Амма.
   – Я собираюсь спуститься по реке до Греймаута, а весной вернуться. Что я буду делать после этого… не уверен. Может быть, тогда я смогу вернуть одолженный нож, если не повстречаюсь со Злым. – А если повстречается и использует нож, никому и в голову не придет желать для ножа лучшей судьбы. – Я обещал своей жене показать ей море, – тихо закончил Даг.
   Женщина в юбке потерла губы.
   – Погоди-ка. Так ты тот самый Даг Редвинг, которого только что изгнали из лагеря Хикори за связь с какой-то крестьянской девчонкой?
   Даг резко вскинул голову.
   – Я не был изгнан! Откуда ты услышала такую ложь?
   – Ну… – женщина помахала рукой, – не то чтобы изгнан… Однако в решении совета лагеря о счастливом расставании не говорилось.
   Чтобы получить время собраться с мыслями и взять себя в руки, Даг коснулся виска и сухо произнес:
   – У тебя преимущество надо мной.
   Женщина в юбке показала на себя.
   – Ниси Сэндвиллоу. Председатель совета лагеря в этом сезоне.
   Значит, она старшая из глав шатров – именно из них с помощью ротации избираются члены совета лагеря. Командир дозора – постоянный член совета, да и хозяйка парома, наверное, тоже. Таким образом, сегодняшнее расследование вдвойне важно – и для дозора, и для совета разом. Однако это означает, что одной из обязанностей Ниси Сэндвиллоу является получение и передача новостей от других советов по всей Олеане, так же как обязанностью Аммы Оспри – следить за событиями в дозоре.
   – Мнение совета лагеря Хикори в моем случае разделились, – осторожно сказал Даг.
   – Но обвинение все-таки было.
   Даг не обратил на эти слова внимания.
   – Пакона Пайк – руководительница совета Хикори этим летом – была не на моей стороне. Однако я не могу поверить, чтобы она настолько исказила факты.
   – Факты, которые она сообщила, заключаются в том, что ты явился в лагерь, опоздав с возвращением из отпуска, в сопровождении какой-то крестьянской девчонки и со свадебной тесьмой на руке, которую вы с ней каким-то образом соорудили, и стал утверждать, что это твоя жена, а не просто шлюха. В письме содержится предупреждение всем советам лагерей остерегаться подобного жульничества.
   Даг мрачно закатал левый рукав.
   – Я утверждаю, что это настоящая тесьма, и так же думают многие, включая Громовержца. Смотрите сами. Эту тесьму изготовила Фаун.
   Он ощутил, как Дар собравшихся коснулся тесьмы и живого Дара Фаун в ней и тут же отпрянул. Женщины выглядели растерянными, молодые дозорные – смущенными. Все это очень напоминало разбирательство в лагере Хикори, и Даг с горечью вспомнил о том, почему покинул родной лагерь.
   – И Фаун – не какая-то крестьянская девчонка, – с жаром продолжал Даг. – Именно ее рука нанесла удар Злому около Глассфорджа, хоть и моим ножом. Там была свалка, признаю, но не могу поверить, чтобы история дошла до вас такой искаженной, потому что и Саун знал правду, и Рила тоже.
   – Хм-м… – Амма Оспри потерла подбородок. – Насчет свалки я верю.
   – Это к делу не относится, – бросил Даг. – Есть у вас разделяющий нож, который вы могли бы одолжить?
   – Хороший вопрос, Даг Редвинг Блуфилд-кто-то-там, – сказала Амма. – Ты все еще остаешься дозорным или нет?
   Даг заколебался. Он мог сказать, что еще не поправился после ранения или находится в длительном отпуску… или в отпуску на время разбора его дела – уж этому-то они поверили бы! Однако, чтобы не запутаться в полуправдах, лгать ему не хотелось.
   – Нет. Я подал в отставку. Правда, Громовержец дал мне понять, что если я захочу вернуться, место для меня он найдет.
   – А как насчет твоей… крестьянки? – спросила Ниси Сэндвилоу.
   – Это и был камень преткновения. Один из них.
   Амма оглянулась на слушавших разинув рты молодых дозорных; теперь они уже опирались друг на друга, еле держась на ногах. Даг снова пожалел о присутствии этих свидетелей, потому что Амма, принимая решение, конечно, учтет, какое оно произведет впечатление на парней. По крайней мере сам Даг, пока оставался командиром, никогда не упустил бы такой возможности.
   – Такие ножи завещаются дозорным, и именно дозорным Жемчужной Стремнины. Спросить мертвых, пожелают ли они сделать исключение, я не могу. Как хранительница я вижу свой долг в том, чтобы сберечь их для своего отряда – особенно потому, что может случиться нехватка.
   Ремо поморщился.
   «Их…» Значит, не то чтобы у нее оставался последний… Она могла бы одолжить нож и все же не лишить оружия собственных дозорных.
   «Но не мне. И не сегодня».
   Даг с огорчением подумал, глядя в решительное лицо Аммы, что, если бы он с той же просьбой обратился накануне, до того как начались все неприятности с матросами, весы могли бы качнуться в другую сторону. Он с новой неприязнью глянул на двоих жалких нарушителей.
   Были, конечно, другие источники, другие лагеря Стражей Озера вниз по реке. Ему просто придется попытать счастья где-то еще.
   – Понятно. Не буду больше отнимать у тебя время, командир. – Даг коснулся рукой виска и вышел.

