Буковски Чарльз. Юг без признаков севера (сборник)

   Это была квартира на третьем этаже, в доме без лифта. Дверь открыла она. Маджа сидел на полу со своими бонгами и пил из горлышка недорогой портвейн. Он был босиком, в облегающих джинсах и белой футболке в черную полоску. Эстер оделась точно так же. Она принесла мне бутылку пива, я взял из пачки на столике сигарету и приступил к интервью.
   – Когда вы с Маджой познакомились? Эстер назвала дату. Кроме того, она точно назвала время и место.
   – Когда вы впервые почувствовали любовное влечение к Мадже? Какие обстоятельства этому сопутствовали?
   – Ну что ж, – сказала Эстер, – это было…
   – Она любить меня, когда я давать ей штуковину, – сообщил Маджа с ковра.
   – Он довольно быстро выучил английский, не правда ли?
   – Да, у него блестящие способности. Маджа взял свою бутылку и сделал изрядный глоток.
   – Я втыкать в нее эту штуковину, она говорить: «О боже мой, боже мой, боже мой!» Ха-ха-ха!
   – У Маджи изумительное телосложение, – сказала она.
   – Она также глотать, – сказал Маджа, – хорошо глотать. Глубокая глотка, ха-ха-ха!
   – Я сразу полюбила Маджу, – сказала Эстер, – меня сразило выражение глаз, лица… столь трагическое. И походка. Он ходит, да-да, он ходит почти как тигр.
   – Ебля, – сказал Маджа, – мы ебать еблю, ебливую еблю. Я уставать.
   Маджа выпил еще. Он посмотрел на меня:
   – Ты ебать ее. Я устал. Она большой ненасытный туннель.
   – Маджа обладает подлинным чувством юмора, – сказала Эстер, – это меня тоже в нем привлекает.
   – Во мне тебя влекает одно, – сказал Маджа, – мой мочезарядный телеграфный столб.
   – Маджа пьет с самого утра, – сказала Эстер, – вы должны его извинить.
   – Может, я приду потом, когда он будет себя получше чувствовать?
   – Да, наверное, это разумно.
   Эстер назначила мне встречу на следующий день, в два часа пополудни.
 