6

   В пятидесяти шагах вверх по склону от пристани Жемчужной Излучины фургоны остановились перед дощатым сараем, и Фаун вытянула шею, разглядывая строение. Оно, по-видимому, пыталось дорасти до склада, давая отростки: пристройки расползались во все стороны. Вит спрыгнул с облучка переднего фургона, чтобы помочь Хогу дохромать до скамьи, с которой были согнаны двое бездельников; впрочем, Мейп, удостоверившись в их трезвости, тут же нанял их для разгрузки своего хрупкого товара. К удивлению Фаун, из ее фургона был выгружен только верхний ряд ящиков; после этого Вит залез внутрь, Таннер взял вожжи и направил лошадей к реке.
   – Куда мы едем? – спросила Фаун.
   Таннер кивнул на привязанный к пристани паром, похожий на дверь амбара, уложенную на баржу; только с одной стороны торчало, как короткая толстая мачта, бревно.
   – Через реку, потом мимо Стремнины. Эта часть товара предназначена для верховьев.
   Что ж, Даг наверняка найдет ее и там. Фаун взялась за повод Вефт, чтобы провести ее по широким сходням на паром; Вит сделал то же самое в отношении Варп. Лошадки сначала отнеслись к парому с сомнением, но потом все-таки поверили в то, что это просто какой-то странный мост, и не опозорили ни себя, ни своего бывшего хозяина, попытавшись заартачиться. Равнодушное спокойствие другой пары коней тоже помогло делу.
   Короткая мачта оказалась воротом; вокруг нее был несколько раз обернут толстый пеньковый канат. Один его конец был прикреплен к крепкому дереву на этом берегу, другой, поддерживаемый несколькими поплавками, – к такому же дереву на противоположном берегу реки. Фаун была несколько разочарована, что переправляться им предстоит не на знаменитом пароме Стражей Озера, но с интересом наблюдала, как двое крепких перевозчиков вставили шесты в отверстия ворота и начали его вращать. Вит, не менее ее зачарованный, предложил паромщикам свою помощь и принялся толкать скрипучий шест; канат медленно раскручивался с одной стороны, накручиваясь с другой, и тянул паром через реку. Вода казалась Фаун спокойной и прозрачной, но она так и подпрыгнула, когда ствол вывороченного с корнем дерева, незаметный с поверхности, ударил в борт парома, напомнив о том, что река – это не спокойное озеро. Управлять паромом могло быть не так уж приятно, когда уровень воды повышался и течение становилось быстрым или когда начинались дожди и холода. С середины русла река казалась гораздо более широкой.
   – А как же другие суда минуют канат? – спросила Фаун Таннера, глядя, как древесный ствол зацепился за канат, потом поднырнул под препятствие, снова всплыл на поверхность и неуклюже двинулся дальше.
   – Паромщикам приходится его снимать, – ответил Таннер. – Они обычно перевозят его туда-сюда на ялике, но когда вода стоит так низко, никто не пересекает перекаты, так что канат просто остается укрепленным все время.
   Когда паром ткнулся носом в противоположный берег, перевозчики выдвинули сходни, и Фаун с Витом повторили процедуру – успокоили лошадей и благополучно, хотя и с грохотом, выкатили фургон на твердую землю. Брат и сестра уселись рядом с Таннером, и тот направил упряжку по ухабистой дороге вверх по течению.
   Когда они достигли вершины холма, Фаун с предвкушением принялась разглядывать баржи, привязанные к деревьям за Опоссумьей Пристанью. Они были совершенно не похожи на грациозные остроносые узкие лодки Стражей Озера; баржи напоминали хижины, установленные на больших плоских ящиках, – не слишком-то красивые. На некоторых даже имелись очаги с каменными трубами, из которых вился дымок. Все это выглядело так, словно какая-то деревня неожиданно решила отправиться к морю, и Фаун улыбнулась, представив себе, как какой-то домик удирает от своих изумленных хозяев. Люди все время убегали из дому; так почему бы не случиться и обратному? На одной из этих барж они с Дагом проделают весь путь до Греймаута. Все вместе отправятся в бегство… Улыбка Фаун погасла.
   Однако даже такие мысли не могли умерить ее любопытство, и когда Таннер остановил фургон перед еще одним сараем-складом, Фаун выпрыгнула на землю и сказала брату:
   – Я собираюсь пойти посмотреть на баржи.
   Вит бросил на нее огорченный взгляд, но, хоть и позавидовал, отлынивать от дела не стал: откинул задний борт и принялся таскать ящики.
   – Будь осторожна, – крикнул он вслед сестре – скорее, решила она, с завистью, чем с беспокойством.
   – Я буду все время на виду! – Фаун с трудом удержалась от того, чтобы не пуститься вприпрыжку: в конце концов она теперь солидная замужняя женщина. К тому же это было бы жестоко по отношению к Виту; несмотря на это соображение, Фаун все-таки позволила себе немножко пробежаться.
   Добравшись до берега, она отдышалась и стала с интересом оглядываться. Людей вокруг оказалось меньше, чем она ожидала. Она заметила нескольких парней у склада и еще нескольких – на пристани, которая, как рассказал ей Таннер, служила для речников местом торговли. Некоторые дома хутора, скрытые от ее взгляда еще не совсем облетевшими деревьями, были, должно быть, тавернами. Наверное, мужчины с барж отправились охотиться в холмы, чтобы пополнить запасы провизии во время вынужденной задержки. Еще несколько человек удили рыбу с бортов барж; один из них почему-то напялил на голову, как шлем, железный котелок. Фаун не могла догадаться, зачем: может быть, он проиграл спор? Несколько человек, сидя на плоской крыше хижины, во что-то играли; похоже, в кости, хотя с такого расстояния Фаун и не могла разглядеть все в точности. Один из игроков оглянулся, заметил Фаун и собрался, похоже, отпустить какую-то грубую шуточку, но в это время игра закончилась, начались споры, и он отвернулся. Из хижины на одной из барж вышла женщина и выплеснула за борт содержимое горшка – привычный домашний жест…