   Это ровным счетом ничего не меняло. Все равно мне были нужны фотографии. У меня был один знакомый спившийся фотограф, некто Сэм Джейкоби, который хорошо знал свое дело и взял бы за работу по-божески. Я привел его с собой. День выдался солнечный, слой смога был очень тонкий. Мы подошли к двери, и я позвонил. Ответа не последовало. Я позвонил еще раз. Дверь открыл Маджа.
   – Эстер не дома, – сказал он, – она в магазин. – Мы условились встретиться ровно в два. Я хотел бы войти и подождать.
   Мы вошли и сели.
   – Я играть вам на барабанах, – сказал Маджа. Он сыграл на барабанах и спел несколько протяжных песен, рожденных в джунглях. У него получалось весьма неплохо. На нем были те же джинсы и полосатая футболка.
   – Ебля, ебля, ебля, – сказал он, – это все, чего она хотеть. Она делать меня сумасшедший.
   – Скучаешь по джунглям, Маджа?
   – Главное – не срать против течения, папаша.
   – Но она любит тебя, Маджа.
   – Ха-ха-ха!
   Маджа сыграл нам еще одно соло на барабанах. Даже пьяный он делал это неплохо.
   Когда Маджа закончил, Сэм сказал мне: – Как по-твоему, у нее в холодильнике может быть пиво?
   – Вполне.
   У меня что-то нервишки пошаливают. Мне нужно пиво.
   – Сходи посмотри. Возьми парочку. Я ей потом куплю. Надо было с собой взять.
   Сэм встал и ушел на кухню. Я услышал, как открывается дверца холодильника.
   – Я пишу о вас с Эстер статью, – сказал я Мадже.
   – Не женщина, а большая яма. Никогда не заткнуть. Как вулкан.
   Я услышал, как Сэм на кухне блюет. Он был запойным пьяницей. Я знал, что он пришел с похмелья. И тем не менее он был одним из лучших фотографов. Потом стало тихо. Сэм вышел. Он сел. Пива он не принес.
   – Я снова играть на барабанах, – сказал Маджа.
   Он снова сыграл на барабанах. У него все еще получалось неплохо. Хотя и похуже, чем в прошлый раз. Вино возымело действие.
   – Идем отсюда, – сказал мне Сэм.
   – Надо дождаться Эстер, – сказал я.
   – Идем, старина, – сказал Сэм.
   – Ребята, хотеть немного вина? – спросил Маджа.
   Я встал и пошел на кухню за пивом. Сэм увязался за мной. Я направился к холодильнику.
   – Прошу тебя, не открывай! – сказал он.
   Сэм подошел к раковине и вновь принялся блевать. Я посмотрел на холодильник. Открывать не стал. Когда Сэм проблевался, я сказал:
   – Ладно, идем.
   Мы вышли в переднюю комнату, где все еще сидел подле своих бонгов Маджа.
   – Я играть барабан еще раз, – сказал он.
   – Спасибо, Маджа, не надо.
   Мы вышли, спустились по лестнице и оказались на улице. Сели в мою машину. Я отъехал. Что сказать, я не знал. Сэм не сказал ни слова. Мы находились в деловом районе. Я подъехал к бензоколонке и велел служителю залить полный бак обычного. Сэм вышел из машины и направился к телефонной будке звонить в полицию. Я увидел, как Сэм выходит из будки. Заплатил за бензин. Интервью я не получил. И недосчитался пятисот долларов. Я ждал, когда Сэм дойдет до машины.

Убийцы

   Гарри только что слез с товарняка и шел теперь по Аламеда в бар Педро – выпить кофе за пятак. Было раннее утро, но он помнил, что открывают в пять. У Педро можно было за пятак сидеть часа два. Сидеть и думать. Вспоминать, в какие моменты все в жизни шло гладко, а в какие – наперекосяк.
   Они уже открылись. Молодая мексиканка, подававшая кофе, посмотрела на него как на человека. Бедняки знают жизнь. Хорошая девчонка. Ну, неплохая. Они приносят горе. Все приносит горе. Он вспомнил где-то услышанное: «Жизнь – горе по определению».
   Гарри уселся за дряхлый столик. Кофе подали хороший. Ему тридцать восемь, а он уже конченый. Он попивал кофе и вспоминал, когда у него все шло гладко, а когда – наперекосяк. Ему все надоело – фокусы со страховкой, малюсенькие конторы, высокие стеклянные перегородки, клиенты; ему надоело болтать с женой, щупать секретарш в лифтах и коридорах, надоели встречи Рождества и Нового года, дни рождения, взносы за автомобиль и за мебель, свет, газ, вода – весь этот чертов комплект бытовых потребностей.
   Он устал и бросил все, вот. Вслед за тем развелся с женой, вслед за тем запил – и выпал из жизни. У него ничего не было, и он вдруг осознал, что ничего не иметь тоже непросто. Это тоже своего рода бремя. Найти компромиссный путь – и будет полегче. Но мужчине, похоже, особо выбирать не приходится – либо лезешь вон из кожи, либо оказываешься на дне.
   Гарри поднял глаза и увидел напротив мужчину, который тоже пил кофе за пятак. Ему было лет сорок. В таких же лохмотьях, как и Гарри. Он скрутил папиросу и, закуривая, посмотрел на Гарри.
   – Как дела?
   – Вопрос что надо, – сказал Гарри.
   – Ага, догадываюсь. Они пили кофе.
   – Удивительно, как можно так низко пасть.
   – Ага, – сказал Гарри.
   – Кстати, если интересно, меня зовут Уильям.